Текст книги "Везде светит солнце. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Миштофт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 52 страниц)

  -Ты не мой отец,– послышался возглас за спиной, и, ещё не зная какими словами парировать, Авион резко повернулся, чтобы встретиться в первый раз взором с сыном.

   Лицом к лицу Авион стоял будто бы со своим отражением, но не во внешности, а в поведении, взгляде, осанке, выражении лица – это напоминало заносчивого Аметиса в молодости, и последние сомнения улетучились у охотника. Но как вести себя с молодым повесой, который был явно настроен против него, Авион не мог выбрать. Зато юноша знал, что говорить, и не скрывал презрения, произнося жестокие слова:

  -Я убил твоего друга сегодня – базан валяется в луже крови в камере, куда ты его заманил. И никто мне не посмел помешать совершить справедливое возмездие, потому что наша семья дружна с королём Вергием.

   Жуткая новость и вызывающий тон юнца взбесили Авиона, но он из последних сил сдерживал себя, чтобы не сотворить ещё одну непоправимую ошибку. Оправдание в его глазах юноша заслужил только потому, что прошлое мстило руками сына за ошибки отца. Но дальше так не могло продолжаться и надлежало поставить жирную точку, пусть даже ценой собственной жизни, и Авион давно был готов к такому исходу, как бы сильно ему не хотелось вернуться в объятия жены и дочки.

  -ТЫ хочешь убить меня, не выслушав? Что ты избрал? Какую изощрённую смерть ты придумал для отца? Знай, я готов принять её, но не сложу своего оружия до тех пор, пока моя рука сможет держать нож. Я не нанесу тебе ни одного ранения, но и сам не позволю потешаться над собой по доброй воле.

  -Говорить ты всегда умел красиво, мне так и рассказывали. Но твои речи не подействуют на меня. Ты испытаешь и позор, и боль – всё, что испытала моя бедная матушка по твоей вине.

   Авион не успел ничего ответить сыну – ему помешало появление королевских воинов. Человек двадцать окружили охотника, направляя кленки мечей в его сторону и, начав сопротивляться, Авион не мог рассчитывать на победу, ибо захватил на встречу с сыном только свой охотничий нож, который хоть и был сделан кузнецом длиннее обычного кухонного ножа, но всё-таки во многом проигрывал мечу. Но что-то подсказывало Авиону, что он оказался в окружении не для того, чтобы погибнуть на месте. Такую лёгкую смерть не мог выбрать молодой мститель. И нарушая обещание – не сдаваться во что бы то ни стало,– Авион бросил нож в траву, отдавая себя в руки суду, который ожидал его в Ставине. Он искал взором сына, равнодушно чувствуя, как верёвки больно стягивают его руки, но молодой мститель исчез, словно передумав наслаждаться началом исполнения плана мести.

   Столпотворение на базарной площади одного из бедных районов Ставина остановило движение людского потока. Все слушали глашатая, кричавшего во всё горло, чтобы как можно больше горожан его услышало:

  -Слушайте все, и не говорите потом, что не слышали. Убийца красавицы Мириан, что сгорела заживо, найден. Её муж – злодеянием запятнавший своё имя – схвачен воинами Его Величества и заперт в городской тюрьме. Аметис, назвавший себя охотником Авионом, после дознания с особым пристрастием, будет казнён на главной площади через три дня. Плетьми, огнём и топором накажет его палач. Спешите видеть это представление.

   Много слухов ходило о трагедии, происшедшей в имении Аметиса и Мириан, но мало кто помнил толком об этой истории, пока глашатай не напомнил всем. И теперь многим горожанам хотелось воочию поглядеть на злобного супруга, умертвившего собственную жену, ожидавшую от него ребёнка. И в этой толпе стояли два человека, наблюдавшие за происходящим с разными эмоциями на лице. Первый молодой человек приятной и открытой наружности, которая не скрывала под маской ни его горячности, ни смелости, ни тяги к справедливости – этот молодой человек был близок не то что бы к обмороку, но явно еле справлялся с нахлынувшим волнением в его горячее верное сердце. А его равнодушный спутник томным взором плыл над толпой и явно не разделял волнения первого. Хищная натура этого красавца одним только излучением заставляла горожан отодвигаться от него в сторону, подальше, словно было опасно стоять с ним рядом.

