сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 65 страниц)
Ляма пролежал в постели ещё неделю, и всё это время старый охотник ухаживал за ним самым преданным образом. Порой Ляме хотелось, чтобы этот морок оказался правдой, что он действительно внук старика по имени Шого и что они будут жить вместе в этом маленьком домике, ходить на охоту и вести тихую спокойную жизнь. Однако браслет был с ним в корне не согласен, и Ляме пришлось подчиниться. Так что однажды вечером он робко сказал:
- Дедушка… Знаешь, я так тебе благодарен… Но мне нужно уйти.
- Опять? – благодушно спросил старый охотник.
- Ну, да, - несколько растерявшись, ответил Ляма.
- Не наискался ещё счастья-то? Ох, Шого, Шого… беспокойная у тебя голова. Не даёт она тебе покоя. Но что ж с этим поделаешь… Иди, раз надо. Только вернуться не забудь, а то я не молодею уже. Придёшь назад – а тут только моя могилка…
- Дедушка! – вполне искренне вскрикнул Ляма, чувствуя, что в глазах подозрительно защипало.
- Да чего уж там… - проворчал старый охотник, - у молодых – своя дорога. Они всё знают лучше нас, стариков. Давай-ка прикинем, что тебе в дорогу понадобится. И возвращайся, Шого – так или иначе – возвращайся. Я ведь и помирать не буду, пока тебя не дождусь.
Так и вышло, что ранним утром, одетый в добротную, чуть поношенную одежду и теплую курточку, Ляма вышел из дома старого охотника. За спиной его был мешок с припасами, на поясе – хороший нож, в руках - дубинка. Обычный деревенский парень из фригольдеров, пробирающийся в город в поисках лучшей доли.
Ляма и сам не мог понять, какая сила заставила его, уходя, оставить на полке с посудой пару золотых монет. Всё остальное из клада надёжно было упрятано в мешок, браслет на руке, напившийся Ляминой крови, привычно язвил на тему Ляминых же умственных способностей, но парень шёл по дороге, наслаждаясь ясным холодноватым утром, и не обращал внимания на подколки браслета. И в самом деле – что ему делать в этом захолустье, с глупым стариком, когда у него скоро будет весь мир?
Но сердце всё равно непонятно щемило.
========== Глава 34. Секретарь ==========
После того, как Император забрал копию списка и ушёл тайным путём в горную Резиденцию, Кархан Дилэйни строго-настрого приказал гвардейцам никого не допускать в Императорские покои, прибавив, что это распоряжение Его Величества, и что за его исполнение стража отвечает головой. Стражники понятливо покивали – все они были из горных провинций Империи Магна и служили Императорской семье поколениями. Так что с этой стороны можно было ничего не опасаться – к тому же такие распоряжения следовали достаточно часто, чтобы к ним привыкли все.
Сам же секретарь накинул поверх камзола скромный коричневый плащ, а на голову надел шляпу с широкими полями, но без пышных перьев, которые украшали шляпы монов. Теперь он был рабом, ему было запрещено многое, в том числе и вычурные богатые костюмы знати. Кархан Дилэйни ничуть об этом не сожалел – в нём не было неуёмной тяги к роскоши. О чём он жалел – так о том, что его нынешний статус не ограждал от наглых заигрываний и пошлых фраз со стороны придворных хлыщей. Естественно, дело не заходило дальше слов – связываться с Императором, чьим личным рабом являлся Дилэйни, дурных не было, но Кархан не мог двадцать четыре часа в сутки сидеть в кабинете и заниматься бумагами. Волей-неволей, выполняя поручения Императора, приходилось перемещаться по дворцу, и те, кто раньше не осмеливался и намёком задеть благородного мона Дилэйни, частенько позволяли себе издевательские замечания в адрес раба Кархана. На своё несчастье, Кархан был очень красив, красив даже после подвалов Чистильщиков, хотя, когда Госсе выкупил его по поручению Императора, Кархан больше походил на обтянутый кожей скелет, покрытый синяками, ожогами и кровоподтёками, да к тому же ещё и кашляющий кровью. И не только кашляющий. Добрые братья Чистильщики проделали с ним много такого, от чего Кархан до сих пор просыпался ночью в холодном поту, и только настойки Госсе спасали его от повторения кошмаров. Уж очень их разозлило упорное нежелание Кархана назвать сообщников, но тот предпочёл бы умереть, чем раскрыть тех, кто спас его мать и сестру.
