Текст книги "Blue Strawberry (СИ)"

Автор книги: Kurosaki Shizuka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 42 страниц)

– Давай, Куросаки-тян, давай… Ты сможешь… – Иноуэ напрягла все свои силы и стала буквально вталкивать огромными порциями свою реяцу в синигами. Дыра поглощала ее бесследно, но девушка верила, что сможет заполнить ее, пускай и ценой своей жизни.

Секста тяжело дышал, сплевывая кровью, ощущая прежние, еще не до конца зажившие раны внутри себя... Как же не кстати предоставилась ему эта возможность помериться силами с самым заманчивым соперником из всей Эспады. Сколько раз он представлял себе этот бой, свою победу, желание утереть нос этому надменному и напыщенному Улькиорре, возомнившему себя едва ли ни сильнейшим солдатом в армии Айзена. И вот теперь, когда их противостояние наконец-то завязалось, Гриммджоу был вынужден скорее защищаться, чем нападать. Все его чувства были обострены до предела, и он не терял своей бдительности ни на секунду. Улькиорра всегда был хитрее, осторожнее, коварнее... Но он бы справился, если бы не новые способности, появившиеся у Куатро. «Откуда взялась эта сверхскорость, откуда эта…?»

– Удивлен? – На глазах шокированного Гриммджоу, возвращая себе оторванную в бою руку, Улькиорра высокомерно посмотрел на него. – Я – единственный, кто сохранил способность к мгновенной регенерации, не променяв ее на еще большую грубую силу.

– Сил тебе не занимать... – хмыкнул Король Пантер.

– Ты признал это? Польщен. Но я также – единственный Эспада, кто достиг своей второй формы высвобождения ресуррексиона…

Джагерджак оскалился: раздражающая манера Улькиорры говорить со всеми свысока, точно он знал все тайны мира и самые потаенные мысли своего оппонента, так походила на Айзеновские замашки. А Айзена Секста презирал больше всех на свете. И ненавидел. И злился, теряя полностью контроль и разум...

– Заткнись! Я же не сказал, что твои новые силы способны навредить мне! – Он прорычал, обнажая клыки, предупреждающие атаку. – Плевать я хотел на любую твою форму! Никто, слышишь, никто не победит меня! Короля! Это говорю тебе я, Гриммджоу Джагерджак, Секста Эспада.

Голубоволосый арранкар выпустил из груди оглушающий рев, и сокрушительный ригидо, застав таки врасплох Улькиорру, впечатал того в соседнюю башню. Куатро хмыкнул и неожиданно покосился вниз на колдующую над Куросаки Ичиго Орихиме. Затем дерзко уставился на Джагерджака:

– Не достаточно сильно… Или так и задумано? – Издевательски попенял он врагу.

Гриммджоу сверкнул глазами и, не давая противнику исчезнуть из поля зрения, метнул свое Гран Рей Серо. Выпущенная голубая сфера попала точно в цель, снося здание, точно соломинку, однако, к неудовольствию Сексты, Улькиорра успел избежать удара.

– Ты так и не сказал, зачем ты здесь, Гриммджоу? – Зеленые, опустошающие все внутри, глаза вмиг оказались в нескольких сантиметрах от лица Сексты. – Неужели из-за этой женщины... Иноуэ Орихиме?..

Гриммджоу молниеносно отпрянул, скалясь врагу. “Не на ту соплячку смотришь, Улькиорра!” – Хотел он было прокричать Куатро, не то испытывая какую-то гордость за иную правду, не то злорадствуя, что самый проницательный Эспада до сих пор не рассекретил Куросаки.

Однако время шло на секунды. Улькиорра снова рванул вперед и вместо ответа взбешенный Гриммджоу, окончательно потерявший самообладание, встряхнул руками и вызвал Десгаррон. Десять удивительных голубых лучей, заструившихся из каждого его когтя, пронзили высь бесконечного черного неба Уэко Мундо.

Орихиме видела эту атаку второй раз в своей жизни после сражения шестого из Эспады с Куросаки-куном. Но это зрелище здесь, посреди ночи, выглядело просто пугающе восхитительным. Ее дыхание участилось от переполненного волнения. Неужели арранкар делал все это из-за нее – из-за Куросаки? Девушка перевела взгляд на лицо Ичиго, все еще находившуюся без сознания и не подающую никаких признаков исцеления. Если Гриммджоу сможет победить Улькиорру, то у нее еще будет время, чтобы очнуться. Неважно, пришел он, чтобы спасти ее или заново сразиться, Джагерджак действовал по своим правилам и позволял себе сражаться с противником только в равных условиях… “Но, что, если у него ничего не получится?..”

