Текст книги "Маскарад (СИ)"

Автор книги: Sowulo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 44 страниц)

У мраморной лестницы, под руку с витыми перилами поднимавшейся к величественному входу, стояла троица, двое из которой только что оставили его в роще. Приметив юношу, Чжонхён поманил его к себе.

– …на изумление покладистый, – услышал Ки окончание фразы, произнесенной третьим человеком. Мужчина лет пятидесяти был невысокого роста – не выше самого юноши, – но обладал жилистостью человека, большей частью занятого физическим трудом и с самого младенчества имеющего лишь отдаленное понятие об изнеженности. Несмотря на это, он явно чувствовал себя неуютно в этой компании. И его легкую нервозность так же явно с каждым шагом улавливал сам Ки. Грубые руки в мозолях несколько сильнее требуемого сжимали небольшой кулек, глаза то и дело норовили остановить на миг свой взгляд на Чжонхёне. Глядя, с какой упрямой медлительностью юноша подходит к троице, мужчина не выказал ни тени нетерпения или недовольства, чего нельзя было сказать о двоих других, стоявших с ним рядом.

– И вправду – к чему спешить? – издевательски вопросил Чжонхён, когда Ки подошел на достаточно близкое расстояние. Незаметно от остальных разъяренный юноша показал ему средний палец.

Мужчина провел гостей через весь дом, обставленный со вкусом, но без хозяйского уюта. Ки предположил, что это здание – нечто вроде отеля или временного пристанища на время каких-нибудь развлечений, которые наверняка должны были здесь проводиться. Развлечений вроде балов, выступлений камерных театров, прогулок по парку… поездок верхом?!

Ки второй раз за день открыл рот, когда они вышли через заднюю дверь к источнику ржания.

***

– Хрена лысого я к ней подойду! – принципиально заявил Кибом и с бычьим упрямством встал у входа, отказываясь приближаться к стойлу с черным как смоль конем на расстояние меньше десяти метров.

– Милые предпочтения в области волосатости, Бомми, я их учту, но подойти к нему ты обязан, – Чжонхён сделал особый удар на «нему».

– С какой стати? Это свободная страна и я никому ничего не обязан!

– Кто тебе сказал такую глупость? – Чжонхён с легкостью подхватил его, перекинул через плечо и понес в требуемом направлении, не обращая внимания на верещания за спиной.

Когда он прошел мимо мужчины и своего подчиненного, красный от злости Ки увидел на лицах обоих одинаковое выражение, примерно говорившее… нет, даже кричащее о том, что им еще не приходилось сталкиваться с подобным поведением в мужском исполнении. Это заставило его оборвать истерику на полуслове.

– А-а! Благодатная тишина! – выдохнул Чжонхён, поставив юношу на землю рядом со стойлом и злобно, на взгляд Ки, пыхтевшим в нем конем. – Что может быть чудесней!

Ки метнул в него злой взгляд, но продолжал молчать.

– Смотри, что у нас здесь есть, – с этими словами Чжонхён принял кулек от мужчины и, развязав его, протянул Ки.

– Что это? – несмотря на свое настроение, Ки с любопытством сунул нос в мешочек, а потом в него же запустил и руку. – Это для меня? – он вытащил на свет кусочек сахара и тут же сунул его в рот. – Спасибо, – ехидно промычал юноша, обсасывая угощение. – Но я не большой любитель простого сахара.

– Сахар предназначался для твоего коня, который подобно своему новому хозяину является редким ценителем сладостей, – Чжонхён выдержал паузу, чтобы дать юноше ощутить всю нелепость ситуации, и затем продолжил в поддразнивающем тоне:

– Но ты тоже угощайся, не стесняйся, пожалуйста, – с этими словами и с привычным смешком он вновь протянул Ки мешочек.

Кислое выражение на лице последнего свидетельствовало о том, что шутка достигла своей цели. Однако сахар изо рта он не вытащил, принявшись обсасывать его с удвоенной злостью силой.

Мужчина лишь слабо улыбнулся, а близнец-подчиненный, тихо прыснув, пробормотал нечто вроде:

– Я, кажется, начинаю понимать, почему ты возишься с пацаном, Босс. Цирк на выезде.

