Текст книги "Искатели сокровищ (СИ)"

– Капитан, что вы делаете на палубе? – хохочет Джон. – Вы хотите заставить молодую жену скучать?

Гарри обсуждает с Полем курс «Леди Энн,» когда пошлые шуточки наконец достигают его ушей. Громкий голос Джона, который мог бы переорать даже Эрколе, если бы постарался, слышно даже на квартердеке, и, – Гарри уверен – на носу корабля тоже. Он силой заставляет себя следить за происходящим на палубе, хотя мысли его вовсе не с этой преданной ему шайкой матросни, а в каюте, где Эйвери готовится ко сну. Он чувствует, как за грудиной расползается диким плющом непрошеное счастье, понимает, что не должен его испытывать. Ведь он обещал Эйвери, что брак их станет настоящим только если она сама того пожелает. Пока что он просто пытается спасти её от собственных же пиратов, способных обернуться злодеями из страшных историй, если их обмануть.

Счастью внутри него наплевать. Оно туманит мысли и задвигает здравый смысл подальше, оставляя только чистое желание. И поэтому Гарри уходит на палубу, стремясь дать Эйвери время – знает, что если увидит её сейчас, то его благие намерения станут её личной дорогой в возможный ад. Он знает, что всё полетит к чертям, если он хотя бы не отвлечется.

– Зря вы так, капитан, – вторит Джону Билли. – Ваша очаровательная женушка может и найти кого-то, если будете ей пре…пренебр… тьфу! – шутка теряется за бессмысленными попытками вспомнить умное слово.

Гарри она всё равно как ножом по сердцу: как бы он ни пытался быть рыцарем, он просто пират и просто мужчина, который отчаянно желает собственную жену, но достаточно честен, чтобы сдерживать свое слово.

– Пренебрегать, Билли, – фыркает Барт и добавляет: – Не надо распространять на капитана свой личный опыт с женщинами! Зависть – очень плохое чувство.

– Много ты понимаешь в личном опыте с женщинами, – ворчит посрамленный Билли, но его ворчание теряется в общем хохоте. Гарри чуть улыбается, благодарный Барту за ловкий перевод этих пусть и добродушных, но все же насмешек. – Хоть одна женщина-то у тебя была, малец?

Они продолжают переругиваться, пока драят палубу. Гарри, закончив инструктировать Поля, предпочитает убраться на орлопдек, подальше от насмешничающей команды, в кои-то веки получивший реальный шанс поиздеваться над капитаном, но сталкивается с Лиамом.

– Сегодня, значит, в кости без тебя играем? – интересуется тот, опираясь о стенку неширокого коридора.

Гарри пожимает плечами.

– Проверю, как там Эйвери, и вернусь, возможно, – Стайлс понимает, что ляпнул что-то не то, когда Лиам вдруг хмурится.

– Что случилось, Гарри?

Ну, разумеется. Он ведь не должен проводить время с друзьями, когда только что женился. Это глупо и наводит на мысли.

Рассказывать о таком глупом, но необходимом обещании совсем не хочется, но Гарри думает, что, может быть, совет Пейна ему бы пригодился. Он когда-то слышал фразу, что счастливые семьи счастливы одинаково, но он понятия не имеет, что это вообще такое – счастливая семья. И ему кажется, что Эйвери тоже об этом не знает: одни воспоминания о её мамаше вызывают у него ноющую зубную боль, хотя зубы у него, на удивление, всё ещё в порядке, сказывается любовь к поеданию целой луковицы в обед. Как можно вообще быть счастливым рядом с такой фурией, как его новоявленная теща?

Гарри вздыхает.

– Пошли на канонирскую палубу, – произносит, наконец. – Надеялся обойтись без твоего совета, но, кажется, не получится.

Лиам выслушивает его молча, крутя в руках очередную заготовку для фитиля. На канонирской палубе полутемно, и Гарри радуется, что сумрак хотя бы частично скрывает его лицо. Счастье, развернувшееся внутри, тихо увядает, уступая место сомнениям.

– Я обещал, – заканчивает Гарри, трет лицо ладонями. – И я не могу нарушить обещание, не имею права. Я не знаю, быть может, она и вовсе не счастлива, просто была вынуждена… – он вспоминает слова Луи, что Эйвери спалила карту, а, значит, смелости встретить свою судьбу лицом к лицу у нее бы хватило, и без её собственного желания замуж за Гарри она бы и не вышла, предпочитая положиться на волю Господа. И, может быть, Луи прав, но Гарри отчаянно нужно услышать совет Лиама, потому что Лиам женат, а, значит, чуть больше понимает женщин.

