Текст книги "Везде светит солнце. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Миштофт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 52 страниц)

   Гелий тем временем пришёл в башню Первея с единственной целью – отбить охоту у иллара помочь узнику бежать. Колдун прекрасно знал, что странноватый служитель светлой магии дружил с компанией Овия, поэтому вполне логично было предположить, что и на этот раз Первей захочет вмешаться, чтобы не допустить несправедливости. Как всегда, в кабинете иллара был огромный беспорядок и сам он, как обычно, был зарыт бумагами с головой. Его неряшливый вид хоть и был подправлен королевским повелением, держался на том краю, когда уже прогресс мало замечался, а возвращение к истокам прогрессировало. Гелий пару раз кашлянул, чтобы привлечь внимание Первея, и из шуршащего бумажного моря вынырнула голова магического мужа.

  -О, а я и не заметил, как кто-то вошёл,– оправдался иллар.

  -Ты вообще мало замечаешь, иллар,– еле сдерживая отвращение, произнёс Гелий, недолюбливая иллара хотя бы уже за то, что он мешался всё время под ногами во дворце и смел советовать что-то королеве.

  -Слышал, кого мы поймали?– резко спросил Гелий.

  -Слышал, все так переживали, что Вы, Ваше Величество, при смерти,– выдавая фальшь специально, чтобы колдун это заметил, произнёс Первей.

  -Так я тебе скажу, чтобы ты не смел носа своего высовывать из башни и дворец покидать до казни. Ты под домашним арестом, илларом, и лучше не зли меня, иначе последнее, что ты увидишь, будет Совет илларов, который замурует тебя в пещере.

  -Что тебе, Гелий, всё неспокойно? Зачем тебе жизнь этого безобидного паренька? Прогони его, но не убивай.

  -Он сам виноват, так что не жалей его сильнее собственной шкуры, иллар. Сиди и помалкивай. Можешь даже не пытаться бежать, моя магия сильнее твоей, не рыпайся,– сказал Гелий и, выйдя из башни, закрыл её на магический ключ, чтобы Первей уже точно не смог покинуть дворец.

   Ночью в бедном районе Герана, в доме Бурака было неспокойно. Не зная ещё, что Гелий назначил день казни Саши, Анари лежала на кровати и из последних сил помогала своему ребёнку родиться. Рядом с ней находилась жена гнома, а целитель (они заменяли врача и иллара во многих городах) грамотно принимал роды у принцессы, не подозревая кем являлась роженица. После полуночи на грудь Анари положили младенца – мальчика – и счастью её не хватало только присутствия Саши рядом с ней. Она целовала сына в голову, шептала ему нежные слова, и окутывала покрывалом любви, надеясь, что отцу его судьба позволит увидеть ребёнка и так же поцеловать.

   Все домочадцы жилища Бурака бурно и весело поздравляли молодую мать и её сына, добрые пожелания лились словесной рекой. Никому и в голову не могло прийти, что на следующее утро над Гераном разнесётся весть о казни охотника Саши, покушавшегося на жизнь короля Гелия. Весь день новорождённый плакал, словно понимая, что его отца хотят убить, а Анари не приходила в сознание после услышанной новости.

   Вне себя от злости на колдуна, Бурак с домочадцами сидел в гостиной и не мог придумать даже намёка на план, который бы помог спасти охотника. Если раньше можно было позвать какого-нибудь иллара на помощь, то теперь, когда против Гелия не выступал ни один служитель светлой магии, не представлялось возможным спасти приговорённого собственными силами, собрав даже всю банду гнома. Дворцовая площадь хорошо охранялась, Гелий не сомневался, что толпа будет рада увидеть смерть того, кто посмел поднять руку на их короля. И поэтому в гостиной стояла мёртвая тишина, и даже Шалун не осмеливался говорить что-нибудь ободряющее, потому что растерялся вместе со всеми.

  15 глава.

