Текст книги "Искатели сокровищ (СИ)"

Автор книги: MadeInTheAM

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

Найл не договаривает, но Луи и Гарри и так в курсе, пожить он хочет ради Паулы. И умирать на её глазах не хочет совсем никак.

– Лиам и порох – это рабочий вариант, – повторяет Гарри.

Плана у них нет. Даже дерьмового.

Умирать Луи не хочет, не хочет оставлять своих сестёр. И Мидлтон.

Луи закрывает глаза и откидывается головой на решётку. Тюрьму видеть уже сил нет, а мысли блуждают в голове, как потерявшиеся козы.

Он думает, одобрила бы мама хоть что-то в его жизни? Одобрила бы его дружбу, не смотря на то, что его друзья пираты. Наверное, Мидлтон бы одобрила. Вероятность того, что он когда-либо об этом узнает, примерно никакая, ему прямая дорога в ад. И единственная причина об этом сожалеть это невозможность встретить мать, всё остальное его как-то мало трогает, хотя умирать не хочется совершенно.

Вот он, Луи Уильям Томлинсон, славный пират, бесславный потомок дворянского рода. К чёрту, никогда он своей дороги не стыдился. Может, гордиться ему нечем, но что-то он точно сделал правильно, и это важнее чести рода и дворянского достоинства, о которых так разливался всегда Антуан Ле Вассёр. Антуан моложе на несколько лет, но Луи уверен, что в его возрасте не был таким ослом и не делил мир на чёрное и белое. Если повезёт, Ле Вассёр всё-таки что-нибудь поймёт и успокоится, но сильно вряд ли, в конце концов всё то же самое Луи слышал от него и несколько лет назад.

Друзьями они не были, всегда были слишком разные для настоящей дружбы. Антуан слишком много значения придавал вещам эфемерным, разглагольствовал о чести, доблести, благородстве крови и прочем, а многие проблемы, составлявшие ежедневную рутину Луи, вроде работы и платежей, ему были чужды, они будто должны были бы решиться благодаря его происхождению. Антуан всегда был до тошноты упертым в том, что казалось ему верным, потому не удивительно, что он мог оказаться в числе тех, кто поспособствовал отлову пиратов. Но это совсем не предполагало дальнейшего отъезда, а значит на Ямайку Антуан приплыл по своим делам, явно важным. И логичнее всего было бы предположить помолвку, у Анвара Мендеса ведь две сестры. Ну что же, вот семья, которая точно соответствует его представлениям о благородной крови. Только если сестрица хоть немного походит характером на брата, Антуану придется пересмотреть часть своих взглядов.

Впрочем, откуда Луи знать, что после того, как он отказался от планов на Физзи, его понимания не изменились?

И Антуан, и уж конечно Физзи были слишком молоды тогда, когда этот брак был возможен, и Луи не то чтобы отказал в ответ на робкую попытку Антуана заговорить об этом, но посоветовал ограничиться ухаживаниями, которые не скомпрометируют сестру. А потом старшему Ле Вассёру пришло назначение, общение стало реже… В любом случае, Луи стал пиратом, и больше они с Антуаном уже не общались, как прежде. Ни Физзи, ни Лотти никогда не давали понять, что сожалеют об этом, так что Луи толком не знает, правильно ли тогда поступил. Зато знает, что правильно поступил, согласившись выдать Лотти за того, кто её любит, и чёрт бы с этими всеми «люди нашего круга». Муж Шарлотты был торговцем, без благородной крови, зато с мозгами и желанием позаботиться о сестре, чего ещё-то нужно было бы?

Томлинсон поднимается, разминает ноги и затёкшую спину, проходит по ограниченному пространству их с Гарри камеры. Здесь хотя бы сухо, но они предпочли бы плесень соседству крыс, которые явно рады поделиться болезнями и урвать себе кусок чьего-нибудь тела. Он подходит к стене, выглядывает в пустынный двор – там только пыль и камни. Жара такая, что никто из солдат не высовывается, да и незачем, виселицы им уже соорудили, ждать осталось недолго.

