Текст книги "Искатели сокровищ (СИ)"

Автор книги: MadeInTheAM

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 35 страниц)

– Сейчас он научит тебя быть настоящим пиратом, – хмыкает Луи.

Учить Барта быть пиратом если и нужно, то только не в картах. Мидлтон не плошает и, болтая с Мануилом обо всём подряд, о чём только вспоминает грек, обыгрывает его, когда они остаются один на один.

– Твой боцман дурно на тебя влияет, – вздыхает Мануил, отодвигая меньший выигрыш к Барту. Луи своё забрал сам.

– Ну что ты, я считаю, его влияние исключительно положительно, – важно парирует Барт.

– Маленький подхалим.

– Согласен только с первым словом.

Луи смеётся над ними и тасует карты.

– Без штанов оставлю, – с усмешкой предупреждает Луи, сдавая.

Барт давится смехом. Мануил широко мотает головой.

– Побойся Бога, штаны не отдам, забирай деньги. Что сказали бы твои благородные предки?

– Шумно выразили бы одобрение?

О своих благородных предках Луи знает только то, что они у него были. Когда ты сын младшего сына, аристократические замашки уходят на второй и третий план. Обедневшие, но не опустившиеся осколки аристократии Томлинсоны оказались в Новом Свете в поисках лучшей доли – имя им ничего дать не могло, поэтому им пришлось взяться за работу, а потом последний осколок, сам Луи, и вовсе оказался на пиратском корабле. Что сказали бы предки? Луи точно знает, что не стал бы их слушать.

– Штаны это слишком сурово, – говорит Барт. – Предлагаю так, проигравший рассказывает историю.

– Самую глупую историю из жизни, – подхватывает Мануил. – У меня их, слава Богу, полно.

Правда, первым проигрывает Барт, и Мануил от этого в восторге. Шумно требует историю. Барт задумывается, потирает лоб под платком. Луи и Мануил бодро пьют, объявляя тост за глупые рассказы.

– Самое глупое, что я делал? Ладно, – Барт облизывает губы, потом, наконец, выбирает историю. – Мне было семь, я был у отца на корабле. Он был шкипер на торговце, – поясняет для Мануила. – Мы стояли на рейде, а отец уплыл по делам в город. Было жарко и скучно, так что матросы плавали вокруг корабля, и приумали развлечение – прыгать с носа корабля. Нос высокий и длинный, нужно было дойти до самого конца, а это футов шесть, и прыгнуть с высоты, не знаю, ещё футов восьми, – Барт чуть помедлил, давая, видимо, возможность представить высоту. – Напоминаю, мне было семь, и я был ещё меньше, чем теперь. Но я, конечно, не побоялся, а матросы меня подначивали и что-то мне за это обещали, уже и не вспомню. И я прыгнул, – Барт хмыкает и закусывает губу на пару мгновений. – Но я же не знал, что когда прыгаешь в воду, нужно уметь плавать.

Луи и Мануил хохочут, пока Барт краснеет, как невинная девица, и смущённо потирает шею.

– В тот момент мне было ужасно не смешно, потому что никто не знал, что я не знал про умение плавать, так что мне пришлось спешно выучиться. Спасать-то меня начали только через пару минут.

– Ну ты… – Мануил машет рукой, хлопает Барта по спине, так, что тот едва в стол не влетает. – Зато смелый.

– Мне было семь!

– Слабое оправдание, – смеётся Луи.

– Ну, какое есть.

В следующие пару часов роль рассказчика всё же переходит к Мануилу. Тот пьёт, проигрывает и повествует о своих неудачах. Хохочет над ними до слёз, постоянно хватается за Барта, пока смеётся, и один раз они чуть не сваливаются под стол от избытка греческих чувств.

– Не сломай мне Барта, – требует Луи, достаточно пьяный, чтобы почувствовать ревность, – он мне ещё нужен.

– Я крепче, чем кажусь, – бодро заявляет Барт.

– Ну как же, – фыркает Луи.

Мануил перехватывает тонкое запястье Мидлтона и с непередаваемым выражением лица рассматривает, потом обхватывает двумя пальцами и весело трясёт. Запястье крохотное в руке Мануила, в кольце из двух пальцев болтается, как канат в широком клюзе. И это довольно забавно.