Если бы не предостерегающий черный взгляд, который юноша поймал, открыв рот, Ки послал бы близнеца очень далеко и отнюдь не вежливыми фразами, а теми, что назойливо вертелись на языке. Вместо этого он послал этой нелегкой дорогой самого Чжонхёна, но, к собственному сожалению, беззвучно и незаметно от остальных. Молодой человек, которому предназначалось проклятье вечно бродить в непролазных дебрях, лишь широко и очень коварно улыбнулся:

– Плохой мальчик, – театрально процокал он. – Оставьте нас одних, – совершенно иным тоном приказал он, и приказ его был выполнен незамедлительно.

Ки насторожился, когда в конюшнях не осталось ни одного разумного существа, кроме них двоих и коня, которого он наотрез отказывался причислять к оным. Еще сильнее он затревожился, когда Чжонхён принялся теснить его к перегородке стойла. И юноша, не замечавший, в какую сторону движется, послушно пятился.

– Какого лешего? – нервно проворчал он, упершись поясницей в перегородку и услышав над ухом лошадиное фырчанье.

Чжонхён подошел к нему вплотную и вложил в его похолодевшую ладонь кусок сахара, затем развернул юношу к черному коню и обнял со спины.

– Страхи, Бомми, делают нас уязвимыми. Я хочу уничтожить все твои страхи, и ты мне в этом поможешь, – слова свои Чжонхён начал пониженным хриплым голосом и закончил шепотом прямо в красное от смущения ухо.

– Для чего тебе это?

Юноша почувствовал, как горячая ладонь Чжонхёна обхватывает его за предплечье и заставляет протянуть руку с сахарком навстречу влажным губищам коня.

– Потому что, кроме тебя, уязвимых мест у меня больше нет.

***

После обеда, оставив юношу одного рядом с конюшнями, Чжонхён вместе со своими подчиненными удалился куда-то в дом, предварительно наказав Ки не соваться в него ни под каким предлогом. Стоит ли говорить, что тот тотчас зажегся любопытством. Тем не менее, под действием то ли усталости, то ли чего-то иного довольно скоро потерял интерес к секретам Чжонхёна. И даже не обеспокоился этим.

– Единственное уязвимое место, говоришь, – бурчал он. – А сам при первой же возможности свалил.

Как и многие предыдущие дни, этот день выдался жарким: солнце припекало, а чистое небо не давало ни надежды даже на кратковременный дождь. Посему, несмотря на дрожь, пробирающую его всего от макушки до кончиков пальцев при мысли о свирепых животных за стенами конюшни, Ки все же рискнул укрыться в ней от палящих лучей. Однако он и думать не желал о том, чтобы провести это время поблизости от вороного коня, а всего лишь намеревался переждать время в более прохладном месте.

Как только Ки вновь ступил под сень здания, со всех сторон его атаковало множественное тяжелое фырканье и неспокойное перестукивание копыт. А также яркий уютный запах Чжинки, о котором он не подумал ранее, будучи охваченным страхом. От Чжинки всегда шел ненавязчивый запах конюшен. Этот запах приклеился к нему так крепко, словно стремился опередить своего обладателя и повлиять на первое впечатление его новоявленных собеседников, рассказать им о том, какой он – этот удивительный человек.

Уверяя себя в своей же храбрости, юноша осторожно двинулся по проходу, ощущая все новые и новые взгляды любопытных круглых глаз. Несомненно, обладатели этих взглядов таили против него нечто нехорошее в своих животных мыслях. И они, на взгляд Ки, были в несколько раз свирепее Чжонхёна – его якобы собственного коня.

Новое имя коню юноша дал не из каких-либо романтических побуждений, а лишь из желания досадить самому Чжонхёну. Ездить верхом на Чжонхёне, кормить Чжонхёна с руки, надевать на Чжонхёна сбрую, тренировать Чжонхёна, выгуливать Чжонхёна, хвалить его и наказывать – уж тут-то он отыграется вволю! Хотя все, чего он сумел пока достичь, – это подойти к злобной зверюге и угостить ее кусочком сахара. И то не без посторонней помощи.

