Текст книги "Искатели сокровищ (СИ)"
Автор книги: MadeInTheAM
Жанры:
Фанфик
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 35 страниц)
Анвар недобро щурится: по своему положению он выше командора и мог бы ему приказывать… будь он на берегу. Но здесь, в море, командор Морган – лицо куда более уважаемое и важное, и, хотя Анвар не испытывает к лебезящему перед губернатором Моргану никакого уважения, он понимает, что сейчас преимущество за командором.
– Дядя говорил мне другое, – возражает он. – Например, что мне не стоит подвергать себя опасности. А, решив напасть на пиратов со мной на борту, вы поставите меня под удар.
– Мистер Мендес, у пиратов нет шансов победить нас, – Морган стоит на своем. Зейн чуть улыбается, и в его ухмылке Анвару чудится презрение. Будто бывший пират (а бывают ли вообще бывшие пираты?) знает что-то, чего они знать никак не могут. – У нас три фрегата, полные вооруженных солдат, обученных воевать и защищать Англию и подданных Короны. У пиратов – один галеон и максимум двести человек на борту.
Малик не выдерживает и опускает голову, и Анвар раздраженно поворачивается к нему.
– Вы ещё здесь, офицер Малик?
Они – будущие родственники, но Анвар обращается к Зейну по должности и фамилии, подчеркнуто-резко, чтобы обозначить пропасть, которая всегда будет лежать между ними. В конце концов, Анвар – аристократ, наследник семьи, ведь у губернатора нет сыновей. А Зейн – всего лишь будущий муж его сестры, и этот брак выглядит отвратительным мезальянсом. К тому же, Анвару всё ещё кажется, что Зейн смеется и над ним, и над командором.
– Меня может отпустить только командор Морган, – парирует Зейн, и его слова граничат с неуважением.
Командор чувствует, как атмосфера накаляется, кивает:
– Вы можете возвращаться к делам, офицер Малик.
Зейн коротко кланяется, разворачивается через левое плечо и шагает к двери. Анвар отстраненно думает, что не стал бы на месте командора так легко верить Малику и решает, что, возможно, придется проследить за женихом сестренки. Как бы не натворил чего.
Анвар с удовольствием, впрочем, отправился бы домой, к своей Белле. На лице командора явственно читается, что разговор окончен.
– Вы плохо знаете пиратов, мистер Мендес, – вдруг произносит Зейн, берясь за ручку двери. – Они способны драться до последнего, а Гарри Стайлс будет драться, пока не умрет.
========== Ночной разговор. Гарри ==========
Комментарий к Ночной разговор. Гарри
Обычно мы выкладываем главы раз в неделю, но из-за трагической смерти Физзи решили повременить с новой частью. Нам было нужно отойти от новости самим, прежде, чем что-то писать и публиковать. Но сегодня среда, и глава всё-таки здесь.
Aesthetic:
https://pp.userapi.com/c850736/v850736540/d2715/eNlMiMSnHGQ.jpg
Гарри видит странные сны и просыпается в поту, ощущая, как ткань рубахи липнет к спине и плечам. Ему снятся джунгли, ему снятся лианы, опутывающие его длинными стеблями, ему снится город, подобный которому он ещё никогда не видал. Город этот заброшен, и вход в него запечатан дверью, похожей на плиту. Гарри отчего-то знает, что именно это место они ищут, именно его отмечал на своей карте предок Эйвери. Что скрывается за плитой – он не знает, но хочет узнать.
Во сне он видит и Эйвери. Она касается ладонью массивной плиты, и та медленно уходит в сторону, открывая перед ними тьму, но эта тьма Гарри отчего-то пугает. Оттуда несет смертью и пылью, и он силой выталкивает себя из этого сна.
«Леди Энн» мягко скользит по океанским волнам, в каюте все ещё темно, значит, утро далеко. Гарри хочется умыться, он весь мокрый от пота, но нужно беречь пресную воду, её и так немного, а они ещё даже к месту назначения не приплыли.
Он выходит на палубу и почти сразу замечает огонёк трубки – Луи сидит, вглядываясь в дым, будто надеется прочесть в нем будущее. Гарри садится рядом, нарушая уединение.
