Текст книги "Вольный Флот 2. На дальних берегах (СИ)"

Автор книги: sgtmadcat

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 42 страниц)

– Понимание требует внимания, внимание требует уединения…

– А что в каюту не идешь?

– Добрый Доктор разрешает забирать эти буквы только в голове…

– Не понял?

– Это есть выдержки из исследований Петерфельд, – пояснил Доктор приступая к обработке рассеченной брови, – Знаний племен ведьм, собранный им для свой цели. Я есть пытайтся соблюдайт секретнойсть. Запрешайт вынос документы. Фрау Алиса есть гроссе неаккурайтен с ними.

– Интересное чтиво, значит?

– Гроссе интерейсен. Не жмурьтесь, битте...

– Я думал ты скептически к этому всему настроен?

– Йа, разумейтся… И я долгий время не мог поняйть, что Петерфельд в этом находийть? Но, пристальный изучений выявляйт интересен факт! На первый взгляд этот примитивен подход, будучи очищен от наслоений суеверий и традций, есть ни что иной как методик взаймодействий с непознанный и непознаваемый!

– Серьезно?

– Йа! Мы привыкайт рассуждайт о подобный вещи с точка зрений наука! Но наука есть опирайтся на гроссе фундамент накопленый знаний. А что если у нас нихт подобный платформа? Что если все, что мы видим есть непознанный, и на данный ступень развитий непознаваемый объекты? Но мы быть вынужден взаимодействовать с ними потому, что то, что они могут давайт, есть необходимый для выживаний сила и её наличий перевешивайт риски?

– То есть это тоже, своего рода, наука?

– Нихт наука. Способ! Эффективный способ взаимодействий с непознанный, минимизаций риски и получений результайт! Когда я есть смотрейть на это под такой угол зрений, все есть играйт новый краски. Пример – ритуал! Мы смотрейть на это снисходийтельно, но ритуал есть не что иное, как инструкций! Выполняй определенный действий в определенный последовайтельность и получайт результат! Даже если ты нихт понимайт смысл!

– Меня тут один местный трогал – думал что таким образом привлечет к себе удачу. Это тоже как-то объясняется?

– Йа! Охотники есть использовайт фекалий и шкура животный, чтобы перенимайт их запах и подбирайтся ближе. Таким образом он пытайтся перенимайт некий ваш запах, признак или иной особеннойсть, надеясь, что удача подпускайт его к себе так же близко, как вас.

– Но это же так не работает?

– Что не отменяйт того, что это логичный, для их уровень знаний, умозаключений, да еще и подтверждаемый практичесйки.

– Это как?

– Если человек решайт, что за счет этого он есть более везучий, он начинайт смелей и активней действовайт. И добивайтся успех, который относит на счет выполнений данный ритуал. Да – это есть логический ошибка, но в данный случай во глава угол вставайт эффективнойсть. Если это выглядейть глупо, но работайт, значит это нихт глупо. Чистый прагматизм!

– Интересно… А может ты, тогда знаешь, почему Алиска так странно разговаривает?

– Когда ты имеешь дело с тем что на той стороне, не стоит показывать им свое лицо, – подала из под стола голос Ведьма.

– Да – вот я об этом, вот...

– В этом тоже есть свой логик. Дело в том, что любой контакт есть оставляйт след. Даже если его нихт наблюдайт. Мы нихт видейть запах, но хищник может его чувствовайт. Тут тот же логик. И, если ты имейт дело с непознанный и нихт знайт его намерений и мотивы, то вполне разумный решений есть минимизировайт оставленный след, по который тебя можно индетифицировайт.

– То есть она не говорит о себе в первом лице потому, что это след?

– Нихт говорит о себе в первый лицо, нихт называйт свой имя.

– Знание истинного имени дает власть… – пояснила Ведьма.

– Это я есть склонен считайт ошибка – как вы есть говорийт: «Ставить карета вперед лошайдь.»

– Телегу.

– Нихт важно. Важно, что нихт знаний имя давайт власть. Власть давайт знаний! А любой познаний начинайтся с определений. Мы давайт отдельный имя тому, что есть отличайтся от остальной. А значит мы знайт его достаточно, чтобы видейть различий. Имя – манифестаций того, что мы обладайт определенный уровень познаний об этот предмет. И чем более личный этот имя, тем ближе мы знайт данный предмет.