– Слушай, если он тебя не кормит, пойдём к нам, а? Ты смешной, я тебя даже работать заставлять не буду.

Барт алеет ушами.

– Не так тебя и сложно рассмешить.

– Я его первый увидел, – возмущается Луи, – лапы прочь. Барт, не смей его слушать.

– Когда загоняет тебя, приходи.

Мануил делает вид, что понизил голос, но громовой шёпот слышен и за соседними столами. Луи закатывает глаза и сдаёт карты. К ночи Мануила, наконец, утаскивает его команда – тот упился вдрызг и, кажется, уже считает Барта своим матросом, потому что делает попытку цапнуть его с собой. Парень ловко уклоняется.

– Не смей к нему уходить, – строго говорит Луи.

Барт смотрит, как на идиота, но потом цветёт в улыбке. И смеётся, зараза. Как будто знает, что Луи без него тошно, а с ним привычно и… Тепло? Бред, но пускай будет тепло. Ему же не вслух говорить.

– Ладно, – царственно роняет Барт. – Слушаю и повинуюсь.

– Умница.

Луи допивает свой ром и бодро поднимается. Пытается, потому что, похоже, очень хорошо отметил встречу с товарищем. Свалился бы, если бы не Барт, цапнувший его за грудки.

– Какого дьявола, сэр!

– Я Луи.

Барт прямо перед ним, смотрит в глаза и, кажется, считает идиотом. Луи делает попытку встать прямее. Чёртов Мануил. Это всё он. Луи даже не сомневается.

– Какого дьявола, Луи, – поправляется Барт.

Барт – милое, прекрасное создание! – тяжело вздыхает и подпирает Луи сбоку, обхватывая за талию, и тащит на улицу.

– Какой ты удобный, – хмыкает Луи, – как раз подмышкой.

– О да, ты от меня без ума, а я польщён, да-да, – бормочет Барт. – Смотри не споткнись, тут ступенька.

На улице, наконец, чуть прохладнее, чем в помещении, и Луи вздыхает свободнее. У Барта костлявое плечо, но хорошо, что Барт вообще есть. Луи устраивается удобнее, закидывает на Барта руку.

– Просто бесценное ты приобретение.

– Не сомневаюсь, ты меня сейчас очень любишь. Вот что бы ты меня делал?

– Пил бы?

– Это да, это ты можешь.

Луи вообще много чего может. Он, например, проявляет внимание и поправляет платок Барта. Сдвигает на лоб до бровей и очень радуется возмущённому писку.

– Срежем путь, – объявляет Луи, тычет пальцем в сторону и тащит за собой Барта. – Тут такой проулок удобный.

Барт возмущённо смотрит из-под руки, одновременно поправляя беспорядок на голове.

– Эй, да ты вполне сам можешь идти.

Луи глупо улыбается и не понимает, почему его это всё так забавляет. Видимо, сегодня он идиот. Барт же никому не скажет, он же милый и, предположительно, тёплый.

– Могу. Но не хочу.

Они входят в узкий проулок между домов, петляют под руководством Луи, и вскоре впереди блестит под светом месяца вода.

– Эксплуататор. Это твои аристократически предки одобрили бы, да?

– А дьявол их знает. Я что, на аристократа похож?

Барт приостанавливается, в попытке отдышаться. Оценивающе смотрит. Луи даже любезно наклоняется, чтобы лучше было видно аристократическую физиономию пиратского боцмана.

– Вообще-то да, – Барт тут же ехидно улыбается. – В целом, а не прямо сейчас.

Луи не знает, это хорошо или плохо, но не спрашивает. Рассматривает Барта, надеясь, что сейчас-то ничего не упускает. Но в этом тоже не уверен.

– Ты тоже не сильно похож на пирата. Такой хорошо воспитанный мальчишка из хорошей семьи.

Барт хмыкает, снова подпирает Луи и шагает вперёд.

– Ну, так никто не рождается пиратом. Кроме Мануила, но он вообще… Мануил.

