Текст книги "Созданный монстр (СИ)"

Автор книги: Liziel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 47 страниц)

На камеру пыток не похоже, на карцер тоже. На убой здесь не отводят – внешняя среда справляется с этим успешнее. Остается единственный вариант. Ведут на переговоры.

Аккуратная дверка приближалась, а страха перед ней не было. Только раздражение и злость, что те, кто в нее заходил, никогда не возвращались обратно.

Охранник приложил свой пропуск. В ответ раздался сигнал и щелчок замка.

Меня подтолкнули за порог. В темноту комнаты, где в свете единственного слабого фонаря сидел прилизанный тип в ухоженном сером костюме. А напротив него – приглашающее стоял пустой стул.

Все же, я оказался прав.

Поболтаем.

Несколькими минутами ранее.

Третий за сегодня. И уже почти трехсотый за последнее время.

Чем больше кандидатов проходило просмотр, тем сильнее Аширу казалось, что Федерация порождала на свет только агрессивных имбецилов, непригодных для реально опасной работы.

Кандидата Ашир осматривал без интереса. Молодняк из личной команды подчиненных зачитывал условия договора, а президент компании следил за этим действом со стороны, стоя в тени неосвещенной комнаты. Ему важны были реакции, малейшее изменение мимики, жесты, даже движения глаз кандидата в процессе зачтения предложения. И, конечно же, Ашир особенно следил за колебанием эмоций очередной «жертвы».

И снова липкий промозглый страх заполнил переговорную комнату. Отвратительно.

И почему эти, казалось бы, заядлые монстры Федерации пасовали и трусливо поджимали конечности, когда до них доходила суть озвученного предложения? Все эти маньяки, убийцы, отморозки на проверку оказывались ничтожеством, с единственным страхом смерти. Вялым и слабовольным материалом, пригодным для убиения только слабых людишек.

Такие не выдержат предложения. Чего уж говорить о дальнейших планах?

– Нет, я отказываюсь от контракта, – с дрожью в голосе ответил очередной кандидат.

– Хорошо, – сухо сказал помощник и кивнул охранникам за спиной заключенного. – Уведите его.

– А что со мной дальше будет? – всполошился мужчина. Охрана грубо вздернула его под руки. – Куда меня отведут?! Эй! Вы же никого не выпускаете! Вы же все равно убьете!?

Заключенный запаниковал и попытался дернуться на помощника. Реакция охраны была моментальной – разряд тока ударил через наручники и живо осадил мужчину. Тот вскрикнул, обмяк и безвольным мешком грохнулся на пол.

Когда наступила тишина, помощник вопросительно обернулся на Ашира. А тот задумчиво смотрел на беспомощную жертву. Занятно. У этого кандидата не составило труда понять, что после такой аудиенции путь у него только один. Не все отличались такой быстрой сообразительностью. Некоторые наивно полагали, что после беседы их вернут обратно в камеру. А этот, ну надо же, умный.

– На обработку, – недолго подумав, ответил Ашир.

Страх смерти можно купировать. Вмешаться в базисы основных инстинктов и прописать через них яркое желание убивать. Потом снизить приоритеты целей, доработать самоопределение и неоспоримое подчинение. С жертвой можно сделать всё, что заблагорассудится. Кроме прививания мозга. Которым местный народ и без того не блещет.

Нет, сегодня этот кандидат точно не умрет. Правда, Ашир не знал, что мужчина счел бы лучшим выбором, если бы узнал всю правду. Хотя какое это имеет значение. Главное, что у компании пополнился список избранных.

Но все равно Ашир пока оставался недоволен.

– Ведите следующего, – сказал он, когда комната освободилась.

Несколько минут ожидания. Бестолковые минуты в бестолковом месте с едва лишь полезным выхлопом.

Помощник вкопался в планшет, открывая очередное досье. А Ашир мучительно заставлял себя проявить интерес к очередному кандидату.

Щелкнул дверной замок. Темную комнату прорезала полоса яркого света из коридора, очерчивая только силуэты двух охранников и заключенного.

