Текст книги "Искатели сокровищ (СИ)"

Автор книги: MadeInTheAM

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 35 страниц)

Тео ругается, не очень лестно отзываясь о Бетти, и она вместо ответа пихает его острым локтем.

– Ау! Без рёбер оставишь, бесёнок!

– А ты слова приличные выучи, я тебя перестану мучить, – невозмутимо отвечает она.

– Что, совсем не веришь в предсказания? – спрашивает вдруг капитан, услышавший разговор. – Или просто не сознаёшься?

Бетти на пару секунд задумывается. Конечно, она женщина, она верит в иррациональное, но только тогда, когда сама это что-то иррациональное чувствует. А такие предсказания, как сделали Тео, она и сама может по десять в день выдавать – под настроение она может быть вполне убедительна, даже неся откровенную чушь.

– Может и есть гадалки, которые правда что-то видят, но сомневаюсь, что Тео повстречалась именно она, – Бетти щёлкает пальцами, припоминая всё, что знает о предсказаниях и гадалках. – На Тортуге я слышал только, что слова какой-то Кассандры всегда сбываются. Но возможно те, у кого эти предсказания не сбылись, или молчат или утонули. А может, Кассандра сама платит, чтобы о ней так говорили.

Гарри хохочет, запрокидывая голову, с интересом рассматривает Бетти.

– Мне вот даже интересно, что бы она тебе сказала?

– Если я дойду до того, что обращусь к ней, непременно вам передам, – фыркает Мидлтон.

Бетти тоже становится интересно, неужели капитан что-то про эту женщину знает? Бетти не так, чтобы не верит в судьбу, она её просто не знает и может ориентироваться только на собственное ощущение правильности. Её собственное будущее всю жизнь казалось ей зависящим от кого-то – от отца, от тётки, – и потому выглядело в основном предопределённым. Ей суждено было тихо и мирно жить с тёткой, а потом с отцом, работать, когда-нибудь, возможно, выйти замуж, если подвернётся кто-то более предпочтительный, чем варианты, предложенные миссис Палмер и мадам Бине. Бетти не так давно решила, что может распорядиться собой сама, и её выбор, пиратский корабль, рисует довольно туманные перспективы, как для молодой женщины. Но, может, ей стоит вновь задуматься о выборе и будущем? Что-то иррациональное говорит Бетти, что в ближайшее время ей придётся это сделать.

Но сперва – последний рывок по успевшему осточертеть лесу к брошенному поселению. Разрушенные и обвалившиеся за давностью лет домишки, кое-где уже поглощённые подступившими ближе джунглями, едва заметные тропинки и жуткое холодное ощущение запустения – вот и всё поселение. Пираты рассыпались по территории, чтобы заглянуть в дома, но едва ли там что-то найдут.

– Этот храм, нам нужно туда, – говорит Эйвери, указывая вперёд, и поясняет свою странную уверенность. – Более подходящего места тут нет.

Бетти смотрит на указанное здание: подавляющее, серое и попросту неприветливое. Храм? Вот это жуткое место – храм? Но это здание всё-таки самое большое, что тут есть, так что, если они что-то важное в этом месте и найдут, то там.

Эйвери выдвигается сквозь толпу вперёд, и Бетти следует за ней, но вместе с ней вплотную к храму не подходит, там и без неё народу порядочно. Она рассматривает высоченную каменную глыбу, предполагаемую дверь, и в голове нет ни одной идеи, как это можно вообще открыть. Может, другие входы есть? Среди общего замешательства, кажется, только Эйвери не сомневается, что это дверь. Эйвери решительно, почти так же уверенно, как указывала на храм, шагает вперёд, снимая с шеи медальон и прикладывая к камню. И в ответ на это громада камня вдруг покладисто освобождает проход – с таким грохотом, будто земля разверзлась.

– Сатана и все его падшие ангелы, – бормочет Эр и осеняет себя крестным знамением.

Бетти машинально тянет руку к груди, касается креста под рубашкой и тихонько выдыхает. Смотрит на напряжённую спину Эйвери и недоумевающие лица окружающих. Что это вообще было? Но земля всё же не разверзлась, так что немедленной смерти можно не бояться, а то, что Бетти это место не нравится, так это потому, что она впечатлительная девица, да и кому понравится затерянный в джунглях город и жутковатый храм?