– Не спится? – понимающе интересуется Луи.
Гарри кивает. Рассказывать другу о снах он не то чтобы видит смысл – у Луи всегда наготове рациональное объяснение, и обычно это хорошо, но сейчас слушать не хочется ни объяснений, ни разъяснений, ни советов. Даже от близкого друга.
– Разговаривал тут с Лиамом, – продолжает Томлинсон, выпуская ещё пару колец дыма в воздух. Гарри наблюдает, как они тают. – Пейн считает, что мы всё усложняем.
Гарри вскидывает брови:
– О чем это он?
Луи вздыхает, будто его спросили о какой-то глупости, поправляет на волосах платок.
– Я думал, что сказать команде, если никакого острова нет, – он поджимает губы. Гарри поднимает голову: Луи не доверяет Эйвери? Этого следовало бы ожидать, но осознание царапает, будто нож по камню. Неприятно, будто не доверяют ему самому, неприятно и странно, что он вообще так думает. – И Лиам сказал, что тогда мы просто доплывем до любого следующего острова прямо по курсу, сделаем вид, что сокровища нашли до нас, и вернемся обратно. И незачем усложнять.
Лиам всегда находит простые решения сложных вопросов, но именно это решение хоть и спасало Эйвери жизнь в случае неудачи, оставляло её пиратской пленницей, пока она не сможет выплатить за себя выкуп, потерянный из-за губернатора. Гарри не устраивает это.
Гарри устроила бы Эйвери в его объятиях и в его постели. Та самая Эйвери, которая спалила половину карты, чтобы получить свою свободу и возможность выбирать, а потом предложила разделить с ней последствия этого выбора. И ничерта она вовсе не холодная английская аристократка; она похожа на него самого – в её жилах течет самая что ни на есть горячая кровь, окрашивает румянцем её щеки и приливает к припухшим от поцелуев губам.
– Я всё ещё думаю, что же такого нельзя купить за деньги.
Задачка, заданная старой гадалкой, никак не отпускает Гарри. Порой ему кажется, что ответ нашелся, но обычно эти мысли посещают его грани сна и яви, а, открыв глаза, он теряет и мысль, и идею. Потом наступает обычный день на «Леди Энн», и эти мысли уходят, но лишь для того, чтобы вернуться.
Сейчас ночь, и размышления тут как тут, будто знают, что у него есть время подумать.
– Почему тебе так это запало в душу? – Луи смотрит на него искоса. – Сам же сказал, что это бредни.
Почему? Если бы он сам знал! У него, видит Бог и видят морские черти, найдется, о чём подумать. На кораблях всегда полно дел, особенно у капитана, и тот, кто думает, будто капитаны только пьют да помыкают другими, – дурак, каких ещё поискать.
– Возможно, и бредни, – Гарри не уверен, что готов поделиться с Луи всем, что лежит на душе, а Луи не торопит его. – Я просто не люблю чего-то не понимать, – находится он. – Вспомнил её слова, и теперь отделаться не могу.
Всё не так.
Он просто думает: неужели старая карга была права? Если она не ошиблась насчет северной звезды, что приведет его к сокровищу, быть может, она и о даре, что дороже золота, правду говорила?
– Подумай лучше о сокровищах, – советует ему Луи. – У нас у всех навязчивых мыслей хватает, от них нужно избавляться.
Наверное, Луи прав. Как всегда. Луи редко бывает не прав, потому что видит всё с какой-то другой стороны, не с той, с которой ситуацию видит сам Гарри, и поэтому он для Стайлса – один из самых близких друзей.
Они оба вглядываются в темноту, и Гарри не выдерживает первым:
– Нам остается только надеяться, что сокровища там есть.
Луи кивает, и они снова молчат. Гарри знает, что Луи хочет спросить его о многом и многом, но не знает, готов ли давать эти ответы. Готов ли открыть ему, что, кажется, влюблен, и чувство взаимно, и он как-то совершенно по-мальчишески счастлив, а ещё боится, потому что черт знает, что там за горизонтом, и что приготовил им Бог. Если он, конечно, существует. За всю свою жизнь Гарри убил достаточное количество людей, но ни у одного из них не обнаружилось признаков души.
Возможно, это было святотатством.
