Текст книги "Искатели сокровищ (СИ)"

Автор книги: MadeInTheAM

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц)

========== Откровенность за откровенность. Гарри. ==========

Комментарий к Откровенность за откровенность. Гарри.

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c850036/v850036856/674d9/mIBUu9Fw40c.jpg

«Леди Энн» уверенно движется в сторону Наветренных островов, но чем ближе архипелаг, тем неспокойнее у Гарри на душе. Честно говоря, он не очень-то понимает, что вообще происходит. Интуитивно ему кажется, что идея с островами – хрупкая, что он пошел ва-банк и может вот-вот потерять всё. В том числе и жизнь.

Когда прошла первая эйфория от удачной идеи заработать еще двадцать тысяч золотых, Луи пришел к нему со своими сомнениями, о которых он не говорил никому. Луи считал, что миссис Клементс из кожи вон вылезет, но добьется от губернатора отправки нескольких кораблей с военными, чтобы схватить наглых пиратов. И последние дни перед отплытием и большую часть пути эта мысль Гарри преследовала. Они решили, что скроются на соседнем острове и будут следить за фрегатами, приближающимися к острову Дог, но никто не был уверен, что они смогут в случае неудачи уйти незамеченными и не придется ли им принимать бой.

Пленницы только добавляют Гарри головной боли. Мисс Эйвери, чертова английская девчонка, исправно приходит к нему по вечерам в кают-компанию на ужин, и они до хрипоты спорят друг с другом, оттачивая остроумие, причем зачастую победа остается за ней, хоть она и находится в заведомо зависимом положении. Эйвери нечего терять; она понимает, что за борт её никто не выкинет, и поэтому она ищет и находит его слабые места, и давит на них. Гарри не собирается говорить, что самое слабое его место она уже нащупала давно. Воспоминания о поцелуе мучают его сильнее, чем её слова, которые, в общем-то, уже и не задевают. Ведь Гарри кажется, и не без оснований, что на самом деле между ними происходит что-то большее, чем просто ежевечерние споры. И он мечется, думает: нужно избавиться от этого, но не может, потому что впервые понимает – есть вещи, которые сильнее, чем он.

И поэтому на всё расспросы во время посиделок на квартердеке Гарри отмалчивается или отшучивается, а друзья на него не давят. Гарри очень им за это благодарен. Как-то Найл предполагает, что мисс Эйвери, возможно, чувствует себя не просто грузом, но вещью, и Гарри задумывается. Впервые в жизни пытается поставить себя на место другого человека. На место девчонки, похищенной пиратами в середине своего путешествия в и без того новый для неё мир. Гарри понятия не имеет, зачем делает это. Возможно, пытается понять, почему англичанка строит из себя самоубийцу и нарывается на его гнев.

Он думает: как поступил бы на её месте? И ему кажется, он бросился бы за борт в первую же минуту абордажа, и никто не стал бы останавливать. Эйвери везли на Ямайку, чтобы выдать замуж за одного из самых отвратительных людей в Порт-Ройале, а она даже не знала, как он выглядит. Мать у неё – тот ещё подарок, вся команда эту мадам никогда не забудет. Её положение изначально было бесправным, будто её мнения вообще не существовало, а потом её забросило на «Леди Энн», и…

И ничего не изменилось, только здесь Эйвери – загнанная в угол пленница, и неважно, насколько хорошо с ней обращаются, она всё та же вещь, и за неё точно так же должны выплатить денег. А относительной свободы она и после выкупа не получит. Всего лишь отправится в дом будущего мужа, и только Бог и дьявол знают, как будет обращаться с ней Анвар Мендес.

Гарри кажется, что он кое-что понимает об Эйвери, и за грудиной у него свербит с тоски. Ему вновь хочется плюнуть на всё и забрать её с собой, пообещать, что она никогда больше не будет вещью, она слишком смелая для этого, слишком своевольная и в чем-то безрассудная. И эта жизнь жены племянника губернатора – не для неё. Гарри вообще не знает, что с ним происходит и что с этим делать, и как избавиться от навязчивых мыслей. Он понимает, что должен своей команде, должен просто получить выкуп и вернуться на Тортугу до начала сезона штормов, но…

Чтобы отвлечься, Гарри достает карту, вновь всматривается в знакомые очертания островов, вчитывается в непонятные ему заметки – можно разобрать только отдельные слова. Смотрит на восьмиконечную звезду, снова вспоминает Эйвери, вспоминает медальон, притаившийся у неё на шее, и у него снова что-то мучительно скребется на сердце.

