Текст книги "Маскарад (СИ)"

Автор книги: Sowulo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 44 страниц)

Укоряющая фраза стала своеобразным сигналом. Нетерпеливо спихнув с ног обувь и размотав ткань, заменяющую носки, Ки с детским восторгом запрыгнул на мягкую пружинистую кровать. Впрочем, остановившись взглядом на ране, он тут же потеряно застыл, враз растеряв весь запал.

Рана была длинной, словно кто-то со всей силы полоснул по коже тесаком, но не успел или не сумел вогнать его еще глубже – для повреждения внутренних органов. Углубление было полно багряно-красной крови, свежей и игравшей алмазными бликами даже в таком тусклом свете. Вместе с тем, она не вытекала за рваные воспаленные края раны, что приводило юношу в крайнее недоумение. Он почесал затылок, а затем, встав на четвереньки, боязливо прикоснулся пальцем к набухшему розовому краю. Палец окрасился в алый цвет, словно юноша окунул его в вишневый сок. Поднеся его к глазам, он с трогательной сосредоточенностью рассмотрел каждый кровавый завиток, а затем машинально сунул испачканный палец в рот и тщательно обсосал. Именно почудившаяся сладость заставила Ки склониться к ране и слизать всю выступившую в ней кровь.

Чжонхён едва слышно застонал.

– Поганец, – выдохнул он, стиснув кулаки.

Прямо на карих глазах пустое багровое углубление вновь начало заполняться кровью, а через полминуты уже переливалось вишневым красным в слабых лучах выглянувшего из-за туч солнца. Кровь не стекала вниз по спине, она подходила аккурат к самым рваным границам, точно не решаясь их переступить. Не отстраняясь, Ки судорожно задышал, едва сдерживая свои желания. Ему не показалось, она действительно сладкая. Манящая.

– Бомми, – с усмешкой прозвучал усталый голос, – я не пирожное на десерт. Имей совесть.

Бессильно прорычав, юноша встал на колени и начал нетерпеливо срывать с себя ветхую рубашку. Разобравшись с оной, он неуклюже на четвереньках подобрался к затихшему Чжонхёну. Торопливо усевшись позади, он прижал его к себе руками и ногами. Лоб заблестел от испарины, когда пылающий жар начал передаваться ему через крепкие объятия. Водя руками по чуть подрагивающим мышцам живота, Ки ощущал под подушечками пальцев невероятное напряжение. Каждый нерв существа в его руках был натянут до отказа.

Ему не доверяли. И не доверяя, все равно позволяли сидеть за спиной.

Ки положил подбородок на плечо Чжонхёна и тихо, чуть жалобно заскулил, требуя вознаграждение. Его холодные ступни уже согрелись в чужих руках, а обделенные вниманием губы все еще требовали положенный им поцелуй. Невзирая на свое состояние, Чжонхён тихо усмехнулся. Что-то так и остается неизменным.

Под влиянием какого-то чувства поцелуй получился немного томным и очень нежным. Только получив требуемое, юноша наконец успокоился и прекратил скулить, словно брошенный в холодной ночи щенок. Вместо этого он уткнулся носом в сгиб горячего плеча и довольно прикрыл глаза, крепче стискивая молчаливого Чжонхёна в объятиях.

========== Часть 30 ==========

Чуть сжатые в кулаки ухоженные пальцы в его руках время от времени сонно подрагивали. На покрытых испариной светлых предплечьях уже проступили синие вены, по которым текла часть его боли в такт размеренному болезненно горячему дыханию у его уха. Температура в комнате повысилась до неимоверной отметки, вынуждая пот щекочущими струйками стекать по чувствительной коже и с раздражающей настырностью заливать глаза. Спину жгло тысячью затупленных швейных игл, словно в рану щедрой рукой насыпали соли. Но это жжение не сравнить с тем, от которого он адски мучился на протяжении стольких дней.

Прошло довольно много времени с момента начала, солнце окончательно скрылось за тучами, позволив мрачной полутьме безраздельно властвовать над существами, в тревожном ожидании вжавшими головы в плечи. Непогода за окном стремительно набирала обороты, поднялся лихой ветер и мелкие капли забарабанили по стеклу, навевая сонливость.