Официально с Островами не было никаких сношений – ни дипломатических, ни даже торговых. Однако моряки-контрабандисты всё-таки наведывались туда, привозя разнообразные экзотические товары для знати. Чистильщики и Благочестивая Стража смотрели на это сквозь пальцы, к тому же контрабандисты были народом отчаянным, многие из них вообще были в бегах и сдаваться при случае не собирались ни за что. Одним из таких смельчаков и был капитан Габо, которого Кархан знал с детства. Габо не всегда был контрабандистом, однако в подростковом возрасте у него проявилось отклонение – умение передвигать предметы взглядом, и на семью Габо донесли. Чтобы не подвергать опасности близких, Габо ушёл к контрабандистам и скрывался уже долгие годы. Пока ему везло, и он даже шутил, что удача – это наиболее приятная часть его отклонения. К нему Кархан и обратился со своей просьбой, и Габо не отказал. Теперь мать и сестра в безопасности на Островах, и как бы дорого Кархан ни заплатил за это – он ни о чём не жалеет.
Кархан тряхнул головой, отгоняя ненужные воспоминания, и отправился по длинной галерее к выходу из дворца. Показав стражам пропуск и не услышав возражений, он уже хотел было покинуть дворец, но вдруг услышал за спиной:
- Далеко собрался, раб?
Кархан поморщился. Опять…
Его быстро нагнал светловолосый молодой мон, одетый со всей модной роскошью, на которую был только способен его кошелёк. Это был один из тех, кто в прошлой жизни набивался в друзья Кархану и даже делал намёки на нечто больше – Яссан Ритейни, младший сын Тамира Ритейни, Главы Совета Монов, человека вполне достойного, явно не в отца пошедший злобной язвительностью и тягой к роскоши и развлечениям.
А стоило Кархану появиться во дворце уже в новом качестве – как именно Яссан начал его преследовать злобными насмешками и язвительными намёками. Причинить серьёзный вред Императорскому рабу он не мог, однако словесно извращался как хотел. Кархан не жаловался – Императору и без этого хватало проблем, к тому же Яссан был далеко не единственным, кто оттачивал своё остроумие на благородном моне, ставшем рабом. И Яссан, как другие, не стеснялся прямо при Кархане обсуждать как, сколько раз и в каких позах было неплохо бы поиметь раба. У Кархана же эти гнусные слова не вызывали ничего, кроме внутренней судорожной дрожи. К мужчинам его никогда не влекло, а после подвалов Чистильщиков в нём вообще что-то сломалось, и секс его не привлекал ни в каком виде. Добрый Госсе говорил, что это просто шок от пережитого, что всё наладится, а миленькие дворцовые служанки вовсе не против были отвлечь красивого раба от грустных мыслей, но Кархан просто не мог… Секс в его голове был прочно связан с болью и унижением, а унижать кого-либо и причинять боль он не хотел. При всём при том, само желание не делось никуда, и Кархану приходилось прибегать к самоудовлетворению, за что он презирал себя ещё больше.
К счастью, большую часть суток он был слишком занят, чтобы впадать в меланхолию. Но порой бороться с самим собой было мучительно… А эти придворные придурки никак не желали оставить его в покое…
- Я хотел навестить своего деда, благородный господин, - повернулся Кархан к Яссану и склонил голову. Непочтение могло обойтись слишком дорого, и заступничество Императора тут не поможет.
- Вот как… - ехидно протянул Яссан. – Вот большая радость для деда видеть тебя в этом ошейнике!
Кархан вонзил ногти в ладони, стараясь не взорваться, но лицо его осталось непроницаемым.
- Как будет угодно благородному господину, - сказал он.
- Ладно, - хмыкнул Яссан, - сегодня я добрый. Садись в карету, раб, я довезу тебя до улицы Красных Башмаков – ведь твой дед, кажется, поселился там, после того, как продал свой роскошный дворец?
- Да, благородный господин, - ровным голосом ответил Кархан. – Но может не стоит пачкать столь роскошную карету присутствием жалкого раба?
- Я сам знаю, что стоит, а что нет, - проворчал Яссан. – Садись и не бойся. Не обижу – вся дворцовая стража нас видит и слышит, а я не идиот, чтобы впадать в немилость из-за столь жалкой букашки. Садись.