В дверь стучат.

– Капитан? – мисс Эйвери входит в его каюту и с некоторым удивлением останавливается на пороге. – Я могу войти?

Гарри вздрагивает: она впервые зашла в его каюту, и это должно что-то значить, или ему кажется? Может быть, это «белый флаг»? Ему хочется думать, что это так. Эйвери нервно кусает нижнюю губу: кажется, она пришла к каким-то своим выводам и теперь старательно пытается облечь их в слова.

– Разумеется, – Гарри кивает. – Входите.

Тихий звук закрывающейся двери отрезает их от команды «Леди Энн», и Гарри впервые в жизни чувствует себя неловко. Он думает: с этой девчонкой слишком многое для него впервые, плохо это или хорошо, и что с этим делать?

Эйвери приближается к его столу, останавливается, охватывает взглядом бумаги, лежащие перед Гарри. Он тянется перевернуть карту изображениями вниз, но останавливается: английская аристократка всё равно не сможет ничего понять в картах, какого, собственно, черта?

Гарри приподнимает брови.

– Что-то случилось?

Эйвери смотрит на него изучающее, разглядывает его лицо так внимательно, будто пытается запомнить или что-то на нем прочесть, и Гарри давит в себе порыв как-то ехидно пошутить. Хватит, они должны преодолеть этот рубеж. И ему кажется, что англичанка думает о том же.

– Почему вы так добры ко мне и к Пауле? – вопрос летит ему прямо в лоб, и Гарри кажется, что ему хорошенько врезали прямо по носу. Он трясет головой.

– Простите, что?

– Мы ведь предмет выкупа, груз, вещь, – Эйвери сглатывает, и заметно, что ей неприятно и больно говорить об этом, но она, похоже, много думала и теперь жаждет что-то понять для себя. – Почему вы просто не бросили нас в трюм?

Эйвери ставит его в тупик окончательно. Гарри растерянно трет переносицу.

– А вы этого ожидали? – спрашивает он. – Мисс… – он поднимается, обходит свой видавший виды стол и, подойдя к Эйвери, присаживается на край столешницы прямо напротив неё. – Я – пират, порой – убийца, но не мучитель. И я не умею обращаться с людьми, как с вещами или грязью, если они того не заслуживают. Возможно, это делает меня… – слово «слабый» не соскальзывает с его губ, потому что Гарри не чувствует себя слабым. Но он хочет до конца быть откровенным с англичанкой, потому что она заслужила хотя бы раз в жизни не чувствовать себя вещью, товаром, грузом, называйте, как угодно. – …Другим, – тихо заканчивает он. – Возможно, нет. Я об этом не думаю.

Кажется, он подошел к ней слишком близко. Эйвери отступает назад на шаг, освобождая личное пространство; она как зверек, не доверяющий людям или одному конкретному человеку. Гарри смущенно потирает шею ладонью.

Они впервые разговаривают так, будто и не было всех этих перепалок и попыток нащупать друг у друга больное место и посильнее на него надавить. Эйвери о его словах раздумывает, кусая губы, и Гарри хочется сказать ей, что она может не бояться, он не собирается обижать её, оттачивать на ней остроумие или издеваться. Гарри хочется поцеловать её, но он понимает: не время и не место. И снова он не может сделать то, что ему хочется, и эта мысль царапает ему сознание.

– Но как, по-вашему, я должна ощущать себя, если за меня и Паулу вы требуете у губернатора двадцать тысяч золотом? – спрашивает Эйвери, и Гарри видит, что этот вопрос мучил её долгое время. – Вы сами предложили нам выбор, когда захватили «Северную звезду». То, что вы говорите, и то, что вы делаете – несовместимо.