– Вот тут не понял… – Капитан снова потянулся к брови, чтобы почесать, но Доктор ударил его по рукам, – Так что такое «истинное имя»?

– Кляйне пример. Вы нихт знайт, что такое «собака». Поэтому называйт её просто «животный». Вы знайт, что собаки хищный, стайный животный с хороший обонянние и этот знаний не только позволяйт выделяйть её из остальной множество животный, но и давайт представлений о её возможнойсти, польза и опаснойсть. По мере углублений знаний, вы определяйт, что среди собаки есть разный породы с разный специализаций. Охотничьи хорошо искайт добыча, сторожевой – охраняйт, а комнатный – бесполезный украшений. И этот знаний позволяйт вам понимайт, как их можно использовайт. И в процессе познаний вы доходить до личный имя. Это уже нихт животный, а овчарка который звайт «Курфюрст», к пример. И вы знайт не только её возможнойсть и специализаций, но и характер, её отношениё к вам, место обитаний и прочий. Это и есть то, что понимайт под «истинный имя». Максимальный уровень знаний о предмет.

– Ага… А знание – сила!

– Йа! Поэтому фрау Алиса нихт имейт желаний давайт им такой сила. Нихт желайт показывайт свое лицо и оставляйт им столько информаций, чтобы они могли посмотрейть на неё и сказайт: «Ты нихт просто человек. Ты человек по имени Алиса.»

– Добрый Доктор говорит очень сложно… – хмыкнула Ведьма, – Это хорошо – его лицо им тоже будет сложно рассмотреть.

– Туповаты они там, на той стороне, да?

– Те кто смотрят без глаз и слышат без ушей понимают мир по другому.

– Ага… – глубокомысленно протянул Капитан, – Я че-то мысль потерял… Это к чему вообще все было?

– Мы есть отвлекайт вас разговор, что бы вы сидейть тихо и нихт дергайтся, пока я зашивайт вам бровь, – услужливо пояснил Доктор, – И это есть срабатывайть! Я делайт аккуратен ровный швы. Скоро все заживайт.

– А! Вот оно что!? А я то гадаю, что вы со мной как с умным разговариваете… Ладно спасибо… Не трогать, не чесать не ковырять – это я знаю.

– Йа! Когда пора снимайт швы – я вас звайт. Можете возвращайтся к работа.

Еще раз угукнув, Капитан поднялся и вышел. В столовой он наткнулся на Михая, прижимавшего к подбитому глазу пакет со льдом.

– Тебя что? Тоже уже успели приложить?

– Так. Та схема, яку з вами провернули, в цилому робоча... Тильки я не настильки деревяний як Тайга. Боцман, курва, видмахнувся... Чувствую-лечу. Повернувся подивитися, куди… И в планшир мордою… Треба доработати, а то розмин один в один иде.

– Надо Уру сказать, чтобы менее травматичные упражнения использовал.

– Не треба. Вин поки за своими методичками шпарить, ще терпимо. Як починае импровизувати – все. Туши свит, зливай воду... Вин же, вбивця, а не педагог. Та й, чесно признаюся, так доходить хочи больнише, зате и вправди швидко…

– Серьезно?

– Ми вам не розповидали, але до нас тут доколупалися в мисти.

– Это когда?

– Та нам трохи деталей для ремонту кулеметив не вистачило, ось ми и виришили йх того... Спиздити. Благо де, знаемо. А там мисцеви стерегли. Видать таких розумних дохуя... Хотили нас отмудохать, та ми, з паном Багиром, им сами таких пиздюлей понакладали… Мабуть методика пана Ура таки працюе. Видчуваеться качественне получшення бойцових навиков. А раз працюе – краще не чипати... До речи – сало готове. Можу на обид шматок поризати. На пробу.

– Ну давай… Попробуем, что там у тебя вышло…

Михай кивнул и удалился. Капитан покрутил головой, хотел почесать бровь, но, вспомнив наказ Доктора убрал руку и снова огляделся. С камбуза выглянула Барабашка. Истолковав эти озирания на свой счет, она помахала рукой.

– Еще кофе?

– Да… И когда у нас там едьба готова будет?

– Уже поставила. Через полчаса, где-то.

– Хорошо… А то жрать че-то хочется…

Барабашка принесла чашку. Капитан, благодарно кивнув, покосился на её костюм, состоящий, на девяносто процентов из фартука, потом поймал лицом волну жара из открытой двери камбуза и молча кивнул на стул напротив.

