Текст книги "Искатели сокровищ (СИ)"

Когда Эйвери, умывшись и приведя себя в какой-никакой, но порядок, спускается вниз, пираты уже почти разошлись. Джон спит в выделенной ему комнате, а на стуле рядом с ним дремлет Нейт. Уже глубокая ночь, но, кажется, никто не уснёт так скоро. Лиама нигде не видно.

Эйвери выходит в тёмный сад, вдыхает полной грудью воздух – уже не раскалённый, как днём, – и вспоминает поцелуй Гарри у самых дверей пансиона. Тогда она, вопреки любым правилам приличия, так вдалбливаемым в неё матерью, не почувствовала себя оскорбленной, но его поступок казался бессмысленным.

– У Гарри хороший вкус на женщин, – она слышит чей-то низкий, смутно знакомый голос позади и оборачивается с перепугу. В дверях стоит, прислонившись плечом к косяку, тот самый темноглазый пират в черно-золотом щегольском костюме. Правда, камзол он уже снял, оставшись в рубашке с закатанными рукавами.

Она моргает. Вот сейчас ей бы чувствовать себя оскорбленной, однако почему-то этого нет. Эйвери шагает вперед, смотрит на высокого пирата снизу вверх. Кажется, он даже выше Гарри, может, на дюйм или два.

– Что вы придумали? – спрашивает она, понимая, что больше некому рассказать ей о планах на спасение Гарри. А ей нужно, очень нужно знать.

– Мы отплываем на Ямайку завтра вечером, – пират щурит карие глаза, в них пляшут весёлые искорки. – Но вас с собой не возьмем, уж извините. Хватит и одной бабы на корабле, даром, что она в плане участвует.

Эйвери снова моргает: Бетти? Она-то как связана со спасением Луи? Впрочем, вспоминая вездесущего матроса Барта Мидлтона, не боявшегося ни рану штопать, ни в сокровищницу лезть, Эйвери понимает, что совершенно не удивлена. Только невозможность помочь мужу горечью оседает на языке, как и любые слова, которые она могла бы сказать, но они сейчас не нужны.

– Не думаю, что Хазз будет в восторге, если мы ещё и жену его притащим в Порт-Ройал, – поясняет пират зачем-то, хотя Эйвери и не думает возражать и рваться в путь, на Ямайку. Она не боится Мендесов, но знает Гарри, и знает, что в кои-то веки должна послушать его, раз он так этого хотел.

И, да, она знает о его прозвище. Хазз. Так зовут его самые близкие. У Эйвери что-то сжимается в груди, и она сглатывает, усилием воли, которой у неё, оказывается, предостаточно ещё осталось, загоняет слёзы обратно. Ей не хочется плакать перед этим пиратским капитаном, и она не плачет.

– Я не собиралась на Ямайку, – она качает головой. – Я лишь хотела знать, что у вас есть план.

Знает ли этот пират, что англичане забрали не только Гарри, но и Паулу? Захотят ли они вернуть Паулу или же оставят её в Порт-Ройале? Эйвери кажется, что эти вопросы нужно задавать не этому темноглазому капитану, а Лиаму или Бетти. Возможно, именно у них есть какие-то мысли, остальным и вовсе заботиться о Пауле незачем.

– Можете не волноваться, – широко ухмыляется пират. – План есть.

Возвращаясь в дом, Эйвери думает, что так и не поинтересовалась его именем, но, наверное, это не так важно сейчас? Сейчас она просто должна… очень хочет быть уверена, что всё будет хорошо.

Бетти находится в комнате у Джона – перевязывает ему рану, пока Нейт отправился отдохнуть. Эйвери наблюдает за быстрыми, но четкими движениями рук Мидлтон и думает, что никогда не научится перевязывать раны без отвращения. Ей не нравится запах крови, хотя алых пятен на полу и одежде Эйвери никогда не боялась, и, когда ей в детстве случалось разбить нос, не орала и не падала в обморок. Зато от запаха её частенько мутило.

– Миссис Стайлс? – Бетти разворачивается, вытирая руки тряпкой. Благодаря умело наложенным швам, рана больше не кровит, и Мидлтон явно делает это по привычке, чем по необходимости. – Что-то случилось?