Маленький шрам, сомнительно украсивший нежное запястье, казался ядовито белым даже на фоне очень тонкой светлой кожи, испещренной нитеподобными венами, взбухшими темными пульсирующими червячками. На черных глазах под неумолимым действием воспоминаний запястья сужались и уменьшались, а вместе с ними, стремительно светлея, уменьшались и слабо сжатые кулачки. Все вокруг неуловимо менялось, неподвластное буре за окном. Слепящее солнце вытеснило царящий вокруг угрюмый сумрак и, хлынув отовсюду безудержным волнами, на момент лишило зрения. Грозовой ветер, изредка пробирающийся через приоткрытое окно, стих до теплого летнего, задувающего под выправленную рубаху. Алебастрово-белые кулачки вдруг юркнули за его спину, но он не обернулся вслед за ними. Шишка, набитая кем-то недавно на его голове, слегка саднила, и ветер словно усмирял эту легкую боль. Детский капризный голос все время тарахтел где-то на фоне. С некоторой долей изумления он слышал свои собственные ответы ему, перемежающиеся с веселыми криками игравших неподалеку ребят. Кто-то усердно тарабанил по его сгорбленной спине, однако подняться с мягкой молодой травки было определенно выше его сил. Он лишь наблюдал за возней ребят у большого дерева, низко раскинувшего свои пышные ветви.

Маленький мальчик с взъерошенными черными волосами взволновано прыгал у погнутого временем ствола, увещевая своего друга, стоящего на самой тонкой ветви:

– Тэмин, не прыгай!

– Если я прыгну, тогда Минхо придет меня ловить!

– Минхо больше не живет здесь, не прыгай!

– Он придет! Он сказал, что всегда будет меня ловить!

– Не прыгай, Тэмин! Он не придет!

Но его худенький дружок, такой же черноволосый, только более миловидный, сурово покачал головой, верный своим убеждениям.

– Придет! Он обеща-а-а… – неосторожно переставив ножку, он потерял равновесие и сорвался с дерева, упав прямиком на раскинувшего руки друга.

– Ну, вот! Я же говорил, – пропыхтел тот, скидывая с себя мальчика и тяжело поворачиваясь на бок.

– Зачем ты меня поймал? – упавший выглядел удивленно. Он приподнялся на руках, не сводя глаз с друга.

– Теперь я тебя всегда буду ловить, – со всей серьезностью выдавил его друг, свернувшись в клубок и пережидая боль.

– А ты меня будешь ловить? – спросил резкий капризный голос за его собственной спиной. Он сунул сочную травинку в рот и призадумался.

– Нет, – легкое качание головы. Секунда перед следующими словами наполнилась предсказуемым неверием. – Я просто не дам тебе упасть, – расслышал он свой окончательный ответ, тут же подхваченный ветром и унесенный в сторону дерева и играющих у его корней ребят.

***

Дверной замок недовольно заворчал и после недолгого времени наконец щелкнул. Дверь распахнулась, впуская вечернего посетителя в сумрак комнаты. Болезненно бледный Чжинки, вздрагивающий после каждого раската грома, со стоном прикрыл глаза рукой. Испарина на его лбу замерцала в свете лампы, бережно внесенной в комнату. На его лице отсутствовало какое-либо осмысленное выражение – разбушевавшаяся стихия поглотила все мало-мальски здравые мысли.

– На стол, – послышался голос Минхо, принесший с собой невыразимые страдания. В голове вновь что-то взорвалось, и на короткое время перед его взором застелился ослепительно белый туман. Не спасительный, но наоборот, шедший рука об руку с жуткими мучениями.

С упрямой медлительностью выжившего из ума старика Чжинки поднялся со сбитых простыней и не спеша направился в сторону приоткрытой двери. Минхо не составило труда спокойно его перехватить и, осторожно развернув, довести за руку обратно до кровати.

– Не вставайте, Чжинки, вам сейчас вредно ходить.

Чжинки слабо кивнул, соглашаясь с произнесенными словами, и лег головой на подушку, вмиг расслабляясь. Но стоило только Минхо отойти к столу, как возница в очередной раз поднялся на ноги и с прежней отстраненностью на лице направился к двери.

– Чжинки… Нет, Чжинки.

Минхо вновь перехватил молодого человека.

– Иди, я дальше сам разберусь, – бросил он кому-то через плечо, держа смирного возницу в охапке.

– Хорошо, Господин, – ответил ему тонкий женский голос. Через несколько секунд послышался щелчок замка.

