Текст книги "Созданный монстр (СИ)"

Автор книги: Liziel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 47 страниц)

– Вместе с обеими дочерьми, – уже чуть спокойнее добавил Эйнаор, кладя руку Лаккомо на плечо.

И как бы не старался вице-король сохранить недрогнувшее выражение лица, чуть изменившаяся осанка его все равно подвела. Эйнаор знал, что эта новость брата порадует, и почувствовал, как тот расслабился. Потому что Мариэлла, дочь их тетушки, была его законной супругой.

Глава 13. Мастер своего дела

Лазурный Берег.

Тот же вечер.

– А помнишь, как мне впервые удалось от вас всех спрятаться? – с горящими восторженными глазами вещал Эйнаор, сидя в малой гостиной личных покоев. – Какое было лицо у Учителя в тот момент, когда он меня потерял! Да что он… Видел бы ты глаза начальника Золотой Гвардии! Хотя да, ты же видел… Но ты и сам был не лучше!

Эйнаор заливисто расхохотался. Просто, тепло, и по-душевному. Сделав маленький глоток вина из своего бокала, он картинно изобразил перепутанное выражение лица и панику.

– Где?! Что? Куда делся?! – подражал Эйнаор и потом вновь рассмеялся, закрыв лицо ладонью. – Прости, это был такой соблазн. Я не удержался попробовать!

На лице Лаккомо расплылась легкая улыбка с оттенком ностальгии.

– Но я, правда, запереживал, когда даже связка от тебя пропала, – сказал вице-король, сидя с ногами в массивном и мягком кресле.

– Да! Тогда ты, помнится, еще просил своего дъерка меня выследить, – довольно скалясь, ответил Эйнаор, развалившись кресле напротив.

– Было такое, – согласился Лаккомо, глядя в бокал и покачивая его в руках. – Но нашел я тебя тогда самостоятельно.

– Еще бы ты не нашел! – фыркнул Эйнаор довольно, отпив ещё немного из бокала. – Ты у нас все знаешь и все лучше всех слышишь.

– Зато тебя все дворцовые Тени покрывали…

– А я их попросил.

– Зачем?

– Чтоб ты искал.

Конец вечера получился очень душевным. Это в начале, когда братья только вышли в город и добрались до ресторана, разговор завязывался туго. Лаккомо неохотно рассказывал о своем быте на корабле, а Эйнаор безуспешно пытался его развеселить. Но потом слово за слово, вновь доставать старые воспоминания, братья поймали общую волну. Посетители ресторана бросали осторожные взгляды на редких венценосных гостей, но никто не смел нарушать их времяпровождение.

Все-таки горожане Лазурного Берега были уже братьями тренированные. Это раньше редко какой Лоатт-Лэ позволял себе приобщаться к простой жизни народа и баловать своим «светлым ликом» общественность. Лаккомо и Эйнаор меняли отношение к себе с ранних лет. Нет, они не посещали город с целью сделать себе красивую рекламу или отметиться на фоне чужих достижений. Они не открывали своим приходом школы и рестораны, музеи или новые магазины. Братья просто иногда пользовались всем богатством столицы наравне с ее жителями. Как бы не была хороша дворцовая кухня, изредка они посещали городские рестораны. А при идеально отлаженной системе доставки они иногда могли позволить себе посетить обычный магазин дорогой одежды.

Будучи ещё на обучении, в особо хорошие дни братья не брезговали даже добираться пешком до Академии. Когда регулярные полеты на флаэрах с телохранителями начинали надоедать, им было приятно лишний раз прогуляться полчаса пешком по широким аллеям.

В итоге, народ постепенно привыкал к своим будущим правителям, проникался их искренней отзывчивостью и благожелательностью. Обаятельные и всегда вежливые юноши быстро понравились общественности. И теперь для горожан уже не было сюрпризом встретить повзрослевших и поделивших Престол братьев на улице или в магазине с художественными принадлежностями. Их не бросались снимать и фотографировать на персональные коммуникаторы, и тем более не кидались просить автографы. Присутствие Эйнаора или Лаккомо на улицах столицы считалось нормой. Разве что особо чуткие граждане пытались внимательно проследить настроение братьев. По здравому решению все считали, что если правители были замечены в приподнятом настроении и улыбались, то причин для беспокойства у граждан нет. Они и планета в безопасности.