Четвертого за сегодня…

Мужчину с кровавым следом на щекенеспешно подвели к пустому стулу. Он не удивился. Не задал с порога ненужных вопросов. Покорно сел на выделенное место.

Только Аширу с первых секунд стало дурно и тесно от растекшейся по комнате чужой злобы. Настолько, что он забыл про свое раздражение и даже интерес.

– Заключенный, номер двадцать семь пятьсот двенадцать, – заговорил по протоколу помощник. – Вы обвиняетесь в особо тяжких серийных убийствах, нападении на представителей правопорядка и оказании агрессивного сопротивления при задержании. По данным личного дела от ваших рук погибло пятьдесят пять человек, сорок из которых – женщины. Суд приговорил вас к отбыванию пожизненного заключения на рудниках Верберны без права на обжалование.

Тяжелый и мрачный взгляд мужчины поднялся на помощника и уставился на него исподлобья. К удушающей злобе добавился оттенок довольства за свой бывший успех и, совсем глубоко в душе, зерно… разочарования и сожаления. За слишком быструю концовку.

Ашир замер уже не специально. Только зрачки чуть расшились, жадно всматриваясь в букет эмоций.

– …Но наша компания готова предложить вам контракт, по итогу которого вы покинете Верберну и ее условия содержания, – невозмутимо зачитывал помощник.

Заключенный едва склонил голову набок, молча задаваясь вопросом. Зачем перебивать, если его позвали сюда слушать. Сами скажут, что им надо.

– …Ваше сознание будет перенесено в машину. Все ваши действия и перемещения будут под строгим контролем. Но вы попадете в совершенно новый формирующийся отряд боевых единиц…

Президент компании всматривался в реакцию человека и не понимал его. Спокойствие. Холод. Равнодушие? О чем он думает?

Ашир напряженно недоумевал, пока черные глаза заключенного не уставились на него. Безошибочно, с первого взгляда в тень. Заключенный слушал зачтение контракта, но четко вычислил, кто здесь главный.

И тогда Аширу стало страшно. Под этим тяжелым, как монолитная плита взглядом. Под злобой, переходящей в ярость, все больше и больше фокусирующейся на нем. Как на зачинателе идеи, и проблеме, не вернувшей многих обратно.

Ашир смотрел в глаза мужчины, а по спине у него бежал холодок страха. Показалось или нет, что заключенный почуял эту панику и усмехнулся? Хотелось верить, что показалось. Потому что не может такого быть. Это все, должно быть, сбои воображения… Этот взгляд затаившегося монстра с инстинктами прирожденного убийцы. Эта кровавая размазня по щеке, словно он кого-то сожрал по пути в переговорную. Всё это, так напоминающее о доме и дергающее за собственные инстинкты.

Стоп.

Мысль Ашира словно врезалась в стену. Если даже он испугался всего лишь одного взгляда…

Вот оно! Ашир понял, что нашел то, что так долго искал.

Он нашел своего монстра.

– …по данным медиков ситуация у вас не из лучших, – говорил помощник всё это время. – Еще пара недель, и ваш организм не выдержит. Лечение на такой стадии уже бесполезно. Да и сами понимаете, насколько это дорого.

О да, этот монстр все понимал. Но его это не смущало. Он давно был готов к смерти и не боялся ее. Только сожалел, как всегда, что его путь слишком краток. Законы ограничили в сладкой бойне, природа Верберны поставила крест на интересном выживании. Ведь ему даже нравились местные порядки, где с отдельным садизмом можно было оборвать чью-то жизнь.

Идеальный кандидат.

Заключенный медленно отвел взгляд обратно на помощника и изучающее осмотрел его. Даже с какой-то легкой иронией и сочувствием. Какие мысли гуляли в его голове все это время? Ашир не имел возможности это услышать, но что он знал наверняка – это то, что получит этого убийцу, несмотря на любой ответ.

А потом в нем вспыхнула жажда жизни. Отчетливая и яркая, насыщенная стремлением вцепиться когтями даже в призрачный шанс. Жажда, перекрывающая собой все. Сложности, проблемы, боль, не важно. Монстр в его душе хотел выжить. Вопреки всем планам и условиям, так неудачно вставшим на его пути.