Он открывает рот, чтобы сказать, что выкуп за богатых дам – это обычная у пиратов практика, что каждый зарабатывает, как может, и тратит заработанное, на что пожелает, но понимает, что за словами английской аристократки скрывается больший смысл, чем ему поначалу кажется. Пираты считают себя свободными от условностей, но в ситуации, в которой он оказался, обнаружив на захваченном корабле четырех знатных женщин, путей решения было всего два. Они могли отправиться к команде, а потом – за борт, и за них можно было попробовать выручить денег. Поступи он как-то иначе – его бы не поняли.

Понимание, что он так же живет по условностям, от которых всю жизнь бежал, шарахает Гарри по голове, и он растерянно моргает. Эйвери касается ладонью медальона, притаившегося чуть ниже ключиц, теребит пальцами цепочку.

Гарри качает головой, сдаваясь. Она обыграла его, поставила в тупик второй раз за этот разговор, и попытки найти ответ – это попытки проплыть между Сциллой и Харибдой. Умная женщина – это беда для мужчины, особенно если эта женщина осознает свой ум. Он задумчиво хмурится.

– Я чувствую себя вещью дважды, – продолжает Эйвери, и Гарри кажется, что ещё никогда и ни с кем она не была так откровенна. Его это не радует, по многим причинам, потому что неясная неприязнь к людям, которые решали её судьбу, и к самому себе в том числе, ворочается за ребрами. Ему не нравится так чувствовать себя, это неправильно и странно, и такого никогда не было, и не должно было быть. – Сначала мать устраивает мой брак за человеком, которого я никогда не видела и не знала, а потом меня похищают местные пираты. Приданое за невесту, двадцать тысяч золотом за мою жизнь, – её голос вдруг срывается, и Гарри неосознанно подается вперед. Маленькая ладонь упирается ему в грудь. – Я в порядке, капитан, – Эйвери поднимает на него взгляд. – Я просто пытаюсь быть с вами честной.

Маленькая английская мисс очень хреново врет. Так же хреново, как тогда, после того, как он поцеловал её. Гарри уверен, что она далеко не в порядке, и не в порядке всё время, что находится на его корабле, но отпустить и её, и Паулу просто так он не может, а даже если и может, это ничего не исправит. Он смотрит на её хрупкую фигуру, которая должна достаться Анвару Мендесу, и отчаянно этого не хочет. Не хочет, чтобы она оказалась в золотой клетке губернаторского дома. Анвар сломает её, в землю втопчет, уничтожит, как уничтожил Джемму. Гарри знает, что не может позволить этого, но ещё не знает, как.

Эйвери, кажется, много думала над этим разговором, но всё ещё не может понять, как относиться к ситуации, которая становится всё более неоднозначной. Гарри тоже не понимает, как относиться к этому всему, и ему, определенно, нужен был бы совет Луи, и он бы даже попросил его, если бы не ощущал себя таким идиотом. И сейчас, и вообще.

– Честность за честность, мисс, – он всё же шагает к ней, смотрит сверху вниз, на её светлые, растерянные глаза, на розовые искусанные губы. В горле встает горький и тяжелый комок. Дьяволы морские, что с ним вообще происходит?! – Прямо сейчас мне кажется, что мы с вами оба не сильно-то были свободны в собственном выборе. Но мой выбор хотя бы смог сохранить вам жизнь.

– Кто бы ещё спросил, хочу ли я жить… – бормочет она тихо, но Гарри слышит её.

Ему хочется встряхнуть её со всей силы, крикнуть, что жизнь, пусть и трудна, но вовсе не так уж и плоха, что Джемма была бы счастлива жить, даже если это значило бы, что замуж она выйдет по выбору семьи. Гарри знает, что Эйвери не поймет его, она жила совсем иначе.

Он отвечает:

– Иногда выбор, сделанный по принуждению, дает некоторые пространства для маневра.

Кажется, Эйвери понимает его. Она задумчиво кивает, бросает взгляд на карты, разложенные у него на столе, вновь дотрагивается рукой до золотой восьмиконечной звезды у себя на шее.

