Текст книги "Чистая линия (СИ)"

Автор книги: РавиШанкаР

сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 65 страниц)

- Так молодой ещё, красивый, богатый, - ответил староста. – Тоже оченно Трясинным холмом интересовался. Денег у него было с собой немеряно. Купил себе в кабаке провизии, про Трясинный холм расспросил и поехал себе. Мы его предупреждали, что не след туда соваться, да он нас всех послал к болотной матушке и как даст коню шпор! Только его и видели. - А откуда вы знаете, что он не вернулся? - Так Пиреш-охотник… - отозвался кайнар. – Он – парень отчаянный, единственный, кто туда вообще суётся иногда… Он на следующее утро к Трясинному холму наведался – по моей просьбе. Там кое-какие травки растут, каких во всей округе нет, вот он иногда туда и ходит по моему поручению. Не забесплатно, конечно… И только белым днём… Так вот, он на следующее утро туда отправился и нашёл коня этого мона, к дереву привязанного. Рядом плащ на траве лежал, бутылка из-под вина… А у статуи древнего бога весь пьедестал воском заляпан – словно он жертву кому приносил… или ждал кого… Вот это что-то за ним и явилось… и утащило. - Вот как… - протянул маршал. – А знаете что, господа фригольдеры - а где сейчас этот ваш Пиреш? - Так дома, где ему быть? – ответил староста. – Отсыпается, небось, со вчерашнего. Он на свадьбе гулял до утра – сестру замуж выдавал. Так что спит, где ж ему быть. - Придётся разбудить, - вмешался второй мужчина. – Слушайте внимательно, господа фригольдеры. Нешуточная опасность над вами нависла. Идёт к вам сама Синяя смерть… Вся компания визитёров резко сбледнула с лица, а староста выдавил: - Шутить изволите, ваша милость? - Я похож на шутника? – ледяным тоном поинтересовался второй. – Или Император решил пошутить, когда послал сюда гвардейскую гренадерскую часть под командованием своего лучшего маршала? Нет, шутки кончились! - Так разве можно Синюю смерть штыками одолеть? – тихо спросил кайнар. - Смерть – нет, - ответил мужчина. – А вот тех, кто её на вас наслать хочет – очень даже можно. Так что диспозиция такая, господа фригольдеры: сейчас с вами в деревню едет пяток гренадер и два кайнара. Вы собираете на площади всех – я подчёркиваю – всех! Включая стариков и грудных младенцев! Кайнары дадут каждому по глотку особого зелья – примете его, и Синяя смерть к вам не пристанет. А гренадеры привезут мне вашего Пиреша – я так понял, натура он своеобразная и много чего о Трясинном холме рассказать может. А заодно и дорогу покажет. - Уж не с древним ли богом вы воевать собрались? – шёпотом спросил староста. - А вот это, милейший, уже не ваше дело, - отрезал маршал. – Ваше дело зелье принять, проводника нам предоставить и сидеть тихо, не высовываясь. А воевать будут специально обученные люди. Всё понятно? Визитёры закивали, а маршал громко позвал адъютанта и велел ему отрядить пятерых гренадер для визита в деревню. *** Кайнар Госсе проснулся на рассвете, и, хотя предыдущая ночь была весьма бурной, он ощущал себя свежим и полным сил. Сегодня. Сегодня решится всё. Сегодня он и Ли прибудут в горную Резиденцию, где Жрица будет проводить ритуал призыва Богини. Наконец-то свершится то, что поставит последнюю точку в противостоянии Императора и Чистильщиков, то, что позволит Островам свободно общаться с Империей, то, что положит конец Чистой Линии. И он станет свободным… Не от Ли, нет. От той цели, которая так давила на него все эти годы, проведённые при дворе Лигалирана Максимуса Третьего. Да, Лигалиран знает, что Госсе попал к нему вовсе не волей случая. Кайнар просто не смог лгать ему после того, как понял, каков Император, как человек, и насколько он любит его. И это была взаимная, разделённая любовь… Госселин прикрыл глаза, вспоминая… Беззаботное, действительно счастливое детство, проведённое на Островах, рано проявившийся сильный целительский дар и Школа Магии… Он был лучшим, действительно лучшим, и его семье было чем гордиться. А ещё его всегда называли красивым, у него была масса поклонников, но… Госсе, которого тогда звали по-другому, не испытывал любовной тяги ни к кому. Его сердце ещё дремало, и он не стремился разбивать чужие