Текст книги "Маскарад (СИ)"
Автор книги: Sowulo
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 44 страниц)
– Я не хочу стать, как Тара, дохлой кошелкой, – громче повторил юноша.
– Не станешь, если не будешь пытаться перерезать мне глотку, – рассеянно пробормотал Чжонхён, увлеченно водя губами по его шее.
– А она пыталась?
Чжонхён вновь пожал плечами. Ки не видел ни первого движения, ни этого, но он чувствовал их легкость. Словно он вовсе не давил на одно плечо Чжонхёна весом собственной головы.
– Я знаю, что я не обычный человек, но даже для меня это перебор, – сообщил он, тотчас же подумав о том, что в данный момент, несмотря на все пространные рассуждения о переборе и неправильности, он уже был готов позволить Чжонхёну снова зайти дальше ласковых поцелуев в шею и дразнящих прикосновений. Молодой человек же в который раз словно прочитал его мысли, что уже понемногу начинало казаться Ки правдой.
– Бомми, скаредная твоя голова, перестань со мной бороться, просто отдайся.
– Ага, ща, шнурки только поглажу.
– Значит, не ровен час ты превратишься в пресимпатичный скелет.
– Можно надеяться, что на скелет ты не позаришься.
– Не раскатывай губки, солнышко, а то, не дай случай, наступлю, – Чжонхён отвесил развязный смешок. – Я найду применение и твоим косточкам. Например, сварю из них наваристый бульон.
– Можешь даже подавиться им на здоровье.
Так и не дождавшись ответной реплики, Ки решил не продолжать раздражающий разговор. Он поглядел на догорающее в оконной раме зимнее солнце, затем взгляд его переместился на груды подушек. Отвлечься не получалось.
– Продолжай, – поразмыслив немного, капризно приказал юноша.
Предсказуемое непостоянство позабавило Чжонхёна, его тихий смех отозвался мягкой дрожью в теле Ки. Он подтянул возбужденного юношу к себе ближе. Сияющая в свете закатного солнца кожа Ки стала гусиной, покрылась пупырями, сделав его похожим на ощипанную птицу. Однако вниманием юноши уже завладели смуглые руки, нежно исследующие его тело. Чжонхён медленно провел чуткими пальцами по его предплечьям и вложил руки в его теплые ладони, сжал их, переплел пальцы, а затем высвободился и накрыл его руки своими ладонями. Под уверенным прикосновением руки Ки потеряли волю своего хозяина и на время подчинились чужой воле.
Юноша расслабился, принявшись с предвкушением чего-то необычного наблюдать, как его собственные руки, прячущиеся под темными ладонями, очень осторожно, самыми кончиками пальцев, гладят его собственное тело. А затем по тихо выраженной просьбе прикрыл глаза. Странное ощущение охватило юношу: вроде бы ласкает его Чжонхён, но Ки очень не хватает жара его ловких пальцев. Руки Ки чаще всего бывали холодными, в некоторых ситуациях, как, например, в данный момент, они на время теплели, но руки Чжонхёна либо пылали обжигающим огнем, либо неестественно леденели, каким-то образом минуя человеческую стадию.
Пальцы Ки прошлись по его собственной шее, очертили влажное от испарины лицо, мягко обозначили его черты, безусловно, заострив внимание на приоткрытых губах, спустились к груди, непринужденно пробежались по животу. Все это время Чжонхён шепотом тревожил воспоминания с намерением растормошить их достаточно, для того чтобы бархатные щеки Ки залил густой стыдливый румянец. Тихие слова о том, как все происходило в ту неделю, мягко вливались в проколотые уши, но при всей горячности не выполняли своего предназначения. Ки позабыл даже недавний сон, а все, что он сейчас слышал, становилось для него непристойным откровением. Эффект, который тихие слова оказывали на него, оказался на удивление ошеломительным. Не мог не оказаться. Ки даже не знал, что его заводит больше: откровенные описания, бесстыдно слетающие с губ молодого человека, или чуткие прикосновения, все еще принадлежащие его собственным пальцам.