Эйвери качает головой. Беспокойство Бетти о ней очевидно. Ей думается, что пираты и к ним близкие считают, будто она превратилась в стекло только потому, что её муж – в плену, а племянница – в семье Мендесов, что, возможно, равноценно плену. Однако она своё уже отплакала, и теперь просто хотела убедиться, что никто не собирается действовать наудачу и лишний раз подставляться под английские шпаги.

Хватит, полегло уже слишком много. Эйвери не уверена, что их лица не будут сниться ей по ночам.

Бетти переоделась в платье, и ей идет, хотя и кажется, что чужой наряд слегка маловат. Хрупкую Мидлтон теперь нипочем не спутаешь с парнем, а волосы, которые она прежде прятала под платком, убраны лентой в конский хвост на затылке. Эйвери отвлеченно думает, что Бетти так намного лучше.

Эйвери хочется сказать Бетти многое, и спросить – тоже многое. Не винит ли её Мидлтон в том, что её капитан и боцман попали в тюрьму Порт-Ройала, и теперь им светит виселица? Не считает ли, что нужно было обойти «Северную Звезду» стороной? И знает ли она, что придумал Лиам и остальные?

– Не больше, чем уже произошло, – наконец, отвечает она. – И я думаю, что если бы вы не забрали меня на борт «Леди Энн», то и этого бы не случилось.

Бетти непонимающе хмурится, потом её глаза вспыхивают, и она быстро – настолько, насколько это вообще возможно сделать в платье, когда привык к удобным штанам, – выходит в коридор, закрывает дверь, чтобы не беспокоить отдыхающего Джона. Прислоняется к стене.

– Вы что это, миссис Стайлс, решили себя винить? – в тихом голосе Бетти слышится возмущение. – Не думаю, что капитану бы это понравилось.

– А разве ты не винишь меня? – Эйвери смотрит на Мидлтон и действительно не понимает: неужели никто из пиратов не считает, что всё случилось из-за неё, и надо было её на французском корабле оставить, пусть плыли бы, куда плыли, только без груза? Впрочем, вряд ли бы кто-то оставил в живых и команду, и пассажиров. Скорее, убили бы и сожгли бы фрегат. Зато никто бы не узнал, кто из местных пиратов разжился тканями. – Если бы не моя идея, вы бы спокойно ушли в сторону Тортуги.

Бетти качает головой.

– Любое решение, которое принимал капитан Стайлс, было его собственным. Никто не смог бы заставить его сделать что-то, если он сам не считал это нужным. И он бы не хотел знать, что вы вините себя за действия англичан. Мы все понимали, на что идём, – рядом с Эйвери она, как и раньше, кажется маленькой и хрупкой, даже тощей, но все равно – неизмеримо мудрее.

Возможно, Бетти – Элизабет, наверное? – Мидлтон понимает куда больше, чем сама Эйвери. Её хочется поблагодарить, но Эйвери понимает, что ей снова сжимает горло, и она только кивает.

– Вам бы поспать, – улыбается Бетти. Улыбка у неё ободряющая, но в глазах таится печаль и прячется тень страха. Ну, а кто из них здесь не боится сегодня? И не будет бояться завтра?

Эйвери знает, что уснуть не сможет. Не сейчас.

– Тот темноглазый пират…

– А, Мануил, – Бетти снова улыбается.

– Наверное, – Эйвери снова думает, что так и не узнала его имя. Кажется, теперь она его знает и безо всяких вопросов. – Он сказал, что у вас есть план. Это правда? Что за план?

Бетти отвечает не сразу. Она задумывается, прикусывает нижнюю губу, затем кивает:

– Да, план есть. Он не идеальный, но лучше тех, что предлагали остальные, и он сработает, хотя его наверняка придется додумывать под ситуацию. Никто не собирается бросать капитана и Луи, даже не думайте!

– А Паула? – Эйвери снова задает этот вопрос, потому что ей кажется, что про Паулу все забыли. Впрочем, никто, кроме команды «Леди Энн» и Шерил, о ней и не знал. Возможно, Паула вообще в план пиратов не включалась, и у неё нехорошо свербит где-то в желудке.

Паулу нельзя оставлять Мендесам. Если Анвар действительно убил сестру Гарри, значит, и он, и его семья очень опасны – по крайней мере, для тех, кто сует нос в их тайны. А уж матушка наверняка уже успела влезть в чужие секреты. Да и сама Паула, по своей наивности и незнанию, может попасть в какую-нибудь ситуцию, из которой не сможет выбраться.