– Вашему упрямству можно позавидовать, – проговорил Минхо, крепко обхватив Чжинки и вновь доведя его до кровати.

– Завидуйте молча, – слабо отозвался Чжинки, не без чужой помощи укладываясь поудобнее. – Я хочу видеть Тэмина.

– Вы его увидите. Когда вам станет полегче.

– Мне уже легче, я хочу его видеть.

– Нет, Чжинки, – мягко ответил Минхо, усаживаясь на стул неподалеку.

– У вас нет сердца.

– А вы о своем даже не думаете.

– Мое сердце с моими братьями.

– Стало быть, и у вас его нет?

Чжинки приоткрыл глаза, переваривая новость.

– Есть. Небольшой кусочек – в напоминание о том, кто я такой и для чего я живу в этом мире, – осторожно покачал он головой.

– Чем, – поправил его Минхо.

– Что?

– «Чем Вы живете в этом мире», Чжинки.

– Чем я живу в этом мире, – повторил он, после некоторых раздумий признавая, что без братьев жизнь его потеряет саму суть, а значит, продолжать ее не будет иметь абсолютно никакого смысла. – Откуда Вы это знаете?

– У меня был свой очень надежный источник.

– Минхо…

– Да, Чжинки.

– Что значит «был»? – нахмурился возница.

– Я задолжал Вам объяснения и, кажется, настало время их представить Вашему вниманию, – проговорил Минхо вместо ответа.

– Верно говорите. Но я уже не совсем уверен, что хочу их слышать.

– Вы себя слишком плохо чувствуете? В таком случае, целесообразнее будет оставить их на потом.

– Нет-нет! – со всей прытью, которая осталась в его силах, Чжинки сел на кровати. Почувствовав немедленное головокружение, он уперся рукой в спинку изголовья.

Несмотря на всю трагичность ситуации, Минхо, казалось, нашел такую реакцию забавной.

– Вам смешно?

– Извините, пожалуйста. Такие люди, как Вы, настолько предсказуемы, что трудно удержаться от улыбки.

– Какие «такие»? – Чжинки ворчливо насупился, не обрадовавшись внезапному подтруниванию.

– Бесхитростные.

– Минхо, это звучит, как оскорбление.

– Правдой возможно оскорбить только того, Чжинки, кто усердно ее отрицает. Умные, вместо того чтобы обижаться на правду, принимают ее к сведению. Мудрый поступок.

Чжинки не спешил с ответом. С каждой минутой, отсчитанной стрелкой на часах, начинало все больше казаться, что страдающий от приступа мигрени молодой человек в кои-то веки уснул. Немало уставший за день Минхо и сам ощущал бесшумно подбирающуюся к нему сонливость.

– Вы мне дадите с Тэмином встретиться или нет? – послышалось вдруг недовольно и отчасти сварливо со стороны кровати.

Засыпающий Минхо вздрогнул.

– Да. Кажется, я рано расслабился, – пробормотал он.

В это время лежащий на смятых простынях Чжинки сам себе напоминал капризного Кибома в его самом раздраженном из настроений. Интонации, манера говорить, построение предложений – на миг резко поменялось абсолютно все. Он даже ощутил себя средним братом, насколько это вообще было возможно. При взгляде на темный силуэт Минхо что-то неприятно заворочалось в его груди. Чжинки яростно втянул носом воздух, насильно выталкивая из себя все, что в данный час сбивало его с пути к поставленной цели.

– Я хочу увидеть Тэмина. Что вы с ним сделали? Почему он каждый день кричит?

Чжинки решил не раскидываться опрометчиво своими догадками. Прежде он желал прочувствовать на себе попытки Минхо усыпить его бдительность.

– Тэмин сейчас отдыхает.

– Я хочу видеть его.

– И Вам не помешало бы отдохнуть. Вы днями напролет пытаетесь выбить дверь.

– Я не виноват в том, что отсюда нет других выходов, – хрипло сообщил возница. Начало нового приступа вынудило его зажмуриться.

– Чжинки, поешьте. Корделия специально для Вас составила особое меню. Игнорирование потребностей организма вредит только Вам самому. А после можно принять оставленное доктором лекарство.

– Отпустите меня, – едва слышно обронил Чжинки в грозовую духоту темной комнаты.

– Не могу.

– Почему?

– Потому что Тэмин тоже хочет встретиться с Вами.

– Почему вы меня к нему не пускаете?