   Приятное журчание прибрежных волн ненавязчиво ласкало слух. Вокруг стояла ночная тишина. На небе, как обычно, переливался всеми цветами радуги отсвет сияния лиизий. Ирнцы спали на земле, устав от бесконечного многодневного бега. Несколько раз приходилось отбиваться от преследователей, но больших потерь потомки первопроходцев не понесли. В этой южной части Илии, на берегу двухцветного океана Надежды попадалось много поселений и чужеземцам никак не удавалось найти себе пристанище. А принц Алил похоже с завидным упорством не желал оставлял их в покое, решив во что бы то ни стало подчинить их своей воле. Но проблемы ирнцев не так сильно волновали сейчас Мириана, как здоровье отца. В бреду Авион столько наболтал, столько подробностей из прошлого невольно открыл пареньку, что воспитанник Фанута уже не сомневался в невиновности охотника. Проклинать воспитателя Мириан не спешил хотя бы потому, что рыжий хитрец всё-таки хорошо о нём заботился, хотя и в чрезмерной строгости. Этой ночью впервые за многие дни Авион дышал спокойно и не бредил. Мириан бережно омывал его лицо травяным илларским настоем, и часто поил целительным отваром, отмечая для себя, что раны отца затягиваются и больше не кровоточат. И хотя на эти снадобья Мириан истратил все свои деньги, он не задумываясь отдал бы за жизнь Авиона свою жизнь, понимая, что в его страданиях виноват он – его родной сын, убивший его друга базана, что простить мог не каждый родитель. И если раньше жизнь для юноши казалась слишком простой: отомстить за смерть матери и создать собственную семью – теперь всё было в новинку. Он чувствовал, как тает его сердце и просыпается сыновья любовь, надежда на отцовскую любовь тоже не спешила пропадать, ему мечталось чему мог бы научить Авион, думалось о чём расскажет охотник, с кем познакомит из своих друзей, где они станут жить.

  -Словно стена свалилась на меня,– прошептал Авион, приходя в сознание.

  -Пройдёт, через пару дней,– обрадовавшись голосу отца, ответил Мириан.

  С минуту Авион смотрел на юношу то ли вспоминая кто он, то ли силясь не вспылить при виде мстительного сынка. И хотя после болезни глаза охотника не передавали пока что достаточно ясное изображение, всё же через расплывшуюся пелену он смог различить перемену в выражении лица юноши. В нём ожили нежные черты матери, глаза излучали любовь, но было видно как он стыдиться себя и своей жестокости, которую обрушил на голову отца и его друга. Прочитать нотацию или влепить пощёчину было бы уместно, но слишком поздно, чтобы таким образом вернуть базана. А раскаяние слишком ярко выступало на его лице, поэтому Авион молча смотрел на Мириана, привыкая видеть перед собой двойника погибшей жены и забывая о былой печали и потере.

  -У меня есть жена и дочка. Они стали для меня вторым дыханием в жизни, сынок, после того, как я отпустил печаль по твоей маме.

  -Прости меня,– прервав отца, слёзно попросил Мириан.– Прости за всё, за друга прости.

  -Базан принёс себя в жертву намеренно, он знал, что игра может оказаться слишком опасной...Без него я бы не повстречал тебя...

   Речь Авиона прервало появление действующих лиц, которых он уже не чаял увидеть вновь. Лежавшего раненого охотника окружили полуголые смуглолицые ирнцы и он не мог себе объяснить, как его угораздило снова угодить на Флиур. На благополучный исход уже глупо было рассчитывать, и нужно было быстро придумать, как отвлечь дикарей, чтобы сын мог спастись бегством, пусть на короткое время, которое ограничивалось периметром острова, но всё-таки оттянуть момент гибели юноши. Авион взглядом заговорщика посмотрел в глаза Мириана и удивился его улыбке.

  -Кто бы мог подумать, что встретим того самого Авиона, который повинен в гибели главы Мали не меньше его друга Саши,– произнёс молодой мужчина, который с такой комплекцией навряд ли победил бы бывшего главу, если бы даже захотел этого. Но, как и сын, Авион почувствовал силу Гразы не в мускулах, поэтому ему не нужно было объяснять почему первым заговорил с ним этот ирнец.

  -Где мы?– задал вопрос Авион, проклиная ответ заранее, если он будет не тем, который ему хотелось бы услышать.

