Текст книги "Созданный монстр (СИ)"

Автор книги: Liziel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 47 страниц)

Лаккомо улыбнулся и выключил устройство. Стариком он себя не считал, а воспоминания хоть немного помогали прогнать усталось и почти постоянную тоску неизвестно по чему.

Годы все же брали свое.

Лаккомо был влюблен в космос. В его тишину, покой и безграничную опасность, которая может подстерегать в такой убаюкивающей пустоте. Но ни одна любовь не могла сгладить отвращение к обязательной работе, на которую он почти добровольно подписался.

Объединенный Космический Флот. Или ОКФ, как принято было сокращать в документах и бестолковых значках.

Поначалу Лаккомо бесило, когда ставшие внезапно коллеги по генералитету удивлялись его решению и задавали множество тупых вопросов. Самые смелые пытались втереться в доверие и поболтать «по дружбе». Некоторые наглые считали, что вежливое общение с ними – это признак доброжелательности и снисхождения, и тогда пытались подловить Лаккомо в неформальной обстановке. Только, какая незадача, молодого генерала Сан-Вэйва было практически невозможно подловить ни после официальных собраний в Адмиралтействе, ни в обеденных залах на церемониях, ни в коридорах по пути к начальству или выходу. Лаккомо не зря столько лет учился у Учителя манере выскальзывать от нежелательных бесед, и вовремя теряться в толпе от любопытных стариканов не составляло труда.

Бывали среди коллег даже такие, кто сомневался в профессиональных качествах молодого вице-короля и возмущались его автоматическому попаданию в генералитет.

«А как же выслуга лет?»

«Он же юноша!»

«Да у меня сын такой».

«Требую аттестации или понижения в звании за отказ от нее!»

Много дерьма сыпалось в первые годы. В основном негодовали завистливые рожи. Еще бы, они потратили в свое время сорок лет, почти полжизни на то, чтобы выслужиться от пилота до генерала флота. А он, «королевский сыночек» всего лишь провел пятнадцать лет в Академии, после которой сразу подался на один из высших командных постов.

Лаккомо тогда смотрел на них молча, мрачно и исподлобья. Он ничего не говорил и не собирался спорить. Для отмашки даже аттестацию готов был пройти, но с адмиралом, который принимал его во флот под свое командование, ему повезло.

Мужик он был неплохой, сильно уставший от жизни, и этой же жизнью сильно побитый. Когда он узнал о таком подарке в лице молодого Алиетт-Лэ на свою голову, то просто вызвал его к себе в кабинет на приватный разговор.

– Зачем это всё тебе? – спросил адмирал.

– Спросите свое правительство. Так будет меньше проблем моей планете, – пожав плечами, ответил молодой Лаккомо, в свои тридцать пять лет успевший разобраться с колониями и «попробовать крови».

– А зачем это всё нам? – устало вздохнул мужчина, не надеясь на ответ, и прекрасно понимая эти холодные фиолетовые глаза убийцы.

– Спросите Сенат. Так будет меньше проблем Вам, – ответил ториец, позволив себе едва заметно дернуть уголком губ в змеиной улыбке.

И только адмирал понял кто действительно избавлен до конца срока от всех проблем, а кто получил себе много новых. Отчасти поэтому он не сомневался в профессиональных качествах молодого торийца, и без колебаний подписал ему звание, до конца своего срока службы и потом жизни выгораживая и оберегая свежего генерала от идиотов во флоте.

Но его время прошло, ему на смену пришел следующий адмирал, который продержался почти двадцать лет и тоже не доставил Лаккомо особых проблем. А вот с приходом третьего начались мелкие конфликты, которые вице-королю поначалу пришлось решать неделикатными разговорами.