Чжонхён направил его руки к паху и юноша судорожно выдохнул, когда ставшие неуклюжими пальцы накрыли его же чувствительную плоть, принялись мягко массировать, смазывая выступившую влагу. Жар Чжонхёна чувствовался где-то на расстоянии, словно дразнящее напоминание о том, насколько больший эффект производит его прикосновение по сравнению с прикосновением Ки. Но и отсутствия этого прикосновения уже было достаточно.
Ловким движением руки юноши выскользнули из-под горячих ладоней и крепко вцепились в колени молодого человека. Ки отвернул пылающее лицо от Чжонхёна, отдаваясь его умелым рукам и одновременно стыдясь своего жеста, а потом сдавлено застонал, ощущая, как сквозь него проходит что-то мощное – слишком мощное для его тела. Эта сила вдруг грубо разорвала пульсирующие жизнью ткани, вызвав едва переносимую боль. Стон так плавно перетек в крик, что сам Ки где-то на периферии сознания удивился, насколько чудовищные звуки он умеет издавать. Но если это поможет утихомирить адскую боль, то он готов всю неделю не переставая орать.
Горячий шепот Чжонхёна в ухо, ласковые поцелуи, которые он оставлял на его шее, вовсе не успокаивали разбушевавшуюся магическую стихию, а скорее подогревали ее. То, что раньше приносило наслаждение, вдруг усугубляло боль. Слезы, невольно навернувшиеся на глаза, проложили влажные дорожки по щекам Ки. Непрекращающейся молитвой с его губ срывалось одно слово: прекратить. Однако отчего-то он знал, что Чжонхён не в силах остановить пытку, а кроме того, он даже делать этого не собирался. Это неутешительное знание пришло к Ки само, поджидая своего часа на задворках. Также как и знание о том, что рано или поздно юноше пришлось бы пройти через испытание, потому что он рожден отнюдь не для того, чтобы жить.
Ки совсем не очаровательно на свой взгляд всхлипнул, хотя для Чжонхёна все, связанное с Ки, выглядело очаровательным. Внезапно исчезли копья, беспощадно протыкавшие его беспомощное тело лишь мгновение назад, и обнаженным комком юноша повис в пустоте. Не было ни тепла, ни холода, лишь остаточная дрожь пронизывала каждую ослабевшую мышцу и ожидание терпким бальзамом разливалось по его поврежденной коже. Оголенные нервы ждали малейшего повода взорваться новой ослепляющей болью.
Тут он резко сорвался и полетел вниз, не успев ничего толком сообразить. Огромным живым камнем он шлепнулся спиной в какую-то жидкость, доведенную до такого состояния, когда становилось весьма сложно определить, то ли обжигала она холодом, то ли морозила огнем. Влажная поверхность жадно поглотила его содрогающееся тело и, налившись свинцовой тяжестью, юноша пошел ко дну.
Не было необходимости дышать, а кожа на время потеряла всякую чувствительность под опьяняющим действием кислотной воды, но внутри все равно нарастала паника. Он потонет, а никто об этом даже не узнает, потому что понимание происходящего ускользает от него самого. В момент, когда мысль поразила его своей кристальной ясностью, его подхватили руки. Их мягкое прикосновение принесло нестерпимую боль, но прежде чем он в безудержном крике сделал глоток смертоносной воды, Ки всплыл, поддерживаемый этими руками. Тотчас же без предупреждения на него обрушился оргазм такой силы, что тело скрутило судорогой и единственным желанием стало долгожданное прекращение всего. И он вновь закричал, мучимый уже иным ощущением.
Крик раздирал горло, наполнял его всего без отказа, однако через этот крик ему удалось выпустить из себя все напряжение, всю боль, через которую пришлось пройти, всю владевшую им злость, а последней каплей шло прежнее притяжение, благодаря которому он все время оказывался в этих руках. От случившегося симпатия никуда не делась, зато желание придушить рогатого ублюдка, который без зазрения совести проделывал с ним такие штучки, удесятерилась. Крик постепенно стих, осталось лишь тяжелое дыхание и тишина, обволакивающая сознание пеленой сна.
– … принадлежит мне. Тебе нечего здесь делать, – прошипел Чжонхён над его ухом, Ки лениво приоткрыл глаза проведать обстановку, но успел ухватить только тень плаща, исчезающего в зеркале, и росчерк неестественно острых пальцев с черными кончиками. Казалось, Чжонхён уже давно с кем-то безмолвным разговаривал, но Ки досталась лишь заключительная фраза этого чудного разговора – слишком глубоко он был погружен в свои страдания и остаточный эффект. Самым краем его коснулся всепоглощающий страх и тут же растаял с исчезновением посетителя в зеркале.