Со всей имеющейся храбростью Бетти шагает в тёмный провал входа, оказываясь в помещении, больше всего напоминающем колоссальную пещеру, которую слегка облагородили: кое-где на стенах остались факелы, пол и стены выложены плитами с выбитыми на них узорами и картинками, в глубине виднеются раскрашенные деревянные двери и сваленные набок каменные статуи. Снаружи сквозь толстые стены почти не доносятся звуки, поэтому шорохи шагов и голоса пиратов, передающих друг другу зажигаемые факелы, слышатся ужасно громкими. Помещение затхлое и холодное, по спине, мокрой после пути через джунгли, бегут мурашки. Бетти кажется, она чувствует запах мертвечины, и она очень надеется, что ей просто кажется. Но в одном она уверенна, в этой комнате нет ничего хоть сколько-то ценного.

Наверное, у Эйвери всё-таки есть какой-то нюх на золото, потому что она оглядывается так, будто находится здесь не впервые и знает, что ищет, а потом идёт в дальний конец помещения. Бетти, как и другие, следует за ней, оказываясь в обложенном камнем проходе в десяток шагов шириной. Касается стены, вдоль которой идёт, и на кончиках пальцев остаются пыль и холод. Проход заканчивается очередной каменой плитой, насколько можно судить – совершенно гладкой.

– Эйвери, ты ведь знаешь, куда идти? – спрашивает Лиам.

– Или спросим этого достойного джентльмена? – Луи кивает куда-то вниз, и Эйвери, проследив его взгляд, вскрикивает и шарахается в сторону, налетая на Гарри. На полу в углу валяется скелет, точнее просто груда жёлтых костей и истлевшей одежды. Бетти передёргивает, ей тоже хочется с криком в кого-нибудь врезаться, но её не поймут.

– Мертвецы ещё никому не вредили, – утешительно говорит Гарри.

– Это не делает их привлекательнее, – откликается Эйвери и отодвигается подальше от костей и поближе к стене тупика.

– Им всё равно.

– Ну, при жизни он, кажется, старался выглядеть посимпатичнее, – не унимается Луи.

Бетти давит смешок, опуская голову и прикусывая губу. Она почти уверена, капитан строит боцману угрожающие гримасы, пока Найл маскирует смех за внезапным приступом душераздирающего кашля. Сама Бетти снова смотрит на останки какого-то несчастного, застрявшего тут без погребения. На одежде у него красуется изображение, отдалённо напоминающее ту восьмиконечную звезду, что была на двери в храм, правда тут она выглядит скорее как солнце – тело и лучи чуть потолще. В целом, этот «достойный джентльмен», бывший, возможно, здесь жрецом, не выглядит расположенным указывать путь куда бы то ни было.

========== Пещера сокровищ. Гарри ==========

Комментарий к Пещера сокровищ. Гарри

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c849236/v849236448/6bed2/fYssmYy485A.jpg

Гарри смотрит на труп мужика, бывшего, видимо, местным священником. Труп смотрит куда-то в пустоту. Эйвери обхватывает себя руками, тяжело вздыхает, будто пытается примириться с наличием мертвеца рядом, и вновь оглядывается.

– Вряд ли местные хранили сокровища прямо в холле своего храма, – хмыкает Лиам, и Найл снова безуспешно пытается скрыть хихиканье за кашлем. – Где-то здесь должен быть вход. Но я сомневаюсь, что этот джентльмен сможет помочь, – он указывает носком сапога на груду костей в истлевших ошметках тканей. – Эй, – Лиам наклоняется, подбирает череп и заглядывает тому в пустые глазницы. – Ничего не хочешь рассказать гостям?

Череп ожидаемо молчит. Эйвери морщится, отворачивается, и Гарри, бросая раздраженный взгляд на Лиама, обнимает её за плечи. Тоже мне, шутнички, фыркает он про себя. И замечает, что Луи как-то странно косится на Барта, а тот делает шаг назад и бледнеет, и это заметно даже в полутьме пещеры. Странно, что Мидлтон не боится ковыряться в ранах или помереть во время рейда, но трусит перед мертвецами. Впрочем, нет, не странно. Мертвецы большинству людей не по душе, даже пиратам.