сердца, он хотел заниматься целительством и помогать несчастным, но… Однажды его вызвал к себе Глава Школы Норин. И в его кабинете был маг из Совета. Госсе был в недоумении – да, конечно, он лучший среди целителей, но что могло привлечь к нему внимание Совета Магов? И ему рассказали. Рассказали о юном Императоре, только что взошедшем на трон. О всесильном братстве Чистильщиков. О нешуточной опасности для Островов, если Чистильщики окончательно подомнут под себя Империю Магна. И той роли, которую он должен сыграть. Узнав, кем ему предстоит стать, юный кайнар с негодованием отказался. Раб, наложник, Императорская подстилка… Нет, ни за что! Маг из Совета вздохнул и рассказал, что делают Чистильщики с детьми, у которых проявляется Дар, и с их родителями, если они пытаются сопротивляться. Рассказал о постоянных страхах родителей, о всеобщем подчинении Чистильщикам и о том, что только новый Император сможет противостоять братству. Госсе слушал и кивал. Ему было до слёз жаль этих несчастных, которым не повезло родиться непохожими на других, да ещё и с наличием Дара. Уничтожать потенциальных магов! Какое варварство! Убивать детей! Какая жестокость! - Но почему именно я? – наконец спросил он. - Потому, - ответил маг из Совета, - что ваши жизни связаны. Это твой Истинный. И только ты сможешь разделить с ним его ношу и его ответственность. - Хорошо, - сказал Госсе. – Если речь идёт о спасении детей – я согласен. Он и не думал тогда о любви. А все разговоры по поводу Истинных казались ему полной чушью. Тогдашний юный Госсе представлял собой странную смесь романтика и рационалиста. Два месяца спустя его переправили в Империю Магна и передали надёжному человеку, связанному с работорговцами. Он совсем недолго пробыл с рабами, но за это время успел насмотреться всякого… Особенно больно было ему видеть красивого юношу по имени Алишандо, которого продал собственный любимый. Юношу купил один владелец борделя, и Госсе понимал, что судьба этого несчастного будет ужасной. Но за те краткие часы, что они были рядом, Госсе сумел немного ободрить его и вернуть веру в себя. И отвести мысли о самоубийстве. Госсе заверил тогда, что Алишандо ещё встретит того, кто будет его любить искренне и бескорыстно, и что ему нужно быть сильным духом и превзойти все испытания, посланные судьбой… Правду сказать, Госсе тогда применил Дар, иначе бедный юноша покончил бы с собой в ту же ночь. Хорошо, что некому было это отследить… Но иначе Госселин просто не мог поступить. А ещё две недели спустя Госсе выставили на закрытом аукционе, который посещали самые знатные моны Империи. Там должен был появиться и сам Император, который до сих пор не имел после смерти первой Супруги ни наложника, ни наложницы. Конечно, это было рискованно до жути – Император мог не появиться на аукционе и Госсе тогда точно купил бы кто-нибудь другой… Но всё получилось. Его выставили на торги последним. Госсе стоял на возвышении – обнажённый, освещённый ярким светом светильников, его роскошные длинные волосы спускались по спине струящимся водопадом, нежные розовые губы улыбались. Госсе и сам не знал, насколько притягательной выглядела его юная красота, он просто смотрел из-под ресниц на всех этих наряженных, молодых и не молодых монов, уставившихся на него с нескрываемым вожделением… Он презирал их всех, ибо в глазах смотрящих на него он не видел ничего, кроме похоти, желания сломать, подчинить, сделать своей безоговорочной собственностью. Но вдруг он встретил совсем другой взгляд. И уже не смог отвести глаз. Не смог, потому что этот мон смотрел на него совсем по-другому – с трепетом, восхищением и любовью. У Госсе сжалось сердце, он, никогда не ведавший, не понимавший любви, вздрогнул. И тут же понял, что этот, так потрясший его взгляд, принадлежит Императору. А потом прозвучал голос аукциониста, и начались торги. Но не успел раскрыть рта первый из торгующихся, как Император поднял руку и коротко, властно произнёс: - Полторы сотни золотых монет! Тут же установилась тишина. Госсе уже разбирался в реалиях Империи Магна, понял, что цена, предложенная за него, была невозможной, немыслимой… За эту цену можно было