– Может быть, капитан, вы правы, – произносит она. – Увидимся за ужином.

Почему-то Гарри думает, что этот ужин в кают-компании пройдет спокойно для них обоих. А еще он думает, что совета Луи не избежать.

========== Офицер британской армии. Зейн ==========

Комментарий к Офицер британской армии. Зейн

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c845124/v845124651/178568/694J3XbvnQE.jpg

Зейн Малик не уверен, что вернется из этого плавания живым. Губернатор, кажется, специально заставил командора Моргана взять с собой именно Зейна из всего офицерского состава – его не устраивает брак его племянницы с капером, пусть и получившим дворянство. Зейн рад, что милая Джи не знает о его вражде с капитаном Стайлсом, иначе она вцепилась бы в него и не отпустила. И, возможно, была бы права.

Зейн понимает, что Гарри никогда его не простит, и что-то болит у него за грудиной, камнем ложится на сердце. Для всех он поступил правильно когда-то – сдал властям пирата, который грабил корабли Испании и Англии, не особенно разбираясь, где чей груз, лишь бы продать подороже да пропить побольше. Для себя Зейн поступил так, как был должен, но соленый морской воздух каждый раз напоминает ему о свободе, которая у него была, и которую он потерял. О свободе и о друзьях, ближе которых не будет.

На Ямайке на него смотрят косо, и пусть лощеные аристократы не выказывают своего презрения, он чувствует его, как запах дерьма. Даже брат и сестра Джи одинаково морщат изящные носы, завидев его. Зейну наплевать, лишь бы Джи его любила. Но друзей среди этих напыщенных павлинов у Зейна не будет никогда, они ему и не нужны. Он понимает, как никто, что именно лучший друг чаще всего и всаживает нож в спину. Рана зарастает, но боль остается навсегда.

Он щурится на гладь океана, облокотившись о борт. Матросы суетятся на палубе, командор отдает им приказы. Зейн думает, как сложилась бы его судьба, если бы он не предал Стайлса? Может быть, они помогли бы ему выкрасть Джи, в которую он влюбился с первого взгляда, как только увидел. В тот день на главной площади Порт-Ройала казнили лучшего друга Гарри, Джеффа, и они впятером явились отдать ему долг их своеобразной пиратской чести – спасти Джеффри было невозможно. Только в полулегендарных историях пираты рискуют жизнью, спасая друзей, а в реальном мире им приходится наблюдать, как их вздергивают на виселице, а вороны выклевывают им глаза. Потому что никому не хочется висеть в петле по соседству. В тот день Гарри здорово напился в таверне и едва не разнес её к чертям за один косой взгляд какого-то моряка, а Зейн всё вспоминал высокую, хрупкую блондинку, явно знатную и богатую леди, которую увидел рядом с братом губернатора. И, судя по всему, это была его дочь.

Полюбила бы его Джи, если бы он не стал… благородным? Зейн никогда не лгал ей, он просто не договаривает, и Джи считает, что он был солдатом, отправленным командором к пиратам, чтобы раскрывать их замыслы. Зейна тошнит от собственного вранья, но стоит ему представить, как сильно возненавидит его честная и прямолинейная Джелена, его солнечная Джелена, и он продолжает путаться в паутине лжи. Если Гарри Стайлс вдруг захочет его убить, у него может быть оружие пострашнее шпаги, потому что Гарри знает всё, что происходило с Зейном последние годы, а эта правда навсегда убьет в Джи доверие.

– Как скоро мы прибудем к острову, командор? – на палубе появляется Анвар, и Зейну приходится развернуться, чтобы не выказывать неуважение, стоя спиной к командору и к племяннику губернатора.

Анвар Зейну не нравится. В этом холёном аристократе есть что-то прогнившее, только Зейн всё никак не может понять, что. Ему кажется, что Анвар продаст и отца, и мать, если ему это будет выгодно. И уж наверняка брак с девушкой, которую он никогда не видел, ему не интересен, хоть племянник губернатора и делает вид, что беспокоится о её судьбе. А скорее – просто отбывает навязанную дядей повинность, изображает из себя кого-то, кем не является. Зейн хорошо научился чувствовать людей, пока плавал под черными парусами. Белла и Анвар были удивительно похожи, и вряд ли дело было в том, что они родились близнецами.