– Сядь, посиди… Остынь немного… А то в такой жарище работать тяжко, наверное.

– Да я привыкла уже…

– А как Ксюха там? Все так же людей шугается?

– Да.

– А с тобой говорит?

– Немного. Она молчаливая.

– О семье рассказывала? За отца мы, положим, знаем. А с матерью что?

– Расстреляли.

– За что?

– Отец ей говорил, что за то, что жить хотели по человечески.

– Ясно… У нас, когда кто-то говорит, что хочет жить «по человечески», значит воровать собирается не по людски. Проходили такое. Подробности сообщала?

– Нет. Говорит, что ей папа запрещает другим много о себе рассказывать.

– Ну… Учитывая, кто он, мабыть и правильно.

– А кто он?

– Бандит, судя по речи. Причем идейный. У нас такое напоказ, обычно, не выставляют.

– А! Я слышала, что у вас за это сразу расстреливают.

– Не сразу. Шанс каждому дается. Даже не один, как правило. Раз ошибиться каждый может. Ну два. Но если ты твердо решил против всех пойти… Ну, тады не обессудь. Поставят к стенке и шлепнут как собаку бешеную. Зато порядок…

Замолчав, Капитан принялся пить кофе. Барабашка, за это время, несколько раз сбегала на камбуз посмотреть как там готовка, но каждый раз возвращалась обратно и, наконец, решилась задать вопрос.

– А Антон не сказал точно, когда вернется?

– Нет. Все что знал, я тебе слово в слово передал. Дела у него там какие-то. Скучаешь?

– Ага… – Барабашка расстроенно дернула нижней губой, – Я просто… С ним все легко.

– Это как?

– Он тут. Я с ним. Все понятно. А сейчас мысли всякие. Доктор сказал, что это нормально. Что сейчас, после того, что было, я буду думать много. А мне не нравится. Они пугают меня.

– Ну-ну… Спокойно. Это нормально. Мысли они и должны быть разные. Добрые, злые. Главное, чтобы злые мысли в дела не превращались.

– Правда?

– Ну да. Я вот, к примеру, периодически думаю: «А может ну его все нахер?». Обвинения с меня сняли… Вернуться домой, зажить спокойно. Но нельзя.

– Почему?

– Вы, корабль… Да и дела остались недоделанные.

– Вы из-за нас домой не можете вернуться?

– Так, отставить об этом думать! Я просто неправильно выразился. Есть такая штука – «ответственность». Раз взял на себя ответственность – будь добр нести.

– Ответственность, это как «заботится»?

– Да. Отчасти.

– То есть вы о нас всех заботитесь?

– На то я и капитан.

– И обо мне тоже?

– Конечно! Ты же часть команды.

– Ясно… А я то думала, зачем вы со мной о всяком разговариваете? Объясняете все.

– Да ну не так уж часто, честно говоря и болтаем.

– Я просто стесняюсь вас отвлекать. Вы занятый все время. Остальные тоже занятые…

Барабашка смущенно потеребила край фартука.

– Я понимаю, что я глупая и им со мной скучно…

– Да брось…

– Правда… Я Лиссу слушала – она очень умная. Столько всего рассказывала.

– Так рядом с ней и я дурак.

– Кара тоже умная. Она когда начинает про машины говорить – я почти ничего не понимаю. Чума стрелять учится. Все время про какие-то траектории говорит… Поправки.

– Каждый умеет что-то свое. Кто-то чинить, кто-то стрелять. Ты, к примеру, готовить умеешь.

– Да… Только мне поговорить об этом не с кем… У нас никто готовить не любит.

– Так-то я люблю...

– Правда!?

– Ну да. Я ж тебе даже показывал разные блюда?

– А я думала, что это потому, что вы всегда все лучше знаете. И как готовить тоже…

На «вы всегда все лучше знаете», Капитан озадаченно хмыкнул, так как не сразу понял, что Барабашка, по простоте душевной, искренне выдала то, то обычно является плохо замаскированной претензией. Потом расплылся в довольной улыбке.