Сам Чжонхён отреагировал на новую кличку коня довольно предсказуемо, чем заставил Ки в тысячный раз заскрежетать зубами:

– Не думал, что ты настолько скучаешь по мне в моменты моего отсутствия.

Впрочем, скоро юноше удалось выкинуть подколку из головы и сосредоточиться на главном: ему действительно не мешало бы избавиться хотя бы от этого нелепого страха.

Воодушевившись сей мыслью, Ки заставил себя прекратить валять дурака и более бодрым шагом продолжил свой путь по проходу между стойлами. Вскоре он вышел на ту сторону конюшен, откуда открывался совершенно чудесный вид на парк.

– Я говорил Чжинки, что ты придешь. А он мне: не придет да не придет, Кибом к таким местам на пушечный выстрел не подходит.

========== Часть 35 ==========

В то самое время, когда Ки вышел на террасу, сияющую от солнечного света, упомянутый Чжинки вновь тихо крался по коридору, старательно воображая себя бесплотным привидением. Особой надобности в такой конспирации вроде бы и не имелось, но возница не желал обрести надоедливый хвост. Накануне он сорвался с дерева, растущего под окнами комнаты, в которой содержался Тэмин, и ныне у него болело тело, хотя приземлился он на кучу собранной под деревом листвы. Резкие движения приносили то тут, то там острую боль, однако удобный случай, который ему сейчас представился, – единичный в своем роде. Все думают, что он лежит в кровати, набираясь сил, и страдает от невыносимых болей, а он улизнул! Если бы не спектакль, устроенный им после падения, ничего не получилось бы.

Он слышал какое-то копошение на этаже. Возможно, сегодня ему удастся добраться в кои-то веки до своего любимого братца.

Мысль о копошении словно притянула к себе это событие, и до слуха возницы донесся тихий шум впереди. Одна из дверей оказалась открыта, и гонимый торжеством победы и любопытством он тут же устремился к ней. Однако комната оказалась пуста. За исключением едкого запаха медикаментов, эта комната в точности повторяла его собственную: теплые оттенки, обилие мягких предметов, кровать да столик с кружевной скатертью и цветами, высокие окна, в которые сквозь листву приветливо заглядывали солнечные лучи.

Не успел Чжинки разочарованно проныть, как за одной из занавесей повторился прежний звук. Возница осторожным, неуверенным шагом направился в сторону тихого стона, скрытого за болтающейся тканью. Ожидая увидеть за ней открытое окно, он весьма удивился, обнаружив дверной проем. В его комнате этой двери не было. Из-под двери не лился свет, скорее там клубилась черная тьма, казавшаяся осязаемой в полной тишине, захватившей дом в свои жуткие объятия. Чжинки нажал на красивую кованную ручку, и дверь с тихим щелчком приотворилась.

Волосы на загривке встали дыбом, но стоило отдать должное храбрости возницы – он не отступал от задуманного, несмотря на легкий страх, по пока еще непонятной причине зародившийся в душе. Комнату наполняли сосущие звуки и чмоканье, изредка их стройное течение разбавляли тихие стоны. Сделав глубокий вдох, Чжинки распахнул дверь одним резким движением и не нашел ничего лучше, кроме как застыть в проеме.

Эта скрытая за занавесом комната и впрямь тонула в черноте – густой, слегка затхлой и чуть соленой. Тьма несмело разбежалась в стороны, гонимая солнечными лучами, зайчиками запрыгнувшими в мрачную комнату вслед за молодым человеком. Возница шумно сглотнул, невольно привлекая к себе внимание. Все звуки тотчас стихли, будто повинуясь безмолвному приказу.

На полу прямо в центре комнаты к нему спиной сидел кто-то. Спина выгибалась дугой и сквозь белоснежную тонкую ткань нестройно выступали острые позвонки. Голова человека была склонена к кому-то, лежавшему у него на коленях, поэтому Чжинки поначалу в голову пришла жуткая мысль о том, что у тела нет головы. Но обман зрения прошел, как только человек поднял голову и повел носом по воздуху, принюхиваясь к новому запаху, бесцеремонно ворвавшемуся в его берлогу. Его движения были ломанными, как у марионетки, подвешенной за нити.