Если взяться оценить жизнь, которую он скоро может потерять, всё было неплохо. Луи не сожалеет о том, что и как делал, но сожалеет о том, что много не сделал, просто не успел. И пока Гарри сожалеет об оставленной жене, а Найл явно сожалеет о том, что Паула попала в цепкие ручонки бабушки, Луи сожалеет о том, что долго соображал, а когда сообразил, так толком с Мидлтон и не поговорил. Эта мысль скребётся в голове который уже день и делает существование в камере ещё более невыносимым, если только это возможно.

Об Элизабет он успел уже передумать и перевспоминать, кажется, всё, чтобы увериться, что влюблён, очарован, увлечён и даже любит эту девушку. И если бы всё сложилось как хотелось, она бы об этом знала. Как знал бы и Луи, что она об этом думает. Потому что, видит Бог, он сам отлично знает, чего от неё хочет. И если бы речь шла о любой другой женщине, он знал бы, как ему это получить без особых усилий и обязательств, но с Элизабет Мидлтон он себе такого позволить не мог бы, потому что не собирается её обижать, потому что хочет быть ей искренне нужным и важным. Чтобы она его любила, просто-напросто. И Луи знает, что есть только один способ сделать всё правильно, тот, которым пошёл Гарри; но для себя Томлинсон всерьёз никогда не думал о женитьбе. С одной стороны, он дворянин, с другой – он пират. С одной стороны может требовать очень многого, с другой – лучше бы ему помалкивать. В любом случае, Луи руководствовался бы чем угодно, только не аристократическими правилами – проку от них никогда не бывало. Что важно на самом деле, то, что он хочет, чтобы Элизабет Мидлтон ему принадлежала на всю оставшуюся вечность.

От вечности ему вдруг остаётся совсем немного, и тем острее думается, а что нужно Элизабет? Он помнит её «я всего лишь женщина, но хочу получить своё». И хочет быть тем, что она хочет получить, потому что её он вполне считает своим, вопреки всякой логике. И Луи помнит, что ей нужно её место. Почему оно не может быть у него в руках? Ему кажется, ни одна женщина не отвечала ему с такой готовностью, и он помнит, как его обожгло волной желания, и как Элизабет за него держалась в тот последний раз, когда они оказались наедине… Не может быть, чтобы она ему отказала бы, а он не смог бы её убедить.

Готов ли он ей предложить себя? Если не ей, то никому.

Если женщины созданы всё же не для работы, а для мужчин, Луи явно нашёл для себя. Только вот он теперь должен подохнуть на виселице, и его идеальная женщина достанется какому-нибудь ослу, который даже знать не будет, что за бесценная женщина у него.

Луи зло пинает стену, удар больно отдаётся в ногу. Что толку теперь об этом думать. Если тюрьма не будет взорвана утром следующего дня, им всем конец. Но почему-то думалось снова и снова. Где же ещё думать, как всё могло бы быть, как не в тюрьме перед собственной казнью, а?

– Ты решил себе ногу сломать напоследок? – интересуется Гарри.

– Ценю твою заботу, – откликается Луи.

В соседней камере тихо фыркает Зейн, поднимает голову. У него глаза стеклянные, тёмные, и что-то там такое, навеки отделённое от внешнего мира, что-то, что никогда никому не показывалось. Что-то, видимо, что было самым важным, и что в итоге привело когда-то Зейна к губернатору Мендесу, а Луи и Гарри – в тюрьму Порт-Ройала.

– Мне кажется, вы и помирать будете со своими идиотскими шуточками, – бросает Зейн.

– Ты их все услышишь, если нас всё же повесят завтра.

– А есть варианты?

Луи пожимает плечами.

– Что нам остаётся кроме надежды? Тебе, кстати, чисто случайно, нечем шантажировать губернатора?

Зейн долго молчит, пристально смотрит на бывших друзей. Никто, в общем-то, и не торопится.

– Может и есть, – кивает он наконец. – Но если я попытаюсь сделать это из тюрьмы, губернатору проще будет меня прикончить прямо здесь. И вас тоже.

– Обидно. Ну хоть нам расскажи.