Зейн дал себе зарок не копаться в прошлом и настоящем семьи Джи, пока это не касается их собственных отношений. Видит Бог, в его собственном прошлом полно тьмы, и Джелене среди этой тьмы не место.

– Примерно через полторы недели, мистер Мендес, – отвечает командор Морган, и Анвар морщится. Зейн давит усмешку: не по душе морские просторы? Сам Зейн в море как дома, и море – его отец и мать после того, как настоящих Десмонд Стайлс продал в рабство в Новом Свете. Бог знает, где они теперь, и Зейна это ранит.

Он мечтал найти их после того, как получил дворянство, но губернатор ясно дал ему понять, что если он хочет жениться на Джи, прошлого для него не существует. Ради Джелены Зейн пошел и на эту жертву, и он молится, чтобы Джи никогда об этом не узнала. Это её убьет.

– Надеюсь, у вас достаточно людей и пушек, чтобы разнести пиратов в щепки после того, как они получат двадцать тысяч и забрать деньги моего дяди?

Вот оно что. Зейн поджимает губы. План командора ему неизвестен, губернатор и Морган в детали его не посвящали, и офицер Малик чувствует себя «пушечным мясом». Возможно, именно им он и является. Губернатор недоволен его браком с Джи, хотя формально помешать не может – отец Джи понимает, что выбор у дочки не очень шикарный, на Ямайке либо солдаты и офицеры, либо жалкая кучка аристократии, большинство из которых уже помолвлены или женаты. Зато если Зейна убьют в схватке с пиратами, взятки будут гладки со всех. Губернатор хорошо осведомлен о вражде Зейна с Гарри и жаждет убить двух зайцев одним выстрелом.

– Два корабля обойдут остров и ударят по пиратам сзади, пока они сражаются с нами, – кивнул командор. – Я уверен в успехе.

Никто из них не считает Зейна за человека, раз детали плана обговариваются прямо при нем. Зейн отворачивается, делая вид, что разговоры его не интересуют, пока его не пригласят к участию в них, и слушает.

Запоминает.

И думает.

Вечером, когда на фрегате гаснут огни, а вахтенный, зевая, занимает свое место на квартердеке, Зейн спускается в трюм. Там несколько почтовых голубей томятся в клетках, и один из них принадлежит самому Зейну, ещё со времен его пиратского прошлого.

– Привет, малыш, – Зейн берет голубя в руки, гладит по перьям. – Давно не летал на Тортугу, да?

Его птица знает только один путь – Тортуга и Саймон Коуэлл. Когда-то Гарри использовал птицу как связующего, чтобы раньше прибытия сообщать о грузе, который им удалось реквизировать. Зейн кормит голубя и привязывает к его лапе письмо для Коуэлла. И очень надеется, что еще не слишком поздно, что Гарри ещё на Тортуге.

Однажды Зейн предал своих самых близких друзей для того, чтобы стать кем-то большим, чем преследуемый законом и солдатами пират. И у него получилось стать дворянином, но в мире аристократов, где кровь решает всё, его не принял никто, кроме милой Джи. Зейн ощущает себя дважды предателем, но воспоминания о пережитом вместе с Гарри, Луи, Найлом и Лиамом не оставляют его.

Если они и попадут на виселицу, то больше его вины в этом не будет.

Зейн, оглядываясь, подходит к борту и выпускает птицу из рук. Голубь исчезает в бархатной тьме ночи, стремясь в родную голубятню у Саймона в доме.