Будто бы в продолжение своих пессимистических мыслей, Иноуэ вновь перевела взгляд на место схватки Сексты и Куатро Эспады и увидела, как всего после пары рассекающих движений своих Рейши, Улькиорра, увернувшись с неистовой скоростью, оказался перед Гриммджоу и с силой воткнул тому свою руку в грудь.

– Не-е-ет!!! – Вырвался из груди полный отчаяния крик.

Оба арранкара, один – в смертельной агонии, второй – в совершеннейшем смятении, повернули к ней головы.

– Не н-надо… – Прошептала девушка. – Не надо этого делать! Прошу! – «Иначе, кто же тогда защитит Куросаки?» – Прошептала она убитым голосом внутри себя. Ее руки, сжав крепко пальцы Ичиго, обожгли холодную кожу исчезнувшей надеждой. – Ку-ро-са-ки… кун… Не умирай… Не умирай, прошу, Куросаки-тян… – заплакала она тихо, но потом закричала сильнее: – Куросаки-тян!!! Проснись! Спаси нас!.. Спаси… Куросаки-тян…

Орихиме сжала лицо ладонями, пытаясь сдержать потоки слез и рыданий, но в этот момент рядом с ней сильная вспышка горячей реяцу ударила вверх под сорвавшийся с чьих-то губ обретенный живительный вздох.

Улькиорра и Гриммджоу с застывшим шоком в глазах увидели, как неведомая сила подняла в воздух тело Куросаки и, окутав золотисто-горячей реяцу, поставила наземь вместо него внушительных размеров существо с рогатым черепом, длинными рыжими волосами и дырой в мускулистой груди.

– Куросаки?.. – Прошептала Иноуэ, прикрывая рот от тихого ужаса.

– Пустой?... – Не веря собственным глазам, протянул Гриммджоу.

– Вторая форма? – Нервно вздернув бровь, произнес Улькиорра. – Невозможно…

Он высвободил руку из тела Сексты, брезгливо стряхивая кровь и оставляя того с окровавленной грудиной мучиться от боли и изрыгать проклятья ему в спину. Феномен, произошедший с Куросаки, заинтересовал его куда больше. Что это за форма? Как он сумел достичь ее в рекордно короткие сроки и уже после смерти? Что это за дикая реяцу, исходящая от него и повергающая в давление даже его тело…

«Игра начинается!..» – Проскрежетал Хичиго в новом теле Куросаки и кинулся на врага без промедления, страха, жалости и сожалений…

– …Никогда не думал, что меня победит человек, превратившийся в пустого… – Медленно произнес Улькиорра после оглушительной атаки Тенса Зангетсу неконтролируемой пустой Куросаки.

Между рог ее маски начало сгущаться кроваво-красное серо.

– О, так подло и безжалостно… – Лишь глазами повел Улькиорра. – Как настоящий пустой.

– Не надо! Куросаки-тян! Ты никогда не простишь себе этого! – Прокричала Орихиме, борющаяся внутри со своим внезапном чувством жалости к Куатро Эспаде и страхом за душу своей подруги.

«Не надо… К-куросаки… – С трудом переводя дух, безмолвно умолял ее раненый Гриммджоу, лежавший неподалеку. – Ты не такая…»

Однако чудовище с рыжими волосами продолжало молчать и не реагировать на внешние вмешательства. Его инстинкт требовал уничтожения цели перед собой. Крик о спасении, стоявший в ушах, приказывал покончить с врагом, принесшим боль и разрушение близкому человек.

– Давай же… Раз ты так хочешь этого… – Провоцируя, усмехнулся Улькиорра. – Покончи со мной…

– Не-е-ет! – Прокричал истошно Джагерджак и на всем ходу врезался в нависавшую над поверженным врагом Куросаки.

Однако бронированное мускулистое тело ее Пустого отпружинило дерзкого арранкара назад, вызывая дополнительный гнев. Страшная голова теперь повернулась к нему и увеличившееся до предела серо сконцентрировалось на новой жертве.

