Текст книги "Искатели сокровищ (СИ)"
Автор книги: MadeInTheAM
Жанры:
Фанфик
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)
Луи рассказывает и рассказывает, пока не выдыхается. Элизабет кладёт ладонь ему на руку – мягко, будто боится, что он её сбросит. Но Луи только накрывает своей, потому что ему нужно ощущение её поддержки после всего, что он рассказал.
– Скажешь, был неправ? Должен был найти занятие получше, это было бы логично для дворянина?
Совершенно внезапно этот вопрос кажется болезненным. И так же внезапно кажется важным мнение Элизабет. А у неё в уголках губ притаилась улыбка – мягкая и тёплая, а в светлых глазах – понимание и полное принятие, будто она и не думала, как может быть иначе, не думала оценивать поступки Луи. Его самого.
– Скажу, что согласна с твоей сестрой. И каждый твой выбор правильный, потому что правильным был для тебя в тот момент. В конце концов ты можешь собой гордиться, ты защитил свою семью, позаботился о сёстрах, устроил их будущее. Вполне логично.
– Не уверен, что мама одобрила бы мой жизненный путь.
– Но наверняка одобрила бы заботу о сёстрах, правда?
Луи улыбается, опуская голову, и чувствует себя так, как будто с плеч стащили целую гору. Он знал, что его друзья его понимают и одобряют, и ему этого казалось вполне достаточно. Но услышать ещё одно подтверждение со стороны Элизабет Мидлтон оказалось бальзамом на душу.
– Надеюсь, что правда. Нужно закончить со счётом до Тортуги.
Она кивает, мягко высвобождает свою руку и возвращается к работе, а Луи замечает её румянец. И очень хочет приписать его появление себе. Томлинсон честно перебирает ящики, но постоянно соскальзывает взглядом на Элизабет, прослеживает её движения, смотрит, с каким интересом она рассматривает всё, что кажется ей красивым. Чувствуется это всё так, как будто он – бочка с порохом, а у Мидлтон зажжёные спички. И она об этом не знает.
Элизабет чувствует его взгляд, вопросительно поворачивается. А Луи понимает, что просто так пялится на неё уже слишком долго для того, чтобы это было приличным. И думает он тоже позорно долго. Луи отворачивается, облизывает пересохшие губы, чувствует, что ему ужасно жарко и немного страшно, потому что правда врезается в него как-то вдруг и со всего маху. Потому что он знает, как оно всё называется, но не знает, что делать – ни сейчас, ни на Тортуге, где эти чувства никуда не денутся. Пока он откладывал обдумывание, всё уже решилось без него. Мидлтон просто случилась. Сначала он с ней подружился, а теперь, кажется, по уши влюблён, и у них на корабле одним влюблённым болваном больше всё-таки. И ему бы паниковать, но не получается, потому что в груди ширится тёплое приятное чувство, которое вопреки всему не кажется неправильным и опасным.
Ящиков много, но они почему-то кончаются, пока они перекидываются фразами, что-то обсуждают, шутят. Луи кажется, что его волной сбило с ног и протащило по песку, а вокруг ничего не изменилось. Будто это нормально – выяснить, что ты влюблён. Вот они разойдутся и… И что? Он будет к ней в гости ходить, спрашивать, как дела, и о своих рассказывать? Да он подохнет или от смеха или от тоски, не те у них отношения, чтобы просто разойтись, слишком много вместе прошли. И не те у него чувства. Луи прикрывает глаза, сжимая переносицу. Ну конечно, чувства.
– Кажется, всё, – Элизабет сдвигает крышку ящика, дописывает что-то в свои листы, подсчитывает и перепроверяет. Луи оглядывает трюм, действительно всё, ящики даже стоят в нужном ему порядке. – Завтра-послезавтра уже Тортуга, и это всё придётся тащить на берег. Ты же мне придумаешь какое-нибудь более лёгкое задание?
Луи смеётся, согласно кивает, но не чувствует ровно никакого облегчения. Ему не нравится сознавать, что закончились и ящики, и задания для неё, и вообще её присутствие на корабле.
– Тебе так уж хочется сойти?
– Нет. Но это неизбежно и, возможно, к лучшему.