Чжинки неловко прокашлялся, не зная, как себя вести теперь. А как, в самом деле? Он узнал этого человека на полу, узнал его рыжие локоны, но человек не был таким, каким он ожидал его увидеть. Он не был закован, он не был толком заперт и, казалось, вовсе не мучился, как то прежде предполагал молодой человек. Возница крайне смутно понимал, что происходит. Посему, действуя в стиле героев дурных романов, на миг потеряв власть над голосом, неожиданным фальцетом он произнес лишь:

– Тэмин?

Человек в руках Тэмина простонал, однако в этом звуке возница не расслышал страданий. Тем, что без остатка наполняло голос, оказалось скорее упоение. Тэмин резко обернулся, его голова вывернулась под немыслимым углом, при этом тело оставалось неподвижным, а руки в широких рукавах сорочки все так же сжимали бессознательно мычащего человека.

Чжинки вздрогнул. Угол поворота, естественно, не достигал ста восьмидесяти градусов, и все же обычный человек не смог бы вот так повернуть голову. Губы Тэмина резко растянулись в радостной улыбке, но во взгляде глухо гудела пустота. Старший брат, ожидавший увидеть в карих глазах искру узнавания, подавил невольный возглас при виде зубов. Зубы как зубы, но кровь, забившаяся в пространство между ними, превращала улыбку из обычной в чудовищный оскал голодного зверя, имеющего привычку пировать грязно и по уходе оставляющего место трапезы похожим на место кровавой бойни.

Тошнота невольно подкатила к горлу, однако, к собственному облегчению, молодой человек сумел сдержаться.

– Чжинки, – имя мягко прошелестело по воздуху, оттолкнулось от стены и размножилось, лаская слух чарующей напевностью.

Все возможно было бы поправить, Чжинки бы поставил себя на место Тэмина, расспросил бы его, обязательно попытался бы по-братски понять, если бы рот Тэмина действительно произнес его имя. Ничего подобного не случилось. Его имя просто возникло в воздухе, а возможно, всего лишь в его голове – множественным соблазняющим полушепотом оно протанцевало по комнате и мягко растаяло. Улыбка Тэмина почудилась молодому человеку коварной ухмылкой хищника, загнавшего жертву в угол, а кровь только усилила жуткий эффект.

– Тэмин? Что с тобой? – вновь испуганным ягненком проблеял возница, стремительно теряя остатки мужественности. Никогда не боялся он младшего брата, но поведение того и невинный вид на фоне окровавленных губ не могли не внушить страх. Чжинки сглотнул осевшую на стенках горла горечь.

Что Тэмин делал с этим несчастным?

Говоря по чести, вознице отнюдь не хотелось знать ответ. Тэмин моргнул, и это моргание вторило всем его жестам, будучи таким же отрывистым и искусственным. Точно неживая кукла моргнула, а не человек. Улыбка на его потрескавшихся перекошенных губах исчезла с неслышным щелчком выключателя.

Младший брат вдруг начал дерганно подниматься. Паника нарастала внутри растерянного возницы, потому что в этот же момент Тэмин сидел на полу и держал в руках свою «жертву», не спуская глаз с брата. Одновременно с этим Тэмин уже стоял на ногах. Даже несмотря на широкие рукава, прятавшие худобу рук, Чжинки заметил, насколько неестественен угол, под которым эти руки были изогнуты. Молодой человек горячо благодарил высшие силы за длину рубашки, скрывавшую от его глаз остальные увечья, ибо Тэмин хромал, хотя, хромая, каким-то образом легко плыл по воздуху. Его изуродованное лицо вновь резко осветила пластилиновая улыбка.

Чжинки было плевать с самой высокой колокольни на уродство, миловидность Тэмина никогда не имела для него значения, чего нельзя было сказать об отношении к ней самого братишки. Тэмин холил свое лицо, надеясь, что однажды оно сделает его счастливым. А теперь вся та красота, о которой он так пекся, исчезла: единичным, а скорее всего, и не единичным движением руки стерта навеки.

