Текст книги "Искатели сокровищ (СИ)"

Автор книги: MadeInTheAM

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 35 страниц)

– То есть, я, если короче, не женюсь.

– Чего не женишься? – удивляется Найл.

– А где я такое чудо природы найду?

– Не в борделе точно, и не среди этих твоих, малахольных, из горожанок, – хмыкает Лиам. – Это чтобы проблем поменьше было, истерики не закатывали, когда в море уходишь, и заверений в любви не требовали?

– Иди ты, – отмахивается Луи. Не говорить же, что Лиам прав. Да все так делают! – Вот и я о том – где искать? Нигде, – Луи изо всех сил пытается выглядеть хоть немного опечаленным этим фактом. – Даже на французском фрегате для меня девицы не нашлось.

– Да, Паула не подходит, – деланно задумчиво говорит Лиам.

– Конечно, не подходит, – возмущается вдруг Найл, – она ещё ребёнок!

Лиам смотрит так, как будто это как раз Найл и есть неразумный ребёнок. Они с Луи многозначительно переглядываются.

– Да ты не волнуйся, это же не навсегда, – переключается Лиам на новую жертву. – Через пару годков вполне можно будет жениться.

– Это не наше дело.

– Не наше с Лиамом, ты хотел сказать? – улыбается Луи.

– Друг мой, – проникновенно начинает Лиам, захватывая Найла за плечи и легонько встряхивая, – это, конечно, не наше с Луи дело, но раз уж мы начали, давай продолжать. Тебе вот как раз нужно какое-нибудь нежное, милое создание, на которое ты будешь молиться, беречь, холить и лелеять. Что там ещё делают?

– Кладут себя к ногам дамы сердца, – подсказывает Луи.

– Ну предположим, – хмыкает Лиам. – А пару лет ты вполне подождёшь.

– И фантазия у тебя, – Найл скептически закатывает глаза и стряхивает с плеч руки Лиама. – Давайте лучше сыграем?

Лиам снова переглядывается с Луи, но ни слова поперёк не говорит, достаёт кости. Судя по отсутствующему виду, Найл крепко задумался, хоть кого-то Лиам убедил. Интересно, если Эйвери вышла за Гарри, как теперь Паула на все эти матримониальные планы смотрит? Луи кажется, что вот на Найла она смотрит вполне благосклонно, но она ребёнок, а Найл – добрый и открытый, есть ли тут что-то ещё? Если и нет, у Найла будет время на то, чтобы это исправить, если только он, наконец, себе сознается, что сознаваться есть в чём.

– Представляю себе лицо Шерил, когда к ней явится Гарри, – говорит Лиам, выкидывая восьмёрку. – Уходил с пленницей, вернулся с женой. Что с людьми любовь делает, а?

– Вот завтра узнаем, что, – смеётся Луи, забирая у него кости. Найл смотрит осуждающе, словно говорит: «кому тут по статусу положено быть воспитанным и деликатным?».

– Ну-ка, парни, давайте уже честно скажем, мы очень рады за Гарри, – Лиам разливает ром и рассовывает им в руки кружки, – мы же все видим, он в восторге от Эйвери, она в восторге от него, и всё прекрасно. Давайте, за любовь и всё такое.

Где её, эту любовь, взять, и как она выглядит? Три стакана сталкиваются под незамысловатый тост, и всё как-то естественно сворачивает в сторону обычных дружеских посиделок, хоть и впервые без Гарри. Они четверо были мальчишками, встретившись под командой Десмонда Стайлса, но уже тогда кое-чего стоили. И с тех пор, став мужчинами, доказав, что с ними стоит считаться, они так и держались вместе, ещё крепче после того, как откололся Зейн. Луи кажется, вот так вот, вместе, они могут дойти до Ада и обратно, если нужно будет.

Они все отлично друг друга знают, хотя стараются в душу друг другу не лезть, оставляя за собой и другими право на тайны. Слова Лиама оседают где-то на задворках сознания, и Луи думает, что, наверное, друг во многом прав в своих оценках, только вот что с этими оценками делать? И надо ли? Во всяком случае, их корабль явно не лучшее место для того, чтобы думать о мифических женщинах, подходящих под только что придуманное описание. Правда, Найлу и думать не нужно.