Луи думает, что у Гарри тоже вроде как пиратство в крови. А Лиам вырос на Тортуге, особенно не выбирал свою судьбу. Ну, Найл никогда не изображал из себя разбойника, тут всё понятно. А Луи – аристократ только по имени, и если бы не стал пиратом, стал бы… Кем? Он не знает.

Пока добираются до набережной, мозги немного прочищаются, и Луи почти не опирается на Барта, хотя и не отпускает. Просто на всякий случай. У кромки берега их ждёт лодка с Леди Энн.

– Вы последние, – говорит один из парней на вёслах.

В лодку Луи забирается уже вполне самостоятельно. Даже жалко, что действие рома кончается слишком быстро, и уже сейчас Луи представляет завтрашнюю головную боль. Барт садится рядом, и Луи командует гребцам:

– Давайте домой, ребята.

========== Снова в путь. Эйвери ==========

Комментарий к Снова в путь. Эйвери

Aesthetics:

https://pp.userapi.com/c831308/v831308448/18eaf4/As249xVvg7A.jpg

https://pp.userapi.com/c834304/v834304164/119e9e/njNrRJKVkGw.jpg

Эйвери пытается забыть случившееся изо всех сил, но капитан Стайлс не позволяет ей сделать это. На следующий день он появляется в пансионе Шерил, как ни в чем ни бывало, вместе со своими друзьями, и Эйвери впервые отказывается спуститься к ужину за это время. Паула не понимает, что случилось, но удовлетворяется отговоркой про отсутствие голода. Шерил так не проведешь, но она вздыхает и сообщает, что Прис оставит кусок пирога, на случай, если Эйвери проголодается.

Впервые в жизни Эйвери по-настоящему плевать, кто и что о ней подумает. Плевать, если капитан Стайлс воспримет её отсутствие на свой счет и засчитает себе очко. Пусть думает, что пожелает, она, черт побери, не просила её целовать! Она чувствует, что между ними происходит… что-то, и ей это не нравится. Она хочет избежать этого.

Желудок, привыкший к регулярным и даже вкусным ужинам, протестующе бурчит. Эйвери кладет голову на руки, упирается лбом, не заботясь о прическе или о том, как она выглядит. Если бы молитвы избавляли от воспоминаний, она прочла бы «Отче наш» и «Аве Марию» сотни раз, но это не помогает. Кажется, Бог отвернулся от неё.

«Леди Энн» отплывает уже на следующее утро, и всю ночь Эйвери ворочается, сбивая простыни, вглядывается в темноту душной ночи пиратского острова. Паула мирно сопит – ещё бы, она не испытывает угрызений совести и явно не думает, что поступила неприлично! Эйвери пытается понять своё отношение к происходящему, но не может: оно двойственно, оно разрывает её на части. Мать всегда учила её, что женщина должна быть целомудренной, вежливой. Должна вести себя безупречно, в каком бы обществе не находилась, но мать вряд ли полагала, что её младшую дочь забросит к пиратам, для которых верх манер – это не есть руками. Впрочем, капитан Стайлс вполне себе воспитан, и Эйвери вновь задается вопросом, кто привил ему эти манеры? Заметно, что его умение вести себя в присутствии женщин – умение, приобретенное относительно недавно. А сквозь тонкий налёт манер просвечивают иные его качества, врожденные – упрямый до крайности характер, дикость и смелость до безрассудства.

Отец же говорил Эйвери, что в первую очередь она не должна терять себя в попытке угодить всем окружающим, и его слова расходились с нравоучениями матери чуть более, чем полностью. Отец знал, что на самом деле ей претят и великосветские манеры, и ложь, которую никто даже не пытается скрыть, но почему-то все делали вид, что верят друг другу. Эйвери больше нравилось в лесу, расположенном недалеко от их небольшого поместья в Дербишире – по крайней мере, там не нужно было притворяться. Постепенно маска холодного равнодушия и безупречные манеры приросли к её лицу, но, оказывается, недостаточно плотно, раз капитану Гарри Стайлсу удается раз за разом срывать эту маску и обнажать всем окружающим её истинную суть.