  -Хератень какая! Брадо, ты должен спасти Авиона.

  -Повезло тебе, что магическая защита не позволит городским длинноносым услышать наш разговор, а то я бы тебе язык вырвал, чтоб зря имя моё не выкрикивал...Что мне твой друг? В чём выгода его спасать? В банду мою по доброй воле он не пойдёт.

  -Уж я точно не пойду, если Авион будет казнён через три дня,– пригрозил Саша.

  -Брадо, не зли Сашку, останешься совсем один,– вылетая из кармана Сашиной штанины, сказал Астло.

  -Напугали!– рассмеялся Брадо, и стены вокруг задрожали, и в толпе от испуга завизжали женщины и все ещё дальше попятились от чужаков. Пренебрежительно отмахнулся от них Брадо и все мгновенно забыли о том, что их так сильно испугало несколько секунд назад. Молодой маг, вернувший рам в привычное русло и ощущавший теперь прилив магической силы большей величины, чем до пленения гентагами, направился прочь с площади важной походкой, отшлифованной дворцовыми преподавателями.

  -Велико сокровище – потерять возможность видеть тебя в моей банде,– фыркнул Брадо на Сашу.

  -Тогда чего ты таскаешь его везде за собой?– вылетая из другого Сашиного кармана, начала возмущаться Инея.

  -И вдобавок нас не отпустил лететь в Валевию,– добавил Астло.

  -Да цыц вы, крикуны мелкие! Сам не могу понять чего я вас всех за собой таскаю! Свернуть бы вам шею и спокойней бы сразу стало. Где всё-таки выгода для меня спасать охотника.

   У Саши не получалось выискать достойную выгоду для мага, которая бы спасла Авиону жизнь. Только теперь прояснилась та скрытая часть жизни друга, которую он успешно скрывал от всех, и Саша не мог поверить, что его названный брат был способен сотворить такое злодеяние с женой и ещё не родившимся ребёнком. Слишком много лишений и приключений связывали его с Авионом, и бросать в беде друга было бы позорно для человека чести, верного дружбе.

  -Я скажу тебе выгоду, Брадо.

  -Будь так любезен, как учили меня говорить дворцовые пустоплёты.

  -Спасёшь Авиона, и я скажу тебе что иллар Овий сказал только мне, во время одной нашей беседы, предпоследней в его жизни.

   Брадо рассвирепел, почувствовав столь явную ложь уже в самом голосе лгунишки, и с силой сдавил его горло стальными пальцами, поднимая на одной руке тело Саши над землёй.

  -Заткнись лучше, или тебя постигнет та же участь, что и твоего друга.

  -Пошёл ты, маг хренов, какой от тебя толк, если тебе лень сделать такое простое дело,– еле выдавил из себя слова Саша.

  12. глава

   Внизу засыпал Ставин. Водопады обрушивались на землю тяжёлыми струями, но не поднимали большого шума. Кристальная вода стремилась к фонтану, и, отражаясь в ночном свете лиизий, её блики играли на потолке дворцовой платформы и колоннах. Налегая локтями на балюстраду, принц Алил смотрел на засыпающую столицу с разочарованием во взоре. Письмо с посыльной птицей рассказало ему невесёлые новости об изменениях в Селии и теперь оставалось или начинать новую войну с соседом, или смириться, что Илия не будет владеть дополнительными землями. Без Брадо Алил и не помышлял о второй войне, поэтому его настроение было хуже некуда, ничего радужного на горизонте взору наследника престола не открывалось. Теперь он понимал, что совершил ошибку, оставив Грагару и Брадо без советника, понадеявшись на их магические способности и ум. Но теперь было поздно сетовать на собственную самоуверенность, поэтому Алил стоял на краю платформы и смотрел вниз, силясь думать, но тщетно.