Как назло в то же время правительство Федерации резко поскуднело умом, отчего по системе начали вспыхивать конфликты. И хотя с адмиралом Лаккомо установил найтральные отношения взаимного невмешательства, его приказы все равно приходилось исполнять. А тот и пользовался, посылая «прославленную эскадру» прославляться еще больше и оставляя других прикрывать тыл и не лезть на рожон. И итоге эскадра Лаккомо попадала под удар, ему приходилось растрачивать свое военное мастерство на уменьшение потерь, а Федералы в тылу только отсиживались в безопасности. И всегда Тридцать Пятая эскадра побеждала с наименьшими потерями, которых, конечно же, было не избежать. Федерация потом как по шаблону устраивала почести и плач по погибшим, торжество победителям, и лишь одному Лаккомо было глубоко похер на всё это последующее пафосное вещание, потому что погибшие федералы, которые по контракту составляли 99 % его эскадры, должны были знать, на что подписывались. Идя во флот они обязаны были готовиться погибать за свою работу. Кто это понимал – удостаивались уважения. На остальных не стоило расходовать даже внимания. Тем более, родной корабль и лично отобранный особо ценный торийский экипаж всегда выходил без потерь.

Алиетт-Лэ никогда бы добровольно не согласился на столь унизительную службу, если бы не Цинтеррианский Сенат, вышедший с ним на диалог в начале правления. Тогда уже для Тории начались непростые годы, и оборона государства сильно просела от конфликтов с колониями. Лаккомо выставили условия, с которыми пришлось смириться.

Сперва ему с братом напомнили про международное соглашение. Потом откопали в конституции пункт про допустимые нормы вооружения сегментов Федерации. Рискнули намекнуть, что «Стремительный» выходит за эти допустимые нормы, и может быть рассмотрен Сенатом как завуалированный акт агрессии.

Они даже подвели тот диалог с молодыми братьями к тому, что за один такой корабль имеют полное право поставить линию своей обороны по границе Торийской системы.

Лаккомо был в бешенстве. Эйнаор в растерянности. Родной отец укорял себя за просочившуюся информацию об ударах по колониям и не знал чем помочь. В правящей верхушке Тории на пару дней воцарился суетливый бардак, разбавляемый дерганными и недовольными поддаными.

А потом, через пару дней, Сенат связался с Лаккомо приватно. Условия, которые ему предложили были просты. Либо Федерация расставляет ракетные мониторы по границе торийской системы, и тогда на любой чих изнутри они могут ответить превентивным залпом. Либо «Стремительный» переходит в пользование Федерации и становится достоянием Объединенного Космического Флота.

Даже дураку стало бы ясно, что Цинтерра попросту дождется ближайшего случая, чтобы начать войну против Тории. А потом, обещая прекратить огонь, потребуют открыть границы и попросту «купят» планету в общее пользование в обмен на ее сохранность. Лаккомо понимал такой вероятный исход, и ему пришлось здраво прикинуть свои силы. К сожалению, именно тогда он не мог рассчитывать на поддержку уже сильно потрепанных им колоний. Внутреннее напряжение в Империи нарастало, недовольства молодыми правителями и их радикальными мерами крепло. В то время, когда Тория больше всего нуждалась в своих подданных, половина из них предлагала отколоться и войти в равные права с сегментами Федерации. Разногласия грозили раздробить Торийскую Империю окончательно, подводя Лаккомо к мысли, что и там не обошлось без федеральских «крыс». Слишком все свалилось одновременно. Слишком продуманно смотрелось.

И тогда Лаккомо не смог отказать Федерации. Одна торийская армия не справилась бы с объединенными силами Федерации. Один «Стремительный» не смог бы закрыть собой всю сферическую линию фронта. Одну из самых сильных и агрессивных колоний, которая могла бы помочь в сопротивлении, Лаккомо недавно уничтожил собственноручно за предательские настроения и опасность.

Перевес сил был не на стороне Алиетт-Лэ. А ворваться и уничтожить одним залпом Цинтерру он себе не позволил. Хотел. Думал. Даже спланировал. Знал, что всё получится. Но какой смысл было уничтожать улей, если весь рой потом кинулся бы на Торию?

Любое действие, любой отказ, любой ответный удар приводил к неминуемой затяжной войне, в которой Тория попросту бы не выстояла.