К какому лучшему? Элизабет выстукивает какой-то незамысловатый ритм на поверхностях ящиков, собирает записи и старательно на него не смотрит. Но Луи всё равно не верит, что она может думать, что всё к лучшему.
– Впереди сезон штормов, – зачем-то напоминает он, – твоя поездка к отцу в любом случае откладывается.
– Я напишу ему письмо сначала. Вдруг он переехал.
– Хорошо, – Луи испытывает странное облегчение от того, что она останется на Тортуге. Потому что для него это значит, что Мидлтон будет где-то рядом и у него есть больше времени, чтобы понять, что с ней делать. Потому что ему определённо нужно что-то с ней сделать, нельзя же просто позволить ей уйти в никуда. – Поклянись мне всем святым, что никуда не исчезнешь. Чтобы я знал, где тебя искать.
Луи подходит ближе, и Мидлтон приходится поднять голову. На лице у неё смущение пополам со смехом, и Луи хочет верить, что она его понимает. Не может же не понимать.
– Я не настолько маленькая, чтобы меня можно было потерять на Тортуге.
– Женщина, которую все принимали за мужчину столько времени, способна на что угодно.
– Я даже не знаю, мне оскорбиться или принять это как комплимент? – Элизабет честно изображает возмущение, но через несколько секунд на губах у неё появляется лёгкая, совсем не ехидная улыбка, когда она тихо обещает: – Клянусь, я никуда не денусь.
– Молодец.
Она честно выполняет обещание, никуда не уходит, смотрит ему в глаза так же прямо. И за несколько секунд Луи принимает лучшее решение – шагает ближе, прижимает Мидлтон к себе и целует. Потому что, что с ней ещё делать. Он ловит её поражённый вздох, чувствует, как её руки скользят по его груди, и, кажется, подгибаются колени. Но через мгновение Элизабет тянется ближе, поднимается на мыски, пальцами зарывается ему в волосы и отвечает на поцелуй. Луи притискивает её ещё ближе, так, что между ними нет даже воздуха, ладонями скользит по спине до самой поясницы, по рёбрам. Все мысли у Луи разом сгорают, оставляя только ощущения прикосновений, и никаких слов ему не нужно – её движения ему навстречу были ответами на все невысказанные вопросы о её мыслях и чувствах. И, кажется, его мыслях и чувствах тоже.
Луи отрывается от неё через, кажется, вечность. Прислоняется своим лбом к её, чувствует на лице сбитое дыхание, а под ладонями, обнимающими талию – слабую дрожь. Встречает взгляд распахнутых глаз, касается ладонью тёплой порозовевшей щеки, спускается по шее, касается ямки между ключицами, чертит ключицу до края распахнутого ворота. Элизабет ведёт пальцами ему за ухом, и он следует за этой лаской, как зверь какой. И Луи чувствует себя внезапно прирученным и готовым выполнять команды, но только с одним условием. Ему, болвану, нужно, чтобы она ему принадлежала вся и по доброй воле, Господи Боже, и навсегда, чтобы нуждалась в нём так же, и чтобы так же его… Любила?
И он это совершенно точно получит, потому что Мидлтон сейчас цепляется за него не хуже, чем он за неё.
– Ох, Боже, – выдыхает Элизабет.
– Приятно познакомиться, – хмыкает Луи, касается её губ коротким поцелуем. – А теперь лучше уходи, пока чего-нибудь не натворили.
Уже натворили. Только что. Открыли ящик Пандоры, и один Бог знает, чем это кончится. Этот поцелуй был откровением посерьёзнее, чем правда о том, что Барт это Элизабет, и всё разом изменил без возврата. И он знает, что она тоже знает.
Мидлтон фыркает, смотрит прямо и улыбается темно и насмешливо. У Луи в животе полыхает пожар, и он с беспощадной отчётливостью чувствует всё её тело, когда Элизабет опускается, соскальзывая по его груди. Луи с усилием разжимает руки, и она выскальзывает, поправляет платок и уходит, обернувшись только у выхода.
Томлинсон со стоном падает на ближайший ящик. Ему нужно подумать, подумать, подумать ещё раз и получше. Думать не хочется, хочется целовать Мидлтон, потому что так будет чертовски правильно. В следующий раз он с ней обязательно поговорит, прежде чем целовать, и следующий раз обязательно будет. Он понятия не имеет, правда, что ей скажет, но он попытается придумать. Когда сможет думать, а не радоваться тому, что получил, что хотел, и не получил по лицу.
