Текст книги "Blue Strawberry (СИ)"

Автор книги: Kurosaki Shizuka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 42 страниц)

Но главным во всем этом раю являлось то, что здесь парочка наконец-то смогла уединиться от всех, чтобы никому не мешать самим, но чтобы и им никто не мешал также… Ведь эти странные влюбленные так сильно любили друг друга. Просто обожали. Безумно и рьяно, даже неистово. Порой не могли насытиться, надышаться, насмотреться друг на друга, как два изголодавшихся зверя, или как две оголенные души, пробиваемые, будто током, чувствами и инстинктами, совершенно не думая больше ни о ком, и этот их обоюдный эгоизм был самой прекрасной вещью на свете, будто они и впрямь, наконец, построили свой собственный мир только на двоих...

Куросаки сладко потянулась, ощущая прикосновение на теле голубой рубашки любимого арранкара. Этот цвет настолько сильно сроднился с ее природой и подсознанием, что она уже не могла прожить без него и дня. Она потерлась щекой о воротник, хранивший морозно-пряные нотки аромата Гриммджоу под стать его характеру. То соблазнительно-нежный, точно маленький котенок, то свирепо-агрессивный, точно лев, он так напоминал ее собственные нестабильные перепады настроения, что она порой переставала раздражаться на это. Она ведь любила его независимо от его нрава, а просто, потому что он есть в ее жизни, вот такой вот своенравный Пантера…

– …Моя киса уже проснулась, – послышался выводивший ее из размышления грудной бархатный голос, впивавшийся в ее шею приветственным поцелуем. Теперь он всегда так подкрадывался к ней, откровенно радуясь, что с потерей реяцу, мог делать рыжеволосой приятные сюрпризы и в то же время ненавязчиво приглядывать за ней.

Руки Джагерджака, обхватившие талию девушки, скользнули в противоположных направлениях от нее, вверх и вниз: одна остановилась на левой груди и крепко прижалась к бешено забившемуся сердцу Куросаки, вторая безоговорочно забралась под трусики подруги и приласкала остывшую без него плоть. Ичиго безапелляционно покачала головой: этот арранкар никогда не изменится, ее ненасытный и ласковый зверь, поклявшийся всегда оставаться с ней рядом.

– «Спасибо» за капуччино, – улыбаясь, хмыкнула рыжая, – он снова остыл…

– Сама виновата, соня, – зарывшись в ее волосы, Секста легонько прикусил ее ушко.

– Разве только я? – Куросаки грациозно развернулась в его руках и, тут же обнимая за шею, лукаво склонила голову набок: кто утром устроил ей бурное пробуждение, а потом, как обычно, улизнул на работу? Впрочем... Она не жаловалась. Ее соблазняющая карамель немедленно притянула к себе его губы, которые невесомо коснувшись пушистых длинных ресниц, спустились на аромат клубники вниз и принялись настойчиво и дерзко терзать желаемый сладкий ротик. Ичиго смачно причмокнула его язык, точно пробуя на вкус: – Твои обеденные десерты отличаются остротой и скоростью приготовления.

– Эти вечно-бесящие партнеры, поставщики, клиенты, шефы, персонал… – Картинно пожаловался «ресторанный магнат». – У меня всего два часа на перерыв, детка, и я просто вынужден делать все быстро и по первому классу. – Его ультрасексуальная улыбка выбила почву из-под ее ног, но ловкий Эспада успел подхватить ее на руки и живо зашагал в спальню.

Уложив Куросаки бережно, точно драгоценную жемчужину, на их белоснежную постель он не сумел устоять, чтобы не залюбоваться ею. Быстро отраставшие волосы уже достигали длины ниже плеч и удивительно мило обрамляли ее прежде воинственное лицо. Теперь она походила на ребенка, с этим ее извечно-стыдливым румянцем на щеках и испуганно-занятным взглядом. Девушка, смутившись столь откровенному восхищению ею, рассеяно сжалась и закусила задрожавшую губу.