– Есть одно «но», – произносит Луи, когда докуривает свою трубку. Понижает голос, чтобы его мог слышать только Стайлс. – Если никакого клада на острове нет, команда может потребовать убить Эйвери.
Гарри думал за эти дни о многом, но ему не приходило в голову, что его пираты захотят смерти Эйвери, чтобы хоть как-то заглушить свою злость в случае, если сокровищ на самом деле нет. Он вздрагивает, отвлеченно думая, что где-то гусь прошелся про месту его будущей могилы. Когда-то мама так говорила. Но страшно ему не поэтому – все когда-нибудь умрут. Он боится за женщину, которая поселилась у него в сердце. Смерть Эйвери – последнее, что он хотел бы видеть. И сердце болит от мысли, что отправить её к акулам он должен будет сам.
Луи смотрит на него испытующе.
– Ты влюблен, – изрекает он. В его голосе нет осуждения, нет изумления, будто он уже давно этот факт отметил для себя и только искал для себя доказательств.
– С чего ты взял? – защищается Гарри, хотя понимает, что бесполезно спорить, бесполезно отнекиваться. Он влюблен и сам это знает.
– С того, что знаю тебя, как облупленного, Хазз, – Луи усмехается, употребляя прозвище, которое Гарри ненавидит с тех пор, как они почти детьми оказались на борту «Леди Энн». – Я знаю тебя лучше, чем береговую линию Тортуги, а уж её-то я могу с закрытыми глазами начертить босой ногой на песке в безлунную ночь. Уж извини за патетику. Если ты хочешь спасти Эйвери, боюсь, тебе придется либо наколдовать клад из ниоткуда в случае провала, либо жениться на ней. Женщину капитана никто не тронет.
И видно, что Луи эту мысль в своей умной аристократической голове ворочает не один уже день, и она ему не нравится. Что уж там, они все предпочли бы, чтобы сокровища остались нетронутыми – и вообще существовали хотя бы. Всем стало бы проще и легче.
А потом до Гарри доходит, что Луи только что предложил ему жениться на Эйвери, и он давится воздухом, таращит глаза на друга, будто видит впервые.
– Что?!
Мысли о женитьбе вообще никогда не посещали его голову – Гарри считал, что лучше быть богатым и спать со шлюхами. По крайней мере, они не скрывают, что от тебя им нужны деньги, а жена имеет привычку тянуть их из тебя, прикрываясь какими угодно отговорками. Да и в любой момент он может быть убит или угодить в пасть к акулам – зачем это всё?
Правда, иногда, наблюдая за Лиамом и Шерил, он думал, что, возможно, любить кого-то и чтобы тебя любили в ответ, не так уж плохо. И теперь он влюблен, и его любят в ответ, но… жениться? Он мысль о любви-то принял окончательно только в момент, когда Эйвери сказала, что готова разделять последствия собственного жизненного выбора вместе с ним. Значит ли это в её глазах, что они должны пожениться?
Разглядев панику в его взгляде, Луи снова негромко и не слишком-то весело смеется.
– В моем мире женитьба и любовь часто шли разными дорогами. А, как ты помнишь, мир у нас с Эйвери не так уж различается, хотя у меня всегда было чуть больше свободы, ведь я не представлен ко двору, и я – мужчина. Но я точно знаю, что браки по любви среди аристократии – редкость едва ли не большая, чем сокровища в этих широтах. Если ты влюблен, то отдавать Эйвери акулам ты не хочешь, я прав? А значит, придется на ней жениться, чтобы обезопасить её от наших же собственных матросов. Может быть, она тебя и не любит, но у неё не будет особого выбора. Как и всегда, – заключает Луи.
Гарри хочет спросить: что же у вас за мир-то такой, если люди не имеют права просто быть счастливыми?! Он не понимает этого, не понимает, и отчаянно не хочет отдавать Эйвери обратно в этот мир, и видеть её смерть не хочет, и не хочет быть её причиной. Он сжимает руку в кулак, цепляясь пальцами за ткань штанов на коленке, которая угрожающе трещит.
Согласится ли Эйвери стать его женой, хотя бы ради спасения собственной жизни?