Эйвери обещает себе, что постарается вернуть себе самообладание, но едва ли сама себе верит. Способа стирать воспоминания не существует на свете, а поцелуй капитана горит клеймом на её губах. Эйвери помнит, что его прикосновения вызывали в ней волны непонятного тепла, которое она себе до сих пор объяснить не может. Гарри Стайлс ведет себя абсолютно не по-джентльменски, но в нем есть искренность, давно в высшем свете забытая и заклейменная как слабость. И поступает он так, как диктует ему его сердце и совесть (пусть и пиратская, наизнанку вывернутая), а не как ожидают от него другие. Она ловит себя на мысли, что завидует ему, ведь ей предстоит вернуться в свой привычный мир, полный лжи и интриг, а «Леди Энн» отправится к горизонту, где их ждут новые встречи с судьбой, и Эйвери готова спорить, что никогда капитан Стайлс не променял бы свою жизнь, где каждый день может стать последним, на безопасную, но неискреннюю. И целовался он

так же, как жил – жадно и напористо, будто завтра никогда не наступит, а есть только здесь и сейчас, и этот миг нужно сохранить, потому что он никогда не повторится.

Да, Эйвери завидует ему отчаянно, а ещё – хочет забыть. И прекратить уже врать себе, что ей не хочется знать, почему простое прикосновение едва не свело его с ума. Кажется, ни мама, ни сестра ни о чем подобном даже не упоминали? Впрочем, они вообще избегали говорить с ней о том, что происходит между мужчиной и женщиной, и мать лишь бросала, что это «то, что нужно перетерпеть, ибо такова женская доля».

Эйвери почему-то думается, что в чем-то они были не правы. Иначе почему ей было так… странно? И хорошо. Почему ей понравилось ощущать эту власть над человеком, для которого она, в общем-то, была товаром? Она закусывает губу и думает – жаль, что не сможет использовать это в своих целях, потому что не планирует повторять. Может, она бы и воспользовалась новыми знаниями, но Эйвери не скрывает от себя самой: не только капитан Стайлс теряет контроль над собой. Она тоже.

И она не уверена, что хочет понимать, почему. Ей кажется, что после этого ничего уже не будет прежним.

Утром за ней и Паулой является Луи. Эйвери с изумлением замечает, как цветет Барт при виде боцмана «Леди Энн» и задумывается. Хрупкая фигура Мидлтона вызывает у неё сомнения, которые она пока не может облечь в слова, да и вообще – не очень понимает, чем смущает её тощий юнга. Шерил тепло прощается с ними, и Луи ведет Эйвери и Паулу за собой, оставляя Лиаму время попрощаться с женой.

«Леди Энн» – корабль потрясающей красоты, и Эйвери не может отрицать это. Она смотрит на него почти с восхищением, затем моргает и трясет головой – не стоило бы восхищаться местом, которое снова превратиться в тюрьму для неё и Паулы на ближайшие дни. Паула же не скрывает эмоций – она счастлива снова увидеть Найла, и, кажется, бросилась бы ему на шею, если бы могла. Эйвери замечает её симпатию к молодому пирату, но ничего не говорит. Есть ли смысл? Скоро их обеих повезут на Ямайку в кандалах похлеще пиратских, и плен этот будет пожизненным.

Эйвери хочет избежать этой судьбы, но пока не знает, как.

Капитан Стайлс встречает их на борту, усмехается:

– Ваша каюта готова, мисс.

И Эйвери кажется, что она закричит, если ещё хоть раз услышит этот ехидный тон, а затем набросится на него и выцарапает глаза, наплевав на манеры и показную холодность. В конце концов, она его вряд ли уже удивит.

А вот Гарри Стайлсу это удается. Он закрывает за ней и Паулой дверь, но Эйвери не слышит поворота ключа в замке, и непонимающе хмурится.

Разве он не должен был запереть их, как прежде? Чего он вообще добивается? Эйвери хочется догнать капитана и спросить это у него напрямую, и она не видит причин отказывать себе в этом.

Гарри отпирает дверь в свою каюту. Пираты на палубе суетятся, готовясь к отплытию, и здесь, внизу, они только вдвоем. Эйвери замирает в узком коридорчике.

– Да, мисс? – Гарри вскидывает бровь. – Какие-то проблемы?

