Текст книги "Третья истина"

Автор книги: Лина ТриЭС

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 40 страниц)

От изумления у тетки поползли на лоб глаза:

– Ну, знаешь… впрочем, что удивляться-то, матушка твоя об этом говорить не любит. Ей не резон вспоминать, что она твоему отцу неровня.

Лулу пропустила мимо ушей все теткины выпады, хотя та явно возвращалась к привычному ворчливому тону.

– Кто ж биль княгинь? – она постаралась задать более понятный вопрос.

– Кто-кто… Да бабушка твоя, Елена Александровна! Она и была «княгинь»,– не удержавшись, передразнила тетка. – А вернее сказать – княжна! Портрет в гостиной видала? Ну, такая, вида изящного, благородного …в сером платье, с фестонами?

– Да, да,– закивала Лулу.

– Во-о-т. Это она и есть, мачеха моя… Ну, да на нее грех жаловаться! Царство ей небесное!

– Я уже зналь, что это grandmere, бабюшкá, но не зналь имья. А monsieur Шаковскѝ воспи-та-ник? Это ест beau-fils?[10] Не сам рождени син?

– Какой такой «боф» ?? – поразилась тетя и явно потеряла интерес к разговору. Объясняй этой девчонке самые простецкие вещи… Кто это, да что это… на каждом слове перебивает, так и забудешь, что сказать хотела. Переваливаясь, но гордо выпятив грудь с животом, Евдокия Васильевна пошла из комнаты. Однако Лулу вовсе не собиралась отступать. Тайна, так занимавшая ее, случайно получила разгадку. Надо только успеть побольше расспросить, пока тетка все еще в духе. И Лулу отважно бросилась за ней. Добывать нужные сведения оказалось трудновато, но усилия Лулу увенчались успехом – тетка снова разговорилась… Ее речь понеслась потоком, на пути которого племяннице приходилось ставить плотины и заграждения из вопросов, слишком часто оказывающихся ничтожными препятствиями для столь бурного течения. И все же кое-что она поняла и узнала.

После обеда весело было бежать по саду, зная, что нет на свете сыщицы более ловкой и умной, чем Александрин. Лулу неслась вглубь сада, напевая на мотив любимой песенки: «Vous parlez trop vite, ma tante, mais je vous ai bien comprise…»[11]

И вдруг яркий свет брызнул в глаза. Сад кончился. Серебристой лентой блеснула река, та самая, которая по утрам манила пленницу, даря мечты о свободе. Опьяненная простором, запахом цветов и травы, Лулу подбежала к реке и замерла перед ней, сощурившись от лучей солнца. Возможностей было так много, родительский дом, с его строгими правилами, казался таким далеким.

…Что же выбрать? Искупаться? Набрать охапку цветов? Пойти дальше вдоль реки? О-о-о! Буквально в ста шагах стояла золотисто-рыжая лошадь под седлом, а хозяина рядом не было! Вообще, казалось, на много-много верст вокруг нет ни единой души. Больше Лулу для счастья не требовалось ничего. Скакать на коне, так, чтобы дух захватывало, чтоб ветер свистел в ушах! Это же предел мечтаний! Не очень задумываясь о том, как она справится с лошадью, впервые встретившись один на один, Лулу подбежала почти к самой лошадиной морде.

Золотистый конь покосился на нее, недовольно фыркнул, но не двинулся с места, а снова опустил голову и принялся, как показалось Лулу, что-то внимательно разглядывать в высокой траве. Раздвинув ее рукой, увидела это « что-то».

... Закинув руку за голову и согнув одну ногу в колене, в траве лежал с закрытыми глазами учитель фехтования. Шляпа с выгнутыми полями свалилась с головы, и конь, наклонившись, ласково дул в пепельные волосы. Не раздумывая о том, нужны ли какие-либо сведения спящему человеку, Лулу выпалила:

– Вы – воспи-та-ник, – щегольнула она русским словом, – мадам Элен Александр, моей бабушки! Вы – учитель фехтования, вас зовут Павьел Андрешь. Я не сомневаюсь в вашем титуле – я знаю: учитель не может быть виконтом!

Не открывая глаз, Шаховской медленно улыбнулся:

– Не привлекает ли мадемуазель прогулка на лошади в обществе непризнанного виконта?