– Не-а, не верю, – Пантера хмыкнул под нос и хищно улыбнулся: после потери сил Ичиго нашла иную арену для демонстрации своего превосходства и теперь всегда начинала игру, прикидываясь несчастной овечкой, чтобы, усыпив бдительность врага, выпустить своего волка в самый неожиданный момент.

Куросаки прочитала его мысли: не прошло и месяца, как он приловчился к ее тактике. Эх, а ведь у нее все так хорошо получалось! Рыжеволосая переменилась в лице и хитро усмехнулась любимому сопернику:

– Очередной реванш, Гриммджоу? – Пропела она сладким голоском, а потом выпустила огоньки в карамель: – И не мечтай, что выйдешь победителем из этой схватки…

– Хех… – Довольно оскалился Джагерджак. – Я принимаю вызов, Кур-р-росаки Ичиго!

Девушка ожидала, что Король Пантер тут же набросится на ее иступленное желанием тело, которое приходило в неистовое вожделение от одного его мурлыкающего голоса. Поборовшись, ради приличия, с ним несколько минут, она потом с превеликой радостью сдалась бы на волю победителя, чтобы насладиться своим утешительным призом в виде «блаженства на седьмом небе» от счастья и близости с любимым арранкаром. Но не тут-то было… По лицу Сексты стало вдруг понятно: он явно что-то задумал и, заинтригованная, Куросаки сузила в нетерпении глаза.

Гриммджоу поднялся и остановился перед их огромной двуспальной кроватью, коварно улыбаясь. Его пальцы медленно потянули бело-бирюзовый в полоску галстук за подушечку, расслабляя ворот своей черной рубашки. Вслед за этими началось томное расстегивание пуговиц, освобождение от каждой из которых приоткрывало занавес скрытого от посторонних глаз волнующего мускулистого тела…

Куросаки никак не могла привыкнуть к этому его новому стилю делового человека. В глазах прочно засел образ раскрепощенного сексуального арранкара, кичившегося своими идеальными атлетическими параметрами и запредельным эротизмом. Теперь, в мире людей, став владельцем сети успешных ресторанов, он старался держать марку, установленную деловым этикетом и светскими обязательствами: дорогие костюмы известных дизайнеров, шикарные автомобили, безупречный внешний вид. Кажется, это ему самому нравилось, тогда как Ичиго импонировало то, что непременно во всем Джагерджак упорно следовал своей излюбленной цветовой гамме: белый, черный, голубой. Они стали автоматически ассоциироваться с Секстой Эспада, засев в ее подсознании с момента их первой встречи. А ведь в то далекое время, люто ненавидя своего новоявленного врага, Ичиго даже не подозревала, что ее интуиция в предчувствуемой хватке цеплялась за образы еще не наступившего будущего, которое упорно преследовалось именно этими тремя цветами. Голубоглазый Гриммджоу. Черноволосый Улькиорра. Пугающе белый Айзен…

Рыжая невольно вздрогнула и опустила голову на грудь, зарываясь рукой в волосы: последний, ее непобедимый враг, никак не отпускал ее. Являлся во сны витиеватым видением, порой напоминал о своем присутствии призрачным образом, слетал криком с ее губ в ночи, а в ушах раздавался злорадным хохотом.

– Айз-з-зен… – Прошептала Ичиго и поёжилась от мурашек, пробежавших по телу, и досады, пролившейся внутри: подходящий образ лишь для ночных кошмаров, но неподходящие мысли для столь сладостного момента.

Ичиго быстро и испуганно подняла глаза на любимого – полуобнаженный Гриммджоу уже сидел перед ней, держа за руку. Возвращавшиеся в ее сны кошмары из прошлых воспоминаний не на шутку тревожили его, хоть он, в привычку своей жесткости, старался не подавать этому вида.

– Куросаки, ну, ты опять все испортила, – недовольно протянул он свою избитую фразу, но тут же приласкал ее лицо нежным сочувствием голубых глаз и лизнул в губы.

– Прости… – Рассеянно проронила бывшая синигами и виновато поджала губы.

– За что? – Непонимающе Секста заглянул ей в лицо: обычно она не реагировала на этот его упрек.