– Еще рано, Чжинки.

– Кто дал вам право устанавливать сроки? – завелся возница, измученно скрипя зубами.

– Я сам.

Чжинки с разъяренным свистом вдыхал и выдыхал воздух, бессильный что-либо сделать против творящейся несправедливости.

– Для чего нужны эти сроки? – поинтересовался он притворно спокойным голосом.

– Для того чтобы Вас подготовить.

Минхо знал, что Чжинки на пределе. Приступы мигрени, виновником которых, по сути, являлся он сам, и изматывающая злоба яростно клокотали в последнем и отчаянно рвались наружу. Их странный разговор больше походил на бессмысленную и пустую игру в пинг-понг, хождение вокруг да около. Ему, как, наверное, и самому Чжинки, уже давно не терпелось разобраться с основной частью, тем самым снять с души часть безумно тяжелого груза.

– Ну, так готовьте же, черт вас дери! – Чжинки взлетел с кровати и, не успев толком встать на ноги, неуклюже повалился на колени, зажав голову в руках. Минхо успел поймать его за локти в самый последний момент, таким образом смягчив столкновение коленей возницы с холодным полом.

– Не вставайте, Чжинки, – пробормотал Минхо, укладывая того на кровать.

Чжинки обессилено выдохнул, чувствуя себя самым последним неудачником.

– Рассказывайте, бога ради, почему вы похитили моего брата.

– Чжинки, почему Вы так уверены, что похищение Тэмина моих рук дело?

– Потому что других виновных у меня на примете нет.

– Бог с Вами, Чжинки, для чего бы мне похищать собственного друга? Какая мне с того выгода?

Чжинки молчал, все еще не спеша переходить к уже сформировавшимся в голове хлестким обвинениям.

– Виновный, – с неверием повторил Минхо. – Что ж, возможно, отчасти я виновен в произошедшем, – вынужденно признал он. – Косвенно виновен, безусловно. Но видит бог, умей я читать будущее, я бы обязательно спрятал Тэмина как можно надежнее, а то и вообще бы с ним не знакомился!

Минхо затих, поглощенный собственными сбивчивыми мыслями.

– Я вам верю, – тихо отозвался Чжинки, нетерпеливо намекая на продолжение. Гроза плавно перешла в обыкновенную непогоду и его недомогание постепенно начало стихать, позволяя вознице предельно сконцентрироваться на разговоре.

– Меня шантажировали, Чжинки. И шантажировали довольно жестоким способом.

– Тэмином, – донеслось тихое с кровати.

– Сколько лет они искали зацепку, способную заставить меня расколоться! Столько лет я не давал возможности уцепиться им за что-либо важное для меня! И тут появляется он, руша весь карточный домик до основания! Я до сих пор виню себя за то, что не дождался, пока Тэмин окажется внутри своего общежития. Впрочем, полагаю, этот факт мало помешал бы их грязным задумкам.

– Почему вас шантажировали?

– Я не могу об этом распространяться, Чжинки.

– Значит, не можете?! – яростно выплюнул возница, садясь в кровати.

– Простите меня милостиво, но эта тайна – не моя.

– Что же… Но в итоге Тэмин теперь живет у вас в доме! Значит, шантаж удался!

– Нет, Чжинки, не удался, – покачал головой Минхо. Затаивший дыхание возница не увидел его в темноте наступившей ночи, но расслышал глубокое сожаление в бархатном голосе.

– Что… это… значит?..

– Мне его вернули. Тэмина, – слова, как воздушные шарики, медленно и легко поплыли по комнате. – Выкинули на обочину прямо под ноги.

– Почему же?..

– Именно поэтому: шантаж не принес успеха, но поглумиться над последствиями такие люди горазды.

– Значит, Тэмин для вас не настолько важен, чтобы жертвовать ради него чьими-то ни было секретами?

– Он важнее вообще чего бы то ни было, Чжинки.

– Вы меня абсолютно не уверили в этом.

– Скорбно склоняю голову.

Похожий на капризного пациента, стремительно идущего на поправку, Чжинки насупился.

– Что вы не договариваете? – выплюнул он через какое-то время.

Минхо вздрогнул. Не столько от тона, которым было озвучено требование-вопрос, сколько от мысли: «Вот оно. Решающий момент наконец настал».

