Текст книги "Дети ясной ночи (СИ)"
Автор книги: Tesiya
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 50 страниц)
– И всё-таки почему ты здесь?
Объяснения о распорядке подачи пищи в приюте были окончены. Аллен ощущал внутри потребность так же рассказать побольше о строгом господине Бронза, который никому из детей не давал умыкнуть даже лишней крошки во время готовки, и помощь которому порой всё больше напоминала издевательство. Когда ты жутко голоден, а перед тобой проходит очень большое количество еды, это действительно сплошная пытка. Аллену хотелось бы рассказать Тикки и о том, как он провёл день, о том, что ему немного обидно, и он впервые ощутил в себе потребность или даже желание влиться в какую-нибудь компанию и на перерывах между парами так же бродить по корпусу, болтать на разные темы, рассказывать о своей жизни. Раньше он всегда был удовлетворён своим тихим уголком одиночества. А теперь вот ещё и желал рассказать обо всём этом Тикки. – Иногда у меня возникает ощущение, будто ты заменяешь моего психолога, – вместо того чтобы начать рассказывать о том о сём, сделал вывод Уолкер. Тикки, было открывший рот для того чтобы самому что-то сказать, тут же его захлопнул и недоумевающее похлопал широко распахнутыми глазами, во всю выражая своё недоумение. – Прости, что, Малыш? – Только не понимаю, почему ты до сих пор меня так называешь, – пальцы юноши против воли начали отбивать неторопливый ритм. – Я уже столько раз говорил, что мне это не нравится. На деле Аллен уже свыкся и начал считать «Малыша» Тикки Микка чем-то особенным, личным. – Все люди дают друг другу прозвища, – пожал на это плечами Тикки. – И многие эти прозвища со стороны кажутся слишком мягкими, грубыми или даже унизительными. Это кажется странно, но кто-то может гордиться прозвищем «клопа», а некие внешне брутальные личности обожают, когда их называют «зайками». – Мне не нравится это прозвище! – Ну, так не откликайся на него. Аллен только и мог, что молча хмуриться в ответ на такое заявление и наглую довольную улыбку Тикки Микка. На этом неприятная тема была исчерпана. Аллен так и просидел молча за столом, наблюдая за Тикки, просматривающим свежий выпуск газеты. Подросток пытался понять, с каких это пор присутствие здесь этого странного мужчины стало настолько обыденным, что Аллен начал испытывать что-то вроде тоски, когда надолго оставался дома один. Всё-таки с тех пор, как ему не удалось даже поговорить с Лави, Тикки стал самым близким ему человеком.
И несмотря на все «но» и предательство со стороны старого приютского друга, пославшего его в Сайлент Хилл на смерть, довериться Тикки было несложно. Хотя тот и не был совсем человеком.
Впрочем, можно ли было назвать нормальным человеком самого Аллена? Прежде чем сесть за еду, Аллен на некоторое время замялся, но всё же стянул обе тонкие перчатки, которые в последнее время носил по привычке и потому, что так и не понял ещё, что за странные ощущения у него иногда возникают, когда он касается голой кожей каких-либо предметов. Левая рука была всё ещё перемотана у запястья и поперёк ладони, потому что кожа там до сих пор была подозрительно тонкой, а глубокая рана на ладони ещё не зажила до конца. Рука выше этих повязок выглядела с момента разрушения вживлённого кристалла вполне по-человечески. Только изобилие шрамов да повреждённой, слишком бледной кожи напоминало о том, что некогда она была красного цвета и всё больше напоминала руку монстра, а не человека. Вот только Аллен не был уверен, что не был монстром и что его погибший в огне воспитатель из Дома Желаний не был в этом прав.
За такими не слишком радужными мыслями и обсуждением с Тикки Микком телевизионной программы, которая для Уолкера, выросшего в изоляции, представляла немаленький интерес, прошел день. Он, не стесняясь закидывал Тикки самыми разными вопросами начиная от того, что означают те или иные слова,и заканчивая анализом сюжета тех или иных фильмов с попыткой осознания, почему те или иные произведения кинематографа оказались популярны у телезрителей.