– Не. Готовить я люблю… Просто времени, обычно, нет. Да ты на меня посмотри. Ясно же, что поесть хорошо уважаю… А на флоте, если любишь вкусно жрать, обычно приходится уметь готовить, потому как коки вроде тебя – редкость. Благо мы – вольное судно, а то бы тебя давно на флагман забрали бы. У нас, было дело, драки из-за хорошего кока устраивали, не то что это все… И адмирал, светлая ему память, тогда он еще каперангом ходил, нас даже наказывать не стал…

…

Во время обеда Михай притащил собственноручно приготовленное сало, напластал его ломтиками и предложил всем желающим попробовать. По лицу было видно, что он в тайне надеялся, что команда будет в шоке от этого кушанья. Когда твою национальную кухню хвалят, это, безусловно, приятно, но есть свой особенный шик в том, что окружающие в ужасе морщатся от непривычного деликатеса, громко вопрошая: «Как вы это вообще жрете?»

Однако, выяснилось, что сало едят все и с удовольствием. Марио назвал его «лардо» и долго рассказывал, как у него на родине его готовят в деревянных чанах из дуба с можжевельником, шалфеем и лавровым листом. Доктор, увидев, чем угощают, кивнул: «О! Шпик! Данке!» и утащил несколько кусков себе на тарелку. Федор, само собой, трескал сало только так. Тайга долго и с подозрением обнюхивала и осматривала ломтик, так как в Порто сало действительно не употребляли, но Келпи решительно запихала его ей прям в рот, жестами показав, что если угощают, то надо жрать и не выебываться.

Так что единственными, кто спасовал перед этим блюдом, стали китты, для которых оно было через-чур соленым и пряным. Но те по этому поводу горевали не сильно, так как из оставшихся после разделки туш потрохов и кишок накрутили себе своей национальной колбасы «Уми». Воняла, в процессе «созревания», она не так бесчеловечно как запомнившаяся всем рыба, так что испробовать её решилось куда больше народу. В оригинальном виде никто больше куска не осилил, так как китты потребляли соли куда меньше. Но вот подсоленая и с хлебом, уми очень хорошо зашла Боцману, а Капитану киттская колбаса в таком виде напомнила «ливерную» с его далекой родины.

...

Примерно через час поле обеда конвой вышел к Сумарскому проходу – одной из главных судоходных артерий в этой части Островов. Поскольку от его бесперебойной работы и безопасности зависела экономика сразу сотен крупных колоний и прибыли десятка колониальных компаний, всех налетчиков, пытавшихся обжить его берега, выносили вперед ногами сообща, забив на имеющиеся разногласия. Кроме того, проход активно патрулировался колониальными инспекторами, которые, кроме борьбы с пиратством, занимались проверкой проходящих судов в пользу своего кармана. Так что Капитан не особо удивился, когда попавшийся им навстречу инспектор потребовал обозначить свою принадлежность.

– Свою, значит, не обозначает… – недовольно буркнул Капитан, который еще переваривал сытный обед и был крайне недоволен, что его потревожили, – А мы, значит, обозначать должны… У нас, сейчас, «Ляйстунг» на носу написано? Форбуржский флаг есть?

– У синьора Бардьи, только если? – пожал плечами стоявший за штурвалом Марио.

– Вызови как Ганса сюда по внутренней… У меня с языком так себе. А я ща поинтересуюсь насчет флага.

Флаг нашелся и Капитан, приказав его поднять, кивнул Доктору, стоявшему у рации, выходить в эфир. Доктор сперва вел диалог спокойно, потом, внезапно, покраснел от гнева и выдал на родном такую тираду, услышав которую быстро сокращавший расстояние инспектор немедленно сбросил ход и отвалил с курса. Потом спокойно добавил еще что-то и отключился.

– Быстро учесал. Ты что ему такое сказал?

– Сперва я вежливо сообщайт, что мы есть форбурский корабль и выполняйт задача по сопровождений грузовой суда.

– А они чего?

– Они есть приказывайт лечь в дрейф и готовийтся к досмотр.

– А ты чего?

– Я, не менее вежливо спрашивайт, на какой оснований они есть имейт право нас досматривайт.

– А они чего?

– Они гроссе грубо отвечайт, чтоб я нихт умничайт!

– И ты вспылил?

– Йа! Какие-то аршлоссен использовайт ум в такой значений! Идиоттен безмозглый! Кретинен! Ум есть то, что отличайт человек от животный! Я есть требовайт уважений к этот феномен!