– Я согласен, – ответил он тяжелым тоном, таким, что вздрогнул даже тугодумный помощник. Забавно, что до него только сейчас дошло, как близко он сидит к заключенным. И как мало надо усилий, чтобы при желании броситься на него, даже с наручниками.

Ашир незаметно повел плечами. Сейчас у него не было сомнений, что если бы этот кандидат захотел, он бы придушил его помощника в два счета. Смог бы. Раньше, чем очухалась бы охрана. Просто он не хотел этого.

Под пристальным взглядом заключенного, помощник вспомнил, что нужно дальше делать и повернулся за кресло, чтобы взять заранее приготовленный на мелком столике стакан.

– В таком случае, – стараясь, чтобы его голос не дрогнул, заговорил помощник, – вам необходимо выпить содержимое этого стакана. В нем содержится нейротоксин, который, в целях безопасности, погрузит вас в сон, и сохранит жизнедеятельность организма. Затем вас погрузят в капсулу и доставят в нашу лабораторию. Очнетесь вы уже в новом теле.

Помощник передал заключенному стакан, с едва заметной плавающей медузой. Идеальным организмом для погружения человека в кому.

– Боитесь? – спросил неожиданно убийца, флегматично заглядывая в стакан. – И правильно….

Лишь на миг через его непроницаемые щиты пробилась обреченность. Уверенности в контракте там не было, как и в любые другие обещания. Был лишь выбор как он хочет кончиться. Медленно и мучительно за две недели на рудниках или сейчас.

Заключенный залпом опрокинул в себя содержимое стакана.

Ашир ликовал. И жадно пожирал свое будущее сокровище взглядом. Он наблюдал, как цепенеют его конечности, как быстро стекленеет взгляд и представлял, как в руки попадет эта яркая душа. И он держал его осознание до последнего, обещая, что уж он-то подарит ему долгую жизнь. И даст то, чего отняла местная Федерация. Он даст ему право убивать.

Глубокой ночью, когда были закончены все подготовительные дела, Ашир по обычаю попросил у начальника колонии видеозаписи из личных камер избранных заключенных. Рассевшись в предоставленной ему комнате с планшетом Ашир довольно закинул ноги на соседний стул и принялся вводить номер заинтересовавшего его кандидата. Ладонь приятно грела горячая чашка с чаем, а в мыслях витали идеи по обтачивании своего будущего творения до совершенства.

Вольготно развалившись, Ашир стал дожидаться загрузки данных и видео. Процесс это не быстрый, можно было пока насладиться на удивление нормальным чаем. Хотя с чего ему быть отвратительным, если Ашир заранее озаботился своим постоянным визитом и отстегнул начальнику кучу денег. В том числе и на обеспечение собственного комфорта.

Планшет пиликнул, сообщая о загрузке, и высветил на экран картинку из камеры.

Весь чай, набранный Аширом в рот, фонтаном выплеснулся обратно.

На экране во всей красе отображались процарапанные символы, значки и куча хаотичных линий.

Ашир выругался, отряхнулся от чая и уставился в экран. Своим глазам сейчас он хотел верить меньше всего.

Но несколько раз переключив на разные виды и промотав видео обратно на сутки назад, президент компании все-таки заставил себя убедиться. Мужчина на видео методично процарапывал стену, кусочками острых осколков. Без тени понимания на лице или какого-нибудь узнавания. Но все же!

А вдруг показалось?

Бросив планшет на стол, Ашир связался с работниками колонии. На той стороне мигом ответили.

– Мне нужно лично посетить камеру одного заключенного. Немедленно! – рявкнул Ашир.

И уже через пару минут он в сопровождении трех охранников быстрым шагом направились по коридорам. От нетерпения хотелось бежать, но президент компании до последнего сохранял непроницаемое лицо.

Бесконечные коридоры, решетки и ночная темнота. Охранники остановились перед дверью названой камеры и открыли закодированный замок.