  -В Илие,– ответил Мириан.– И так ты быстро идёшь на поправку и уже можешь выслушать плохую новость, я скажу, что мы в бегах и на нас охотиться армия принца Алила.

  -А вы то как здесь очутились?– не понимал Авион, восклицая на ирнцев.

  -Брадо выгнал нас с островов, остался там вместе с убийцей Мали – твоим другом,– и какими-то крылатыми крошечными человечками. Вы приносите нам только зло, чужеземцы,– сокрушался Граза.

  -Вот теперь немного полегче, раз Сашка жив,– ответил на это Авион и облегчённо вздохнул.– Ещё бы до дома добраться, тогда совсем полегчает.

  -В Селию мы не сможем попасть – границы закрыты, корабли обоих стран снуют по океанам вдоль пограничных линий, чтобы никто не смог проскочить даже вплавь.

  -А в небе?

  -А небо отдано придворным птицам, которые исправно выполняют поручение со стороны Селии, а в нашей стране птиц не так много и все они ленивые, так что сюда попасть куда легче, чем к вам,– объяснял сын отцу, но в разговор снова решил встрять Граза:

  -Не забывай, юнец, что ты обещал довести нас до безопасного места.

  -Безопаснее, чем здесь, места не найти на берегу. Это проклятое место. Поговаривают, что прежде чем перебраться за западное побережье Селии к океану Надежды, хамут жили здесь. Рагана Грагара могла бы вам много рассказать, если бы не Гелий, убивший её. Так вот, легенда рассказывает, что именно здесь родилась первая хамут из прибрежного песка, и люди не любят это место и обходят его стороной.

  -Сынок, откуда ты всё это знаешь? Я слышу об этом впервые, хотя и родился в Илии,– удивлялся Авион.

  -Фанут мне рассказывал, потому что водил дружбу в самыми разными существами, даже с хамут Грагарой, но где они встретились я не знаю,– а потом обратился к ирнцам.– Конечно, илийское войско будет нападать на вас часто, но здесь очень удобная холмистая местность, много оврагов и мелких речушек там в глубине леса. Дальше к югу океанский берег поднимется и станет каменистым, а в отвесных склонах много узких пещер. Внутри я никогда не был, но вы можете всё разведать, быть может там просторные подземные пещеры и можно жить. А нам с отцом нужно покинуть вас. И остерегайтесь риглов – их зловонье можно почувствовать раньше их приближения, если они не охотятся, а вот если они выслеживают добычу, то следят на расстоянии и за мгновение с помощью крыльев настигают жертву, так что та не успевает почуять гадкий запах хищника. А в остальном наш лес не опасен для таких опытных воинов, как вы, ирнцы. И двухцветные воды океана Надежды всегда тёплые и в нём водится много рыбы.

   Проснулись не только все мужчины, но и женщины с детьми, которые заплакали, словно расставаясь с близким человеком. Многие закутались в широкие большие листья лопухов, растущих в лесу своеобразными букетами вперемежку с цветами – флиуртийцы замёрзли ночью, потому что оказалось, что на острове погода была куда теплее, чем в Илии, особенно в тёмное время суток. На их лицах отражались печаль по родному горному городу и желание вернуться, но прочитывалось и желание бороться за место под солнцем в чужой стране, и отец с сыном были уверены, что ирнцы так просто не сдадутся принцу Алилу и отвоюют право жить в этой части Илии во что бы то ни стало.

   Утром Авион и Мириан покинули лагерь флиуртийцев, направляясь медленным шагом, дабы раны охотника затягивались быстрее, и не сильно тело напрягалось от ходьбы, в сторону востока, к сине-голубому Капризному океану, надеясь найти судёнышко ловкачей, способное доставить их в Селию не смотря на все корабельные заслоны на границе.