Слово «женитьба» Гарри по-прежнему пугает: вдруг счастливая жизнь Лиама и Шерил – это исключение, а не правило? Он помнит мать, которую бросил Десмонд, и думает, что в нем самом – его кровь, кто знает, что передается с этой кровью по наследству? А ещё он представляет, как Эйвери бросается ему на шею после рейда, льнет к нему и целует, её глаза сияют. Представляет, как она заботится о нем, как Шерил заботится о Лиаме, и в груди у него теплеет, оттаивает что-то. Да, Эйвери совершенно не приучена к домашней работе, но Гарри полагает, что она справилась бы. Ну или хочет так думать.
– Я знаю, что ты хотел бы дать ей свободу выбора, – Луи как всегда все понимает, но только в рамках того, что ему известно. Кладет Гарри руку на плечо, слегка сжимает.
– Хотел бы, – отзывается Гарри. – Наверное, ты прав, – он чешет нос рукавом. – И я влюблен. Никому не говори, – он фыркает. – А то перестанут уважать, как капитана, – неловко шутит, пытаясь скрыть смущение. Он только с Луи, Лиамом и Найлом позволяет себе быть таким, команда-то не поймет, для них он должен быть капитаном. – Только в одном ты прошляпился, – Гарри не знает, стоит ли признаваться, но в итоге решается, раз уж начал. – Я думаю, это взаимно.
Выбирает нейтральную формулировку, чувствуя, что всё еще боится – вдруг Эйвери не влюблена в него? Этот страх безотчетен, он просто зудит и ноет где-то в голове, хотя Гарри уверен, что его любят в ответ, это же очевидно.
Луи вскидывает брови:
– Надо же, – тянет, будто ничего такого не произошло. – И я узнаю об этом последним?
– Первым, – качает головой Гарри. – И пока что – единственным.
Стоит ему, хотя бы так, коротко, рассказать всё Луи, и у него будто с плеч падает вся тяжесть мира. Морской воздух, солёный и привычный, снова приобретает свой запах и вкус, подтаивая на языке. Томлинсон задумчиво молчит, полирует трубку какой-то тряпочкой, будто деревянное изделие, привезенное Мануилом от индейцев, в этом сейчас больше всего на свете нуждается. Небо начинает потихоньку светлеть.
– Значит, Эйвери хотя бы не будет несчастна, – выдает он. – И ты тоже. По курсу нам до острова еще несколько дней, – он поднимается. – У тебя есть время, чтобы подумать.
Луи убирается с палубы, оставляя Гарри в одиночестве размышлять над их странным разговором. Бесед о любви они раньше никогда не вели, да и не особо понимали, что это вообще такое. Теперь Гарри кажется, что за ребрами у него сладко ноет, свербит и царапается, и тепло волнами расходится по груди и животу, стоит ему подумать об Эйвери. Его распирает изнутри незнакомыми прежде чувствами и эмоциями, и он вытащил бы сердце наружу, если бы Эйвери его попросила.
Капитану Гарри Стайлсу есть, о чем подумать. И он думает, пока солнце всходит над океаном.
========== Неожиданное предложение. Эйвери ==========
Комментарий к Неожиданное предложение. Эйвери
Aesthetic:
https://pp.userapi.com/c848628/v848628162/3fda7/GF14uHFa2rY.jpg
Эйвери не понимает, отчего чувствует себя совершенно счастливой – впервые в жизни, и её пугает это ощущение. Оно разворачивается в ней, подобно цветку, щекочет нутро лепестками. Ей так хорошо, что почти страшно – ей кажется, что она совершает страшный грех, что любить пирата значит закрыть для себя райские двери, а смерть может вот-вот наступить. И, думая об этом, Эйвери почти чувствует её дыхание, и надеется только, что сокровища на острове невредимы.
О том, что и самого острова может не существовать, она хотела бы не думать. Но всё равно думает. И не знает, что станет делать, если карта – обманка и ложь. Эйвери понимает, что пираты не простят её, и даже Гарри не сможет её спасти, он предупредил об этом честно, глядя ей прямо в глаза. На пиратском корабле ей некуда скрыться. Эйвери знает, что рискнула собственной жизнью и знает, что на самом деле поступила так не ради себя.