И усмехается, черт зеленоглазый, будто знает, что она спросить хочет! Эйвери вдыхает побольше воздуха, пытается успокоиться.

– Вы не собираетесь запирать нас?

– А вы хотите быть запертой? – он складывает руки на груди. – Не знал, что вам нравится сидеть под замком.

Эйвери теряется. Она должна была предугадать его ответ, но не предугадала, и теперь ей нечем парировать. Да и раздражать его сейчас почему-то не хочется. Эйвери кажется, что капитан Стайлс только что выказал ей некоторое доверие, и это чудится странным после её эскапады с побегом в пиратский городок.

– Спасибо, – благодарит она.

Капитан смеется.

– Если вас запереть, вы в окно вылезете, а там море и акулы, оно мне разве надо? Это не доверие, мисс, это вынужденная мера, – но он лукаво щурится, прикусывая нижнюю губу, и Эйвери понимает, что он просто насмехается над ней, как и всегда.

Хочется стереть эту ухмылку с его лица. Хочется больно стукнуть этого наглеца по плечам. Хочется… хочется поцеловать его, потому что сейчас, в полутьме орлопдека, Стайлс кажется Эйвери красивым, очень красивым.

– Всё равно спасибо. И не только за это.

Эйвери благодарит его за спасение её жизни на Тортуге и фактически признается в собственной глупости – вот до чего её, глупую женщину, может довести крупица доверия, оказывается! Гарри запрокидывает голову назад и хохочет.

– Вы уже отблагодарили меня, мисс, – подмигивает он, и Эйвери жалеет, что вообще что-то сказала. Поджимает губы. Капитан Стайлс – наглец просто неисправимый, и даже наносные манеры этого не могут исправить.

– Это жест вежливости.

– У благородных дам интересная вежливость, – он открывает дверь в свою каюту. – Но мне понравилось. Увидимся, мисс. Надеюсь, вы не откажетесь поужинать со мной и Луи в кают-компании? Вы предложили мне сделку, и я хочу обговорить с вами кое-какие детали.

Эйвери понимает, что черта с два он хочет говорить с ней о встрече с кораблем губернатора на Наветренных островах, он просто хочет в очередной раз поиграть на её терпении. Но она улыбается.

– Почему бы и нет?

И оставляет изумившегося Гарри Стайлса за спиной.

========== О пиратах и джентльменах. Бетти ==========

Комментарий к О пиратах и джентльменах. Бетти

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c848632/v848632255/a5cba/-MHmJ_aih9U.jpg

Неделя на Тортуге кажется Бетти адом. В голове всё смешалось, и приходится отстраивать заново. Почему-то то, что Шерил распознала обман за пару минут, видится и вполовину не таким ужасным, как обрушившаяся мешанина чувств – в конце концов, Шерил на стороне Бетти, а вот чувства, кажется, против неё. Бетти бесится и мается до тех пор, пока не понимает, что с ней не так, а когда понимает, думает, что лучше бы не понимала, всё спокойнее было бы.

Проблемы начинаются уже в первый вечер, когда на боцмана «Леди Энн» вешаются все окрестные шлюхи, а он и не думает их стряхивать, как будто так оно и надо. Сам факт того, что он там с этими женщинами, доводит Бетти до истерической ревности, а эта ревность приводит в чистейшее бешенство, а сознание того, что это бешенство не имеет никаких оснований, выкручивает что-то в груди узлами. Бетти оскорбляется в лучших чувствах, когда Луи её отсылает в пансион Шерил, и уверяется, что она просто его достала. Она бесится до тех пор, пока не понимает, что позорнейшим образом влюбилась. А вот тогда попросту пугается. Потому что если и есть на всём свете человек, влюбляться в которого категорически нельзя, это боцман Луи Томлинсон. Красивый, насмешливый, где-то заботливый, где-то суровый боцман, который не знает, что она девчонка. Узнает – прикажет положить поверх фальшборта корабля доску, заставит пройти по ней до самого конца и прыгнуть в воду. В лучшем случае. В худшем – отдаст команде, а потом собственной рукой выкинет за шкирку.