Лиам долго молчит, и молчание начинает пугать. Затем ухмыляется и хлопает капитана по плечу.

– Я женат на Шерил уже три года, но не так уж сильно приблизился к пониманию женщин, знаешь. Но кое-что я о них знал всегда, и, наверное, это справедливо и для Шерил, и для твоей Эйвери, и вообще для любой женщины, созданной Богом. Когда их не связывают долгом, они поступают так, как чувствуют. Выходить за тебя замуж Эйвери не должна была, тем более, что вполне мог найтись и другой способ её уберечь. А, значит, у неё есть чувства к тебе, а ты влюблен в неё, и вы оба с этим справитесь. Прекрати всё усложнять, Хазз.

Гарри морщится, услышав старое прозвище, но ему кажется, будто с его плеч падает груз, который он таскал, даже не подозревая о нем.

– Прозвучу, как идиот, – продолжает Лиам, – но просто дай ей время. И прекрати уже ухмыляться так, будто тебя по башке огрели, я же завидую!

Они оба хохочут, и для Гарри этот смех означает освобождение, пусть и не до конца, от собственных страхов. Они ещё какое-то время сидят на канонирской палубе, потом Гарри возвращается на орлопдек. Дверь собственной каюты его гипнотизирует. За ней не слышно ни звука, и он не понимает, хочет ли, чтобы Эйвери уже заснула, или мечтает, чтобы она ещё не спала. Он не знает, что сейчас сделает, не рухнут ли все его планы и убеждения, стоит увидеть её, и шлет все опасения к черту, просто толкает дверь.

Эйвери сидит на сундуке и изучает обрывок карты. Услышав стук двери, подскакивает и оборачивается.

– Прости, я… я тебя напугал, – Гарри закрывает дверь и чувствует себя каким-то школяром. – Почему ты не спишь?

– А ты? – возвращает Эйвери его собственный вопрос.

Гарри думает, что ответить, и в итоге отвечает правду:

– Хотел дать тебе время.

«Леди Энн» мягко качает на волнах. Эйвери поднимается с табуретки и подходит к Гарри, а ему кажется, что в его каюте слишком тесно, и, Господи, он задыхается, глядя в её глаза, сияющие звездными искрами. Счастье снова разворачивается внутри, до спазмов в грудной клетке. Даже если она не захочет быть его женой… по-настоящему, он всё равно счастлив, что хотя бы на время может обеспечить ей безопасность.

Эйвери утыкается головой в его плечо.

– Спасибо, – бормочет она. – Только мне не нужно это время.

Гарри не понимает. Он хмурится, касается её плеч ладонями и отстраняет от себя.

– О чем ты?

Эйвери смотрит на него, и её взгляд скользит по его лицу, будто выхватывает черты, которые она раньше не замечала, прикусывает губу в таком знакомом ему жесте.

– Я не знаю, что значит «настоящий брак», – тихо произносит она. – Мама говорила, что брак состоит в том, что женщина должна терпеть и делать всё, что говорит мужчина, ради его собственного удовольствия. И я не очень понимаю, о чем она говорила. Но я думаю… – она зажмуривается на мгновение, потом распахивает глаза решительно. – Думаю, что я готова терпеть, – выдыхает, будто в омут с головой кидается, ну, или в палубы прямо в море, в объятия Дейви Джонса.

Только Гарри Стайлс – не Дейви Джонс. Он сначала непонимающе моргает: что значит – терпеть? Что именно терпеть? О чем она? Потом до него доходит: миссис Клементс, не сильно-то счастливая в своем вынужденном браке (слова Луи о мире, где долг и маски важнее чувств и искренности запали ему в душу), объяснила дочери свое видение супружеской жизни. И забыла упомянуть, что так бывает не всегда и не у всех.

Гарри тоже не очень-то понимает, что такое счастливый брак, но он видит Лиама и Шерил, и он чувствует, что женщина, которую любят, не будет «терпеть» и страдать. Он знает, что женщины тоже могут испытывать удовольствие в постели, просто, кажется, мужчины из высшего общества не очень-то озабочены счастьем собственных жен.

Это кажется ему глупым.

Он склоняется к её лицу и осторожно целует. Их губы обжигают друг друга, ниже пояса у Гарри эмоции скатываются в горячий тугой узел, подобно морскому. Он скользит ладонью вдоль талии Эйвери к бедру, и его пальцы нащупывают под тканью платья что-то жесткое и непривычное.