Лиам продолжает кривляться:

– Скажи мне, где здесь сокровища, и как к ним пробраться? – он снова заглядывает черепу в глазницы.

Из одной вылезает маленький паучок и, быстро перебирая лапками, забирается на макушку бывшего жреца. Гарри чувствует, как Эйвери передергивает.

Она бормочет:

– Бедный Йорик…

– Какой ещё Йорик? – вскидывает брови Стайлс. Воистину, его жена – самая странная женщина в мире. О чём она вообще говорит?

– Никакой, – она вдруг улыбается. – Это просто фраза из театральной пьесы. Новое произведение Уильяма Шекспира, я видела её в театре.

Имя «Уильям Шекспир» ничего не говорит Гарри, а о театрах и пьесах он только от Луи и слышал. Говорят, в Порт-Ройале был какой-то захудалый театришко, но пиратов и нищих без гроша туда, понятное дело, не пускали, а он и не рвался. Он думает, что, как бы он ни любил жену, между ними всегда будет пропасть, которую они, возможно, никогда не смогут преодолеть, и он закусывает губу. Эйвери тем временем осторожно выворачивается из его объятий, подходит к одной из стен рядом с массивной дверью, встроенной прямо в своды храма, хмурится. Касается пальцами выступов на стенке.

– А у тебя нет второго медальона? – любопытствует Найл. – Может, он ещё что-нибудь открывает? – он определенно не серьезен, и Гарри грозит ему кулаком. Вообще-то, манера Найла подшучивать над всеми и вся его не раздражает, но сейчас – очень. Найл пожимает плечами, когда видит гримасу Гарри.

– Не думаю, что здесь так всё просто… – задумчиво тянет Эйвери. Гарри наблюдает за ней, такой сосредоточенной и серьезной, и вдруг понимает, почему она просилась идти сюда с ними.

Кажется, у него накапливаются вопросы к собственной жене, и им предстоит разговор, когда они возвратятся на «Леди Энн». Гарри вовсе не собирается на неё давить, и его не бесит, что она знает или пытается узнать или догадаться, что им делать, но ему любопытно, откуда она знала, что дверь храма открывается медальоном. Быть может, её дед когда-то раскрыл ей или её родителям какие-то секреты?

Собиралась ли Эйвери хоть когда-то их использовать, если бы жизнь не столкнула их вместе? Или Кассандра всё же была права, и всё это было предопределено заранее? У Гарри тоже были секреты от Эйвери, и, кажется, им обоим настала пора их раскрывать.

Эйвери тем временем останавливается с другой стороны двери, касается ладонью едва заметного выступа.

– Этот выступ… – она хмурится. – Он раскачивается.

– Лучше ничего не трогать, – осторожно и озадаченно произносит Найл.

Гарри, выдернутый из его размышлений о чужих и своих тайнах и секретах, делает шаг вперед. Эйвери, не обращая внимания на предупреждение Найла, продолжает раскачивать выступ, и камень вываливается из стены. Стучит по каменному полу храма, врезается в истлевшие кости жреца, поднимая тучу мертвяцкой пыли. Прикрыв рот рукавом, Лиам громко чихает.

– А оно тут всё не обвалится? – тоненько, как девчонка, пищит Барт.

Дальше всё случается как-то одновременно. Гарри бросается к Эйвери прежде, чем понимает, что потолок на их головы падать не собирается. Краем глаза он замечает, что Луи заслоняет собой Мидлтона, и это кажется уж совсем странным. А Эйвери, будто не замечая всеобщей паники, кладет руку на позолоченный диск, открывшийся после падения камня из стены.

– По-моему, это что-то вроде замка…? – неуверенно-вопросительно тянет она. – Я не знаю.

Гарри обхватывает её и оттаскивает назад. Они едва не падают в пыль, поднятую развалившимся на части скелетом.