– И че ты им сказал?

– Что если эти шайскерлен не прекратят сближений и не ферпиздих с нашей дорога, мы нихт делайт предупредителен выйстрел, а сразу открывайт огонь на поражений! А сэкономленный снаряды использовайт для добиваний тех мистштюкен, что еще будут болтайтся на поверхнойсть вода!

– Сурово. А че в конце было?

– Я есть брайт себя в руки, успокаивайтся и желайт им хорошего дня, как подобайт цивилизованный человек.

– Ну… Неплохо получилось. Благодарствую… – Капитан посмотрел вслед инспектору, – Он сейчас из виду скроется, заберем остаток платы за проводку и все – дальше пусть сами разбираются. Марио – просигналь, чтобы деньги готовили...

…

«Интернационал», попрощавшись с конвоем гудком, дал полный ход. По палубам и отсекам зашелестел свежий ветерок, размешивая липкий горячий воздух. Капитан с наслаждением обмахнулся тетрадью, куда он записывал прибытки и пошел проверить несение службы.

Тайга, под чутким руководством Калибра во очередной раз перебирала и смазывала снаряды, хранившиеся в кранцах первых выстрелов. Кранцы хоть и были герметичными, но боеприпасы, хранившиеся в них, требовали больше внимания, чем лежавшие в масле в погребах. Келпи и Чуму Боцман озадачил поиском и уничтожением очагов коррозии в местах, куда сам он добраться не мог из-за габаритов. Несмотря на то, что в укрытии корабль перекрашивался целиком, влажность и соленая вода делали свое дело, поэтому борьба с ржавчиной была делом перманентным. И две мелкий тощие девки для этого годились превосходно, так как пролезали в такие закоулки, где застревал даже Ур.

Сам Ур восседал на крыше рубки и что-то пытался втолковывать Сычу, который слушать не хотел, а хотел свалить и поспать. Но у Ура был цыпленок, являвшийся для него таким же деликатесом как и для киттов, поэтому птицу раздирали противоречивые чувства.

Все рулевые собрались на мостике и слушали Марио. Марио, судя по бросаемым взглядам, старался, в основном, для Принцессы, но и Федор тоже был крайне заинтересован.

Решив, что они опять травят байки, Капитан подкрался, чтобы застукать нарушителей с поличным и с удивлением выяснил, что Марио рассказывает о тактике «Охота за всплесками».

– Видите ли, синьоры и синьориты, когда вражеские комендоры промахиваются, они вносят поправки в наводку орудия. И если вы, в этот момент, стремитесь к тому месту, куда упал их предыдущий залп, то получается, что внося эти поправки, они сами себе сбивают прицел.

– А если не внесут?

– Ну тогда попадут. Только вот поправки вносятся не моментально и корабль перемещается к месту падения снарядов не моментально, так что если они не разгадают ваш маневр сразу, то успеют сбить прицел и промахнутся.

– А назад вернуть?

– Мамма миа! Даже если он помнит, в горячке боя, предыдущие значения, в море нет никаких ориентиров. Откуда он знает, в том же месте вы, где упали его снаряды или нет? Всплески-то давно опали! Тем более его корабль тоже движется, так что, даже если он вернет старые значения, то все равно промажет!

– Мудрено все как… – Федор почесал в затылке, – Это хорошо, что я не артиллерист. Мне вон Чума рассказывала как она из снайперской винтовки целится. Сколько там всего надо учесть. А из пушки, наверняка, еще больше. И считать надо.

– Но скузи, синьор, в навигации тоже считать надо!

– В навигации можно сесть спокойно, кофию себе налить и все посчитать. Потом еще раз, чтобы точно сошлось. А тут надо быстро считать, да еще и когда в тебя стреляют. Да я все цифры напутаю, в такой обстановке нервной.

– Зачем вы, синор, все сводите к таким приземленным вещам! Я сейчас говорю о теории морского боя...

Капитан, послушав это, кивнул и начав сдавать назад, чтобы незаметно уйти, наткнулся на Михая.

– А що таке видбуваеться, товариш капитан? – поинтересовался тот шепотом.

– Да ниче – Марио там про тактику чешет. Не хочу отвлекать.

– А! А я тут це... Ми ж домовлялися, як сало дозрие, посидити, випити, поговорити…

– Точно… Давай, тогда, после ужина, на корме накроем?