  -Помнишь ты мне рассказывал про друзей Анари?– услышал принц вопрос за спиной, и голос Ста-Ста в который раз согрел его и возбудил. Не желая мириться со своим женатым положением на дочери враждебной страны, Алил всё-таки заставил отца провозгласить на всю Илию о разводе принца с Анари. И буквально через несколько дней вся в Ставине отпраздновали свадьбу Алила с томной красавицей Ста-Ста. Не желая ничего знать, не вникая в её тайны, принц был счастлив, но уже не мог бросить к ногам раганы вторую страну. Зато Вергий обещал невестке, что скоро откажется-таки от трона, и тогда Алил станет королём, а она – королевой, что должно было утешить их в полной мере, как надеялся Его Величество. То, что Ста-Ста после смерти Грагары стала в секте сестёр-раган заводилой, никто понятия не имел, да и не желал знать, потому что магические проказницы пока что не натворили бед открыто и вообще ушли в подполье после войны.

  -Так помнишь?– повторила Ста-Ста, обнимая мужа сзади.

  -И что?

  -Одного из них поймали – Авион-Аметис, охотник, который убил свою жену когда-то в Илии. Он был вхож во дворец и дружил с Вергием когда-то.

  -Его видели в Ставине?

  -Его поймали и скоро казнят. Хоть так ты сможешь отомстить Саше за унижение, что Анари изменяла тебе с ним.

  -Прикажи отложить казнь,– взор Алила загорелся какой-то идеей, но пока что он не спешил её озвучить. Ста-Ста хотела понять задумку мужа, поэтому без слов и лишь только взглядом дала понять, чтобы ей пояснили что да как.

  -Если верить слухам, Брадо и любовник Анари бродят вместе. Прослышав про пленение друга, Саша явится его спасать и уж конечно приведёт Брадо на помощь,– пояснил жене Алил, явно гордясь своей идеей.

   Не то, чтобы благосклонно, а сочувствуя уму благоверного, Ста-Ста аккуратно возразила:

  -Сомневаюсь, что они выдадут себя.

  -Я уверен!– воскликнул Алил, потирая руки и отворачиваясь от панорамы ночного Ставина. Как ребёнок, он смотрел на жену, ожидая восхищения и одобрения.

  -Даже если Брадо появится, то мы не сможем ему помешать.

  -А я не собираюсь ему мешать, я хочу его уговорить вернуться к нам и вернуть Селию себе. Не мог же он отказаться от власти за столь короткий срок. Что за ребячество в самом деле?!

   Продолжать спор супругам помешал шум внизу, который был слышен даже на такой большой высоте. Посмотрев вниз, принц и Ста-ста с удивлением наблюдали, как вокруг собралась толпа каких-то полуодетых людей, недовольных чем-то, о чём говорили не только их крики, но и поднятые вверх копья и ножи. Смуглые чужаки кричали всё громче и явно желали говорить с кем-нибудь из королевской семьи.

  -Кто это?– спросил Алил жену, словно энциклопедию, которой всё было известно.

  -Они похожи на ирнцев, о которых рассказывали пленные харки, оставшиеся в живых после боя с Брадо. Они были изранены, но мне удалось их допросить. Помнишь, я тебе рассказывала.

  -Я помню, они ничего тебе не хотели рассказывать, пока не пришёл Брадо и заставил их.

  -Ой, хорошо, но рассказали же всё равно.

  -Но как ирнцы попали сюда? Приплыли?

   Задавать друг другу вопросы, на которые знали ответы только сами ирнцы, было бессмысленно. Поэтому принц послал стражу вниз разузнать от дикарей острова Флиур – как они сюда попали и чего хотят. Через какое время стража вернулась и рассказала новость, которая даже в предположении не обсуждалась между молодыми супругами, поэтому была слишком неожиданной.

  -Ирнцы говорят, что Брадо с другом выгнали их с островов вместе с поселенцами.