Да глупо это всё. Они столкнулись на улице Тортуги и разбежались, они навечно должны были отскочить друг от друга после столкновения, но оказались на одном корабле, и всё бы ничего, если бы Бетти не была идиоткой. Ладно, хорошо она влюбилась, наверное, но на этом всё. Она не может, не должна даже думать обо всём этом, если хочет жить – а она хочет. И не может ожидать какого-то чуда, она не должна думать, будто боцман относится к ней иначе, как к Барту Мидлтону. Потому что если она об этом хоть подумает, быть ей за бортом.

Бетти старательно увещает себя всю неделю. Хочется вытащить эти глупости из головы, но как, она не представляет. Советоваться с Шерил, разумеется, не стала, та к ней добра, но такую глупость едва ли оценит. И Бетти старательно ищет способы пережить собственное крушение, а способов два – оставить всё по-прежнему или уйти, и второй способ её совершенно не устраивает.

Когда Луи перехватывает её на улице, она хочет врезать ему не только потому, что она перепугалась, но и потому, что он её раздражает. Но они налаживают отношения, даже весело проводят время за игрой. И Бетти немного отпускает, она понимает, Луи ничего не знает и не видит, а значит всё может быть по-прежнему, и Бетти это устроит больше, чем необходимость уйти. Бетти поняла главное – ей надо остаться и жить, как предыдущие полгода. Лучше бы при этом выкинуть из головы глупости. Придётся резать по живому и не отболевшему, по тому, что не может отболеть. Придётся вырывать это – чем бы оно ни было, – из себя с кусками себя, но… Но она это переживёт, верно? И как-то научится снова с этим жить. Непременно научится. Просто надо сделать усилие и не думать про боцмана и не смотреть на него.

И Бетти старается. Старается не ходить хвостом за Луи и болтает с товарищами по команде даже больше обычного, учится чему-то новому. А ещё думает, как ей выполнить завет Шерил, которая просила присмотреть за двумя мисс, раз уж так случилось, что Бетти тоже мисс. Пока, правда, две мисс сидят в своей каюте тихо и спокойно.

На Тортуге набрали новых ребят, и с ними завести знакомство легче, чем это было в самом начале, потому что теперь Бетти – старый член команды и доказывать ей ничего не нужно. Матросы, как известно, большие любители подражать своим капитанам, поэтому нанимаясь на «Леди Энн» Бетти в первую очередь присмотрелась к капитану и боцману, чтобы увериться, она не попадёт в компанию отпетых негодяев. И поэтому сейчас внимательно прислушивается к рассказам моряков, кто под чьим началом служил, кто и что считает хорошим приключением. Заодно старые и новые пираты зачем-то снова делятся сказками о корабле, капитане и его друзьях, а Бетти мимолётно удивляется, почему женщин считают сплетницами, если перед ней сидят суровые мужчины, до крайности заинтересованные слухами о том, что «боцман-то из благородных» и «у капитана-то губа не дура, он предыдущего капитана протащил под кораблём, а тот, говорят, его папашка был». Ничто из этого – и даже более фантасмагорические слухи, – не тайна и не новость на Тортуге, но теперь это почему-то заново всплывает. Бетти не так что большая любительница сплетен, но люди вокруг всегда говорят, а закрыть уши невозможно. И в чужих рассказах ей открывается целый мир, так что она слушает, запоминает и как-то чуть лучше понимает людей.

От сплетен – и от кое-кого ещё, видит Бог, – Бетти сбегает на камбуз. Там властвует Найл, там спокойно и уютно. У Найла для всех есть улыбка и внимание, а для двух мисс даже припасены кое-какие сладости. Но Найл добрый, а Бетти – милая, так что ей тоже кое-что перепадает, пока они болтают. Найл со смехом рассказывает о том, как проходят ужины в кают-компании, где мисс Эйвери и капитан упорно оттачивают остроумие.

– Если капитан и мисс Эйвери не убили друг друга на Тортуге, то и тут не убьют, что скажешь?

– Ты за кого больше переживаешь, за Гарри или за мисс? – улыбается Найл.

– За Гарри.

Найл хохочет и качает головой.

– Мне мисс Эйвери не кажется такой уж угрожающей, – замечает он. – В конце концов, она же мисс.

Бетти поражается ненаблюдательности мужчин, но тут же ей радуется. Будь они хоть чуть наблюдательнее – плавать ей с акулами.