И вновь Тэмин неподвижно сидел на прежнем месте, обернувшись к нему ангельски прекрасным лицом и буравя внимательными карими глазами. Чжинки испуганно проморгался, потому что изуродованный младший брат был уже на полпути к нему. И с чего-то старшему брату верилось, что настоящий Тэмин – тот, который упорно движется к нему, а не чудесная проекция, сидящая на полу.

В этот момент храбрость предала перетрухавшего возницу окончательно, он попятился и, споткнувшись обо что-то, вскрикнул. Но его крик потонул в удушающе крепких объятиях. Чжинки показалось, что его укрыло невесомой развеивающейся занавесью – спрятало от всего остального мира. Столько уюта и умиротворения было в этих объятиях, что он расслабился и глубоко вздохнул, невольно пробуя на вкус мягкий запах, исходящий от рыжих волос. Как приятно находиться в этих нежных баюкающих объятиях, как приятно устроиться головой на дорогом плече, слушать мелодию, мурчащую в самой глубине его груди. Так приятно, что можно было бы остаться здесь навеки.

Чжинки изумленно распахнул глаза, когда кто-то безжалостно влепил ему пощечину, и встретился взглядом со злыми глазами Минхо. Тот нависал над лежащим на полу молодым человеком и тряс его за грудки.

– Вы в своем уме?! – загремел его бархатный голос на всю комнату, перекрывая чьи-то отчаянные крики.

Возница огляделся. Один из подчиненных Минхо, покраснев от натуги, оттаскивал Тэмина в комнату за портьерой. Тэмин раненным животным верещал и бился в истерике, протягивая руки к Чжинки и временами выигрывая несколько сантиметров. По его подбородку текла кровь, а в глазах блестело нечто абсолютное чуждое человеческому, чуждое прежнему ранимому Тэмину.

Глаза старшего брата расширились, когда одна догадка пришла ему на ум. Он медленно прикоснулся ослабевшей рукой к мокрой шее и нерешительно отнял ее, не нащупав возможной раны. В солнечном свете влажная рука переливалась красивым алым цветом, покрытая его собственной кровью.

Чжинки икнул, совершенно сбитый с толку, пока еще раздумывая над тем, как ему стоит отреагировать на обнаруженное. Разве не он считал, что Минхо так или иначе насилует младшего братишку? А было ли это прелестное существо, моментально превратившееся в охотящегося зверя, вообще его братом? Оно казалось жутким, но больше всего возницу напугал не двойственный внешний вид или странные жесты, а его истеричное верещание, закладывающее уши. Он звучал капризным ребенком, не получившим требуемого, но вознамерившимся добиться своего.

Чжинки принял сидячее положение и, пережидая головокружение, вновь озадаченно икнул. Его добродушные глаза, полные недоумения, требовательно воззрились на хмурившегося Минхо.

– Значит, вот почему Тэмин всегда кричал, – охрипшим голосом проговорил он, ощущая вину. А ведь он собирался обвинить Минхо в ужасном преступлении. Не имело значения, насколько Минхо не нравился Чжинки, он не имел права вешать на невиновного такое преступление.

– Именно поэтому, – сухо подтвердил хозяин дома. – Если его не прервать вовремя, он прервет чью-то жизнь. Я ведь вышел всего на минуту… Чжинки, вы и в самом деле неподражаемы, – Минхо покачал головой.

– Я слышал свое имя в этих криках. Почему? Он меня звал?

– Он умеет наводить морок, – Минхо пожал плечами безразлично. – Правда, я не подозревал, что он настолько поднаторел и способен обхватить целый дом или действовать целенаправленно только на кого-то одного. Видимо, таким образом он пытался призвать вас к себе. Полагаю, он связывался с вами и прежде – до того как вы прокрались за нами, – кисло добавил он, в миг сообразив что к чему. – Ментальные игры. Его физическое тело отказывается часто говорить на нашем языке. Язык ума в большинстве случаев един. Им он пользуется на редкость умело.

– А как же кровь на моей шее?.. Я не нащупал раны.

Минхо раздраженно вздохнул.