Любопытно, Зейн хоть думал, на что именно обрекает друзей, когда предавал их? Ведь не мог не знать, что их ждёт. И когда писал им письмо, и когда предупреждал Саймона – не мог не знать, чем рискует сам. Несколько недель назад Луи выбрасывал эти мысли из головы, ему нужно было подумать о тех, кто на корабле, а не о предателях. Раз уж Зейн умудрился получить патент и даже титул, должен был как-нибудь отбрехаться. Но теперь снова болезненно вставали те же вопросы: зачем Зейн ушёл, о чём думал, как вообще оказался в рядах британской армии? И зачем помог им, неужели правда совесть проснулась?

– Всё то же, чем грешен любой другой губернатор, – пожимает плечами Зейн, но потом всё же решает, что трое бывших друзей вполне могут послушать о преступлениях Мендеса, вытягивает ноги и вздыхает, откидываясь затылком на стену. – Мендесы хозяева Ямайки не только потому, что один из них губернатор. Просто за несколько лет они успели выжить несколько других семей, кого-то даже разорили.

– И всего-то? – Найл недоумённо поднимает брови. – Не очень повод для угроз.

– Если не знать, кому отходят земли этих семей за бесценок. И кто тихонько отписывает самому себе имущество Британской Империи.

– Растраты это всё равно слишком типично, – хмыкает Гарри, поворачивая голову к Зейну. – Шантаж бы не удался.

– А что насчёт торговли патентами, дворянскими грамотами и документами? – предлагает Зейн и даже не меняется в лице. – У Мендеса под боком скрывается от католического короля пара испанских преступников. Теперь они британские аристократы, в глаза не видевшие Испании, а не заговорщики.

Луи переглядывается с Гарри. С такими губернаторами никаких пиратов не надо.

– За что же ты купил патент? – хмыкает Луи. – Продал нас?

– Продал вас, – устало соглашается Зейн. – Но я же и предупредил Лиама.

Всё это за прошедшие дни они слышали сотню раз. Всё равно звучало дико, и от воспоминаний саднило в груди. Луи неприязненно морщится, легче от этих разговоров и взаимных обвинений не становится никому, но они продолжат злиться и злить друг друга.

– И что, хватило и на патент, и на благородную кровь?

– Нет, но я умею быть полезным.

– Надеюсь, тебе понравилось прислуживаться, – бросает Гарри. – Потому что свою полезность ты исчерпал.

– Не понравилось.

И за это он наверняка тоже ненавидит их. Как же так, он их предал, а удовольствия не получил!

– Тебя же, как там, – Луи делает вид, что припоминает формулировку губернатора, – подпустили к Джелене. Это тоже не понравилось?

Зейн мгновенно вскидывается, и Луи читает по его знакомым чертам, как в книге, Зейн взбешён. И это по-злому радует.

Луи уже понял, чего хотел Зейн, бросаться на него перестал, но понимать не начал и не хочет, как не потерял и желания уколоть побольнее. Да, Луи сделал свой выбор в пользу пиратства, но точно так же выбор мог сделать и Зейн. Уж точно мог уйти после того, как капитаном стал Гарри. Но Зейн не ушёл, и почём им было знать, что ему нужна другая жизнь, если он никогда об этом не говорил?

– Не смей говорить о моей невесте!

Луи вскидывает брови. Невесте?

– Невесте? – откликается Найл. – Ты был помолвлен с племянницей губернатора?

– Ты всё же бросил нас ради женщины. Замечательно, – ядовито цедит Гарри. – Особенно если учитывать, что ты её тогда впервые увидел.

– Пошли вы!

Зейн отворачивается, молчит и всем видом напряжённой спины демонстрирует, что видеть бывших друзей не хочет, не то что отвечать. Зейна ткнули во все болезненные места, и как-то об этом совсем не жалеется.

– Глупее привязанности ты выбрать не мог, Зейн. И стоило оно того? Прикидываться тем, кем не являешься? От тебя ведь она правды никогда не слышала?

Может, ненавидеть бывшего друга и не выходило, но вот злости у Луи было полно. Как и вопросов.

Правда едва ли ответы что-то изменят, всё давно в прошлом.

– Она не посмотрела бы на меня, зная, что я пират, – тускло откликается Зейн через пару долгих минут, когда уже казалось, что ответа не будет.