«Ну, вот и все… – Подумал Джагерджак. – Бесславный конец для короля, который даже не видит глаз своего победителя!»

Он приготовился к смерти, но жуткий скрежет и яркая красная вспышка, разлившая над крышей Лас Ночес только оглушила и ослепила его.

– Улькиорра-сан?.. – Дрожащими губами, произнесла Орихиме, увидевшая, как мгновение назад Куатро из последних сил вызвал еще одно серообразное копье и отрубил Куросаки левый рог на маске. Сгусток черно-красной реяцу немедленно рассеялся, покрывая оглушающей волной негодования весь простор Уэко Мундо.

По вскрику Иноуэ Гриммджоу понял, что напоследок сделал Улькиорра. Он спас их. Всех. Куросаки от потери души. Самого Гриммджоу от смерти. Орихиме от страданий.

Зеленоглазый арранкар пошатнулся на одной полноценной ноге, но вместо него – наземь рухнуло увесистое тело Пустого.

– Куросаки-тян! – Орихиме подбежала к монстру, но тот, освободившись от костяной брони и маски, приобрел прежний вид Ичиго. Дыра на ее груди вспыхнула золотистым лучом и мгновенно заросла, не оставляя и следа на ее коже.

– Мгновенная регенерация? – Удивился Улькиорра. Его взгляд скользнул по обнажившемуся телу Куросаки и округлил глаза в еще большем удивлении: – Женщина?..

Орихиме кивнула, стыдливо прикрывая подолом платья бессознательную Куросаки.

– Хм… Интересно… – Произнес Улькиорра и неосознанно покосился на Гриммджоу.

Голубые глаза с испугом посмотрели в ответ, затем бросили растерянно-обеспокоенный взгляд на синигами, и тут же потупили взор вниз.

– Очень интересно… – Добавил Улькиорра.

Он рассеянно взглянул на Орихиме. Ее большие серые глаза, как всегда, сияли влагой, но в них не было места никакому страху. Даже теперь, в этой зверино-смертоносной форме, после стольких страшных атак и покушений на ее друзей, она все равно не боялась его, своего стража… Неужели она испытывала к нему…

В его памяти вдруг всплыла их последняя беседа о человеческих чувствах и об их душах. Тогда арранкар не понял из ее речей ничего, но сейчас его будто озарило…

Улькиорра улыбнулся впервые в своей жизни. Горько, с толикой грусти, признавая бессилие логики перед эфемерными понятиями, жалея о потраченном времени…

Его крылья с хрустом дрогнули, но затем бесшумно и безболезненно стали осыпаться серебряной пылью, которая, развеиваясь под ветром, принялась сливаться с вечным песком Уэко Мундо.

– Душа… – Проронил Куатро Эспада, глядя в бесконечно высокое черное небо над головой, но обращаясь к самому светлому человеку в этом мире. – Кажется, теперь я понимаю, что ты имела в виду…

Его зрачки под томным зеленым бременем медленно сползли в уголки глаз и застыли на печальном лице Орихиме. «Пожалуйста, не плачь из-за меня, женщина…» – Хотел было произнести Улькиорра, но ощутив витание важных недосказанных слов на своем языке, подумал, что, наверное, его просьба не такая уж необходимая. Ведь сейчас ему нравилось видеть это – ее слезы, ее чувственность, ее душу и осознавать, что причиной всему этому проявлению служило его прозрение.

– Что же такое душа?.. – Повернулся он к Орихиме всем лицом. – Наверное, это вырванное сердце, приходящее на помощь… – Его слова коснулись спящей на коленях Иноуэ временной синигами.

Затем отрешенно-осознанный взгляд обратился к Гриммджоу, вздрагивающему от разрывавшей плоть глубокой раны, но не сводившего своего тревожного взора с лица Куросаки.

– А может душа… это полные ненависти глаза, в которых ожила надежда…

Зрачки Джагерджака расширились и уставились на Улькиорру, отказываясь верить, стыдясь и даже негодуя за столь обжигающую слух правду.

Орихиме заплакала беззвучно, не позволяя нарушить тишину, нарушить ход последних мыслей Куатро, нарушить приближавшийся момент для тех слов, к которым он прошел такую долгую дорогу.

– Женщина-а… – Выдохнул Улькиорра и протянул к ней свою руку.

«Ты не боишься? Ты останешься рядом? Ты простила?..» – Столько много вопросов и так мало времени.

