Текст книги "ВЕДьМА, мэйд ин Раша! (СИ)"

Автор книги: Санди ака Владлена

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 57 страниц)

====== ГЛАВА ВТОРАЯ. 14. Алина ======

– Девочки… – Марго, я тебя просто не узнаю! – резким движением Вика закинула на плечо рюкзак. – Не бывает таких совпадений! Мы же ничего не знаем об этом парне! – Он мне жизнь спас, разве этого недостаточно? – раздраженно тряхнула белокурой гривой Марго. – Коля ничего не скрывает от нас – он не виноват в том, что потерял память! – Но Евы с нами нет, мы не можем точно знать, правда ли это! – Ты же видела его! Коля похож на человека, способного на обман? – Если бы все лжецы были ПОХОЖИ на лжецов… – Девочки, – еще раз робко попыталась вклиниться Алина. – я вам хотела сказать… – Достаточно! – потеряв терпение, рявкнула Маргарита. – Подумай своей головой: ТЫ стала бы посылать шпиона, симулирующего потерю памяти без более-менее внятной легенды? Едва не утонувшего в реке при попытке разыграть спасение? Помолчав, Вика чуточку беспомощно пожала плечами. – Нет. Не стала бы надеяться, что столкнулась со столь глупым противником. Властелинам тьмы и все такое, конечно, свойственно недооценивать врагов, но не до такого абсурда. Послушай, мне тоже кажется, что твой Коля вполне заслуживает доверия, но… ты сама на себя не похожа. Вот уж кто никогда бы не стал кидаться в омут с головой… – Я как будто всю жизнь его знаю. Я всегда знала, что встречу его, понимаешь? Поэтому и глупо казалось тратить время на все эти свидания, кокетство и случайных поклонников, когда уверена, существует в мире тот единственный, который так или иначе – моя судьба. Я понимала, что узнаю его с первого же взгляда: так оно и случилось. И он, он ведь тоже искал меня – мы оба это чувствуем, так какой смысл чего-то скрывать и опасаться? – Как можно быть столь уверенной?.. – Можно! Можно быть уверенной в себе и других, представь себе! – Что ты… – Ты просто завидуешь! Завидуешь, потому что вы с Матвеем так и ходите вокруг да около, боясь признать очевидное и страдая от дурацкой мнительности! Тебе нравится Матвей, все видят, что ты нравишься ему… – Я вовсе… вовсе я не завидую! Подумаешь, знакомство как из романа в мягкой обложке, некоторые люди по-настоящему узнают друг друга, прежде чем делать какие-то выводы! – Ты просто трусиха! – А ты – ненормальная! Натурально снесло крышу! Марго последнее время – как раз с судьбоносного знакомства – действительно мало походила сама на себя. Сдержанная и скептическая особа обнаружила в себе непривычную для подруг мечтательность и лиричность. Казалось, характер Маргариты изменился в лучшую сторону, она стала дружелюбнее даже с младшей сестренкой Лилей (что для знающих историю их внутрисемейных баталий подруг было примерно равнозначно пляжному сезону посреди зимы!), но, оказалось теперь, недостаток былой уравновешенности тоже поменял взаимоотношения в компании. – Девочки, ну перестаньте. Зачем ссориться из-за какой-то чепухи? – в очередной раз воззвала Аля и обе побледневшие от гнева физиономии уставились уже на нее. – Это не чепуха! – отчеканила Виктория. – Ты не понимаешь… – Вырастет – поймет! – холодно бросила Марго. – Чего ты хочешь от ребенка? Одни приключения на уме! – Что? – ошарашено хлопнула глазами Алина. Вот значит как! Подружки! – Вот значит как?! Так вот что я вам скажу: если быть взрослой, значит, забывать обо всем из-за какого-то болвана, то я РАДА, что не доросла до этого! – голос слегка задрожал. – Продолжайте собачиться, не стесняйтесь! Обойдусь и без ваших советов, раз вы все равно больше ни о чем думать не способны! Отвернувшись, чтобы не разреветься прямо перед ними, Алина поспешно зашагала прочь по коридору. Ребенок! Может, она и младше всех в компании, но это не означает, что ее можно не принимать всерьез! По крайней мере, она не создает для всех проблем из-за своих влюбленностей! Неплохо было бы посоветоваться хоть с Дарьей, кажется, единственным, не считая ее самой, человеком, сохранившим вменяемость, но для отличницы плен и прогулка по лесу не прошли даром – девочка все-таки простудилась и школу еще не посещала, Алина сама каждый день добросовестно таскала ей домашнее задание. Но сегодня после уроков идти к Кукушкиным, а потом возвращаться обратно не имело смысла – что, если заметившая слежку незнакомка улизнет и больше в школе не покажется? Фима Сорокина, которую Аля пыталась расспросить, что это за новенькая и давно ли она в школе, ничего вразумительного ответить не смогла, немало этим фактом смутившись, оттого призвала на помощь сестру, учащуюся с незнакомкой в одном классе. Но и всеведущая Крыся многого не сказала. Новенькая и новенькая, фамилия Ткачева, со странностями, но тихая, ничего интересного. Когда именно она появилась в классе, Кристина не помнила тоже. – Живет в деревенском домике ближе к окраине. – С родителями? – Ну, уж, наверное, не одна, – Крыся пожала остренькими плечами. Такое безразличие для Сорокиных было, мягко говоря, не типичным… – да чего в ней интересного? Если бы не та выходка на рисовании, никто и не заметил бы. – А что она натворила? – Да ничего. В сущности. Рисовали