После затянувшегося ужина, во время которого пришлось дважды подогревать чайник, Аллен отправился готовить материал к семинару на понедельник, желая оставить воскресенье свободным от подобных забот, и ожидал, что Тикки, по крайней мере, начнёт собираться домой – время клонилось к одиннадцати часам. Вот только Микк утроился за ним на кровати, получив возможность свободно наблюдать за Алленом и в то же время копаться в собственном телефоне, пересылая племяннице сообщения и время от времени довольно фыркая или посмеиваясь. Разумеется, он мешал пытающемуся настроиться на рабочий лад юноше, и Аллен даже пару раз швырнул в него ручки с карандашами, вот только их у него было слишком мало, а кидать что-то посолиднее ему не позволяла совесть. Пришлось закругляться, едва найдя основную информацию, выписав кое-что в тетрадь и скинув остальное на флеш-карту. – Вот ты специально это делаешь? – дождавшись момента, когда все папки будут переправлены на флешку, разражено пробурчал Аллен. Тикки в ответ промычал что-то неразборчивое, продолжая набирать очередное сообщение. Спустя буквально мгновение ему пришёл ответ, и мужчина с трудом скрывал сотрясающий его беззвучный смех. Уолкер почувствовал себя лишним и бочком попятился к двери. Тикки в его сторону даже не посмотрел, и юноша без труда выскользнул в коридор, тут же скрываясь за дверью туалета. Выдохнув и с силой заставив себя разжать сжавшиеся кулаки, он повернул кран, пуская холодную воду, только чтобы шум воды помог скрыть его собственное беспокойство и нервозность. Он не совсем мог объяснить себе, от чего его так взбесил тот факт, что Тикки его проигнорировал. Юноша решил постоять здесь какое-то время, сунул руки под воду, чтобы занять себя, да так и застыл, наблюдая за тем, как мощная струя воды рвётся наружу и, разбиваясь на тысячи капель, орошает влагой плитку на стене. Не то чтобы зрелище было интересным, но смотреть на него и впрямь можно было долго, если бы руки не начали отмерзать, рана на левой ладони ныть, а потяжелевшие бинты сползать с руки. Резко крутанув кран несгибающимися пальцами, Аллен, продолжая разглядывать шрамы и сползающие ошмётки почти недельной марли, так и не ощутил ни малейшего желания отправиться обратно в комнату к Тикки, который, кажется, вёл себя немного странно. Прикрыв подрагивающие веки, он потянулся за полотенцем, поднимая голову и желая рассмотреть себя, но так и застыл, лишь встретившись взглядом с серыми глазами собственного отражения. Потом неуверенно приподнял руку и помахал ей у самого подбородка, убеждаясь в том, что отражение проделывает ровно тоже самое, но почему-то выглядит не так. У него ведь нет шрама на пол лица, завершающегося пентаграммой на лбу? И волосы у него совсем прямые, а у отражения будто бы немного вьются, почти как у Тикки. И чем дольше Аллен смотрел на своё отражение, тем больше убеждался в том, что оно другое. Черты лица. Вроде бы те же. Но будто бы слегка размыты. И движения отражения тоже будто бы слегка запаздывают за движениями Аллена.
Горло сжалось, не давая вздохнуть, юноша медленно сделал шаг назад, тут же упираясь в стену. Отражение шага назад делать не стало, оно застыло ровно в той позе, в которой только что стоял Аллен, а затем медленно опустило руку и улыбнулось.
Именно тот лёгкий изгиб губ и стал решающим переключателем, определившим дальнейшие действия Аллена: тот в один взмах руки сорвал зеркало со стены и отправил его в свободный полёт до пола. И, кажется, даже не слышал грохота и звона стекла, стоя над разбившемся зеркалом, тяжело дыша и пытаясь собрать испуганные мысли в единую кучку. Получалось просто отвратительно.
– Аллен? – голос Тикки из-за спины заставил юношу покраснеть и тут же вспомнить, что со стороны его поведение вряд ли поддаётся рациональному объяснению.