========== Честность. Гарри ==========
Комментарий к Честность. Гарри
Aesthetic:
https://pp.userapi.com/c850620/v850620438/f0567/khIqh_vOqd8.jpg
Опираясь на фальшборт, Гарри всматривается в темноту. Матросы, кроме вахтенного, уже отправились спать, отбой на «Леди Энн» всегда ранний. Ходовые фонари на гроте зажжены; галеон уверенно движется к Тортуге. Гарри вдыхает солёный воздух. В океане он как дома, но «как» – это ещё не «дом», и он это понимает.
Но не может не думать, что проблемы ещё не позади. На месте Анвара Мендеса он не проглотил бы их выходку просто так и попытался бы заручиться поддержкой Ле Вассёра. Которую ему, впрочем, не видать, ибо Французская Вест-Индская компания не слишком-то жалует британцев. Но даже если поддержка пролетит мимо, Анвар вряд ли отступится. И не только из-за щелчка по носу.
Гарри чует, что Анвар знает о его родстве с Джеммой. Знает и предпочитает, чтобы последний Стайлс в этой части света канул в небытие. Чтобы никто не догадался, что Джемма умерла не своей смертью, что это был не несчастный случай.
– Что за тайну ты узнала, Джемма? – шепчет Гарри в темноту, но, естественно, душа сестры не спускается с небес, чтобы открыть ему секрет, стоивший ей жизни. Впрочем, Гарри уверен, что секрет этот был, Джемма не стала бы ему лгать. И что это знание однажды ему пригодится.
Мысли, которые всё чаще поднимаются в нём с приближением к Черепашьему острову, – страшные и холодные. Поиски сокровищ и женитьба на Эйвери отвлекли его от планов о мести, но желание увидеть, как умирает Анвар Мендес, никуда не девалось.
Человек, лишивший жизни Джемму, сам не заслуживает жить.
Гарри кажется, что он чувствует Анвара, как хищник чует добычу. Анвар – на Тортуге, и они встретятся, так складываются звезды. Те самые, на которые Луи предпочитает не уповать. С мыслью о боцмане приходят и размышления о его последних идеях – о том самом манёвре, который позволит им сразу же скрыть часть сокровищ, а заодно и Эйвери, от любопытных пиратских глаз. Незачем всему острову знать, что Гарри женился, пираты, может, и не образованы, как дворяне, но размышлять умеют многие.
К счастью, он знает на острове одну бухту, в которой можно будет высадить несколько шлюпок. Разумеется, не днём. Гарри добрую часть вечера пытался рассчитать курс, чтобы понять хотя бы, в какое время они прибудут на Тортугу. По его расчетам – ближе к вечеру, и это не может не радовать.
Дерево планшира под его ладонью – теплое; «Леди Энн» знает, что Гарри чувствует, и стремится его успокоить. Он смотрит на тёмную воду, разбивающуюся о борт, и думает: а что, если душа его матери не вознеслась на небо, как было обещано в Библии, а вселилась в корабль и оберегает его? Мысль эта языческая, но ему нравится. Волны бьются о доски галеона, скрывая тайны морей, и, хотя Гарри уверен, что русалок не существует, ему невольно вспоминается песня, которую пела мать им с Джеммой, когда они были совсем детьми.
«Моё сердце так тоскует, ни к чему мне денег звон, лишь моряк меня утешит, ведь дороже злата он», – пела мама, когда им не спалось в их бедной старой хижине на окраинах Порт-Ройала. Там, куда никогда не заглядывали люди вроде губернатора или Анвара Мендеса. Мама рассказывала им легенды и старые сказки, а теперь нет ни её, ни Джеммы. Мама умерла в нищете, на которую её обрек Десмонд, и теперь он варится в Аду в отдельном котле за это, пока Энн летает вместе с ангелами – она заслужила спокойствие и свободу.
А душа Джеммы не покинет этот мир, пока не будет отмщена.