Вот и в ресторане, стоило братьям отвлечься и затронуть длинную череду юношеских воспоминаний, как остальные посетители ресторана расслабились. Они не слышали, о чем говорили их венценосные правители, но им хватало улыбок обоих.

Уже во Дворце Эйнаор вспомнил про вино. Затащив брата в старую гостиную, он упорно сворачивал с деловых тем и не давал загружать голову государственными проблемами. Лаккомо охотно на это велся, согласившись, что один вечер вся галактика может потерпеть и подождать.

– Много говоришь с ними? – спросил Лаккомо, неопределенно кивая в стены.

– С Тенями? – уточнил Эйнаор. – Не особо. Они неохотно отвечают. Только по делу. На Учителя вообще иногда обижаются. Капризничают.

– С чего бы это, – задумчиво пробормотал Лаккомо, равнодушно скользя взглядом по стене и перескакивая с одного невидимого глазу объекта на другой.

Эйнаор наблюдал за ним с нескрываемым интересом. Сейчас Лаккомо вновь выглядел как раньше. Легкое вино словно оживило его, придало больше свободы в движениях, даже румянец на щеках уже не делал его похожим на бледную смертную тень.

Лоатт-Лэ нравилось, когда брат переставал держать себя зажато и ценил моменты, когда он поддавался неформальной обстановке и общению. Эйнаор любил часы, когда Лаккомо вел себя как человек, а не как разумная машина и приложение к своему боевому кораблю.

В такие моменты и сам Лоатт-Лэ начинал радоваться своей жизни.

– Они всегда потом грустят, когда ты пропадаешь из вида, – сказал Эйнаор, чуть улыбаясь.

– Но всегда молчат, когда я появляюсь, – иронично заметил Лаккомо.

– Спугнуть боятся, – пожал плечами младший.

– Или боятся, что я от них отмахнусь? – продолжая изучать вроде бы пустую стену спросил Алиетт-Лэ.

– Или так… – с угасающей улыбкой отозвался Эйнаор.

Словно утекшая из-под пальцев вода ускользнуло и прошло, казалось бы, хорошее настроение. Одно слабое касание нелюбимой темы толкнуло обратно в пучину расстройства и пустоты. Эйнаор знал, что Лаккомо инстинктивно уходил от любой попытки Теней его удержать. Да что там их! Если даже сама планета не могла его уговорить остаться…Источник звал вице-короля. Но чем сильнее становилось притяжение, тем дальше улетал Лаккомо. Будто убегая от непонятной клетки.

Хотя Эйнаор понимал брата, и где-то очень глубоко в душе завидовал его свободе. Но хорошее настроение Лоатт-Лэ окончательно пропало после разговора о Тенях. И Эйнаор уже знал, что лучше не пытаться продолжать увядшую беседу.

– Ладно, Лакки. Время уже позднее, – Лоатт-Лэ натянул на лицо подобие улыбки, залпом допил оставшееся вино, и поставив пустой бокал, поднялся с кресла. – Завтра мы начнем работу с полиморфом рано. Мне желательно подготовиться и иметь свежую голову.

– Да, хорошо, – Лаккомо «отлип» от стены и немного растерянно уставился на брата.

– Отдыхай, – Эйнаор похлопал его по плечу и неспешно покинул гостиную.

Алиетт-Лэ остался наедине. Даже Тени только что густо высовывающиеся из стен растворились и ушли. Как будто снова обиженные непонятно на что. Или на кого.

Лаккомо отказался понимать их в данный момент. Пусть демонстрируют свои капризы дальше. Для себя он давно решил, что не будет пытаться находить с ними общий язык, не привязываться. Это глупо, тем более с его бесконечной работой наверху в космосе.