Ощущение, точно он по чистой случайности избежал непоправимого, осело на язык горькой пленкой. Чжонхён слишком явно нервничал, и его нервозность не могла обойти Ки стороной.
– Кто это? – не удержался юноша от вопроса. Его голос звучал очень слабо, едва слышно – на удовлетворение неуемного любопытства ушли последние силы.
– Тебе действительно хочется это знать?
– Нет.
– Спи, малыш Бомми, я посторожу твой сон.
И Ки закрыл глаза, вопреки возможным ожиданиям поверив, что в экстренном случае он может не беспокоиться о своей безопасности.
«Но только пока», вяло подумал юноша, ощущая новый поцелуй на виске и руки, стискивающие его в крепких объятиях.
========== Часть 45 ==========
Чжонхён пожелал, чтобы юноша возобновил уроки езды после столь долгого перерыва. Вернее, поставил его перед фактом, даже не позволив забавному упрямцу выразить возмущение. Он просто напросто взял его на слабо, хотя взамен Ки получил самую ценную в этом доме вещь – карандаш Чжинки.
– Можешь продырявить его и повесить на шнурок на шею, так ты над ним трясешься, – язвительно предложил молодой человек, пресытившись сполна его реакцией. Юноша бы и сказал ему что-нибудь в ответ, если бы не померещившаяся в этих словах обида. Поэтому он предпочел ограничиться грозным взглядом.
Чжонхён ему всегда представлялся этакой непреодолимой горой. Ничто не может поколебать его уверенности, ничто не может застать его врасплох. Он всегда ко всему готов, он всегда обо всем в курсе. Ки даже удивился, разглядев подо всем ехидством эту незаметную щепотку ревности и обиды. Ну… видимо, и на старуху отыщется какая-нибудь проруха.
К разочарованию Ки, коня привезли с фермы, тем самым лишив юношу возможности еще раз встретиться с дедом и узнать, что случилось с тем несчастным, подвергшимся пыткам в подвалах. Не сказать, что он стремился к тому, но и не подумать о необходимости узнать об этих двоих тоже не мог. Есть же у него совесть, в конце концов. Даже если в данный момент она спит без задних ног, не просто убаюканная, но насильно введенная в сон.
В итоге ныне Ки сидел верхом на вороном Чжонхёне, выдувавшим из ноздрей теплый белесый пар. Другой Чжонхён – тот, что в данный момент являлся олицетворением безопасности, – вел коня под уздцы. Только с таким условием взбрыкнувший юноша согласился сесть на жуткого жеребца. Ки пребывал в полной уверенности, что эта черная зверина не посмеет проявлять свой поганый нрав в обществе другого зверя.
Молчание между ними не было наполнено привычным напряжением. Чжонхён глядел прямо перед собой, идя размеренным задумчивым шагом. Ки с удовольствием созерцал окрестности, которые за свое короткое пребывание здесь уже успел исходить вдоль и поперек, но с места всадника все воспринималось иначе.
– Я выше тебя, – подал он чуть охрипший от долгого молчания и холодного воздуха голос.
– Угу.
– И красивее.
– Безусловно, котенок.
– И умнее.
– Не буду отрицать.
– И хитрее.
– О да, солнышко.
Ки недовольно замолк, прервав нарочито бодрое чириканье. Чжонхён был слишком задумчивым, он никогда не был настолько задумчивым в его обществе. Юноша ощущал его мрачность, она кололась об него обвинением во всех смертных грехах. Почувствовал ее и конь, тряхнувший гривой.
– Кто это был в зеркале? – задал Ки мучивший его вопрос, но Чжонхён лишь отмахнулся:
– Не сегодня, Бомми.
– Я тебе отомщу.
– Хорошо.
– За то, что ты мне сделал больно.
– Согласен.
Ки изо всех сил пытался вытянуть молодого человека на разговор, поскольку его немногословность чертовски нервировала юношу.
– Ты их действительно ел? – задал вдруг другой вопрос Ки. Он пожалел о своей несдержанности тотчас же и почувствовал себя неуютно, но решил не отступать.