   Алил направился вдоль балюстрады, скользя правой ладонью по верхней балке. Смешанные чувства сейчас одолевали его сознание, и он еле сдерживал себя, чтобы не пуститься в крайности и не приказать перебить всех чужаков. Скорее всего его сдерживал здравый смысл, потому что уверенности в том, что ирнцев сможет победить его столичное войско, у принца не появилось. Он помнил рассказы, о бесконечных битвах ирнцев с дикарями, так что только самый глупый человек мог предположить, что ирнцы сдадутся или позволят себя убивать, не сопротивляясь. И параллельно, ведь виновником всего этого безобразия, которое творилось внизу, словно нашествие огромного табора полуголых цыган, являлся молодой маг, Алил размышлял о Брадо, и, в конце концов, отбросил мысль отменять казнь Авиона. Мысленно принц махнул на всё рукой: на власть над Селией, на союз с магом-разбойником и на ирнцев, но не мог согласиться видеть островитян в Ставине или где-то поблизости. Поэтому капитану столичного войска был отдан приказ отвести всех ирнцев к восточному побережью страны, где чужакам было предписано оставаться безвылазно. Не вдаваясь в подробности: живёт ли кто-нибудь на этом побережье и захочет ли он соседствовать с ирнцами, Алил уверил себя, что теперь никогда не услышит больше о непрошенных островитянах. В прескверном расположении духа он отправился спать с женой под ручку, но согревала его мысль о скорой коронации, и все неудачи он мог списать одним росчерком пера где-то на измятом листе души.

   Маленькие проказницы шуиньи сверкающими бусинками прыгали с цветка на цветок, с ветки на ветку, катились по поверхности воды, прокалывая волны, взлетали в небо и о чём-то всё время перешёптывались. В Илии они встречались редко – проказницы, способные принимать облик любого мёртвого существа, о котором думал живой человек именно как об ушедшем в мир иной. Увидев юношу на берегу реки, шуиньи засуетились по-своему. Беспрепятственно проникнув в невесёлые мысли незнакомца, проказницы уже знали как подшутят над ним, чтобы растормошить, чтобы не сидел здесь как старик, а решился на что-нибудь.

  -Здравствуй, сын.

  Юноша вздрогнул и повернулся всем телом в ту сторону, откуда раздался знакомый голос. Его молодые глаза не могли врать – перед ним стоял Фанут, вырастивший его и воспитавший так, чтобы у сына Мириан хватило смелости на месть, хватило упорства не отступать. Хотя мальчика Фанут хотел назвать мужским настоящим именем, женщина, умирая, умоляла дать сыну её имя, чтобы он всегда помнил о ней и любил. Так карапуз стал Мирианом.

  -Отец, это сон?– не зная, верить ли тому, что увидел, спросил Мириан.

  -Не сомневайся, что видишь меня. Я могу тебя поздравить с отмщением?– улыбался двуличный, постаревший рыжеволосый предатель.

  -Да, его скоро казнят.

  -Дай обниму тебя, сынок, твоя мать и я гордимся тобой.

  После нежных объятий, столь реальных и ощутимых кожей, Мириан взглянул в глаза Фануту, словно надеясь увидеть в них правду. Но пустые глаза не признавались ни в чём – пустые и равнодушные.

  -Знаешь, он назвал меня сыном.

  -Ты поверил?

  -Я разозлился. Зачем ему было врать? Он надеялся так избежать смерти? И он сказал, что здесь были его владения.

  -Он трус и враль, всегда им был и останется. Я выхватил твою мать из горящего нашего дома. Помнишь, что говорил тебе король Вергий? Это моя и твоя земля, а Аметис хотел завладеть ею и теперь поплатится и за это, и за гибель Мириан. А помнишь, что тебе говорила тётушка твоей матери?

  -"Не унывай до тех пор, пока сердце убийцы не остановиться". Я не забыл, отец,– сомнения стучали в голове юноши и он смотрел на Фанута усталым, но свежим взором, словно очнулся минуту назад.– Я слушал всех её родственников, которые твердили одно и то же, словно зазубрив; короля, жевавшего даже во время беседы; я вникал в каждое твоё слово, принимая за правду, но не выслушал единственного человека, который смотрел на меня с такой радостью во взоре и покорностью, что я стал сомневаться в его кровожадности.