– Ты с ума сошла?! – Гарри шипит, когда Эйвери выворачивается из его рук и смотрит раздраженно, будто он отвлек её от чего-то важного. – А если бы мы тут все под завалами полегли?

Она поджимает губы. Упрямства его жене уж точно не занимать, и, хотя это ему нравится, это же и бесит. Гарри понимает, что не всегда сможет быть рядом с ней, и когда не сможет, ей бы стоило поумерить свой нрав. Однако он не уверен, что тогда Эйвери останется собой, а это его бы тоже не устроило.

– Не мешай мне, – произносит Эйвери. Гарри затылком чувствует, с каким любопытством смотрят на них Лиам и Найл, едва прочихавшиеся от мертвечины. Луи, кажется, занят тем, что проверяет, не убился ли Мидлтон, и это очень странная забота.

Найл издает смешок.

– У нас тут знатоки сокровищ, Гарри, – хмыкает он. – Не мешай ей, – кажется, Найл всё-таки испугался, что потолок сейчас рухнет им на головы, и теперь нервно шутит, пытаясь прийти в себя.

– Извини? – Гарри вскидывает брови, игнорируя шутки Хорана. – Я тебе мешаю? – уже знакомое раздражение взметывается внутри. Почему его жена не хочет хоть немного поберечь себя? Что за жертвенность или желание умереть пораньше?

Он понимает, чувствует, что несправедлив сейчас. Эйвери вздыхает.

– Гарри, ничего же не случилось. Пожалуйста, позволь мне взглянуть на этот диск. Вдруг это замок? – и её слова звучат даже убедительно, либо Гарри хочется, чтобы они были убедительными. В конце концов, она ведь открыла дверь в эту чертову пещеру, и, хотя у него ещё много к ней вопросов, они подождут. Быть может, ему просто нужно попробовать и довериться ей?

– Хорошо бы, – Лиам чешет затылок, и его слова звучат как ответ на мысленные вопросы Гарри. Он наклоняется и подбирает с пола ожерелье, которое болталось на мумии жреца, отряхивает от пыли и сует в карман. – Кто нашел, берет себе, – объявляет он довольно. – Даже если сокровищ тут нет, эту безделушку можно будет загнать на Тортуге.

– Положишь в общую добычу, – отзывается Луи, и оказывается, что он вполне себе наблюдает за происходящим вокруг.

– Обижаешь, – ухмыляется Лиам.

Эйвери, осторожно и брезгливо ступая среди останков жреца, теперь разбросанных по каменному полу пещеры, вновь подходит к каменной двери и касается пальцами золоченого диска. Хмурится, чуть надавливает на сверкающую поверхность. Гарри думает – хотел бы он знать, что происходит в темноволосой голове его чудесной жены. Она явно размышляет над чем-то, тонкие брови сходятся на переносице.

– У моего отца было что-то подобное в библиотеке… – произносит она задумчиво, и Гарри полагает, что разговаривает она скорее сама с собой, чем с ним или с кем-то ещё. – Что-то вроде отходного пути, если на особняк кто-нибудь нападет.

– Да кому это могло быть нужно? – громко шепчет Найл.

– Аристократов часто грабят, – отзывается на его слова Луи. – Многим, знаешь ли, не дают покоя чужие деньги. Нам вот тоже.

Эйвери надавливает на диск, и он с негромким, но режущим слух скрипом поворачивается под её пальцами. Гарри готов уже к чему угодно, однако ничего не происходит. Эйвери прикусывает нижнюю губу. Возвращает диск на место, и снова ничего не падает им на головы. Даже никаких ловушек и никаких змей, выползающих из внезапно открывающихся проемов в стенах.

Не то чтобы Гарри хотел, чтобы они появились. Он подходит к Эйвери и тоже смотрит на диск. Круглая поверхность сплошь испещрена какими-то тонкими насечками, что образовывают то ли рисунки, то ли какую-то непонятную письменность – откуда Гарри знать, он не обучен чужим языкам? Он разве что по-английски читает да по-испански немного. Однако даже ему очевидно теперь, что диск – это замок, и у его открытия должна быть своя схема.