– Ты в это веришь?
– Ел?
– Какой ответ ты желаешь услышать, Бомми? – Чжонхён поднял на поежившегося юношу мертвый взгляд.
– Я хочу слышать правду, – Ки с достоинством выдержал его.
– Правду для кого: для тебя или для меня?
– Истину.
– Надумаешь лопать их, лопай тех, кто не набивает брюхо всякой дрянью.
– Значит, ел?
– Да.
Простое слово отнюдь не утонуло в тишине. Он повисло на шее юноши камнем, самовольно снятым с чужой шеи.
– Ну, и?.. Как?
– Вопрос за вопрос, красотка.
– Нет, – сердито возразил Ки.
– Удовлетвори мое любопытство, котенок.
– Я сел на конюгу, этого вполне достаточно. Ты мне должен!
– Ты говоришь не жопой, а ртом, Бомми. Конь вряд ли помешает нашей беседе.
– Пошел ты!
– Пожалуй, так и поступлю, зайчонок.
Чжонхён отпустил поводья и ускорил шаг. Он вполне мог оставить юношу одного разбираться со своим страхом, поэтому Ки поспешил извиниться и с ноткой мольбы попросил его вернуться. Что тот не преминул сделать с легкой улыбкой на губах.
– Что ты хочешь знать? – угрюмо спросил его, наконец, Ки. Его раздирало собственное любопытство. Но коня он боялся еще больше. А вот молодого человека, несмотря на раскрытую правду, он не боялся совсем.
– Кольцо.
Ки далеко не сразу понял, о каком кольце шла речь, но сообразив, залился краской стыда.
– Все настолько ужасно? – Чжонхён заметил его смущение.
– Так получилось, – промямлил юноша неохотно.
– Это не ответ.
– А какой ответ ты хочешь услышать? – с вызовом спросил Ки.
– Не стоит.
– Что не стоит?
– Подражать мне в манере вести диалог.
Юноша подавил раздражение, проглотил очередное вертевшееся на языке «Пошел ты» и монотонно пробубнил:
– Меня и еще нескольких отправили от детского дома на прокладку железной дороги. Ну, мы много пили всякой чепухи и постоянно обкалывались. И курили траву. Однажды кто-то притащил какую-то новую смесь, типа вставляет не по-детски. Никто не решался, про нее всякие слухи ходили. Ну, я и вызвался первым, мне же больше всех нужно было.
– Вызвался? – с недоверчивым смешком переспросил Чжонхён.
– Проиграл пари, – со вздохом поправил себя Ки. Ему хотелось выглядеть смельчаком в его глазах, но он совсем позабыл о феноменальной способности Чжонхёна распознавать ложь. – Принял дозу. Ну, и в итоге – кольцо, – закончил юноша неуклюже и поспешно присовокупил: Не то чтобы я делал это с большой охотой, так получилось. Твоя очередь! Как это было на вкус?
– Моя сестричка была вкуснее.
Ки зашелся в сухом кашле. Чжонхён прочмокал, прикусил кончик красного языка и поблескивающим безумием взглядом посмотрел на юношу. Конь встал на месте и беспокойно перебирал копытами.
– Не то чтобы я делал это с большой охотой, – вернул он фразу, вновь взяв коня под уздцы. – Но она определенно оказалась вкуснее.
Ки замахал руками, призывая его к молчанию, продлившемуся минут десять. Чжонхён же его и прервал по прошествии оных.
– Бомми.
– Что?
– Кто сделал прокол?
Ки хранил молчание.
– Кто?
– Я сам.
Чжонхён, казалось, расслабился, услышав ответ, впрочем, юноша не решился бы утверждать это наверняка.
– Ты это помнишь ясно?
– Да.
– Хорошо.
– Что хорошего? – пожалуй, чересчур резко поинтересовался Ки, на время отвлекшись от темы людоедства.
– Все могло бы обернуться очень и очень печально.
– Насколько печально?
– Ты явно с неохотой изуродовал свое тело. Но если верить твоим словам, сделал это сам, хотя и по-пьяни. Другое дело, если бы тебя продырявили без спроса и против твоей воли.