Эйвери обещала себе, что не оставит племянницу. Как она могла не думать о ней и теперь?

Да, британцы забрали не только Гарри и Луи, но ещё и Найла, который наверняка не захочет оставлять Паулу, но она должна была увериться, что о Пауле не забыли остальные.

– Чтобы вызволить Паулу, сначала нужно вытащить Луи, капитана и Найла, – Бетти устремляет взгляд куда-то в стену напротив, и Эйвери кажется, что Бетти чего-то не договаривает. Быть может, о своей роли в этом плане. Быть может, Мидлтон рискует куда сильнее, чем могла бы и должна бы была. – Но я о ней не забуду, – она мотает головой решительно и снова смотрит Эйвери в глаза. – И Найл не забудет. И Лиам, и Луи. И капитан. Она ведь и его племянница теперь. Всё будет хорошо, миссис Стайлс. Мне-то вы можете поверить.

И даже если Эйвери не может поверить Бетти, потому что никто из них здесь не может видеть будущее, она всё равно тянется и обнимает Мидлтон. Ведь они обе – и Эйвери в этом уверена сейчас, особенно после того, как Бетти ставит имя Луи на первое место, – могут потерять любимых ими людей.

Бетти обнимает её в ответ.

– И не зови меня миссис Стайлс, – улыбается Эйвери. Губы легко вспоминают, что значит улыбаться. – Можно просто Эйвери. Сомневаюсь, что мой статус аристократки за мной сохранился.

========== Арестанты. Гарри ==========

Комментарий к Арестанты. Гарри

Aesthetic:

https://sun9-14.userapi.com/c855220/v855220783/2e3b0/QhG-HMun_gs.jpg

https://pp.userapi.com/c852124/v852124639/fd935/AxkRmyk68Xo.jpg

На теле, кажется, живого место уже не осталось. Руки, что скованы кандалами, не ноют даже, а просто болят. Глаза давно привыкли к темноте трюма. Крысы, мечтающие отгрызть кусок от него или Луи, сверкают глазками из углов, и нападают, как только появляется возможность. Вот, как сейчас.

Гарри изворачивается и отпинывает крысу в дальний угол. Тельце грызуна со шлепком бьется о доски. Вот же твою мать, эти уродцы теперь только разозлятся ещё больше. Гарри и сам зол – на себя, на англичан и на Зейна, а заодно и на весь мир. Эти несколько дней стали для него адом, и он готов молиться и Господу, и морским богам, чтобы их с Зейном посадили в камеры как можно дальше друг от друга. Иначе они друг друга убьют – только кандалы с рук снимите уже, черт побери!

Он, кстати, понятия не имеет, где остальные ребята из команды, которых захватили с ними. Возможно, плывут на другом корабле, примерно с таким же удобством.

Анвар Мендес приходит к ним в трюм со своим дружком, сыном Ле Вассёра, и у обоих настолько самодовольные лица, что хочется этими лицами повозить по полу трюма. Впрочем, с него слетает любая спесь, когда он вглядывается в лицо Гарри и, очевидно, узнает в нём черты Джеммы. Гарри и без того был уверен, что именно Анвар убил его сестренку, а теперь убедился в этом лишний раз. Это холёное, красивое лицо запомнилось ему ещё с казни Джеффа. За что фортуна отвернулась от Гарри Стайлса, если он уже второй раз не может сломать Анвару Мендесу шею?

У них больше нет оружия, кроме язвительных замечаний, и Гарри с Луи пользуются этим сполна. Где-то внутри Гарри понимает, что им не сойдет это всё с рук, но ещё он понимает, что сумел повернуть ситуацию, насколько мог. Анвар и Антуан Ле Вассёр пришли посмотреть на поверженных пиратов, но сами оказались теми зверьми, за которыми хотели наблюдать. И это… приятно, хоть и никогда не заменит удовлетворения от убийства злейшего врага.

Зейн хмыкает, услышав, как хлопает дверь, ведущая в трюм.

– Это вам с рук не сойдёт.

– Угрожаешь? – Гарри тут же вскидывается.

Зейн пожал бы плечами, если бы его руки не были вывернуты так же. От Гарри он отделен прикованным между ними Луи, и Зейн должен благодарить своих тюремщиков за это, иначе Гарри изловчился и пнул бы его. Вероятно, не один раз.

– Почему бы вам не прекратить? – интересуется Найл. – Нас всех скоро повесят, и я бы хотел поспать перед этим.