вазу с фруктами, она и намалевала все какое-то ядовито-яркое, по контрасту окутанное паутиной, а на апельсине пририсовала паука – противного такого, с лапами… бр-р! А Зая Лунина, дурында, увидела и давай верещать, чуть урок не сорвали! Зайка – как звали почти все в школе Зою Лунину – пухленькая блондиночка со слегка восточными чертами широкоскулого курносого лица, что странновато сочеталось с огромными и абсолютно круглыми ярко-синими глазищами, принималась вопить или реветь практически по любому поводу или даже без оного, так что ничего странного в произошедшем не было. – Я же говорю – ненормальная. Уставиться в одну точку и замрет. Только пальцами шевелит, словно на невидимой клавиатуре печатает или на клавишах играет… но в нашей школе такая мелкая странность вполне терпима! Много куда более буйных психов! – Крыся выразительно покосилась на Юрика с товарищами, пытающихся вволочь упирающегося черноволосого паренька в женскую уборную. Тот в школе считался человеком глубоко несчастным – во-первых, потому, что мамуля обозвала Юлием в честь великого императора, обеспечив в школе очень обидную для парня кличку «Юлька», во-вторых, из-за соседа по парте Варфоломея – симпатичного блондинчика с глубоко левым срезом по всему периметру головного мозга, крайне вспыльчивого и истеричного, вроде как неприязненно относящегося к тихоне Юлию – по характеру мальчишки были полной противоположностью, как и внешне – но отчего-то вечно не отходящего от него ни на шаг. Даже странно, что сейчас его тут нет… – Да уж… – совершенно искренне согласилась Алина, возвращаясь мыслями к новенькой. Похоже, если она хочет чего-то узнать, следует проследить за ней самой. – Фима, можно тебя попросить – проведай сегодня вместо меня Дарью, отнеси ей домашнее задание, а? – Нормальные люди на бюллетене отдыхают, а эта просто жить не может без уроков, – недовольно пробурчала Сорокина-младшая, однако, согласно кивнув. Аля искренне понадеялась, что Даша на нее не обидится. – Правильно, чем ей еще в жизни интересоваться! – желчно подхватила Крыся и Алинка поспешила малодушно сбежать от Сорокиных подальше. После Крещения, на которое вместо положенных традицией морозов лил дождь, зима все же принялась неохотно вступать в свои права. Наверное, из-за этих погодных непоняток и складывалось впечатление, будто зима еще только начинается, а совсем недавно отгремевшие новогодние праздники еще только впереди. Легкий снежок еще не успел накрыть землю полностью, только сыпался с неба, окутывая город невесомым туманом. Как оказалось, новенькая девчонка жила не просто на окраине, а практически за городской чертой. Здесь чернели почти все давно заброшенные и перекосившиеся домики деревенского типа – район уже несколько лет планировали сдать под снос, но у городского бюджета всегда не вовремя заканчивались деньги и это в очередной раз откладывалось на неопределенное «потом». Незнакомка остановилась возле низких обшарпанных ворот и распахнула калитку. Петли уныло скрипнули. Ни одного окна в обветшалом домике за кое-где сломанным забором не горело, он казался таким же заброшенным, как и большинство домов на этой улице. Оглянувшись по сторонам и, кажется, не заметив в снежной пелене ранних зимних сумерек прижавшуюся к ограде за углом Алину, незнакомка вошла в калитку, притворив ее за собой. «Может, она решит, что калитка скрипнула от ветра…» – немного выждав, девочка двинулась следом. Калитка оказалась неплотно затворенной, миниатюрная Аля вполне сумела проскользнуть в щель, не тревожа скрипучих петель. Свет в доме так и не загорелся. Алина вообще сомневалась, есть ли там электричество, но не могли же обитатели этой развалюхи жить без света вообще. Может, это вовсе не дом незнакомой девчонки? Но что ей тогда нужно в заброшенном здании? Стараясь шагать по скрипучему деревянному крыльцу бесшумно, Аля заглянула в холодный темный холл. Сомнений быть не могло. В этом доме не просто никто не жил – сюда и не заходили-то уже сто лет. Помещение было густо окутано паутиной по которой сновали сотни деловитых паучков, как-то странно было видеть их зимой в не отапливаемом доме. Пойти по тесной прихожей в комнату, утопающую в еще более густой паутине, у Алины еще получилось, но только для того, чтобы убедиться – в комнату ни один человек не входил. Просто не мог бы, не разорвав этой завесы! Но куда в таком случае подевалась новенькая – других дверей из прихожей не было, кажется, домик и состоял-то из двух небольших комнат. Размышляя об этом, девочка не сразу обратила внимание на то, что при ее появлении паучки, до того беспорядочно снующие по своим сетям, целенаправленно хлынули в прихожую, к выходу. – Есть тут кто-нибудь? – неожиданно поежившись от смутной тревоги, тихо позвала Алина. Ответом было только тихое шуршание множества лапок. Запоздало обернувшись, девочка тихо взвизгнула – пауки осыпались на потемневший деревянный пол спекшимся комом, из которого, как из глины, буквально на глазах вылепилась уродливая тварь. Больше всего существо напоминало гиену с жесткой черной шерстью, но стояло на четырех парах хрупких паучьих лапок, шипастые суставы которых