Текст книги "Везде светит солнце. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Миштофт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 52 страниц)

  -Ничего, побыстрее обучи наших неумех, я тебе помогу, и тогда наши силы возрастут в сотню раз.

  -Только бы не опоздать.

  -Ты сомневаешься?

  -Я потерял слишком многих и начинаю понимать, что без них я – никто.

  10.

   Миновав пригород Абары, где на цветках ютились счастливые бездомные, осторожный вей подлетел к лагерю королевского войска. Лагерем называлась лишь всего-навсего поляна, где на цветах спали воины Её королевского Величества. По логике и высокому положению, самый большой цветок полагался бы главнокомандующему этой армии, но вею потребовалось довольно много времени, чтобы разглядеть хоть какое-то отличие: на земле у одного цветка стояли на часах два воина и это было не с проста. Теперь можно было смело показываться на открытом пространстве и лететь прямо к этому цветку. И хотя вея тут же схватили, разбуженный военачальник не дал в обиду нарушителя спокойствия, пожелав сначала выслушать.

  -Я хочу, чтобы вы мне пообещали свободу и дом в Абаре, и тогда я помогу вам поймать Сайко и Вала, а вслед за ними и вся ослабшая стая попадёт к вам в руки,– сказал лесной вей.

  -Обещаю и моё слово твёрже стали,– сказал военачальник Старту.

  -Что ж, я верю тебе. Жди моего сигнала завтра,– сказал вей и упорхнул, никем не остановленный. И хотя Старту подозревал какую-то хитрость, всё же предчувствие подсказывало ему, что лесной вей не врал, и завтра он наконец-то поймает неуловимых прахов.

   Лесной вей возвращался в лагерь стаи, зная, что за ним следить никто не будет, чтобы зря не спугнуть. С той ночи, когда стая ослабела, потеряв слишком многих веев, этому лесному вею пришло в голову то же самое, что и Сайко,– они теперь не были так хорошо защищены от королевской армии, как раньше. Поэтому рано или поздно им предстояло сразиться с воинами Её Величества и погибнуть. Такого исхода этот хитрюга не желал для себя, поэтому стал обдумывать как можно найти и благо для себя, и спасение. Жить в столице было заманчивым благом для него, потому что это изменило бы всю его жизнь, наполнило бы новизной, тем более что перелетать в другую стаю он не хотел, насытившись исполнением приказов одного предводителя, которого менять на нового было бы глупо. И теперь он вернулся в стаю с единственной целью – заманить Сайко и Вала в ловушку. План был прост, потому что у предводителя не было причин не доверять кому-нибудь из стаи после того, что им вместе пришлось пережить. Дождавшись утра, Хитрюга залетел в дупло Сайко и сказал, обрадовавшись, что застал здесь обоих друзей( задача мгновенно стала легче):

  -Я был сейчас в лесу и увидел кое-что странное.

  -Что ты там увидел?– спросил пьяный Сайко, уже несколько дней топивший горечь поражения в вине, а Вал, как настоящий друг, ему в этом помогал.

  -Отпечатки копыт диких корков.

  -Корки не будут лететь в Валевию, ты пьян, дружище,– засмеялся Вал.

  -Поэтому и говорю – странно, но если вы мне не верите, что я могу поделать.

  -А может и правда дикие корки могут прилетать к нам, может поэтому и не могут их найти,– предположил Сайко, который с детства мечтал увидеть этих крылатых скакунов во всей их дикой красе.

  -Так полетим и посмотрим,– предложил Вал.

  -На это надо посмотреть,– согласился Сайко.– Куда лететь? Показывай, Хитрюга.

  -Летим,– сказал он и вылетел из дупла.

  Никто не заметил того, что предводитель куда-то улетает вместе с Валом и Хитрюгой, потому что все крепко спали, выпив море вина. Оглянувшись на цветок, который освободился уже от тяжести хрупкого тела Зи, Вал полетел рядом с другом, туго соображая, куда их несёт в такую рань. Они уже забрались довольно далеко от лагеря, а Хитрюга всё повторял, что то место вот-вот появится. Вал и Сайко начали подшучивать над ним, отвлеклись, чтобы полакомиться плодами лиизий, и не заметили, как Хитрюга ускользнул от них. Когда же они стали взглядом искать своего проводника, то подумали, что ему захотелось их разыграть, и рассмеялись этой идее.