Утром выясняется, что же любовь делает с людьми. Судя по Гарри, делает их до крайности довольными. Матросы на палубе встречают капитана почти как героя. Луи косится на сидящую тут же Мидлтон и думает, что о половине шуток, которые сейчас будут носиться по палубе, ей лучше вообще не догадываться.

– Иди, приберись в кают-компании, Мидлтон, хватит уши развешивать!

Элизабет чему-то возмущается, вспыхивает, и не так, чтобы у Луи было этому объяснение. Гарри треплет её по голове, и это без причины возмущает уже Луи, царапает за грудиной. Ещё один, что вы все к ней руки-то тянете? Жест кажется совсем неподходящим, но только лишний раз доказывает, что все считают Мидлтон Бартом.

В приступе, видимо, той самой заботливости, о которой говорил Лиам, Луи уговаривает Гарри бросить попытки капитанствовать и отправиться к жене. Как будто ему нужны эти уговоры, в самом-то деле. Но совсем скоро – возможно, уже сегодня, – покажется остров и наступит напряжённое время до тех самых пор, пока они не найдут обещанное золото. Или найдут его полное отсутствие. В общем, пока есть возможность, пускай хоть порадуется жизни.

– Перестань так улыбаться, – говорит Луи Гарри и сам улыбается, как идиот.

– Не могу, – довольно отвечает Гарри. – Завидуй теперь.

Гарри и Эйвери явно обо всём договорились, и Луи, наконец, отпускает давящее чувство невнятной вины, сменяясь радостью за лучшего друга. Луи не уверяется, что его вмешательство было оправдано, но зато теперь точно знает, что в результате всё вышло как нельзя лучше. И да, он почти завидует.

Томлинсон спускается на орлопдек, заглядывает к Найлу на пару минут и идёт в кают-компанию – проверить, как справляется Элизабет, отосланная с палубы. Та на его появление никак не реагирует, с крайне увлечённым видом перебирает перья на столе. Когда это они успели стать интереснее его? Луи устраивается на рундуке под большим кормовым окном, подкладывает под спину валяющуюся тут же подушку, вертит в руках первую попавшуюся книгу, но не открывает. Самому ему делать внезапно совершенно нечего, если только не заняться чтением или наблюдениями, потому что придумывать, чего бы ещё опасаться на острове, он уже устал, а судовой журнал заполнять – дело капитанское. Луи выбирает наблюдение за странно молчаливой мисс Мидлтон.

Барт повсюду и всегда, и странно понимать, что Барт вовсе не Барт, а очень даже Элизабет. И имя ничего не меняет, но имя… Меняет всё? Меняет отношение ко всему, что делает Барт-Элизабет, и меняет отношение к идиотским тёплым чувствам под рёбрами, которые Луи так и не может разобрать. Он по-прежнему ценит её за исполнительность, лёгкий характер и человеческую внимательность, но её вольное обращение с матросами, то, что она сама стала матросом, злит – больше этого злит только панибратское отношение матросов к ней. И это переплетение эмоций сбивает с толку. Как кто-то настолько маленький физически может занимать столько места в пространстве и в мыслях? Женщины на корабле не к беде, но к головной боли от невозможности понять себя самого – точно. Элизабет Мидлтон не единственная женщина, которую он знает, и даже не единственная на этом корабле, да она вообще стала вдруг женщиной всего несколько дней назад, но теперь Луи не понимает, как мог не видеть очевидных вещей, и не понимает, почему их не видят все остальные. Правда, если кто-то ещё окажется чуть внимательнее камня, ей будет грозить опасность куда более определённая, чем Эйвери.

Луи откладывает книгу, решает заняться хоть каким-то делом. Судя по тому, что Гарри здесь до сих пор нет, он всё же внял советам заботливого друга и ушёл радоваться. Кто-то же должен записать, что вчера было и почему капитан так рад.

– Подай, пожалуйста, судовой журнал, – просит Луи, но не дожидается реакции. – Элизабет?

– Так это мне? – она, наконец, отвлекается от своих «увлекательных» занятий, передаёт тетрадь даже не глядя на Луи. Двигает в его сторону целое перо и чернильницу. – А полчаса назад я была Мидлтон.