Она бы справилась с замужеством за Анваром Мендесом, справилась бы со всеми невзгодами и болью – на крайний случай, покончила бы с жизнью. Но не могла позволить, чтобы капитана Стайлса вздернули на виселице из-за неё. Не хотела видеть, как люди, оказавшиеся благороднее многих английских аристократов, погибли бы на её глазах. Правда, если карта лжет, её не спасут благие намерения. Не зря говорят, что ими вымощена дорога в Ад.
Паула снова прогуливается по палубе, болтая то с Бартом, вечно занятым какой-то работой, то с Найлом. Эйвери тоже не сидится в каюте, и она дышит просоленым воздухом, глядя на бескрайний океан. Дерево планшира согрето жарким солнцем, чуть обжигает ладонь. Эйвери слышит, как распекает одного из матросов Гарри, и один звук его голоса заставляет её замирать, как глупой романтической героине. Краем уха Эйвери как-то слыхала, будто корабль, как женщина, ревнует своего капитана к другим, но, кажется, «Леди Энн» её принимает. От гладкого дерева идет ровное тепло.
Гарри проходит мимо, запрокидывает голову, потирая уставшую шею, и Эйвери смотрит на линию его горла, понимая, что приличная девушка не может так пялиться, и у неё не может так пересыхать во рту (ей нужно выпить воды, это от жажды и морского воздуха), и она не может хотеть, чтобы он прикоснулся к ней, и, господи, не может представлять, как касается губами его кожи. Это… неприлично, да?
Уж наверняка.
Эйвери почти слышит голос матери в своей голове и ей хочется послать мать к черту в лучших традициях пиратов, в окружении которых она столько времени находится. Она выбрала свободу, а капитан Стайлс пришел к выводу, что не против разделить эту свободу с ней. Но, пока они не добрались до острова, Эйвери не думает, что это значит, – она боится, что, может статься, разделять будет нечего. И выбрасывает эти мысли из головы, потому что Гарри закатывает рукава рубашки, и под смуглой татуированной кожей его рук выступают вены, когда он берется за штурвал. Эйвери всё ещё старается не думать, как двигается его горло, когда он стонет от её прикосновений, пусть и сквозь одежду, и как хочется губами коснуться «адамова яблока» на его шее.
Почему-то ей не хочется замаливать греховные мысли.
– Отличная сегодня погода, мисс, – улыбается ей Барт, проходя мимо. Эйвери цепляется за него взглядом, лишь бы не смотреть на Гарри, успокоить этот жар, обжигающий изнутри.
Барт поправляет платок, трет затылок.
Эйвери кажется, будто её окунули в холодные океанские воды. Осознание, что же с Бартом Мидлтоном не так, надвигается с неотвратимостью морской волны. Эйвери только что разглядывала шею капитана Стайлса, и, кажется, она точно понимает, что же из типично мужских особенностей тела есть у капитана и нет у Барта.
Чертово «адамово яблоко», след мужской слабости перед женской хитростью. Так, по крайней мере, говорит Библия. И, признаться, Эйвери не видела ни одного мужчину без него.
Она едва удерживается, чтобы не прижать ко рту ладонь, глотает пораженный вздох. На миг прикрывает глаза.
– Ты прав, Барт, – отзывается Эйвери и улыбается.
– Хоть бы немного ветра, – вздыхает Барт-уже-не-Барт и торопится прочь, на нижнюю палубу, вестимо, где ожидает канонир, а вместе с ним любого бездельника ожидает и работа.
Эйвери облизывает пересохшие губы. Господи, неужели Барт Мидлтон – девушка? Тогда понятны и движения, слишком юркие и легкие даже для юноши, и хрупкая фигура, и отсутствие щетины, и детские черты. Эйвери хочется потрясти головой, но она знает, что капитан Гарри, заметив, что с ней что-то происходит, будет расспрашивать и расспрашивать, пока не выведает всё.
Почему-то Эйвери не хочется «сдавать» Барта. Или как там зовут его или её? Она понимает теперь, что в пираты идут не от хорошей и сытой жизни, что аристократические корни – не гарантия довольства, что свобода выбора при рождении человеку не дается, но хотя бы часть её ты можешь отвоевать. И что ярлыки, которые вешают с рождения на людей, – это всего лишь надписи. Их можно стереть, если дать себе труд присмотреться.