  -Давай поскорее долетим до того места, а потом уже будем в прятки играть,– крикнул Сайко.

  -Какой дурак, а ну вылетай,– смеясь, еле смог выкрикнуть Вал, но Хитрюга не появлялся.

  -Хм, сейчас плюну и вернусь в лагерь, спать охота,– пробурчал Вал.

  -Не вылетишь сейчас, твоя шутка станет для тебя последней,– пригрозил Сайко и, услышав шорох, подмигнул Валу и прошептал:– Испугался, паршивец.

   Но в этот момент со всех сторон к двум друзьям полетели воины в серой одежде, в которых без труда можно было узнать прислужников Её Величества. Искусно отражая их удары и разя, Вал и Сайко мгновенно протрезвели и слишком поздно поняли, что угодили в ловушку. Осознание этого придало им больше злости, но не надежды, потому что прилетали всё новые и новые воины, становились на место павших и этому не было конца. Не позволяя усталости брать над собой верх, прахи дрались, как безумные, без проявления какого-либо другого чувства, кроме злости, подбадривая друг друга то и дело выкриками:

  -А как мы их!!!

  -Эх, жаль шпага одна!

  -А винцо не помешало бы!

   Наверное, Старту надоело наблюдать за бесконечной битвой, потому что он послал в один момент всех своих воинов на непобедимых прахов и это полчище поглотило двух друзей, а когда разжало свою пасть, искровавленные Сайко и Вал уже были связаны по рукам и ногам. На цепях их тащили вперёд, заставляя лететь туда, где ожидала казнь – в Абару. Притихшие и глядевшие вниз, пленники переглядывались и теперь подбадривали друг друга только улыбкой, не забивая себе голову тем, как позорно их теперешнее положение. Как только армия вылетела из леса, тысячи веев полетели посмотреть кого воины Её Величества поймали на этот раз, и вскоре вся Абара знала, что пленили Сайко и Вала – отрицательных героев Валевии, чудовищ, и матери прятали по домам своих детей в страхе за их(детей) жизнь. Вал пролетел мимо родительского дома, вновь увидел королевский дворец и, скорее всего, у прежнего Валива сжалось бы сердце при виде знакомых родных мест, но не у праха, потерявшего прошлое. А Сайко, прибыв в столицу впервые в жизни, разглядывал всё вокруг с большим любопытством, забывая даже про боль от ран. Он то и дело хмыкал и с ухмылкой бросал в разные стороны грубые словечки, отпугивая любопытных горожан. Перед дворцом для пленных уже был приготовлен столб, к которому их приковали спиной, чтобы лицом они были направлены к каждому посетителю. Каждый из них(посетителей)теперь подлетал и пулял в пленных камнями в знак осуждения за их ремесло, и желающих сделать это было предостаточно.

  -Это мне напомнило один случай,– терпя боль, еле выговорил Вал, всматриваясь в окна дворца, где, должно быть, сейчас пряталась его Солия – он не мог побороть желания увидеть её ещё раз.

  -Какой?– спросил Сайко.

  -Дело было в лагере разбойников...тогда я тоже глупо попался, но зато...было кому спасать,– прерывая рассказ каждый раз, когда камень попадал в цель, рассказал Вал.

  -Да уж, а я всегда думал...что я...умный,– ответил Сайко и попробовал рассмеяться над самим собой, но мешали камни – их было так много.

   За наказанием наблюдала вся королевская семья и родители Валива, которым было больно вместе с сыном, но они понимали, что их проказник заслужил всё это. Наконец Арлен не выдержал и попросил мать прекратить пытку.

  -Казнь всё равно завтра,– сказал принц, но на самом деле он тоже вспомнил разбойничий лагерь, вспомнил дружбу, которой лишился.

  -Прекратить,– приказала Санса и всех веев прогнали с королевской вершины, оповестив всю страну, что казнь состоится на рассвете. Дворец покинули мать и отец Валива, не желая смотреть на смерть сына и жалея, что не смогли остановить его от такого позорного шага, как жизнь среди лесных отшельников. Они улетали прочь, даже не поговорив с ним в последний раз и подарив родительское тепло напоследок.