Задумчиво глядя в бокал и перекатывая остатки напитка, Лаккомо даже задумался над тем, чтобы следующий раз остановиться на ночевку не во дворце, а в частном загородном домике. Не зря же когда-то он озадачился его анонимной покупкой и благоустройством. Как раз сгодится на такой случай, как сейчас.

Обижаются они… Да пускай!

Тем более пошло оно все…

Лаккомо впечатал бокал в стол, но крепкий материал лишь звякнул и уцелел.

Рывком поднявшись с места, вице-король направился в противоположную сторону, вглубь личных покоев. В голове неприятно зашумело, и по-хорошему не мешало бы освежиться в душе. Но отрезвленный после такого мозг обещал вновь начать напоминать о делах и старых давно принятых решениях.

Нет уж.

Зайдя в свою просторную спальню, Лаккомо, не включая свет, добрался до кровати и устало рухнул на нее. Только тогда он по-настоящему понял, как утомился за сутки. Ужасные, тяжелые, долгие и странные сутки. Казалось, что бой над планетой и общение с полиморфом были несколькими днями ранее, но нет… Каких-то десять часов назад он еще летел на корабле к Тории с машиной на борту. А до того, еще полдня назад командовал дурацкой военной операцией над планетой. Иногда время в космосе пролетает незаметно, отсчитывая недели, месяцы и проносящиеся годы. А иногда случается как сегодня, когда события одного перелета могут перевесить значимость целого десятилетия нудных полетов.

Тяжелый выдался день. И черная страшная усталость, наконец, настигла вице-короля и навалилась всей тяжестью, не давая расслабиться уснуть. Лаккомо долго ворочался, искал удобную позу, а, в конце концов, просто отбросил мешающую подушку. Легкий хмель сошел, снова давая волю мыслям, и Алиетт-Лэ вернулся к дневному разговору.

Все-таки Эйнаор был прав. Стоит только связаться с полиморфами против Цинтерры, как они оба попадут под удар. Тихий гадостный голос на грани сознания попытался уговорить все бросить. Уйти. Оставить. Прекратить эту бессмысленную возню.

Но нет… Так ведь нельзя. Это неправильно.

Что-то не давало покоя и зудело, напоминая об аморальности и несправедливости происходящего. Лаккомо не мог себе позволить бросить всё как есть и смириться с появлением таких машин. Просто – не мог. Что-то дикое виделось ему в таком состоянии. В самом факте наличия миллионов разумных, заключенных против их воли в кристаллы. Без возможности что-либо изменить. Без возможности двигаться. Без возможности жить. Вынужденные существовать в искалеченной оболочке, выполняя строгие приказы и не имея шанса заявить о своем заточении.

Несправедливость подобного заточения злила, выводила из себя и почти срывала последние стопоры. Лаккомо не отдавал себе отчета и не понимал, почему его это так сильно задевало. Но имея возможности, власть и влияние он собирался все прекратить. Или вывести на иной уровень. В конце концов, гражданские полимофы не вызывали такого подсознательного отторжения.

Но если погружаться во все это, то ради чего? Только ли ради этих людей, которые годами существуют в кристаллах? Ради… непонятных разумных, чье прошлое происхождение даже неизвестно. А какая по сути разница? Они живые. И они испытывают боль.

Правда, было еще нечто такое, ради чего Лаккомо готов был пойти против системы. Нет, не родная Тория, где придворные начинают тихо перешептываться и сомневаться в верности вице-короля. Не ради долга, которым он будет оправдываться перед сотнями наивных журналистов. И даже не ради погашения непонятной вскипающей злобы от одной только мысли о кристаллах. Это всё можно проигнорировать и забыть. Выйти из системы, спокойно дожидаясь старости где-нибудь на границе галактики. Но что останется после ухода? Чувство брошенного дела и упущенной возможности. А главное – скука. Тупая, тянущая, бестолковая скука, на которую будет заменен ни с чем не сравнимый азарт красивой и опасной Игры.

Лаккомо знал, что на кону такой игры может встать его жизнь. Но что такое очередная ставка, если в каждом бою его корабль пытаются взять на прицел? Если каждый выход на улицы Цинтерры сопровождается пристальным вниманием телохранителей. И если корабль, последнее время погружаясь в глубинные слои подпространства, попросту уходил со всех радаров и даже ученые на родине не понимали, в какой реальности он перемещается!