   Наплевав на судьбу ирнцев, Брадо бесновался в горном их городе, не зная куда девать свою злость и неистраченную магическую энергию. Молодой повеса, для которого теперь исчезли любые цели, потому что каждая из них казалась магу слишком лёгкой и элементарно исполнимой пока он владел магическим даром, что интерес для достижения оной пропадал сам собой. Мысли о Камелии Брадо гнал от себя так же активно, как и любые цели, чтобы не размякнуть окончательно. Возвращаться в Геран он не хотел после того, как насильно овладел телом девушки и заставил её забыть об этом. После той ночи ему самому хотелось выкинуть из головы эти воспоминания, но не получалось. Вдобавок ко всему Брадо ощущал какую-то борьбу внутри себя и от этого злился ещё больше, потому что не мог объяснить что с ним происходит. По ночам он бродил по лесу, днём обрушивал на Ирн огненные бомбы, вызывая горный камнепад и разрешая пещеры. Он не ощущал чувства голода, сон его не валил с ног, на погоду ему было наплевать, холод или зной его не волновал, и даже дышать уже казалось не столь важным для мага, в котором разрастался рам Провидца с ускоренной силой, словно на дрожжах. Но куда применить силу иллара, Брадо не мог додуматься, и снова злился на себя и на дар, который лишил его бродяжнической романтики и сладкого чувства преодоления опасностей.

   Одной бессонной ночью Брадо как всегда направлялся на берег океана, чтобы искупаться и понырять в тёмную океанскую воду – недавно придуманное им развлечение. Как вдруг почувствовал знакомый цветочный аромат, который не мог спутать ни с одним другим – так пахла только Камелия. Он помчался в том направлении, словно безумный, не надеясь там кого-то найти, но хотя бы увидеть то растение, которое так обрадовало его своим ароматом. Какого же было его удивление, когда на берегу реки, он увидел спящую придворную диву. Заплаканное лицо Камелии покоилось одной щекой на руке, а тело она накрыла накидкой и спала неспокойно, всё время всхлипывая и что-то слёзно бормоча. Брадо сразу заподозрил подвох, как бы сильно не радовался её появлению на острове, и проник в её сонные мысли и воспоминания, в которых увидел как Гелий выкинул её из дворца на Флиур, не объясняя ничего.

  "Конечно, Гелий что-то задумал, но посвящать в свои планы Камелию не стал, понимая, что я смогу увидеть это в её головке. Что ж, теперь жизнь приобретает кое-какую цель, даже две, и это становиться куда интереснее разрушения города ирнцев",– произнёс про себя Брадо, любуясь Камелией. Почему-то в нём просыпалась нежность при виде этого завистливого, хитрого и распутного существа, в которое превратилась застенчивая певица в маске, словно заколдованная колдуном.

   Тёплые лучики скользили по лицу Камелии, помогая проснуться. Находясь по полудрёме, она всё-таки ощущала мягкую постель, приятное тепло одеяла и подушки, запахи хориса и поджаренной лепёшки, и цветочные ароматы окутывали её пробуждаемое сознание. Но когда воспоминания минувшего дня ткнули её так сильно, что она резко вскочила, чтобы посмотреть где находиться, Камелия не узнала того речного берега, на котором засыпала поздним вечером. Во-первых, она сидела на большой кровати в богато обставленной комнате с высоким потолком и расписными стенами. Вокруг Камелия видела только роскошь, достойную королевы: ковры, тончайшую ткань на широких распахнутых окнах, резную мебель, покрытую лаком и украшенную драгоценными камнями по узорам, мягкие диваны и кресло, в дальнем углу две открытые двери открывали ей вид в гардеробную и ванную. Перед зеркалом, которое стояло рядом с ванной комнатой, были раскрыты бесчисленные шкатулки с украшениями, а на столе у среднего окна Камелию ожидал вкусный и обильный завтрак. Комнату украшали букеты с цветами, растения и сама атмосфера. Не веря своим глазам, Камелия всё-таки первым делом выглянула в окно, чтобы посмотреть где находиться и сразу узнала то самый речной берег и корягу, погружённую наполовину в прибрежный песок. Тайной, как появилось эта роскошь, для певицы не было, потому что она знала, кого встретит на острове, но она никогда не могла представить, что Брадо способен бросить к её ногам такие богатства и кто знает сколько ещё роскоши маг приготовил для возлюбленной. До этого пробуждения Камелия мечтала выйти замуж за самого богатого в Селии человека, которого могла найти только во дворце, и в Брадо она видела не иначе как помеху в своих планах, потому что разбойник казался ей глупым, невежественным и однобоким, словно владел не магическим даром, а только своей тупой головой. Радужного будущего он никогда не смог бы подарить целеустремлённой Камелии, поэтому певица относилась к нему надменно и на зло отдалась Даиду. Но теперь, когда Брадо всего за одну ночь осыпал её драгоценностями и даже построил дом (или украл, что Камелия тоже не исключала, но не осуждала), говорило о том, что из разбойника мог получиться хороший щедрый супруг, которого можно было направлять именно в то русло, которое ей хотелось пройти. Трудность заключалась в том, что Камелия прекрасно осознавала, что обманывать мага она не сможет, ведь её мысли для него словно кристальный источник – всё как на ладони,– поэтому предстояло научиться искренне любить его и стать искуснее в хитрости.