– Мне почудилось, и я… – юноша беспомощно указал на рассыпанное по полу стекло и деревянную раму. Тикки что-то там снова выдал неразборчивое и притянул и без того близко стоящего юношу к груди, обнимая и даря успокаивающее тепло. Будто едва не потерявший равновесия мирок Аллена нашёл себе новую опору в этих обнимающих руках и понимающей тишине. Он даже позволил себе закрыть глаза и на пару мгновений забыть о злополучном зеркале с его отражением, погрузившись в это успокаивающее и почти родное тепло. Почти такое же удивительное и родное, как тепло девушки из его видений. Только без агрессии и отчаяния, что клубились внутри ее тепла. В глубине тепла Тикки скрывалось что-то другое. Некая тайна, которая, кажется, была закрыта не только от чужих глаз и рук, но и от него самого. Аллен с удивлением услышал над ухом смешок мужчины и понял, что сам по себе жадно обхватил ладони Тикки собственными и принялся изучать их палец за пальцем. – Ты тёплый, – оправдываясь, заметил он. – Не покойник ведь, – хмыкнули ему в ответ. – По-другому тёплый, – стойко возразил Аллен, возвращаясь к реальности, но так и не позволяя себе покинуть кокон тепла и уюта. Он понимал, что сейчас надо что-то делать, что-то решить, но хотелось только отступить из плена давящих стен, стереть из памяти собственное искажённое отражение и отправиться спать так, чтобы ночью к нему в голову не прокрался ни один кошмар, что было нереально в его настоящем.
– Пошли отсюда, я уберу это завтра, а сейчас… – Он расцепил руки Тикки и вышел в коридор, мягко обогнув поворачивающегося вслед за ним мужчину, – сейчас я хочу только спать. Так что давай на выход.
– А смысл? – То есть? – То есть, я остаюсь у тебя. Аллен пару раз моргнул, чтобы убедить себя, что это всё реально, резко обернулся к Тикки и убедился, что тот даже не улыбается. Но выглядит всё равно крайне довольным. – Это ещё почему? Тебя что, из дома выгнали? – Нет, но меня там убьют. Убьют, расчленят, потом обратно сошьют, оживят и отправят на исправительные работы. В устах нормального человека, возможно, эти слова прозвучали бы словно шутка. Но Тикки не был человеком в привычном смысле этого слова. Он был не посвящённым членом некой Семьи Ноя, в которой, похоже, проживали свои жизни совсем не люди, и люди, обладающие необычными способностями. Так что в первое мгновение Аллен даже слегка растерялся. – Ты серьёзно? – он честно попытался сделать вид, словно считает всё это шуткой, но получалось плохо. Он был слишком разморенным, а усталость долгих нудных пар и постоянного нахождения в напряжении среди людей навалились единой лавинной на его некрепкие плечи и не здоровую голову единой, снежной, вымораживающей лавиной. После тепла Тикки это было слишком жестоко, от того желание свалиться в кровать и уползти под парочку одеял стало удивительно сильным. – Да. Почти. Я, может быть, преувеличил. Но по ощущениям то, что со мной сделают, наверняка будет так же неприятно, как и расчленение с последующим оживлением. – А оживлять больно? – Оживляться – больно. – И кто это будет всё делать? – Шерил, который вернулся сюда, в Эшфилд. И он, кажется, считает, что всё это время я провёл в неподобающей компании. – В неподобающей? – переспросил Аллен. – Ага. И это даже близко не ты. Я тебе потом покажу как-нибудь эту компанию. В любом случае без прочного алиби к нему нельзя. Например, без тебя. – И поэтому ты собираешься спать у меня? – И я отлично помню, что у тебя огромная кровать и неудобный, узкий, продавленный диван, – закивал Тикки, и Аллен с трудом удержался от того, чтобы пнуть его хорошенько. Он только открыл дверь