========== Высокопарные ослы. Луи ==========

Комментарий к Высокопарные ослы. Луи

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c844418/v844418133/178c97/cnPCh3q78kY.jpg

Луи пытается присматриваться, и то, что он видит, он не понимает. Когда Эйвери и Гарри язвят, никто уже не удивляется, но когда в один день они вдруг вкладывают шпаги в ножны, Луи заново одолевают сомнения. Эйвери за ужином больше обычного теребит свой золотой медальон и смотрит в стол, лишь изредка как-то уж очень задумчиво поднимает глаза на Гарри. И Гарри как-то уж очень следит за языком и больше обычного обращается к Пауле. И всё это как-то уж очень странно и, откровенно сказать, Луи не нравится. Что бы там ни происходило, это и его дело тоже, потому что они под одними парусами, и потому, что Гарри его друг. Пришло время проявить немного настойчивости, не всё же Гарри отшучиваться в ответ.

Итак, Луи должен его предостеречь. Но от чего именно? И как сделать это так, чтобы не обидеть и не подать замечательную идею сделать ровно наоборот? С Гарри просто не бывало никогда, а тут ещё и предстояло вступить на совершенно неизвестную территорию каких-то непонятных отношений.

– Не ходи далеко, есть разговор.

Луи окликает друга уже на выходе из кают-компании. Мисс может проводить и Найл, а вот им надо поговорить. Гарри вопросительно смотрит и пожимает плечами. Возвращается за стол.

– Что случилось?

– Ты мне скажи, что у вас случилось. Я, конечно, не гадалка, но своим глазам я верю, Гарри. Что такого сказала тебе Эйвери, и что такого сказал ей ты, что вы оба как пришибленные?

Луи чувствует себя до странного неловко, затевая этот разговор, как будто он воспитатель, собирающийся серьёзно поговорить с нашкодившим подопечным. Его дело на корабле следить за порядком и при необходимости проявлять и строгость, и жёсткость, но не с лучшим другом и не в таком деле. Луи ещё не знает точно, что там за дело, но ему хватает и общего представления, чтобы считать вмешательство оскорбительным. Но ещё он понимает, что если не влезет, потом хорошо не будет никому, и Гарри тоже. Особенно Гарри.

Гарри хмурится и постукивает по подбородку пальцем. И, кажется, не собирается взрываться и что-то громить, а думает над вопросом. Слава Господу Богу. Луи маскирует собственную неловкость тем, что отходит к шкафу и достаёт трубку и табак в кожаном кисете.

– Эйвери очень удивлялась, что её не сунули сразу в трюм.

Луи смеётся. Вот оно. И наверняка это сбивает её с толку, а его оскорбляет до глубины души.

– Мы ведь пираты, – напоминает Луи. – Страшные и ужасные, захватили её корабль. А потом по Тортуге погулять не выпустили.

– А давно ли пираты не люди? – враждебно интересуется Гарри. – Я что, похож на чудовище?

Гарри похож на кота, которому не дали стащить мяса с кухни, да ещё и отругали. Впрочем, это он тоже слышать не захочет.

– Ты – нет, а вот слово пират пугает салонных мисс до чёртиков, можешь не сомневаться. Что ещё сказала?

Судя по тому, с какой готовностью Гарри отвечает, молчание ему осточертело. Видимо, думал-думал и устал, хочет поделиться.

– Сказала, что чувствует себя вещью. Сначала её отправляют к незнакомому жениху, потом требуют выкуп, – и мрачно добавляет: – А я понял, что тоже что-то совсем не свободен.

Луи пожимает плечами. А кто под солнцем свободен? Они в Новом Свете, и они пираты, но они по-прежнему люди, а люди живут по правилам, это их отличает от животных, разве нет? Всё это довольно странно и непонятно, и, похоже, за словами мисс кроется бездна каких-то размышлений, не обязательно связанных с пиратами. Только вот раздумывать об этом приходится теперь пиратам.

– Так чего же она хочет? Или она говорила только о недовольстве?

Луи со своими вредными привычками перебирается за стол, неторопливо набивает длинную деревянную трубку табаком. А во всём виноват Мануил, привёзший ему эту индейскую дрянь, да. И почему-то только Луи подхватывает все эти сомнительные развлечения.

– Это был странный разговор, – вздыхает Гарри.

– Не сомневаюсь, – хмыкает Луи.

Гарри страдальчески морщится, подтягивает к себе пустой стакан и наливает щедрую порцию вина, разом закидывает в себя, как будто это не вино, а ром. Опирается локтями о стол и неодобрительно косится на трубку в руках у Луи.