   Камелия вышла из спальни, даже не взглянув на украшения, ведь они никуда бы не убежали от неё, за время ознакомительной прогулки по дому. И прошлась по всем коридорам и заглянула во все комнаты. Двухэтажный дом оказался слишком большим для одного человека. Девушка насчитала пятьдесят комнат и залов вместе взятых, внизу обнаружила просторную кухню и кладовку, а в холодном подвале увидела столько вкусных припасов, что уже не беспокоилась о том, что будет кушать лет десять. Обстановка всех помещений и коридоров была достойна истинного человека со вкусом знатока, поэтому эту заслугу Камелия не приписала Брадо и убедилась, что дом он украл вместе со всем его содержимым и просто поставил на берегу. Но это мало волновало новую хозяйку, которая выйдя в сад, раскинутый за домом, не могла не пройтись по его дорожкам, вдоль которых росли самые красивые цветы и цветочные деревья, самые любимые её фруктовые деревья и весёлый бег ручьёв добавлял радостного ощущения. Дойдя до первой кованной скамейки с мягким сидением и спинкой, Камелия присела и, закрыв глаза, вдохнула побольше воздуха свободы, счастливая, что всё оказалось куда прекраснее, чем она могла себе когда-либо представить. Её мало волновала отдалённость острова от шумного столичного мира, где ею восхищался каждый житель. Она знала, что рано или поздно она вернётся туда вместе с мужем и станет диктовать свои условия, но до этого момента стоило постараться, чтобы мечта осуществилась, поэтому она с трепетом и нетерпением ожидала появления Брадо.

  -Понравился тебе дом?– послышался вопрос у неё в голове.

  -Да. Где ты прячешься?

  -Здесь я,– появляясь рядом с ней, ответил Брадо.

   По-другому теперь смотрела на него Камелия и, конечно, иное видела. Лицо мага стало для неё красивым, в глазах увидела самые тёплые чувства к ней, и крепкое телосложение привлекало больше, чем худоба Даида – всё это читал в её мыслях Брадо и убеждался, что она не притворяется. Он подвинулся поближе и, если бы раньше он бесцеремонно поцеловал её, как всегда поступал с гулящими девками, теперь не спешил и ему это нравилось – нравилось давать возможность девушке решиться и подпустить его к себе.

  -Почему ты так не поступал во дворце?– шёпотом спросила Камелия, притягиваясь к его губам дыханьем и не дав ответить, соединилась в нежном поцелуе, страсть которого нарастала с каждой секундой. Объятий и ласок им обоим было мало, поэтому Брадо на руках понёс возлюбленную в спальню, украденного им дома, на хода продолжая целовать Камелию и ощущая её жгучее желание отдаться ему на этот раз по доброй воле.