спальни, хорошенько осмотрел все углы, будто опасаясь, что там притаилась скрытая камера, и наконец-то согласно кивнул, опустив взгляд на внушительных размеров кровать. Всё же Тикки прав, двое на ней отлично улягутся. Только как ему теперь раздеваться перед Тикки или просто ложиться спать? Аллен оглянулся на мужчину, неуверенно скашивая на него взгляд. – Эм, ты уверен? – Да. Твоя совесть не позволит тебе выгнать меня на диван. – Но… Аллен снова обернулся, осматривая кровать, пока Тикки продолжал стоять прямо за ним, не собираясь никуда уходить. Он беспомощно завертел головой, снова начиная фокусировать внимание на всех тёмных углах теперь уже в поиске решения. – Ладно. Значит, ложимся спать. Или ты ещё посидишь? – Аллен почти с надеждой задал этот вопрос, но Тикки отрицательно покачал головой. – Я на неделе тоже умаялся, так что спать. Повисшая после этих слов пауза была пронизана недоумением. Недоумением Тикки, не понимающего, что ещё от него нужно, и недоумением Аллена, который не знал, как объяснить своё смущение Тикки и выпроводить его из комнаты. – Мне переодеться надо. – И что? – У меня больше нет права на личное пространство? – можно было бы пойти переодеться в туалет, туда бы Тикки за ним не пошёл, но там было разбитое зеркало, которое совсем не хотелось видеть. Вот только Тикки смерил его таким взглядом, что Аллен понял, какую ерунду он умудрился сморозить, и, закусив губу, попытался стоически проигнорировать присутствие пристально наблюдающего Ноя. Борьба между нежеланием стоять лицом к Тикки и нежеланием показывать ему шрамы на спине была недолгой, и Аллен предпочёл отвернуться, быстро скидывая с себя вещи. Всё-таки шрамы у него были везде. И на руках, и парочка на ногах, какая разница, какие именно видит Микк? К тому же тот знал, что юноша рос в Доме Желаний, где избиение детей считалось нормой.
Вот только Аллен зря опасался каких-либо замечания со стороны члена Семьи Ноя – тот молчал. Молчал и когда Аллен обернулся и кивнул головой в сторону светильника, жестом прося выключить свет и наконец-то залезая под одеяло. Но изучающий взгляд Тикки Микка Аллен ощущал на себе всё время переодевания и после того, как забрался в кровать, а Тикки выключил свет. Всё-таки он ведь отлично видел и в темноте, а потому подросток попытался поглубже зарыться в одеяло и натянул его едва ли не на подбородок, когда Тикки, обогнув кровать, начал устраиваться на ночлег.
Глаза юноши постепенно привыкали к темноте, смущение отходило на задний план, и он, пристально наблюдающий за укладывающимся Тикки, ощутил странное желание рассмеяться, и весь сон тут же исчез. Пришла решимость. – Тикки? – тихо позвал он, будто опасаясь, что тот уже мог уснуть, хотя отлично видел, что он лежит лицом к нему с открытыми глазами. – Да? – Помнишь, тогда я говорил, что собираюсь понять… Понять и принять, кто я? – возможно, что это видение было знаком? Возможно ли, что Аллен подсознательно пытался напомнить себе о том, что он так и не узнал всю правду, хотя прямой выход к ней приходит к нему в дом едва ли не каждый день? Имеет ли он право и дальше отворачиваться от этого шанса разобраться в себе и в окружающих людях, если решил, что отступать в неведение и незнание не будет? – Я хочу знать о… о Сайлент Хилле, о себе и о тебе тоже. Ты можешь рассказать мне?
Аллен отлично помнил, что именно Тикки ещё в первые дни после приезда обратно в Эшфилд предлагал разъяснить многое по этой теме, но Аллен попросил у него время отдохнуть, и с тех пор Тикки лишь пару раз мягко напоминал о том, что если у юноши возникнут вопросы, то он всегда может их задать.