– Хочешь сказать, что если бы его сделал не я сам, а кто-то…
– … то он распрощается с жизнью, – как ни в чем ни бывало кинул Чжонхён. – Но я потратил бы уйму времени и денег на его поиски, на организацию всего торжества, а потом на возможные похороны. Разве ты был бы мне за это благодарен? Эта цель не стоила бы затраченных средств.
– Совсем с катушек съехал? В дерево въебнулся? Мозг повредил?
– Никто не смеет прикасаться к тебе, кроме меня, – со всей серьезностью напомнил юноше Чжонхён. – Так и быть, сделаю скидку твоим братьям за прошлое, а то ты мне и впрямь мозги потом заебешь. Однако с нынешнего момента только попробуй к кому-нибудь приблизиться и можешь начинать сочинять надпись на надгробной плите счастливчика. Если от него вообще что-нибудь останется для похорон.
Ки не поверил. Он ждал, что Чжонхён сейчас, вот-вот, расплывется в хитрой улыбке и посмеется над его наивностью. Вопреки его ожиданиям тот продолжал хранить молчание и неторопливо шел по расчищенной от снега тропинке. Может ли быть, что Чжонхён настолько его ревнует, что готов убивать?
– Не льсти себе, зайчонок, – произнес молодой человек, будто отвечая на его мысленный вопрос. – Всякий, к кому ты испытываешь теплые чувства, будет питаться от тебя. Ты мой источник силы, усек? Не пытайся разбазаривать запасы или я выдру тебя плетью, как бездомную шавку.
– Хрен бородавчатый, – полушепотом выдохнул Ки. – Ты же сам себе перечишь!
– Рад твоей внимательности, – ответом негодованию юноши послужила озорная ухмылка.
– Олень рогатый.
– Вновь хвастаешься своими познаниями.
– Горох обдолбанный!
– Согласен, твой словарь особенно богат, когда ты злишься.
– Овца остриженная.
– Просто мед, концентрация удовольствия.
– Дубина стоеросовая.
– Невероятно.
– Тля морковная.
– Чудесно.
– Селедка тухлая.
– Рукоплескаю твоей изобретательности.
– Бревно!
– Бревно? Причем здесь бревно?
Казалось, сравнение с бревном привело забавлявшегося молодого человека в недоумение. Но Ки, распалившись не на шутку, все не унимался:
– Людоед пожеванный.
– Не перегрейся, киска, а то задымишься.
– Не хочешь слушать сейчас, надо было задавать свои дурацкие вопросы тогда… – в который раз за день Кибом пожалел, что в злости открыл рот. – Ну… тогда. В первый раз. Я бы тогда тебе без обзываний все вы… бол… тал…
Увидев приподнятые брови и насмешливое ожидание в глазах Чжонхёна, юноша в замешательстве умолк. Неделя перед маскарадом была опасной темой для самого Кибома, но никак не для молодого человека у его ног. Раздосадовано покраснев, он приготовился к еще большим насмешкам.
– В первый раз, значит. В первый раз, Бомми, ты все время был в своей рубашке. Кочевали туда-сюда только твои штаны. Поэтому я и не подозревал об ошибках твоей… молодости, – Чжонхён махнул рукой. – А насчет того, что бы ты мне там выболтал. Увы, котенок, твой рот слишком стремился оказаться занятым иными делами.
– И почему же я был в рубашке?
– А мне почем знать? Ты истерил всякий раз, когда ее пытались с тебя снять, ты даже ванны принимал в ней, – Чжонхён отвесил похабный смешок, пройдясь по юноше раздевающим взглядом. – Благодарю за возможность в этот раз трахать тебя в чем мать родила, а не в ночнушке распутной монашки, все еще надеющейся сохранить свое лицо.
Ки открыл рот, намереваясь прокомментировать сказанное, но был перебит:
– Прежде чем ты выдашь мне очередную пешую эротическую путевку, попытаюсь тебя умаслить.
– Да? – карие глаза с подозрением прищурились. – Чем?
– Ты можешь идти.
– Куда?
– Куда угодно. Куда твоя душенька пожелает, зайка. Без оглядки бежать туда, куда глядят твои очаровательные глазки. Я отпускаю тебя.
– А ты меня держал тут насильно? – вполне искренне удивился юноша и наткнулся на хитрый взгляд. – Куда угодно? Совсем куда угодно?