Именно тогда Лаккомо сделал ставку на время. Он согласился на единственное мирное соглашение, купив собой и своим кораблем лишние годы для Тории.

В тот же день он объяснил свою позицию брату. Эйнаор возмущался не долго, быстро согласившись, с единственным вариантом. Тогда же они договорились о новой внутренней политике Тории, и дополнительном режиме секретности.

С тех пор Тория взялась спешно и незаметно наращивать свои войска, а Лаккомо заставил Сенат согласиться с его присутствием во флоте. Они ведь хотели его корабль? Они получили. Только корабль такого класса не летает без приписанного к нему единственного командира. Таковы особенности конструкции и права доступа – без присутствия Лаккомо на борту «Стремительный» не сможет сделать и залпа.

Кто-то в Сенате считал, что вице-король Тории, согласившийся работать на флоте – это величайший бонус. Идиоты думали, что его это унизит. Немногие умные поняли, что допустив Алиетт-Лэ во внутреннюю систему они получили врага в свои ряды. Они пытались даже отговорить первую половину от идеи с кораблем и вразумить их. Но алчность победила. Загребущая лапа Федерации жадно утянула «Стремительный» вместе с главной непредсказуемой проблемой – его командиром.

И так Лаккомо стал прикрывать брата на глазах у всей Федерации. Пользоваться положением и присутствовать в рядах военной элиты, законно быть в курсе всех новостей, и с полным правом влиять на политическую ситуацию, своевременно оказываясь в нужных местах и проводя важные переговоры.

Лишь иногда он задумывался, как его стала утомлять эта крысиная возня. А ведь никто не снимал с него обязанностей Алиетт-Лэ. Именно они отнимали больше всего моральных сил и нервов, отражаясь на лице и волосах, с каждым годом все отчетливее отдавая платиновой сединой на висках.

Хуже стало только со смертью отца. Вскоре, в тишине, на расцвете своих сил Сиетт-Лэ Тории Алльеяр Сан-Вэйв ушел из жизни, пребывая в своем отдаленном доме, о котором знали только братья и Учитель. Эта внезапная новость сильно ударила по Лаккомо и подкосила. Врачи не нашли причины смерти, разведка уткнулась в тупик. Командир «Стремительного» мечтал найти виновного в гибели отца и уничтожить самолично, но… вся мощь корабля и власть Престола была бесполезна перед такой случайностью. Дух отца улетел к Нефритовой Горе раньше, чем нашли его тело. Тогда Лаккомо впервые почувствовал себя по-настоящему бессильно. И тогда же грызня федералов окончательно ушла для него на второй план.

За всем этим накопленным утомлением и горечью Лаккомо даже вяло отреагировал на новую федеральскую блажь. С недавних лет в ОКФ поступила партия новых усовершенствованных механоидов, конструкция и идея которых была позаимствована у полиморфов. Разве что в отличие от них они не грозили носиться по всему кораблю, а спокойно располагались в специальных стойках на подзарядке, дожидаясь времени боевых действий.

Лаккомо тогда скептически прослушал идею о новых роботах, но согласился и принял экспериментальную партию себе на борт. Какая разница, что там нового в их головах? До них были беспилотники и провалились. Потом были этапы игры Федералов с искусственным интеллектом. Часть механоидов тоже шла в утиль. Алиетт-Лэ уже давно оформил собственный отказ от ответственности за эксперименты Цинтерры и попросту возил на борту то, что ему выдавали. Иногда, правда, видя очередной приступ сумрачного инженерного гения отказывался, но случалось это крайне редко.

Теперь их новые игрушки обладали способностью к трансформации боевой формы, стоили ненамного дешевле реальных полиморфов, но глава отдела программирования обещал, что их интеллект почти не уступает человеческому. А в будущем, при обкатке и накоплении опыта будет даже превосходить.

Последний виток мысли главы отдела Лаккомо не понравился, но он согласился протестировать механоидов в боях, отдав своим инженерам распоряжение на досуге разобраться в опасности данных роботов для окружающих.