   Арлен вернулся в свою спальню, оставив Верду, которая ликовала про себя, потому что одним её врагом скоро должно было стать меньше, и нашёл письмо на кровати. Распечатав и прочитав его, принц окончательно лишился покоя в этот день. Он не спал, а лишь делал вид, когда его супруга оделась ночью и вылетела из дворца, точно зная когда это удобнее всего, чтобы стража не заметила. Она летела на последнюю встречу с шантажисткой. Ведьма с волосами песочного цвета сидела на берегу океана, ожидая принцессу.

  -Можешь больше не угрожать мне письмами, завтра его казнят,– сказала Верда, подлетая к Лие.

  -Если бы ты не боялась меня, не прилетела бы. А плата всего лишь требовала две капельки твоей крови за услугу, которую я исполнила честно.

  -Для такой, как ты, мне жалко даже дыхания, которое я трачу, разговаривая с тобой,– искривляя губы от отвращения, сказала Верда.

  -Но ведь этот Валив, благодаря моей услуге тебе, навсегда лишился всего. Что тебе стоит хотя бы сейчас отдать мне плату, пусть даже половину? Я согласна на одну каплю, потому что не могу сварить отвар, а один вей очень просил избавить его от жены.

   Верда плюнула в её сторону и произнесла напоследок, собираясь улетать:

  -Валив получил то, что заслужил, а ты лучше больше не попадайся мне на глаза.

  Лия исчезла, поклонившись, но в этот момент из-за дерева показалась новая фигура – фигура мужа Верды. Что могло выражать лицо вея, который уличил жену – любимое существо в жизни,– в предательстве?– только боль и ненависть. Его рука сжимала эфес шпаги и только благоразумие, которое всегда спасало Арлена от необдуманных поступков, останавливало его от шага, грозившего Верде смертью.

  -Нет,– падая на колени, взмолилась Верда.– Я ношу в себе твоего сына – наследника.

   Арлен остановился и уже не мог двинуться с места, потому что убив её, он убил бы невинного ребёнка. Он схватил Верду за руку и полетел обратно во дворец. Втолкнув жену в спальню королевы, принц рассказал родителям всё, что услышал на берегу океана. Но теперь, когда Верда была уверена, что её не станут подвергать никакому наказанию, она могла привлечь на свою сторону ложь, только это могло её теперь спасти. Плача и ползая в ногах королевы, Верда клялась:

  -Я боялась, что Валив разлучит нас, потому что я ему не понравилась. Мне хотелось защитить нашу любовь и мне было больно сделать это. Но я выбрала между сестрой и разлукой с тобой – тебя, муж мой.

  -Ты предала меня, разрушив дружбу, толкнув ВАлива в стаю к лесным веям – это ты виновна в его казни, которая состоится на рассвете.

  -Помилуй его,– стал просить принц королеву.

  -Я люблю тебя, как никто и никогда не полюбит, и, если ты меня не попытаешься простить, я убью себя,– повисая на шее мужа, говорила Верда, говорила очень убедительно.

  -Прочь от меня, как только родиться сын, тебя отправят в башню позора.

  -Нет,– вдруг вмешалась Санса.– Никто не должен узнать об этом.

  -Ты позволишь казнить Валива?– поразился Арлен,– После того, как узнала правду!

  -А что я узнала? Я узнала лишь причину, но это не облегчает его вины. Он мог уединиться в лесу и никому не причинить зла, но он стал убийцей и за это должен быть наказан. И твою жену никто не будет заточать в башню – ты сам такую выбрал и будешь жить с ней, пока я жива, а когда станешь королём – решишь её участь.