Томлинсон вздыхает, потому что всё становится только глупее. Луи смотрит на Гарри, на Найла. И понимает, что они точно так же ни черта не понимают в Зейне, хотя когда-то думали, что он их лучший друг, что они во всём будут вместе.

Для Луи важно только мнение его сестёр и друзей, важно думать, что мама его одобрила бы. С некоторых пор ему важно знать мнение Элизабет Мидлтон. Никто из них не потребовал бы от него казаться чем-то другим; и Луи думать не хочет, что когда-то ему захочется выглядеть другим. Какой, в конце концов, смысл, если он всё равно останется собой. И кому бы это было нужно?

Он примеряет ситуацию на себя, вспоминает, как бесился, когда выяснил, что Барт ни черта не Барт, и что смирился только когда убедился, что врали ему лишь в одном. Зейн же не только лгал о себе, но ещё и подставил своих друзей ради женщины. Приняла бы Эйвери Гарри, если бы он сделал подобное? Поняла бы Бетти предательство, совершённое даже ради неё? Шерил? Паула?

Ответы самому Луи кажутся очевидными.

– И лучше предать ради неё, чем сказать правду? – едко уточняет он.

Зейн разворачивается, как ужаленный. Кажется, если бы они были в одной камере, Зейн уже попытался бы снять с Луи кожу, а так он только смотрит бешено и сжимает кулаки. Найл на всякий случай подбирается, а Томлинсона тянет подойти ближе, потому что не имеет Зейн права злиться, это не его предали и подставили, это не он оказался в тюрьме, это его сейчас хочется придушить, потому что заслужил.

– Тебе не понять, как это, когда находишь что-то для себя, – хрипло говорит Малик.

Луи вскидывает подбородок, шагает всё же к решётке, очень хочет вцепиться Зейну не в горло, а сразу в лицо. Ну конечно, он же самый несчастный и никто его не понимает! Зейна хочется взять обеими руками за голову и приложить лбом о решётку. Пару раз. И добавить ногами.

Но Луи смотрит на пышущего злостью Зейна, и видит обиженного мальчишку, того, который как-то ночью рассказывал, как оказался пленником на пиратском корабле. Того, который переступил через себя, чтобы попросить научить его писать. Того, который клялся в дружбе и встал плечом к плечу с Гарри, когда тот решил поквитаться с отцом. Куда только всё делось?

Слепая ярость схлынула, оставляя опустошение. Луи тяжело сглатывает. Слова Зейна странно перекликаются с его собственными мыслями, и тем больше хочется то ли посмеяться, то ли оскорбиться. Он отлично понимает, как это, когда находишь что-то своё.

Зейн, значит, считает, что нашёл что-то для себя. Да только правда ли это? Ведь найти что-то для себя – это не прожить жизнь, настолько стыдясь себя самого, что приходится придумать какого-то другого себя. Да захочется ли жить с теми, ради кого приходится лгать о себе самом?

– Ты меня недооцениваешь. Ты нас всех недооцениваешь, Зейн, и я не знаю, почему.

Луи отворачивается, запускает руки в волосы и прикрывает глаза. Старается не реагировать на вопросительный взгляд Гарри, который явно понял, что Томлинсону есть, что сказать по вопросу. Прощальные откровения Луи предпочёл бы отложить до завтра. Он вовсе не против рассказать друзьям правду, но свои чувства хочется оставить своими ещё хоть немного дольше.

За пределами камер солнце медленно переползает по небу, а внутри тюрьмы ничего не меняется. День проходит муторно и долго, а что делать – не понятно. Зато у всех есть о чём подумать, и, наверное, все думают, пока за окнами густится вечер, пока меняется караул в тюрьме, пока проходит один из последних дней в их жизнях.

Луи сидит на соломе, а Гарри меряет их камеру шагами – двадцать вдоль, пятнадцать поперёк, особо не разгуляешься. В конце концов Стайлс тратит всю энергию, падает рядом, секунду смотрит на свои пальцы без единого кольца и сжимает руки в кулаки.

– Нам нужен план.