Забыв сообщить массу других интересных сведений о нем, почерпнутых у тетки, Лулу завопила «Да-а-а!» и в этом вопле не было ничего от благовоспитанной барышни. Изумленный такой реакцией, «виконт» распахнул глаза и вскочил с земли.

– А где моя лошадь?– энергично озираясь по сторонам, осведомилась будущая наездница.

– Этот заморенный одер вам не подходит, как я понял?

– Он чудесный, – в упоении воскликнула Лулу, – но на какой же лошади будете скакать вы?

– Я скакать?– удивился Шаховской, – Позвольте мне, для начала, побыть стремянным, чтобы ознакомиться с вашим стилем езды.

Не обращая внимания на его тон и не вдумываясь в слова, Лулу проговорила «ага, ну, хорошо…» и приступила к штурму недоумевающего коня.

Напрасно «виконт» поддерживал стремя, Лулу атаковала коня с другой стороны. Наконец, Шаховской окликнул ее:

– Вижу, вы пренебрегаете моими услугами, сударыня.

«Сударыня», слетев очередной раз со спины коня, на которую почти было влезла животом, поспешила к нему.

– Он какой-то слишком высокий, правда?– шмыгнув носом, спросила она.

Шаховской, которому надоело, видимо, поддерживать стремя, подхватил Лулу и закинул в седло.

– Ну, отойдите, я поехала, спасибо! – задыхаясь от счастья, поспешно проговорила амазонка, но бешеной скачки не последовало. Конь, не двинувшись с места, вопросительно глядел на хозяина, продолжающего держать в руке поводья.

Лулу нетерпеливо ерзала в седле. Минуту подумав, «виконт» одним взмахом вскочил на коня, сдвинув юную француженку вперед. Та не успела и рта раскрыть, как лошадь взяла с места ровной широкой рысью.

Это было восхитительно! Захлебываясь встречным ветром, Лулу пыталась повернуться и передать свой восторг спутнику, но тот настойчиво поворачивал ее голову обратно.

Конь остановился так же внезапно, как и пошел.

Еще! – закричала Лулу.– Еще! – Но увидев отрицательное покачивание головы, сразу заговорила о другом:

– Я и сама сумею, правда? Он очень славный, красивый, добрый коник. Он самый лучший, да? – Взгляд ее упал на реку. – А купаться он любит?

– Это ему и предстоит показать сейчас!

Сняв Лулу с седла, Виконт (мысленно она все же продолжала называть его так) расседлал коня и, похлопав по крупу, подтолкнул к реке.

– А завтра, завтра будем кататься?– заворожено следя за довольно пофыркивающим в воде конем, спросила все еще задыхающаяся Лулу.

– Мадемуазель проведет завтра день за вышивкой в гостиной. Вряд ли коня можно будет подать ей туда. – Виконт весело посмотрел на нее, произнося эти жестокие слова.

Удар пришелся по самому больному месту – ведь завтра порядок будет восстановлен. В том числе, и шитье в компании матери и тети.

– А я уже убежала из дома, вы же сами отвезли меня так далеко!

– Приглядитесь! Вы на том же месте, откуда начинали бег.

Лулу только сейчас заметила, что они сделали круг. Шаховской не оставил тему, видимо недооценивая ее остроты.

– Вообще-то, для девицы сидеть за пяльцами – одно удовольствие, тем более что с коня можно свалиться.

Вышедший из реки конь обдал их каскадом брызг. Лулу собралась что-нибудь возразить, но твердая рука взяла ее за плечо и развернула лицом к усадьбе.

– Жди меня здесь, Арно! – бросил Шаховской коню, как человеку. – Попасись, но далеко не уходи!– И, не отпуская плеча Лулу, пошел с ней к дому.

Оскорбленная Лулу всю дорогу молчала. Она так доверилась этому учителю, самозваному виконту, так хорошо было ездить с ним на коне, а он оказался не лучше всех остальных. Сейчас отец узнает о ее вылазке – и ей несдобровать. Она подняла глаза на беззаботно насвистывающего Шаховского. Лулу хотела сказать, что пошутила. Никуда она не собиралась всерьез удирать, но вместо этого язык упрямо выдал:

– А я все равно убегу! И Арно уведу!– Ответа не последовало.

Ну, вот. Теперь уж все кончено. Умей она подлизываться, могла бы разжалобить, но ее губы не пропускали ни одного слова оправдания или просьбы.