Риск быстро оборвать свою жизнь есть всегда. Тем более, чем выше статус и влияние, тем выше ставка в каждой Игре. А Лаккомо всегда был и остается азартным.

Как-то так на предвкушении хорошей партии Алиетт-Лэ незаметно заснул. В открытое окно задувал теплый летний ветер и слабо касался взъерошенных волос. Этой ночью, вопреки обыкновению, Лаккомо снились не война в космосе, а маленький дом на берегу реки. И кто-то тихо играл на струнном инструменте тоскливую мелодию, сидя на берегу под серебряной ивой.

***

Утро началось скверно. Эйнаор будил Лаккомо тревогой, сигналя ей прямиком по связке в голову. От такого настойчивого пинга тяжело было не проснуться.

Да и звал он явно насчет полиморфа.

Лаккомо тихо проклял тот момент, когда он прилег отдохнуть не раздеваясь. Все тело чувствовало себя мятым и жеваным, как после недельного марафона. Проворчав нечто неразборчивое, вице-король прервал братскую тревогу и заявил ему коротким образом, что скоро выйдет.

До остервенения хотелось поскорее привести себя в порядок.

Но даже после всех утренних процедур и принятого душа хорошее настроение так и не вернулось. Откуда ему взяться, если очередной день даже дома начался с работы!

Лаккомо снова облачился в свой привычный костюм, подобрал оставленный со вчера на спинке стула китель и попытался придать влажным волосам приличный вид. Хорошо хоть после пробуждения его больше не подгоняли. Не хватало еще в родном дворце начать носиться как от каюты до мостика.

– Под твоим взглядом прислуга и стража скоро научатся летать, – заявил Эйнаор, в надежде немного развеселить брата. – Или ходить мелкими телепортами. Лишь бы тебе на глаза не попадаться.

Лаккомо сумеречно покосился на Лоатт-Лэ, но молча проследовал к своему месту за столом. Завтрак, как и вчерашний поздний ужин, братья попросили организовать в той же гостиной. Блюда под салфетками дразнили ароматами свежей выпечки, нескольких сортов сыра и фруктов. К их оттенкам примешивался густой запах свежесваренного кофе. Щедро льющиеся в высокие окна лучи солнца играли бликами на чеканном сервизе, а воздух мерцал редкими пылинками и пухом с комнатных цветов, который пропустили ночью тихие боты.

Благодать!

– Я просил не будить меня хотя бы этим утром, – с мрачной терпеливостью в голосе отозвался Лаккомо, наливая кофе. Странный энвильский напиток в свое время хорошо прижился даже на Тории. – Что вы узнали от полиморфа?

– Много интересного, но ничего сверхсрочного, – Эйнаор, одетый по случаю в белый домашний костюм простого кроя, расположился напротив с чашкой травяного чая в ладонях. Его безмятежному тону хотелось поверить, но какой-то подвох не давал покоя.

– Тогда в чем проблема?

– Не хватило терпения.

– Твоего? – Лаккомо подозрительно вздернул одну бровь.

– …И моего тоже, – уклончиво признался Эйнаор и опустил глаза.

Лаккомо тяжко вздохнул, но промолчал. Что-то случилось. Невыгодное, неприятное, непредусмотренное, но такое, что пока может немного подождать. Например, полчаса. Вице-король понял, что брат пока будет отмалчиваться и не проронит ни единого образа. Тоже не самая приятная манера с его стороны. В чем-то проколоться, напакостить, но не тащить мгновенно разбираться, а «подготовить». Так и сейчас он будет сидеть как на иголках и ждать, пока Лаккомо изволит позавтракать. Словно от сытости его желудка могла зависеть судьба какого-нибудь мира.

Алиетт-Лэ не стал разочаровывать брата и спорить, что добрее после еды он не станет. Проще было заставить себя проглотить этот несчастный завтрак, старательно приготовленный дворцовыми поварами.