  -Ты жалеешь убийцу собственной матери?– воскликнул Фанут и замахнулся, чтобы дать затрещину сыну.

  -Я должен выслушать его. Может быть, твоё появление во сне и подсказывает мне верный шаг. Прощай, отец, мне надо спешить. В следующий раз появись вместе с мамой, такой сон я готов видеть каждую ночь.

   Мириан убегал от мнимого отца, уверенный, что вот-вот проснётся. Даже когда он сел верхом на корка, юноша не сомневался, что верный скакун через миг испарится, потому что слишком сильно хотелось Мириану очнуться от сна. Когда же паренёк повернулся, чтобы посмотреть провожает ли его призрак Фанута, и никого не увидел, ему стало казаться, что сна на самом деле не было, а всё оказалось явью. Но размышлять об этом Мириан не хотел, чувствуя, что не зря его тянет к Аметису. Каким отцом стал для него Фанут, юноша не задумывался, потому что слишком крепко засела в нём мысль о мести, к которой чуть ли не с самого рождения приучал одинокий папаша не своё чадо. Но даже при каждодневной муштре, Мириан не растерял доброту в сердце и чистоту в душе. Парень мог злиться и ненавидеть Авиона, но внутренний голос подсказывал ему, что сдать охотника королевским воинам было низко, ведь настоящие мужчины всегда решали кто прав и кто виноват во время честного поединка. И, не желая себя оправдывать, Мириан всё-таки твердил в свою пользу, что был слишком ошарашен тем, что человек, которого он видел в своём воображении как отъявленного негодяя, вдруг написал ему письмо с неожиданным признанием. В пору было сожалеть, что базан пострадал от шпаги Мириан незаслуженно, но об этом эпизоде юноша старался вообще не думать, потому что клон стал самой первой его жертвой.

   Мрачное здание тюрьмы, из которой Мириан вышел с окровавленным клинком несколько дней назад и никто не посмел его остановить только потому, что многие рицы знали о дружбе отца юноши с королём,– здание в столь поздний час было уже закрыто. Ломиться или проникать сквозь толстые стены внутрь молодой мститель не умел, да и не смог бы проделать это даже при помощи магического средства лавочника-иллара, ибо защиту в тюремных стенах оставил не один – а целый Совет илларов. А проникнуть внутрь и освободить Авиона Мириан желал уже осознанно и не сомневаясь, что поступает правильно. Он не понимал, почему это желание появилось и что с ним происходит, но не противился, словно заворожённый. Как поступить с Авионом на свободе Мириан тоже не решил ещё, потому что хотел для начала послушать его историю, чтобы сравнить с рассказом Фанута.

   Хотя тюрьма находилась на порядочном расстоянии от дворца, до ушей Мириана всё-таки долетел непонятный шум, словно недовольная толпа мешала королю спать этой ночью. Вскочив в седло, юноша направил корка вскачь на дворцовую площадь. Его взору предстали полуобнажённые смуглые люди: женщины, мужчины, старики, дети, и целое войско столичных воинов – все галдели, перебивали друг друга, жестикулировали так энергично, что то и дело попадало их соседям, и никто не обращал внимания на ночь. Странно, но горожане не вышли на улицу, чтобы посмотреть на чужаков, скорее всего им не позволили это сделать. А в голову Мириана уже зрел дерзкий план, потому что он догадался что за народец явился в Ставин и как его можно использовать – сказывалось воспитание хитроватого Фанута.

   Спешившись, Мириан подошёл к первому спокойного вида ирнцу и спросил:

  -Скажи, а кто у вас главный?

  -Ребёнок Мали и Вероники – наш глава, но он маленький, поэтому вожаком стал Граза.

  -Отведи меня к нему.

  Ирнец смерил юношу подозрительным взглядом. К нему подошли приятели и дети, и все, как один, смотрели на Мириана так, словно сканировали его помыслы.

  -Ну что вы так смотрите? У меня проблемка и я хочу попросить вас помочь мне.

  -А почему мы должны помогать незнакомцу.

  -Думаешь, мы не понимаем, что нам здесь не рады.

  -Мы хотим обратно на остров, а никто и слушать не желает.