– Не думаю, что это так просто, – в голове у него нет особых идей, но он пытается включиться в попытки Эйвери что-то придумать. Время идёт, и никому не хочется возвращаться через джунгли в темноте, а ночевать в пещере тоже небезопасно, так же, как и в этом городе, пропахшем пеплом древних костров и кровавых ритуалов. – Иначе не было бы смысла прятать сокровища вообще, если бы каждый мог их достать.

– Да ты гений, – ехидно замечает Лиам. Он уже вытащил из кармана свое новоприобретенное ожерелье, и теперь рассматривает его.

– Может быть, это как-то связано с тем, во что они верили? – предполагает Барт, который совсем осмелел, и теперь, осторожно перешагнув через останки жреца, тоже приблизился к двери. Гарри закатывает глаза: нашли место для общего сбора! – Ну, я имею в виду, у них же наверняка была какая-то вера? Обычно хранение ценностей связано с ней.

Идея не лишена здравого смысла, и Гарри треплет Барта по макушке, отчего платок у мальчишки снова съезжает почти на нос, и Мидлтон возмущено пищит. Эйвери в очередной раз проводит кончиками пальцев по диску, щурится, вглядываясь в тонкие насечки.

– Это похоже на солнце… – она вдруг сияет улыбкой, и сердце Гарри на мгновение пропускает удар: всё-таки у него самая красивая жена на свете, а если кто-то попробует спорить, то получит в нос. – Лиам, – зовет она. – Ты не мог бы дать мне на секунду это ожерелье? Я… хочу проверить догадку.

Пейн пожимает плечами, однако швыряет ей безделушку прямо в руки, и Эйвери ловит её. На золотом диске, по краю которого идут мелкие алые камешки, похожие на рубины, действительно изображено солнце. Изображение его грубое, схематичное, однако сомнений нет.

Мозаика постепенно складывается в единое целое, и Эйвери улыбается вновь. Кидает ожерелье Лиаму назад.

– Мне кажется, я догадываюсь, как можно открыть эту дверь.

========== Рискованные наблюдения. Луи ==========

Комментарий к Рискованные наблюдения. Луи

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c850232/v850232562/1209f6/os7jCKYcRK8.jpg

https://pp.userapi.com/c846322/v846322562/1e10d4/ScqGQjM5Opc.jpg

Слова Эйвери внушают куда больше надежды, чем, собственно, то, к чему они относятся. Луи подходит ближе, присматриваясь. Если предположить, что глыба камня это всё же дверь – с предыдущей-то глыбой это сработало, – то должен быть замок, вот этот диск. Металлическая пластина в стене не выглядит, как замок, но, очевидно, им является, иначе зачем бы было сооружать такую конструкцию и прикрывать камнем. Это вообще золото? На медь не похоже. Но вмуровывать золото в камень, делая из золота какой-то там замок, это нужно быть индейцем, чтобы такое придумать.

– Так и как открыть этот замок? – спрашивает Гарри, потому что Эйвери свою мысль продолжить не спешит. – Как это вообще работало у твоего отца?

– Есть очерёдность нажатия. Дома нужно было повернуть рычаг, и дверь открывалась.

Все переглядываются, Найл задумчиво чешет нос, всё ещё полный пыли, недовольно чихает.

– И что же нужно повернуть и как? – Луи возвращается к созерцанию пластины, подсказок там нет.

– А это наверняка связано с их верой, как и сказал Барт, – уже менее уверено отвечает Эйвери. – В солнце.

– Вполне в духе индейцев.

И вот это никак не помогает. Верить индейцы могли хоть в солнце, хоть в луну, хоть в великого бога-попугая, Луи куда больше интересует, как добраться до их ценностей.

– Так что делать-то?

– Повторяем движение солнца по небу, – решает наконец Гарри. – Где тут восток?

Ему тут же указывают в трёх разных направлениях. Гарри закатывает глаза, деликатно теснит свою жену подальше от предполагаемого замка и кладёт на него руку, сам прикидывает, с какой стороны они пришли, и решительно сдвигает внешнюю сторону диска по кругу. С душераздирающим скрипом полоса металла движется, подскакивает, запинаясь за какие-то выступы внутри механизма, замирает в исходном положении и… Ничего.

– Как-то ты не туда повернул, – озадаченно замечает Лиам.