Эйнаор оповестил брата только о том, что для обследования полиморфа они заняли лабораторию внутри Торийской Академии Наук. Объяснив это удобным местом для сбора персонала, менталистов и всех программистов. Лаккомо только пожал плечами, согласившись. Почему бы и нет. С теми экспериментами, которые иногда проводили студенты с кураторами, Академия могла позволить себе прием в свои подвалы и такого небезопасного существа, как полиморф. Эйнаора явно порадовало спокойствие брата в отношении машины и студентов, и на все оставшееся время он замолчал и затаился, только иногда отпивая из чашки и бросая задумчивые взгляды в сторону окна. Утро у короля началось рано, Лаккомо вообще не представлял, сколько часов проспал брат. И спал ли он сегодня вообще, как собирался?

В итоге, не прошло и двадцати минут, как венценосные братья уже выдвинулись в сторону взлетной площадки, где их ждал флаер. Военная привычка все равно не давала долго рассиживаться на месте и подгоняла лучше любого напоминания.

Водителю флаера не пришлось описывать, куда отправляться. Эйнаор задвинул за собой дверцу летучей техники, и прозрачное поле автоматически натянулось на месте купола, закрывая от порывов ветра в полете.

Скромный флаер мягко тронулся с места и нырнул с площадки в воздушную трассу.

Лаккомо облокотился на бортик и подпер подбородок ладонью. Снова путешествие по давно избитому и знакомому маршруту. Сперва облет вдоль стены дворца, где на открытых парковых террасах можно было встретить редких садовников или придворных дам. Потом быстрый пролет мимо центральных водопадов, каскадом спускающихся со средних этажей из внутренних каналов. За ними череда технических ангаров, обычно закрытых шлюзовыми воротами, покрытыми в тон стен не особо ценной на Тории позолотой.

Алиетт-Лэ еще с детства и студенческих лет нравился момент, когда флаер вылетал за дворец, и их взору открывался просторный, ничем не прикрытый вид на раскинувшийся город. Лазурный Берег сверху всегда выглядел прекрасно и сочно. В любую погоду, будь то яркое солнце или сезонные недельные дожди. Лаккомо нравился именно этот короткий момент, когда за богатой роскошью шиарданитовых стен дворца всплывала чистота свободного любящего города с приятным в общении населением. Все-таки столица существовала отдельно от Солнечного Дворца, несмотря на то, что он являлся ее главным символом.

Дворец… Почти пустое внутри здание, уже много лет как утратившее свою обжитость, не использующееся по назначению и абсолютно закрытое для посещения посторонним. Но почему-то вал обделенных чистотой духа и добротой многочисленных родственников и придворных считался «своим» и допустимым, а действительно порядочные и приятные люди назывались «чужаками». Глупая система. Старая, закостенелая, уродливая в своей несправедливости.

Казалось, что Тория всегда была такой. Эти порядки, наравне с другими традициями и обычаями навязывались в воспитании и обосновывались многовековой историей. Деления на кланы, подконтрольные зоны влияния, уважение старейшин и предков, преклонение перед женщинами, восхваление воинской чести… Красивые слова, штампующие маски на реальность. Лаккомо иногда начинал задумываться обо всем, но не знал, как подступиться ко всем порядкам. Его возмущало фактическое бесправие женщин на родине, возмущал глупый стадный инстинкт всех парней, вышедших с Академии. Лаккомо понимал, что кланы поддерживают кастовое расслоение населения, ставя свои династии выше всего остального населения. Но на весь этот традиционный мусор у Алиетт-Лэ просто не хватало сил. А у одного его брата просто не хватало решимости все изменить.

Много лет прошло поначалу. Пустых лет, когда молодые правители еще могли что-то вместе изменить. Но «Стремительный» нужен был в войне в космосе, против тех, о ком Федерация даже не подозревала. А Эйнаор с трудом приводил остатки колоний к покорности.