поднимались над туловищем, а морда, помимо напоминающих пару попугайских клювов жевал была украшена тремя парами непроницаемых зеленоватых глаз. За спиной тварь сложила похожие на вороньи черные крылья. – Кто ты… что ты такое?! – Разве ты не искала меня, Берегиня? – глухо рыкнуло существо. – Заходи, попьем чайку, говорил паук сверчку… Но я тебя не приглашала! – Это ты… ты нападаешь на людей в школе? – хрипло спросила Алина. Существо глухо с насмешкой защелкало. – Нет. Так что ты следила за мной зря. Даже не представляешь себе, НАСКОЛЬКО зря – особенно в одиночку, потому что из этого дома ты не выйдешь! – Я могу выходить и не через дверь! – собрав в кулак всю волю, Алина сбросила оцепенение и, хмыкнув, взмыла под потолок. Окутавшая комнату паутина липла к лицу и волосам, но девочка не замечала этого. Окошки в полупустой комнате были слишком маленькими даже для нее, быть может, какой-нибудь люк в потолке – и можно будет улизнуть через чердак? До ушей донеслось тихое шипение, должно быть, в истинном своем обличье чудовище таким образом смеялось. Шелковая нить – паутинка с хорошую бечевку толщиной, но гораздо прочнее, обвила ее колени, сдернув вниз, лицом на пыльный крошащийся застарелым деревом пол. – Все даже проще, чем я думала, – прошелестело существо, ловко окутывая девочку шелковыми нитями. – госпожа была права! – Разве ты служишь не князю тьмы? – автоматически уточнила Алина. Тварь снова насмешливо защелкала. – Не забивай себе головку, бабочка моя! – почти с нежностью посоветовала она. – Госпожа желает твои крылышки в свою коллекцию, – резко дернув за паутину, тварь заставила девочку снова упасть лицом на пол, и стянула с ее ног сапожки Летавицы. – но тебя саму оставила в мое распоряжение. Князь, знаешь ли, не жалует людоедство, но природу не перекроить. В некоторых случаях нам это позволено, если, конечно, не оставлять следов, – чудовище с урчанием потерлось о щеку Алины. Мгновение спустя девочка ощутила укус… Это было не больно. Что-то похожее она чувствовала, когда стоматолог вколол в десну обезболивающее и через какое-то время язык и половина лица утратили чувствительность и подвижность. Они с Евой еще дурачились и хохотали, когда Алина пыталась корчить гримасы и произносить «замороженными» губами и языком скороговорки… Какой же она была дурой, сунувшись сюда в одиночку! Но Ева в больнице, а остальные… остальные не понимают ее, на них нельзя положиться так же, как на лучшую подругу, несмотря на бесшабашность, никому не давшую бы в обиду!... – Ты пока отдыхай, – прошелестела тварь в ухо жертве. – я быстро улажу все с госпожой и обязательно к тебе вернусь. Все тело онемело от странного яда. Уж лучше бы боль, чем эта заторможенная бесчувственность, постепенно охватывающая не только тело, но и разум. Не в силах сосредоточиться даже на шепоте паучихи, Алина провалилась в странное полузабытье… «Алина! Алина, проснись!» – Бабуля, еще пять минуточек и встаю, – невнятно пробурчала девочка, не разлепляя глаз. Просыпаться не хотелось. Просто не находилось сил даже пошевелиться, словно в теле не осталось ни единой косточки или мышцы. Мысли вполне поддерживали это позорное лентяйничество, никак не желая стряхивать с себя липкую паутину дремы. Почему-то от слова «паутина» девочку кольнуло легкое непонятное беспокойство. «Алина! Проснись немедленно – ты в опасности!» – Бабушка, даже если я чуток опоздаю к началу занятий – вряд ли это такая уж страшная опасность! Все равно придется еще ждать Еву, она постоянно встает за пять минут до выхода и… Ева! Необъяснимое смутное ощущение кольнуло вторично, заставив нехотя, сквозь густую пелену задуматься о его причинах. Собственная голова неожиданно показалась похожей на утонувший в пыли и паутине чердак, где каждое шевеление заторможено – перед глазами просто как наяву всплыл образ комнаты, обвитой густой паутиной. Сон, кажется, неуклонно отступал, но желания вставать не прибавилось – девочка чувствовала себя обессиленной, как выжатый лимон. «Алина! – снова донесся легка рассерженный бабушкин голос. – Ты меня слышала?» Протестующе замычав, девочка хотела было перевернуться на другой бок, натянув на голову одеяло, но с удивлением обнаружила, что действительно не может шевельнуться. Удивленный возглас прозвучал тем же едва слышимым невнятным мычанием. «Бабушка!» «Не паникуй, сейчас станет легче. Я почти распутала эту сеть… будь готова действовать по моему сигналу!» Действовать. Если бы Аля могла, она бы скептически хмыкнула! Не получалось ни то, что мизинцем шевельнуть или сказать хоть слово, а даже открыть глаза, хотя мыслям быстро возвращалась ясность и четкость, а бабушка советует… Бабушка??? «Тихо, маленькая, тихо. Разве я могла тебя бросить, особенно сейчас, когда вы вынуждены расхлебывать последствия наших же ошибок прошлого. Увы, моя помощь невелика…» «Бабуля, я… что произошло? Я ничего не могу понять, а ситуация усложняется, кажется, с каждым шагом… Что нам делать?» «Если бы я знала ответы на все эти вопросы… Остается надеяться, вам повезет больше, или вы сами окажитесь лучше, чем когда-то мы. Слишком многое в настоящем порой родом из прошлого!»