– Абсолютно.
– И ты не будешь за мной следить?
– Надеюсь, ты понимаешь, что я не могу тебе этого обещать. Твоя нечеловеческая выдержка и склонность к мазохизму мне не присущи.
– Ну… Спасибо и на том.
Со стороны молодого человека послышался выдох, несущий печаль неопрадавшихся ожиданий. Вторя ему, белесые клубы пара обвиняюще выдохнул и конь. Ки упрямо стиснул зубы.
– Принцесса бежит из замка своего чудовища.
– Что ты там бормочешь? – проворчал юноша, не в силах отделаться от неприятного привкуса, который оставила затронутая тема. Последнюю фразу Чжонхёна он, безусловно, услышал, пусть и предпочел бы обратное.
– Как бы далеко ты ни убежал, обязательно возвращайся время от времени.
– Для чего?
– Чжонхён тебя будет ждать. Мы оба.
– Есть ли тогда смысл в моем уходе? – продолжил Ки ерепениться, будучи чрезвычайно довольным внутри.
– Жизнь – странная штука, не правда ли? – вдруг обратился к нему молодой человек. Он остановил коня и, опершись руками о колено Ки, положил на них свой подбородок. Его искрящийся безумием черный взгляд был направлен на лицо юноши, пытался поймать его взгляд, найти что-то в потупившихся карих глазах. – Сегодня ты вытираешь обо всех ноги, а завтра тебя ебут в задницу.
– Куда уж страннее, – проворчал Кибом, криво улыбнувшись.
– Они заставили меня съесть ее, а потом я съел их, оказав им невиданную честь быть приготовленными по всем правилам традиционной кухни. Но даже нежнейший соус не сумел перекрыть отвратительный блевотный привкус.
– Почему?.. – не выдержал юноша. – Они это сделали. Заставили тебя есть св… ее.
– Почему? А на это должна быть причина?
Ки растерял все слова, обескураженный ответом.
– Прекрати так удивляться, Бомми, ты уже не маленький мальчик. Хочешь, я для тебя забью и приготовлю особенно вкусную овечку? У меня таких много на примете.
– А почему…
– Сперва ответь: хочешь или нет.
– Не хочу! – выплюнул Ки раздраженно.
– Весьма печально, я думал, ты пожелаешь отомстить им за меня повторно.
Последняя реплика Чжонхёна привела юношу в смущение. Ему вновь попытались приписать мысли, которые бы никогда не пришли в его голову. Тем более, подобные! И вообще он абсолютно не голоден. Последние несколько недель.
– Почему жертв так много было? Я слышал все эти слухи про твое возвращение и зверства.
– Потому что, малыш Бомми, каждая тварь посчитала своим долгом меня прикончить.
– Но их тела были найдены в их собственных домах!
– Естественно! Эти самонадеянные глупцы считали, что находятся в безопасности на собственной территории, не подозревая, насколько эта безопасность относительна, – Чжонхён погладил шею коня. – Протечки нужно вовремя затыкать. И людей при себе держать надежных. Вопрос за вопрос, Бомми. Расскажи мне про свою первую любовь.
По коже вдруг побежали мурашки, юноша втянул голову в плечи.
– Ты замолчал. Это кто-то особенный, навсегда оставшийся в твоем нежном сердечке?
– Не твое дело.
– Это девушка? Или… это парень? А, Бомми? Безответная любовь? Печальный конец? Не молчи так загадочно.
– Не твое дело, – уперся Ки рогами в ворота, не выказывая ни малейшего намерения отступать.
– Упрямишься.
– Пф.
– Чего ты боишься?
– Я не боюсь.
– Трусишка. Ответишь на вопрос?
– Нет.
– Не волнуйся, ласточка. Я не буду калечить твое сокровище.
– Еще б ты покалечил сам себя! – не сдержал юноша порыв и досадливо прикусил язык, залившись краской до самых ушей.
Чжонхён запрокинул голову и неприлично расхохотался. Так смеются идущие на холодное дно океана, вдруг обнаружив, что спасательная шлюпка ушла прямо из-под носа, жилет безнадежно разодран, а ноги уже сводит судорогой.