– Ты разрешишь мне рассказать, показать и… просто ты должен подумать обо всём этом. Не будет ли тебе от этого только хуже? – Разрешаю. Надеюсь, это не какая-нибудь ритуальная фраза по типу вампиров и я не разрешил тебе делать то, что ты пожелаешь со мной? Кажется, Аллен даже в этой темноте сумел увидеть усмешку Тикки. – Что пожелаю? Знал бы ты, о чём я сейчас подумал. – О чём? Тикки тут же приподнялся на локте, слегка приблизившись к лицу юноши, и, судя по всему, с интересом рассматривая его. Аллен только хмурился, недоумевая, когда мужчина неожиданно шепнул ему прямо в губы «вот это» и мягко, едва коснувшись, поцеловал его. Аллен не мог отвести глаз от потолка, не решаясь встретиться взглядом с жёлтыми глазами Тикки, по-хозяйски обнявшего его за талию и уткнувшегося носом куда-то в плечо. – Тикки… могу я задать один вопрос? – и, не дожидаясь ответа, смятённый подросток озвучил его, – Ты гей? Со стороны Тикки раздалось сдавленное хмыканье. – Я сойду с ума с тобой, Малыш… Сойду с ума. Его голову тут же припечатало подушкой. – Я говорил тебе не называть меня так! – ядовито прошипел юноша, отворачиваясь и изо всех сил сжимая край одеяла подрагивающими руками. Обстановку разрядила вовремя раздавшаяся трель телефонного звонка и тусклый, голубоватый свет, исходящий из-за нагромождения книг и тетрадок на столе. Уолкер выскочил из постели так, словно звонок был его спасителем. Вот только стоило глянуть на дисплей, как его с головой накрыло ещё большее удивление. – Лави? – удивлённо пролепетал он, не решаясь принять вызов и медленно добредая до кровати. Вызов продолжал бередить сознание, Тикки, бывший в курсе непростых отношений между друзьями, наблюдал за ним с интересом, и юноша всё же решился: усаживаясь на кровать, он зажал кнопку. – Да? – Привет, Аллен, – голос Лави был глухим и неразборчивым. – Слушай, ты это… завтра сильно занят? Слова произносились невнятно, да и их смысл был слишком неожиданным, что до Аллена не сразу дошло, что именно у него спросили и что он может ответить. – Не знаю. То есть, я занят до трёх, вроде бы, а с утра отсыпаюсь, но мало ли… – Хорошо, хорошо. Можешь в ближайшие дни кинуть мне смску, когда к тебе можно заглянуть поболтать по душам? – Лави, что-то случилось? – обеспокоенно спросил Аллен. Лави молчал – Уолкер слышал лишь его слабое дыхание. – Слушай, я могу послать сообщение, но.. – Он бросил взгляд на Тикки, прося подсказать ему что делать, но тот только пожал плечами, и, по-видимому, не вполне слышал реплики Лави. – А ты не будешь занят? – Прогуляю. Вообще-то у Лави должны были быть дела кроме колледжа, он всегда был занят целыми днями, и подобный ответ. Ладонь тревожно покалывало, и в этой лёгкой боли Аллен и прочёл ответ. – Хорошо, конечно, я напишу, когда ты можешь ко мне прийти. Но ты уверен, что это не срочно? Может, ты хоть сейчас? – Часы на тумбочке у кровати показывали всего пятнадцать минут первого, Аллен отлично понимал, что для Лави не проблема гулять в такое время суток. – Неет, я… я тут пьян немного. На сей раз Аллен не нашёл что ответить. – В таком случае, можешь заглянуть ко мне завтра с утра. Если сможешь! Керр повесил трубку, и Аллен попытался сглотнуть тугой ком в горле, но после третьей попытки испытал почти физическую необходимость пойти выпить немного воды. Но вместо этого он только накрыл ноги одеялом, продолжая сидеть, и пытался понять, что такого могло случиться с Лави, что тот позвонил за утешением именно Уолкеру. Вывод напрашивался всего один: произошло что-то, в чём был замешан сам Аллен, и, скорее всего, связанное с Сайлент Хиллом. Телефон зазвонил вновь, и на этот раз Аллен ответил даже не глядя. Но вот только на сей раз на том конце была женщина. – Аллен? – Да, – неуверенно отозвался он, а тут же заинтересовавшийся Тикки подполз поближе. Уолкер подумал, что надо бы включить громкую связь, но не знал, как это делается и есть ли вообще на его телефоне такая функция. – Нам надо встретиться. – А кто это? С той стороны послышался смешок, а женский голос стал гораздо веселее. А вот Аллен явно ощутил, что такое уже определённо было. И этот голос тоже был знаком ему. Несомненно. – Ох, и впрямь, я не представилась. О! Но сначала могу я попросить о встрече, скажем, на Клейтон 35 в приёмной «Черной Башни» в восемь вечера? Это охранное агентство или что-то подобное, где работает Мариан Кросс. – Дядя Лави? – уточнил Аллен. – Возможно… – кажется, собеседница была не в курсе подобных семейных связей. – Это безопасное, простое место, и прийти туда для тебя не будет опасно или что-то ещё. К тому же я была бы не против перехватить и Кросса, а выходные у меня не растяжные. – Ладно. Я могу прийти, но кто вы всё-таки? – Моё имя вряд ли тебе что-то скажет. Но мы виделись в Сайлент Хилле несколько раз, и да, я звонила тебе там же, помнишь?