====== ГЛАВА ВТОРАЯ. 15. Виктория ======

Только ссор им сейчас и не хватало для совсем уж полного счастья. Но выносить Маргариту – эту вечно самую умную, самую уверенную и вообще супер-пупер замечательную особу – порой было очень и очень нелегко. Особенно когда и в самом деле немного ей завидуешь. Хорошо точно знать, что любимый человек – действительно тот самый, самой судьбой предназначенный, хорошо, когда этого человека не пугает такая поспешность, напротив, он чувствует то же самое, хорошо… наверное, просто замечательно быть высокой фотомодельного вида натуральной блондинкой с загадочными зелеными глазами, всегда такой стильной и эффектной, что прекрасные рыцари нашего времени готовы утонуть в реке ради такой… «Я вовсе не хотела бы, чтобы ради меня кто-то тонул! – резко напомнила себе Виктория. – и вообще купался посреди зимы, зарабатывая воспаление легких!» Матвей совсем не походил на героя, он был поэтом, и Виктория ни за что не променяла бы его на болвана, не зная броду, сующегося в воду, так, что все его спасательные операции заканчиваются тем, что надо спасать его! Впрочем, в Маргарите так сильно чувство строгой ответственности – ей самое оно нянчиться с недотепой, нуждающемся в «крепкой заботливой руке». «Матвей говорил, ему нравятся сильные уверенные девушки…» Должно быть, он имел в виду Ольгу. Вика давно заметила какой-то непонятный интерес Матвея к молодой учительнице, он зачастую задумчиво смотрел в сторону этой амазонки, словно на что-то решаясь. И, значит, решился. О чем они шептались во время матча, бывшая послушница, кстати, так и не объяснила, довольно резко посоветовав Вике не лезть не в свое дело. И объяснить свои опасения нереально: Ольга же ей в лицо рассмеется за подозрение, что между ней и мальчишкой-учеником может что-то быть. Да и вообще с кем бы то ни было… «Придется поговорить с ним начистоту. Я такая, как я есть – как бы ни хотелось быть лучше, чтобы ему понравиться. Если он тоже хоть немного ко мне небезразличен, должен отнестись с пониманием, если же окажется, что нет… это все же лучше, чем вечно отгораживаться самообманом!» Заглянув в девятый класс, однако, Матвея виктория там не обнаружила. Спрашивать о нем было неловко – еще поднимут на посмешище «малявку»… Вика хотела уже удалиться ни с чем, когда ее заметил Афанасий. – Ты Матвея ищешь? – и, не дав ей возразить, добавил. – он в кабинет музыки собирался заглянуть, кажется. – Я вовсе… то есть просто хотела… спасибо. – На моем месте так поступил бы каждый, – отвесив легкий полупоклон, церемонно ответил Афанасий, но окончательно смутившаяся девочка уже выбежала в коридор. – Я прошу прощения… – повернув ручку на двери музыкального класса, Вика опасливо заглянула внутрь. Учительницы там не оказалось, а сидящей на первой парте Матвей встал ей навстречу. – Привет… извини, ты, кажется, сейчас не занят. Мне показалось, нам стоит поговорить… начистоту. Парень согласно улыбнулся, кивнув на место за партой рядом с собой. – Я тоже об этом думал, – доверительно согласился он. – знаешь, не люблю тайн и недоговорок. Ты показалась мне не такой, как другие девочки, потому что ты… настоящая, что ли, искренняя, такая, как есть на самом деле. По-моему это самое ценное, что может быть: зачем порядочному и честному человеку что-то о себе скрывать? – Ну… – покраснев, Виктория бросила косой взгляд на торчащий из рюкзака лук Молоньи. – есть вещи, которые не все способны понять, не обязательно постыдные или неправильные, а просто, о которых не все решаются сказать. – Если в этом нет действительно ничего постыдного – бояться глупо и все нормальные люди спокойно примут человека таким, как он есть. Если же с ним все же что-то не так… скрывая, не получится это исправить, верно? Сможет ли она когда-нибудь быть по-настоящему с ним откровенна? Матвей заслуживает доверия… но не сочтет ли он ее… чересчур странной? Легко рассуждать отвлеченно, до того, как столкнулся с чем-то необыкновенным напрямую! – Разве тебе самому никогда не хотелось казаться другим лучше, чем ты есть… чтобы… ну, больше кому-нибудь нравиться? – Я, конечно, не безупречен. Но если решу что-то в себе изменить, постараюсь сделать это по-настоящему, а не притворяться тем, кем не являюсь. – Ты, конечно, прав, но… а если измениться не получается. Но хотелось бы, чтобы человек, который для тебя важен, думал о тебе лучше… наверное, иногда стоит скрыть что-то о себе? – Разве может быть важным и близким человек, которому не доверяешь? Кроме того, у всех есть недостатки. Мы любим других людей вместе с их слабостями и изъянами, не так ли? – Но когда… когда любишь – не видишь в человеке изъянов. Он кажется самым лучшим в мире, когда ты сама – по-прежнему всего лишь ты. Ведь нельзя знать точно, взаимны ли твои чувства… Вместо ответа Матвей обнял ее, притянув к себе близко-близко. Виктория обмерла от неожиданности и хотела зажмурить глаза, но в последний момент сквозь опущенные ресницы, увидела нечто, заставившее широко их распахнуть. – Нет! – вскрикнула она, отталкивая… кого?! Перед ней как