Быть может, Барту хотелось больше свободы. Быть может, жизнь складывалась так, что без обмана и переодевания в мужскую одежду было не обойтись. Эйвери, сама жаждавшая свободы и только сейчас её получившая, не может осуждать, как не может осуждать и обман. Разве она сама не обманывает капитана, не говоря ему о скопированной части карты? И о медальоне, который может оказаться ключом?
Если Гарри узнает о личности Барта Мидлтона, то не от неё. Эйвери думает: я падаю в пучину смертных грехов, матушка, и мне не жаль. Она отворачивается к океану, смотрит, как волны бьются о борт «Леди Энн» и успокаивается – пока есть море и есть воздух, которым можно дышать, всё не так плохо.
*
Гарри нервничает, ходит из угла в угол по каюте, и Эйвери не очень понимает, что происходит, и нервничает тоже, сжимая в пальцах подол платья. Сердце у неё глухо колотится о ребра, норовя выскочить прямо под ноги. Ладони потеют и леденеют, хотя в каюте не то чтобы холодно.
– Гарри… – тихо зовет Эйвери, и Гарри вскидывает голову. – Что-то случилось?
Ужин прошел в непривычном для них спокойствии – они просто поели скудную пиратскую пищу (как ни старался Найл, особенных блюд из солонины и фруктов не приготовишь), и Найл вызвался проводить Паулу до каюты, хотя идти было до соседней двери. Луи смотался проверять оснащение «Леди Энн», а Лиам возвратился на канонирскую палубу. Эйвери чувствовала, что в их поведении было что-то не так, и её опасения, кажется, подтверждаются.
– По моим расчетам, остров от нас всего в двух днях пути, – Гарри трет лицо ладонью. – И я… – он сглатывает, зарывается пальцами в волосы. – Я не сомневаюсь в тебе, Эйвери, – произносит он, в два шага преодолевает расстояние между ними и останавливается. Так близко, что Эйвери чувствует его дыхание, видит, как вздымается взволнованно его грудь, и снова ощущает, как от его близости у неё в животе сладко тянет.
Как не вовремя.
– Но? – спрашивает Эйвери, понимая, что за фразой Гарри следует какое-то «но», которое он боится высказать.
– Команда молчит, – он прикрывает глаза. – Но я знаю их давно. Если мы ошиблись… если нет сокровищ, они потребуют выкинуть тебя за борт, или пустят тебя по доске, – от его слов она вздрагивает, но сдерживает испуганный вздох и крепче сжимает в пальцах ткань. Так, что она почти трещит.
– Я уверена, что карта правдива, – Эйвери вспоминает свои сны, вспоминает каменную дверь, которую никто не открывал столетиями. Она точно знает, что остров существует, но не знает, есть ли там сокровища, ведь блеска золота в своих снах она не видела.
– Я верю тебе, – Гарри касается её лица, оглаживая её щеку, и прикосновение шершавых подушечек пальцев к нежной коже кажется таким правильным и настоящим, что Эйвери невольно трется о его ладонь щекой. – Моя северная звезда, – шепчет он, и Эйвери непонимающе смотрит на него. Гарри прикусывает губу. – Но я должен обезопасить тебя от моих людей. Они ребята неплохие, но большинство из них скоры на расправу.
Гарри озвучивает её собственные страхи, и Эйвери снова вздрагивает. Она понимает, что ей несдобровать, если пираты не заполучат своё золото. Она шла на этот риск, зная, что оставаться на острове Меро – значит подвергнуть и себя, и команду «Леди Энн», и самого Гарри риску ещё большему. Но всё равно осознавать и слышать от самого капитана, что её могут скормить акулам за обман, – вещи разные.
– Я не думаю, что меня можно обезопасить, если клада на острове не будет, – страхи, высказанные вслух ей самой, никуда не исчезают. Эйвери ежится, обхватывает себя руками.
В наступившей тишине слышно, как бьются о бока «Леди Энн» волны, и впервые за последние дни этот звук не успокаивает. Гарри смотрит на Эйвери так, будто хочет что-то сказать, но слова застревают у него в горле, а она ждет, и в голове у неё пусто и глухо.