Гарри отходит от фальшборта, садится на бак. Если бы он курил, то трубка бы ему сейчас пригодилась, но он ненавидит табак и проклинает Мануила, что греческий дурень вообще показал Луи эту дрянь. А Томлинсон ещё скоро снова пополнит свои запасы и продолжит дымить, если Мануил не ушел в новый рейд. Впрочем, кто сейчас рискнет уходить надолго?
Погруженный в свои мысли, Гарри не сразу слышит приближение Лиама, и замечает канонира, только когда тот садится рядом.
– Киснешь? – Лиам подталкивает его плечом. Тот неопределенно хмыкает. – Да брось, вижу, что киснешь! Прекращай.
– Сейчас возьму и прекращу, – ворчливо отзывается Гарри. Если бы это было так просто. – И не смотри на меня так, с женой я не ссорился, это другое.
Лиам скептически приподнимает одну бровь, и это хорошо видно в свете фонарей. Гарри партизански отмалчивается: в случае проблем с Эйвери он бы и сам обратился к Лиаму, но тут совсем другое.
– Скоро Тортуга, – замечает Лиам. – Луи говорил о каком-то хитром манёвре, поделитесь подробностями?
Гарри трет подбородок.
– Мы решили, что нужно хотя бы часть сокровищ отправить к Шерил, вместе с Эйвери. Не стоит её демонстрировать всей Тортуге, как и ящики с золотом. Народ у нас не образованный, но не глупый, и связать одно с другим в своей голове сможет. И без того, когда мы уходили с гавани, народ шептался о нашем «секретном деле», а появление военных добавило дерьма в котел. Слухи о пленницах, если верить Рыжему Эду, по всем тавернам курсировали.
Чуть подумав, Лиам согласно кивает.
– Идея хорошая.
– Само собой, сопровождать часть ящиков и мою жену к Шерил будешь ты, – ухмыляется Гарри. – Я всё-таки не зверь какой, всё понимаю.
– Особенно теперь, да? – хохочет Лиам, и в тишине пустой палубы его смех кажется ещё более громким, чем обычно. Тео, пытающийся не заснуть за штурвалом, с любопытством оглядывается на них, и канонир грозит ему кулаком. Затем серьезнеет. – Полагаешь, Зейн с британцами?
Гарри кивает. О записке от Малика ни он, ни Луи ещё никому не рассказывали – это слишком ранило. Да и непонятно было, зачем Зейн вообще им написал. Хотел помочь или заманивал в ловушку? Письмо, уже изрядно потрепанное, лежит у Гарри в кармане штанов, и он, чуть поколебавшись, всё-таки вытаскивает его, показывает Лиаму.
Тот хмурится, вглядываясь в знакомые строчки, болезненно морщится, отходит к фонарям, чтобы прочесть уже смазавшиеся буквы. Читает Лиам не то чтобы хорошо, ему и не требуется – он с пушками справляется без грамоты и знает своё дело.
– Что он тут написал? – сдается Лиам после нескольких попыток разобрать полуистершиеся буквы.
– Предупреждал, что против трёх британских кораблей мы не выстоим, – Гарри морщится, как будто ему ткнули в старую рану. – Это письмо мне привёз Эд, поэтому мы и сорвались тогда с Наветренных островов. Судя по всему, это всё же не ловушка, хотя Дейви Джонс его знает?
Лиам кривит губы, возвращает письмо Гарри, и тот складывает бумагу, снова прячет в карман.
– Почему ты не сказал сразу?
– Не хотел, чтобы ваши головы ещё и этим были забиты.
Лиам снова садится рядом.
– Вот когда мне пригодились бы те вонючие листья, которые так любит Луи, – признается он. – Ты думаешь, британцы всё ещё пытаются разыскать нас?
Гарри много чего думает. Например, что на месте британцев он действительно отправился бы на Тортугу и попытался заручиться поддержкой Ле Вассёра. Или что нашел бы своих врагов и отомстил в любом случае. У него самого – единственный на миллион шанс встретиться лицом к лицу с Анваром на своей территории, а не на территории Мендесов, и он пока не знает, сможет ли использовать его.
Дадут морские боги и черти, они смогут приплыть в знакомую бухту незамеченными и войти в город не со стороны обычной гавани, а откуда их не ждут – пешком со стороны берега. Тогда есть шанс отыскать Анвара и вскрыть ему ножом брюхо.