За думами она не заметила, как они очутились перед воротами дома. Из открытого экипажа, как раз в этот момент, не без ловкости выбирался господин Курнаков. Лулу почувствовала себя затравленным зверьком.

Шаховской, не замедляя шага, круто повернулся на каблуках, и Лулу, подхваченная подмышки, описала ногами широкую дугу в воздухе. Они свернули за угол и вошли в ворота заднего двора.

– Ну, ваши пяльцы ждут вас! До свидания, мадемуазель.

Лулу, сбитая с толку маневром Виконта перед коляской, послушно потопала в дом…

ГЛАВА 3. ТУМАКИ И ОФОРТЫ.

Лулу снова отбывала наказание. В комнате было так жарко и душно, что, осоловевшая, она не могла ничем себя занять. Единственное дело – смотреть в окно. Едва взглянув, она заметила Дмитрия, шедшего по широкой аллее ленивой развальцей. Она перегнулась, чтоб увидеть, войдет ли он в дом, и уронила вниз Жизель, куклу, всегда сидевшую на подоконнике.

Через секунду бедняжка лежала на аллее, беспомощно задрав обутые в атласные башмачки ватные ножки. Большая охотничья собака подошла и с интересом стала принюхиваться к свалившемуся с неба подобию девочки.

– О, Дмитри! Отнимай у нее, скоро-скоро. Совсьем скоро… – закричала Лулу.

Дмитрий небрежно поднял куклу. Посмотрел вверх, сделал замах, будто собирался закинуть ее сестре, но, когда та протянула руки, засмеялся и подманил собаку: «Ату, ату, куси!» Собака взвилась в красивом прыжке.

– Смертельный номер, хищник раздирает младенца! Ты, соплячка, видела римский цирк? Пореви, пореви, может, я и сжалюсь над твоей тряпкой.

Сжав зубы, Лулу беспомощно огляделась. Не успеть, выбраться невозможно, а бедную Жизель уже рвут острые зубы.

Стараясь не заплакать, она прислонилась к двери и… о, чудеса! Дверь оказалась незапертой. Если бы она знала об этом чуть раньше! Как она пропустила скрежет замка! Мать в последнее время взяла привычку отпирать двери, не входя к преступнице. Знала, что раскаяния все равно не последует.

Опрометью Лулу помчалась вниз. Собаки уже не было. На аллее лежала кучка опилок и цветных тряпок. Дмитрий, от нечего делать, перекатывал носком сапога круглую керамическую головку. Не помня себя от ярости, Лулу налетела на брата и принялась молотить его кулаками. Дмитрий, надо отдать ему должное, отреагировал мгновенно. Последовали увесистые ответные тумаки. Но она не отступила, обидчик будет наказан, так было в пансионе (хотя, не так уж часто ее там обижали), так будет и теперь! И …пошли в ход ногти и зубы. Сестра и братец уже катались по земле. Молодой человек, надо сказать, не гнушался теми же приемами, что и его противница. Круглолицая горничная, вышедшая на крыльцо, побоялась подступиться к ним и, охнув, побежала обратно в дом. Через минуту Шаховской оторвал Лулу, вцепившуюся хваткой бульдожки в Дмитрия. Тот, увидев воспитателя, залился краской стыда. Связаться с девчонкой!

– Она налетела, как бешеная! – вызывающая интонация превратилась в жалобную. – Царапалась и кусалась как дикая кошка!

– А ты, ты вел себя, как настоящий рыцарь. Поединок с дамой. Новое слово в джентльменском наборе. Сколько требует отваги. Теперь я вижу истинные плоды моего обучения! Заслужил отдых от утомительных прогулок верхом и некомфортного завтрака на берегу реки.

Дмитрий опустил голову и засопел. Встрепанная Лулу вздрогнула при упоминании о конной прогулке и, вздохнув, стала ждать своей порции наказания.

Но Шаховской сказал ей только, чтобы поднялась к себе и прибавил:

– Быть мужчиной – нелегкое дело, а синяки никогда не украшали барышень!