будто возникло два образа: один в другом, зыбком и текучем, как вода. Внешний образ был Матвеем, но внутри, словно бы под маской знакомого лица, Вика увидела по-хищному яркую молодую женщину… Молодую? Возраст незнакомки тоже был зыбким и текучем, она казалась то девушкой, почти ровесницей Матвею и Вике, то почти старухой… Злобно зашипев, учительница музыки Марина схватила девочку за горло и притянула к себе, словно для поцелуя. – Нет! Нет! Нет! Нет! Лампы на потолке яростно заискрили, переливался золотом бесполезный в ближнем бою лук, а Виктория, словно забывшись, оглушительно визжала, брыкалась и царапалась, какой-то частью сознания четко осознавая, что поцелуй этой женщины смертельно опасен. – Ты смеешь использовать против меня МОЮ силу?! – яростно выкрикнула учительница ей в лицо. – Твою? Извернувшись, Виктория лягнула Марину по коленям и они, вывернувшись в падении из цепких объятий и попыталась отползти в сторону, прижимая к груди выдернутый из рюкзака лук, но не успела – учительница навалилась на нее со спины, заставив больно расплющиться по полу. – Эта сила – моя! Этот лук – мой и только я вправе владеть им. Отдай мне его, маленькая дрянь, и я оставлю тебе жизнь – мне не нужно твое дыхание. Внезапно дверь в класс распахнулась. – Что здесь происходит? – возмущенно воскликнула стоящая на пороге белокурая девушка. – Марго, помоги! Это… Марина с нехорошей усмешкой ткнула Вику лицом в пол. – Все в порядке, милая, – елейно произнесла она. – ничего тут не происходит. – Ничего, – медленно, к ужасу Виктории повторила Маргарита. – не происходит. Простите. Мне просто послышалось. – Ничего страшного, дорогая. Дверь захлопнулась, заставив Вику похолодеть от отчаяния. – С тобой вышла промашка, – насмешливо заметила Марина, приподняв ее голову за волосы. – но подруги твои, лишившись своих артефактов, так же уязвимы перед чарами, как и все люди. Как и твой друг Матвей. – Матвей?! – Он жив, если тебя это волнует, – оттолкнув ее, Марина поднялась на ноги, приглаживая ладонями растрепанную прическу. – и останется в живых, если ты будешь хорошей девочкой и сама принесешь мне лук. Рассчитывать не на кого, Берегиня, ты осталась одна! По-прежнему прижимая к себе лук, Вика тяжело поднялась на ноги. Смысл слов дошел до нее не сразу. – Алина! Что ты сделала с Алиной?! – Я? Ничего! – Рассмеявшись, ведьма вышла из кабинета музыки. – До скорой встречи, лапочка!

====== ГЛАВА ВТОРАЯ. 16. Ведьма Мара ======

Жизни Матвея действительно ничего не угрожало. Марина не была уверена до конца, получится ли у нее, но все прошло гладко, вместо привычного «украденного дыхания» ведьма применила «поцелуй русалки», овладев его чувствами и целиком подчинив паренька себе. Ей в прошлом не раз приходилось видеть, как Галина использует эти чары: Марина знала, как все должно происходить, знала, что получалось в результате, бусы Даны сейчас принадлежали ей и она примерно представляла себе, что должна делать, но что получиться у нее самой до конца знать не могла – все же эта магия не была в полной мере ЕЕ. Но скоро. Скоро ее лук и стрелы тоже вернуться к истинной своей хозяйке. А пока стоит разузнать, как дела у гарпии. Оставалось надеяться, та еще не решила поужинать… – Ты говорила, тебе нужны сапоги! – рычаще произнесла тварь. – Так вот они! Мы договаривались, ведьма, девчонка – моя! – Я не претендую на твое угощение, – едва подавив гримасу отвращения, возразила Мара. – но мне нужно ее дыхание, чтобы получить возможность использовать артефакт. Это даже не убьет ее, а после можешь делать, что захочешь. Гарпия неохотно отошла с прохода в заброшенный тесный домик, который выбрала в качестве ловушки для Летавицы. В отличие от самой Мары, у нее все прошло, кажется, без сучка – без задоринки… безмозглая тварь оказалась везучее ведьмы. Окутанная серебристой паутиной девочка в заторможенном полузабытье сидела на полу, повернув полу прикрытые затуманенные глаза на звук шагов. – Ты кто? – едва ворочая языком, выговорила она. – Не нервничай, милая, – мелодично произнесла Мара. – все замечательно. Позволь мне поцеловать тебя – и сладких снов. – Н-нет… – безвольно уронив голову набок, промычала девчонка. – Ну-ну, успокойся. Больно не будет… – Ну эт-то смотря кому, – чуть более внятно сказала Летавица. – уйди… Вот девчонки – одна другой нахальнее. Нахмурившись, Мара схватила маленькую Летавицу за шею, собираясь притянуть к себе, но девочка, с неожиданной легкостью разорвав плотные серебристые путы, протестующе замолотила руками, пару раз неуклюже попав ведьме по носу. Хоть эта была гораздо меньше и слабее Виктории, от неожиданности Мара слегка отпрянула, позволив чертовой девчонке вывернуться. Их недолгая возня подняла совершенно невозможное количество пыли с пола и развешанной повсюду паутины, которая тут же оказалась в носу и глазах разозленной до чертиков ведьмы. Мара издала невнятный звук, привлекая внимание гарпии, поскольку открыть рот означало бы еще и наглотаться этой пыли, та, кажется, сообразила, что может остаться без столь горячо ожидаемого ужина, и