– Я смотрю, тебе изменила твоя вечная уверенность в том, что все будет хорошо? – Зейн смотрит на него исподлобья, и в полутьме трюма его карие глаза кажутся почти черными. – Надо же.

– Ну не только же тебе здесь быть предателем, – парирует Луи даже раньше, чем Гарри успевает что-то сказать.

Зейн снова замолкает. Он не пытается оправдываться, что-то объяснять, и явно не считает, что вообще кого-то предал. Гарри хочется плюнуть ему в его наглую самодовольную физиономию. Он всё ещё помнит грязные темницы Порт-Ройала и крохотные окна, и топот британских солдат над головами, и крыс. Крыс куда жирнее, чем в трюме, потому что в камерах им находилось, чем поживиться. Например, заключенными, не дожившими до казни.

Возможно, Зейн сейчас и попытался спасти их, но это не значит, что предательство прощено и забыто.

– Может, расскажешь, что побудило тебя предать нас тогда? – любопытствует Луи. – Плыть нам ещё долго, а ругаться, обвиняя друг друга, мне надоело.

– Куда проще обвинить меня, – бормочет Зейн себе под нос.

– А ты, конечно, ни в чем не виноват, и тебя заставили? – язвительно хмыкает Гарри.

Ему даже находиться с Зейном в одном помещении противно: человек, предавший дружбу, не заслуживает снисхождения и прощения. Черти морские, как же хочется выпустить ему кишки! Старая обида клокочет внутри, кипит. Но что-то ещё, другое, сохранившееся с времен их отрочества, шепчет: он спас вам жизнь один раз, он попытался спасти и второй, рискуя своей собственной. Почему, почему, почему?

Это в голове у Гарри не укладывалось и не укладывается, а Зейн как-то не собирался ничего объяснять, и даже сейчас, когда от него потребовали этих объяснений, он только закатил глаза.

– Как обычно, ты услышал то, что хотел услышать, а не то, что тебе сказали.

Где-то внутри у Гарри взметывается тьма, застилает глаза. Он, забыв, что скован кандалами, подрывается – и железные «браслеты» впиваются в запястья, заставляя обвалиться назад. Он прикусывает щеку от боли. Рот наполняется кровью.

– Ты хочешь сказать, что Гарри не умеет слушать? – Найл, кажется, изумлен наглостью бывшего друга. Тяжело дыша, Гарри сглатывает кровавую слюну.

– Я хочу сказать, что Гарри вряд ли захочет выслушать мою историю, потому что он уже сам сделал выводы, – Зейн спокоен, будто ему нечего терять. – Ему не нужны мои объяснения. Как и ничьи.

В ушах стучит кровь, и Гарри едва слышит слова Зейна. Усилием воли он старается успокоиться, но руки чешутся бывшего друга придушить, вцепиться ему в глотку. Они, все пятеро, клялись быть верными друг другу, но теперь он слышит, что отколовшийся от них Зейн ещё и его считает в этом виноватым? Или что? Что?!

– Зато мне нужны, – голос у Луи становится тише, и он поворачивает голову к Зейну. Даже в полутьме их временной темницы Гарри видит, что на виске и лбу у Луи засохла кровь. Из них всех Зейн выглядит самым неизбитым, и очень жаль, что это так. – Не уважишь старого друга?

Они с Зейном, к морскому Дьяволу, уже давно не друзья, и вины Гарри, Луи или Найла здесь нет. Однако Зейн, кажется, так не считает. Он поднимает голову, выгибает шею и трется заросшей щекой о плечо. Морщится.

– Вы и сами знаете, почему, – он тонко и горько усмехается. – У нас всех не было будущего. Кто мы такие? Пираты, которых рано или поздно вздернут на виселице, и вороны будут клевать наши глаза. Мы видели, что случилось с телом Джеффа.

Раньше это не смущало Зейна. Гарри помнит, как Малик врывался в гущу битвы на захваченных кораблях, и его тёмные глаза горели жаждой наживы и крови. А, быть может, это был просто азарт, а единственное, чего Зейн всегда жаждал, он тогда получить не мог.

– Идя в пираты, трудно считать, что за твои деяния войска Короны дадут тебе орден, – ехидничает Луи. Найл помалкивает, прислушиваясь к Зейну. Он слишком дружелюбен, чтобы огрызаться, хотя всё ещё обижен и зол, и это видно по его взгляду. Гарри закрывает глаза.