А если нет?
Радует одно – Зейну об этой бухте было неизвестно. Гарри обнаружил её только полгода назад, когда «Леди Энн», возвращаясь из очередного рейда, пришла на Тортугу не с обычной для них стороны. Если кто из других капитанов о ней и знает, то вряд ли расскажет офицерам Короны. Такими знаниями не разбрасываются почём зря.
– Я думаю, что возможно, британцы затаились на Тортуге, – признается Гарри, потому что скрывать уже нет смысла. Черепаший остров приближается с каждой морской милей. – Вряд ли они ждут нас прямо в бухте, без разрешения Ле Вассёра у них не выйдет провернуть это. Но они постараются нас найти.
Именно поэтому нужно скрыть золото и спрятать Эйвери с Паулой, чтобы лишние слухи не добрались до ушей Анвара Мендеса. Хорошо бы и самим затаиться в городе, в идеале – у Шерил в пансионе. Хорошо бы, но кто, кроме Бога, знает, чем всё закончится?
Беспокойство у Гарри ворочается и скребется за грудиной, и чем ближе Тортуга, тем тяжелее у него на сердце.
– Ты снова всё усложняешь, – Лиам хлопает его по плечу. Если ему и тяжело от мыслей про Зейна, он не подает виду. – У нас есть план Луи, давай придерживаться его. Если увидим, что британцы нас обнаружили, постараемся надрать им задницу. Будто у тебя были другие идеи?
Гарри улыбается: Лиам всегда старается упростить ситуацию, даже если она и вовсе простой не кажется.
– Не было.
– Вот и шуруй к жене под бок, – ухмыляется Лиам. – Нечего изображать здесь отшельника, у нас Луи по тяжелым раздумьям, оставь это ему.
Гарри спускается в каюту и застает Эйвери бодрствующей. Несмотря на позднее время, она сидит на постели, подобрав под себя ноги, и обнимает подушку.
– Эй, – Гарри садится рядом. – Всё хорошо?
Она качает головой.
– Когда мы приплываем?
Её что-то беспокоит, и Гарри видит это. Эйвери хмурится, отчего между тонких бровей залегает морщинка.
– Скорее всего, завтра к закату, – Гарри приподнимает её лицо за подбородок и заглядывает ей в глаза. – Что происходит, любовь моя?
Эйвери поджимает губы.
– Как думаешь, «Леди Энн» удалось уйти от военных?
В очередной раз Гарри удивляется ей. Он и словом при ней не обмолвился о своих опасениях, но, кажется, она думала о том же. Или начала думать, когда приближение к Тортуге стало реальностью. И вот что ей ответить? Сказать ей правду? Стоит ли её волновать раньше, чем они прибудут на остров? К каким возможным событиям её готовить?
– Я не знаю, – наконец, произносит он, и это – наиболее честный ответ, на который он способен. – Мы узнаем об этом, лишь приблизившись к Тортуге, – он закусывает губу, думает, стоит ли сообщить ей о намерениях отправить её к Шерил с частью ящиком или нет, и решает, что, к черту, он клялся перед Богом, что будет с ней честен, значит, он и будет. – Когда мы подойдем к острову, мы не сразу высадимся в порту, – Гарри пытается подобрать слова, но находятся они чертовски плохо. – Мы зайдем в небольшую бухту, чтобы отправить на берег часть индейских сокровищ. И я хочу… – он трет двумя пальцами переносицу. – Я прошу тебя не рисковать и тоже отправиться на берег вместе с Лиамом и несколькими матросами.
Эйвери растерянно моргает, а потом её лицо приобретает упрямое выражение, и она качает головой снова.
– Нет.
Гарри на мгновение давится воздухом: что значит «нет»? Упрямство Эйвери снова заставляет его нервничать, и он не знает, готов ли он к витку споров, которые последуют за её отказом. Спорить среди ночи ему вообще не хочется, хотя и спать не тянет, но это время можно было бы провести куда как приятнее и полезнее.
Только и разговор откладывать нельзя. Гарри вытаскивает из кармана письмо Зейна, что уже второй раз этим вечером жжет ему руки.
Боги морские, ему предстоит разговор тяжелее, чем в тот вечер, когда он решил сделать Эйвери предложение.