Аллен машинально нажал на сброс вызова, опуская руку с телефоном и встречаясь с заинтересованным взглядом Тикки Микка.
– Ха-ха, на сей раз не попрощался я… – невнятно пробормотал он.
От автора: Идея выложить по главе всех фиков возникла ещё.. ну…. После трёх часов радостного скаканья по поводу того, что Норвегия лоханулась… Были там переживания…
Дни шли, занятость моя не дала мне сразу взять дело в свои руки и… и в итоге я выставляю эти главы только сейчас, но, зато, как и задумывалось по всем фикам сразу!!!
Так что… С Масленицей! Объедайтесь блинами, встречайте весну, гоните зиму вон!!
====== Глава 4. Утречко. ======
Сон был страшным. Ему казалось, что кто-то безжалостный, а может, и вовсе безумный зачерпывает лопатой землю и простыми, рабочими взмахами хоронит его в глубокой, надёжной яме.
А потом оказалось, что это простынь на лицо скользнула, и он начал отбиваться от неё, почему-то чувствуя, как земля сыпется между пальцами и никак не заканчивается.
Лави никогда не чувствовал себя так паршиво.
И дело было даже не в этом дурацком сне, о котором он почти сумел забыть уже всего через двадцать метров, нарезанных им по собственной квартире от стены к стене. И дело было не в почти не дошедшем до него похмелье, которое, будто издеваясь над парнем, задело его лишь лёгкой головной болью и позволило проснуться ни свет ни заря в воскресенье. И дело было не в том, что на выходной не было запланировано ни одного стоящего дела. И даже не в том, что он проснулся в холодной, продуваемой из приоткрытого окна постели в обнимку с бутылкой.
Хотя… возможно, последний фактор всё же сыграл кое-какую роль в его паршивом настроении. Но куда больше его раздражал тот факт, что телефон Юу продолжал быть вне зоны доступа. Ну или телефон его был просто-напросто отключен.
Отключен.
Это даже не раздражало уже, раздражение ушло вместе с первыми сумерками.
Это пугало. И Лави не знал, что его пугает больше: возможность того, что с Юу что-то случилось, или возможность того, что японец попытался отделаться от него таким образом.
Второе предположение звучало бредом, но как-то не к месту Лави вспомнил, что, как оказалось, совсем не знает своего сожителя.
Отчаяние глухой волной накрывало молодое, рыжее, с трудом раздирающее опухший глаз создание, когда тот понял, что происходившее вчера не было сном, галлюцинацией или временным помешательством. Юу и впрямь находился чёрт знает где, и Лави даже не представлял, где его искать. И как. И с какими претензиями. Позвонить его начальству, что ли? И кем представиться? Любовником? Парнем Юу? Просто соседом по квартире? А как объяснить свой интерес? И как потом объясняться перед Юу, если окажется, что произошло что-то несерьёзное, а он поднимет панику?
Любовники, непонятно где шляющиеся по ночам, это такая головная боль.
Лави тщетно пытался припомнить, не говорил ли ему Юу чего-нибудь знакового на прощание. Но его отличная память трусливо пасовала перед необходимостью вспоминать их вчерашнее прощанье. Лави тогда был слишком возбуждён и зол на Юу, которого не удалось раскрутить на секс, чтобы прислушиваться к его словам.