– Есть способ, – возражает Гарри тихо. – Мои ребята не тронут тебя в одном-единственном случае… – он снова жмурится, выдыхает. Пальцы у него дрожат, когда он берет Эйвери за руку, и она думает: неужели пираты могут так волноваться, будто за их спинами нет сотен сражений и морских бурь? – Ты должна стать моей женой, – выпаливает он.
Эйвери кажется, что под её ногами перевернулся мир. Она прижимает ладонь ко рту, и в голове у неё отчаянно звенит. Слово «должна» мелькает перед глазами красным флагом, и первая же мысль: бежать! Но убегать ей некуда, только если самой нырнуть в море на милость стихии.
Бежать потому, что её догнало то, против чего она боролась, – чертово замужество, почти клетка. Бежать, потому что, кажется, у неё снова нет ни выбора, ни выхода. Гарри продолжает сжимать её холодную ладонь, и, видимо, понимает её состояние. Отпускает, отходит на шаг.
– Прости, – произносит сдавленно. – Я забылся.
И между ними снова пропасть, как в самом начале. Зияющая, темная, без возможности преодолеть. Аристократка и пират, и эти ярлыки несмываемы и нестираемы. Эйвери сражалась с собой и с другими за возможность чувствовать жизнь, а не вешать на других людей маски и ложные представления. И сейчас у неё в груди всё болит при виде окаменевшего лица Гарри, болит и ноет, и горло перехватывает ледяной рукой. Она не может дышать.
Гарри отступает ещё, разворачивается, сжимает пальцы в кулаки. Его плечи напрягаются.
Эйвери думает: она не может оставить его так. Он ей нужен, так глупо, она согласилась ведь разделить с ним свой выбор, свою предполагаемую свободу, почему он не понимает, что ей просто страшно? Слова матери в её голове бьют просто набатом: «Ты должна выйти замуж, покориться мужу, терпеть, потому что у нас нет другого шанса выжить и обеспечивать себе привычный уклад жизни». Замужество для неё навсегда связано со словом «долг», и Гарри употребляет именно его. Будто для него их предполагаемый, Господи Боже, брак – это долг тоже. И от этого ноет и звенит болью где-то в сердце.
Но Эйвери вспоминает его поцелуи, его прикосновения, они обменялись ими за эти вечера достаточно, и думает, что если это всё – не настоящее, то что тогда истинно? Гарри целует её жадно, будто не может насытиться, и они дотрагиваются друг до друга сквозь одежду с любопытством детей и пылкостью взрослых, и с каждым разом остановиться сложнее и сложнее. Эйвери знает, что не может позволять Гарри касаться её… так, и целовать, прикусывая губы и лаская их языком, но позволяет. Льнет к нему сама, запуская пальцы в темные волосы, водит ладонью по его торсу, по животу. Шлет к черту материнские наставления. Всё, что происходит между ними, неправильно с точки зрения её воспитания и общества, в котором она росла, но её душа говорит, что – нет, всё так, как нужно. Что ей необходимо что-то настоящее и честное, и Гарри – именно такой. Хоть и пират, но благороднее аристократов. И Эйвери доверяет своей душе. И доверяет Гарри, который обещал, что защитит её и сдерживал свое слово до сих пор. Он продолжает защищать её. А ещё он, кажется, думает, что она не хочет стать его женой.
Только он не совсем прав. Она просто боится. Эйвери боится потерять с таким трудом обретенную свободу, боится потерять и больше никогда не найти себя, и этот страх в ней борется с пониманием, что свободолюбивый и гордый капитан Гарри Стайлс никогда не запрет её в клетку. Она даже не боится умереть, как оказалось, она боится перестать быть собой.
Понимание, что Гарри будет беречь её, но не ломать ей крылья, побеждает. Эйвери касается ладонью его спины.
– Гарри…
– Что? – отзывается он глухо.
– Я не отказывала тебе.
Гарри замирает, выпрямляется, но не оборачивается, боясь увидеть её лицо. Эйвери плюет на все правила приличия и утыкается носом чуть выше его лопаток, вдыхает запах его тела, пота и морской соли, впитавшейся в ткань рубашки. Гарри выдыхает сквозь сжатые зубы.