– Воинственный воробышек, я все ждал, когда ты сломаешься, и надеялся, что не придется ломать тебя самому. Сколько разочарования в один день! Бомми, я собираю свое счастье по крупицам, и ты мне совсем в этом не помогаешь, – покачал он головой и похлопал его по колену.
– Я тебе лукошко выделю, чтоб не рассыпалось, – вякнул Ки.
– Как благородно. И все же ты лукавишь, лапушка. Вовсе не мне принадлежит честь быть первым. Кто она?
Вообще-то была одна девочка, за которой Ки как-то пытался ухаживать, но ее он вряд ли бы записал в первую любовь, скорее, то был первый опыт. Очень печальный и оставивший свой неизгладимый след в его себялюбивой душе. После фиаско с публичным домом Ки попытался по-своему разобраться с этим «позже», которое являлось проблемой для всех других, но чем-то обыденным для него самого.
Понаблюдав за сверстниками, он решил последовать их примеру и завести себе подружку, а к выбору девушки для этих целей подошел со всей тщательностью. Его избранница была невероятно красивой и сообразительной. А также занятой. Но последнее не являлось проблемой для Ки, вознамерившегося добиться ее благосклонности, чего бы ему это ни стоило.
Стоимость оказалась размером со все его самолюбие, а результатов – идеальный ноль.
Поначалу его напор польстил девушке, тем не менее, через какое-то время его назойливость превратила ее симпатию в раздражение. Когда счастливица досыта наелась этой настойчивости, она прямо так ему и заявила, не забыв присовокупить слова про отвращение, которое она питает к узкоглазым занудам. Ки понимал, что слова слетели с ее губ в приступе злости, но менее уязвленным он себя от этого не чувствовал. И даже тот факт, что девушка ни слова не сообщила своему нынешнему ухажеру об ухажере новом, вовсе не смягчал нанесенную ему рану.
Попечалившись пару дней, Ки подсыпал ей в обед щепотку одного из своих самодельных снадобий и красавица засела в уборной до самого прихода врача. Но и после этого пострадавшая гордость не была до конца отомщена, хотя и замолкла ненадолго.
Надо было про нее рассказать, как про первую любовь, угрюмо подумал Ки. Тогда Чжонхён наподдал бы ей и от себя. В том случае, если бы поверил, что Ки и в самом деле до сих пор не пережил жестокого отказа и настолько расстроен, что в одиночестве льет горючие слезы. Но Ки упустил свой шанс, ляпнув сгоряча, к слову, абсолютную правду.
– Почему трупы находили в их собственных домах? – благополучно справившись с приступом жгучего стыда, полюбопытствовал юноша слабым голосом не столько из интереса, сколько из желания заполнить пустоту в разговоре и отвлечься от пережитого позора. Чжонхён принял его игру и сделал вид, что не слышал слов, неосторожно сорвавшихся с его уст парой минут ранее.
– Потому что под плохо замаскированным предлогом эти трупы, как ты выразился, приглашали твоего покорного слугу погостить. Лестницы в домах высокие, окна широкие и прочее и прочее, весьма полезное для обладателя неиссякаемой фантазии, коей, по-видимому, эти гостеприимные хозяева не обладали. Я всегда оказывался ловчее и проворнее.
– Что случилось с тем, кто застукал тебя на месте?
– Она осталась без языка.
Ки поперхнулся собственной слюной.
– Так значит, это правда?
– Что именно?
– Это ты ей язык отрезал?
– Бомми, – Чжонхён покачал головой, улыбнулся и фыркнул. Круглые глаза Ки изрядно его позабавили. – Скрывать от чужих ушей что-либо не входило в мои планы.
– Но эта женщина без языка! Ты, садист затраханный! – заорал Ки и, не справившись с эмоциями, привстал в седле.
– Из нас двоих садист затраханный – ты. Плюс, к тому же, мазохист. Сядь, Бомми, детка, не кипиши, она сама себе отрезала язык. Сдается, я ее слишком напугал. Видишь, у вас даже есть что-то общее: оба редкостные идиоты.
Юноша на время потерял дар речи. Его терзала и жалость, и ревность, и злость.
«Да она же в тебя по уши», Ки не озвучил мысль, опасаясь новых подтруниваний в свой адрес. Кроме того, вне всяких сомнений, Чжонхён был осведомлен относительно этого. Не стоило напоминать ему об этом лишний раз. Замечание про идиотов он решил пропустить мимо ушей.