Луи едва воздухом не давится. Это что-то новенькое.

– А как мне тебя называть, интересно? Или ты успела фамилию сменить?

– «Барт» будет достаточно.

Какой, к чёрту, Барт. Луи бы посмеялся, если бы у Элизабет было хоть немного менее напряжённое выражение лица, и если бы она хотя бы на него смотрела, а не игнорировала.

– Боже, не говори, что ты обиделась, – как маленького ребёнка увещает Луи. – Я не могу звать тебя Бартом, – объясняет, как будто оправдывается, – я его перед собой не вижу.

Он правда не может больше относиться к ней, как к Барту, потому что на парня Элизабет похожа только если не приглядываться, а он уже пригляделся. Она хмурится, поднимает, наконец, на Луи глаза – зелёные, ясные и неожиданно обиженные. Да какого дьявола?

– Дело не в имени, а в том, как ты меня отсылаешь.

– Я не сказал тебе ничего, что не сказал бы кому-то другому.

Теперь хмурится уже Луи. Потому что вдруг чувствует, что она, возможно, права, и он почти чувствует себя виноватым, но что сказано, то уже сказано. Почему проблемы возникают на ровном месте? Всё же, Боже, было нормально.

– Это не так, и ты это знаешь. Я не прошу никакого особого к себе отношения из-за моего пола, но можно же общаться со мной по-человечески? Не надо говорить со мной так, как будто я самый худший из матросов на этом корабле, я этого ничем не заслужила.

– Элизабет… – он начинает почти угрожающе и тут же напарывается на ещё более скептический взгляд, – ничего подобного я не имел в виду.

– Я здесь закончила, – бросает она и спокойно уходит к двери. – Ты уже определись, пожалуйста, простил ты меня или нет.

А Луи хочется кого-нибудь убить, но не её, конечно. Её хочется остановить, хорошенько встряхнуть, высказать возмущение такими претензиями и, возможно, клятвенно пообещать исправиться. Вместо этого Луи мрачно наблюдает, как открывается дверь и в неё впархивает Паула, тут же здоровается с ними обоими.

– Доброе утро, Паула, – улыбается Элизабет и, похоже, весь её дневной запас доброты и улыбок достанется кому угодно, только не Луи. Луи достаётся честь объяснить Пауле, куда подевалась её тётя и новоприобретённый счастливый дядя.

========== Утро. Гарри ==========

Комментарий к Утро. Гарри

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c850620/v850620438/f0567/khIqh_vOqd8.jpg

Гарри разлепляет глаза поутру и думает, что и свадьба, и, о Господи боже, ночь-после-свадьбы – просто сон. Не может не быть сном, с ним такого не случается. Он сонно щурится в потолок, мечтая возвратиться в собственные грезы, и понимает, что в собственной койке ему тесно, поворачивает голову.

Эйвери спит, прижимаясь к его боку: обнаженная, едва прикрытая покрывалом и восхитительно красивая. Гарри прежде не видел её с утра, только в этих её платьях, с этими её прическами, и теперь любуется ею, пользуясь, что она ещё не проснулась. Длинные темные волосы рассыпаны по подушке, грудь мерно приподнимается от дыхания, а между ключиц, на одной из которых за ночь расцвел бордовый след поцелуя, медальон дремлет вместе со своей хозяйкой. Эйвери вздыхает, и розовые губы приоткрываются. Гарри вспоминает, как целовал её ночью, и думает, что он – идиот, каких свет не видывал.

Впрочем, наверное, всё влюбленные мужчины – идиоты.

Гарри хочет, чтобы Эйвери проснулась, но примерно с такой же силой этого не хочет. В животе щекочет страхом: вдруг она всё же решит покинуть его? Он ерзает на постели, морщится от слегка саднящих царапин по спине и плечам, а потом улыбается широко и глупо. Эйвери доверилась ему, позволила ему стать её первым мужчиной, и, наверное, для неё это очень важно, и если бы она не хотела, ничего бы не произошло.

Волны разбиваются о борта «Леди Энн», и Гарри слышит их призывный шум. Его зовет море и палуба корабля. Он потихоньку встает, натягивает штаны и набрасывает рубашку, разыскивает сапоги. Видит и Бог, и морские черти, он хочет остаться с Эйвери, в их теперь уже общей постели, но у капитана не бывает выходных дней. Он должен возвращаться к команде.