– За поломанную душу, которая тебе досталась…

В его любимых теплых карамельных глазах сверкнули просящиеся наружу слезы, но его девушка вопреки всему оставалась сильной и стойкой: она с силой закачала головой, пытаясь высушить этим собравшуюся влагу в ресницах.

От столь энергичных движений ее мягкие волосы распушились в львиную гриву, что вызвало в нем умиление. Гриммджоу протянул к ней руку и заправил за ухо несколько прядок. Ичиго же приласкалась к родной руке щекой и остановила на растерявшемся лице всегда сильного арранкара свой озадаченный взгляд. «Почему он любил ее? Такую неуравновешенную, такую переменчивую, такую интровертную?» Секста Эспада со своей полномасштабной, неуемной и вездесущей харизмой выступал полной ее противоположностью.

Джагерджак ничего не ответил на немой вопрос в ее взгляде, а просто приблизился к ней и подарил самый заботливый и все понимающий поцелуй. Куросаки была всегда благодарна ему за это, как и за то, что он терпел ее ценой собственных ущемленных интересов и желаний. Она опять поступала с ним несправедливо, опять привносила в его оптимизм толику грусти, опять пресекала желание и боялась отдаться беззаботному счастью и наслаждению. Но ведь...

Ичиго задумалась: теперь, когда она лишилась грубой мужской силы и перестраивала свою жизнь и умения на иной лад, возможно, ей удастся с помощью женской хитрости вернуть утраченный момент? Все же ей, в свою очередь, также было невыносимо смотреть на щемящее душу беспокойство тогда, как преданный арранкар заслуживал совсем иных чувств, эмоций и ощущений…

Девушка, сделав жалобное лицо, потянулась и коснулась губ Гриммджоу осторожно и умоляюще. Пантера не возражал: его ослабевшей синигами нужно было выплеснуть боль и заполнить ее чем-то приятным и безболезненным. Он обнял ее за талию, помогая хрупкому телу, усесться на свои колени. Ичиго запустила пальцы в аккуратно уложенную голубую шевелюру, растрепывая ее и возвращая себе любимого несдержанного Сексту Эспада, у которого даже волосы были непослушными. Улыбнувшись в поцелуй, тот потянул Куросаки за собой, укладываясь с ней на постель и предоставляя ей полную возможность оторваться самой, используя для разрядки его тело…

«Самой?..» – Вспыхнуло это слово некоторой далекой догадкой в голове Пантеры, мигом вспомнившего и про вызов, и про игру, и про реванш... Он с досадой распахнул глаза и увидел уже ликующее лицо Куросаки, победоносно восседавшей на нем.

– Ах, ты… маленькая вруш-ш-шка… – Прошипел арранкар, обнажая клыки в улыбке.

– На войне все средства хороши… – Пожала она плечиками и, приблизившись, постучала пальчиком по его лбу в такт каждому своему дальнейшему слову: – Я же говорила тебе: не меч-тай, что по-бе-дишь се-год-ня…

– Кур-р-росаки, я тебя обожаю… – опрометчиво побежденный Пантера крепко прижал к себе свою жертву, хватая ту за плечи и вжимая в собственное мигом раскалившееся до предела тело. Жар передался губам и теперь сильные напористые поцелуи заставляли девушку позабыть обо всем, что было до этого, и о плохом, и о хорошем. Гриммджоу превосходно знал, как и чем лечить любое настроение и моральное состояние Ичиго.

Горячие руки соскользнули с тонких предплечий вниз, по талии, затем к бедрам, бесцеремонно забираясь под мешавшую ему ткань. Секста страстно перевернул рыжеволосую на спину и, разрывая на ходу свою любимую рубашку на ней, открыл, наконец, доступ к любимому телу.

– Бли-и-ин… – Заныла Куросаки: эта его голубая рубаха была и ее любимым предметом гардероба, что-то вроде «домашнего халатика».

Джагерджак довольно улыбнулся: правильно, он должен был вытеснить из ее головы все ненужные мысли и воспоминания, и что для него какая-та рубашка в сравнении с этой глобально важной миссией.