– Давайте в каюти. Щоб приватнише було. А то я не готовий потаемним дилиться, коли будь пидслухати може.

– Да что там у тебя за секреты такие? – Капитан притворился, что еще не в курсе.

– Какие не е, а вси мои. А я людина така... Не люблю бути нараспашку.

– Ладно… Тогда после ужина у меня.

– Зрозумивши…

Кивнув, Михай зыркнул по сторонам и нырнул в надстройку. Капитан хмыкнул, покачал головой и пошел смотреть как Амяз с Карой проверяют баки на заиливание и берут пробы гарты.

…

К вечеру каюта основательно проветрилась, но Михай, опасавшийся, что в жаре его от выпитого развезет, приволок с собой не только сало и спиртное, но и вентилятор, сделанный из небольшого электромоторчика и вырезанных из жести лопастей.

Капитан отнесся к такому дополнению интерьера благосклонно. Журнального столика у него в каюте не было, а рабочий стол откручивать от стенки не хотелось, поэтому вместо стола использовали деревянный ящик накрытый, для приличия чистой простыней изображавшей скатерть. Михай нарезал сало, наполнил рюмки и застыл в ожидании, когда старший предложит тост.

– Ну за БЧ-5, что ли? Сердце и мышцы корабля!

– Будьмо…

Опрокинув рюмку, Михай занюхал салом, откусил кусочек и ссутулившись замолчал, размышляя, с чего начать. Потом, внезапно, выпрямился.

– Так то я, товариш капитан, не «Лихо» ни якой. Це призвисько мое. А насправди я, по отцовской линии, з роду князив Корецьких.

– Мощно начал… – Капитан одобрительно кивнул, – Только вот сдается мне, что если ты, кшездский княжич по папе, тут с нами болтаешься, а не во дворцах паркет протираешь, у тебя с мамкиной линией че-то не то?

– Вгадали, пане, як е вгадали. Байстрюк я. Мати моя горничною у князя служила. А там... Ну сами знаете, як це бувае? Понесла вид князя, и той её з очей геть... Назад в село, звидки взяв.

Михай разлил еще по рюмке и, употребив, вздохнул.

– Мене дид з бабою воспитували. Мати-то поняньчила мене, заскучала, та й сбигла з якимось офицером. Я её толком, навить, запамьятати-то не успел. И боле её не бачив. А дид – суворий мужик. Але правильний! У ремисниче училище мене вииддав, щоб я уму-розуму навчився. Тильки я все одно дурень був, и з Василем та його хлопцями связався. Бандити дрибни. На ринках крали, перехожих грабували…

Выпив еще по одной, Михай достал папиросу и некоторое время задумчиво дымил. Капитан набил трубку и попыхивая ей ждал когда он снова заговорит.

– Е у нас така приказка: де два припольця, там три гетьмани. Один за кшездцив, инши за залисцив, а трети, як хер миж ног – против усих. Перед вийною Кшездци почали вийська мобилизовувати. А наши не дуже хотили за них помирати, так що килька полкив перед видправкою збунтувалися. Коли вийська збунтувалися, старих воевод та администрацию турнули. И, поки в Ожекшиче думали та рядилися, залиська партия, тишком, з Залсием договир пидмахнула. Про дружбу, спивпрацю, а головне – вийськову допомогу и захист.

И е у мене таке видчуття, що Залисци до цього були готови. Я спати лягав – над ратушею кшездський прапор висив. А просыпаюся – Залеський! И по всих перехрестях – десять чоловик солдатив з гвинтивками.

– Ну наши долго не рассусоливают, когда земля сама в руки падает.

– Так я заметив. Ви як ведмидь. Лапи коротки, жопа товста, а як захоче зжерти – на кони хрен ускачешь, – Михай раздраженно отмахнулся, – Я ж казав, що я молодий – дурной був? Загалом виришив Василь з хлопцями, пид шумок, кинути кшездские будинки обнести. Мене, на стреми поставили и давай шурувати.

А тут, звидки не визьмись, грузовик з солдатами! Я хотив крикнути, а мене як скрутило! Вси мышци в тили звело, ниби судорогою, не крикнути, ни пискнути. Як стояв, так кулем на землю и повалився. Це я потим дизнався, що ваши ГБшники хитрому прийому навчени, який людини парализуе. А тоди злякався до смерти!