– В его слюне содержится какой-то фермент, который заживляет несмертельные раны, – неохотно пояснил он, понемногу теряя верное терпение. – Чжинки, если бы я не подоспел, он бы разворотил вам всю шею и спасать оказалось бы нечего. Никогда не позволяйте ему вгрызаться в шею или песенка ваша спета.

Возможно, слух сыграл с возницей недобрую шутку, но ему послышалась досада в красивом густом голосе. Чжинки не упустил из внимания и выбор слов: Минхо явно неспроста причислил его к неодушевленным предметам, произнеся местоимение «нечего». Он словно показывал этим, что возница ничего не стоит. В то же время своим советом Минхо неохотно намекал, что встречи Чжинки с Тэмином одной сегодняшней не ограничатся. И в будущем вознице будет дозволено еще раз приблизиться к брату.

– Почему вы раньше меня к нему не пускали, Минхо? Почему держали в таком неведении?

Неподдельная злость проскользнула в шоколадных глазах Минхо, позволив Чжинки увериться в отношении хозяина дома к его скромной персоне. Кроме того, что Чжинки становился непоборимым соперником этому странному человеку, кроме того, что Минхо действительно желал ему смерти, возница еще и был этакой ненужной вещью. Никто не знал, что с этой вещью нужно делать, никто не знал, куда ее пристроить. Она лишь путалась под ногами да мешала вести дела. Эта вещь могла бы когда-нибудь принести пользу, а могла полезной и вовсе не стать, пролежав в дальнем углу кладовой.

Сохранить нельзя выбросить. Расстановка знаков пунктуации на вашей совести. Что может быть грустнее?

Неужели Минхо и в самом деле так печется о том, что скажет Тэмин, если тому, конечно, доведется когда-нибудь прийти в сознание, что не решается придушить мешающегося старшего брата собственными руками?

– Видно, мои предположения оказались верны: вы гигантский чан, Чжинки. Чан, из которого пить – не напиться. Поэтому Тэмин так требует вас к себе. Но в настоящий момент вы истощены, вы на пределе. Если я позволю Тэмину к вам прикоснуться, он выпьет вас всего досуха одним глотком.

– Как будто вам есть дело до моего здоровья!

– Мне придется отвечать перед выздоровевшим Тэмином, – Минхо и в самом деле верил, что сумеет вытащить Тэмина из болота, в котором тот тонул, и эта удивительная уверенность давала Чжинки крепкую надежду, перечащую нежеланию возницы доверять Минхо. – Вы слишком много сил вкладывали в попытки прорваться сквозь построенные мною преграды, хотя вас предупреждали о необходимости отдыха. Ваше тело разваливается на части, ваши силы почти иссякли. Вы неразумны, Чжинки. И однажды сгорите в своей неразумности.

– Если бы вы мне сказали об этом раньше! Я бы лежал смирно, я бы лечился ради Тэмина! Вы знали об этом и молчали, позволяли мне тратить силы, заговаривали зубы, скармливали мне всякую ложь! – задохнувшись возмущением, Чжинки перевел дух.

– Половина правды еще не есть ложь, – с достоинством возразил ему Минхо. Даже наполненный раздражением и злобой его глубокий бархатный голос пытался оказать на возницу прежнее воздействие: внушить доверие, усыпить тревоги. Вместе с тем Чжинки все время казалось, что его наказывают розгами. – Я всего лишь недоговаривал.

Чжинки не мог не признать, что в словах хозяина дома был резон. Если бы не препятствия, самолично воздвигнутые Минхо между ними двоими, возница бы охотно восхитился его поражающей хитростью. Но ныне, отделенный от этого человека стеной собственной крепнущей враждебности и застарелой враждебности самого Минхо, восторгаться хитростью врага он и не думал.

Неужели когда-то он был склонен доверять фальшивой искренности этого голоса? Как легко он разговаривал с его обладателем, поддавшись колдовскому обаянию. Он непростительно зазевался и не позволял себе допускать даже мысли о том, что находится рядом с искомым негодяем! А сам негодяй после каждой из их немногих встреч наверняка вдоволь нахохатывался над добросердечной наивностью собеседника.