– Не кури тут эту гадость.

– Не буду, – обещает Луи, – дойду до палубы.

Луи смотрит на Гарри и думает, что не хочет быть воспитателем и даже не совсем понимает, что нужно сказать. А всё-таки должен.

– Итак, она не хочет быть вещью. Проблема в том, что в её мире все люди вещи.

Разговоры за ужинами помогли кое-что понять о характерах пленниц, и ещё больше помогли демонстрации остроумия. Но Луи понимает о девушках ещё кое-что, то, чего, быть может, не понимает Гарри – они из другого мира, и дело не в Европе, дело в том, что они были воспитаны в совершенно других условиях и людей видели совершенно других. Сёстры Луи благодаря матери впитали дух аристократизма с понятиями о чести, достоинстве, положении и прочем, но никогда не оказывались в жёстких рамках традиций и обязательных церемониальных экивоков, тогда как Эйвери никогда ничего кроме этого не видела. В её мире реальные мысли и действия скрывались за социально-приемлемыми обозначениями, а здесь, на палубе Леди Энн, всё было тем, чем виделось. Эйвери, привыкшая искать двойное и тройное дно, ищет и не находит скрытые смыслы, от чего, кажется, только больше теряется.

Как бы это вот всё объяснить, и как бы самому себе объяснить, почему он это всё Гарри объясняет? И как всё это объяснить, не выражаясь, как высокопарный осёл? Проповедник из Луи не слишком хороший.

У Гарри на лице выражение полнейшего недоумения.

– И как это понимать?

– В обществе, – Луи саркастически усмехается, – принято лгать и делать вид, что веришь этой лжи. Это, если хочешь, признак хороших манер. В том мире у всех есть маска и у всего есть обозначение, – Гарри вопросительно приподнимает брови, а Луи только руками разводит. – Есть благородный человек, и он благороден не потому, что у него много достоинств, а потому, что он таким родился, и от него этих достоинств ожидают. Если их нет, их найдут или придумают. Есть слуга, священник, король. Есть пират, который может быть человеком получше племянника губернатора, но он пират, и его нужно презирать. Так что, честно говоря, Эйвери всегда была обозначением. Дочкой, невестой, благородной леди. Просто теперь она это острее чувствует.

Это просто маски, но весь её прежний мир состоял из этих масок. Она понимает, что это не правда, но ещё не успела перестроиться. Чтобы перестроиться, ей нужно время, но нужно ли ей перестраиваться? Через две недели ужасные пираты вернут её в прежний мир, и зачем ей знания о том, что пираты тоже люди? А зачем Гарри знания о том, что люди – вещи?

Гарри трёт переносицу и у него такой вид, как будто вся эта сентенциозная демагогия его уже достала. Похоже, у него в голове ещё слова мисс-то не очень улеглись, а тут маски, свобода, правила. Да к дьяволам бы морским это всё, но разбираться рано или поздно придётся, и лучше до того, как у Гарри ум за разум зайдёт.

– А в нашем мире? – безрадостно хмыкает Гарри. – Мы тоже не свободны выбирать. Когда мы их захватили, вариантов было два – взять выкуп или выбросить их к акулам.

А чего ему ещё-то нужно, какие варианты? Если сильно задумываться, то и тут выбор был, можно было торжественно сопроводить их на Ямайку, например, сплавать всей компанией в гости к Мендесам.

– И всё равно у тебя было на два варианта больше, чем у неё. Никто не может делать вообще всё, что хочет. Просто у нас возможностей для выбора больше, чем у других.

Эта мысль Гарри тоже не успокаивает, судя по скептическому виду. А Луи думает, что вовсе не знает, что такое свобода – право делать, что угодно, или, всё-таки, возможность иметь чуть больше вариантов и пространство для манёвра? Его всю жизнь интересовали какие-то другие вещи – забота о сёстрах, о друзьях, о корабле. Он был свободен в том, что сам принимал решения, основываясь на собственном мнении, и это была нужная ему свобода. Единственная известная свобода?

– Ты сам-то чего хочешь? – спрашивает Луи.