   Может быть Арлен стал бы возражать ещё в надежде уговорить мать, но ему помешал шум, раздающийся перед дворцом. Стая Сайко прилетела на помощь к предводителю и его другу, и теперь сражалась с королевской армией, которая ожидала появления лесных веев. Перевес сил был не в пользу спасателей, которым Сайко не успел дать хотя бы первого урока мастерства праха, поэтому потери стая несла очень быстро, но упрямо оттягивала начало казни двух друзей. Предводителю приходилось вновь смотреть на гибель тех, с кем он делил и горести и радости, поражения и чаще победы, и пытался вырваться и помочь им, царапая запястья в кровь, врезая цепи в мясо, только бы быть там, рядом с ними. Вал не шевелился, потому что это было бесполезно – он молча провожал взором каждого гибнущего и, когда погиб последний вей из стаи, он закрыл глаза, прощаясь и со своей жизнью.

   Теперь казнь было решено перенести на вечер. Королевская семья закрыла все двери во дворце, не желая смотреть на это, но на самом деле королева боялась, что Арлен всё-таки захочет помешать и подлетит под топор палача. Время шло медленно для пленников, которые ослабли от ран. Мысли в голове не давали каждому уснуть, и каждый думал о разном, но в одном они были солидарны друг с другом – они не сожалели, хотя именно теперь им следовало это сделать, хотя бы напоследок, видя, как в последний раз в их жизни заходит солнце. Может быть другие бы грустили, но не Сайко и Вал(он забыл про грусть) – они просто ждали, глядя на небо, в которое им никогда уже не суждено было взлететь.

  -Зато мы в последний раз сегодня полетим вниз,– вдруг произнёс Сайко.

  -Можно этому только порадоваться,– ответил Вал и усмехнулся тому, что они всё-таки смогут сегодня насладиться хоть чем-то.

   Он не знал, что через всю страну, из города, в который она улетела как раз в тот день, когда Валив получил отказ от её матери,– спешила в Абару Солия. Она не находилась в тот день во дворце, когда Валив хотел рассказать правду принцу и ей, и неправду Арлен тогда говорил, что она не хочет видеть и слушать возлюбленного. Этим утром к её дому было подброшено письмо, из которого она узнала правду, но тайный благодетель не поведал ей, что Вал, о казни которого раструбили по всей стране, и есть её Валив, любовь к которому не утихала всё это время и теперь воспылала с большей силой. Солия спешила в Абару не предотвратить казнь, а рассказать и оправдать того, кого она теперь готова была искать по всем лесам Валевии, а, если и понадобиться, и в лесах Селии с Илией. Ветер подталкивал её, словно торопя, и она не противилась его силе – она была счастлива. Живя в маленьком городке, она не услышала до сих пор тех слухов, которые утверждали, что прах Вал – это сын аридела Валив, поэтому была уверена, что сможет вернуть его в Абару, пусть даже из стаи лесных веев. Она даже представила, что будет счастлива жить с ним в лесу, если в городе их не примут. СОлия была готова на всё ради любимого, которого не выслушала, которому бросила в лицо "чудовище", у которого хотела теперь просить прощения и была уверена, что получит его от него – от самого светлого вея в Валевии, от самого весёлого. Когда она подлетела к горе Абары, солнце уже село за горизонт и все жители зависли над вершиной, где началась казнь. Солия подумала, что будет лучше, если она не полетит во дворец сейчас, но что-то тянуло её туда именно сейчас и ни в какой другой раз, что-то настолько важное, что её сердце сжалось от боли, и она полетела так быстро, как только могла. Пробираясь сквозь толпу, которая стеной вокруг загораживала ей пространство вокруг дворца, Солия вдруг услышала стук и крик, который проколол каждую её клеточку болью, ведь это был голос Валива. Она вылетела вперёд и увидела, как второе крыло Валива упало на землю. Стража схватила её, чтобы не пустить дальше, но она возгласом долетела до возлюбленного, привлекая его внимание к себе. Как долго они не видели друг друга и уже ничто не могло заставить их смотреть друг на друга хотя бы с тенью укора.

  -Я всё теперь знаю, прости,– выкрикнула она, подарив то, на что Валив никогда уже не надеялся – свет и любовь.

  Палач схватил обескрыленных прахов и потащил к краю горы. Солия хотела быть там, хотела помешать, хотела прорваться через цепь рук, мешавших ей, но не смогла и возглас отчаяния вырвался из её груди. Последний раз Валив оглянулся и крикнул в ответ:

  -Прости...,– палач столкнул двух друзей в бездну. От ужаса Солия истошно закричала и упала вслед за Валивом, в бездну небытия...