– Тебе это помогло? Когда ты их разделал, тебе полегчало? – было произнесено взамен.
– Не очень. Я целую неделю мучился несварением, – с этими словами Чжонхён внимательно оглядел пораженного Ки – от кончика шлема для езды до ног, обутых в сшитые на заказ сапоги.
– Примериваешься? – ядовито выплюнул Ки.
– Угадал, – осклабился Чжонхён, медленно ведя рукой по его бедру.
– Ты поэтому не даешь мне наркотики?
– А ты как думал?
– И меня слопаешь? Предварительно почистив мое мясцо от вредных примесей и высосав все силы?
– Высосав, высосав, – на губы кивнувшего Чжонхёна легла озорная улыбка. – Ты, как всегда, невероятно сообразителен и зришь исключительно в корень, Бомми, детка. Холю, лелею и выращиваю тебя на убой. Чтобы потом съесть, – Чжонхён отвернулся и повел коня дальше по дорожке. – Не волнуйся, киска, тебя я приготовлю по-королевски. Выделю для тебя огромное серебристое блюдо. Натру твою нежную шкурку специями. Обложу сладостями. И яблочко суну в ротик. Хотя нет, твой ротик мне понадобится для других целей.
Ки вполголоса выругался, весьма ярко представив на блюде вовсе не себя. В лицо бросилась краска, а в штанах стало подозрительно тесно. Эта игра в слова ему не пришлась по вкусу. Какой бы смысл Чжонхён ни вкладывал в них, в любом случае юношу они не радовали. Словно почуяв его переменившееся настроение, молодой человек втянул носом воздух и одарил Ки требовательным взглядом.
– Бомми.
– Что еще?
– Прежде чем ты сбежишь из этого дома, бросив меня на съедение волкам, я хочу, чтобы ты просто ел. А также пробовал еду, которую я тебе позволю пробовать.
– Что за нахер? Какого черта?
– Мне нужно знать, кто пытается меня травить. Только тебе я могу в этом довериться.
– С какой это стати?
– Ты никогда не сумеешь меня обмануть, маленький лгунишка. Особенно, если очень-очень сильно этого захочешь. Чем больше ты стараешься, тем хуже у тебя получается.
– А если я помру от яда?! Помру, тогда точно не смогу лгать! – взвизгнул Ки, вырывая поводья из рук улыбающегося Чжонхёна. – И силы от меня ты не заберешь! И сожрать ты меня не сможешь, потому что я буду дохлый! Дохлый и ядовитый!
С этими словами он неудачно пришпорил коня и после скоростной скачки в сопровождении собственных же воплей оказался в одном из сугробов, образовавшихся на краю тропинки. Там его и застал Чжонхён, не позволивший юноше подняться на ноги и проведший с ним в сугробе незабываемые пятнадцать минут. Пятнадцать минут, после которых оба долго отогревали конечности у горячего очага.
========== Часть 46 ==========
Разбудил Чжинки вовсе не птичий гомон за окном, как могло ожидаться, а шумное теплое дыхание, душным надоедливым облачком сообщающее ему прямо в лицо о присутствии кого-то рядом. Возница состроил недовольную физиономию, сморщил нос и перевернулся на другой бок. Попытка продолжить прерванный сон не увенчалась успехом. Некто, дюже назойливый, принялся бесцеремонно переворачивать сонное тело молодого человека к себе, не удовлетворившись видом сердито согнувшейся под одеялом спины. Терпеливое сопение колокольным звоном звучало в еще не до конца проснувшейся голове возницы.
Смекнув, что выспаться ему, судя по надоедливым обстоятельствам, не удастся, Чжинки с крайне раздраженным видом принял сидячее положение, даже так умудряясь пошатываться. Но просидеть в подобном виде ему довелось недолго. Стоило только Чжинки продраить глаза и одарить новоявленный будильник возмущенным взглядом, как его неподъемное тело немедля налилось подозрительной энергией и тут же поспешило оказаться по ту сторону кровати.
Сердце возомнило себя заправским зайцем и пустилось вскачь, а глаза все никак не могли решить, выглядеть ли им заспанными или все же шокированными. Некоторое время спустя выбор был сделан в пользу последнего.