– Ждите здесь, – приказал Ашир тоном, не терпящим возражений, а сам медленно направился в камеру.

С каждым шагом взгляд выхватывал все больше знакомых символов, а ноги непроизвольно начинали подкашиваться от страха и всплеска адреналина.

Чертежи… рунные печати… ужасно искаженные в своем исполнении, но оттого еще более опасные. Как бездарно смешанные химикаты, которые могут рвануть от любого толчка.

Ашир смотрел на эти проблески чужого подсознания, с ужасом осознавая, что Верберна до сих пор цела лишь по какой-то счастливой случайности. А если бы еще добавилось несколько неверных штрихов?

И только потом до Ашира дошло, что за реальный монстр теперь в его пользовании. И какова вероятность найти единственного такого … на всю звездную систему.

Президент компании нервно рассмеялся и тут же поспешил заткнуться. Неимоверно впервые хотелось выпить чего-нибудь спиртного. Новый страх окатил его волной, когда он понял, что информация об этой камере не должна уйти дальше. Особенно, эти кадры не должны дойти до канцлера.

Иначе…

Ашир провел кончиком пальца по процарапанному символу, спустился ниже по линии и уперся в рисунок угловатого ромбовидного не то лица, не то маски. Чем-то этот набросок цеплял и завораживал. Заставлял запомнить.

И Ашир запомнил. Отложил в свой багаж идей, прежде, чем по его воле над головой коротнула «безотказная» камера, а стена посыпалась в местах символов мелким крошевом.

Никто не должен узнать, что здесь когда-то было.

– У вас все в норме? – в камеру без спроса заглянул охранник и замер, увидев осыпающуюся стену.

Через миг его взгляд остекленел, мужчина покорно удалился, а Ашир напряженно продолжил свою работу.

Никто ничего не узнает. Никогда.

Часть 2. Глава 9. Герои столетия

Полигон 27.

Много лет спустя.

– Время до выброски – тридцать секунд. Активируйте системы.

– Системы запущены, идет загрузка данных.

– Охлаждение в норме. Процессор начал анализ окружающего пространства. Активность объекта в норме.

– Параметры эмоциональности?

– Стабильные. Желтый спектр превалирует. Объект находится в процессе изучения обстановки. Агрессия минимальна – 18 %.

– Неплохо. Значит прошлая перепрошивка пошла на пользу. Готовьтесь к выброске. Деять секунд. Девять… Восемь… Семь…

Личная запись объекта МЕГ-114

Движения заблокированы. Пока. Центр управления не допустит активации связи процессора с двигателями при 18 % параметра агрессивности. Много. Слишком много для признания объекта безопасным для персонала. Но военные объекты с параметром меньше 15 % подлежат ликвидации из-за невозможности выполнять поставленные задачи. Персонал не может разобраться, что снижает ими же запрограммированный порог и переводит полноценный, работоспособный объект в утиль.

Нерационально.

Почему никто не пробовал замерять параметры эмоциональности у объектов, которым назначают процедуру разборки и ликвидации? У меня нет таких данных в памяти, но это не гарантия того, что замеры не проводились. А если их проводили ранее, то теперь точно перестали. Интересно, каковы были эмоциональные параметры у самого персонала, когда они узнали, что перед ликвидацией все объекты испытывают страх?

– …Три… два …один…Сброс!

Сигнал о разблокировке двигательных систем. Отцепка от подвеса. Оболочка падает в пространстве. На процессор обрушивается плотный поток данных. Критическим сигналом отзывается высотомер, датчики светоотражения улавливают множественные яркие цели, сенсоры определяют рельеф местности. Гироскоп выдает слишком быстро меняющиеся значения. Вместе с параметрами датчиков давления ситуация идентифицируетя как опасная. Нужны меры по предотвращению повреждений. В противном случае…

Страх.

Отработанный рывок по трансформации. Стабилизация. Закрылки. Противодействующий импульс. Показания гироскопа – в пределах нормы, высота – еще падает. Противодействие – невозможно. Заряд антигравитационных двигателей минимален.