Хотя он впервые обратился к ней по-русски, Лулу поняла, что он пренебрегает ею или жалеет, как побитую девочку. Но ответить на этом же языке не решилась. Гордо вскинула покрытое ссадинами и царапинами лицо и заявила:

– C'est bien moi qui a commencé cette bagarre et c'est moi qui ne doit pas monter à cheval et aller déjeuner au bord du fleuve.[12]

По-французски Дмитрий, видно, так же как Лулу по-русски, лучше понимал, чем говорил:

– Да кто тебя вообще туда взял бы, этого еще не хватало, – злобно огрызнулся он, но осекся под взглядом учителя и, потоптавшись на месте, пошел к дому. Лулу, опустив избитые плечи, поплелась в глубину сада. Не попадаться же на глаза родителям или тете в таком виде!

– Ты храбро сражалась, – прозвучал за ее спиной голос и она, прежде чем успела оглянуться, оказалась на руках у Виконта, – и заслуживаешь забот армии сиделок.

Ей следовало вырваться. Она не маленькая! Но брести самой на саднящих ногах так не хотелось, что Лулу без рассуждений положила руку на его плечо.

Внимательно разглядывая ее боевые отметины, «виконт» задумчиво произнес:

– Ну, согласись, что сегодня ты не в лучшей форме для прогулки. Что скажешь, Александра Невская, Воительница?

Имя заинтересовало Лулу, но выяснять, что оно значит, не хотелось, мысли беспорядочно вертелись в голове, она все-таки поймала одну:

– Мы идем обратно в мою комнату? Меня надо снова запереть?

Виконт, не отвечая, посмотрел куда-то вверх:

– Обрати внимание на эту сойку, наше появление выводит ее из себя.

Никакой сойки она, как ни старалась, разглядеть не смогла.

Через несколько минут Виконт плечом толкнул маленькую скрипучую дверь под лестницей:

– Антонина! Будьте добры, постарайтесь стереть с этого ребенка следы баталии!

Давешняя круглолицая девушка затараторила:

– Пал Андреич, до чего ж я напугалась! Это как же можно, хозяйские дети, да так биться! И злость в них откуда такая? Не знаю как мальчишки, а эта, что ни день, запертая сидит. И все ей мало!

Со скучающим видом Шаховской слушал девушкины слова. Наконец, выговорившись, Тоня подошла, чтобы взять девочку из рук учителя. Тут уж Лулу забрыкалась:– Lâchez-moi! Je ne suis pas malade et pas petite. Je peux moi-même aller où il faut![13]

– Вот еще несчастье. И не поймешь, чего там она говорит, ты по-русски-то можешь?

– Могу,– спохватилась Лулу, – я говориль, иду сама.

– Да куда идти-то, барышня? Я тут вас и умою, и вычищу, и смажу ранки-то.

– Итак, взаимопонимание достигнуто! – с этими словами Виконт, слегка наклонив голову, чтобы не удариться о низкую притолоку, вышел.

– Мсье, а вы... – начала было Александра. Но дверь, громко скрипнув, захлопнулась.

– Не смоглá поехать, чтоби погульять, – огорченно обратилась девочка к хлопотавшей над ней Тоне,– у менья для это плёхий внешни вид, мсье Вик… Мсье Шаковскѝ говорит.

– Ну, ты и скажешь! Это Вы-то, барышня собирались с молодыми господами на прогулку? И с Павлом Андреичем?

– Да, да, – заторопилась Лулу, – в реку, завтрак покушать. Можно очьень бистро поправлять внешни вид? У меня эти пьятна, где ударился…красньяки, вот! Может, крем или пудга? Я раньше не положила их. Но я знаю – очень-очень красиво, все закрито, матови…

Девушка заливисто рассмеялась.

– «Пьятна» ей замазывай, гляди-ка! Ну, цирк, а не девочка! Ты бы думала, как маменьке и папеньке в таком виде не попасться. Накажут же, если узнают, что вы дрались, да вся изорвались. Это что же будет, и не представляю! Приведу я вас в порядок, и идите тихонько к себе в комнату и спасибо говорите, что Пал Андреич выручил.

– Тонька! Вышла б, помогла. – В комнату заглянул усатый мужчина в соломенной шляпе.

– Щас, щас, Трофимыч! Да, не входите, я тут барышню одеваю. Не слыхали, как они тут с братом дрались? Вот было крику, визгу! Пал Андреич и тот еле растащил!

– Это что ж, та самая, из Франции барышня? – вошедший с интересом вгляделся в ужасно смущенную своим беспомощным положением Лулу.