========== Неясные опасения. Эйвери ==========
Комментарий к Неясные опасения. Эйвери
Aesthetic:
https://pp.userapi.com/c849236/v849236448/6bed2/fYssmYy485A.jpg
Гарри уговаривает Эйвери отправляться к Шерил, как только они спустят шлюпки на воду. Сначала он говорил о нежелании демонстрировать её всему порту – кто знает, не свяжут ли её появление со слухами о похищении невесты Анвара Мендеса командой «Леди Энн»? Эйвери упрямо качает головой: никто на Тортуге её толком не видел, никто её не знает. Откуда пираты могут догадаться, что Гарри не везёт жену, например, с Эспаньолы или из самого Порт-Ройала?
– Пираты – не идиоты, – возражает Гарри. – Они вполне смогут связать похищение двух женщин и появление у меня жены и племянницы. Вряд ли британцы всем и каждому рассказывали, будто я вас обеих притопил.
Эйвери уверена, что не рассказывали – зачем это? И она понимает, разумом осознает, что Гарри прав, но какое-то предчувствие, тёмным маревом поднимающееся в ней, не дает просто согласиться. Почему-то ей кажется, что, если она оставит Гарри, с ним что-то случится.
– Я не могу тебя оставить.
Гарри вздыхает, глядя на неё, лезет в карман. В руках у него письмо, написанное неровным, корявым почерком человека, который не очень-то знаком с грамотой.
– Рыжий Эд не просто так приплыл предупредить меня о британцах, – он разворачивает записку, протягивает ей, и Эйвери, нахмурившись, вглядывается в строчки.
«Уплывайте»
«Вы не выстоите»
– Кто это написал?
– Долгая история, – Гарри морщится, ему неприятно говорить об этом, но всё же он рассказывает, и за скупыми фразами, призванными просто разъяснить ситуацию, скрывается рана, которая не желает заживать.
Из короткого объяснения Гарри Эйвери понимает, что Зейн, который это письмо отправил, когда-то предал и Гарри, и Луи, и всю команду «Леди Энн» разом. В сердце у неё поднимается нехристианская злоба, и не только из-за мужа, но и вообще за всех, ставших ей близкими. Ей хочется обнять Гарри, но она понимает, что жалости он не потерпит. И ей хочется плюнуть этому Зейну в глаза, потому что если чему-то Эйвери и научилась, наблюдая за Гарри, Луи, Найлом и Лиамом, так это тому, что дружба – святое и священное чувство.
Вероятно, даже священнее, чем любовь.
– Разве ему можно верить? – она злится, очень злится, хотя не хочет этого показывать, чтобы не растравить рану Гарри ещё больше. – Почему ты думаешь, что он не делал это по чьей-то указке?
Она понимает, что, скорее всего, Гарри передумал уже всё, что мог, и явно так и не пришел к какому-то решению.
– Я не знаю, правду ли написал Зейн, – Гарри прижимается лбом к её лбу, сжимает плечи. – Только он знает, почему он вообще сделал это, и я не знаю, могу ли доверять этой записке. Быть может, нас как раз хотели выманить на Тортугу или в сторону Тортуги, чтобы окружить в открытом море. Но я знаю, что не могу позволить тебе попасть в руки Анвара Мендеса. Если всё будет в порядке, если британцы уплыли восвояси, я заберу тебя у Шерил. Если нет… – он сглатывает, быстро облизывает сухие губы, – то я хочу, чтобы ты была в безопасности.
Эйвери мотает головой: нет, ни за что. Она абсолютно уверена, что не оставит его, ни за что не оставит, он может и не просить. Мутное, мрачное предчувствие никуда не уходит, лишь становится сильнее, как усиливается шторм на море.
Она прижимается к губам Гарри, отчаянно цепляясь за его шею, вплетаясь пальцами в темные длинные волосы, жесткие от морского просоленного воздуха. Гарри хрипло стонет, скользит языком по её губам, размыкая их, и Эйвери всхлипывает, сжимая пряди его волос.
– Как ты можешь просить меня сбежать с «Леди Энн»? – шепчет она возмущенно. – Я вышла за тебя замуж, я обещала быть рядом, и я не оставлю тебя.