Эйвери недовольно ворочается, будто сквозь дрему почувствовала его отсутствие, и у Гарри перехватывает дыхание, так он хочет заняться с ней любовью снова, – с такой теплой и сонной, и абсолютно, полностью его. Наконец-то, Господи.

Работа не ждет, напоминает себе Гарри. Он прихватывает со стола бутылку грога и делает внушительный глоток. Уже не вода, но ещё не ром, а то, что нужно, чтобы прийти в себя. Застегивает рубашку и продолжает искать свои сапоги, черт бы их взял, и находит под столом. Когда вообще успел их стянуть? Гарри не помнит, для него вся ночь – это сумбурно-сладостные воспоминания, и от этого он ещё больше чувствует себя идиотом.

– О-о-о, капитан ещё живой, вы посмотрите! – гогочет вчерашний насмешник Джон. Всё никак не успокоится. – Мы уж думали, женушка вас заездила совсем, – доверительно сообщает и ухмыляется.

– Лучше заткнись, если не хочешь, чтобы тебя заездила работа, – советует ему вездесущий Барт. – Боцман с радостью найдет тебе занятие!

Эрколе, отчего-то крайне довольный, хлопает Гарри по плечу, и тот, несмотря на свою выносливость и силу, едва не приседает – в основном, от неожиданности. Капитану нравится, что команда больше рада за него, чем выражает недовольство, и только Нейт, не терпящий на борту женщин, хмурится.

– Если на острове с кем-то что случится… – вздыхает он.

– Почему должно? – Гарри догадывается об ответе, но всё равно спрашивает.

– Мы доверились женщине, – корабельный врач ворчит, пока критически осматривает один из старых парусов, манит Барта. – Этот нужно подготовить для перевязки, понял? – Мидлтон кивает и подхватывает льняную ткань.

Гарри знает все эти байки о ревности кораблей и неудачах, преследующих капитанов, променявших Фортуну на улыбки других, и считает их сказками. Они уже месяц ходят под парусами с его женой в качестве пассажирки, и никто не пострадал. Он хмурится:

– Не мути воду, Нейт, – советует, почесывая подбородок, на котором за ночь пробилась темная щетина. – Ты – хороший врач, и благодаря тебе никто из нас ещё не сдох от поноса или шальной испанской пули, но я разберусь сам.

Бурчание Нейта может всколыхнуть остальных, а Гарри не для этого оберегает Эйвери. Смута в команде ему не нужна, падение Десмонда Стайлса также началось с недовольных. Капитан Стайлс уважает и любит свою команду, почитает их за друзей, но навязывать себе решения не позволит. Как и сам себе не позволит их тиранить.

– Нейт снова со своими присказками про баб на борту? – понимающе улыбается Луи, подходя. Он снова курит, и Гарри морщится. – Прекрати кривить рожу, – советует ему Томлинсон. – Я же не корчусь при виде твоей счастливой физиономии, – ехидно вскидывает бровь, закуривает, глядя, как дымок от горящих вонючих листьев устремляется в небо. – Кажется, вы определились с вашими отношениями? – спрашивает и почему-то косится на сидящего совсем рядом Барта, фырчит: – Иди, приберись в кают-компании, Мидлтон, хватит уши развешивать!

Барт аж подскакивает от такой несправедливости, и у него вспыхивают щеки от обиды. Гарри треплет его по макушке, покрытой платком, и тот съезжает почти на нос. Мидлтон возмущенно пищит, а в глазах Луи мелькает что-то опаляющее, отчаянно похожее на… ревность?

– Не претендую я на твоего оруженосца, Томмо, – Гарри отпускает Барта работать, опирается о планшир, ощущая под ладонями нагретое солнцем дерево. – Не бесись.

– Я не бешусь, Хазз, – Луи опирается спиной о фальшборт, наблюдает, как пираты проверяют такелаж. «Леди Энн» идет по полному бакштагу. Возможно, к вечеру появится и остров. – Просто думаю, что сегодня мы здесь и без тебя обойдемся, – он ухмыляется. – Англичане нас не преследуют, в конце концов.