А вот теперь Лави не знал, куда себя деть.
Утро, когда он проснулся, ещё и утром назвать было нельзя. В выходные улицы оживают позже, а уж если на улицах стоит привычный всем туман, так бурление жизни не ощущается до самого полудня или может не проявить себя вообще. Вот и Лави, разбитый и больной, чувствовал себя под стать раннему, воскресному, туманному утру. Вот только стоило поднять жалюзи, и он, скривившись, оценил прозрачный воздух и едва слышное копошение во дворе, там, где обычно ночью отдыхали от всего человеческого молодые тела, пребывающие в хорошо ещё если алкогольном опьянении. Полгода назад тут поймали наркоманов, которые ненароком прибили своего дружка. И потом сотрудники полиции обходили все дворы и опрашивали всех подходивших по возрасту парней, пытаясь установить, не было ли кого ещё в этой компании.
Лави слишком любил себя, для того чтобы баловаться даже травкой.
А ещё Лави рос со страшным опекуном-Пандой, противным, на взгляд Лави, стариком, который, впрочем, не сделал для него ничего плохого. И даже тот факт, что внук оказался падок не только на девушек, но и на парней, принял. Хоть и повздыхал сначала картинно, но позже отметил, что, может быть, его укротить и сможет только парень.
Разумеется, Лави, в то время уверенный в том, что он может быть только сверху, был подобной фразой возмущён.
А теперь вот он, кажется, и впрямь был не только укрощён, но и вовсе приучен тем, кого приручить не получалось ни в какую. Да и не хотелось Юу приручать, ему хотелось дать собой покомандовать. У японца это славно выходило.
С трудом оторвавшись от своих приятных воспоминаний, Лави опустил жалюзи обратно и, шлёпая тапками на босу ногу, отправился в ванную, в надежде на то, что хороший душ его немного освежит. Освежил. Кипяточком. Кран снова шалил, бритва царапалась, резалась и тупила жестоко, зубная паста вовсе закончилась, а вода уходила в слив с противным бульканьем и подозрительно медленно, наталкивая на мысли о возможном засоре.
Поход к Аллену зато больше не казался таким ужасным испытанием, как во все дни до этого. Лави даже похвалил себя за то, что напился и позвонил другу, упросив его встретиться. Почему именно Аллену он решил «поплакаться в жилетку», Лави точно не знал. Может быть, потому что тот был вообще единственным человеком из толпы его друзей и знакомых, кто знал про Юу? Перед остальными Лави обычно отшучивался или врал.
Поход до Аллена казался самым правильным решением. И ерунда, что он принял это решение, когда был немного не в адеквате, ему необходимо было отвлечься от происходящего. И он нашёл себе вполне приличный способ.
Теперь необходимо было отыскать приличные шмотки и отправиться к Аллену.
Разумеется, Лави не думал. Только так можно было объяснить идиотизм его поступка – отправиться в полвосьмого утра воскресного выходного дня к другу. Чего он там ожидал увидеть и услышать при таком раскладе?
Уж точно не Тикки Микка.
Но именно Тикки Микк, возвышающийся над Лави почти на голову, лохматый, небрежно одетый, с кружкой кофе в руке и встретил Лави на пороге знакомой, вроде бы, квартиры. Сначала Керр подумал даже, что пришёл куда-то не туда. Под непонимающим взглядом Микка он отступил назад, заглянул за приоткрывшуюся дверь, сверяя номер, затем вернулся к Тикки и почти жалобно произнёс:
– А я к Аллену.
Он в тот момент на полном серьёзе ожидал, что Аллена тут не окажется, и что это будет информация из разряда очевидно-невероятного лишь для такого обалдуя, как Лави.