– Что я, восток от запада не отличу? – огрызается капитан.

Теперь Луи теснит Гарри, осторожно смахивает платком пыль и грязь, будто так понятнее смотреть на невнятные насечки, крестики и хаотичные бугорки. Подсказок всё ещё нет, кроме того, что что-то тут связано с солнцем. Если вот эта восьмиконечная звезда – солнце, конечно.

– А это что за знаки? – Гарри пытается снова коснуться диска, но Луи на этот раз перехватывает его руку.

– Я не знаю, как оно должно работать, но знаю, что любой замок можно сломать, если что-то сделать не так. Давай не будем тыкать, пока не знаем, куда жать, а то что-нибудь действительно обвалится. Мне жить охота.

Гарри согласно кивает, Луи двигается в сторону, чтобы всем желающим было удобно. Не так чтобы это помогло – воцаряется тишина, и больше никаких идей нет, даже вертеть диск в обратную сторону никто не предлагает. Никаких царапин и потёртостей, которые объяснили бы, как эта конструкция раньше использовалась, на поверхности пластины не видно.

– Ладно, у меня мыслей нет, я пойду прогуляюсь вокруг, – говорит Найл. – Может, что найду или хоть придумаю.

Луи отворачивается от пластины, скользит взглядом по стенам, никакого вдохновения не находит. Зато обнаруживает задумавшуюся Мидлтон и такую же озадаченную Эйвери. На Мидлтон хочется злиться, потому что какого чёрта его тянет её защищать от несуществующих опасностей, а у Эйвери хочется спросить, может она всё же знает больше, чем говорит, и им можно не перенапрягаться? Откуда-то же она знала, как открыть проход в это странное место.

– Давайте все прогуляемся, – предлагает он. – Не торчать же весь день здесь, когда мы ещё ничего не видели.

Храм оказался куда больше, чем им показалось вначале. Обнаружились ещё коридоры, какие-то пустые помещения, комнаты, заваленные сгнившими остатками мебели и тряпок, огромный зал с торжественной дырой в потолке и невнятными рисунками на стенах – видимо там индейцы и наблюдали за своим обожаемым солнцем. В дальнем конце нашлось даже помещение с коллекцией трупов в украшениях. Туда тут же набежала целая толпа, пираты вообще не слишком щепетильны в этом отношении – помер, дай другим поносить свои цацки, им нужнее. Естественно, бравые матросы без особых затей начали разбирать скелеты и всё окружающее на составляющие, чтобы отковырять всё ценное. На украшение своих трупов индейцы не поскупились, там было и золото, и камни. Всё это снималось и тащилось в центр общего помещения в храме для демонстрации команде. И золота получалась внушительная горка, но пока на такие уж сокровища это не тянуло, увы.

Эйвери выглядела до крайности впечатлённой такими изысканными манерами и слишком уж близким знакомством с мертвецами и поспешила уйти подальше, доверив Мидлтон её развлекать. Гарри проводил её взглядом, нахмурившись раздражённо потёр переносицу.

– Без неё мы бы сюда не попали, но ей здесь не место, – тихо бормочет он, чтобы его слышал только Луи. – Ей, знаешь, вообще здесь, – он взмахивает ладонью, подразумевая и корабль, и море, и себя, и эту часть света, – не место.

И Луи понимает, о чём он: о месте в обществе, о неравенстве и прочей ерунде. Но ещё Луи точно знает, что жизнь – штука странная и разворачивается, как захочет. Взять хоть его самого: от благородных предков Томлинсон взял лучшее, что у них было – манеры, чувство собственного достоинства. Всё остальное он оставил без внимания – имя он сделал себе сам, средства раздобыл тоже сам, и какая разница, был его прадед виконтом или крестьянином, если Луи от него не досталось ни реальной знатности, ни денег, ни земли, и всё для себя и сестёр он выцарапывал сам. Эйвери тоже ничего особенно-то не досталось, получается. Её жизнью, похоже, во всём распоряжалась мать, и распоряжалась не слишком разумно, раз потащила дочку чёрт-те куда к чёрт-те кому. Из полезного наследства только медальон и карта.