Гарри закусывает губу. Эйвери видит, как отчаянно он думает о чем-то, и в его взгляде таится тоска, которую он не может скрыть, как бы ни пытался. Тоска чудится застарелой, мучительно пожирающей его изнутри. Гарри садится на койку и, осторожно потянув Эйвери за руку, усаживает её к себе на колени.
– Я расскажу тебе кое-что, любовь моя, – он касается большим пальцем её нижней губы, призывая к молчанию. – Обещай, что выслушаешь меня до конца.
Эйвери чувствует, как по её спине пробегает холодная дрожь. Гарри прежде не говорил с ней настолько серьезно, и даже когда настаивал, чтобы она оставалась на корабле, а не шла вместе с командой в джунгли, он делал это иначе. Здесь и сейчас он собирался раскрыть перед ней ещё одну часть своей души, и она затихает, продолжая цепляться за его плечи, обтянутые тканью рубахи.
Где-то в глубине души она полагает, что, возможно, не хочет знать эту тайну, не хочет погружаться с головой в тёмные воды чужих секретов, но Гарри теперь её муж, и она знает, что должна разделить с ним любое бремя, что он взваливал себе на плечи. В горе и в радости, как говорит Библия. Дождавшись кивка, Гарри продолжает:
– Мою старшую сестру звали Джемма. Когда умерла наша мама, сестра взялась воспитывать меня, но у нас не было сбережений, чтобы хотя бы покупать продукты. Я пытался воровать, но Джемма была против. Сначала она пыталась пойти в прачки, но хозяин прачечной высмеял её, говоря, что она даже тюк с бельем поднять не сможет, такая тощая. Знаешь, у нас было немного вариантов, как выжить – воровство для меня, бордель для Джеммы. Шлюхой она быть не смогла бы, и тогда решилась пойти в услужение.
Он говорит медленно, тяжело, и каждое слово дается ему с трудом, будто на самом деле Гарри выворачивал себя наизнанку. Быть может, он так давно ни с кем не делился собственной болью, что теперь это кажется таким сложным. А, быть может, некоторые раны никогда не отболят, не заживут, и всегда будут ныть, стоит дотронуться до них пальцем.
Эйвери слушает историю двоих детей, в совсем юном возрасте оказавшихся на пороге смерти, и думает, что в свои тринадцать лет она воевала с матерью за покупку собственной лошади и думать не думала, что кому-то не хватает на хлеб, не говоря уже о куске сыра. Мать презирала бедняков, считая их отбросами общества, недостойными жить. Эйвери о них в те годы просто не думала, а позже – сочувствовала им и жалела, но, возможно, больше в пику матери, нежели из искренних добрых чувств. Она не имела представления, что значит быть нищим и каждый день бороться за собственное существование, а теперь понимает, насколько глупа была её мать, что считала, будто невозможность иметь собственный богато обставленный дом и выезжать на лондонские балы – это почти конец света.
Гарри рассказывает, что несколько лет Джемма гнула спину на Мендесов, пока не выпала из окна, когда до блеска отмывала их перед очередным приемом, и на ресницах у него блестят слезы. Отвернувшись, он вытирает их рукавом рубашки.
– Я уверен, что её убили, – он осторожно обхватывает лицо Эйвери ладонями, не позволяя ей отвести взгляда. – И поэтому я не хочу, чтобы ты попала в этот чертов дом. Не хочу, чтобы хоть краем глаза Анвар Мендес тебя заметил. Вам с Паулой нужно отправляться к Шерил.
Эйвери знает, что он прав. История Джеммы шипом вонзается ей в сердце, и даже если сестру Гарри никто не убивал, этот дом вряд ли можно было назвать гостеприимным местом. Как и Анвара вряд ли можно назвать радушным хозяином. Она видит, что Гарри всё ещё больно, что он не смирился со смертью Джеммы и никогда не смирится. Видит, что он разодрал свою самую страшную рану, чтобы уберечь её. Поэтому она тянется и вновь целует его, и он отвечает, скользя языком в её рот, целуя в ответ жадно и настойчиво.
– Я прошу тебя, – выдыхает он.
Быть может, он мог бы заставить её. Просто закинуть на плечо и зашвырнуть в шлюпку, но он предпочел довериться и поделиться тайной, которая пожирала его изнутри, не давала жить и дышать спокойно. Поделился опасениями, которые грызут.