Он прильнул к нежной ароматной коже на груди, поднялся с поцелуем вверх и ощутимо укусил за шею. Тут же провел острыми ногтями по возбужденно-натянутому до предела прессу своего рыжего воина. Король Пантер засмотрелся на спазматически-частое дыхание жаждущей наслаждений остроконечной груди и на пульсирующую дрожь желания внизу живота Куросаки. Секста довольно промычал: такая волнительная, такая аппетитная… Острый настойчивый язык проложил влажную дорожку вверх от пупка до ключицы и обратно, вкушая сладость этого любимого тела. Затем Гриммджоу с предвкушением приложился к налившемуся, точно яблоки, иному лакомству. Острожные клыки изголодавшегося зверя задели возбужденный сосок, заставляя Ичиго взвизгнуть от болезненно-трепетного удовольствия и яростно посмотреть на играющего с ней, точно кот с мышкой, любимого арранкара.

– Животное… – Простонала она сладострастно.

– Да, кис-с-са, я такой… – Усмехнулся он опасно и щелкнул расстегиваемым поясом на брюках.

Голубые глаза одурманенного хищника вспыхнули шальными огоньками, уже нависая над желаемой добычей. Раздразнившая его карамель затягивала в омут, отключая разум и оголяя инстинкты. Да, он любил ее также сильно, как хотел съесть ее. Пантера, зверь, животное. Он такой и она это любит. Гриммджоу воззрился снова на Куросаки, остатком сознания проверяя ее настрой и готовность, и рыжая ожидаемо бесстыже ему улыбнулась и приоткрыла спелые губы. Секста дерзко поцеловав их, и в тот же момент резко, почти грубо, ворвался в любимое тело, раскроив одним движением ладони все кружево на ее бедрах.

– А-а-ах!– Простонала Ичиго на вдохе, увлекая властный язык арранкара еще глубже, прямо в душу, прогибаясь телом в спине навстречу его мускулистому торсу, за которым бешено барабанило сердце.

Джагерджак запустил одну руку под выгнувшееся пластичное тело и прижал его к себе покрепче. Другой ладонью, скользнув по стройному шелковистому бедру, закинул сильную ногу бывшей синигами к себе на талию. Теперь стало еще глубже, еще жарче, еще ближе… Вдавливая ее в себя грудной клеткой и крепкой рукой с двух сторон, Пантера заставлял Куросаки плавиться от его огня и признавать только его победу. Он усмехнулся, остро чувствуя свое превосходство над своей «слабачкой», но не потому, что он ее одолел, а потому, что она вновь и вновь ему поддавалась, доставляя тем самым его мужской гордости и ее женской слабости должное и несказанное удовольствие…

Ее глаза, потерявшие в расплывшемся тумане четкость видения, спрятались за ресницами.

– Ты снова победил меня… Снова…– Прошептала она в полузабытьи, отвергая поражение и улыбаясь в его звериную шальную усмешку. – Как же я тебя ненавижу…

Гриммджоу ничего не говорил. Не то фыркая от напряжения, не то мурлыкая от удовольствия, он запустил свои пальцы в рот Клубнички, чувствуя на ощупь жар страстной ненависти на них, такой же неистовой, с которой руки не сдававшегося бойца сейчас вцеплялись в его волосы. Увлажненные подушечки вслед за мягкой ладонью Сексты пустились вниз и, возбуждая неблагодарно забытый уголок женственности Куросаки, с жадной быстротой принялись нагонять его температуру до общего накала девичьего тела. Ичиго вдруг вздрогнула и томно застонала, поймав стремительный микроэкстаз, а Джагерджак, уткнувшись довольной улыбкой в ее затвердевшую от наслаждения грудь, задвигался в своей довольной партнерше теперь еще быстрее и глубже, но при этом с поразительной нежностью услаждая ее, как мог делать только он.

– Ненавижу тебя… – шептала она, дрожа от победного наслаждения и всхлипывая от обрушившейся на нее силы, способной не карать, а приносить удовольствие, – … и люблю!..