Иноуэ робко, но тут же потянулась к нему в ответ.

«Ее рука не успевает соприкоснуться со мной и, перебирая пальчиками в воздухе, сантиметр за сантиметр, тянется к моему лицу… Эх… Хорошо…»

Улькиорра тяжко выдыхает, закрывая глаза от невыносимо приятной картины. Он наконец-то прозрел, и ради этого долгожданного знания созерцание больше не требовалось.

– Душа… Это ее рука, тянущаяся ко мне… – Прошептали в развевающий ветер губы.

====== XXVII. БЕЛОЕ И ЧЕРНОЕ: ВЕЧНАЯ НЕСОВМЕСТИМОСТЬ ======

Кровь понемногу останавливалась, а, значит, ясность мышления, не затуманенная болью и злостью за свой проигрыш, могла сосредоточиться на чем-то ином. Гриммджоу не избрал ничего более подходящего, как наблюдать за маленькими пальчиками Иноуэ Орихиме, которые с особой нежностью перебирали огненно-рыжие пряди Куросаки и касались ее лица. Персиковая кожа, легкий румянец, плавные черты. Вечно суровые брови, сдвинутые на переносице, сейчас походили на расправленные крылья альбатроса, парящего в полете. Черные контрастные ресницы и расслабленные веки укрывали мирно спящие глаза – похоже, бесконечные битвы и во сне наконец-то решили оставить синигами в покое.

Гриммджоу не мучили сны о прошедших сражениях. Никогда. Его бессердечность не хранила в памяти лица погибших от его руки врагов: арранкар слишком презирал тех, кто ему проигрывал, а это было абсолютное большинство соперников, с которым сталкивала его судьба. Будут ли ему сниться Куросаки, Ннойтора, Улькиорра, потрепавшие его изрядно за последние несколько дней, Гриммджоу не знал. Он вообще спал редко. Скорее, просто забывался на короткое время, проваливаясь в какую-то бездонную пустоту, в которой не было места ни снам, ни воспоминаниям, ни сознанию.

И все же сейчас за сон он отдал бы многое. Обездвиженный, он просто не имел занятия, которым спасала себя та же Орихиме от бездействия. Касание ее пальчиков к постепенно оживающей Куросаки не то успокаивало ее, не то вводило в какой-то транс, пока ожидание пробуждения подруги становилось невыносимее с каждой новой секундой.

Джагерджак не любил ждать, привыкший получать все и сразу, действовать, а не прозябать, осознавая, что от тебя ничего не зависит. Сейчас время в этом месте замерло, застыло, зависло, как приросший к черному небу месяц. Это раздражало Гриммджоу, сдавливало безысходностью и без того отяжелевшую от боли израненную грудь. «Как она вообще еще могла заживать после всех этих роковых ударов? Немыслимо… Наверное, пресловутые девять кошачьих жизней – это не миф, раз я продолжаю дышать снова и снова».

Секста недовольно простонал от ноющих в ране ощущений. Его спина сползла с каменной плиты разрушенной башни на абсолютно ровную крышу, в которой сияла голубым дневным светом дыра из Лас Ночес. Лежать, распластавшись и чувствуя кожей прохладу, было невероятно хорошо, отметил Гриммджоу. К тому же это прекращало уже ставшую невыносимой пытку вглядываться в лицо, с плотно закрытыми веками, которое не дарило возможности созерцания желанного карамельного блеска…

Его голубые глаза тоже устало закрылись. Черное неприветливое небо Уэко Мундо не нуждалось в красках, лишь в неизменно монохромной картинке серебряного пороха рассыпавшихся пустых, и черной глади, его оттенявшей.

– …Разрешите, я все-таки вам помогу, Гриммджоу-сама, – робко обратилась Иноуэ.

Секста поморщился: какой же приторно-сладкий голосок был у этой девчонки! И это ее постоянное «Гриммджоу-сама», как и «Куросаки-кун»… Похоже, ее невозможно переучить, как и заставить что-то сделать. Он вздохнул. Лежа к ней макушкой и не видя ее лица, он мог представить ее умоляющее выражение глаз, вновь и вновь предлагавшей ему совершенно ненужную помощь.

– Ты ЕЙ лучше помоги, – сердито рявкнул арранкар. – А то что-то долго она у тебя не очухивается.