купить троих прекрасных девственных юношей… Так что возражать Императору никто не посмел. А уже через пятнадцать минут закутанный в покрывало Госсе сидел в Императорской карете и не знал, как быть дальше. Именно Ли тогда взял в ладони его дрожащую от волнения руку, поднёс к губам и поцеловал каждый палец. А потом сказал: - Не бойся. Ничего не бойся. Я никогда не обижу тебя. Как тебя зовут? - Госселин, - ответил Госсе. Его прежнее имя звучало слишком не по-Имперски, но смысл остался тем же. - Госселин? – улыбнулся Император. – «Прекрасное будущее?» Как интересно… Так и началась их любовь… ========== Глава 86. Трясинный холм ========== Пиреш-охотник оказался парнем тёртым и ушлым и ломаться не стал, хоть и чувствовал себя не слишком хорошо со вчерашнего. Но зелье, данное ему местным кайнаром, улучшало самочувствие с поразительной быстротой. Так что, выслушав, что ему предлагают сделать, Пиреш только кивнул и задумчиво произнёс длинную фразу, в которой говорилось о жене, малых детушках и престарелых родителях, которые все сидят на его, Пиреша, шее и в случае потери кормильца почувствуют себя некомфортно. Штатский мужчина, которого звали, как он потом представился, Тамир Ритейни, Глава Совета Монов, на всю эту филиппику и глазом не моргнул, просто невозмутимо заявил, что в случае героической гибели оного Пиреша всей семье будет выплачиваться пенсия из императорской казны. Супруге и старикам-родителям – пожизненно, малым детушкам – до той поры, когда они не начнут сами зарабатывать себе на жизнь. Более того, всем дочерям Пиреша будет выделен особый капитал, который они получат на руки при замужестве. Ну, и само собой, коли помянутый Пиреш останется в живых – его ждут великие милости. Пиреш аж рот разинул: - Да что ж такое вы ищете в этом болоте, ваша милость, коль Император на такие траты пойти готов? - А ты прямо уверен, что там ничего нет, любезный? - отозвался Тамир Ритейни. Пиреш махнул рукой и сказал: - Да как не быть… Только больно они от всех хоронятся – вот народ и не знает ничего… Это я здешний лес знаю, как свои пять пальцев, и гуляю там частенько по разной надобности… - То есть браконьеришь бессовестно на Императорских землях, - хмыкнул Тамир Ритейни. - Так, ваша милость! – возвёл очи горе Пиреш. – Разве ж наш милосердный Император, да будет он вовеки здрав и счастлив, обеднеет от одной куропатки… или там зайца? А мои детишки сытыми спать лягут – куда ж их девать, коль народились? - Ну, ты и плут! - рассмеялся Тамир. – Ладно, твои взаимоотношения с зайцами и куропатками меня не касаются. А вот кто там от всех хоронится? - Видите ли, ваша милость, - уйдя от скользкой темы, Пиреш стал куда более разговорчивым, - единственная дорога к Трясинному холму аккурат за околицей нашей деревни проходит – так все считают. А на самом деле всё совсем не так – в лесу есть несколько тайных троп, по которым и люди проходили, и грузы перевозили. Из деревенских-то никто в лес, кроме меня, не суётся: во-первых, Императорские земли, а во-вторых, о них, как и о Трясинном холме, дурная слава ходит. Деревенские за ягодами да за дровами в общинный лес ходят, а там дичи не в пример меньше… Вот и приходится мне крутиться по силе возможности… Я тут уж лет десять промышляю. И знаю – раньше редко кто через лес тайными тропами к Трясинному холму шастал. А вот года два назад – ну что твой тракт. И ходют, и ездют… И возют всякое… Не знаю уж, что они там возют, только от некоторых повозок таким холодом веяло, что я как почуял его – так и стреканул без оглядки. - И кто же, по-твоему, всё это проделывает, а, Пиреш? – продолжал выспрашивать Тамир. Пиреш оглянулся, втянул голову в плечи, но потом решился и тихо сказал, словно выдавливая из себя слова: - Чистильщики… Чистильщики это… Я уж их навидался в своё время, дитём ещё был, когда всех моих зачистили… А я бежал, к дядьке прибился… Он меня и вырастил. Я, как понял, что Чистильщики это – никому не говорил, нет… Страх во мне сидит. С детства. Вам первому говорю, ваша милость, потому как понял я, на какую дичь вы охотитесь. Правду, значит, баяли, что Император решил Чистильщиков извести. Тамир Ритейни молча кивнул, а