– Чжинки, – Минхо глубоко вдохнул, будто набираясь смелости, – я прошу у Вас прощения за все, в чем действительно являюсь виновным и в чем виновен лишь косвенно…

Чжинки напрягся, интуитивно готовясь услышать что-то, что, судя по интонациям Минхо, должно оказать на него эффект вылитого на голову ведра, полного ледяной воды.

– Тэмина… Его искалечили. Обезобразили… Внешне. Внутренне.

Ощущение, словно тщательно подобранные и, вполне возможно, заученные наизусть слова давались Минхо с трудом, не позволяло Чжинки прерывать их скудный ручеек.

– Не думаю, что вам захочется услышать каким образом… Вскорости вы и сами все увидите…

– Минхо, – не сумев удержаться, тихо вставил в его речь Чжинки. – Тэмин не переносит боли. Никакой. Он абсолютно не способен ее переносить. Ни в каком виде. Он ее не переносит. Минхо. Не-пе-ре-но-сит!

Злобный крик гулким эхом прокатился по комнате.

– Я знаю, Чжинки. Именно поэтому разум сжалился над ним и покинул его сознание, – Минхо устало прикрыл глаза пальцами. – Говоря коротко, Тэмин сошел с ума.

***

Пробуждение было очень медленным и неохотным. Осознание и того медленнее. Ки, не открывая глаза, примостился удобнее и сильнее сцепил руки.

– Бомми.

Кто-то мягко провел по его щеке пальцем, отчего он буркнул что-то недовольно, не меняя своего положения.

– Ты пускаешь слюни.

– Не пускаю, – сердито прочмокал он, отмахнувшись рукой.

– Пускаешь.

Ки раздраженно приоткрыл глаза и сквозь бахрому светлой челки уставился на растянутые в ухмылке губы. В следующий момент он уже лежал на спине, в панике оттолкнув от себя Чжонхёна и в неуклюжем полукувырке упав на пол.

– Чего лыбишься? – выплюнул юноша раздосадовано, потирая пострадавшее место.

Глядя на него через блестящее в сумерках от слюны плечо, Чжонхён молча улыбался. Белый шрам во всю его спину местами был покрыт коричневым, но в целом выглядел не столь шокирующе, сколько история его возникновения.

– Как ты себя чувствуешь, Бомми?

– Паршиво, – отрезал Ки. – Что я вообще тут делаю? – он огляделся. Потом поглядел на свои измазанные коричневым живот и грудную клетку. И принялся шнырять глазами по комнате в поисках чего-нибудь для прикрытия внезапной полунаготы. – И как сюда попал?

– Позади тебя, – подсказал ему Чжонхён. – Ты ничего не помнишь, маленький шпион?

– Я не шпион, – проворчал он, натягивая свою рубашку. Неподалеку валялась другая рубашка – почти что новая, испорченная большим бурым пятном. А рядом с ней валялась куча бинтов, вымазанных тем же бурым цветом.

Ки довольно долго изучал взглядом находки, затем перевел взгляд на свою распахнутую рубашку и, наконец, на оголенную спину Чжонхёна, связывая разрозненные части в более-менее цельную картину.

– Что здесь произошло, черт возьми? – протянул он растерянно.

Раздался одинарный стук в дверь, от которого Чжонхён весь подобрался. Ки же нахмурился, заметив нетипичную реакцию.

– Иди сюда, – услышал он твердое требование после очередного стука.

– Не хочешь открывать?

Перегнувшись через край кровати, Чжонхён схватил его за лодыжки и потянул к себе, как паук – кокон с жертвой. Стук вновь повторился.

– Бестия, – тихо прошипел он.

– Кто? – с любопытством поинтересовался Ки, ухватившись за его плечи и рассеянно помогая усадить себя на его согнутые колени. Место, на которое он в сонном порыве щедрости напускал слюней, все еще было влажным.– Тебе удобно?

– С тобой мне всегда удобно, – Чжонхён ослепительно улыбнулся, прижимая его к себе за ягодицы и вынуждая обхватить ногами. Стук повторился, тотчас же стерев эту улыбку с его губ.

– Надо открыть дверь, – прошептал юноша. Он обнял его за шею, дабы не упасть со своего неудобного сидения, но все равно с трудом удерживался на месте.

– Открой, – раздался шепот в ответ.

Ки наверное бы и встал, и даже открыл, но что-то смутное, какой-то лихорадочный блеск в черных глазах разубедил его в необходимости этого действия. Напряжение в чужом теле вдруг передалось его собственному по каким-то невидимым каналам, и юноша неуютно поежился.