Быть может, если он не будет смотреть бывшему другу в лицо, будет легче выносить его голос.

– У вас двоих уж точно был выбор, – огрызается Зейн, однако в его тоне злости нет, лишь усталость. – Десмонд Стайлс отнял у меня семью и превратил в мальчишку на побегушках. У меня никогда не было выбора, становиться пиратом или нет. Вряд ли ты понимаешь, о чем я говорю, Луи.

– Да ну? – Томмо бесится, повышает голос. – Посмотрел бы я, на какие деньги ты содержал бы сестер после того, как твой отец разве что твою шкуру в карты не проиграл! – У Томмо всегда была своя боль, своя судьба, которая привела его на «Леди Энн». И он не стыдился этого, но и не любил, когда другие козыряли своими горестями. Видит Бог, у всех было их предостаточно. Гарри с ним согласен.

Луи редко выходил из себя, предпочитая оставаться гласом разума среди пятерых друзей. Но боль в душе не утихала, даже если он пытался её подавить, и вырывается теперь бесконтрольно.

– Вы оба сами делали свой выбор, – качает головой Зейн. – Мой за меня сделал Десмонд Стайлс.

– И поэтому ты решил нас предать? – Найл смотрит на него, будто не верит в услышанное. – Только потому, что твой выбор был вовсе не твоим.

Зейн не хочет оправдываться. Какая бы злость не клокотала у Гарри в груди, как бы ему не хотелось поломать сейчас бывшему другу хребет, он всё ещё хорошо понимает Зейна, хотя думает: знает ли он до конца человека, с которым делил тяготы рейда и мечты о богатстве, что ждет их… где-то?

Да, богатство они нашли, но какой с него теперь-то прок? Они здесь, плывут в Порт-Ройал, где их повесят быстрее, чем «Леди Энн» сможет добраться до Ямайки. Повесят всех – и даже Зейна, который почему-то пытался им помочь, и это даже не было манёвром от англичан, а всего лишь его собственным выбором.

– Я хотел жить по-другому, – отвечает Зейн. – И я это получил. Но какой с этого прок, если я остался собой?

Луи дышит глубоко и громко, будто пытается успокоиться, а за грудиной у него жжет, и точно так же болит у Гарри. Зейн предал их ради денег и возможности казаться не тем, кем он был на самом деле, но потерпел в этом сокрушительную неудачу. И в этом есть трагедия их разрушенной дружбы.

– Тогда какого черта ты нам помог? – выдыхает Луи. – Если ты так хотел этой жизни и службы на благо губернатора Мендеса, – он выплевывает это имя, будто яд, – то какого же черта, Зейн?!

Малик пожимает плечами.

– Возможно, я заплатил высокую цену, чтобы казаться тем, кем я не являюсь.

У Луи нет слов, и Гарри ощущает, как у Томмо внутри опадает взметнувшийся гнев, будто в один миг затухает пожар. Ярость уходит, но остается боль, и непонимание, и всё то смутное, чему нет названия. Сам Гарри понятия не имеет, как относиться к словам Зейна. Ему кажется, будто его ударили по голове, и он сидит, оглушенный, а в ушах звенит.

Зейн… жалеет о своем предательстве? Было ли ему так же больно, как им?

Наслаждался ли он хоть минуту всеми благами, которые получил, отправив своих друзей в тюрьму? Эти вопросы горько вертятся на языке. У Гарри ноет за ребрами, где-то в районе сердца, и ему так тоскливо, что хочется выть.

Гарри не мог ненавидеть Зейна, как бы ему того ни хотелось, но он знал, что однажды убьет бывшего друга, потому что за предательство есть только одно наказание. Сейчас он понятия не имеет, хочет ли он его убить, или просто хочет никогда больше не видеть. Осознавать, что друг предал тебя потому, что хотел стать кем-то иным, – это противно до кислого привкуса во рту, а ещё больно. Гарри сглатывает вязкую слюну, всё ещё отдающую кровью.

– Ты жалеешь о том, что сделал? – спрашивает Найл, непривычно серьезный и тихий.

Зейн молчит несколько тягучих мгновений, потом глухо произносит:

– Возможно, я мог найти другой способ.

– Да заткнитесь вы! – не выдерживает один из британских солдат и замахивается на них прикладом. – Иначе я найду, как вас успокоить!

*