Орихиме мягко улыбнулась:

– С Куросаки-тян все хорошо… – Она пригладила непослушную рыжую челку. – Ей просто нужно отдохнуть, чтобы восполнить запасы духовной силы.

«Немудрено… После такого-то…» – Подумал Джагерджак.

Перед его глазами до сих пор стоял образ того бездушного и безжалостного чудовища, которое преобразовалось из ее внутреннего пустого. Сложно было представить, как ей удавалось сдерживать в себе такую мощь, ведь тот Пустой выглядел абсолютно неуправляемым и даже неистовым, лишенным абсолютно каких-либо чувств и принципов. «Полная противоположность своей хозяйке», – невольно сравнил Гриммджоу, ведь Куросаки сражалась так же благородно, как и искусно, отчаянно отказываясь до последнего использовать любую из своих превосходящих сил, а в особенности – эту, бездумную и бесконтрольную.

За накатившими мыслями Гриммджоу не заметил, как Иноуэ подпустила к нему своих фей для исцеления. Когда теплые приятные ощущения стали покалывать тело, избавляя от въевшейся боли, груза потрясений и недееспособности, Гриммджоу лениво открыл глаза.

– Я же просил тебя не делать этого, женщина, – спокойным голосом произнес Джагерджак, хотя в нем, несомненно, скользили резкие недовольные ноты.

– Да, но я не могу оставаться в стороне, если кому-то плохо. – Не менее спокойно ответила Орихиме.

– О-ох… – Вздохнул он. – Какая же ты все-таки дура, ведь я враг тебе… И Куросаки я враг… И тем синигами, которые сражаются сейчас внизу… Твое великодушие может для всех вас обернуться трагедией.

– Это вовсе не великодушие, – возразила девушка.

– А что же?

– Благодарность… – сказала она тихо, почему-то краснея.

– За что?..

– За Куросаки-тян… Если бы вы не появились, то…

– Не делай из меня героя, ты прекрасно знаешь, что я делаю это только из корысти. Куросаки – моя… – Его зрачки вспыхнули, а язык запнулся на выпорхнувшей из уст двусмысленности. – Она – мой враг. И только я один убью ее однажды и не позволю сделать это никому другому.

Иноуэ поежилась: Гриммджоу говорил неприятные, хоть и неправдивые вещи весьма убедительно. Гордость делала его резким, грубым, самоуверенным, бескомпромиссным. Она же не позволяла разглядеть ни крупицы из того, что становилось очевидным, но упорно не желающим признаваться даже самим арранкаром. Упрямый до невозможности, Гриммджоу, похоже, ничему не научился у Улькиорры, лишь в конце оценившего прелесть всех испытываемых чувств и внезапно обнаруженной в себе души.

Орихиме тяжело вздохнула. Созерцание безмятежного лица Куросаки, ее живого и невредимого тела, ощущение пульсации ее спокойно бьющегося сердца – все это, несомненно, приносило ей огромное удовольствие. Одинокая почти всю свою сознательную жизнь, Иноуэ готова была теперь сражаться за своих друзей до последнего, отдавая себя, все свои силы, свою жизнь без остатка, но почему-то вместо нее совсем другие платили самую высокую цену.

Брат…

Улькиорра…

Он, по-прежнему, стоял перед ее глазами, как живой. Тот самый Улькиорра, который разрубил маску Пустого Куросаки, чтобы спасти всех, оказавшихся на крыше Лас Ночес. Тот самый Улькиорра, который отчаянно пытался дотянуться до ее ладони, чтобы ощутить ее бесстрашие и благодарность. Тот самый Улькиорра с непривычно чувственным проникновенным взглядом, который говорил ей самые прекрасные слова на свете…

– Думаешь о нем? – Спросил Гриммджоу.

– Да…

– Интересно, мы когда-нибудь сможем забыть эту картину?..

– Я не хочу… – Проронила Орихиме звонкие бусинки правды. Несмотря на то, что это останется самым страшным впечатлением в ее жизни, она никогда не перестанет вспоминать душу, сумевшую прозреть…

Гриммджоу помолчал. Он думал о том, что, наверное, беспамятство Куросаки спасло еще одну женщину от столь душераздирающей сцены. Даже он, со всей своей черствостью, понимал, что Улькиорра совершил дико странный, но самый правильный поступок в жизни, который наполнил его существование, продлившееся не более пяти минут, невообразимым смыслом и полнотой… Такие поступки не заслуживали подобного финала, и Гриммджоу верно предполагал, что Куросаки сошла бы с ума от своей вины перед арранкаром, обретшим душу. Всегда благородная и такая наивно-великодушная, она бы просто не пережила то, что навсегда засело теперь в его собственной голове и сердце Иноуэ.