–…а ты всё устроишь, – заканчивает за него Гарри, и они оба смеются. – Я женился, Луи, а не умер, и кольцо на моем пальце не значит, что я не способен следить за порядком на «Леди Энн».

– Стремишься быть полезным сегодня – заполни судовой журнал, – хмыкает Луи. – Твоя, между прочим, работа. Но я тебе честно говорю, Хазз, иди к жене, – он смотрит на Гарри, будто знает что-то, чего тот не знает, и от этого взгляда всегда неуютно, даром, что глаза у Луи – как вода, холодные. – Мы не знаем, что нас ждет на острове. К черту, мы не знаем, что будет через несколько часов. Провел бы ты их с женщиной, которую любишь, а не отсвечивал счастливой рожей на всю палубу, а? Ты заслужил отдых. И перестань так улыбаться, – но сам расплывается в улыбке едва ли не более глупой.

– Не могу, – отвечает Гарри. Он и правда не может, губы сами разъезжаются в стороны. – Завидуй теперь, – добавляет ехидно, и они оба смеются. И, кажется, обоих отпускает, потому что Гарри теперь знает, что всё получилось как нельзя лучше, а он чертовски счастлив. – Старая карга-то была права, – припоминает сморщенное, смуглое лицо гадалки. – Как думаешь?

– Тебе лучше знать, – жмёт плечами Луи. – Пойду проверю, как там справляется Мидлтон.

Гарри подмечает, что Луи перестал звать Барта по имени, но думает, что это не его дело. С виду их отношения не испортились, ну или испортились, но не настолько. Вероятно, Барт просто натворил что-то, не пришедшееся Луи по душе, а это с ним бывает. Гарри не уверен, что стоит вмешиваться – сами разберутся, Луи атмосферу в команде чувствует не хуже, чем он сам, а пока что капитан думает, что, беспокоиться не о чем.

Он возвращается в каюту и застает Эйвери, сидящей на рундуке. Она старательно заплетает волосы в косу, а, услышав звук открывающейся двери, вскидывает голову.

– Доброе утро, – Гарри закрывает дверь за собой и прислоняется к ней спиной, склоняет голову набок и закусывает нижнюю губу. – Как ты?

Он с удовольствием наблюдает, как щеки у Эйвери розовеют от вполне невинного вопроса, но она улыбается в ответ:

– Выспалась. А как ты?

Разговор, в своей неловкости просто потрясающий. Гарри хочется просто сгрести её в объятия и целовать, пока они оба не начнут задыхаться.

– Счастлив, – просто отвечает он, пересекает каюту и садится рядом, утыкается носом ей в волосы.

Они молчат, не замечая ни отдаленного шума с палубы, ни плеска волн, ни килевой качки. Гарри притягивает Эйвери к себе, думает, что не соврал: он и правда никогда и ни с кем еще не был так безрассудно счастлив, и это счастье где-то внутри плющом путается вокруг сердца.

– Гарри, – Эйвери теребит в пальцах цепочку от своего медальона, нервничает, и он успокаивающе фырчит ей в ухо: говори, любовь моя, я слушаю, я всегда буду слушать тебя. – Гарри, я… – она набирает в грудь побольше воздуха. – Я скопировала карту. Прости, я не сказала тебе раньше, испугалась, – она отстраняется. – И если ты сейчас на меня разозлишься и захочешь выкинуть за борт или ещё что-нибудь, – нервно улыбается, – я пойму. Я просто боялась, что кто-нибудь предложит её забрать у меня, и…

Гарри чуть хмурится, вслушиваясь в её сбивчивую речь, и понимает: Эйвери нарисовала оставшуюся часть карты, но боялась ему показать потому, что думала, что это что-то изменит. И он понимал её страхи и недоверие, хотя в горле это недоверие царапалось нехорошим зверьком. Оно шипело: не могло быть всё так хорошо, не могло! А, с другой стороны, пока он не предложил ей пожениться, чтобы спасти ей жизнь, могла ли она доверять ему до конца?