Ваши до мене дружинника приставили, а сами до дому. Окружили його, и Василя з усиею бандою повязали. Вивели на двор и давай в карманях шукати. Витягують годинник, гроши, одяг: "Ясно – мародер". Видводять за кут и бах! Видводять за кут и бах! Я вже з життям прощаюся, тут дружинник мене пинае: "Ти дида Тараса, внук, чи що?". Я кажу: "Так". Вин каже: "Ну тоди дуй до дому. Тарас тебе, за таки справи, сам прибье". И, коли я через палисадник перелиз, у небо стриляе...

– Знакомый, что ли?

– Так. Односельчанин дидив. Не обманув, до речи... Дид мени за це таких пиздюлей всипав, що я тиждень на дупи сидити не мог.

– Было за что... У нас с мародерами не цацкаются. А как ты, с нашей стороны, обратно в Кшездь попал?

– Та я, писля цього, з дому не висовувався. Думав шукати будуть. А тут Гаврило Стець. Це я вид нього дознався, що я – Корецький по батькови. Як вже вин прознав – не ведаю. Прознав, и почав мени в вуха спивати, що мол тут я – голитьба, а там – уроджений княжич! Пидбив мене кордон перейти, поки остаточно не закрили.

– А ему что с того, что ты княжич?

– Не знаю. Може думав що я зможу на якийсь наслидство претендувати, або що батько вид мене видкупиться и грошей дасть, и йому з цього щось обломиться. Гаврило вин такий. Був… Працювати не працював, а гроши водилися.

– Был?

– Так, але до цього справа ще дийде. Наливайте ще пан. Ви так и не сказали, як вам сало?

– Прям как мамка моя делает. Только тоньше. У нас, в Долгоморске, сало на рынке такое, что прям с мою ладонь. Состаришься, пока просолится. Зато уж если просолилось, так не оторваться.

– У нас теж... А тут немае у людей ни якой культури на цей счет. Ни на счет сала, ни на счет горилки. Пьють цей свий ром, и рибою закушують. Рибою пиво треба закушувати! Одне слово – дикуни. А в Порто сеньйори сушеной свинячой ляжкою давляться. Як пидметка – в товщину паперу ризати треба, щоб прожувати. «Хамоном» наивають. И горилку свою, «агуардиенте», теплою пьють. Про яку культуру тут говорити можна?

Капитан сочувственно покивал, и предложил тост за культуру питья. Михай, которого от воспоминаний о теплой горилке передернуло, с радостью его поддержал.

– Ну и, я так понял, перешли вы границу, – Капитан с выдохом стукнул рюмкой по импровизированному столу, – И что?

– И попалися. Два тижни в кутузци сидили и плакалися, що ми ни яки ни шпивони, а биженци вид безбожной Залеськой влади. Я ще, по дурости, сказав що я князя Корецького позашлюбний син, а вони мени кажуть, що запитували – сказали там не знають таких.

– Но все таки поверили, что вы не шпионы?

– Так. Тильки легше вид цього не стало. Тому як раз ми не шпигуни, то вийськовозобовьязани и потрапляемо пид мобилизацию... Я тоди Стеця чуть не придушив... Залисся з кресей тильки добровольцив набирало. А у кшездцев справи йшли херово – вони всих гребли. Добре мени розуму вистачило про ремисниче училище сказати – мене в артилерию направили. А ось Стець в пихоту угодив…

– Понятно, откуда ты с пушкой обращаться умеешь

– Ни! Так то я пиднощиком снарядив був. Потим зрозумив, що не по мени робота, и к водиям в учни напросився. Не скажу що дуже легко було, але все ж краще, ниж на своёму горбу тягати… – Михай закурил еще одну папиросу и задумчиво уставился в никуда, – А ще, я там першу людину вбив. Ну як вбив..? Хорунжий у нас був. Бартош... Ридкосна скотина. Здоровий чорт и дуже припольцив не любив. Кожен раз як чув, що ми миж собою на своему розмовляемо, в вухо бив. Ми тоди в одному сели на постий встали. Мене часовим призначили – машини охороняти. А Бартош до мене пидходить и каже: "Он там моя хата. Я до шинка и щоб, коли повернуся, вона натоплена була". Я йому намагався сказати, що пост залишати не можу, а вин мени в морду дав и пишов. Що робити? Я його тоди дюже боявся. Думаю – зроблю вигляд, що обхид робити пишов, добижу до хати, дров в печь пидкину и добре буде.