– Она самая… И пожалеешь ее, знаете, говорит по-нашему плохо, порядков в доме не знает… Но боевая – ужас! Я, как ее привезли, думала, ну, кукла настоящая! Все реверансики делает, пальчиками платье придерживает, а она почище мальчишки иного – даром, что барин девочку не хотел. Правда, чудасит временами, щас говорит: мажь меня кремами и пудрами, я с Пал Андреичем гулять поеду, каково?

– А ты как же ее понимаешь, сама по-ихнему научилась?

– Считай, что научилась маленько. – Тоня засмеялась.

– Это что же, послабление в режиме вышло? Курнаков вроде: «близко девчонку к сыновьям не подпущу», а теперь за драку учитель ее в этот ихний «мужской поход» забирает?

– Почему мужски? – встрепенулась Лулу, – ведь в фамилие[14] всегда все детьи берутся прогульять себя?

– Да что вы ей говорите, Трофимыч, откуда ей, бедняжке, знать про здешние порядки? Да папенька опять ушлет вас, если будете к братьям вязаться! Не знаю, что Пал Андреич смотрит!

Лулу сникла. Виконт, учитель то есть, опять обманул её, на этот раз из жалости. И общаться с ней он не будет…

Проходили дни, Лулу, зарабатывая новые синяки и шишки, обживалась в доме. Отец с ней почти не разговаривал, но и не притеснял особенно, а Лулу великолепно научилась его избегать. Доминик порой устраивала ей шумные скандалы и не раз обещала «взяться за нее, как следует», но, видно, ленилась доводить обещанное до конца.

И уж меньше всего до Лулу было дело тетке, хотя та и угощала ее под настроение пространными разговорами.

Чаще всего Лулу сталкивалась с братьями, но эти столкновения приобрели характер мимолетных стычек. Изобретательная Александрин блестяще начинала с помощью какого-нибудь хитроумного приема, но в результате оказывалась побитой. Теперь уже не только Дмитрий, но и медлительный Виктор, и толстый Коко вступали с ней в потасовки, после которых Лулу привычно шла к Тоне под лесенку залечивать раны. Тоня встречала ее бесконечными причитаниями, но всегда предупреждала о появлении папаши. А когда Доминик кричала на дочь в ее присутствии, строила сочувственные гримаски. Из гордости Лулу старалась не встречаться и с учителем мальчиков, но часто с обидой глядела, как он занимается с ними фехтованием и борьбой, или как все они уезжают куда-то на лошадях. Виконт, конечно, на золотом Арно.

Несколько раз Доминик говорила, что Лулу нужно взять гувернантку. Но и до этого ее руки не дошли.

Любимым местом Александрин стал сад. Ей было запрещено бегать на реку, но в таинственную глубину сада она могла ходить беспрепятственно с приказанием не опаздывать к обеду.

Усатый Трофимыч, оказавшийся садовником, охотно разговаривал и позволял ей копаться под деревьями и сгребать листья, приговаривая:

– Работать полезно, руки размять. Отцу твоему это не понравилось бы. Ну, Тонька упредит, если что.

Благодаря Тоне и садовнику, Лулу стала лучше говорить по-русски, чем добилась еще большего их расположения. В свою очередь ее заинтересовало то, что Трофимыч, как оказалось, еще молодым парнем побывал на Японской войне, хотя не очень любил об этом распространяться.

– Дядья Гриша!– Лулу перебралась через ветви поваленной груши.

– Здравствуй, барышня! Гляди…Хорошо, что сад не запалился. Слыхала, какая гроза ночью была? Жахнуло в старую грушу и – наповал.

Гроза была! Вот почему она так плохо спала. Металась во сне. Лулу похлопала по стволу:

– Бедное дерево, жалко, да?

– Да нет, вот срубить и правда было жалко, рука не шла, а надо было давно… Не плодоносила… Молодым деревьям ходу не давала, теперь в рост пойдут…

– А будут фгукты? Когда это?

– Смотря какие, груши – только осенью, яблоки тоже, а вот вишан скоро покушаете…

Он пригнул ветку и показал начавшую розоветь завязь.

– Дядья Гриша, – неожиданно спросила Лулу, – ты биль солдат, воеваль, а работаешь садовник, а не сталь офицер, почему?

Трофимыч усмехнулся:

– Ну, что же. Правильный вопрос задаешь. На это свои причины имеются, что не офицер. Так скажем, все живое люблю: деревья, траву, собак и лошадей.