  -Чтоб Брадо крысы сожрали.

   Мириан терпеливо слушал недовольных чужаков, но думал о внедрении своего плана в жизнь. Сначала он предположил, что островитяне, скорее всего, глупы и наивны, но, послушав их всего несколько минут, понял, что заблуждался и пробовал быстро придумать новый ход.

  -Вы ведь всегда воевали за справедливость?– спросил он у флиуртийцев.

  В ответ те хором загалдели и наперебой начали вспоминать отрывки из битв с дикарями и поселенцами. Перебить такие увлекательные рассказы дерзким предложением, Мириан не решился сразу, хотя вскоре заподозрил, что истории не закончатся до рассвета, если он не вмешается, поэтому ирнцы снова услышали его голос:

  -И я люблю справедливость, но несколько дней назад поступил подло, и теперь обязан восстановить справедливость, но одному мне это сделать не под силу. Нужно помощь. Поможете?

   К толпе, собравшейся вокруг Мириана, подошёл стройный мужчина лет 30-ти. Особой силы в его телосложении не замечалось, но выражение его лица излучало силу иного рода – лидера, способного управлять народом словом, за которого могли умереть без сомнений. Его набедренную повязку не украшал пояс с ножом, словно ему претило браться за оружие, когда вокруг каждый ирнец мог защитить его и убить любого, кто посягнёт на жизнь главы.

  -Что этот илиец говорит вам?– задал вопрос Граза у своих соплеменников, словно Мириан пока что был пустым местом для него.

  -Он хочет справедливости, Граза,– поклонившись, ответил один калека – одноногий старичок.

  -Его мог подослать принц, чтобы заманить нас в ловушку,– в упор глядя на незваного любителя справедливости, предположил Граза и никто не посмел ему возразить.– Что скажешь, незнакомец?

  -Я вижу столичное войско уже готово вас куда-то вести, поэтому не буду долго объяснять. Мне нужно попасть в тюрьму, чтобы освободить одного человека. Тюрьма защищена магией, но я знаю, что вы воевали с дикарями, которые были прокляты илларами. Может быть для вас не будет трудно помочь мне.

   Граза улыбнулся, восхищаясь наглостью и предприимчивостью юноши. Как умный и здравомыслящий глава, Граза не собирался устраивать беспорядки в незнакомом месте, зря рискуя соплеменниками. Но высокомерное отношение принца к их появлению, приказ отправляться подальше от столицы в сопровождении войска – раздосадовали Гразу так сильно, что руки его чесались указать пальцем на что-нибудь в этом городе, подлежащее разрушению ирнцами. Возможность исполнить такое безрассудство представилось в лице Мириана, и глава подмигнул ближайшим друзьям, которые знали без слов как всё организовать и что сделать.

  -Мы попытаемся,– отводя в сторону юношу, шептал Граза,– но и ты сделай доброе дело: когда придёт пора убегать из города, ты поведёшь нас тропами, чтобы преследователи потеряли наш след и не расправились над нами. Вижу я, что в этой стране нам не жить в мире с илийцами, мы – чужаки снова, какими нас видели дикари, а теперь будут видеть здесь. Так зачем же склонять голову в первый же день,– Граза хлопнул по плечу Мириана, играя свойского приятеля, хотя был далёк от таких отношений. Везде он искал свою выгоду – на данный момент ему было очень выгодно, чтобы юноша помог ирнцам убежать от столичного войска и самим выбрать, где впредь они будут жить, а уж потом Граза был готов защищаться от любого, кто посмел бы прогнать его вместе с соплеменниками с той земли.