– Она сама может решить, где её место, – примирительно говорит Луи. У него, конечно, есть, что сказать ещё, но он сомневается, что это нужно. Да и момент не подходящий для нравоучений. – Ты же знаешь, что она не дура, понимает, что делает.

– Иногда мне кажется, она ищет себе проблем.

Луи хмыкает. Значит, правду говорят, что муж и жена – один Сатана. Гарри тоже спокойная жизнь разве что в кошмарах снится.

– Пока твоя жена находит только путь к золоту.

Эйвери будто чувствует, что разговор о ней, оборачивается, вопросительно смотрит на мужа. А Луи не может не посмотреть на Мидлтон, которой тут тоже ни черта не место, но которая решила, что сама может решать за себя. Как и Эйвери, в общем-то. И Луи не думает, что они сознательно ищут себе проблем, просто та жизнь, в которой за них не принимают решения другие и их не направляют, естественно полна проблем.

Эйвери что-то говорит, Элизабет что-то отвечает и улыбается, а улыбка у неё просто очаровательная. Безобразие просто, ну как она может быть матросом и как, ради всего святого, она пробыла матросом так долго. А потом Луи взглядом скользит по её фигуре вниз, в который раз с недоумением отмечая, насколько невнимательным бывает. Мидлтон вроде как портниха и за каких-то полчаса соорудила Эйвери выходной костюмчик, а сама при этом всё время носила огромную рубашку, будто чужую, на кого-то гораздо крупнее. И теперь-то очевидно, что в рубашке она просто пряталась и шила её явно сама и для себя – рукава Элизабет как раз, хотя линия плеча спущена. И штаны ей по размеру. И вот тут все мысли в голове у Луи останавливаются, а потом разом начинают шевелиться и принимают непредсказуемый и нежелательный оборот. Потому что штаны Элизабет по размеру и прекрасно рисуют фигуру: совсем не мальчишечьи, а вполне женские круглые бёдра и стройные ноги. В животе резко и болезненно тянет.

Луи клянёт собственное воображение и благословляет темноту в зале, которая хоть как-то скрывает его наверняка пылающее лицо. Отворачивается, бурчит, что пойдёт всё проверит, и позорнейшим образом ретируется. То, что рубашка у него до сих пор распахнута, охладиться как-то не помогает.

Замечательно. Луи в жизни не видел Мидлтон в платье, зато прекрасно может представить, что под ним. Чёрт бы всё побрал, мозг буксует, в груди воздуха нет, и Луи будто наотмашь бьёт горячей волной безумных эмоций. Нет, Луи определённо не безгрешный младенец, но чем он так согрешил, что заслужил такое наказание? Надо, наверное, было молиться каждую ночь «пошли мне, Господи, женщину – красивую, умную, добрую, чуткую… А ещё послушную и в платье». Сейчас уже поздно молиться или ещё можно?

В странной комнате со скелетами Луи грозным взглядом встречает покосившееся изображение какого-то идола или, может, кого-то из этих мёртвых индейцев, и Томлинсон понимает, что здесь молиться бесполезно. А может и вообще бесполезно, потому что чёртова Мидлтон никуда не денется. И не так чтобы ему хотелось, чтобы она куда-то делась, ни в коем случае, просто Луи сам себя пугает.

Разумеется, всему есть объяснения. Это Гарри у них теперь успешно женат, а вот у Луи как-то женщин в последнее время не было, вот и мерещится всякое. Почему его не вводит в ступор очевидное наличие груди, платьев и предполагаемые бёдра у двух вполне себе официально женщин на корабле, Луи не знает, но это наверняка случайность. Он мог бы, конечно, сказать, что просто привык к Мидлтон и его интересуют все изменения в ней, но голос в голове, интонациями подозрительно напоминающий его сестру Лотти, говорит, что он врёт сам себе, притом не слишком хорошо и не слишком уверено.