– Я тоже коника люблю всегда!– она уже совсем собралась поговорить о красавце Арно, как вдруг за деревьями послышалось сопение и почавкивание. За кустами стоял господин Петров и обмахивал платком потное лицо.

– Разговариваем, мамзель Курнакова, беседы беседуем? А батюшка знает, где вы гуляете? А фруктов вам к столу не подают, так у садовника выпрашиваете? Хе-хе… Ступайте-ка, а не то маменька, небось, заждалась, когда доченька сядет к ней на коленки посидеть… бегите, а то кого другого позовет...Хе-хе-хе…

Трофимыч незаметно шепнул Лулу, чтобы шла домой.

Слова семейного знакомого показались Лулу какими-то липкими, противными и она, не оглядываясь, побежала к дому, чтобы избежать развития беседы.

– Хоть бы «до свидания» сказала. Вот оно, воспитание пансионское, – донеслось до нее.

– Александра Невская спешит по важному делу? – окликнул ее, шедший с каким-то ящиком, Шаховской.

На полном ходу Лулу резко затормозила:

– Добрый вечер, господин Виконт!– От неожиданности она забыла, как его звать на самом деле, и выпалила так, как называла мысленно.

– Вы правы, Александрин, УТРО, действительно, доброе!

– Я спуталась… А почему вы зовете меня Невской?

– Потом объясню… Хотите пойти со мной или собираетесь все же ужинать и спать?

Лулу чуть не закричала : «хочу-у-у-у!», но вовремя спохватилась и тихо согласилась :

– Я бы пошла с вами. А куда?

– Увидите.

Лулу немедленно вцепилась в ящик, чтобы честно разделить со своим спутником его тяжесть. Виконт молча поднял ящик повыше. Быстрым шагом они проследовали в гостиный зал. Лулу поспешала следом, сгорая от любопытства. Жестом фокусника Виконт снял крышку:

– Раз, два… три! Прошу!

Лулу склонилась к ящику. Там лежали картины, но странные, таких она никогда прежде не видывала... Прочерченные тонкими штрихами, черно-белые, они очень понравились Лулу, и она сказала:

– Какие изящные, чудесные, но как же художник нарисовал такие?

– Удивительно, что тебе нравятся…

– А что, разве они плохие?

– Нет, очень даже нет... Это – офорты Лоррена. Смотри, как он штрихом обозначает свет!

– Как? Еau-forte?[15] Где ж тут вода? Почему она крепкая? Мсье Виконт?– Шаховской с интересом взглянул на раскрасневшуюся от любопытства Лулу.

– Я что-то не так поняла?

– Ты поняла верно, – серьезно ответил Виконт, – офорт – гравюра, вытравленная на меди азотной кислотой, это очень крепкая кислота понимаешь? Потому она и называлась еau–forte. А потом делают оттиски на бумаге. Вот у нас они и есть.

– И можно сделать сколько угодно оттисков?

– Вообще-то, да… но ценны только первые, авторские, потом матрица постепенно портится, Ну, к делу!– перебил сам себя Виконт и вскочил на стремянку, стоящую возле стены.– Подавай мне по одной, сначала вон ту, которая у тебя под левой рукой.

Лулу, подав картину, посмотрела, как он поискал ей надлежащее место на стене и стал осторожно вбивать в стену гвоздь. Потом на глаза ей попалась маленькая статуэтка, стоящая на полочке.

– О! Такой же мальчик, как там, только маленький и стоит. Вы видели, мсье Виконт, в комнатке наверху? – Лулу на последних словах прикусила губу: та комната до сих пор оставалась ее тайной.

Спрыгнув со стремянки и переставляя ее на новое место, «виконт» осведомился:

– Тебе понравилось? …Значит, ты была у меня в гостях, а я оказался нерадивым хозяином.

Лулу смущенно промолчала.

– А мои фрегаты? Боюсь, что ты их недостаточно разглядела. А картины? Нет, сударыня, придется повторить визит, – весело закончил он, ступил на первую ступеньку стремянки и галантно поклонился.

Не успела Лулу что-то ответить, как в комнату вошел отец. Она замерла. Наверно, Виконт думал, что его нет поблизости, и только потому взял ее с собой. Лулу его не подведет! Она самоотверженно ринулась наперерез господину Курнакову с гравюрой в руках.