– Что это? – Гарри отстраняется. Эйвери смотрит на него непонимающе, потом соображает и негромко смеется:

– Корсет.

– Господи, для чего? – он не уверен, но ему кажется, что в таком приспособлении, должно быть, очень трудно дышится. Почему женщины так мучают себя? Все эти… корсеты? Нижние юбки, рубашки, косметика, шпильки в волосах. Ему всё это кажется лишним, оно только мешает. Гарри очень хочет избавить Эйвери от этой ненужной ерунды.

– Для красоты, – она снова смеется, но тут же грустнеет. – Впрочем, мать говорила мне… – она запинается. Гарри не хочет слышать окончания фразы, он и так догадывается, что могла наговорить старая гарпия.

Он ведет кончиками пальцев по щеке Эйвери, наслаждаясь нежностью её кожи, слегка тронутой загаром – жизнь на корабле не проходит даром. Гарри не умеет говорить комплименты, ему это в жизни не приходилось делать, но ему очень хочется сказать ей, что женщины красивее он не видел и уверен, что не увидит. И всё в ней дорого ему, он не хочет любить никого больше. Но слова рассыпаются и опадают пеплом, потому что он не в состоянии выразить свои чувства.

Эйвери похожа на сирену или на морскую нимфу, и сердце Гарри пропускает удар.

Каков идиот, а?

– Не нужны тебе эти штуки, – наконец, выдает он. Гениально, Гарри, просто великолепно. – Ты… – он сглатывает. – Вот же морские черти, – шепчет, утыкается лбом в её лоб, задыхаясь от совершенно бешеного восторга, что Эйвери – его, наконец-то его. И он не должен так радоваться, ведь обещал ей, что не тронет и пальцем, но… – Я хочу тебя, – выпаливает Гарри как на духу, как на чертовой исповеди.

Эйвери смотрит на него, широко распахнув глаза.

«Клятый корабль-призрак, она действительно боится, – думает Гарри, и в животе у него становится скребуще-неуютно. – Кто меня тянул за язык?»

В глотке у него пересыхает от страха. Вдруг он испугал её? Эйвери не отстраняется, и это дает ему надежду, что она хотя бы не разозлилась на него за откровенность.

– Я хочу тебя, – повторяет Гарри. – Но я обещал, что не трону тебя и пальцем, и я… – он хочет сказать, что сдержит обещание, но Эйвери зажимает ему рот ладонью.

– Не надо, – другой рукой она осторожно касаются его татуированного торса. – Ты обещал, но я не говорила, что не хочу этого.

Гарри встряхивает головой: ему, наверное, кажется? Или он спит? Сладкое напряжение, скручивающееся в узел в паху, ощущается уже почти болезненным. Эйвери приподнимается на цыпочки и целует снова, несмело проводит языком по его губам. Они просто целуются, как уже целовались, но Гарри в этом поцелуе чудится освобождение. Он отстраняется, берет лицо Эйвери в ладони и ведет большим пальцем по её щеке.

– Твоя мать не права, – хрипло произносит он. Их лица совсем близко, и дыхание смешивается. – Нет ничего страшного или греховного в том, чтобы заниматься любовью.

Эйвери внимательно вглядывается в его глаза, пытаясь понять, не обманывает ли он её, затем тихо отвечает:

– Ты мне покажешь?

И Гарри знает, что готов показать ей всё, что она захочет, лишь бы его Эйвери была сама готова к этому путешествию. Он улыбается, и мучительно-обжигающее тепло лижет его изнутри.

– Тебе понравится.

========== Возвращение. Зейн ==========

Комментарий к Возвращение. Зейн

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c845217/v845217256/1ae9cb/PJBc8_C0cIQ.jpg

Зейн и не надеется, что командор Морган отдаст приказ возвратиться на Ямайку, но, когда он узнает, что корабли идут на Тортугу, ему хочется спустить на воду шлюпку и погрести в сторону ближайшего острова. На Тортуге ему будут не рады, а он не будет рад воспоминаниям, которые и так стучатся в его настоящее. Но спорить с командором – дело гиблое, и Зейн мирится с плаванием. В конце концов, корабль не станет заходить со стороны пиратского порта, а пришвартуется с другой стороны острова. Там, где живет губернатор и прочая приличная часть жителей.