Но всё шло стабильно. Механоиды включались по команде операторов, получали свою задачу по зачистке территории и без накладок четко выполняли команды. Бои по зачистке шли успешно, роботы с новым ИИ стали расходиться по всем эскадрам ОКФ, а Лаккомо не мог найти подвоха. Пару раз он лично приходил в ангар к стойкам, по несколько минут изучал странные машины, но собственное чутье молчало, грея душу полной безопасностью.

Механоиды были абсолютно покорны и полностью стабильны, не вызывая ни единого нарекания к программистам. Правда, за время испытаний, Лаккомо не сказал бы, что они стали чем-то сильно превосходить человека в прогнозировании ситуации и интеллекте. Случалось, что механоиды откровенно тупили на поле боя, но отдел разработок списывал это на ошибки в прогрузке данных.

Но Алиетт-Лэ в глубине души ждал проблемы. Его хакеры и аналитики искали хотя бы один сбой системы или странный случай, из-за которого он мог бы подать голос на совете ОКФ и заставить списать подобные разработки по причине их опасности. Бунт ИИ конечно считался в рядах программистов своеобразным анекдотом и сказкой, но фантасты не переставали писать книги про такой сценарий апокалипсиса. Верили и боялись…

Хотя больше всего Лаккомо боялся, что этих механоидов когда-нибудь могут спустить скопом на Торию. Почему и приказал своим людям найти способ, как можно вырубать подобные машины дистанционно.

Способ спешно искался. А Лаккомо только молча развозил на своем корабле роботов на очередные бои, инженеров и программистов с Цинтерры для их починки, и своих людей, которые каждый день ломали головы, как бы получить доступ хотя бы к одной машине. Чтобы не засветиться перед федералами и спокойно придумать, как бы всё это сломать.

***

Пару часов спустя.

Воздух на мостике разве что не сыпал искрами от напряжения, люди за терминалами судорожно застыли – шевелились только руки и глаза, иногда сыпались рубленые резкие фразы. Лаккомо замер на своем командирском месте, привычно сложив руки за спиной и плотно сжав губы. Проигрывать он не любил.

– Командир, мы несём большие потери!

– Картинку на экран.

На обзорной стене отобразилась беззвучная трансляция с камер одного беспилотника.

Среди домов на планете кипел бой. На улицах и в окнах то и дело расцветали чёрно-рыжие пятна взрывов, экран прочерчивали вихревые следы пролетающих ракет. Механоиды в условно гуманоидном виде отстреливались от нападающих поодиночке, не давая зажать себя в кольцо. Способность к трансформации им умудрились вырубить одним прицельным импульсом еще на подлете. Энергопотенциал резко просел, отчего машины лишились своего главного преимущества. Умный ход со стороны противника. И очень четкий расчет.

В результате роботы теперь грузно перемещались с места на место, прятались за нагромождениями битой техники и камня, и отстреливались ответными зарядами в нападающих насколько хватало заряда. Иногда ломились на таран, давя людей своими тушами. На импульсное оружие, которое тоже было главным преимуществом, они не могли рассчитывать – выстрелы отжирали энергию. В арсеналах оставались только неизменные, но конечные патроны и ракеты.

Но вот, точный залп из окна дома сбил с ног ещё одного робота, и тут же из укрытий по нему начался массовый обстрел. Десятиметрового предполагаемо летучего механоида заволокло облаком огня и бетонной пыли.

– Минус один, командир.

– Что эскадрилья?

– Поддержка с воздуха невозможна! Враг перемещается, не высовываясь из укрытий. Стоит опуститься ниже – берут на прицел.

– Командир, объекты сообщают, что окружены. Очень плотный огонь.

Трансляция боя на экране сменилась картой города, с обозначением своих и чужих. Соотношение сил Сан-Вэйву не понравилось, но он решил, что лучше потерять часть этих дурацких роботов и накрыть всех одним ударом, чем жертвовать пилотами. И так уже вся операция встала под угрозу из-за неточных данных разведки. Местные власти сильно недооценили своих сеператистов. Но это их проблемы.