Эйвери утыкается лицом в его шею.
– Давай сначала доберемся до Тортуги, – шепчет она.
Но всё, что рассказал Гарри, не дает ей уснуть до утра. Эйвери думает: неужели Анвар Мендес, человек, за которого мать хотела выдать её замуж, действительно убил сестру Гарри? Тогда его желание отомстить, сделать хоть что-то, обретает новый смысл. Килевая качка не убаюкивает, и Эйвери смотрит в темноту, но чем больше думает, тем отчетливее понимает, что по сути, Гарри прав.
Если кто-то из Берегового Братства свяжет их с Паулой появление в жизни Гарри со слухами о похищении предполагаемых родственниц губернатора, то их могут выдать британцам. И на их запястьях снова сомкнуться кандалы, которых Эйвери так старалась избежать.
И она больше никогда не увидит Гарри – первого мужчину, который сумел разглядеть за маской настоящую Эйвери, а потом осмелился полюбить и принять её такой, какая она есть. Эйвери не знала, что подобное вообще возможно. Всю свою жизнь она была уверена, что нет.
Если Гарри считает, что ей и Пауле нужно отправиться к Шерил раньше – значит, так тому и быть. Эйвери поворачивается к Гарри и прижимается щекой к его плечу. И шепотом молится, чтобы для «Леди Энн» прибытие на Тортугу закончилось благополучно.
*
Ветер стихает, когда галеон подходит к Черепашьему острову – ближе к вечеру, как Гарри и предполагал. Солнце клонится к горизонту. «Леди Энн» огибает остров с восточной стороны и приходит в небольшую бухту. Команда с утра готовится к тому, чтобы высадиться в бухте: таскают ящики на палубу, готовят рангоут и убирают лишние паруса. Эйвери старается не путаться у Гарри под ногами до самой погрузки ящиков в шлюпы, но когда он возвращается, наконец, в каюту, она всё же плачет, уткнувшись носом в его рубаху.
– Эй, – Гарри осторожно приподнимает её лицо, проводит большим пальцем по щеке. – Мы скоро увидимся. Мы просто высадим вас, обогнём остров и зайдем со стороны бухты.
Таков был его план, и Эйвери знает, что он должен бы сработать, но тёмное, мрачное предчувствие плещется в её душе, подобно океанским волнам, и не собирается схлынуть. Ей кажется, будто она видит Гарри в последний раз.
Эйвери понимает, что не должна думать об этом. Понимает, что просто боится, а страх всегда разворачивает ситуацию с самой худшей стороны. Ещё она понимает, что не должна показывать этого страха перед Гарри, потому что среди его забот ему не хватало только её надуманных переживаний. Она прикрывает глаза на мгновение.
Всё должно быть в порядке.
Всё будет в порядке.
– Я просто волнуюсь, – бормочет Эйвери.
Гарри мягко целует её, и даже в его поцелуе чудится горечь возможного расставания навсегда. Эйвери прогоняет эту мысль, как гнала предыдущие.
– Не бойся, – Гарри касается лбом её лба. – Мы всё продумали.
Когда Эйвери уже плывёт в шлюпке к берегу (Паулу обещают отправить следующим шлюпом, чтобы не привлекать внимания местных в городе наплывом гостей в пансион Шерил), она не может оторвать взгляда от гордого силуэта «Леди Энн», вырисовывающегося на фоне полыхающего закатом неба.
Она изо всех сил старается убедить себя, что скоро снова увидит Гарри.
Когда Эйвери ступает на берег, ноги чуть не подводят её, и если бы Лиам не успел вовремя подхватить, то она бы рухнула носом прямо в пески Черепашьего острова. Земля опасно качается, когда Эйвери выпрямляется.
– Сейчас привыкнешь, – со знанием дела сообщает Лиам. – Первые минуты на твердой земле всегда самые сложные.
Пока Эйвери приходит в себя, держась ладонью за лоб, солнце почти садится за горизонт. Пираты выгружают несколько ящиков, и некоторые из них, кряхтя и ругаясь, уже тащат их в сторону города. Волочь добычу далеко, но выбора у них особого нет.