Новый стук. Ки заметил, что каждый стук отделен от другого одинаковым промежутком времени. Оттого происходящее казалось еще более зловещим.

– Кто это? – почти неслышно спросил Кибом.

Чжонхён пристально поглядел в его глаза и, не разрывая зрительного контакта, тихо обронил:

– Смерть.

Ки нахмурился, вновь раздражаясь из-за вдруг появившейся на его губах дерзкой ухмылки.

– Смеешься надо мной?

– С косой.

– С какой еще, блять, косой?

– Сносящей головы с плеч.

– Что за хрень ты несешь?

– Но сегодня пришла она не по твою вкусную задницу, – Чжонхён крепче прижал его к себе, забавляясь своим словам и сопровождающим их комментариям. – Впрочем… она уже имеет на нее виды. Будь осторожен.

Временами Кибому казалось, что тот над ним откровенно смеется. Но вслед за этим приходило неизменное чувство двойственности: выглядя беззаботно снаружи, Чжонхён напряженно наблюдал за ним внутри, готовясь в любую секунду начать действовать.

– Ну, нахуй, пойду открою!

Дернувшись и не встретив препятствий в виде рук, юноша вновь грохнулся навзничь. Стон боли непослушно сорвался с его губ и был немедленно оборван нежеланием показывать слабость. Кое-как встав на ноги, Ки заковылял в сторону двери, потирая рукой дважды ушибленное место. Однако приблизившись к оной, он вдруг застыл. Чжонхён за его спиной все еще тихо посмеивался в кулак. И звучало в смехе том тихое безумие.

– Ну и чего ты ржешь? – скептически поинтересовался у него юноша, даже не оборачиваясь, но и не решаясь в то же время протянуть руку к дверной ручке.

– Бомми, детка, открой дверку. Отправь меня на смертельную свиданку, – во весь голос загоготал тот.

Стиснув зубы, Ки медленно повернулся к Чжонхёну за разъяснениями и в этот момент дверь сотряс удар неимоверной силы, выбивший пыль из всех дверных щелей. Резво отскочив к кровати, юноша не сводил глаз с двери, ходуном ходящей от новых беспорядочных ударов. Ручка непрерывно дергалась, словно в жестоких руках маньяка, нашедшего убежище своей жертвы. Ужас просачивался сквозь мелкие щели, тянулся к нему и вынуждал отступать шаг за шагом.

Воспользовавшись удобным случаем, Чжонхён незаметно обхватил слегка шокированного Кибома и повалил рядом с собой на кровать.

– Устроим у нее под носом праздник жизни? – прошептал он, с лукавой хитрецой поглядывая сверху на замершего в страхе Ки. Юноша не мог понять, храбрится ли тот или действительно не придает значения тому, что ломится в дверь. – Ну?.. Отпусти ее восвояси, – Чжонхён потряс его за плечо, растянул пальцами его губы, намекая на желание видеть на них улыбку, но Ки приклеился испуганными глазами к ровной поверхности сотрясающейся двери.– Какой же ты несмешливый, Бомми, солнышко.

Две пощечины – не возымевшая эффекта слабая пощечина и пощечина посильнее, так же не возымевшая особого эффекта, – тоже остались без внимания. Только светлые щеки еще пуще раскраснелись.

– Сука, я сейчас от страха отдам концы, – безотчетно выдохнул Ки.

Со вздохом Чжонхён поднялся с кровати и исчез из его поля зрения, а он все так же не находил в себе сил отлепиться взглядом от двери. Нужно всего лишь отвести глаза в сторону, но это действие было сродни стоянию рядом с конем – абсолютно неисполнимое. Ки встал на колени, загипнотизированный хаосом. Если открыть дверь, сюда войдет что-то, что не является человеком. Может, открыть дверь и умереть от ужаса?

Оно само может открыть дверь. Но ему нужно приглашение. Какой дурак предоставит приглашение этому?

Может, все-таки открыть дверь и умереть от ужаса?

Матрас под коленями мягко запружинил, и в поле зрения снова появился Чжонхён, державший что-то в руках. Он забрался коленями на кровать и, схватив руку Ки, помял пальцем локтевую ямку на ней, прежде чем туго обхватить его плечо жгутом, а после медленно ввести в выпирающую вену какой раствор из шприца.