Свечение щита и ощущение волшебного воздействия фей потихоньку уменьшалось. Рана затягивалась, боль притуплялась и только пустота никуда не отступала, но против нее даже у богоподобного дара рыжеволосой девчонки не было средств для исцеления.

– Ты же понимаешь, когда твои чары закончатся, то я уйду. – Произнес Секста.

– Но… Куросаки ведь еще не очнулась… Она должна знать…

– С чего бы?.. – Категорично оборвал ее арранкар. – И ты ей об этом не скажешь, – в приказном тоне добавил Джагерджак и, резко повернув голову, обдал Иноуэ леденящим взглядом.

– Но я все же не понимаю…

…«Чего ты не понимаешь, женщина? – Гриммджоу прокручивал в голове вновь их последний разговор и обращался в мыслях к Орихиме с ответом. – Того, что я – арранкар, а она – синигами? Мы – враги и этим все сказано… Когда я вижу ее черный шихакушо, все естество во мне закипает яростью и рука неумолимо тянется к Пантере, чтобы поскорее разодрать враждебные глазу одежды в клочья, за ними – плоть, а потом – и сердце, упиваясь последним вздохом, вырванным из уст соперника, и наслаждаясь его предсмертным умоляющим о пощаде взглядом… Да, принцесса, не смотри на меня своими до абсурда добрыми глазами, и не вздумай поддакивать предсмертным бредням того идиота… Я – король, я – Секста Эспада, и я просто сейчас не в себе. Эта женщина лишь призрачно взволновала меня своей карамелью, заставив что-то во мне дать слабину, поддаться на безумства, позабыть на миг о своей природе… А правда – вот она, пришла с твоим исцелением: меж арранкаром и синигами – пропасть и вечное сражение. Проигравший будет повержен. Тот, кто выстоит – вернется живым. Так длилось тысячи лет до нас. И так всегда будет продолжаться, даже, когда наши тела обратятся в прах».

Возможно, этот миг казался для Джагерджака не таким уж и далеким. Ведь Гриммджоу давно понял, что его жизнь, опостылевшая и дошедшая до своего предела, незримо приближается к концу. Последние поражения доходчиво подтверждали эту правоту. Король сдался в первый и последний раз. И Куросаки оказалась той, на кого Гриммджоу неосознанно возложил долг покончить с ним окончательно и бесповоротно. Без волшебных исцелений. Без случайных спасений. Без благородной жалости… Однажды она не справилась с этим, но он упрям даже в смерти. Последний реванш маячил впереди, точно путеводная звезда, на пути к которой Джагерджак должен был выручать своего смертельного врага из передряг снова и снова, а себя ненавидеть за это, продолжая терзаться зависимостью от присутствия синигами в его жизни, от бесчисленных переживаний и непонятных чувств, связанных с нею, от собственной гордости, от знания ее секрета, от настырной карамели, застилавшей его голубые глаза!

–А-р-р-р!!!! – Сорвался на неистовый рык Секста. – Как же я ненавижу тебя, Куросаки!!!! – Как же хотел ее сейчас… Что? Убить? Задушить? Загрызть?.. Впиваясь жадно в нежную кожу на шее, на ключицах, на груди, никак не выходящей у него из головы !!!

Злость сотрясала его горло, кулаки беспощадно впились когтями в проклятую чувствительную плоть, а кожа, вся его кожа разрывалась на части от отчаянного желания выпрыгнуть из этого человекоподобного тела и забыться в инстинктивном скоростном беге животного…Без всех этих осознанных мыслей. Без этой ноющей, не отпускающей боли в груди. Без возмутительно-томящего желания, разливавшегося страстной яростью по венам...

Вспышка света, взорвавшая черное небо Уэко Мундо, вернула Сексту к реальности, и он встревожено вгляделся в необычайную гарганту – она распахивала створки для слишком немногочисленной компании путников, отправлявшихся назад. «Один. Два. И все? Что-то здесь не так». И это что-то явно вновь было связано с Айзеном, или с Куросаки, либо с ними обоими.