Но Тикки только невразумительно оглянулся внутрь квартиры, рассматривая тусклый рассвет за окнами, и, снова уставившись на Лави, недовольно буркнул о том, что Аллен ещё спит и что рань, вообще-то, несусветная. А затем мужчина отошел в сторону, с явным намерением дать Керру пройти, и тот не стал больше ничего спрашивать. Следующий вопрос от Тикки касался предложения кофе, и Лави машинально согласился, оглядываясь по сторонам, будто в поиске огромного плаката с внушительным заголовком: «Пока вас здесь не было:» и большим списком подпунктов, объясняющих всё происходящее. Ясно было только одно: Тикки Микк по каким-то причинам чувствовал себя у Аллена, как дома. А учитывая, кто он, и что официально он сейчас просиживал в Португалии, своей второй родине (Керр узнавал о нём всё, что возможно), то его нахождение в квартирке Уолкера было, мягко говоря, неуместным.
Хотя он и смотрелся здесь вполне своим.
– А чего ты сам так рано тогда встал? – вместо тысячи вменяемых вопросов поинтересовался Лави, принимая обжигающую кружку.
– Я мало сплю, даже не смотря на то, что не инициирован. Не посвящён, то есть.
– Ах да, семья Ноя, – пробормотал Керр уже в кружку, пытаясь сделать так, чтобы его голос не звучал уж слишком скептически.
Тикки в это время отправился к спальне Уолкера, и Лави, стараясь выглядеть максимально не заинтересованно, на деле навострил уши и внимательно прислушался к тихому голосу Тикки. Вскоре он, кажется, услышал Аллена, который вначале удивился присутствию Тикки, что заставило Керра глухо хихикнуть, а потом прошёлся парой нелестных выражений и по неожиданному гостю.
Закончился короткий диалог тем, что Уолкер проскочил в ванную и уже оттуда прокричал что-то Лави, а потом из спальни вышел и зевающий Тикки Микк, вновь направившийся к гостиной. И, пока тот заваривал кофе для Уолкера, Лави успел более и менее привести в порядок мысли, дать под зад разбушевавшейся фантазии и только после этого вспомнил, почему вообще сюда пришёл и о чём собирался говорить с Алленом.
– Это было слишком рано! – Уолкер наконец-то вынырнул из коридора, одетый в хлопковые спортивные штаны и простую футболку невероятного цвета. Вернее, невероятным в ней был рукав, который, видимо, отпечатал в себе все оттенки всего цветного белья, с которым его простирнули. В общем, нестранно, что Уолкер надел такую именно дома. – Особенно для тебя и особенно учитывая, в каком ты виде.
– Я уже протрезвел, – откровенно офигел от подобного обвинения Лави.
– Ага. Вижу. – Аллен прикрыл глаза, уткнувшись лбом в ладонь.
– А что здесь делает Микк?
– А у меня спросить не судьба?
– Прячется от вернувшегося в Эшфилд брата.
Примерно полминуты Лави пытался понять, что это за брат, но потом смирился с двинутостью этой реальности.
– Губернатор штата?
– Да. Шерил Камелот. – утомлённо кивнул Тикки и, состроив обиженную мордашку, ткнул локтем в Аллена. – И, между прочим, это неправда всё. Я просто присматриваю за одним не совсем адекватным созданием.
– Нафиг? – с намёком на философию, поинтересовался Уолкер.
– Нравится мне.
Либо у Лави возникли галлюцинации, либо уткнувшийся в кружку Аллен покраснел. Очень даже заметно покраснел, прикрыв глаза и с трудом сдерживая готовые в любой момент расползтись в улыбку губы.
Очень интересно. Лави опять оглянулся по сторонам в поисках списка всего того, что он пропустил.
– Не напьётесь тут без меня, надеюсь? – неожиданно поднялся Тикки, намереваясь уходить.
– Нет. Буду ждать тебя в семь. Поедем в эту Башню, – отозвался Аллен, – можно даже потом сразу к твоим.
– Я без алиби туда не сунусь, – кивнул Тикки, разворачиваясь к выходу, но, перед тем как открыть дверь, обернулся и погрозил Лави пальцем, – и чтобы без попоек!
– Да я же не пью! – раздражённый Аллен кинул в сторону Микка тапок, но тот лишь стукнулся о закрывшуюся дверь.
И тут-то парней и настигла зловещая во всех отношениях тишина. Оба продолжали смотреть на дверь, будто в ожидании титров, после которых раскроется главный секрет фильма, оба молчали.