Ах, если бы хваткий Ки поговорил с Минхо раньше, чем неуклюжий клуша-Чжинки допустил очередную свою оплошность! Эта оплошность много может ему теперь стоить. Как же Чжинки не хватало сейчас язвительности среднего брата, способного вовремя вправить ему давшие сбой мозги.

– Но вы издевались надо мной! – лихорадочно воскликнул возница, уцепившись за единственную мысль, способную еще поддерживать в нем силу духа. – Вам же выгодно держать меня подальше от Тэмина, дрянной вы человек!

– Выгодно, – Минхо улыбнулся злобно, но удовлетворенно при виде боли, затопившей глаза старшего брата. Крики за портьерой наконец стихли, и дом вновь погрузился в привычную мертвую тишину.

Схватившись за голову, вымотанный Чжинки, потрясенный гораздо сильнее, чем ему хотелось бы, бессильно разрыдался.

========== Часть 36 ==========

Застигнутый врасплох, Ки резко развернулся на скрипучий голос и обнаружил старичка, сидящего на одной из скамей, выстроившихся вдоль террасы. От деда не шло ни единой эмоции, даже запаха его Ки не ощущал. Старик словно отсутствовал на террасе, при этом вполне себе во плоти и крови по-хозяйски восседая на скамье. Даже с Чжонхёном Ки такого не приходилось испытывать: от того всегда несло неясной опасностью, к которой Ки, впрочем, успел «принюхаться».

– Чего?

– Чего? Ты как с людями на порядок старше себя разговариваешь?

– Начинать разговор с нравоучений – не самая лучшая тактика.

Старик рассмеялся так, как могут смеяться только умудренные опытом желчные старики.

– Экой умник! Так твой Чжинки и говорил: слово поперек скажи и… как же ж он там? Загрызет? – старик задумчиво прищурился, копаясь в памяти. – И уроет! Вот! – победоносно хлопнул он в ладоши. – Выходит, прав твой Чжинки был.

– Вы знаете Чжинки? Вы разговаривали с Чжинки?

– Разговаривал? Да уж приходилось. Давненько его тут не было. Сдается, теперь у него иные дела. Да ты присаживайся, чего встал, как таракан.

– Таракан? – сбитый с толку и очень взволнованный Ки плюхнулся рядом со стариком и уставился на него цепким карим взглядом.

– А вон он, – старик ткнул куда-то в пол и, проследив за его пальцем, Ки и впрямь увидел гигантского таракана, замершего посреди террасы и двигающего своими длинными усами. – Ишь ты, развесил уши. А ну, марш отседова! – старик снял с ноги тапок и запустил в усатого, который тут же поспешил убраться подобру-поздорову.

– Таракан? Развесил уши? – Ки скептически прищурился, начав подозревать неладное с рассудком старика.

– А то! Разошлют своих шпиёнов повсюду. Самые мелкие – самые юркие, самые непредсказуемые и опасные! – старик нравоучительно поднял в воздух указательный палец.

– Понятно, – пробормотал Ки, припоминая, что слышал недавно нечто похожее.

– Да ты не вешай нос, найдется твой Чжинки. Вот закончит свои дела и вернется разгребать твои дела, которые ты нагребешь, якшаясь со своим оболдуем.

– Не понимаю, о чем речь, – Ки отвернулся от старика и постарался придать лицу как можно больше безразличия.

– Ишь ты, ишь ты, а девонька из тебя и впрямь отменная вышла бы, – старик потрепал его за щеку. – Жаль, что пацан в итоге получился.

Ки возмущенно отмахнулся от его руки, но не смог выдавить ни слова возмущения, поскольку попросту задохнулся этим самым возмущением. Возмутительное по самой своей природе утверждение!

– Вот тебе мой совет, сынок, – старик посерьезнел. – Будь осторожен!

Ки фыркнул.

– Уж и без тебя знаю.

Несмелая надежда вызнать новости о брате померкла. Устроить со стариком час прекрасных воспоминаний имени Чжинки ему едва ли хотелось. А нравоучений, связанных с безжалостностью Чжонхёна он и без того успел наслушаться вдоволь.