За пространными размышлениями дорога до Академии пролетела быстро. Королевский флаер причалил на одной их нижних площадок второго по величине громадного здания столицы. Резные серые стены стремящимися барельефами уходили вверх, и в то же время давили на сознание своей массивностью. Те кто строил это здание явно не пытались придать ему воздушного и свежего вида. Даже Солнечный Дворец был куда более приятным на вид, чем эта унылая мрачнота.

Или это все сделано для того, чтобы настроить студента на сопутствующий лад?

Братья выдвинулись из флаера к лифтам и Лаккомо невольно прислушался. Академия тихо гудела равномерным шепотом тысяч чужих мыслей. Не так, как во время коротких перемен или обеденного часа. Напряженно, очень собранно, густо окрашено переживаниями и почти что насквозь даже в стенах пропитано чужой усталостью.

Лаккомо повел плечами, словно стряхивая с себя налипающее уныние от этого места. Воспоминания пробуждались не самые приятные. Да, Академия дала им опыт, несомненно полезный и ценный, но многое могло быть подано иначе. Это было правильно, что члены королевского рода тоже граждане своей планеты, а значит, привилегий и поблажек в обучении у них быть не должно. Не обходилось, конечно, и без частных занятий, но на большинство лекций братья ходили, как обычные студенты. И экзамены тоже сдавали на общих основаниях.

Алиетт-Лэ нервно дернул губой, вспомнив экзамены в конце каждого годового курса и полный амфитеатр преподавателей всех мастей. Тогда каждый студент входил в амфитеатр лектория в одиночку и должен был ответить на любые вопросы. Любые! Это означало, что кто-то мог попросить вывести теорему Эйселя о «тождественном равенстве компонентов в проекциях многомерных функций», а кто-то лукаво поинтересоваться: «а знаете ли вы, молодой та’рэей, почему вы обязаны были прийти на экзамен в такой замысловатой униформе?»

Унизительная, дурацкая, безобразная мантия. С еще более убогими синтетическими белыми лосинами…

Наверняка, за полвека так ничего и не изменилось. А каждое следующее поколение парней до сих пор краснеет, бледнеет и потеет в этой гадости перед полной аудиторией преподавателей, забывая думать о более серьезных задачах.

Эйнаор тихо тронул Лаккомо за плечо, когда они спустились в подземный этаж и вовремя вернул его из старых воспоминаний.

– Идем. Мы уже близко.

Лоатт-Лэ повел брата на территорию одного из исследовательских центров. Подземные помещения здесь были просторными, светлыми и не создавали ощущения бункера. Стены отделаны плитами светлого гранита, с потолков лился не раздражающий белый свет. Короткий коридор вывел близнецов в холл с зоной отдыха. Лаккомо хватило быстрого взгляда на обстановку, чтобы понять, что работа в данном подземном комплексе кипит уже не первые сутки. И даже не первые недели. На столах были оставлены быстро сложенные планшеты, боты-уборщики еще не успели прибрать некоторые чашки, по креслам и диванам раскиданы чьи-то явно любимые пестрые подушки.

Эйнаор проследил за цепким взглядом Лаккомо и решил объяснить заранее:

– Я же говорил, что давно знаю про существование военных полиморфов у Федерации. Мне пришлось куда-то деть целый отдел, занятый добычей важной информации. Именно отсюда мы пытались выследить все хвосты. Сюда же я собирал тех, кто мог помочь разобраться в машинах и исходном проекте. …Давно.

Лаккомо ограничился кивком и еще раз обвел взглядом помещение, задержавшись отдельно на паре дверных проемов, закрытых бронированными дверьми с кодовыми замками, что было странно для вроде бы обычного штаба, изолированного от посторонних системой автоматического распознавания личности.

Эйнаор где-то крупно недоговаривал.

Но не вдаваясь в подробности, он подтолкнул Лаккомо к одной из дверей, провел своим браслетом перед сканером и позвал за собой дальше, в глубину комплекса и еще на целый этаж ниже, куда служащие и техники с корабля оттранспортировали полиморфа.

Эйнаор шел молча и не оборачиваясь. Лишь перед входом в само помещение бросил быстрый и мимолетный взгляд на брата, после чего заметно приосанился, изменился в лице, приготовился ко встрече с подчиненными и открыл последнюю дверь.