– В том и дело, – с важным видом растолковывает она, – мисс Эйвери дама, а Гарри, хотя и… Ну, такой, как есть, всё-таки в глубине души джентльмен и ничего ей не сделает.

– Джентльмен, – смеётся Найл. – Вот Гарри порадуется новости. Джентльмен – это всё-таки и воспитание и манеры. Ну и всякие условности вроде денег да земли.

Бетти упрямо мотает головой.

– Разве не важнее быть по-настоящему благородным, а не просто соблюдать приличия?

– А Гарри благороден?

– А стал бы он так заботиться о пленницах? Мог бы в трюме запереть и успокоиться.

Бетти, честно говоря, не знает, зачем это всё городит, но ей так думается. И заодно приходит в голову мысль, что, возможно, есть ещё какая-то причина, почему капитан так внимателен к мисс, особенно к старшей. Та же причина, которая заставляет их обоих цепляться друг к другу?

– Мисс нужны нам целыми и невредимыми для обмена, – пожимает плечами Найл.

– Но не обязательно сытно накормленными и чисто умытыми.

Бетти по улыбке Найла видит, спорит он точно так же, как Бетти, просто ради разговора.

– У нас тут есть один человек, кто точно тебе растолкует и про благородство, и про джентльменство, но это не я.

– Я сам учёный, – улыбается Бетти.

И думает, что не хочет обсуждать это с Луи, который, зараза, правда похож на аристократических предков, и не только лицом. Бетти в эту сторону не думает, нет.

– Ну ладно-ладно. Кого ещё к джентльменам припишешь?

– Тебя, разумеется.

Найл смеётся и отмахивается. И Бетти не уверена, что он воспринял её хоть немного серьёзно, но уверена, что считает Найла вполне себе достойным человеком, получше некоторых «джентльменов» на берегу.

Вот мисс Эйвери, похоже, не согласна, потому что когда Бетти как-то раз заглядывает к ним с каким-то мелким поручением, выглядит она задумчивой и нервной. То ли из-за очередного занимательного разговора с капитаном, то ли ещё по какой-то причине. Паулы не видно.

– Что-нибудь случилось, мисс Эйвери? – осторожно интересуется Бетти. – Я могу помочь?

– Едва ли ты поможешь мне сбежать, – слабо улыбается в ответ мисс.

– Вы недовольны, мисс Эйвери.

– А разве можно быть довольной нашим положением?

Бетти прикусывает губу, задумавшись, но останавливать себя не хочет. Шерил просила присмотреть за девушками, и Бетти считает, что натолкнуть на пару дельных мыслей – это тоже присмотреть.

– Какое положение вы предпочли бы?

– Во всяком случае, считаться грузом мне неприятно.

Бетти понимает и не понимает одновременно. Потому что ей-то отлично известно, что при всём мисс очень и очень повезло оказаться в плену, а не за бортом, да ещё и окружёнными заботой. Она, вероятно, не знает, что такое уважительное и почтительное отношение вовсе не норма общения, многие так к родственникам-то не относятся, а здесь о мисс заботятся не только из-за их благородного происхождения, а потому что тут такие люди. Бетти хочется защитить капитана и пиратов, потому что капитан и все пираты стали её семьёй.

– Простите мне это сравнение мисс, но семья губернатора тоже относится к вам, как к вещи, – говорит она чопорно, но ядовито, – они принимают вас не потому, что вы им нравитесь, а потому, что подходите, да ещё и приданное за вас получат. Не надо смотреть на капитана, как на злодея, поверьте, он крайне терпелив к вам. Нет никакой необходимости искать ссоры ради ссоры. Ваша племянница в этом отношении, кажется, куда мудрее вас.

Бетти думает, что желание капитана подкоротить ей язык вполне объяснимо, но выражение лица мисс Эйвери стоит нескольких золотых монет. И, кажется, она раздумывает, стоит ли что-то отвечать нахальному мелкому матросу. Бетти почему-то чувствует себя так, как будто исполнила священный долг, и коротко кивает.

– До свидания, мисс.