   Кто-то рассказывал потом, что тела Солии и Валива исчезли только тогда, когда принц приказал положить их рядом друг с другом на один цветок. С лучами восходящего солнца они превратились в пыль и навсегда остались вместе. Но долгое время никто не знал правду о Валиве, а когда Арлен уже мог открыть всем её – она уже никому не была нужна. Потом веи сложили много красивых и героических легенд о Сайко, Валиве и Солие, которые жили в веках, и никто не вспоминал об Арлене и его жене Верде – никто.

  Конец третьей части

  Четвёртая часть

  1.

   Этим вечером Бурак, как обычно, сидел в своей уютной гостиной и разговаривал с Картикту – гральчи в основном только кивал и вставлял только что-то наподобие звуков, чтобы дать понять главарю, что он его понимает и поддерживает. Гном рассуждал об илларах, которых так и не удалось найти, о короле, секретарь которого – Гордо,– надоел уже всем карликам, требуя для Его Величества королевского ухода. Бурак рассуждал также о колдунах и о новых порядках, раздумывал, когда же наступит нормальная прежняя жизнь, в которой можно было воровать и бояться только рицов. Картикту слушал всё терпеливо, сидя на полу и умудряясь всё равно упираться головой в потолок, и в один момент спросил:

  -Оторвать Гордо голову?

  Бурак посмотрел на Картикту заинтересованным взором, но потом скорчил недовольную гримасу и ответил:

  -Его следовало бы убить уже за то, что обещание королевских сокровищ превратилось в прах (прежде чем обещать нам их, ему следовало проверить, не разграбили ли сокровищницу колдуны), но убийством слуги короля мы утолим только жажду крови, но не выиграем ничего.

   Картикту был согласен с главарём, но оторвать голову большой птице ему тоже хотелось, поэтому он остался стоять на распутье, пока Бурак взвешивал и обдумывал в своём мозгу какую-то мысль. Вознаграждение гному не досталось, а это значило, что перед бандой он остался обманутым, и необходимо было восстановить своё влияние, которое пошатнулось, ведь облапошенный главарь никому не был нужен. Конечно, если бы речь не шла о секретаре короля и о самом короле, Бурак давно бы уже приказал наказать обоих за обман, но в этот раз ему приходилось хорошенько обдумывать свои дальнейшие действия. Подсказать Гелию, где искать беглецов, было бы разумно, но не выгодно, потому что колдуну стало бы известно, что помогал Мицию и Гордо гном, и тогда ещё одна проблема прибавилась бы к списку. Гном багровел от напряжения мыслей, но продолжал размышлять. Безвыходность ситуации, в которую он угодил из жадности, его раздражала.

   В таком же раздражении сейчас прибывал Гелий. Он расхаживал по своему кабинету и, понимая, что недолго осталось ему находиться главой Селии и Илии, и даже спрятанные пленные иллары не могли его спасти от краха – колдун это понимал и жалел, что не обладает достаточной силой, чтобы сразиться с проклятыми дикарями. Он послал Грагару к пленным илларам, полагая, что она сумеет организовать действия его тупоголовых колдунов, если Овию и Провидцу удастся обнаружить это укромное место. Прахи конечно помогли ослабить непобедимую армию флиуртийцев, но для победы этого было мало, ведь завершить начатое наёмниками-веями колдунам было не под силу, пока дикари обладали способностью уничтожать их без всякого оружия. Но тут вдруг Гелий подумал:

  "А откуда иллары знают, что сила флиуртийцев до сих пор действует на колдунов? Сомневаюсь, что древний советчик Овия проверял их способности в Селии... " Как вдруг Гелий прервал ход своих мыслей, ухватившись за идею, которая казалась элементарной, но почему-то не пришла в голову колдуна сразу, а только теперь. Незамедлительно он решил лететь на остров Флиур, проклиная иллара Овия, которому удавалось преодолевать огромные расстояния за мгновение, и понимая, что ему самому придётся добираться несколько дней, если учесть, что в полёте колдуны могли развивать большие скорости. Брать с собой кого попало Гелию не хотелось – в этом мероприятии ему требовался сообразительный помощник, а таким на данный момент в окружении главы страны была только Грагара. Поэтому колдун послал гонца к ней, собрал в сумку необходимые в пути вещи и направился в комнату сына, чтобы проститься с ним. Комната Даида оказалась пустой, и отец продолжил искать сына во дворце, а потом и в парке, но все слуги отвечали ему, что с вечера не видели принца – так стали называть юношу после самокоронования Гелия. Встревоженный отец позвал к себе всех своих помощников и приказал прочесать снова весь Королевский холм, а сам удалился к приёмный зал, где его и нашла Грагара.