Конечно, первостепенную задачу Лаккомо всегда мог выполнить и зачистить город от противников. Правда, в таком случае у них весь город сотрется с лица планеты, но про сохранность местных достопримечательностей речи не шло. Будут отстраиваться заново за допущенные ошибки в предоставлении данных.

– …Минус два, – оператор нервно сбросил наушники, оглушенный треском и писком в эфире. – Запрашивают поддержку, их осталось шестеро, нет… пятеро.

– Точечный удар эскадры невозможен!

Лаккомо прищурился, и лицо превратилось в предвкушающую хищную маску. Пусть соберутся ещё плотнее. Нужен всего один залп.

– Эскадрилье возвращаться на корабль. Кролэ, заходим на цель. Даинес, готовь протонные ракеты.

– Есть, командир!

«Стремительный» медленно развернулся и одним коротким импульсом маневровых двигателей слегка сместился в сторону. Местное правительство заглушило наземное ПВО ради операции и позволило кораблю Объединенного Космического Флота свободно хозяйничать на орбите.

– Эскадрилья отступила.

– Ракеты готовы к залпу.

Снова трансляция с беспилотника. На улицах полный хаос, дым застилал экран. Ущерб городу и без того нанесен колоссальный. Какие тут ещё могут быть разговоры о «малых разрушениях», когда стараниями обеих сторон центр вовсе превратился в одно сплошное бетонное крошево. В чёрных клубах можно было различить, как ворочаются и дергаются разбитые туши и отчаянно отстреливаются ещё стоящие на ногах – с дырами в броне, оторванными частями вооружения и конечностей. Про залп им передавать бесполезно. Не сбегут.

– Активны ещё четверо.

– Ждать…

Как-то так подкатывает сладкое чувство предвкушения от грядущей смерти очредного города… Стоит сказать слово, и одним ударом закончится бесполезная агрессивная суета многих разумных.

– Командир, – оператор в растерянности обернулся, прижав плотнее наушники к голове. – Странный сигнал… от разбитого объекта. Не запрос о помощи, – он придвинул микрофон ближе. – БАТ-301, перефразируй сигнал!… Не реагирует.

– Трое.

– Кодировка? – Лаккомо насторожился, сам не зная отчего.

– Нет, это не кодировка. И не помехи, – ответил оператор с ошарашено растерянным лицом слушая дальше.

– Переключи на громкую связь, – приказал Алиетт-Лэ холодным тоном.

Щелчок. И на мостике раздались ритмичные переливы. Гудение, завывание, пересвисты и мелодичные синтезированные трели. Народ вслушивался и растерянно замирал. На несколько секунд работа на мостике прервалась, пока экипаж вслушивался в ритм. А тот, словно в насмешку над всей военной агрессией, складывался в тихий мотив спокойной колыбельной.

– Это что? – спросил кто-то.

– Может сбой? Чужой сигнал?

– Нет! Да оно же..

– Поет?

Лаккомо рывком вышел из ступора и вцепился в перила перед собой.

– Даинес! Отставить залп по центру! – прервал Алиетт-Лэ вздрогнувшего торица. – Ударь точечным импульсом по краю их кольца. Нужно разбить строй и прогнать подальше от машины. Калэхейн, высылай спасательный отряд. Пока внизу паника, мы должны забрать активных роботов. И обязательно вытащите мне этого триста первого.

– Есть, командир!

Мигом посыпались распоряжения. Алиетт-Лэ не спрашивали почему вдруг он сменил свое решение. Итог казался очевиден – все хотели знать, что они слышали. Или кого? Ведь обычные роботы не поют перед смертью? Но сейчас задуматься об услышанном не было времени. С борта «Стремительного» несколькими иглами врезались в атмосферу смертоносные лучи. С ювелирной точностью прочерчивая отсекающую черту огня. В рядах противников началась предсказуемая паника. Намек был понят однозначно, как и намерения господствующего в космосе корабля. Грузовые катера спасательного отряда рванули к поверхности без опасения быть сбитыми. Под залпами орбитального обстрела как-то никто не хотел геройствовать с катерами.