бросилась было девчонке наперерез, но неожиданно резкая волна воздуха и пыли заставила ее пролететь мимо цели и кувырком прокатиться к стене. На мгновение в пыльной завесе Мара сумела разглядеть что-то вроде человеческого силуэта, нематериального, но состоящего из чистого воздуха и оттого неплохо видимого в запыленном помещении. Гарпия тоже разглядела его и – Мара, не прекращая чихать до изнеможения, зло застонала, пораженная тупостью твари – вместо того, чтобы выскользнуть из дома вслед за сбежавшей девчонкой, попыталась напасть на призрачное существо. Как будто туман и ветер, из которого, как известно, состояли тела вилисс, можно поймать в сети! Видимо, сама вилисса была того же мнения. Пыль и ошметки паутины кружились все быстрее, маленький импровизированный смерч вторично сбил гарпию с тонких паучьих ножек и прижал к стене саму Мару, только и сумевшую, что прикрыть лицо рукавом, чтобы не задохнуться от поднятой пыли, не имея возможности даже выкрикнуть вслух все, что думает о Берегинях, вилиссах и безмозглой твари, не говоря уже о том, чтобы что-то предпринять! Но это оказалось только началом неприятностей – смерч продолжал разрастаться и, в конце концов, обветшалый дом, не выдержав такого издевательства, рухнул.

Ольга

Бывшая монастырская послушница как-то не задумывалась в жизни, что же такое «дом». Все-таки существовало непременное различие между Домом, который был здесь у почти неизвестной ей старушки Ядвиги, и типовой квартирой, в которую жилище превратилось теперь. Девушка ничего не трогала здесь и практически не меняла, во вторую комнату – спальню бывшей хозяйки, по молчаливому договору «доставшуюся» Алине – вообще практически не заглядывала, обосновавшись в гостиной. Особой разницы между этой комнатой и бывшем своим обиталищем – гораздо менее просторной и комфортно обустроенной кельей – Ольга практически не видела, и уюта здесь, несмотря на все эти оставшиеся от прежней хозяйки признанные поддерживать этот самый «уют», вещи, было не больше, чем в аскетически обставленной комнатке в монастыре. Может, потому, что для нее самой эти вещи ничего не значили. Ни привезенная с какого-то курорта тусклая ракушка за стеклом серванта, ни кривоватая вышивка, сделанная когда-то маленькой Алиной – все, что при Ядвиге хранило сердечное тепло, теперь было просто ненужным хламом. У Ольги, как и раньше, были кровать, набор оружия, необходимый минимум сменной одежды и крыша над головой – с такими скромными запросами можно было поселиться где угодно. Но нигде при этом не находить «своего» дома. Дома с отпечатком личности живущих в нем, обозначением территории, как безупречный порядок дома у Дарьи и творческий беспорядок у Алины, как жутковатые постеры, вместо обоев закрывающие стены Евиной комнаты и коллекция лупоглазых плюшевых лягушат у Виктории. Картины на стенах, цветы на окнах или просто небрежно брошенная на кресло вещь – все это своего рода герб проживающего в доме человека. И, так странно, ведь совсем не обязательно атмосферу творят добрые отношения в семье. Бывает, становиться домом и жилище, обитатели которого буквально «любят друг друга поедом!». Как раз такое впечатление создавалось и там, где совсем еще маленькая обитательница церковного приюта, впервые увидела настоящий Дом, всей душой почувствовав его отличие от просто места проживания. Что-то там было странное, непонятное, с чем она тогда еще ни разу в жизни не сталкивалась. Да и после, наверное, тоже – дома ей видеть приходилось, но все же не такие. – Твоих родителей сейчас нет? – заглядывая в просторную светлую прихожую, маленькая черноволосая девочка со слегка восточными чертами треугольного, как у котенка, личика, и пока слишком короткими, чтобы заплетать косу, черными волосами, одетая в коричневое платье с белым воротничком, открывающее измазанные зеленкой разбитые коленки, потрясенно поежилась. Все вокруг было слишком странно и непривычно. – А их вообще практически не бывает, – с тщательно вымеренной небрежностью дернул плечом мальчишка на три-четыре года ее старше, приглаживая перед большим зеркалом в бронзовой раме длинные – до плеч – белокурые волосы, усиливающие сходство миловидного, слегка даже девчачьего, личика с бело-золотым ангелочком, которого кто-то нарисовал на рождественской открытке. – Но ты же не живешь здесь один! – трехкомнатная квартира казалась невероятно огромной, и девочке, привыкшей к спальням на пять-семь человек, было слегка страшновато думать о том, каково находиться в одиночестве в таких хоромах. – Если бы – один! – Сереженька, наконец оставив в покое зеркало (наверное, это было для него чем-то вроде ритуала, поскольку шелковистые и идеально прямые волосы ничуть не были растрепанными), с ощутимой горечью хмыкнул. Он именно так в свое время Ольге и представился: не «Сергей», а «Сереженька» – впрочем, к его кукольной миловидности имя подходило идеально. – Но, к моему счастью, Алису трудно назвать домоседкой. Особенно когда родители в отъезде. По словам мальчика, его старшая сестра была просто замечательной