У Эйвери – напуганный взгляд, но она смотрит ему прямо в глаза и явно ждет то ли приговора, то ли его какого-то решения. И ещё недавно Гарри бы разозлился, что ему не верят и не доверяют. Посчитал бы предательством. Что-то изменилось, и всё иначе. Луи кое-что объяснил, спасибо ему за это, и храни его морские боги. Теперь Гарри понимает, как выглядел в глазах своей жены, и сколько сил ей стоило ему поверить.

Гарри обхватывает её лицо ладонями, прижимается носом к её носу:

– Ты доверяешь мне? – срывается с его губ прежде, чем он успевает остановить себя.

Эйвери тихо отвечает:

– Если бы не доверяла, разве стала бы признаваться?

Или разве отдала бы ему свою невинность? Гарри не нужно другого ответа. Не важно, что было «до», пошло оно к черту. Важно, что происходит в её сердце теперь.

Она отодвигается, вытягивает из волос шпильку и уже привычным движением открывает медальон, вытаскивает сложенную во множество раз карту. Гораздо более новую, чем была раньше, на бумаге, пропахшей рыбой. И протягивает Гарри.

– Делай с ней, что хочешь, – Эйвери опускает взгляд. – Как и со мной.

Гарри смотрит то на неё, то на карту, а потом улыбается. Неприятный зуд за грудной клеткой, вызванный её былым недоверием, уходит: он понимает, скольких сил Эйвери стоило это признание. Его глупая, смелая девочка.

– Так уж и всё? – он вскидывает бровь. – Ты уверена?

Эйвери кивает, и в этом жесте столько покорности, что у него внутренности в узел скручиваются: любовь моя, знала бы ты, сколько всего я хочу сделать с тобой! Но он ищет взглядом лампу, а, найдя её горящей на столе, поднимается на ноги.

Карта горит так же, как и прошлая, ярко и быстро, и пепел сыплется на столешницу. Эйвери ахает:

– Зачем?

Гарри садится перед ней на карточки и берет её руки в свои.

– К черту всё, – он улыбается и с удовольствием наблюдает, как светлеет её обеспокоенное лицо. – Я сделал с картой то, что хотел сделать. Если остров есть – мы придем к нему к вечеру. Если нет – мне плевать. Иди ко мне, – он тянет её на пол, в свои объятия, и Эйвери льнет к нему, прячет лицо у него на плече. – Я не злюсь, – говорит Гарри чистую правду. – Мне было обидно, что ты не верила мне, но я понимаю, почему. Правда, это не значит, что я не сделаю с тобой всё, что захочу, – его шепот на ухо звучит почти дьявольски. – Раз уж я – хитрый и развратный пират, которым вас пугают в салонах. Надеюсь, на тебе нет этого инквизиционного орудия пытки?

Эйвери облегченно смеется ему в шею.

– Я не смогла бы затянуть его сама на себе, капитан.

И Гарри кажется, что всё хорошо теперь, а между ними падают последние стены.

========== Прощение. Бетти ==========

Комментарий к Прощение. Бетти

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c847016/v847016562/1e2c2a/f8y4CFkr13Q.jpg

https://pp.userapi.com/c850724/v850724785/f8980/xSEcjQepHZ0.jpg

https://pp.userapi.com/c846420/v846420090/1ed14a/37BTfEublXw.jpg – Билли, Джон и Тео, да-да :)

Остров, который Бетти в первый раз увидела на следующий день после свадьбы капитана, лежал чуть в стороне от их курса. Наверное, координаты на карте не очень точны, но совсем без карты в этой пустынной части океана найти маленький клочок суши было бы вовсе невозможно. Безымянный остров, до которого корабль добрался к вечеру, оказался небольшим, густо поросшим лесом и совсем пустынным; никто так и не выглянул из джунглей, пока галеон обходил берег, выискивая место для стоянки.

Они бросили якорь в небольшой бухте уже на закате и быстро спустили шлюпки. Было неожиданно приятно почувствовать твёрдую почву под ногами и убедиться, что карта не врала. Далеко в лес углубляться не стали, там не было ни тропинки, а кое-где лианы сплетались так туго, что их можно было только разрубить, поэтому ограничились тем, что убедились в том, что ближайшее к месту стоянки пространство безлюдно, нашли ручей и подстрелили пару птиц. Заодно Джон обратил внимание на кокосы, которые тут же всем понадобились, но висели слишком высоко и не падали даже с трясущейся пальмы.