  -Ты меня звал?– спросила она.– И что это за суета по всему дворцу?

  Обращаться к колдуну – Ваше Величество – хамут не хотела, да и Гелий этого не требовал только от неё, потому что с некоторых пор оба забыли о подозрительности и настороженности, общаясь друг с другом, а это помогало отбросить в сторону официальный этикет.

  -Даид исчез,– упавшим голосом произнёс Гелий, которого нельзя было упрекнуть в отсутствие отеческой если не любви, то хотя бы в привязанности. Хамут, в свою очередь, нельзя было упрекнуть в отсутствие сочувствия, но открыто начать жалеть и успокаивать колдуна она не решилась, потому что знала – он оттолкнёт её и разгневается, ненавидя слабость в любом проявлении. Поэтому она молчала, ожидая распоряжений Гелия.

  -Он сбежал от собственного отца,– сказал Гелий, словно опустошённый изнутри, выдержав долгую паузу.– Сбежал тогда, когда подо мной горит земля... Слабак... Он предал своим бегством меня, он отказался разделить со мной то, что по праву принадлежит нам, и я проклинаю его за это.

  -Может его похитили,– предположила Грагара в защиту Даида.

  -Чепуха,– огрызнулся Гелий, потому что на Королевский холм попасть незамеченными могли только веи, да и то могли полетать только вокруг дворца, который охранялся магической защитой.

  -Мы летим на Флиур,– сказал Гелий, меняя тему так быстро, как будто отказаться от собственного сына было для него такой же "чепухой", как и произнести это слово. Он знал, что рано или поздно найдёт Даида, и может быть поэтому не переживал слишком сильно, ведь наказание сына для него сейчас было не главным делом, а второстепенным – на первом месте стояли его жизнь и власть.

  -И что нам делать на Флиуре? Там же никого не осталось,– удивилась Грагара, почёсывая бородку.

  -Увидишь. Я вспомнил один рассказ, прочитанный мною в юности про Флиур. Его написал один колдун со слов какого-то старца колдуна, побывавшего на этом острове и чудом уцелевшего. Да, на островах живут дикари, но кроме них там есть ещё кое-кто, и этот кое-кто научился защищать себя от флиуртийцев...