Тортуга – единственное во всем Карибском море, пожалуй, место, где французские аристократы и флибустьеры не пытаются воевать друг с другом, по крайней мере, открыто. Губернатор Ле Вассер потворствует пиратам, и, если кто и недоволен этим, то молчат в тряпочку. Тортуга – остров, где твоя национальность и язык, на котором ты говоришь, не имеют никакого значения. Сюда стекаются пираты, которым нужно сбыть товар и пересидеть сезон штормов, чтобы потом снова выйти в море. Остров этот похож на черепаху, а жители его так же дышат морем и соленым океанским воздухом, как эти морские животные.

Ле Вассер не очень доволен целью прибытия военных из Порт-Ройала, но не препятствует и даже размещает Анвара и командора в своем доме. Зейна селят в одной из казарм местных офицеров, но, не успевает он хотя бы немного отдохнуть после плавания (ему не привыкать находиться в море неделями и месяцами, но раньше хотя бы компания была приятнее), как Морган вызывает его на беседу.

В очередной раз.

И теперь Зейну кажется, что его действительно в чем-то подозревают, но пока не могут найти доказательства. Он морщится, когда идет через холл дома Ле Вассера следом за слугой, прямо в кабинет. Чувствует себя лишним в этом доме, где на комодах и изящных тумбах – вещи, захваченные пиратами, но все равно доступные только богачам. Флибустьерам они без надобности, всего лишь разменный товар, за который получают дублоны.

Командор стоит у окна, заложив руки за спину. Ле Вассер сидит в кресле, а напротив него, также в кресле – Анвар.

– Офицер Малик, – командор Морган оборачивается, и Зейн отвешивает поклон. Возможно, преувеличенно вежливый. Ле Вассер приподнимает бровь, Анвар морщится, будто сожрал целый лимон. – Вам снова предоставляется шанс послужить губернатору Порт-Ройала, как вы уже не раз служили.

– Честь для меня, командор, – Зейн очень надеется, что в его тоне сарказм не слишком слышен. Похоже, Морган тоже предпочитает не заметить легкой язвительности, зато Анвар опять морщится.

«Вы тоже не нравитесь мне, сеньор», – думает Зейн. Ему хочется навсегда увезти Джи подальше от прогнившей семьи Мендесов, пока они не погасили её огонь, не уничтожили в ней свет. Её сестре и брату вполне под силу раздавить Джелену, как светлячка под ботинком.

– Никому из офицеров или командного состава, включая меня и мистера Мендеса, не знакома Тортуга так же, как вам. Я поручаю вам, во благо Британской империи и её колоний, найти человека, который будет предупреждать нас обо всех передвижениях команды капитана Гарри Стайлса, когда они пришвартуются на Тортуге. Нет никакого смысла нападать на них, пока они будут на корабле в полном составе. Нам нужно, чтобы на их корабле оставалась самая меньшая часть команды. Когда такое может случиться?

– Когда капитан и его первый помощник сбывают реквизированный груз и получают деньги от перекупщиков, – отвечает Зейн, и за грудиной у него привычно мерзко скребется. – Это может занять время.

Командор поджимает губы.

– Времени у нас достаточно. Губернатору нужны только главари пиратской шайки, однажды от него ускользнувшие, и основные члены команды, без которых корабль не сможет выйти в море, пока им не найдется замена.

Зейну вдруг становится смешно: неужели они планируют остановить пиратов именно так? Матросы нужны всегда и везде, а желающих стать капитаном «Леди Энн» в случае казни Гарри обнаружится достаточно. Как бы губернатор и Морган не прикрывались общественным благом, для них смерть Гарри – всего лишь месть за то, что однажды он уже от них ускользнул. И сейчас ушел снова, насмехаясь над попытками обвести его вокруг пальца.

Не без его, Зейна, помощи ушел. Он уверен, что Гарри получил его сообщение, раз не остался ожидать на Наветренных островах. И что-то, очень похожее на радость, заставляет его с трудом сдержать улыбку.

– Их казнят за пиратские злодеяния, за похищение и убийство, – продолжает командор. – В этих водах каждый пират должен знать, что однажды окажется на виселице.

– В конце концов, он утопил мою невесту, – произносит Анвар и тянется за портсигаром. Разрешения у Ле Вассера он не спрашивает, а губернатор Тортуги молча проглатывает чужую наглость. – Разве за это не следует его найти и казнить?

Зейн предпочитает промолчать.

– Так что наймите какого-нибудь нищего мальчишку, – Морган швыряет Зейну мешочек с золотыми монетами, и тот ловко подхватывает его одной рукой. – Губернатор щедро платит тем, кто оказывает ему услуги.

У губернатора Ямайки нет власти на Тортуге, но командору не обязательно это знать.

*