– Группа спасения докладывает: объекты на борту.

Лаккомо обернулся к старпому:

– Передай на закрытой частоте, чтобы триста первого доставили отдельно в пятнадцатый шлюзовой блок и списали как уничтоженного. Остальных в ангар к техникам.

– Есть!

Адреналин бурлил в крови сильнее, чем во время боя. Лаккомо злобно покосился на карту города, понимая, что разбежавшиеся противники могли успеть спрятаться в подземных коммуникациях. Эффект неожиданности был упущен. Сейчас уже бить зачисткой по городу бесполезно. Не чистая работа. Наверняка, в адмиралтействе поинтересуются на кой хрен ему приспичило спасать расходный металлический хлам, который дороже чинить, чем построить заново. От необходимости придумывать оправдание для маразматичных уставных старперов брала еще большая злоба. Словно он какой-то провинившийся студент на допросе.

– Командир? – аккуратно спросил оператор. – А что делать бригаде пятнадцатого с разбитым роботом?

Лаккомо перевел на него сумрачный взгляд чуть светящихся фиолетовых глаз.

– Молчать о нем. И ждать моих дальнейших указаний.

Он нужен был ему живым.

***

Пять часов спустя.

Время текло на редкость медленно. Лаккомо отсчитывал каждый час, ожидая, когда его оставят в покое и избавят от обязательной стадии оправданий за проведенную операцию. Сам факт того, что приходилось отчитываться перед формально поставленным сверху начальтвом бесил Алиетт-Лэ неимоверно. Будь его воля, он бы просто бросил все и улетел в гипер, где мог бы спокойно разбираться с неопознанной роботизированной херней в шлюзовом блоке.

Но чтобы не вызывать лишних подозрений генерал Сан-Вэйв уделил положенные часы оправданий, придумал достоверные обоснования своему решению и оставил Адмирала наедине с правительством планеты. Свою часть миссии он отработал в меру предоставленных данных, а все накладки случились по вине разведки. Как говорится, «извините, с нашей стороны луч добра вылетел, остальные проблемы на вашей стороне».

К удивлению Лаккомо ему даже поверили. Согласились и смирились с результатом, решив, что так будет даже лучше. Правительство взялось изобретать мирное предложение своим сепаратистам, а Адмирал сглотнул оправдание про забранных роботов. Алиетт-Лэ очень убедительно расписал Адмиралу, что будет, если самые продвинутые разработки военной индустрии попадут в руки гражданских и будут разобраны на запчасти. И если сейчас на подлете их умудрились всего лишь разрядить одним залпом, то потом подпольные хакеры начнут их взламывать еще на орбите в ангарах.

Адмиралу такая перспектива не понравилась, Лаккомо садистски мысленно усмехнулся и понял, что добавил ему еще один клок седых волос. Надо же! Оказывается, у них в центре об этом не задумывались. Какая досада. Зато теперь Адмирал будет занят больной головой, а правительство планетки – своими разбежавшимися подданными.

Можно было спокойно уйти в работу.

Лаккомо раздраженно закрыл все видео окна дальней связи и откинулся в кресле. В кабинете, наконец-то, настала тишина.

Пару минут Алиетт-Лэ просто отдыхал, наслаждаясь отстуствием всяких звуков и закрыв глаза. Мозги требовали перезагрузки и настройки на следующую работу. Куда более важную, чем умение виртуозно сбрехать и озадачить всех, кроме себя.

Очень тихо, словно из скромности, раздался мелодичный перезвон небольших колокольчиков в углу кабинета. Лаккомо удивленно приоткрыл один глаз и вопросительно уставился под потолок, где не могло бы взяться случайному ветерку. Колокольчики повторили перезвон еще раз, уже более навязчиво и Алиетт-Лэ нахмурился, поняв явный намек.

Его ждет проблема.

Лаккомо недовольно дотянулся до панели и вызвал старшего техника на связь.

Ответили ему не сразу, заставив напряженно занервничать.