Кархан вздохнул. Отказаться не было возможности, и он забрался в карету, устроившись на полу, как и подобает рабу.
Забравшийся следом Яссан сердито сказал:
- Ты что? На сиденье садись!
Кархан только головой покачал. Он не слишком понимал, какую игру задумал Яссан, но получать плети от дворцового управителя по жалобе благородного мона ему не хотелось. Один раз он уже получил плетей из-за Яссана, тот пожаловался управителю на какую-то мелочь… Император не успел вовремя вмешаться и застал секретаря в нерабочем состоянии – палач предложил откупиться от плетей минетом, Кархан, само собой, отказался и раздосадованный палач выдал ему всё, что полагалось, да ещё с довеском. Император тогда наказал управителя, приказав все вопросы о наказании его личного раба согласовывать с ним, но кто знает… К тому же Императора сейчас нет во дворце.
Между тем Яссан нахмурился:
- Да садись же! Кархан!
- Нет, - ответил секретарь. – Я не хочу жалоб на неподобающее поведение.
- Что-то ты слишком быстро смирился с тем, что ты - раб, - к Яссану вернулась его обычная язвительная насмешливость.
- Трудно не смириться со своей участью, благородный господин, если тебе о ней постоянно напоминают.
- Если бы я тебя выкупил, - запальчиво произнёс Яссан, - я бы обращался с тобой по-другому!
И, прежде чем Кархан успел что-либо понять, Яссан ласково притронулся к его щеке. Кархан отпрянул. Карета уже неслась по булыжной мостовой, бежать было некуда, Кархан почувствовал, что самообладание начинает ему изменять. Ненавистное мужское прикосновение словно сорвало крышку с горшка с едким варевом – воспоминания, которые до сих пор успешно удавалось загонять внутрь, вырвались наружу и предстали перед внутренним взором Кархана во всей своей гнусной красе.
Кархан почувствовал, как горло что-то стискивает, перед глазами замелькали красные точки, он начал задыхаться. Поражённый Яссан смотрел на него с ужасом, не понимая, что можно предпринять. Однако Кархан сам пришёл себе на помощь. Он вовремя вспомнил о проклятом списке, который вёз, чтобы показать знающему человеку, об опасности угрожающей Императору и всему делу и сумел справиться с собой, мысленно обозвав самого себя истеричным идиотом. Дыхание постепенно выровнялось, тело перестала бить дрожь, и он сумел выдавить замершему Яссану:
- Я не выношу, когда меня трогают, благородный господин. Не стоит вам пачкать свои руки об того, кого имели все желающие в подвалах Чистильщиков. Я даже не помню, сколько их было, так что можете посмеяться над глупым рабом.
Однако Яссан не спешил смеяться. Более того, лицо его стало расстроенным, и он пробормотал:
- Прости… Я не думал.
«В том-то и беда твоя, Яссан, что ты вообще ни о чём не думаешь. И нет в твоей красивой пустой голове ничего, кроме тяги к развлечениям, придворным сплетням и хорошеньким наложникам и наложницам…», - мрачно подумал Кархан, но говорить ничего не стал. Смысл?
- Я… - вновь выдавил Яссан, - я… нам нужно поговорить…
Но именно в это время слуга, правивший каретой, выкрикнул:
- Улица Красных Башмаков, благородный мон!
- Простите, благородный господин, но мне пора, - спокойным тоном сказал Кархан. – Меня ждёт дед.
- Да, - кивнул Яссан, - да, конечно… Иди, Кархан. Извини. Но мы… мы же ещё поговорим?
- Как будет угодно благородному господину, - ответил Кархан и выскользнул из кареты, с облегчением вдохнув прохладный вечерний воздух. В небольшом домике, где теперь жил дед со своими слугами – старой супружеской четой – Ваарой и Гомтом, приветливо светились окна. Там его ждут. Там будет легче.
Карета тронулась с места не сразу, и выражение лица Яссана, насколько успел заметить Кархан было расстроено-задумчивым. Но он перестал думать об Яссане сразу же, как переступил порог дома дедушки, и его бросилась обнимать старая служанка.
От сытного ужина Кархану отвертеться не удалось, он беседовал с дедом, отвечал на вопросы слуг и изо всех сил старался показать, что всё совсем не так плохо, как могло бы сложиться. Скажем, если бы его купил Яссан, то он наверняка сейчас сидел бы в четырёх стенах, запертый в гареме, голый и в ошейнике, ожидая новых нездоровых фантазий своего господина. Проклятый Яссан! Вот приспичило же ему проявлять благородство!