   Словно обезумевшие от вспыхнувшей страсти, Брадо и Камелия отдались плотскому наслаждению с головой, не следя за сменой дня и ночи. Целая неделя пролетела в постельных утехах, когда едой служили им только фрукты, сорванные в саду, да хорис, но этого хватало, чтобы подпитывать женскую энергию, а молодой не испытывал ни чувства голода, ни уставал. На утро седьмого дня Камелия проснулась раньше любовника. Жизнь теперь казалась слишком идеальной, что иногда посещал страх потерять всё это, но девушка не поддавалась этой слабости, чтобы не портить сладкое ощущение счастья. Рядом с ней лежал человек, которого она не любила, но испытывала теперь уважение и симпатию, и для начала ему было достаточно. Помня, какой её видели во времена опеки разбойничьей банды – светлой и милой дивой,– Камелии теперь хотелось стать прежней, понимая, что придворная суета вскружила ей голову. Она повернула взор в сторону Брадо и ласково посмотрела на недотёпу, который умудрился отойти в сторону тогда, когда был победителем с Геране, и уступить место Гелию. Но почему-то теперь Камелия уверила себя, что сможет достичь с ним всех высот, самых немыслимых, и от таких мыслей гордая дрожь бежала по её телу.

   Брадо спал на спине, на левой части широкой кровати. Одеяло накрывало только его ноги, и взор Камелии медленно скользил по телу любовника, словно лаская. Даже шрамы нравились девушке и их она рассматривала с большим любопытством, удивляясь, что они не пропали на теле у Брадо с появлением магического дара. Достигнув груди, на которой лежала правая рука спящего, Камелия задержала взор на трёх родинках у запястья, и потом плавно поскользила к плечу. Но через секунду вернулась к родинкам. Она точно помнила, что семь дней назад не видела их на руке Брадо – три родинки, образующие треугольник. Что-то знакомое было в этом знаке, проступившем на коже словно предзнаменование. И вдруг Камелия опомнилась и чуть не закричала от той мысли, которая ударила ей в голову. Только один человек был известен с такими родинками каждому селийцу – Сильвия, избранница Провидца,– и теперь перед Камелией лежал человек с таким же знаком на правой руке и магическим даром внутри себя. Совпадением это не могло быть, и лишь одно объяснение выводило формулу само собой: Брадо являлся Сильвией в мужском облике.

  -Немыслимо,– прошептала Камелия, не желая верить до конца своему предположению.

  -Что, любимая?– проснувшись, переспросил Брадо и сонным взглядом посмотрел на удивлённое лицо девушки. И вдруг непонятные воспоминания встали у него перед глазами, мелькали знакомые и незнакомые образы, он слышал обрывки бесед, ощущал забытые переживания и взглянув на правую руку увидел тихое утро на холме перед долиной Герана, помня приближение королевских рыцарей и переполох в столице.

  -Сильвия,– поражённый происходящим с его сознанием, пробормотал Брадо, давая понять Камелии, что он сам всё вспомнил и не мог поверить в реальность воспоминаний.

  -Что ты со мной сделала?– гневно набросившись на девушку и тряся её изо всех сил, кричал молодой маг.

  -Это не я – это Провидец с тобой сотворил,– в слезах воскликнула Камелия, не подозревая, что, желая спастись, выкрикнула наобум истину.

  16 глава

   В просторном дупле многовекового дерева обстановка не отличалась оригинальностью или блеском роскошных финтифлюшек. На полу было разбросано мягкое сено ковром, который удобно служил подстилкой хозяину жилища, позволяя завалиться спать с любом углу и посередине по столом. По углам, правда, стояли сундуки, скорее всего, с награбленным добром стаи, на которых тоже можно было устроить лежанку при желании. На стенах, которые, к слову сказать, образовывали круг и вполне могли употребляться в единственном числе, Золо – хозяин древесного апартамента,– развесил, самолично нарисованные на белых листьях особого дерева, карты местности, план Абары и некоторых других больших городов Валевии, и набросанный план подступов к городам с учётом размещения отрядов королевских воинов, охранявших горожан от лесных бунтарей. Казалось, Золо не беспокоиться скрывать свои планы, словно доверяя всем веям в объединённой стае или хитря, придерживая настоящие планы в одном из сундуков.