За которой Лаккомо увидел… вот это.

Опутанный кабелями полиморф бесформенной тушей лежал на полу зала, словно надъеденная почти иссохшая жертва гигантской паутины. Часть брони была снята, и его туша с грудиной просвечивала насквозь, оголяя хрупкий и беззащитный кристалл найролита. Только прозрачная ударостойкая колба с жидким наполнением предостерегала главный нервный, мыслительный и личностный центр машины от внешней среды.

В его позе и внешнем виде всё говорило, насколько полиморфу сейчас плохо. Однако Лаккомо на миг решил, что ошибся, ведь обязательный при таком состоянии эмоциональный фон должен зашкаливать и чуть ли не бить лавиной в голову с порога. Но ничего такого не было. Жертва эксперимента болезненно молчала. И тогда Алиетт-Лэ понял, что это не щиты прикрывают его мозги от вскипания на чужом мучении, а это личность в машине ослабла настолько, что сил на страх и боль у нее не осталось.

Казалось, что аппаратура в зале с каждой секундой начала издавать все более громкие звуки. Пиликали вразнобой датчики. Скрипел помехами сканер. Даже мелкая дрожь конечностей полиморфа о каменные плиты на полу звучала по мнению Лаккомо все громче и громче. Но потом он понял, что дело было не в нарастающей громкости звуков как таковых. Просто весь персонал зала перешептавшись замолчал и боялся пошевелиться, взирая на Алиетт-Лэ.

Даже Эйнаор замер, обернувшись. Пытаясь удержать хладнокровную маску.

Но тяжелый, не предвещающий ничего хорошего взгляд Лаккомо был понятен всем.

– Что вы с ним сделали? – ровным безэмоциональным тоном спросил Алиетт-Лэ не обращаясь прицельно ни к кому.

Полиморф на его тон лишь слабо дернулся, а в кристалле вспыхнула бледная искра. Его голос узнали и вспомнили.

– Мы провели осмотр его внутренних составляющих и выявили несколько трещин на главном кристалле, – ответил за научных сотрудников Эйнаор. – Нам пришлось его разобрать, чтобы оценить характер повреждений и их последствия.

– А насколько вы были убедительны? – спросил Лаккомо, слегка поморщившись от слабо кольнувшего в висок чужого фона.

– Прости, что? – Эйнаор тряхнул головой, даже чуть растеряв свою собранность.

Вице-король медленно перевел взгляд на брата.

– Что вы сказали ему прежде чем начать разбирать? И почему Моя боевая машина трясется, как последняя скотина перед забоем?

Между братьями повисло тяжелое недружелюбное молчание.

– Я объяснил ему всё, – стараясь не выглядеть оправдывающимся, ответил Эйнаор. – Другое дело, что твой солдат впал в панику еще во время ментального сканирования.

– Мой солдат? – спросил Лаккомо, дернув бровью и бросив еще один мимолетный взгляд на груду металла.

Почему-то такой факт его задел сильнее, чем он сам ожидал. Одно дело – неведение. Абстрактная личность, попавшая случайно под изменение и заточение в кристалл. Незнание не вызывает эмоций, а только побуждает к действию. Другое дело – если это солдат. На добровольца он явно не похож, а значит в лаборатории не обошлось без насилия. Чувство несправедливости взвыло у Лаккомо с новой силой.

– Бэкинет Файнз. – представил Эйнаор. – Я снял его некоторые воспоминания, и мы восстановили личность по событиям и ярлыкам одежды. Солдат. Штурмовик. Официально числится погибшим на сражении за Сотору. Пятый взвод тридцатой десантной группы. Последнее, что он тогда помнил – это прорыв через город, а потом его порвало гранатой. Осколки парализовали опорно двигательную систему, задели спинной мозг и какое-то время он даже толком не чувствовал боли. Отключился от потери крови. Очнулся – уже в машине.

Как невинно звучит это: «снял воспоминания». Лаккомо по себе знал, что это означает.