– Крайто, что там у вас?

– Ещё работаем, командир! – взволнованно отозвался голос из динамика. – Уже полностью разоружили и сняли все лишнее. Но на время машину пришлось обесточить. Сейчас восстанавливаем заряд и проверяем. Но тонкостей много…

– Когда? – просто спросил Сан-Вэйв.

– Через час наладим с машиной обратную связь и попробуем ее разблокировать.

– Понял.

Лаккомо отключился и замер, как настороженная змея. Пальцы выбивали неторопливую размеренную дробь по столу. Змея бы хлестала кончиком хвоста.

Какую дрянь ему сунули на корабль вместо обещанных роботов?

Вариантов было не много, но Лаккомо не знал, какой из них хуже. В любом случае такой сбой системы он мог использовать против разработок и заставить ОКФ отказаться от роботов. Осталось только понять, Что он держит в своем шлюзе.

Хорошо, что машину смогли вообще разоружить и снять с нее все орудийные установки. Не хватало еще, чтобы из-за какого-нибудь сбоя эта хрень разворотила ему часть корабля и перебила экипаж. Вряд ли, конечно ей бы дали пробиться во внутренние отсеки, все-таки шлюзовые перестенки «Стремительного» достаточно крепкие, чтобы выдержать ракетный залп одного робота. Особенно снаряженного осколочными зарядами для борьбы на поверхности. В крайнем случае, достаточно открыть наружние створки и бешеную машину сдует как пробку в космос. Но тогда потеряется одна единственная улика, и погибнут свои техники.

Все-таки лучше заранее перестраховаться. Мало ли с чем сейчас они имеют дело.

Нервно запищал коммуникатор. Лаккомо нажал на кнопку приема вызова почти мгновенно.

– Командир! – судя по голосу, техника трясло. – У нас ЧП!

– Докладывай, – Алиетт-Лэ внутренне сжался, готовясь к самому страшному. Неужели все-таки жертвы?

– Командир, мы это включили, а оно…. Оно стало биться! Об стены!

Лаккомо сперва не поверил своим ушам. Что?..

Но действительно, фоном послышался приглушенный грохот металла о металл. Постоянный, размеренный и довольно сильный.

Этого только еще не хватало!

– Сейчас буду у вас, – бросил Сан-Вэйв, подрываясь из-за стола.

До шлюзового блока он почти бежал, наплевав на то, что может подумать попавшийся на пути личный состав. Страха перед неизвестным не было. Волнение, тревога, натянутые от недоумения и интереса нервы, да. Но не страх. Где-то в душе даже вспыхнула первая искра разгорающегося азарта.

Лаккомо нервно дождался, пока лифт довезет его до нужного уровня, быстро мернулся по коридору, но, одолев последний поворот, попросту остолбенел.

Персонал толпился возле запертой двери, прилипнув к видеопанели сбоку, и галдел на все тона тревоги.

– Оно всё переломает!

– Оно живое?!

– Оно сходит с ума!

– Да заткнитесь вы уже! – угадался в толпе голос старпома. Калэхейн уже не просто нервничал, а был напуган.

– Да оно ж реально живое!

– Все целы?..

– Дайте посмотреть!

– А может всё-таки его сбросим? – пискнул кто-то совсем тихо.

– Смирно! – рявкнул Лаккомо, добавляя слабую ментальную волну. Он так редко повышал голос, что разномастная толпа мигом отлетела от видеопанели и вытянулась по стенке.

«Бам!» – глухо раздалось за дверью.

– Вольно! – гавкнул он чуть тише, когда команда пришла в себя. – Калэхейн! Что здесь, к дъерку, происходит?

Воцарившуюся тишину в коридоре снова нарушил гулкий удар за дверью, отчего у Лаккомо дернулся глаз, а экипаж притрушено вжал головы в плечи.

– Ремон закончен, командин, – ответил старпом растерянно. – Мы попробовали включить машину, но она повела себя странно. Словно… испугалась. Стала метаться по помещению. Нас игнорировала, обшаривала только стены. Словно припадочная при клаустрафобии.