особой. Пока в очередной раз не влюблялась, открывая на какого-нибудь несчастного настоящий сезон охоты, в котором все средства были хороши. Вообще-то девушка, Ольге совершенно незнакомая, но, по словам младшего брата, довольно привлекательная, пользовалась у противоположного пола популярностью: ею восхищались, говорили комплименты… и благоразумно держались на безопасном расстоянии, ибо чуть более близкое знакомство с красавицей обращало в бегство самых отчаянных менее чем за несколько часов! Ибо к ангельской внешности Алисы прилагался ТАКОЙ характер… Включающий в себя так же и неимоверное упрямство, порой позволяющее в буквальном смысле брать артачащихся парней измором. Правда, когда «все средства» все же приводили к ожидаемому результату и армия поклонников Алисы пополнялась очередным новобранцем, через какие-нибудь пару дней Сережина сестренка неожиданно вспоминала, что она – девушка свободолюбивая – теряя к объекту недавней охоты весь интерес. Так, во всяком случае, было – и теперь мальчик едва ли не с сентиментальной ностальгией вспоминал времена, когда на сестричкином жизненном пути встретился юноша, чья позиция легко укладывалась в кратком «живьем не дамся!». Со вздохом Сереженька заметил, что сам он никогда не решился бы ставить Алисе ТАКИЕ условия – в азарте она вполне может понять их чересчур буквально. Вполуха слушая жалобы на родственницу, Оля продолжала осматриваться. Ей не читали перед сном сказки, да и научившись читать сама девочка не стала поклонницей художественной литературы, ограничиваясь тем, что получала по школьной программе, но, если бы вдруг решила нарисовать в воображении сказочный дворец, он, наверное, выглядел бы именно так. Высокие потолки без давящей громоздкой лепнины, но с какими-то причудливыми узорами по краям, странная мебель, словно для какого-нибудь исторического фильма, картины на стенах… и книги – просто невероятное количество книг. Книг, в которых, при всем своем равнодушии к чтению как таковому, Оля могла почувствовать… наверное, душу. Эти книги любили и читали. Наверное, много лет и много поколений, хотя и не зачитывали до дыр. Лишенные давно уже лоска свежеотпечатанного издания, эти книги все же не обветшали, не истрепались, как учебники в их школьной библиотеке, но словно бы хранили в себе отпечатки отношения и переживания каждого читателя. Матушка Любава учила ее, что в оружии остается часть сути воина, оттого следует быть осторожной, используя чужое, в особенности – вражеское оружие и попытаться стать другом своему. Наверное, аналогичным образом книги сохраняли в себе частичку владельца. А перед одной картиной – над небольшим комодом в гостиной – Ольга довольно долго простояла, со странным чувством вглядываясь в изображение. На картине были нарисованы четыре кружащих в небе дракона: самый большой, иссиня-черный, несмотря на размеры изящный и гибкий, как плеть – судя по тщательно прорисованной горделиво вскинутой узкой змеиной голове и холодному сапфировому взгляду, это была драконица; второй, рубиновый с зеленоватым узором, несмотря на более яркий окрас, казался в какой-то мере ее тенью. Несколько проигрывала черной драконице в изяществе вторая, сине-голубого окраса с серебристым блеском, как Ольга знала из… факультативной программы обучения, у драконов, как и у обычных змей, не должно быть ресниц, но у синей драконочки они были, подчеркивая насмешливо-кокетливый взгляд похожих на драгоценные камни глаз. Самый маленький дракон, вернее даже, детеныш, был почти целиком золотым, лишь кое-где с зеленоватым рисунком и почему-то больше напоминал играющего в траве котенка, нежели пресмыкающееся. Что именно ее привлекло в этой картине, Ольга не могла бы объяснить, наверное, потому и рассматривала ее так долго, в надежде сформулировать необъяснимое ускользающее чувство. – Это Александр Владимирович нарисовал. Он вообще невероятно талантливый! Правда, говорит, что рисовать терпеть не может, но это подарок – на мой день рождения зимой! – Александр Владимирович – это еще кто? – Ты что, меня не слушала?! Ну, помимо прочего, последнее увлечение Алисы. Только она способна полагать, что серьезный умный человек всерьез способен связаться с такой бестией, как она! Знаешь, что она заявила? «Папочка же с мамулей связался»! Тоже мне, пример для подражания. – Твоему Александру Владимировичу – сколько лет? – озадаченно уточнила Оля. – Весной исполнилось семнадцать. А что? – Сереженька непонимающе встретился с ней взглядом. – У него дела с отцом. Вернее, папочка вводит его в курс дела – ну да тебе это будет неинтересно, я сам-то там не очень понимаю. На комоде, прямо под картиной с драконами, стояла довольно большая семейная фотография. – Сереж, ты только не обижайся, хорошо… у вас с Алисой мать родная? Дело было даже не в том, что высокая – на полголовы выше супруга – черноволосая хищница в максимально простом прямого кроя черном платье, украшенном только ниткой жемчуга, выглядела, несмотря на подчеркнутую строгость образа, совсем ненамного старше почти взрослой дочери – и по