– Эйвери…
Ей нравится слышать свое имя, срывающееся с его губ. Вот так, с надрывом.
– Я хочу стать твоей женой, – она жмурит глаза и решается. – Я просто боюсь.
Гарри разворачивается так резко, что Эйвери едва успевает отступить.
– Ты… – начинает он. Эйвери качает головой. Ей нужно, нужно объяснить ему, почему она так отреагировала, что за буря в ней бушует, чего она так опасается.
– Я видела семейную жизнь своих родителей, – она облизывает губы, не уверенная, что готова делиться своими мыслями. Она знает Гарри не так долго, и за всю жизнь доверяла только разве что собственному отцу. Она не знает, как раскрывать перед другими людьми душу, но чувствует, что должна сделать это сейчас. – Они почти не разговаривали между собой, ночевали в разных комнатах, даже воспитывали меня по-разному. Мама говорила всегда, что брак – это договор, это удачная сделка, и валюта в ней – моя внешность, в первую очередь, которую мне Господь что-то не подарил, – на этих словах Гарри громко фыркает. – Я должна была выйти замуж, чтобы обеспечить себя и мать после смерти папы. Это значило потерять последние крупицы счастья, которые мне папа хоть раз пытался подарить. У меня не было выбора. Слово «должна»… – Эйвери сглатывает. – Оно меня пугает, и ты…
Черт, она всю жизнь была кому-то должна.
– Прости, – Гарри хватает её за плечи, тянет к себе, и его ладони обжигают. – Прости, – он утыкается носом в её волосы, заплетенные в простую косу, целует Эйвери в макушку. – Я такой болван, дьяволы морские, – он шепотом ругается, и Эйвери ощущает, как её отпускает вдруг. Она не договорила, но больше и не требуется, Гарри понял её и так. – Разумеется, ты не должна выходить за меня замуж. Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности, хочу защитить, потому что… – он бормочет что-то едва слышное. – Прости, – берет её лицо в ладони. – Я хочу на тебе жениться, – твердо произносит Гарри. – Ни на одной женщине не хотел, а на тебе хочу, и не нужно мне ждать год, чтобы понимать, как ты необходима мне. Но если ты не хочешь, ты можешь просто сказать мне. И мы придумаем что-то ещё, чтобы спасти тебе жизнь, если мои матросы потребуют твоей крови. Любое твое решение я приму.
Эйвери смотрит ему в глаза. В голове у неё полная каша, мешанина: пиратский капитан делает ей предложение, называет себя болваном – при его-то самоуверенности и гордости! Признается, что сделает всё, чтобы уберечь её. И не то чтобы это были девичьи мечты, ставшие явью, Эйвери вообще никогда не представляла себе ни будущего мужа, ни предложение, с самого детства зная, что романтические чувства и прелестные картины, воображаемые её сверстницами-подружками, ей заказаны и судьбой отведены. Только Гарри осторожно касается пальцами её лица, ждет её ответа, и он готов смириться с любыми её словами, проглотить собственную гордость.
А разве она уже однажды не дала ему ответа?
– Я выйду за тебя замуж, – Эйвери отвечает ему тихо, и Гарри приоткрывает рот, очевидно, не ожидая согласия. Трясет головой, расплывается в улыбке, а лицо его светлеет. Ждал, надеялся, боялся и пытался верить. Эйвери чувствует, как и с её плеч падает тяжесть. – Только…
– Эй, – он морщит нос, так смешно и забавно. – Не бойся меня. Обещаю, что отпущу тебя в тот же миг, если ты попросишь меня об этом, – Эйвери знает, что не попросит, хочет возразить, но Гарри кладет палец ей на губы. – Тш-ш, дай мне сказать. Я тебя слушал. И я обещаю, что наш брак не… – он запинается, не зная подходящего слова. – Ты не будешь моей женой по-настоящему, если не захочешь, – заканчивает он. – На случай, если ты захочешь уйти и снова выйти замуж. Здесь нас никто не повенчает, и хотя Луи может поженить нас, как боцман и первый помощник, на суше, если ты захочешь, никто не узнает.