Рыжая голова мелькнула в небе над пустыней.

– Твою мать, Куросаки! Опять?! – Выругался Гриммджоу, и поспешил высвободить свой ресуррексион. – И что же тебе не сидится на месте?! – Серебряная пыль, освещаемая ярко-голубой реяцу, вихрем вскружилась по направлению к гарганте вслед за временной синигами. Гриммджоу не ручался, что сейчас ему хотелось умереть от ее рук, скорее, он сам готов был придушить неугомонную и вечно сбегавшую от реванша Куросаки!

====== XXVIII. ДОЛГОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ: КУРОСАКИ СНОВА В ДЕЛЕ ======

Веки Куросаки наконец дрогнули, затрепетав ресницами, прогоняющими последние остатки сна и беспамятства. Иноуэ почувствовала резкое движение в воздухе и увидела, что на месте вылеченного ею сидящего Гриммджоу теперь было пусто.

«Ушел, как и обещал…»

– Иноуэ? – Ичиго, открыв глаза и подняв голову с ее колен, удивленно воззрилась на печальное лицо Орихиме. – С тобой все в порядке?

Девушка сразу переменилась в лице, как обычно, стараясь выглядеть беззаботно, чтобы не беспокоить своих друзей.

– Это… Все хорошо… – Замахала она руками. – Правда! – Она улыбалась широко, но потом внимательно взглянула на Куросаки: – А ты? Как ты себя чувствуешь, Куросаки-тян…

Щеки Орихиме вспыхнули на последней фразе, ведь сама того не желая, она выдала, что уже знает о секрете временного синигами.

– Видела, значит… – Рассеянно усмехнулась Ичиго, опуская глаза от неловкости, пролегшей меж ними.

– Я случайно… Улькиорра сильно потрепал тебя в сражении. Ну, и мне пришлось лечить твои раны и восстанавливать одежду… – Орихиме отвела взгляд в сторону, краснея еще гуще от ненамеренного обмана. Какая все-таки разница, когда именно ей открылась тайна Куросаки – сейчас или тогда, главное, что она не разозлилась на нее за это.

«Главное, что она не отвернулась от меня…» – Вторила ей в мыслях Ичиго. Стыд скоро развеется, а легкость от сброшенного бремени останется навсегда. Хотя бы на одного человека, которому стыдно было смотреть в глаза, в ее жизни стало меньше.

– Прости меня, Иноуэ… – Произнесла Куросаки и подняла глаза на подругу.

Та, как обычно, мягко улыбалась в ответ:

– Тебе не нужно извиняться. Раз Куросаки-кун… то есть, Куросаки-тян скрывала это ото всех, то, значит, так было нужно.

Уголки губ Ичиго изогнулись в смущенной улыбке:

– Иноуэ…

«Ты всегда меня понимала…»

Куросаки огляделась по сторонам. Как долго они пробыли на крыше Лас Ночес? Как долго заживали ее раны? «Дыра?!» – Ичиго схватилась за грудь, но в ней не было больше пустоты.

– Дыра? Она же была… а теперь ее нет…

– Улькиорра-сан сказал, что моментальная регенерация твоего пустого излечила тебя…

– Улькиорра?.. – Ичиго вновь осмотрелась по сторонам. – Ясно… Значит, это он… Пустой внутри меня… убил его?.. – Она бессильно сжала кулаки.

«Упс! – Скрипнул Хичиго. – Прости, королева, что лишил тебя такого спектакля!..»

– Ты ничего не помнишь? – Искренне удивилась Орихиме.

– Нет, – разъяренно рявкнула Куросаки, – этот гад!.. Он полностью подчинил меня… – Затем она вдруг опомнилась и встревожено посмотрела на девушку: – Иноуэ, ты, не пострадала?! Он ничего тебе не сделал?

«Хех, нужна она мне больно… – Крякнул Пустой. – Мне хватило с кем поразвлечься!..»

– Нет! Ничего не случилось! – Орихиме подтверждала будто подслушанные слова Хичиго, ведь улыбалась сейчас она явно фальшиво: воспоминания о другом арранкаре, рисковавшим жизнью ради нее и Ичиго, не давали ей ни привычного состояния покоя, ни полной картины ясности.