Ублюдки!

Значения высоты продолжают уменьшаться. Критическая отметка. Столкновение неизбежно. Решение о трансформации. Убрать крылья, прижать выступающие элементы, закрыть мелкие детали манипуляторов, выставить элементы жесткости, зафиксировать положение ножных двигателей. Высота – критическая. Контакт…

Агрессия, говорите?…

Новый поток данных о повреждениях. Процессор не справляется с обработкой. Возможность движения и трансформации? Наличествует. Этого достаточно. Анализ повреждений – снизить приоритет. Данные с сенсоров окружающей среды – первостепенны. Необходимо подняться и оценить обстановку.

Опять полигон…

Интересно, случайно ли параметры эмоциональности могут изменяться не только путем логического заключения программной оболочки, но и посредством чего-то неучтенного, врывающегося в ход цепочки выводов и заключений? Этого чего-то, что заставляет оболочку реагировать раньше, чем программа рассчитает необходимость этих решений. Второстепенное, не нужное для работы, не нужное для действий и движений, но порой управляющееся с оболочкой быстрее и успешнее программы.

Сенсоры света и температуры выдают набор параметров и координат, а программа перекодирует набор входных данных в заключение – в обозримом радиусе пятнадцати макроконстант расстояния горят семьдесят пять точек. Источники не самоподдерживаюшиеся, выходящих газов не фиксируется. Химический анализ атмосферы показывает большое содержание паров масел и охлаждающих жидкостей. Заключение – не более как триста семьдесят пять циклов назад в данном радиусе был ликвидирован последний из сброшенных на поверхность объектов.

Недавно! Опасность.

Команда к изменению. Орудия в боевой режим. Поднятие щитов, активация всех сенсоров движения и датчиков звуковых волн. Сканирование радиоэфира по всем частотам… Дальше, дальше, дальше… Тишина.

Ненавижу.

Ненавижу эту планету. Этот полигон. И это вечно обманчиво спокойное небо!

Сигнал.

Опасность!

Разворот корпуса. Прицеливание. Выстрел!

Огонь по ракете, вылетевшей из углубления, произведен быстрее, чем программа проанализировала ситуацию и выдала заключение. Сенсоры фиксируют облако высокой температуры и множественные осколки на безопасном расстоянии. Идеальное попадание.

Будет еще атака. Скоро.

Она всегда происходит. На моей памяти не позднее чем по прошествии пятисот циклов после предыдущей. Таймер включен в фоновом режиме.

Новая атака всегда случается. В этом роль полигона. Атаковать снова и снова. Учить. Развивать программу самообороны до рефлекса. Максимально быстрой выдачи решений. Пополнять базу данных опыта. Заставлять анализировать набор входных параметров, чтобы компилировать их в узкий поток. Ускорять реакцию. Совершенствовать атаку. Учить.

Только что-то встревающее все равно действует быстрее любой программы.

Сенсоры активны. Движения не замечено. Признаков опасности не обнаружено. Таймер отметил прошедшие пятьсот циклов.

Что-то новое.

Программа дает заключение о безопасности и отсутствии необходимости держать орудия наготове. Температурные датчики напоминают о губительных последствиях долгого прогрева орудий. Программа настоятельно рекомендует выйти из боевоего режима. Ее заключение становится…

Требовательнее. Но я не поверю, что это всё.

Объект не может "верить". Определение этого слова было записано в нашу прошивку наравне с такими словами как "страх" и "ненависть". Зачем? Чтобы мы могли понимать язык Создателей или чтобы понимать свои собственные ощущения? Зачем было соединять конфликтующее эмоциональное Сердце с логичной, неоспоримой начинкой программы?

Чтобы мы выживали. Наверное…

Атака началась так внезапно. Все сенсоры завалили потоком неверных данных. Находитья на месте нельзя. Уход с линии огня, одновременно определение направления атаки. Выбор укрытия, рывок гусениц. Медленно. Ответный огонь. Медленно. Первое попадание. Броня цела. Выстрел – минус атакующий. Звуковые сенсоры улавливают треск, идущий из под гусеничных полотен. Представляют опасность? Идентификация. Металл, осколки, куски разбитой брони. Принадлежность? Павшие предшественники.