   Согласившись с условием ирнца, Мириан повёл небольшой отряд к тюрьме, а остальные островитяне разыгрывали отвлекающий манёвр, чтобы воины ничего не заподозрили. В руках мужчин появились самодельные музыкальные инструменты, звуком напоминающие бубны, дудочки и ударно-шумовые инструменты наподобие маракас, которые вместе создали музыкальный фон для женского танца. Женщины встали в круг и, обольстительно поглядывая на воинов Его Величества, начали создавать медленный танец, плавно перерастающий в страстные движения, заманивая внимание всех мужчин в эти сети. Не мудрено, что воины потеряли бдительность и были легко обезоружены теми ирнцами, которые подкрались к ним сзади. Под строгим контролем взора Гразы, ирнцы действовали быстро и бесшумно, и глаза главы явно не желали пока что кровопролития, поэтому столичное войско было связано по рукам и ногам и сложено вокруг фонтана, под дворцовой платформой. Никто не заметил своеволия чужаков, ибо принц пытался заснуть вместе с женой под звуки их музыки, а жители близстоящих домов боялись подходить к окнам, дабы не накликать беду на голову домочадцев.

  -Уходим,– спокойно скомандовал Граза, и ирнцы послушно засеменили за ним следом в направлении тюрьмы, чтобы соединиться с отрядом Мириана и, если потребуется, помочь ему.

   Магия пропустила ирнцев в тюрьму, словно блудных сыновей. Они открыли дверь и впустили борца за справедливость, чтобы вместе с ним искать того человека, ради которого потребовалось столь срочное вмешательство в здешний порядок, и Мириан с восхищением наблюдал, как слаженно островитяне действовали внутри. Охранники не успевали заметить, как оказывались на полу с кляпом во рту, обезоруженные и связанные тугими верёвками. В каждое окошко дверцы Мириан заглядывал, ища знакомые черты лица. Вереница дверей на этажах казалась бесконечной, и в каждой камере томилась чья-то жизнь заслуженно или по предательству. Обыскав все этажи, Мириан не нашёл Авиона, но вовремя вспомнил про подвал, куда уводили заключённых на допросы с пристрастием, и теперь оставалось спуститься туда – в обитель боли, которую могло выдержать не каждое живое существо.

   Зловоние на первой же ступеньке, ведущей в подвал, ударило в нос. Факелы освещали путь, и, борясь с тошнотой, Мириан спускался вниз, пытаясь не рисовать картины в воображении – что он мог увидеть там, судя по запаху. Как вдруг ирнцы отодвинули его в сторону и пошли первыми, явно услышав острым слухом чьё-то присутствие за углом. Шмыгнув за угол, они напали ещё на пару охранников, догадался Мириан по характерным звукам падения тел на пол.

   Первое же окошко камеры открыло взору Мириана измученное голое тело Авиона, лежавшего на голом полу в собственных экскрементах и в луже крови. Сверху послышался какой-то шум и юноша с тревогой оглянулся на ирнцев, но те улыбкой дали понять, что приближаются друзья...

  13 глава.

   В спешке брошенный город Ирн напоминал огромное разорённое гнездо. Везде валялась разная утварь, оружие, вещи, костры около пещер ещё дымились, но тишина вокруг не хозяйничала из-за недовольного мычания скотины в тысячу голов, оставленной без присмотра на лугах.

   Начинался рассвет, притягивая за уши новый день, который не спешил вступать в права, пугаясь разбушевавшегося Брадо. Молодой маг бродил по лесу, выдирая с корнями деревья и бросая их в сторону только потому, что ему хотелось выпустить пар злости наружу. Он кричал, бесновался, рычал и обрушивал смерч на берега вокруг островов. А с первыми лучами солнца он заставил грозовые тучи застелить небо собой и обрушить проливной дождь на землю, чтобы остудить свою разгорячённую головушку и грудь, в которой билось сейчас такое жаркое сердце, что молодой маг уже не мог придумать как утихомирить этот жар – жар страсти, жар любви и желания. Всему виной была Камелия, из-за которой мысли Брадо уже не чаяли надежду восстановить прежний расчётливый и хладнокровный ход. Его раздражали непонятные изменение, еле заметные по ощущению, но явно связанные с чувством к придворной диве. Если пару дней назад Брадо был уверен, что хочет собрать самую кровожадную банду за все века этого континента, то теперь он уже и думать забыл об этом, размышляя об одном – как избавиться от этой любовной напасти, или как завладеть ею. В ночь последней встречи Брадо с Камелией он совершил то, что почти ни одна женщина не простила бы мужчине. Чувства вины молодой маг не испытывал, но и того наслаждения, о котором мечтал, не получил. Даже то, что Камелия сопротивлялась изо всех сил и не сдалась, не восхищало его или огорчало, он просто желал испытать с ней то, что чувствовал – что-то новое и необычное для его хищной натуры.