– Мадемуазель Александрин, вас не затруднит подать офорт мне, – прозвучал спокойный голос Виконта. Лулу споткнулась, будто о невидимую преграду, и шлепнулась на гладко натертый пол. Поднимаясь на ноги, она услышала, как отец говорит Виконту:

– Это действительно ценные рисунки, Поль? Благодаря вам мой дом служит предметом зависти не только здешних, но и московских и даже петербургских офицеров.

– Поверьте, эти гравюры оценили бы не только офицеры…

Лулу, наконец, оправилась настолько, что смогла подать гравюру Виконту. Отец, взглянув на нее безразлично, продолжал:

– Я намерен завтра принять у себя господина Каледина – это тонкий ценитель. Вам будет, кстати, случай блеснуть и другим своим искусством. Может, он захочет посмотреть и сыновей…

Получив согласный кивок Шаховского, Курнаков удалился.

– Так как же, Александрин, приглашение принято?

Александрин вздохнула глубоко-глубоко, закрыла глаза и кивнула.

– Постарайтесь не оказаться запертой после завтрака – я зайду за вами.

Закончив работу, Виконт вывел ее из зала и, махнув рукой, отправился в спальни к мальчикам. В этот день они больше не виделись, но вечером Лулу впервые в этом доме уснула в предвкушении чего-то необыкновенно интересного.

ГЛАВА 4. КТО ОТКАЖЕТСЯ ОТ ХОЛОДНОЙ КУРИЦЫ И ПАШТЕТА?

Стоит ли говорить, что на следующее утро в розовой комнате открыла глаза самая примерная и благовоспитанная девочка на свете. Она была одета и причесана задолго до появления Антонины, на которую за неимением гувернантки, была возложена обязанность следить «чтоб дьевочка выглядель, как следует бить…».

Розовые шторки радостно трепетали на свежем утреннем ветерке, и солнечные зайчики весело перепрыгивали с креслица на пол. У Лулу где-то в животе бегали счастливые мурашки ожидания. Она еще с вечера решила вообще не выходить из комнаты до «Его» прихода. Вдруг придется сцепиться с братьями? Или раскричится на что-то маман, или отцу покажется, что она ходит не там, где можно, или… да, мало ли что еще? Предусмотреть все возможные способы попасть под замок немыслимо! Поэтому Лулу упросила Тоню дать ей завтрак прямо в комнату, а внизу сказать, что она уже поела. Авось, это не слишком ужасное нарушение дисциплины.

Завтрак окончен. Лулу уже в десятый раз пересаживается с места на место, берется за книжку, откладывает ее, подбегает к двери и выглядывает в коридор: все тихо. Третий этаж вообще, как будто, вымер. И даже голосов братьев с их половины не слышно. Жалко, что в ее комнате нет часов, непонятно, сколько же сейчас времени. Наверное, все еще завтракают, успокаивала себя Лулу. А у нее есть время … переодеться, хотя бы! А то на ней какое-то чересчур детское платьице с ягодками, для визита оно, явно, не годится. Перевернув весь шкаф, Лулу выбирает голубое, с пышными пуфами и сборками. Тоню звать не стоит. Она управится сама, Тоня может и удивиться, зачем Лулу с утра понадобился такой наряд.

Закончив переодевание, очень довольная, Лулу посмотрелась в зеркало. Красиво чрезвычайно, но… слишком явно видно, что специально наряжалась. Лучше выбрать что-то попроще, но, конечно, тоже выходное, например, бежевое с кружевами. В одной рубашечке она перебежала комнату и случайно взглянула в окно. Сердце подпрыгнуло и упало: мало того, что солнце стоит так высоко, что не меньше двенадцати, но еще и вдалеке виднеются фигурки всадников. Вот почему не слышно братьев! Они с учителем отправились в поход, и он начисто забыл о своем шутливом приглашении. Лулу снова отброшена, снова лишняя. Ничего, она сейчас успокоится…потом побежит в сад к дяде Грише, или пойдет к Тоне под лесенку. Там интересно. Бывает, собираются девушки. А этот Дмитрий такой противный, вчера опять сбил горлицу, хвастал при этом, что знаменитый разбойник… Если Виконту такой нравится, что ж, значит, и он их не лучше! Вчера позвал помогать, разговаривал так по-дружески, а теперь…