– И ты заставил его вспомнить все досконально, включая момент смерти? – спросил он слегка резко. – Удивляешься, почему его колотит?

– Я должен был узнать, как он попал в кристалл, – оставался тверд Эйнаор. – Добровольно или нет. А еще я надеялся увидеть тех, кто проводил пересадку. Я пытался подойти к этому моменту с разных сторон, но он просто не видел.

– Вспомнить несколько раз… – перефразировал Лаккомо.

– Ты имеешь что-то против? – чуть повысив тон одернул его брат. – Или скажешь, что сам бы не попытался увидеть лабораторию чужими глазами при малейшей возможности?

Весь персонал тайной лаборатории молчал, по-прежнему не издавая ни звука. Умение не вмешиваться и сливаться с фоном у них было на высоте.

Лаккомо зло прищурившись посмотрел на Эйнаора, но промолчал. Знал, что тот прав. При наличии возможности и шанса он бы вытянул из своего подопытного всё, что мог. Возможно, иначе и мягче. А может, грубее. Зависело бы от ситуации и личного настроения.

Но сейчас для Лаккомо эта фраза прозвучала как укоризненный удар хлыстом и грубый, жесткий рывок на землю. В напоминание о своей не безупречности.

– Лучше убеди его снять защитный протокол с камеры кристалла, – перевел тему Эйнаор. – Нам нужно добраться до камня. Работать дальше с поврежденным ядром опасно.

– Нет. Я не буду его об этом просить, – припечатал Лаккомо.

Эанаор на пару секунд даже замер и растерялся, никак не ожидая от брата такой мгновенной реакции и отказа. Его Величество озадаченно застыл, хлопая глазами, пока не собрался обратно с мыслями.

– Но почему?!

Вопрос казался очевидным. Как и то, что без дальнейшей работы с кристаллом напрямую этот полиморф может просто сойти с ума и потерять остатки личности. Его просто в обязательном порядке нужно взять на восстановление! А это можно сделать только добравшись до кристалла и подключив к системе питательной среды.

– Вы узнали с него достаточно. Большего он не вспомнит. Я его забираю.

Лаккомо вновь заговорил короткими и рублеными военными фразами. Это помогало ему держать себя в руках и не срываться.

– Но трещины в кристалле… – попытался недоуменно воскликнуть Лоатт-Лэ.

– …Способны заращиваться самостоятельно, – отрезал командир «Стремительного». – Я знаком со свойствами нейролита и могу обеспечить ему благоприятную среду. Прикажи своим людям собрать его. Вечером он должен быть на моем корабле.

Эйнаор быстро отошел от первого ступора и теперь старательно скрывал свое негодование. Но Лаккомо все видел. И порозовевшие от тихой злости щеки, и плотно стиснутые губы. Даже заметил, как быстро забегал взгляд брата по лаборатории и подчиненным. Острый и колкий, словно выискивающий главного виновника разрушенного плана. Лаккомо по себе прекрасно знал, каков Эйнаор в бешенстве. И тогда это состояние качнулось на грани.

– Хорошо, – тихо и нейтрально произнес Эйнаор, запихивая остатки злости и гордости в себя. – Его соберут. Но пойдем поговорим в другом месте, чтобы не мешать работе. Я проведу.

И не встречаясь пока с Лаккомо взглядом, Лоатт-Лэ прошел мимо и приглашающе дождался его у двери.

Идея сменить место разговора казалась своевременной. Лаккомо тоже не хотел продолжать дискуссию на виду у других. Не то чтобы его это как-то смущало, но он старался все-таки поддерживать их с братом авторитет перед народом. Личные терки должны оставаться только между ними.

Так что Алиетт-Лэ последовал за Эйнаором без заминки. Проветрить голову не мешало. Лаккомо не сомневался, что за время их отсутствия полиморфа спокойно соберут и отсоединят от всех приборов. А за оставшиеся часы с ним ничего не случится. Ведь не случилось же, пока он был на войне! Да и потом, пока попросту сидел в трюме. Не загнется и за ближайшие сутки, если не лезть больше в воспоминания и не насиловать, вынуждая открыть капсулу.