   И когда все эти мучительные мысли и страсть одолевали его, в это сырое промозглое утро, когда хотелось всю землю перевернуть вверх тормашками, послышался смех. Он доносился из горного города, где остались Саша и веи. Смех охотника разносился над островом звонким эхом, раскаляя шкалу терпения Брадо. Пулей маг очутился в Ирне и встал перед Сашей с миной убийцы. Улыбка исчезла с лица охотника, но не страх сменил её, а обычное, в таких случаях, выражение храброго вызова на лице.

   Что мешало Брадо убить пленника? Он и сам недоумевал, но с самого начала неосознанно молодой маг покровительствовал охотнику, как умел, и не давал в обиду, разве что наказывал самолично. И теперь его рука не поднималась нанести смертельный удар Саше. Играли роль те, казалось бы, малозаметные изменение в душе Брадо, которые его щекотали и раздражали.

  -Убирайся в столичную помойку, из которой вылез, и мошкару забери,– крикнул Брадо, под "мошкарой" имея ввиду веев, и за одну секунду остался один на острове. Но когда услышал недовольное мычание скотины, снова рассвирепел и бедные животные разлетелись в разные стороны, совершенно не понимая в чём провинились. И только тогда наступила та тишина, которую любил разбойник – природная и ненавязчивая.

   Сияющие лиизии осыпали пыльцой веев, когда они упали на их распустившиеся бутоны. Инея и Астло не сразу сообразили, что это произошло в реальности – они оказались в Валевии за миг, за один стук сердца. Магия Брадо была не только сильна, но и точна, и этому можно было только порадоваться, потому что, разозлившись, плохой маг мог бы промахнуться и отослать их совершенно не туда, куда им хотелось бы попасть. Без сомнения разбойник разлучил их с Сашей, ведь человеку нечего было делать в Валевии, но искать охотника сейчас, когда они всё-таки добрались до родной страны, веям не хотелось. Их тянуло в Абару, душа трепетала от скорой встречи с друзьями и знакомыми, и противный холодок пробежал по спине при мысли о Верде, которая теперь всем заправляла и не показываться ей на глаза не представлялось возможным, потому что она сжала в кулак власть.

   Лёжа на цветке и наслаждаясь: и запахом пыльцы, столь родной и любимой, и солнечными лучами, и шелестом листьев лесных деревьев, который встречался только здесь, и всё вокруг было таким знакомым и близким, что дух захватывало от мысли, что без всего этого они могли так долго обходиться, особенно Астло. Шаловливый прах не очень скучал по Бураку и банде, и, конечно, мало вспоминал столичную жизнь. Ему чуточку не хватало той домашней атмосферы, которая царила у гнома, но он справлялся с этим чувством. Путешествуй Астло без Инеи, скорее всего, он захотел бы вернуться в Геран, но не теперь, когда вея всё же ненавязчиво заставила задуматься о смысле жизни вне родной страны. Вей не пытался осмыслить чувствует ли он что-то похожее на любовь к Инее, или их связывала только дружба. И поднимать вопрос о женитьбе никто из них не хотел, не желая мутить внутреннюю идиллию.

   В лесу Валевии слышалось пение сизоний, игравших голосом знаменитый на всю страну мотив. Астло захотелось порезвиться с этими птичками, как ему нравилось до порабощения веев параками. Он схватил Инею за руку и, ничего не объясняя, полетел вперёд на самые близкие красивые переливы, доносившиеся с южной стороны, куда лежал путь в Абару – столицу страны. Оставляя за собой шлейф из сияющей пыльцы, Астло и Инея стремительно летели к давним пернатым подружкам. Но вдруг оба резко затормозили и повисли в воздухе перед одним из древесных стволов, на котором был приколот исписанный лист бумажного дерева.