– Джон, уймись, – просит Бетти, – хочешь их расколотить или пальму из земли выворотить?

– Про выворотить это идея, – отмечает Эр.

Бетти только демонстративно фыркает, но потом жалеет пальму. Примеривается к расстоянию и решает, что, раз пальма небольшая, то можно и попробовать.

– Давай-ка, подсади меня, – она деловито шлёпает Эрколе по груди и скидывает сапоги. – Я вас всех спасу.

Эр, привычный уже почти ко всему, не задавая вопросов, подставляет ладони, закидывает вверх. Бетти легко взлетает ему на плечо, тут же упирается в пальму, пытаясь сохранить равновесие. Победно смотрит на Джона внизу.

– Спасибо, что не на голову, чертёнок, – бурчит Эр, придерживая её ноги.

– На голове не удержусь.

Бетти аккуратно тянется к орехам, но те не поддаются, и приходится проявить чудеса гибкости, чтобы взять нож. Первый кокос благополучно приземляется в руки Джона под одобрительный хохот подошедших зрителей – откуда только взялись. Тут же переправляется в руки Найла и Лиама, которые со знанием дела одобряют это начинание. За первым кокосом следуют все остальные.

– Тут кончились, двигаем к следующей пальме, Эр, – объявляет Бетти, присматривая пути, как бы спуститься, и широко улыбается. – Ну прости, что ты такой высокий, а я такой наглый.

– Слезай давай, – по-доброму ворчит Эр.

– Смотри, как Барт раскомандовался, – комментирует Лиам. – Ты его, что ли, покусал?

– Мидлтон, что за цирк? – вздыхает где-то позади Луи, но Бетти игнорирует риторический вопрос, аккуратно спрыгивая и даже не заваливаясь лицом в песок. Поднимает глаза и пару секунд наслаждается всем набором эмоций у боцмана на лице, от неодобрения до ужаса перед её выкрутасами. – Постарайся хотя бы не убиться.

Она вопросительно приподнимает бровь, недовольная его обращением, всё ещё пытающаяся понять, что оно означает. Ещё вчера всё было в порядке, а теперь она то Мидлтон, то Элизабет, то он не имел ничего такого в виду, то говорит так, как будто чем-то недоволен, то Барта он не видит. Что за цирк, Томлинсон?

– Это моё задание, сэр? Будет исполнено.

– Уж постарайся, – цедит Луи.

– Он поест, и ему полегчает, – смеётся Лиам. – Найл, пожалуйста, ускорь этот процесс, а? Я тоже жрать хочу.

Когда пальмы в зоне доступа кончаются, все окончательно разбредаются в разные стороны. Бетти устраивается поудобнее у костра, где-то сбоку волны накатывают, облизывают берег и отступают, унося с собой песок, закручиваются пенными барашками и подступают снова, с шорохом толкаясь. К Бетти подсаживаются бессменные Эр и Джон, они же притаскивают ужин и втягивают в ничего не значащий разговор. Постепенно к ним присоединяются остальные матросы, разговор сворачивает в какие-то типично мужские дебри. Бетти в этом не участвует, сидит, разглядывая длинное алое перо попугая, думает о том, что все эти пираты рядом ей товарищи, всегда подскажут, не откажутся что-то рассказать, и всё же иногда они её раздражают, сейчас, например, обсуждая вчерашнюю свадьбу. Бетти радуется за капитана и Эйвери, а мужчины говорят о какой-то ерунде, половину из которой Бетти пропускает мимо ушей, обсуждают чьих-то жён. И да, «я сделал бы так же» – высшее мужское одобрение. Хорошо, капитан этого всего не слышит.

Не так, чтобы Бетти слишком высокого мнения о себе или требует чего-то экстраординарного от окружающих, но она достаточно воспитана, чтобы уставать от людей, у которых никаких манер нет в принципе, как и желания вести себя не то, что по правилам, а хотя бы прилично, и достаточно щепетильна, чтобы не терпеть небрежности, нежелания элементарно побриться и организовать вокруг себя порядок, а этим грешили почти все матросы, кроме разве что Эрколе.