Да, им нужен план, потому что никаких признаков того, что их отсюда вытащат, не наблюдается. И остаётся только надеяться, что они не встретят Лиама завтра на виселице. Вытащить пиратов из тюрьмы – ни черта не лёгкая задачка, и пускай лучше Лиам просто не справился, чем не справился и попался.

– Думаешь, прорвёмся по пути на виселицы? – спрашивает Луи. – Потому что отсюда нам ходу нет.

– У нас не так, чтобы есть выбор.

– В теории, если бы у нас с Лиамом тогда не получилось взорвать стену, мы хотели устроить заварушку на улице, – присоединяется Найл. – Не знаю, что у нас получится без помощи извне и с нынешним количеством солдат, но можно попытаться.

А им только и остаётся, что пытаться. Надежда на какой-то другой исход уже почти не существует.

– Без оружия? Это самоубийство, – Луи хмыкает. – Правда, если не попытаемся, всё равно гарантированно умрём через полчаса после выхода отсюда самое позднее. Я лучше умру при попытке побега.

– В теории мы можем и выжить, – слабо улыбается Найл. – В любом случае, что мы теряем, если попытаемся?

– Ну хоть умрём на своих условиях, – кивает Гарри.

Они переглядываются, и Луи вдруг думается, что он ужасно любит этих идиотов, с которыми и помереть как-то не так страшно. Они прожили не такие уж и плохие жизни, по крайней мере у них были настоящие друзья. И один Зейн, не без этого.

Снова лязгает запор на двери, и снова в неурочный час. По короткой лестнице гремят шаги и почему-то знакомые голоса.

– Пиратам врать она не боится, штопать этих пиратов не боится, в рейд идти не боится. А крыс боится, нет-нет, ни за что к ним не пойдет. Ну что за создание?

– Все женщины такие непредсказуемые. А крысы-то здоровые. Отвратные твари.

Слышится писк отпинутой с дороги крысы, и через несколько секунд в коридоре показываются Лиам и Рыжий Эд. С ключами, без сопровождения солдат и с ужасно довольными лицами.

Пираты пару секунд тратят на то, чтобы понять, кто это и не кажется ли им, потом дружно подскакивают на ноги. Облегчение кажется почти различимым в воздухе.

– Надеюсь, вы успели соскучиться по морю, парни? – Эд демонстрирует связку ключей.

– Черти морские, ты бы знал, как я рад видеть твою рыжую морду, – выдыхает Гарри.

– Вы не поверите, кому обязаны своим освобождением, – широко ухмыляется Эд, перебирая ключи и вставляя, наконец, один в замочную скважину. – Ну, кроме нас, разумеется.

Никого это не интересует, потому что свобода маячит уже за дверью и кому, как не команде (своей и, кажется, Эда) они могут быть обязаны. Эд распахивает дверь и перекидывает ключ Лиаму, сграбастывает Гарри в короткие объятия.

– Элизабет Мидлтон, если интересно. Той, которая у вас была Бартом Мидлтоном.

Луи спотыкается и давится воздухом, кашляет. Гарри недоумённо смотрит на Эда.

– Что? – хрипит Луи. – Вы её сюда притащили?!

– А она не спрашивала разрешения, – фыркает Лиам. – К тому же, это она нас сюда пропустила.

Луи прокашливается и пытается бороться с желанием кого-нибудь прикончить. Плевать ему, что она там не спрашивала и что сделала, тащить её в Порт-Ройал было полнейшим безумием!

– Ну-ка поподробнее про Барта Мидлтона, – шипит Гарри и разворачивается к Луи. – Ты знал?!

– Пару недель, – отмахивается Луи, но встречается взглядом с Гарри и понимает, что объяснений не избежать. Вздыхает. – Я не одобрил. И я знаю, что ей за это полагается, но, – он беспомощно разводит руками, – но я не мог её убить. К тому же, у нас были дела поважнее.

Гарри смотрит так, как будто насквозь его видит. И Луи на пару секунд хочется, чтобы так и было и не пришлось каяться вот прямо сейчас.

– Очевидно, он всё объяснит, – хмыкает Эд. – Но потом. Я бы, кстати, тоже послушал, как с вами так вышло.