– А ты кто, дед? Конюший? – вопрос был задан скорее из желания не позволять неуютной тишине удобно устраиваться между ними.

– Я – писатель, но в последнее время сказки сказываю! – гордо прокряхтел старичок. – Хочешь мою последнюю сказочку? Будешь первым ее слушателем.

– Хочу, – промурчал юноша, откидываясь на спинку скамьи и прикрывая глаза. Ворчанье коней до них почти не доносилось, старческий скрипучий голос звучал уютно и успокаивающе. Легкая сонливость укутала его в мягкое одеяло.

– Много на свете существ интересных и, пожалуй, самые интересные из них – бесы. Бесы разными бывают, но мой сказ коснется лишь двоих их представителей. Один, дух разврата и небытия, лжи и разрушения, изгнанный с небес, был когда-то достойнейшим из Светлых, но, потеряв белоснежные крылья и переродившись, заобладал большим и чернющим могуществом. День за днем нашептывает он в людские уши всякие обольщения, толкает на всякие извращения и наслаждается видом рушащихся во грехе святых цитаделей. На хорошем счету он у самого Повелителя подземелий, ибо рожден вторым, сразу же опосля него. Обманчивый облик притягивает к нему многих, но лишь единицы добиваются его расположения, тогда как миллионы гибнут в его жгущем синем пламени. Во гневе рога могучее могучего, хвост мощнее мощного.

– Хвост – это который спереди или который сзади?

Ки удивился, насколько буднично прозвучала эта пошловатая мысль. Вот он – результат общения с Чжонхёном.

Старик раздосадовано сплюнул.

– Так и думал, что есть в моем сказе прорешечка. Надо бы подлатать.

– Ну, ты сам сказал: дух разврата, – едва пожал Ки плечами, не открывая глаз.

– Хвост, который сзади. Жертвы приносят этому духу многие, а щедро вознаграждаются только те, кто оказывается под его покровительством. К демонам в народе он причисляется.

– А мне он нравится, – вновь лениво вставил юноша. – Сразу видно, парень крутой: и бабла наверняка немеренно, и лапти ему лижут на всякие лады, и хвост с рогами мощные. Я бы за такого держался.

– Ещ-ще бы! – прошипел старичок радостно. – А теперь послушай про второго. Второй – мирской бесенок, вампирчик.

– Кровь пьет?

– Не все то вампир, что пьет кровь, заруби на своем носу! Пьет он не только кровь, но и сладость жизни. Оттого кровь ему слаще сладкого кажется на вкус.

– А это еще круче.

– Эти всю жизнь могут и не подозревать о своем существе, питаясь только жизненной силой. А на кровь зарятся, только если разум вдруг покинет тело и бесовской дух овладеет ими полностью. Но такое случается редко. Так и живут они людями, подъедая то так, то сяк других людей, пока не встречают неиссякаемый источник энергии.

– Бывают и такие? – Ки приоткрыл один глаз и с любопытством уставился на загадочного деда.

– Бывают. Как твой Чжинки, например.

– Мой Чжинки – это неиссякаемый источник неуклюжести. Он конец света может по этой своей неуклюжести сотворить и с одним половником в руках.

– Талант не пропьешь!

– Продолжай сказку, я слушаю, – Ки закрыл глаз и устроился поудобнее. Значит, Чжинки весьма талантлив. То-то к нему Тэмин так присосался. Бесеныш.

– Демоны живут по ту сторону мира, а мирские бесята по эту. Демоны наведываются в этот мир лишь бесплотной дымкой, творят свои гадостные дела, разъедая светлые умы, и даже не помышляют о мирской жизни вопреки ходящим средь чаровников мнениям. Случается, что какая-нибудь ведунья обращается к ним с очередной просьбой и жертвой. Вот тогда они задумываются и чаще всего заключают волшебные сделки, выполняя свою часть сделки и проживая в обмен человеческую жизнь. Жизнь такого существа недолгая – они сгорают заживо, потерявшие разум в объявшем их адском пламени, в то время как демоны-духи в них наслаждается страданиями. А затем они уходят, духи демонов, то бишь. Конец.