И вот это вот благороднейшее создание Господа Бога. В её маленькую головку закрадывается подозрение о том, что разделение мужчин и женщин до брака диктуется не приличиями, а тем, что, знай девушки о мужчинах столько, сколько знает теперь Бетти, большинство из них ни за какие блага не выйдет за большинство мужчин. И все эти товарно-денежные аспекты матримониальных планов совсем не кажутся теперь низменными, как раз наоборот, если уж девушка должна отдать свою жизнь кому-то вроде этого, то не иначе, как за полное содержание. А ведь её саму от чего-то подобного, страшно подумать, возможно уберегла болезнь тётки Палмер. Она ведь уже присматривалась к женихам для Бетти, когда слегла. А и нет, даже в постели она то и дело заводила разговоры, что, мол, плохо девушке оставаться одной, у неё и отца-то толком нет и всё такое, и вот будь мистер Палмер жив, то, конечно, он бы позаботился о бедной Бетти, а так, как же быть? Миссис Палмер и её верная подруга мадам Бине при любом случае поучали её и даже строили какие-то безумные планы на брак, а Бетти каждую ночь молилась, чтобы дальше планов не пошло, потому что идея брака в целом, может, и прельщала её воображение, но вот предложенные варианты супругов совсем не вдохновляли чувств. Все подобные разговоры ей удавалось перенаправлять на воспоминания этих кумушек. Иногда они вспоминали собственные браки и тогда горячо ругали мистера Палмера и мсье Бине, заставляя задаваться вопросом о том, зачем же они так хотят выдать замуж Бетти.

Бетти хорошо помнит слова Паулы «я не хочу, чтобы меня просто кому-то отдали» и хотела бы сказать, как хорошо понимает мисс Рид. Если уж Эйвери вышла замуж за пирата, Паула тоже может быть свободна в выборе? Теперь-то у неё нет необходимости выходить замуж по указке. Эйвери, в итоге, повезло – и будущего мужа заранее узнала, и на его привычки посмотрела. Наверняка для своей племянницы она хотела бы такого же понимания, с кем она связывает свою жизнь.

В разговор Бетти включается только когда Эрколе каким-то образом снова начинает рассказывать истории о Средиземном море, различных парусах и непостоянном ветре, которого иногда и вовсе нет неделями.

– И как тогда кораблю идти? – спрашивает она.

– На вёслах, как. На больших судах по сотне вёсел, и на каждое весло по три раба. Так, если ветра нет, галера всё равно идёт.

–Господи, триста человек на одни только вёсла, – качает головой Джон.

– Триста человек на вёслах, и ещё сотня в трюме, на замену тем, кто не выдержит, – невесело хмыкает Эрколе. – У христиан рабы мусульмане, евреи и еретики, а у мусульман – христиане.

– И всё это в одном крохотном море? – Бетти честно пытается представить себе этот безумный мир, но не может. – Как-то мне здесь больше нравится.

– Пойдёмте, хоть глянем, что тут такое, – предлагает вдруг Джон, указывая на лес. – А то осмотрелись так, что и не видели ничего толком.

Среди ночи осматриваться? Кажется, кому-то слишком похорошело от рома. Бетти смотрит на тёмную стену джунглей, на клубящуюся под ветвями темноту и категорически не хочет отходить от костра. Ну, может, сходить до недалёкого озерца искупаться было бы неплохо, но ни в какие приключения ввязываться не хочется, тем более ночью. Бетти почти физически чувствует, что это земля чужих богов, давно умерших, но всё ещё страшных.

– Вы как хотите, а я завтра, при солнце.

– Боишься? – усмехается Джон.

– Разумеется. Вот полезем туда среди ночи, я ногу сломаю, и придётся лежать на месте, пока вы завтра пойдёте сокровища искать. Мне такого не надо.

– Какая сознательность, – Бетти разве что на месте не подпрыгивает, совершенно не ожидая услышать за спиной комментарии Луи. И кто из них вездесущее создание? – А остальные что в лесу забыли, не все пальмы обтрясли?

– Да мы просто ноги разомнём, – гнёт своё Джон и даже поднимается. – Что с нами будет?

– Ничего, – Луи подходит к костру, пожимая плечами, – шагайте, я же вас не останавливаю.