Гарри очень подозрительно суживает глаза, как будто у него что-то в голове щёлкнуло. И судя по его кошачьей ухмылке – щёлкнуло.

– Он объяснит, куда денется, – соглашается Стайлс. – Но пока мы отсюда свалим и посмотрим, кто же это нам так помог.

Лиам открывает камеру Найла, передаёт ключ дальше и, видимо, только сейчас замечает Зейна. Пару секунд моргает, потом вопросительно поворачивается к остальным.

– А с этим что делать?

Зейн презрительно изгибает губы, но никто на это внимания не обращает. Луи, честное слово, плевать, что они будут делать с Зейном, ему только что на голову свалилась новость важнее, и… И он так же идиотски рад присутствию Мидлтон, как зол на то, что она тут. И что ей предстоит узреть кучку оборванцев и его самого в далеко не блестящем виде. Издержки тюремного заключения, чтоб его.

– Я здесь из-за вас, – напоминает Зейн.

– Он не сдохнет по нашей вине, – цедит Гарри. – Всё, уходим отсюда, мне надоела тюрьма.

========== Спасение. Бетти ==========

Комментарий к Спасение. Бетти

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c852016/v852016785/fe9c4/yRnk5heCKj4.jpg

Спешные сборы начали кипеть, кажется, ещё до рассвета. Пираты, откровенно сказать, не в восторге от правды о Барте Мидлтоне, но никто хотя бы не возмущается слишком громко, раз уж от Бетти снова есть польза. Так что она занимается своими делами, а они просто держатся подальше, будто не знают, как теперь с ней разговаривать. Несправедливо, что Барта принимали и слушали, а Бетти годится только на то, чтобы тихонько ходить вокруг и не мешать.

Говорить правду легко и приятно. Должно быть. Но почему-то не было.

В планы Бетти не входило разоблачение перед бывшими сослуживцами, уж точно не такое случайное и в самый неподходящий момент, но всё уже произошло, приходится мириться с реальностью. Хорошо хоть у неё остались Билли и перевязанный Джон. А ещё появился Мануил, нашедший её идею с переодеванием чрезвычайно остроумной, и Рыжий Эд, который если и осудил её, то молча. Лиам продолжает смотреть на Бетти с подозрением, но, кажется, раскатать по стенке больше не хочет. Вместо этого он взял её с собой к Саймону Коуэллу, к которому перетаскивают на хранение золото с «Леди Энн» и которому доверили рассчитаться с той частью команды, которая не собирается соваться на Ямайку.

Саймон Коуэлл оказался мрачен и отозвался о попавшихся британцам пиратах крайне нелестно. Бетти показалось, он и её съест, но в присутствии девицы мистер Коуэлл чуть смягчил выражения. Он заставил спасательную команду отчитаться о плане и добрую минуту рассматривал Мидлтон, как будто пытался понять, переживёт ли она хотя бы путь до Ямайки, не говоря уже о причинении вреда здоровью солдатам британской армии, но в конце концов великодушно одобрил безумное начинание словами «что хотите делайте, только достаньте этих болванов, мне им много нужно сказать». Бетти сделала осторожный вывод, что мистер Коуэлл в некотором роде заботится о Луи, Гарри, Лиаме и Найле.

– Говорил вам всем быть поскромнее, думать получше, – ворчит мистер Коуэлл, зорко приглядывая за пиратами, таскающими ящики. – Вообще думать! Говорил или не говорил?

– Саймон… – устало тянет Рыжий Эд.

– Я знаю, о чём говорю, сам таким ослом был! – отрезает самый известный в городе перекупщик пиратской добычи. – Сам в тюрьме посидел, думал, мне уже конец пришёл. И знаете, почему жив?

– Тебя оттуда вытащили, – бормочет Лиам, и ясно, что назидательные речи говорятся не впервые. – Тебе повезло, что было кому за тебя попросить.

– И слава Господу Богу! Я одумался и избрал жизнь честного человека и почтенного торговца. И гляньте, до сих пор живой, с полным набором конечностей!

Мануил хмыкает так громко, что на него оглядываются. Саймон замахивается дать ему подзатыльник, но просто отмахивается и закатывает глаза, будто смиряется с тем, что кроме него никто одуматься не спешит. Бетти кажется, что не так он и хочет, чтобы они одумались, просто не хочет, чтобы попадали в неприятности.