После ужина дед и внук уединились в комнате деда на втором этаже, превращённой в рабочий кабинет и старый Эдван Дилэйни спросил:
- Ты ведь не просто так пришёл, а, внук?
- Нет, - ответил Кархан. – Мне нужно поговорить со сведущими людьми. У меня есть стойкое подозрение, что Великий Приор хочет навредить Императору, но я не понимаю, каким образом.
- Это серьёзно, - помрачнел Эдван Дилэйни.
- У меня с собой список невест и женихов, которых Императору предложил Великий Приор. И я чувствую, что что-то с этим списком неладно. Ты можешь помочь?
- Сколько у тебя времени?
- Я должен вернуться во дворец до рассвета.
- Хорошо. Дай мне список и иди отдыхать. Ваара тебе уже постелила. Спи, малыш, я всё устрою.
Кархан Дилэйни благодарно кивнул и только сейчас почувствовал свинцовую усталость, которая навалилась на него.
========== Глава 35. Разгадка списка ==========
Кархан, казалось, только коснулся головой подушки, а его уже осторожно тормошили за плечо. Секретарь открыл глаза и увидел служанку деда – Ваару.
- Всё уже готово, молодой господин, - сказала она, - господин Эдван сказал, что если вы хотите вернуться во дворец до рассвета – вам нужно вставать.
Кархан вздохнул. Тело вроде бы отдохнуло, но голова была ещё тяжёлой. Он частенько не высыпался - важных документов было много, а доверял Император только ему. Каждую подаваемую бумагу необходимо было просмотреть, если она была длинна – составить экстракт и не упустить при этом ничего важного, да ещё и свериться с кодексом, чтобы иметь возможность подсказать Императору в нужную минуту. Но Кархан не жаловался. После особо сложных поручений он валился в постель и засыпал, как убитый, и ночные кошмары его не мучили. Что же касается придворных сплетников, то они частенько мололи языками, распуская слухи о том, что Император использует своего секретаря для снятия напряжения, когда поблизости нет Госсе. Какая чушь, Император любит Госсе, и ему не нужны никакие замены. И вообще, если бы хоть один из придворных сплетников погнул хотя бы пару дней спину над бумагами – их не удивляли бы постоянные тёмные круги под глазами секретаря. Но в том-то и дело, что люди обычно видят только то, что хотят видеть. Они не думают, что Лигалиран не такой, как его отец и дед, а в особенности, как предок Майкар Максимус Распутный, который превратил двор во что-то вроде роскошного борделя, где царил такой разврат, что любая шлюха могла бы покраснеть со стыда, и даже умер, трахая молоденького наложника. Да, интересные, говорят, были времена… Поскольку Майкар Максимус предпочитал совсем молоденьких мальчиков, то моны, ищущие монарших милостей – денег, земель, придворных должностей – с лёгкостью вводили в придворное общество своих юных сыновей или младших братьев в надежде получить всё это через монаршую постель. И ведь получали, да… Мнения же младшего поколения никто, как водится, не спрашивал. Был случай, когда очень красивый и совсем молоденький мон из обедневшей семьи попался на глаза Императору во время охоты, и тот потребовал его себе… Мальчишка был уже просватан за соседа, вроде бы у них там и любовь была, но семейка вцепилась в подвернувшийся шанс зубами и когтями. Парнишка быть одноразовой игрушкой распутного Императора не хотел, тогда его повезли во дворец силой. Говорят, что именно во время любовных игр с ним сердце немолодого развратника и остановилось. Чистильщики потом обследовали наложника на предмет отклонений, но вроде ничего не нашли, а семья парня, обломавшись с милостями, отказалась принимать его обратно… Что там дальше было с тем юным моном – неизвестно. Некоторые говорят, что его жених всё-таки взял его в супруги, ибо сильно любил. Другие говорили, что он прыгнул с моста в реку от отчаяния. А кое-кто шёпотом упоминал, что мальчишка сбежал на Острова, и его там приняли с радостью, ибо у него всё-таки было отклонение, которое Чистильщики проглядели. Даже имя парня называли… но не вспомнить сейчас… Алеф… или Алтаф… Нет, не вспомнить… А если это правда – то Кархан только рад за неизвестного ему парня.