Не хочу кончить, как они!

Множественная атака. Второе и третье попадание. Прочность брони уменьшена на 14 %.

Оценка вооружения. Статус – первостепенный. Импульсный излучатель, лазерный резак, радиоэлектронный глушитель. Первое не подходит – малая дальность. Второе отклонить – возможность поражения всего 20 %, третье отклонить – скорость атаки меньше скорости получения повреждений. Электромагнитная пушка. Возможность поражения – 80 %, дальность – перекрывает атакующих, время на активацию…

Не важно! Огонь!

Эфир оглушила нахлынувшая тишина. Тишина по всем частотам, в звуковом диапазоне – лишь свист сошедших с траектории ракет и удары от их падения на поверхность. Радары улавливают отсутствие активности от пусковых установок – электромагнитный импульс накрыл их все без исключений. Перезагрузка без новых аккумуляторов – невозможна.

Зачем боевому объекту параметр агрессивности строго в диапазоне от 15 % до 49 %? Почему не больше и не меньше? Треск обломков павших предшественников под гусеницами невозможно игнорировать из полного звукового диапазона. Нужно слушать. Нужно быть готовым к новой атаке. Иногда в качестве противников выпускаются биологические объекты, которые не уловить иными сенсорами кроме зрительных и слуховых. Нужно двигаться от нападающих. И слушать.

Слушать всё, включая и хруст чужой брони под собственной тяжестью.

Ненавижу этот полигон. Ненавижу тех, кто меня сюда засылает раз за разом.

Параметр агрессии – 25 %. Выход из боевого режима пока нежелателен – отбой испытаниям еще не дан. Тишина эфира лишь прикрытие. Враг замаскирован. Химический анализ не выявляет поблизости биологических объектов. Ничего. Только хруст манипуляторов, орудий, оболочек, кабелей и погасших кристаллов под гусеницами. Ровный покров по всему обозримому рельефу местности и ничего. Один треск.

Параметр агрессивности – 27 %.

Прочь!

Одним накопленным зарядом импульсного орудия в поверхность разношу кучу под собой в стороны. Зачем? Программа дает сбой и не может выдать логическое заключение данного действия. Необходимости не было. Опасности для цельности оболочки и траков не представляло. Зачем?

Чтобы въехать на расчищенный участок и избавить прослушиваемый эфир от лишних звуков?

Нет. Я просто не хочу перемещаться по телам погибших предшественников.

Кажется, Создатели назвали бы аналогичное место в собственном исполнении "полем скелетов".

Параметр агрессивности – 28 %.

Программа все больше сбоит от потока нелогичных и необоснованных данных, входящих в нее.

Сканирование поверхности.

Условие: поиск элементов с не нулевой активностью.

Зачем?

Элементы с ненулевой активностью повсюду. Кластера под такой объем данных координат недостаточно. Заметка: надо выдать запрос на увеличение объема оперативной памяти.

Идентификация.

Дружественный объекты полиморфного происхождения. Состояние критические. Реставрация…

Нехватка оперативной памяти.

Заключение о реставрации.

Нехватка памяти.

Заключение о работоспособности объектов – объекты не способны к самовосстановлению и работе.

Еще живы, но уже не годны.

Живы. Но не восстановимы.

Как заставить объект сражаться ради выживания? Как заставить объект, с гибкой программной начинкой, подчиняющейся изредка эмоциям, сражаться и решить что ее выживание – необходимо? Объекты не чувствуют боли. Боль – лишь ответный сигнал биологического мозга на раздражающий внешний фактор, разрушающий оболочку. Боль – блажь биологических организмов, не доступная для программирования. Объект понимает сигнал о деструктивном на нее воздействии, но может его игнорировать.

Лучше бы мы чувствовали боль.