«Леди Энн» отплывает уже вечером и на всех парусах движется в сторону Ямайки. На борту у них человек сто из трёх разных команд, два капитана – оба чужие, – и один местный канонир. Бетти отправляется на камбуз, замещать Найла; там всё привычное, под потолком висят сетки с бутылками и флягами, в шкафах – запасы провианта. По углам находится пара почти добровольных работников, которые не горят желанием терпеть над собой команду женщины, но вскоре смиряются, когда Бетти их убалтывает.

Вечером Мидлтон наконец-то оказывается одна, запирается в каюте, где жили Эйвери и Паула. У неё в кои веки своё помещение, своя койка, но это не то что не радует, вовсе не задевает мозг. Бетти чувствует себя выжатой, как лимон, целиком потратившейся на волнение и эмоции, на попытки держаться бодрее, чем есть, и обещать Эйвери благополучный исход.

Мир у Бетти за последнюю неделю несколько раз качнулся и в конце концов опрокинулся, накрывая её с головой, и она понятия не имеет, что делать. Ей только начало казаться, что что-то складывается удачно, а потом на неё сваливается истекающий кровью Джон, и через несколько часов выясняется, что она может лишиться человека, которого любит, и тех, кто стал ей хоть сколько-то близкими за последние месяцы. Мысль о том, что может с ними случиться, приводит её в отчаяние снова и снова, стоит только подумать о том, что Луи, Гарри, Найл и ещё дюжина пиратов у британцев в трюме, плывут прямо на виселицу. Бетти утыкается лицом в подушку, чтобы её не слышали, и плачет добрую половину ночи. Наедине с собой она может себе это позволить.

Следующий день встречает её убийственной головной болью и благословенным попутным ветром. А ещё накрапывающим дождём; круглые капли колотят по палубе, рвутся внутрь, ударяясь в стёкла иллюминаторов с мерным стуком. Пока мужчины придумывают, как и где устроить драки и как избежать арестов, Бетти придумывает, как ей справиться со своей собственной задачей. И о том, что делать после. Вечером она находит Лиама одного в кают-компании: Пейн задумчиво рассматривает карту, расстеленную на столе.

– Не уверен, что хочу тебя сейчас видеть, – говорит Лиам. – Я и так устал.

И это объяснимо, но вообще-то обидно. Потому что реальная причина, почему Лиам не хочет её видеть, то, что она женщина и он не представляет, как с ней теперь держаться. С Бартом можно было общаться на равных, с Элизабет Мидлтон – нет.

– Закрой глаза, это обычно помогает, – тихо говорит Бетти. Она закрывает дверь кают-компании, подходит к столу, мельком рассматривает карту моря вокруг Ямайки, собираясь с мыслями. – Послушай, я не буду извиняться за то, в чём не раскаиваюсь. Я женщина, и мне жаль, что пришлось об этом врать, но мне не жаль, что я это сделала. Потому что ничего дурного от меня не было.

Лиам опирается локтями на стол, подпирает подбородок ладонями, задумчиво её рассматривает. И наверное ему просто нужно время – не столько для того, чтобы простить, сколько для того, чтобы принять. И это очень, очень отличается от того, что было несколько недель назад в той же кают-компании: тогда Луи был в ярости, а ей жизненно важно было оправдаться перед ним. Теперь она предлагала Лиаму как-нибудь самостоятельно справиться со своими эмоциями.

– Вздорная ты девчонка, – вздыхает Лиам совсем не зло, а устало. – Как Луи тебя терпел?

– Вот спросишь у него.

Вовсе она не вздорная. И Луи это знает. Бетти пожимает плечами и опускает голову, по привычке перебирает перья в стакане.

– И спрошу. Давно он знает про тебя?

Бетти достаёт сломанное перо, вертит в руках и не торопится отвечать. Потому что кое в чём она всё же раскаивается – в том, что из-за неё Луи пришлось если не врать, то не говорить правды лучшим друзьям.