   Этим утром, когда Астло влетел к нему в жилище, Золо был занят важным делом, которым с условного рассвета (ведь в Валевии толком невозможно было разобрать смену дня и ночи, как только по цвету неба) занялись и все остальные бунтари – он раскрашивал себя. Лесных веев всегда раздражала похожесть веев друг на друга, кроме представителей королевской крови, которых распознавали всегда по стриженным зелёным волосам и жёлтым крыльям. Инея получила настоящей капли этой крови, поэтому отличалась от земляков цветом волос, и именно поэтому по древу рождения своего рода считалась наследницей трона. Золо мало волновало наследие короны, но менять облик ему нравилось хотя бы потому, что тогда в красочном лесу он не так выделялся голубым цветом от природы, а сливался с лесной расцветкой, выкрашивая крылья в оранжевый цвет, волосы – в зелёный с белыми прядями, а тело намазывая коричневой краской. Астло, в отличии от вожака, выглядел веев без фантазии, раскрасив себя в оттенки красного и оранжевого. В тот момент, когда он влетел в дупло, Золо как раз заканчивал докрашивать левую ногу, положив её на стол.

  -Все почти готовы,– отрапортовал Астло.– Пять дней прошло, и нас ждут в Абаре. Справимся?

  -Прах сомневается?– не отвлекаясь от своего занятия, спросил Золо с улыбкой на лице. Она не выражала ни призрения, ни насмехалась – вожак улыбнулся самим словам, которые не ожидал услышать от праха.

  -Если мы попадём в ловушку, всё окажется бессмысленным. А в нас я не сомневаюсь.

  -Рано или поздно я всё равно собирался полететь на приём к королеве-матери, чтобы заставить её отступиться от своей задумки – вернуть лесных веев в города. Что нас там в столице ожидает, мне насрать, ведь мы когда-то выбрали почивать в лени и только нам решать, а не королеве, когда потрудиться на благо Валевии.

  -Твоя речь, пусть иногда грубоватая, выдаёт всё-таки воспитание знатных родителей. Где твоя семья, Золо?

   Недовольный взгляд сверкнул на Астло, словно обжёг молнией. Вожак снял со стола ногу, покрашенную полностью в коричневый цвет, и подлетел к любознательному праху. Он знал, что Астло не боится его, как наёмник старой военной закалки, поэтому не стал произносить угроз и жёстких предупреждений. Его хмурый взгляд объяснил всё красноречивее, чем любые слова. Сменить тему так и напрашивалось, поэтому Астло вернулся к цели сегодняшнего дня, ради которой вся стая выкрасилась в цвета радуги, словно индейцы перед боем.

  -Напасть на Абару не сложно, раньше там жило маленькое войско, охранявшее королевскую семью. Теперь, конечно, Верда увеличила армию, напихала воинов везде, чтобы спать спокойно, но не думаю, что наши силы буду слишком неравными,– рассуждал Астло, жалея, что его не видит Бурак сейчас, чтобы погордиться своим крохотным учеником.– Нам будут мешаться простые горожане, которым после войны с параками только повод дай, чтобы побиться с кем-нибудь ради победы. Так что ...

  -ТЫ слишком много размышляешь, Астло, словно решил меня уморить своёй болтовнёй,– огрызнулся Золо и повернулся к гостю спиной, чтобы достать из сундука пару ножиков и шпагу, доставшуюся ему в одном из сражений с королевскими воинами. Прицепив оружие к поясу, вожак лесных веев продолжал:

  -В Валевии нет магии – одно название, у нас нет теперь и свободы, словно цепи параков продолжают сковывать нас, не позволяя взлететь тогда, когда нам захочется. Брадо вернул нам Валевию, но Верда хочет подчинить себе. Меня выбрали, чтобы было за кем лететь или на смерть, или к свободе, поэтому, даже потерпев поражение в Абаре, мы победим здесь,– Золо стукнул кулаком себе в грудь.

  -Долго думал, сочиняя это?– не имея склонности прислушиваться и воодушевляться речами лидеров, спросил ехидно Астло.

  -Если я буду думать иначе, моя стая при первом де намёке на поражение, пустится отступать – ты этого хочешь?

  -Я лишь пытаюсь свыкнуться с мыслью, что мы летим убивать веев, таких же как мы сами, которые всего-навсего исполняют приказ королевы-матери.