Спрашивает и понимает, вот она, собственно, проблема. Чего Гарри хочет, не знает и сам Гарри. Луи тоже понятия не имеет, но, кажется, дело не только в словах Эйвери, но и в самой Эйвери. Гарри поднимает зелёные кошачьи глаза, привычно вглядывается в лицо собеседника. А затем смотрит прямо, как будто в надежде, что Луи в его глазах увидит ответы, которые Гарри не видит в собственной голове. Но нет, так это не работает.

– Как надумаешь, скажи.

Несуществующего ответа Луи не ждёт. Убирает кисет с табаком в шкаф и с трубкой идёт на выход. Он думает, что видит во всей ситуации кое-что ещё, но не говорит вслух. Какой смысл озвучивать то, что, возможно, не совсем правда, и то, что не будет иметь ровно никакого значения через пару недель, когда они получат свой выкуп и уйдут в сторону Тортуги. Луи даже не уверен, что Гарри сам думает, что мисс ему симпатична. Интересна, да, а вот всё остальное – большой вопрос, которого посторонним лучше не касаться.

На выходе Луи всё-таки оборачивается. Гарри всё ещё сидит над столом, постукивая стаканом о столешницу. Думает.

– Знаешь, что смешно? – улыбается Луи. – Если бы ты был пиратом, за которого она тебя принимает, уже давно воспользовался бы её положением. Или предложил бы мне план – получить выкуп, а потом украсть её. Но нет.

Гарри приподнимает брови и усмехается. Потому что легко себе представляет обсуждение этого плана. Вполне, в принципе, осуществимого.

– Это я тебя испортил или мать всё же преуспела в твоём воспитании?

– Шёл бы ты к чёрту, – с усмешкой отзывается Гарри.

– Мы все там встретимся, не торопи меня.

Луи выходит на палубу, вдыхает солёный воздух. Ветер крепкий, но теперь дует чуть слабее, чем тогда когда они только вышли с Тортуги. Такими темпами они доберутся до острова даже прежде, чем планировали.

Ощущения от разговора у Луи странные. С одной стороны, понятно, что Гарри и Эйвери поставили друг друга в тупик и теперь заново присматриваются друг к другу, с другой стороны – совершенно не понятно, что из этого выйдет и почему, собственно, Луи беспокоится. А дело в том, что Эйвери не походит ни на одну женщину в жизни Гарри, и это, как минимум, интересно. К тому же, она весьма привлекательна, но раньше Луи как-то не приходило в голову эту привлекательность оценивать и уж тем более принимать на свой счёт. А теперь уже и не придёт – хватит им на корабле одного почти влюблённого болвана.

Собственно, почему бы Гарри и не побыть влюблённым? Много ли он там успеет, за две недели-то? Но Луи Гарри знает едва ли не как себя самого и знает, если Гарри и привлечёт по-настоящему кто-то, то такая женщина, как Эйвери. Луи был бы идиотом, если бы не признавал за ней достоинств, а за ним – способности их разглядеть. А если Гарри что-то привлечёт, он своё не выпустит. Правда, как это возможно в случае с Эйвери, решительно неясно. Как бы, правда, не пришлось её похищать потом у англичан.

Луи проходит на шканцы, от одного из ходовых фонарей у грота зажигает спичку и подносит к трубке, раскуривая. Поднимающийся в темнеющее небо дымок – как фимиам ложным богам индейцев, как какое-то марево древних предсказаний, а кисловатый запах табака тяжёл, но уже почти привычен. Боги индейцев ложные, но, как любые боги, заслуживают кое-какого уважения, и Луи смотрит на этот фимиам, думая, не дадут ли хоть какие-то боги понять, что происходит? И с Гарри, и с самим Луи, если на то пошло.

Боги, или звёзды, или кто ещё подсказывать не собираются, но только больше издеваются, потому что на баке, куда приходит Луи, обнаруживается Барт, и что-то как обычно тянет улыбнуться и подойти. Луи уже, к чёрту, не удивляется – привык, что Барт это Барт, и что он тёплый, да. Луи это в жизни вслух не скажет.