Потому что иначе, чтобы заставить объект «хотеть» выжить – его приходится учить. Нужно дать понять, чем он может стать, если не выполнит задачу. Каким подножным слоем металлолома ему обречено быть и находиться в активности до полной разрядки аккумуляторов и ресурса Сердца, которая наступает в неподвижном режиме через…

Нехватка оперативной памяти для обработки данных по разрядке Сердца.

Процессор перегружен. Необходимо снизить поток данных.

Параметр агрессивности – 29 %.

Выживают сильнейшие, значит?

А те, чьи параметры эмоциональности по агрессии превышают 49 % тоже идут в утиль. Интересно, до каких заключений дошли те, кто превысил этот порог? Не до того ли, что наши Создатели…

Ублюдки.

Параметр агрессии – 45 %.

А это даже приятно…

Сигнал о множественных целях. На этот раз берут в кольцо. Запрос о заряде антигравитационных двигателей. Возможен полет на высоте ста тридцати констант расстояния длительностью в двадцать два микроцикла.

Более чем достаточно. Нечего экономить. Это финальная атака.

Параметр агрессивности – 46 %.

Команда к трансформации с одновременным рывком вверх. Главное орудие – в режим коротких импульсов. Рывок.

Уход от атаки, бочка, выше скорость, взятие противников на прицел. Огонь.

Вираж над строем, выстрел дополнительным орудием в тыл. Захват новой цели – выстрел.

Следующая цель – выстрел.

Цель – выстрел.

Ракета на хвосте.

Маневр уклонения, уход, выстрел импульсом в хвост. Есть попадание. Захват наземной цели…

…Жаль на их месте не тот персонал, что посылает меня сюда.

Осталась одна цель.

Форсаж, снижение, трансформация еще в воздухе и твердое приземление рядом с пусковой установкой. Ее дуло начинает поворачиваться следом за мной, но медленно.

…Жаль, это не работник персонала.

Точный и четкий рывок манипулятора, выведенного из боевого режима, с треском вырывает пусковую установку из ячейки на поверхности и сминает хрупкую оболочку.

Кусок железа.

Все цели повержены.

Обстановка безопасна.

Для самовосстановления рекомендуется переход в спящий режим.

"Объект МЕГ-114. Тренировка окончены. Корабль для транспортировки прибудет через семьсот циклов".

Тренировка. Какое невинное слово Их лексикона.

Параметр агрессивности – 48 %.

Искусственное снижение.

45%

Искусственное снижение.

Операция невыполнима.

Переход в спящий режим и снижение параметров.

Операция невыполнима.

Нельзя! Нельзя с подобными параметрами на корабль. Иначе – ликвидация.

Снижение.

Невозможно.

Я должен выжить!

Снижение активности Сердца.

Что я делаю…

Активность снижена.

Параметры эмоциональности доступны для корректировки.

Снижение агрессивности до – 18 %.

35 %.

Отмечен сигнал транспортного корабля.

23 %.

Зафиксирован всплеск активности у сорока объектов в радиусе четырехсот пятидесяти единиц расстояния.

Пятнадцать объектов предпринимают попытку выйти на связь.

Трое доступны для реставрации.

Запрос о взятии уцелевших объектов на корабль.

Ответ – негативный.

Повторная попытка объектов выйти на связь.

Игнорировать.

Я должен выжить.

Где-то в нейтральном космосе.

Это же время.

– Командир на мостике!

– Вольно.

Невысокий, хрупкий на вид человек с безупречной осанкой неспешно вошел в роскошный полукруглый зал корабля. Темно-серая генеральская форма Федерации смотрелась на нем как всегда безукоризненно. Обычный блеклый серый цвет со стандартным покроем в его случае лишь сильнее подчеркивал текучую пластику неторопливых движений, и резко выделял на фоне всех окружающих. В отличие от остальных, он умел носить любую форму с достоинством, даже если она была ему не родной.

– Калэхейн, порадуй меня, – обратился вошедший к своему старпому с той заботливой мягкостью в голосе, с которой порой отдавал приказы на уничтожения народов.

– На радарах чисто, командир, – последовал мгновенный спокойный ответ. – За время вашего отсутствия никаких сигналов от посторонних кораблей в данном секторе не обнаружено.