меньшей мере, вдвое младше супруга; но разглядывая лица, девочка не сумела найти ни единой черточки фамильного сходства. У отца и обоих детей были типичные для славян довольно красивые лица, светлые волосы и светлые же не слишком большие глаза. Женщина же была красива той невероятно изысканной красотой, что получается лишь при смешении кровей нескольких народов, непонятно, почему, но Ольге она показалась похожей на индианку – невольно девочка представила ее, одетой в яркий, расцвеченный многочисленными драгоценностями, наряд. Чистое выразительное лицо, напоминающие дорогой мех черные волосы – на портрете гладко собранные в «узел», но легко представляющееся распущенными по плечам мерцающей копной – непроницаемые, матово-синие глаза… У остального семейства глаза были прозрачными, как леденцы – серые у отца, светло-синие у Алисы и Сереженьки. – А. Это все спрашивают. Родная, конечно, и мне и Алиске. Просто она моложе папочки и не из России родом. Ее девичья фамилия Аждеха. – Персидская? – Кажется, в Персии так называли созвездие Дракона. Переводится примерно как «змей, пожирающий людей», красивая фамилия, ничего не скажешь! – Но вы совсем на нее не похожи. – Папочка говорил, что умом мы оба в нее. Таким тоном, что это можно трактовать, как «отсутствием оного», – Сережа хихикнул. – а Алиса еще и характером. Так что физиономическую принадлежность древнейшему и благороднейшему семейству Гоярынских можно считать компенсацией! – Разве это ваша фамилия? – Нет. Но у нас есть что-то вроде семейной легенды. Совсем недавно всплывшей, ну знаешь, в последние годы иметь благородных предков перестало быть уголовно наказуемым и сделалось, напротив, очень модным. Так вот, этот дом до революции принадлежал дворянскому роду Гоярынских. Вроде как у семьи были немецкие корни и фамилия фон Хорн русифицировалась сперва до Горын, а потом – до Гоярынские. При революции, разумеется, дом разграбили, хозяин – последний в роду, сгинул неизвестно куда, даже не утруждая новых власть имущих своим показательным расстрелом, а когда буря слегка поутихла, из особняка сделали домик на четыре квартиры. В одной из которых и поселился наш дедушка – Георгий Змеев. Он сумел собрать и восстановить практически всю библиотеку и, скажем так, «фамильную сокровищницу» Гоярынских, даже кое-что из антикварной мебели, как видишь, уцелело – да она особо никому и не была нужна – громоздкая, нефункциональная, в малогабаритку, а уж тем более – комнату в коммуналке – не влезет. Изначально-то ему одна комната тут принадлежала. Ну так вот, сейчас просочились слухи, что Георгий был на самом деле сыном Станислава Гоярынского, о котором почему-то никто ничего не знал. Женат-то последний в боярском роду не был. Впрочем, сам дедушка – тоже, кем была наша бабушка, кажется, отец и сам не в курсе, но квартирку со всем содержимым получил, можно сказать, в наследство. Правда, кое от чего из «сокровищницы» пришлось продать и заложить, когда грянула перестройка… Если все это хоть отчасти правда – у дедушки было специфическое чувство юмора: поменять фамилию Гоярынский на «Змеев»! Да еще то ли по совпадению, то ли намеренно – назвав папочку Станиславом, как боярина Гоярынского. Девочка рассеянно кивнула и снова подняла взгляд на картину. Нарисованные драконы на мгновение показались ей живыми, неподвижно замирая на холсте только когда кто-то прямо смотрел на них, все остальное время безмятежно кружа по нарисованному кусочку неба. Сбросив волну воспоминаний, Ольга невесело усмехнулась. Почему так получается, что порой что-то открыто находится прямо перед глазами, однако увидеть или услышать его получается, только когда уже знаешь, что именно должна видеть и слышать. Сережа ничего толком и не скрывал от своей неожиданной подружки, быть может, был просто слишком маленьким, чтобы понимать, о чем стоит говорить, а о чем нет, а возможно, грань между той правдой, что можно открыть и той, что стоит утаивать, была для даже маленького дракона достаточно широкой, чтобы небрежно проходить по ней даже с завязанными глазами. Потому что все равно заметит что-то лишь тот, кто знает, чего следует искать. А если даже монастырская послушница, которую учили на Экзекутора и которая знала о драконах хотя бы то, что они действительно существуют, имея глаза, да не увидела, чего опасаться простых людей? От размышлений отвлек оглушительный визг дверного звонка, не смолкающий, пока раздраженно морщившаяся девушка не подошла к двери. – Да иду уже, не трезвонь! – рыкнула она, впуская Алину. И, едва взглянув на девочку, моментально сбросила раздражение. – Что произошло?! – Опасности для жизни нет, – скороговоркой выпалила Аля, проскальзывая в глубину коридора к комнате Ядвиги Светозаровны. – Ольга, я тебя умоляю, свяжись как-нибудь с девчонками, у меня срочный разговор, происходит что-то совершенно невероятное! Потом все объясню, чтобы не повторять по нескольку раз, а я пока начну поиски! Комментарий к ГЛАВА ВТОРАЯ. 16. Ведьма Мара Семейный портрет Змеевых http://rs.foto.radikal.ru/0708/4e/ff4bc54c775a.jpg