Ну и к чёрту. Он просто не будет об этом думать. Может, будет, но потом – у них тут ещё дверь не вскрытая. Так что Луи ответственно включается в работу по исследованию всего подряд в поисках подсказок. А их всё не было, кроме тех очевидных подсказок, что золота у местных племён было полно, и что золото куда-то делось. Ну, ещё стало понятно, что индейцы любили украшать все доступные поверхности выбитыми в камне запутанными узорами и теми самыми восьмиконечными звёздами, если присмотреться куда больше походившими на солнце. Ещё стало понятно, что полезных идей ни у кого нет, а день идёт. Большинство пиратов шатались по храму с совсем неодухотворёнными лицами, но это пока не было поводом для беспокойства.

– Как вообще открыть сраную дверь? – слышится недовольный голос Билли. – Если это дверь, разумеется.

– Мог бы ты, пожалуйста, проявить больше веры, а?

Луи заглядывает внутрь большого помещения: повсюду какой-то хлам, радостно подсвечиваемый солнечными лучами, льющимися прямо в пробитую в потолке дырку. Тео и Билли трагично уселись на горки мусора, пока Элизабет рассматривает стену и пытается учить их вере в лучшее.

– А что ты вечно впрягаешься? – бормочет Тео.

– А что ты вечно помирать собираешься? – фырчит Мидлтон.

Луи смотрит в её узкую спину, ниже старается не смотреть. Не так чтобы он ждал каких-то результатов осматривания стены, но зачем-то же Элизабет туда смотрит. Она проводит ладонью по стене, собирает грязь и пыль, недовольно трясёт ладонью. Тео хмыкает.

– Что, решил и тут прибраться?

Элизабет пожимает плечами и без особых затей проводит ему грязной рукой по лицу под хохот Билли.

– Самый умный что ли? – возмущается Тео.

– Ты мне скажи.

Луи входит в комнату прежде, чем Тео подрывается встать и что-нибудь грозное изобразить, подходит ближе. Ему кажется, он влипает в чувство присутствия Мидлтон, но это всё из-за его рискованных наблюдений о её бёдрах. Тео ворчит и протирает лицо рукавом.

– Ну и что ты тут ищешь? – интересуется Луи. За несколько дней он её совсем-совсем простил, даже обидно. Но если уж Гарри и Эйвери договорились, они-то уж как-то должны. Правда, дело в том, что Гарри и Эйвери договорились тогда, когда поняли, как они друг к другу относятся, а Луи почему-то не может относиться к Элизабет, как прежде. И не знает, как сейчас относится. Как-то явно не так же, как раньше, но хорошо.

– Я просто смотрю, – Мидлтон неопределённо пожимает плечами, будто не уверена, что хочет отвечать, потом указывает на узоры. – Это же не просто рисунки.

По скептическому хмыканью с пола понятно, что она одна так считает. Луи присматривается, протягивает Элизабет свой многострадальный платок, и та смахивает им оставшуюся грязь. Картина чуть проясняется, и Луи наконец-то понимает, что да, это не просто рисунки, а что-то, имеющее смысл.

– Похоже на созвездия, – он чуть склоняет голову. – Только кривые. А вот это очень отдалённо напоминает фазы луны, – Элизабет молча указывает на рисунки с восходом и закатом солнца, и Луи улыбается. – А вот это напоминает наши попытки вскрыть дверь.

Элизабет искоса смотрит на него, улыбается тоже, но потом вспоминает, что они тут не одни, и отводит глаза. Соскальзывает взглядом по голой груди Луи, как-то сдавлено вздыхает, резко отворачиваясь к стене. До Луи доходит не сразу, но когда доходит, откуда у неё на щеках краска, он чувствует себя отомщённым и польщённым одновременно. И не так чтобы у него были внятные объяснения, почему его так радует девичье смущение.

– Эти рисунки повторяются, – замечает Элизабет. Рисунки правда повторялись, и кое-где в других комнатах Луи, кажется, видел то же самое. Хотелось бы верить, что это подсказка. Ещё больше хотелось бы понять, как и что использовать. – Может, это как-то связано с замком? Созвездия вряд ли, но вот эти фазы луны, например.

Иногда Луи кажется, что Элизабет можно не говорить половину того, что он говорит, она и так в курсе, что у него в голове. А иногда она обижается за то, что он зовёт её по фамилии, да.

– Может быть, но мне кажется, на замке не было ничего похожего.