Не в силах удержаться, Лулу, твердо решившая не переживать, начала громко всхлипывать. Ждала, ждала! Зачем было приглашать? Ведь она не навязывалась… Александрин знала, что плакать нельзя. Ее могут хватиться, хотя бы для того же шитья и за «беспричинные слезы» маман очень рассердится. Станет кричать: «Когда ее наказываешь за дело – молчит как истукан, хоть бы слезинку уронила, а то сидит и ревет, как ненормальная!». Так уже было однажды, когда Лулу читала про мальчика Реми и смерть его доброго учителя Виталиса. Надо срочно привести себя в порядок, а не сидеть в рубашке на полу. Чтоб не плакать, задерживают дыхание…Скорее, а то уже стучат в дверь! Лулу вскочила, побежала к умывальнику и… замерла на полдороге. Из-за двери донесся голос «виконта»:

– Вы готовы, Александрин?

Что ответить? Бормоча: «да, да, конечно», Лулу судорожно пыталась натянуть первое попавшееся платье. Наконец, удалось. С треском распахнула дверь и оказалась перед Виконтом. Заметив его округлившиеся глаза, Лулу спохватилась: Боже! Зареванная, растрепанная и … что это? ...злосчастное платье с ягодками, да еще и задом наперед!

– Что, все-таки из заточения? – Виконт с удивлением взглянул на распахнутую дверь. Лулу так же стремительно, как появилась, кинулась обратно.

– Мсье Виконт! Я сейчас, я не успела – это просто так. Меня не наказали, нет! – и, мгновенно вспомнив Реми: – Я читала грустную книгу – вот эту. – Схватив книгу, Лулу кинулась обратно к Виконту, ставшему в дверях.

– Почитайте пока. Хотите?– перекручивая платье наперед, и одновременно нашаривая рукой расческу, ухитрялась совать ему книгу Лулу.

Но он, войдя в комнату, отложил книгу, отнял у Лулу нож для бумаг, который она через платье приняла за расческу, и поставил ее на стул перед собой.

– Вы позволите нанести завершающие два-три штриха в вашем туалете? Я не мастер по этой части, но придется обойтись моими примитивными услугами.

Изогнувшись, Лулу выуживала из-за креслица бежевое платье, но Виконт заметил:

– Не стоит, эти вишни как нельзя больше гармонируют с моим серым походным сюртуком. – Он покачал кончиками пальцев ягодки на завязках рукавов-фонариков. Только сейчас она заметила, что он и вправду одет по-дорожному.

– Вы уезжаете?– в отчаянии спросила Лулу.

– Напротив. Я только что приехал и … покорно прошу прощения за опоздание, – прибавил он, вглядевшись в ее заплаканные глаза.

Достав из кармана белоснежный платок, Виконт побрызгал на него водой из кувшина и тщательно протер физиономию рассмеявшейся от такого обращения Лулу. В завершение он пригладил рукой ее растрепанные волосы и спустил со стула на пол.

Сделав для порядка реверанс: «merci, Monsieur[16]», и не взглянув в зеркало, Лулу мигом очутилась у двери. Он прихватил свою запыленную шляпу и последовал за ней.

У себя наверху Виконт сбросил то, что назвал походным сюртуком, и остался в белой рубашке. Попав вновь в эту таинственную комнату, Лулу с интересом завертела головой. Вот знакомая медвежья морда, которая так напугала ее в первый приход… Кусок глины успел превратиться во вздыбленного коня, только задние ноги у него еще слиты с основой. Да это же Арно! Где же мальчик с рогом? А-а, вот он, переехал немного. А на стене, заметила Лулу, картина, да какая! Буря. Волны вот-вот захлестнут утлую лодчонку, кажется, еще немного, и бешеные брызги плеснут прямо в лицо стоящего перед картиной.

И оружие здесь! Грозное оружие пиратов. Теперь Лулу на законных основаниях может рассмотреть каждую завитушку на рукоятках… таинственные насечки на дулах… Поглощенная своими наблюдениями, она даже потеряла из вида самого хозяина комнаты и не заметила, как он вышел. Опомнилась только, когда он появился в дверях, держа в руках овальный серебряный поднос.

– Так. Я еще не ел. Александрин, ты составишь мне компанию?.. Прошу… Холодная курица и паштет… против этого трудно что-то возразить, не правда ли?