Мощный взрыв встревожил их обеих, и девушки устремили взгляд на дыру в небе Лас Ночес. Похоже, под ним шла чья-то ожесточенная борьба, а, значит, рассиживаться здесь дольше вовсе не стоило.

Орихиме помогла встать Куросаки. Несмотря на отдохнувший вид, та выглядела дурно. Внутренние изъяны, вроде хронической усталости и постоянного беспокойства, не могли вылечить ее феи Шун Шун Рикка. Бесконечная вереница тяжелых сражений душевно изматывала эту синигами, и для этого не нужно обладать каким-то врачебным талантом. Достаточно было прозорливо взглянуть в глаза этому человеку, которого знаешь не один год, чтобы увидеть слишком очевидную перемену повзрослевшего взгляда и заметить потемневшую карамель добрых глаз.

– Пойдем, Иноуэ. Нам нужно спасать наших друзей. Я слышу Рукию, Ренджи. Исида и Чад также сражаются там с арранкаром невероятной силы реяцу.

– Хорошо, Куросаки… кун…

Ичиго застенчиво покосилась на девушку:

– Ты сохранишь мой секрет?..

– Конечно. – Кивнула та. – Это же твой секрет и только тебе решать, кому и когда его рассказывать.

– Иноуэ… – С восхищением посмотрела на Орихиме Ичиго. И когда та успела так повзрослеть? От ее детскости, похоже, не осталось и следа после столь длительного и мучительного пребывания в Уэко Мундо. Должно пройти еще много времени, чтобы вернуть ее прошлое легкое, капельку наивное, отношение к миру, но сейчас Куросаки нравилась такая Иноуэ – серьезная и понимающая. Она взяла ее за руку: – Орихиме-тян… Спасибо тебе.

…– Ну, и чем вы тут все без меня занимаетесь?! – Спрыгнув с неба на землю, произнесла язвительно Куросаки своим друзьям, прятавшимся от атак действительно огромного арранкара, как по размерам, так и по силе.

– Ичиго? – Радостно вскрикнула Рукия. Ее глаза готовы были лопнуть от счастья, завидев временного синигами целым и невредимым.

– Куросаки??? – Вслед за ней оживился Ренджи. Красноволосый тоже не скрывал искренней улыбки на дерзком лице от возвращения своего приятеля.

– Ичиго? Как ты? – Спросил Чад по существу.

– Да нормальненько… Иноуэ меня подлатала. Как всегда. – Ичиго подмигнула робко стоявшей Орихиме. Белое платье на ней выдавали принадлежность к врагу и она смущенно, краснея, поглядывала на всех по очереди друзей, не зная, как же они относились к ней.

– Куросаки! – Взревел Исида и резко оттолкнул рыжеволосого синигами в сторону. В то место, где она находилась, мгновением позже обрушилась тяжелая рука арранкара.

– Исида?! – С тревогой посмотрела Ичиго на место удара, но, переводя взгляд на квинси, тут же залилась краской. – Может, ты слезешь с меня…

Урюу покраснел в ответ, но привычно попенял Куросаки за невоспитанность.

– Может, скажешь «спасибо»… Пока ты тут принимал похвалы, я, между прочим, спас твою задницу, Куросаки. И знаешь…

– Исида… – Ичиго положила руку ему на плечо: – Спасибо. – Это прозвучало твердо и искренне – достаточно, чтобы гордый квинси умерил свой гнев.

– Я тоже рад, что ты жив… – Поджав губы, проговорил он, – но бой еще не закончен.

– Берегись! – Прокричал Ренджи и запустил Забимару вперед, чтобы отбить очередную атаку арранкара над головами препиравшихся друзей. – Исида! Куросаки! Сюда!

Те перебежали в укрытие и злобно уставились на своего общего врага.

– Кто это? – Сдвинув брови, пыталась вспомнить Ичиго. – Где я мог его видеть?

– Это Ямми, – пояснил Чад.

– Ямми? Тот самый? – Чад кивнул Ичиго. – Ясненько… Вот только что произошло с ним, что он вырос до таких масштабов? Да еще и руку свою восстановил?

– Это 10-й из Эспады, – вмешался Урюу. – Он – единственный, кто меняет свою цифру и мощь при каждой новой стадии своего ресуррексиона. Сейчас он Нулевой Эспада и его сила соответствует суммарному количеству сил всей Эспады. Ты понимаешь, какая это силища?!