Некоторое время Ки продолжал таращиться на дверь, его тело все еще пробирал мандраж. Для надлежащего воздействия раствору потребовалось несколько минут, по прошествии которых, моментально расслабившись, Ки перевел взгляд на Чжонхёна, рукой удерживавшего его от падения.

– Отпустило?

Юноша вдруг тихо захихикал.

– Бля, что это было? – перешел он в откровенное ржание, подобно все тому же коню, с которым привык сравнивать многие из своих страхов.

– Веселящий укольчик, – улыбнулся Чжонхён, внимательно наблюдая за реакцией. – Специально для моего подопытного Бомми. Вся ампула.

– Оно еще не испробовано на людях? – задыхаясь от смеха, для чего-то спросил юноша.

– Теперь испробовано, – проинформировал его Чжонхён с искренним любопытством в глазах.

– Я тебя линчую, падла, – сообщил Ки сквозь смех, хватаясь одной рукой за живот, а второй – за его плечо.

– Да ну?

– А потом еще и кастрирую.

– Не разумнее ли тогда наоборот?

– Еще и советы раздает… – хватая ртом воздух, выдавил юноша. – Злоебучий стыд, у меня живот сейчас разорвется от смеха, – на карих глазах выступили слезы.

– Думаю, зрелище будет интересным. Всегда хотелось познать тебя изнутри.

– Пошел нахуй.

– Успокойся, Бомми. Это физраствор.

Кибом резко замолк и в полной тишине уставился на Чжонхёна по-совиному круглыми глазами. Все закончилось так же внезапно, как и началось. Касалось это и стука. Впрочем, даже стихнув, он оставил после себя стойкое ядовитое воспоминание о страхе, сжигающем внутренности дотла.

– Почему тогда я ржал? – спросил юноша, отрывисто издав последний истерический смешок и икнув.

– Потому что я так захотел, – пробормотал Чжонхён, приближаясь к его лицу с каким-то новым выражением в глазах.

– Теперь точно кастрирую, – прищурился Ки, подавляя невольную дрожь.

– За помощь? Это так по-бабски, Бомми.

Ки судорожно выдохнул и еле удержался на коленях.

– Что ты собираешься делать?

– Поцеловать тебя, разве это не очевидно?

– Нет. И я против.

– Ты не против, – Чжонхён обнял его за талию.

– Против, – мотнул Ки головой, обхватывая его за шею в ответ.

– Не ври мне. Я все чувствую, котенок.

– Я не котенок.

– Котенок.

– Я не это имел в виду.

– А что же?

– Что ты будешь делать с дверью?

– Хочешь открыть? – улыбка Чжонхёна была полна ехидства и коварства. – Открывай, – он чуть отстранился, предоставляя Ки свободу выбора.

Юноша неожиданно смутился. Пусть стук и прекратился, но открывать дверь ему вдруг расхотелось. Заломив руки за спину, он опустил голову и зашаркал коленкой по однотонному покрывалу, очевидно, в надежде, что ситуация как-нибудь самостоятельно себя разрешит. Чжонхён лукаво заглядывал в его лицо, но юноша неустанно отворачивался от него.

– Никогда не корми их своим страхом, – прошептал он, приблизившись к заалевшему уху. – И они вовек к тебе не подберутся.

Расхрабрившись, Кибом повернулся к нему и в нервном движении клюнул в уголок губ. А после еще раз. И еще. А потом он ощутил себя нагим не столько внешне, – к слову, рубашку застегнуть ему так и не удалось, – сколько внутренне. Каким бы привычно откровенным ни был поцелуй, впервые он был наполнен чем-то незнакомым и одновременно очень родным, тесно связанным с жаром обнаженной кожи и нежностью горячего дыхания. Новое старое ощущение. Абсолютно иное. Электрическими мурашками прошедшееся по позвоночнику и юркнувшее в самую душу.

Юноша аккуратно положил руки на талию Чжонхёна и, заскользив ими по гладкой коже, медленно обнял его. Его пальцы сразу же наткнулись на вспухший край шрама, о котором он уже успел забыть. Нерешительно повозившись у бугорка, он прочертил всю диагональную линию, вплоть до плечевого сустава. Чжонхён же в ответ сильнее сжал его волосы в кулаке и улыбнулся в поцелуй.