Может, мисс и не впечатлена, зато Бетти вполне удовлетворена своими словами, хотя никакого логического объяснения этому нет. Какое ей дело до того, что думает мисс Эйвери о пиратах, если скоро её передадут с рук на руки англичанам, и она продолжит прерванный путь в объятия своего благородного жениха? А вот было же дело. Потому что Бетти считает, что мисс несправедлива.

Однажды вечером Паула ловит Бетти на орлопдеке и просит проводить её на палубу. Бетти понимает, что Паула просит в первую очередь о защите, потому что трап – вот он, но и пираты тоже – вот они. Бетти думает, что Паула, возможно, тоже подозревает правду о ней, но ничего не спрашивает и никак не даёт знать о своих сомнениях, её вполне устраивает и Барт. Они выходят на палубу и отходят на бак, там никого нет и можно свободно прогуляться, а кроме того, при необходимости, и спрятаться за мачтами и снастями от неприятных взглядов. Паула глубоко вдыхает солоноватый запах морской свободы и улыбается, просит что-нибудь рассказать и сыплет вопросами о парусах и снастях, с очаровательной непосредственностью рассказывает о своей жизни в Англии и постоянно смотрит в сторону квартердека, где привычно сидит компания из четверых старых друзей. А вот Бетти туда старается не смотреть, но всё равно косится.

– Надеюсь, вам удобно в каюте? – интересуется Бетти. – Я лично мало что могу сделать, но знаю, кого попросить, если что-то нужно.

– Всё замечательно, – щебечет Паула и улыбается. – И Найл принёс нам какие-то такие интересные сладости.

Вон оно что. Взгляды на квартрердек обретают смутные объяснения, но Бетти не подаёт виду. Не её дело. И, разумеется, она не испытывает ни малейшего облегчения от того, что сладости принёс Найл, а не кто-нибудь другой. Совсем нет.

– Как жаль, что Эйвери и капитан продолжают ругаться, – вздыхает Паула. – Честное слово, если бы она не вспоминала поминутно, что мы на пиратском корабле в качестве груза, я считала бы, что мы устроились даже лучше, чем на «Северной Звезде».

– Я никому не скажу, – смеётся Бетти.

Смеётся и смотрит вместе с Паулой на квартердек. И, конечно, смотрит не на квартердек, а на Луи, который смотрит в их сторону. Что, следит, как бы пленница за борт не прыгнула? Так это не та пленница.

– Мы придём на острова быстро, – говорит Бетти. – И там будем какое-то время ждать. Я думаю, вам понравится.

– Там красиво?

– Я был на Наветренных островах только однажды и очень давно, но, кажется, красиво.

Паула задумывается, глядит на плещущуюся под бортом воду, окрашенную золотом заката. Бетти тоже смотрит на воду и не видит её, потому что думает о своём. Мысли бегают по кругу, и все они об одном и том же – о том, что она влюблённая дурочка и сделать с этим ничего не может.

– Мужчинам легче, – как-то невпопад говорит Паула. – Мужчины свободны.

Бетти прикусывает губу, чтобы не засмеяться. Наверное, пока штаны не надела, она сама тоже в это верила.

– Не совсем так. Верно, что мужчины устанавливают правила, но верно и то, что они сами обязаны их соблюдать. Мужчины могут выбирать, но правила-то никуда не деваются, так что выбор не такой уж и свободный.

Паула как-то особенно пристально смотрит и медленно кивает. Хочет ли она в этот момент быть мужчиной? Бетти вот имеет возможность сравнить, и она понимает, что быть девушкой вообще не плохо, но ей сейчас не хочется. И даже не потому, что она не может бросить корабль, потому что у них дело и всё такое, а просто не хочет расставаться с «Леди Энн» и с командой. И с боцманом, но это, конечно, самая глупая причина. И та же глупая причина заставляет её думать, что одновременно ей очень хочется быть девушкой.

Если Паула и думает о чём-то таком, то ничего не говорит. Возвращает разговор к островам, выспрашивает, как живут люди в Новом Свете и, кажется, неподдельно удивляется тому, как мало здесь всё отличается от её мира. Едва ли на Ямайке ей будет хуже, чем в Лондоне. Но принесут ли ей на Ямайке сладости?