   Острова Флиурии опустели, и уже несколько недель на них не слышался рык дикого племени. Животные и птицы постепенно привыкали к этой благостной тишине и на некоторых островах, где ирнцы появлялись очень редко, ходили безбоязненно и днём и ночью. Природа отдыхала и вместе с ней люди, освободившиеся от страха и горного кольца. Теперь многие гуляли по Флиуру, охотились, собирали фрукты, которые не росли в Ирне, но не спешили строить дома за пределами горного города, потому что никто не знал вернуться ли дикари или нет. Но даже если и существовала возможность возвращения флиуртийцев, никто не хотел об этом думать сейчас, потому что о такой свободе мечтали все и всегда, и теперь просто наслаждались ею, пока было можно. Теперь Глен не запрещал Катрею и Нисану выходить за пределы Ирна в лес, и два брата днями пропадали там, изучая каждый бугорок и учась ориентироваться на острове чуть ли не с закрытыми глазами. Своими впечатлениями по возвращении они делились с Вероникой, и всегда находили в ней терпеливого и заинтересованного слушателя, хотя иногда ей и приходилось незаметно зевать. В отсутствие братьев Вероника занималась шитьём – Глен приказал ей быть портнихой и шить такие же красивые платья, как у неё, для ирнок. Девушку спасло то, что в своей деревне она часто кроила и шила себе сама, поэтому такая работа была для неё привычной, зато трудность заключалась в нехватке ниток и в необходимости только ручной работы, потому что швейной машинки в Ирне, конечно же, не было. Когда у неё появлялась свободная минутка, Вероника любила гулять на берегу озера и наблюдать за работой пленника. Могучий флиуртиец трудился наравне со своими пленителями над строительством второго корабля ирнцев. Его ноги всегда были привязаны длинной верёвкой к большому колу, вбитому в землю, чтобы он не убежал, и Веронике было жаль его. Она много наслушалась от, появившихся у неё, подруг о жестокости дикарей и их тупости, но, глядя на этого пленника, Вероника замечала, как он меняется, и в нём приобретают силу и сообразительность, и смекалка, и ловкость, и пытливость ума, потому что дикарь всегда хотел понять, для чего ему делать то-то или то-то. Он учился говорить и понимать язык ирнцев, и выглядел спокойным, не пытаясь уже давно убежать при любой возможности. Но это могла быть всего лишь его хитрость, чтобы в один прекрасный день вернуться в племя не пойманным ирнцами. Хотя Вероника не наблюдала за ним открыто, чтобы не поползли слухи, флиуртиец давно заметил её интерес к нему, но, как и она, не показывал, что его сердце начинает радостно биться при её появлении. Как только его ум доказал о своём существовании и способность мыслить всё больше развивалась в дикаре, выражение его лица постепенно изменялось в лучшую сторону, привлекая Веронику ещё больше. Этот флиуртиец становился красавцем, избавляясь от тупого взора и глупого вида, который ему раньше придавал всё время открытый рот. И хотя его лицо и тело всегда были покрыты синяками от побоев ирнцев, Вероника не переставала восхищённо любоваться им. Для него она была столь же красивой и завораживающей: от походки до фигуры – и он удивлялся, что женщины его племени не были такими, и часто задавал себе вопрос – почему. Когда мальчик подрос и сумел хорошо показать себя на охоте, Вау назвал своего сына Мали, как самую проворную рыбу, и этим именем величали его в Ирне тоже. В племени дикарей не все были достойны носить имя, поэтому Мали гордился, что его отец признал его и в горном городе скучал по нему одному. Быть может задумавшись об отце, или мечтая о Веронике, однажды Мали допустил грубую ошибку – испортил целую доску, неправильно сделав срез. Как только главный ирнец на верфи заметил это, он приказал высечь пленника в наказание и оставить в пещере, которая служила Мали темницей, без еды на несколько дней. Скрыть от остальных ирнцев об этом наказании было невозможно, потому что вести здесь разносились также быстро, как в деревне. Поэтому вскоре и до Вероники добежала эта новость, словно какое-то радостное событие, от которой у неё пробежали мурашки по всему телу. Чувствуя боль в сердце и позволяя какому-то другому чувству вести себя вперёд, Вероника направилась ночью к той пещере, чтобы накормить раненного и обмыть его раны. Она рисковала навлечь на себя гнев не только Глена, но и всех ирнцев, но не могла себя заставить повернуть обратно, потому что на этот раз желание приблизиться к Мали было сильнее её. Осторожно, чтобы не попадаться на глаза дозорным, которых Глен всё ещё оставлял особенно в ночное время для своего спокойствия, Вероника подкралась к входу в пещеру. Внутри неё ирнцы высекли несколько больших камер для пленников и повесили тяжёлые и толстые деревянные двери, которые закрывались затвором без замка (кому могла придти в голову мысль, что однажды в Ирне появиться девушка, способная самовольно открыть любую из этих дверей?). Пещеру никто не охранял, и поэтому Вероника смогла свободно пройти по короткому коридору и проникла в темницу Мали, которая не освещалась даже свечой. Боясь, как бы в темноте дикарь не принял её за своего врага, она быстро зажгла факел и осветила камеру, в которой дурно пахло, но на это девушка не обращала сейчас внимания. Мали лежал на животе на подстилке из сена и тяжело дышал. Он был слишком слаб, чтобы встать или начать сопротивляться, но, когда мокрая ткань прикоснулась в его ранам, причиняя боль, попытался оттолкнуть Веронику от себя.