– Он сам узнал. Перед тем, как мы пришли на остров, – Бетти смотрит Лиаму в глаза и почти просительно добавляет: – не надо только его за это осуждать. Поверь мне, он совершенно не был в восторге от правды, он просто меня пожалел.

Бетти не знает, пожалел он её или нет. Ей по-глупому хочется думать, что дело было не только в жалости, но правду может знать только Луи. Лиам хмыкает и качает головой.

– Кто угодно тебя пожалел бы. Ты и матросом была полезным, а уж когда узнаёшь, что ты женщина… – Лиам пожимает плечами. – Мы всё-таки не звери, а у Луи вообще отношение к женщинам бережное.

Бетти чувствует идиотское смущение и снова опускает взгляд, рассматривает перо. Особое отношение – это потому, что у него шестеро сестёр, или потому, что на него гроздьями вешаются женщины разной степени порядочности на Тортуге? Не так, чтобы она готова была об этом спросить, и не так, чтобы она чувствовала себя готовой услышать в ответ второй вариант.

– Спорим, ты тут из-за него. Из-за Луи, – говорит вдруг Лиам.

Не краснеть, не краснеть. Бетти чувствует, как щёки окрашиваются алым, и сердится на саму себя и, конечно, на дурацкие вопросы Лиама. Как-то не вовремя у него проснулась наблюдательность!

– Ну, я в какой-то степени обязана ему за то, что он меня не прикончил, – со всем спокойствием говорит она.

– Так шутка про обожаемого боцмана не такая и шутка?

Лиаму приходится уворачиваться от полетевшего в него пера, которое Бетти бросила ещё прежде, чем подумала. А когда подумала, поняла, что только подарила новый повод для уверенности.

– Не говори ерунды, – она пытается вернуть себе самое достойное выражение лица, но Лиам расплывается в довольнейшей улыбке.

–Насколько сильно ты его… – Лиам всё же жалеет Бетти, задыхающуюся в возмущении, и поднимает ладони в мирном жесте. – Насколько он тебе нужен, что ты готова так рисковать?

– Какой смысл об этом говорить, они там всей компанией сидят, – Бетти отворачивается, пряча лицо, проходит по комнате. Она готова рискнуть чем угодно, лишь бы была уверенность, что всё получится, и Луи (а так же вся компания) окажется на свободе. Она понятия не имеет, что означал поцелуй в трюме и что чувствует к ней Луи, зато точно знает, что влюблена в него безоглядно. – Лиам, ты так сильно хочешь взорвать эту тюрьму? Взорвёшь, если я не справлюсь, – она вздыхает, сама себя подбадривает. – А я справлюсь.

Бетти садится на рундук под окном, сцепляет руки на коленях, облизывает пересохшие губы. За спиной в окна колотятся капли дождя, рассеяно и как-то глухо, звук отдаётся в её многострадальной голове. Она справится, она обязана справиться. А после этого, когда никому уже не будет грозить виселица, им нужно справиться с ещё одной задачей. Предложений у неё толком нет.

– Я вообще-то хотела поговорить. Что делать с Паулой?

Лиам едва заметно хмурится, тут же возвращается к серьёзности. И явно он понимает, почему она не заговорила об этом прежде, при Рыжем Эде и Мануиле. Одно дело вытаскивать из тюрьмы товарищей, другое дело – похищать маленькую леди, которая, скорее всего, где-то в доме губернатора или его родственников.

– Я думаю, ты не одна, кто не захочет её оставлять британцам, но не представляю, как её вытащить, – признаётся Лиам. – Мы ведь даже не знаем, где она.

Бетти тихонько выдыхает. Лиам с ней честен, и это неожиданно много для неё значит – он всё же не считает её ущербной или ничтожной из-за того, что она женщина. Но это единственная хорошая новость.

– Мы ведь её не оставим? – Бетти слышит, что звучит почти жалобно, но ничего с этим сделать не может. – Она ведь тоже… не в тюрьме, но она там не по своей воле.

– Я знаю, – кивает Лиам. – И я тоже не хочу её там оставлять, но нам нужен план.

Ну, хоть взрывать дом губернатора он не собирается.

– Мы ведь об этом подумаем?

– Конечно. Только думать, возможно, придётся уже на месте.