«Правильно, Куросаки… Ненавидь меня… Ругай… Люби… Целуй… Побеждай… Поддавайся… Только не выпускай из своих губ, мыслей и тела! Ведь я сделаю все, чтобы в твоей голове не осталось больше никаких тяжелых воспоминаний! Чтобы твои сны никогда больше не потревожили черные кошмары! Чтобы твоя жизнь больше никогда не знала одиночества!»

– Ах, Гримм… Гримм-джоу! Гриммджоу! – Прокричала Куросаки, не в силах терпеть больше.

Джагерджак прижался к ее блаженной улыбке щекой и жадно дыша, собирая в легкие весь воздух в комнате и аромат волос любимой женщины, гулко прорычал ей над ухом, догнав и ее на вершинах их совместного удовольствия. Он рефлекторно дернулся, но Ичиго, как всегда, обхватив его всем телом, всеми мышцами, не отпускала своего арранкара из объятий. Пантера крепко прижался губами к ее пульсирующей венке на шее, восстанавливая дыхание для важных слов и возвращая рассудок. Его руки, ухватившиеся за простыни, выпустили не такую мягкую, как кожа Куросаки ткань, и деликатно провели по нежной бархатистой коже на девичьих плечах вверх и вниз. Ичиго тихо рассмеялась – очевидно, это было не так приятно, как щекотно.

– Побудь со мной, Гриммджоу, – прошептала она горячо любимое имя и уткнулась носом в не менее любимую голубоволосую макушку: он здесь, он рядом, с ней, в ней, повсюду, в каждой голубой клеточке его и ее тела. – Ведь я так люблю тебя…

«Конечно, Ичиго… Я ведь всегда буду с тобой рядом».

– Гриммджоу…

«Да… Повторяй мое имя, детка, ничье другое, только мое, родная, как ты всегда это делала…» – Арранкар крепко обнял Куросаки своими мускулистыми, сильными и от всего защищающими ручищами. Щекой и ухом прижался к ее груди, где в унисон ему билось живое человеческое сердце бывшей временной синигами. К черту это звание! Будь она хоть дважды синигами, трижды пустой, да, блин, хоть квинси, ангел или демон – наплевать… Для него она навсегда останется его любимой женщиной, его душой, его пристанью, его жизнью.

– Я тоже люблю тебя, Куросаки, и я… абсолютно счастлив, что могу быть с тобой…

====== CIII. ВМЕСТО ЭПИЛОГА: ПРИКЛЮЧЕНИЯ НЕ ДРЕМЛЮТ ======

Голубоволосый мужчина нервно ходил по платформе, высматривая вдали прибытие поезда и будто желая ускорить его приближение одним только взглядом. На нем было длинное кашемировое пальто, черное, почти в пол, в цвет замшевых туфель с острым носком. Под ним он был одет в темные джинсы и рубашку спокойного сине-голубого цвета не под стать небесной яркости в своих глазах и волосах. Воротник был дерзко распахнут на несколько пуговиц в петле ослабленного тонкого черного галстука, и это несмотря на зимнюю погоду. Сегодняшний февральский день встречал всех прибывавших в Токио ощутимым морозцем и срывавшимся снежком.

Но Гриммджоу Джагерджаку не было холодно. Напротив, от нетерпеливости и негодования его бросало в жар, ведь чертов поезд из Каракуры запаздывал вместе с его рыжеволосым счастьем «на борту». Раздраженный, он то и дело поглядывал на электронное табло, где нужная строчка с заветным номером поезда никак не объявлялась. Зато квадратные цифры часов сменялись так быстро, что Секста подумывал, а не разбить ли их, чтобы они не выводили его из себя и не отдаляли от него приезд Куросаки пропастью минут? А, может, ему сорваться к ней в сонидо? Ну, да, глупость какая-то… А кто с гигаем будет возиться? Да и Ичиго вряд ли оценит этот поступок: она-то его дух не увидит. Пантера злился и заводился сильнее: плевать на него, лишь бы ее увидеть, лишь бы удостовериться, что с ней все хорошо, и всему виной проклятый поезд, ползущий как черепаха, а не нашествие каких-нибудь пустых...