Пиреш продолжил: - Не могу я больше под страхом жить. Чистильщики нас хоть и не трогают, да я как представлю, что кого-то из детишек моих… Много их у меня, ваша милость, да только лишних нету, чтобы на расправу отдавать. Потому я войско и проведу. А так – ни за какие милости не пошёл бы… Но Чистильщиков извести – да за это и голову сложить не жалко. Тамир Ритейни сочувственно похлопал Пиреша по плечу и сказал: - Твоё дело – нас довести. А там – мы всё сами сделаем. Так что не рискуй сверх меры. У нас есть, чем противостоять и Чистильщикам, и Синей смерти… Ближе к вечеру того же дня гренадеры выдвинулись в направлении Великого Болота. Возглавляли колонну маршал Ловайни, Тамир Ритейни и Пиреш на пузатенькой коротконогой лошадке совершенно невообразимой крапчатой масти. Следом за ними ехала ещё пара десятков штатских – мужчин и женщин разного возраста в одинаковых чёрных плащах и при оружии. Их запястья украшали медные и серебряные браслеты, украшенные замысловатой рунической вязью, и такой же вязью были украшены серьги, металлические гребни, золотые широкие нашейные украшения. Гренадер если и удивляло присутствие этих непонятных гражданских, то вопросов они не задавали, единственное, что их заметно удивляло – мужские костюмы и мужская посадка женщин. В Империи это принято не было, даже кайне и благородные моны, часто передвигавшиеся верхом, ездили в особых, женских сёдлах. Такая посадка была более неустойчивой, но такого требовали приличия. Однако незнакомки вели себя совершенно не так, как Имперские женщины, и бывшие с ними мужчины обращались с этими женщинами, как с равными, а то и признавали их старшинство. И это тоже было непривычно. Но даже это не вызвало пересудов, потому что все понимали, что фактически совершают переворот, ставя последнюю точку в истории братства Чистильщиков. Уже сгущались сумерки, когда впереди показался Трясинный холм со статуей древнего бога. Гренадерам было приказано окружить холм полностью и добивать либо брать в плен всех, кто будет вырываться из окружения. Пленных следовало связать особыми путами и разместить в отведённой для этого балке. Если же кто-то всё-таки сможет прорваться – в плен не брать. Догнать и уничтожить. Если будут прорываться не люди, а нечто… необычное – зарядить ружья особыми пулями и стрелять. При промахе – близко не приближаться, отойти и продолжать обстреливать со всей возможной интенсивностью. Но стараться не вступать в близкий контакт – это может быть смертельно опасно, несмотря на принятое зелье, ибо это самое непонятное существо одержимо жаждой смерти. Надо отдать должное гренадерам – они даже не дрогнули, выслушав этот, мягко говоря, странноватый приказ. Все солдаты уже были в курсе того, что Чистильщики собираются выпустить в Империю Синюю смерть, и были твёрдо намерены не допустить её дальше Великого Болота. Так что все были готовы. Между тем люди в чёрных плащах спешились, зажгли свечи у ног древнего бога, достали дымчатый шар (его нашёл-таки Яссан в подвале – там, где шар спрятал Егани) и начали странный обряд, но темнело всё быстрее, разглядеть действия странных гражданских было сложно, и до ближайших гренадер донеслись только слова: - Эр икоретум мир барбаратум тушек сех беш маззоратум! А затем в воздухе рядом с каменным богом возник сочащийся ядовитым синим светом прямоугольник. Все мужчины и женщины достали свои мечи и по очереди стали запрыгивать внутрь, в это болезненно-ядовитое сияние, в котором исчезали бесследно. *** Жрица Иуана сама встречала всех прибывающих в этот день в Резиденцию – прекрасная, наряженная в яркие одежды, украшенная лучшими из драгоценностей прежней Иуаны. И молодая горная кобра вилась рядом с нею, чувствуя радостное возбуждение своей Старшей… и её же скрытую тревогу. Но Младшая не понимала – отчего тревожится Старшая? Всё готово, ночь благоприятна, и пряно пахнут травы на горных лугах – травы, из которых Жрица сварила нужные зелья… И вычерчен уже рисунок в виде звезды, каждый из лучей которой будет занят… И есть место в центре звезды для той, что вернётся, и её Супруга… И все гости прибудут, не могут не прибыть… Отчего же тревожится Старшая? ***