  -Я лечу убивать её, а уж если мне кто-то станет мешать, то не пожалею никого – они сделали выбор.

   Вожак Золо вылетел из дупла и окинул взором свою стаю, рассевшуюся на ветвях деревьев, измазанных каплями боевой краски. Лица лесных веев выражали спокойствие, решимость и нетерпение ринуться в бой – такой коктейль понравился вожаку и, понимая, что напутствующие слова бывалым воякам не нужны, махнул рукой в сторону Абары. Плотной тучей стая бунтарей направилась к двум горам столицы, переговариваясь между собой и напевая песни с военными сюжетами, словно специально помогая королевской армии приготовиться к их появлению. Астло не понимал такую стратегию, но не вмешивался, чётко зная, что воспользоваться суматохой битвы, чтобы проникнуть в дворцовое подземелье, ему удастся легко, лишь бы лесные веи разделились и какая-то их часть сражалась у дворца.

  -Почему не спрашиваешь что мы так расшумелись?– спросил Золо.

  -Жду пока сам скажешь.

  -Отвлекаем всю армию Верды на себя. Я тебе не говорил, что основная часть моей стаи пряталась в другом месте?– лукаво щурясь и горделиво улыбаясь, поинтересовался Золо, но сразу продолжал, зная ответ:

  -Вторая часть стаи нападёт на столицу с другой стороны, как бы сзади, к тому же не допустит бегства Верды и защитит твою Инею. Все мы знаем, что если королева-мать обещала тебе убить вею, поняв, что ты пошёл против неё – Верды, то она это сделает. Моё второе войско смотано в клубок силы и опыта самых настоящих прахов, которых я собирал по Селии и Илии, посулив наживу во дворце. Но Верду они оставят в живых для меня.

  -Настоящие прахи? Те, кто знавал Валива и его друзей? Те, кто видели Сайко и его стаю?– удивился Астло и новости, и предприимчивости Золо.– Я думал, настоящих прахов давно не осталось. А ты говоришь что их так много, что больше чем нас здесь.

  -Один прах, знающий своё мастерство, может заменить 50 а то и 100 веев. Их всего двадцать, но это армия, вот увидишь.

   Обогнув восточные берега Валевии невидимой птицей, Агда, как любознательный выведчик, захотела бы понаблюдать за бунтом веев, но даже не подозревала о том, какие страсти разворачивались в сияющей стране. Воспользовавшись остатками порошка-невидимки, она летела в Илию, чтобы вернуться в редакцию газеты "Знание" с интересной историей о враждебном соседе – принце Алиле. Лишившись партнёра в выведческой деятельности и сетуя иногда на н6едостаток таланта, которым обладал Кори во время их поисков сенсаций, птица гайа всё-таки добилась того, чтобы ей начали поручать выведывать интересные истории и факты, которые потом она наговаривала обычному писарю, за неимением возможности писать самолично. Работать одной Агде нравилось, поэтому она не спешила искать себе помощника, тем более что бескрылый выведчик её навряд ли бы устроил, как попутчик и помощник в командировках.

   Третьи сутки Агда парила над Илией, но не замечала ничего интересного. Действие порошка давно закончилось, поэтому она выделялась на голубом небе, будучи слишком большой птицей, но гайа обитали и в этой стране, так что выведчица не боялась, что вызовет подозрения к собственной персоне. В города она не залетала, но внимательно присматривалась на их жизнь сверху и разочарованно махала крыльями дальше, видя лишь размеренный ход будней горожан, не приправленных никакой острой добавкой. Казалось, о войне уже никто не вспоминал, но и огорчаться на ссору с соседом не спешили. Поэтому каких-либо внятных и ощутимых событий следовало искать в столице, куда Агда уже намеревалась полететь, отдаляясь от океанского берега, как вдруг внизу заметила двух путников. Один из мужчин кого-то напоминал птице, но с высоты высокого полёта гайа она не могла толком разглядеть его лицо, так что пришлось опуститься пониже и сразу в памяти всплыло имя – Авион.