– Ты бы действительно испробовал на мне свои препараты? – шепотом спросил Ки, отстранившись и неосознанно облизываясь.

– Если бы понадобилось, – кивнул Чжонхён, мягко пройдясь губами по линии его челюсти.

– Совесть не зажрала бы?

– Я не вкусный, подавится, – усмешка.

– Правда? – глаза Ки загадочно замерцали. – А если бы я сдох от этих препаратов?

– Мне нравится твой энтузиазм. Вряд ли, Бомми, это были бы очень слабые наркотики.

– Ты против наркотиков.

– Все есть лекарство и все есть яд, котенок. Никогда не корми живущих по ту сторону своими страхами. Но если не можешь справиться с собой сам, ищи другой способ сделать это.

– Почему тогда ты их не использовал?

– Не хочу портить свою игрушку раньше времени, – Чжонхён лукаво прищурил глаза. – В итоге ты все равно отвлекся. Сразу чувствуется некоторый опыт.

– Охох, как много мы знаем, – сварливо проворчал юноша. – Игрушка уже испорчена.

Год, проведенный втайне от братьев в укуренном состоянии, Ки старался стереть из воспоминаний. Однако зрительная память сильнее и все еще дает о себе знать: всякий раз при виде прозрачной жидкости в цилиндре шприца юноша в первую очередь думал о тех волшебных смесях.

– Я должен расстроиться, что это оказались не наркотики?

– Обдолбаешься еще раз без моего ведома, мало не покажется, – угрожающе прорычал Чжонхён.

– Иди. На. Хуй, – захихикал Ки во внезапном приступе беззаботности и, счастливо раскинув руки в стороны, спиной упал на матрас.

– Кастрирую, Бомми, – Чжонхён осторожно устроился на нем сверху, опираясь руками о подушку по обе стороны от его головы.

– Это так по-бабски, – посмеиваясь, вернул юноша ему его фразу.

– Поостерегись раскидываться подобными заявлениями. Помнится, из нас двоих именно ты недавно щеголял в женском платье, – доверительно сообщил ему Чжонхён, не пряча издевательской улыбочки.

– Будешь мне теперь до скончания времен напоминать об этом?

Ки просунул палец меж его приоткрытых губ и провел им по гладкой эмали зубов. Чжонхён тяжело задышал. Он прикусил его палец и, не разжимая зубов, медленно склонился к нему.

– Бомми… – прошептал он, отпустив палец, лизнув его и снова прикусив. Ки чуть расширил глаза. Он тоже уловил какую-то особую атмосферу, опустившуюся вдруг на все поверхности в комнате. Пощипывающими движениями что-то невидимое поползло по его коже. Юноша отрывисто задышал, а затем вытащил свой палец изо рта и, обхватив Чжонхёна за шею, нетерпеливо притянул его к себе, чувствуя сильные руки, жадно, но ласково мнущие его тело.

– Сладкие, – отстранился тот вскоре.

– Что?

– Признайся, Бомми, ты пользуешься каким-то бальзамом.

– С чего вдруг?

– Потому что у парня не могут быть настолько сладкие губки. Мягкие, пухлые и очень-очень сладкие, – Чжонхён прижал его к кровати своим телом. На взгляд Ки, он был для него чуть тяжеловатым, но ощущение этой теплой тяжести приносило ему лишь удовольствие. – Очень, – Чжонхён мягко прихватил зубами его нижнюю губу, легко потянул ее и прошелся по укусу языком, вырвав из уст напряженного юноши судорожный выдох. – И очень, – повторил Чжонхён, втягивая его в ленивый поцелуй. Ки ответил, отчаянно сдерживая рвущиеся наружу пылкость и горячность. Позволял языкам чувственно сплетаться, не пытаясь придать поцелую спешности, а просто наслаждаясь его мучительной медлительностью. Он не знал, было ли то мастерство партнера или всего лишь новизна ощущений, но ему до слабости в теле нравились такие нежные поцелуи и вызываемое ими приятное покалывание. Ки уже отстраненно планировал разводить Чжонхёна почаще именно на них. – Вкусные, – закончил Чжонхён спустя пару минут, заполненных мерцающим томным волшебством. Он чуть отодвинулся. Юноша поморгал, прогоняя колдовское наваждение и чувствуя, как начинают гореть губы. И совсем не от привычных укусов. – На какие ухищрения ты идешь? Я хочу знать. Скажи мне.