– Ну такое хорошим закончится не могло, – понимающе кивнул Капитан, – Но ты продолжай.

– Я дров пидкинул, Бартош пьяний прийшов, спати влигся... Вранци до нього сунулися, а вин уже весь синий лежить. Угроев... Я, коли дрова пидкидав, про заслинку забув, з переляку, хоча дид завжди талдичил, щоб коли пич топиш, её перевиряв. Потим шибко боявся що допитуватися почнуть, хто печь топив, але всим плювати було. Угорев по пьяни и угорев. Отпевавши, закопавши и забывши.

– Ну, на войне люди мрут часто – там обычно расследованием никто не заморачивается.

– Так ми ще до вийни-то не доихали. А як доихали... – Михай грустно покачал головой, – Чесно зизнаюся – повоювати, вважай, и не повоював. Наша батарея ще до мисця толком не дисталася, як ми пид обстрил потрапили. Я з кабини схопився и в канаву. Бухнуло поруч, землею засипало, вси бигають, кричать, дим скризь... А найголовнише – в мою машину снаряд влучив. Рознесло всю. Я тоди, вдруге до смерти злякався. Нам часто говорили, що зроблять, якщо ми машину зламаемо, або втратимо. Ну, думаю, валити звидси треба, а то точно прибьють. Не ти так ци. А як валити, якщо в тилу комендатури стоять и дезертирив ловлять? Дай, думаю, до госпиталя пиду та хворим скажуся. Вилазжу з канави, а биля ней офицер лежить поранений. Я його взяв и потягнув. Ну тому, як сам то я неповреждений. Прийду до госпиталя – руки-ноги на мисци, дирок в тили немае. Ну мене и завернуть. А так – пораненого притягнув. Все при дили.

– Ладно… Не осуждаю. На войне, да в твоем возрасте... Тебе тогда сколько было?

– Семнадцать, здаеться. Тильки це не виправдання – он дивка та соромна, що ми в Аргесаеванне пидибрали... Ий того менше, а зла як куниця.

– У Чумы с башкой беда.

– Бида – не бида, а смиливише мене. Я, коли офицера тягнув, думав що госпиталь вин... Ну госпиталь. Палати, доктора... А там намети та землянки, а, навколо, люди лежать все в крови. Циле поле. Хто живий ще, хто вже мертвий. А ще я на яму натрапив, де не люди, а тильки руки-ноги видризани та видирвани. Дивлюся на це... Навколо крики, стони. Мене запитують, хто я, а я, зи страху, тильки:"Бе-е". Мене запитують, що сталося, а я тильки: "Ме-е". И мало того що весь в грязи в тий канави перемазався, так ще й кровью з ниг до голови облився, поки офицера тягнув. Мене санитар убик видтягнув, каже: "Сиди тут". Ну я и сидив. Холодно, сиро, страшно. Хотив вже назад йти, поки за видлучку не глянули, так забув куди…

Исти не хотилося – пару раз поспав та води знайшов.

Тут инший санитар пидходить, и каже: "Иди за мною". Заводить мене в намет, а там, на чистому, той офицер лежить. Пан Гжегош. Майор цилий. И доктор поруч. И пляшка сливовици миж ними. Пан Гжегош дивиться на мене и каже: "Що з ним?". Доктор навить чипати мене не став – просто подивився, покивав. "Контужений вин", каже, "Мабыть, ще й оглухлий. Як вас, пане, до нас доставив, так два дни в кутку просидив, в одну точку лупая. Зараз я досвид проведу." И починае пальцями клацати, та шепотити чогось. А я обмир зи страху, ну и намагаюся виду не подавати.

Доктору набридло клацати, вин мене запитуе: "Ти хто е? Призвище, звання, батальйон?" Ну я, спершу, хотив продовжувати глухим прикидатися. Потим виришив тупим позначитися. Слух-то параметр медичний, а ось голова – предмет темний. Там пиди розберися. "Михай я", кажу, "Водий. Тильки з якого батальйону – не памьятаю. На машини було написано, а её розирвало." Доктор кивае, и пану Гжегошу на мене рукою махае: "Точно контужений. Шок, дезориентация, часткова втрата слуха и ясности мысли. Такого тепер тильки в обоз."