«Бам!» – донеслось очередной раз из-за двери.

– Прекратите эту панику немедленно! Она же всё расшибет, – каждый новый удар, калечащий родной корабль, ножом резал по сердцу.

– Отключить? – тут же спросил старпом.

– Да как же к нему подойти теперь? – очень тихо прошептал один из техников.

– Влипли, – сказал второй.

– Электромагнитный импульс его отключит, но может задеть внутренние системы корабля, – тут же просчитал третий.

– Нет, отключать нельзя, – сказал Алиетт-Лэ. – Это все испортит, и машина еще больше испугается.

– А как? – совсем уж потерянно изумился Калэхейн.

– Уговори, – отрезал Лаккомо.

«Бам!»

Персонал переглянулся и завис. Уговорить? Машину? А она вообще в состоянии воспринимать посторонние шумы и слова? Что если у нее вообще полетела вся операционка, система ИИ, распознавания речи, или что там у них напихано? Может, все эти действия всего лишь конвульсивный припадок металлической облочки и не более того?

Но Калэхейн вздохнул и приник к видеопанели.

– Триста первый, прекратить панику. Слышишь меня? Немедленно остановись и замри!

Ну да. Разумеется. Каким ещё тоном он мог разговаривать с машиной?

«Бам!»

Лаккмо тяжело вздохнул. Он давно понял, если надо, чтобы все получилось – делай это сам.

– Отойдите, – бросил он персоналу, подходя к видеопанели.

Задача выходила непростая. Машину можно было легко сбросить в открытый космос, можно было вырубить импульсом, приказать, взломать, сломать. Но можно было попытаться и уговорить. При условии, что ее разум в состоянии воспринимать речь или она… живая.

Но Лаккомо так привык к металлическим роботам, которых воспринимал на уровне элемента декора в ангарах, что для перестройки на общительный лад с машиной ему нужно было время. Правда, картинка на мониторе перед дверью повергла его в ступор. Машина совершенно по-человечески обшаривала стены длинными конечностями и иногда набрасывалась на обшивку плечом. Словно пыталась ее пробить. А не получив результата даже как-то понуро перемещалась обшаривать дальше.

Лаккомо от такого поведения еще больше перекосило в ступоре.

– Триста первый, с тобой говорит командир корабля. Не надо биться в створки, – старательно спокойно и аккуратно произнес Алиетт-Лэ, словно разговаривал с разумным. – Если ты проломишь шлюзовые ворота, то тебя снесет в космос. Мы не сможем тебя подобрать и ты погибнешь.

Показалось, что машина застыла в раздумьях. Все она прекрасно слышала и понимала. Только тон надо подбирать правильный. Лаккомо решил на этом не останавливаться.

– Тебя только что починили, чтобы ты смог передвигаться. Но ты на корабле. В нейтральном космосе. Боевые действия позади. Тебе не причинят вреда, не отключат и не будут нападать. Ты в безопасности, а я хочу поговорить.

Слова звучали для Лаккомо дико. Но собственное чутье подсказывало, что так правильно. Возможно, не очень разумно с точки зрения техники безопасности, но был один нюанс, который Алиетт-Лэ хотел понять. А сделать это можно было только зайдя внутрь.

– Сейчас я открою боковую дверь и зайду к тебе в шлюз. Но я хочу, чтобы ты сидел у стены смирно. И не задавил меня ни случайно, ни намеренно.

Машина замерла. Подняла голову к источнику звука и посмотрела безошибочно прямо в камеру. Тлеющий в её «глазах» оранжевый огонь постепенно бледнел до жёлтого.

Успокаивается…

– Ну что? Договорились? – доброжелательность в тоне Лаккомо так и лилась потоком. – Ты садишься у стены, а я захожу поговорить?

Боевая машина медленно отполза к дальней стене, улеглась на брюхо и сложила компактно все конечности.

Лаккомо выключил громкую связь со шлюзовой капсулой и обернулся к экипажу. В голосе вновь зазвенел привычный сумрачный холод.