  -Лежи смирно, я пришла сюда не для того, чтобы ты меня толкал,– шепотом произнесла Вероника, наклоняясь к его уху.

  Только теперь в своём помутневшем сознании Мали понял, кто пришёл к нему, чтобы облегчить страдания. Он послушно терпел боль, пока Вероника омывала его раны и прикладывала какие-то листья.

  -Это поможет ранам быстро зажить – так меня научили подруги здесь,– сказала она ему. – Теперь немного легче?

  Не понимая, о чём его спрашивает девушка, Мали догадался по нежности в голосе, что она его успокаивает, и попытался улыбнуться.

  -Как же мне тебя теперь накормить? Ведь тебе нельзя переворачиваться на спину – будет слишком больно,– спрашивала себя Вероника. Она понимала, что Мали ещё не знает их языка и бесполезно его спрашивать, поэтому решила просто показать ему еду и питьё, в надежде, что он сам подскажет ей, как лучше его накормить в таком положении. Так и произошло, флиуртиец открыл рот и позволил девушке утолить его голод. На третий день он уже сам мог сидеть и есть без её помощи.

  -Листья этого растения творят чудеса, раны затянулись так быстро. Как хорошо, что никто из ирнцев не пришёл и не увидел, что тебя кто-то лечит,– говорила Вероника и улыбалась от счастья. Она смотрела, как Мали ест, и чувствовала себя самой глупой девушкой на свете, потому что уже только это доставляло ей огромную радость. А он улыбался ей в ответ и жалел, что кроме этого не может сказать ей, что внутри него происходит что-то непонятное и очень приятное. Всего несколько недель назад он мечтал просто схватить Веронику и утащить в лес, чтобы насладиться ею сполна, как привык утолять своё желание в племени. Но теперь что-то мешало ему поступить так в этой пещере. Он был всё тем же непокорным и хитрым Мали, но слабость перед этой женщиной доставляла ему удовольствие.

  – Туда,– показал рукой куда-то в сторону Мали, закончив свою скромную трапезу.

  -Что там?– пытаясь понять его, спросила Вероника.

  -Веро, туда я,– сказал Мали, сокращая имя девушки, потому что ему сложно было выговорить его целиком, но это не обижало её, а, наоборот, радовало, потому что он произносил имя.

  -Ты хочешь туда?

  -Там мои...

  Только теперь Вероника поняла, что Мали предлагал ей бежать вместе с ним в его племя, не зная, что на острове остался только он один. Оставлять его в неведение она не хотела, чтобы он не пытался бежать туда, где его никто уже не ждал, поэтому нужно было обязательно объяснить всё.

  -Нету никого,– решив начать так, сказала Вероника.

  -Нету?

  -Да, там нет.

  Вероника не могла догадаться, что Мали подумал, что всё его племя перебили ирнцы. Она увидела злость на его лице, и , прежде чем она успела что-то ещё сказать, дикарь выскочил из камеры, как вихрь, и утонул в темноте. Он карабкался на гору, чтобы поскорее добраться до стоянки племени и дёрнуть за волосы отца, что у флиуртийцев означало знак глубокой привязанности. На этот раз он обрёл свободу, потому что передвигался неслышно и очень осторожно. Забыв о боли, которую ещё причиняли ему раны на спине, он словно летел по лесу – так быстро он перебирал ногами,– и вскоре выбежал на океанский берег. Пустым и тихим стал этот берег, и нигде не было слышно охотничьего рыка племени, не доносились радостные возгласы о большой добыче. Всё замерло вокруг. И тогда одинокий рык покинутого сына раздался над островом, распугав животный мир и ирнцев, которые решили заночевать в лесу этой ночью. В панике все бежали к горной гряде, спасаясь от племени, которое, как все подумали, вернулось на остров. Когда мягкие лучи рассвета прикоснулись к земле Ирна, уже никто не спал в городе и все с жаром обсуждали ночное происшествие. В кругу ирнцев стоял Глен и пытался получить полную картину того, что произошло. Он был спокоен, потому что Катрей и Нисан были на этот раз рядом с ним, а не в лесу, и всё больше убеждался, что бояться нечего, ведь если бы дикари и в самом деле вернулись на острова, этот рык был бы во много раз сильнее.