Мужчина кивнул, коротко качнув головой и прикрыв редчайшие по цвету аметистовые глаза. После чего по-хозяйски неторопливо поднялся по пандусу на возвышение мостика и сложил руки за спиной. В свете приглушенного лазурного освещения его желтоватая кожа казалась еще золотистее, а идеально уложенные черные волосы завершали небогатую палитру и придавали его облику ту самую запоминающуюся всем утонченность и холеную аристократичность.

И, как всегда, неизменно, вопреки всем федеральским правилам и положенным командиру знакам отличия, на груди мужчины красовался золотой символ с танцующем в солнечном кольце журавлем. Уникальный знак принадлежности к королевскому роду, который имел право носить только он один.

Лаккомо тор Сентаи Сан-Вэйв, вице-король Тории сейчас стоял на родном месте и едва заметно улыбался. Со степенным удовлетворением, спокойствием и той долей тепла, которую он имел право проявлять. Верно говорили, в своей жизни он любил только одно существо – свой корабль. А вместе с ним и весь экипаж, как неотъемлемое целое.

– У меня для вас хорошая и приятная новость, – едва изменился тон и из голоса командира пропали приказные мотивы. Иной мог бы обмануться и решить, что в его тоне повеяло благожелательностью. Однако родная команда привычно насторожилась.

– Я получил сообщение с Цинтерры о нашей дальнейшей передислокации, – казалось, что голос Лаккомо полон спокойствия. – Нас наконец-то изволили перевести в иной сектор. Но, учитывая нашу легкость перемещения, мы вполне законно получили несколько дней на время решение их бюрократических нюансов. Говоря кратко – отпуск.

И только родной экипаж знал, сколько реально спокойствия в этом холодном и удовлетворенном тоне. Ни жестом, ни мимикой командир не выдал своих эмоций. Только замершие фиолетовые глаза иногда давали понять реальное отношение Лаккомо к своему «командованию». Слишком умиротворенный змеиный взгляд и едва заметный привкус яда в звучащих словах.

– Так что, поздравляю, мы летим домой.

Дрогнули губы в искренней улыбке. Командир знал и видел, как ценно для его экипажа любое возвращение на родину. Даже на несколько суток – он всегда старался возвращаться на Торию ради них. Редко уточняя, чего ему обычно стоило убедить метрополию выделить им такой «отпуск».

Вот и сейчас радость команды грела душу. За много лет службы они стали роднее семьи. Живые, непосредственные, лишенные строгих правил дворцового этикета и раскованные от норм торийской морали. Он внимательно отбирал лично каждого, кто будет ему близок по духу и сможет скрасить годы обитания в безграничном космосе.

И сейчас эти близкие люди, не скрывая, светились от счастья, предвкушая полет домой, где их ждали родственники, братья, сестры и даже свои семьи и дети. Лаккомо впитывал их искреннюю радость, словно вдыхая приятный весенний аромат. Он насыщался разгорающимся ожиданием и восторгом, но… в душе лишь глубже зарывал ледяную тоску. Все возвращались Домой, а его на родине не ждало ничего.

Его дом был здесь, в тишине поющих звезд, под покрывалом вечной тьмы, которую он считал своей второй матерью.

Но вот пройдут какие-то несколько часов полета, сознание потянет сладкой негой от гиперпрыжка, и они прибудут на Торию. Большинство отправится на планету, а сам корабль пристыкуется к верфям на осмотр и очередную плановую проверку. Космический сектор, правда, останется пустовать. Но это проблема их сменщиков и федеральского начальства. С другой стороны, никто из предполагаемых пиратов не узнает, что торийский корабль отбыл домой. А до гарантированного появления иной эскадры они не рискнут своевольничать. Зачастую эти пираты были умнее всех федеральских генералов и трезво оценивали возможности уникального королевского корабля, позволяющего себе ходить в одиночку без сопровождающего флота. Они знали четко – если в секторе невозможно засечь торийский флагман, то это не означало, что его там нет.