Тут он удержал себя снова – на случай последнего у Куросаки имелась верная «подружка…», то есть, «подушка безопасности» в лице занудного квинси, который вместо бывшего одноклассника в одночасье сделался ее нынешним однокурсником и буквально не отходил от нее ни на шаг. Этот очкарик самым наглым образом сопровождал Ичиго на всех лекциях, ел с ней на переменах, возился с непутевой студенткой в университете, засиживался с ней в библиотеке… Нет, не то, чтобы Джагерджак ревновал свою Клубничку к этому заморышу, но все же его заметное присутствие в жизни Ичиго, сводило злостью зубы Пантере и он порой очень сильно хотел задать наглецу трепку, если бы… тот не был так полезен для бывшей синигами, утратившей силы. Что не говори, но квинси всегда приходил ей на помощь в те самые минуты, когда Гриммджоу физически не мог находиться рядом с ней.

«Ай, ладно», – отмахнулся Секста: в конце концов, наличие в их новой жизни единственного из всех друзей Куросаки, можно было пережить. У него было с кем сравнивать, ведь переезд в Токио вовсе не означал, что Ичиго утратила связь со всеми остальными. Мало того, что она каждый месяц отправлялась домой проведать своих старых друзей и побыть с родными, так эти самые друзья и родные любили наносить неожиданные ответные визиты в их квартиру, доводя вовсе негостеприимного Гриммджоу до откровенного бешенства. Полоумный папаша, лезущий обниматься с «будущим зятем» на каждом ходу, малявка-двойняшка, задирающая его по любой мелочи, «принцесса», пичкающая всех неимоверной гадостью собственного приготовления, ее отмороженный Куатро, любящий упражняться на бывшем товарище по Эспаде в своих остротах, Мацумото, каждый раз опустошающая их бар вместе со своим скользким, хитрым, наглым лисом, который непременно устраивал под конец какую-нибудь подлянку… Б-р-р-р. Джагерджак поморщился, вспоминая каждого из этой сумасшедшей компашки, именуемой «дорогими людьми для Куросаки» и, к превеликому сожалению арранкара, все они в связи с этим получали статус неприкасаемых для разборок в присущей ему манере... Похоже, ему не оставалось ничего иного, как смириться, и радоваться, что хотя бы два человека из круга Ичиго были действительно нормальными: трогательная Юзу, задабривающая его своими кулинарными изысками, да молчаливый Чад, не напрягающий вообще никого своим частым присутствием.

Пантера выдохнул: черт, в такие вот минуты расставания, он бы добровольно согласился выдержать всех этих чудаков вместе взятых, лишь бы находиться рядом со своей любимой рыжеволосой женщиной. Сердце кололо от какого-то непонятного тревожного чувства, а Джагерджак привык доверять своей интуиции. От необусловленного бессилия он яростно запустил пальцы в мокрую от усилившегося снегопада шевелюру на затылке и устало прижался к холодной стене перехода. Голубые глаза вновь загипнотизировали табло: «Ксо, Куросаки, где же тебя носит?.. И почему мне так до жути неспокойно на долбанной душе?!»

Гриммджоу сделал глубокий вдох и выдох: он просто себя накручивал, да еще и в такой день... И кто придумал этот дурацкий праздник Святого Валентина? Он вообще не любил торжества, касающиеся его, ведь это он хотел всегда радовать Ичиго своими подарками, сюрпризами, признаниями и не один раз в году, а круглогодично и ежесекундно. Ему было за что ее благодарить – эта душа, разрывавшая сейчас его на куски, приносила ему же и самые приятные на свете чувства: любовь, радость, счастье, удовольствие, восторг, эйфорию. И все это было бы невозможно без рыжеволосого воина, спасшего его однажды от смерти и пробудившего в нем жизнь, увлекая за собой карамельной волей и благородством.

– ...Будьте внимательны, господа пассажиры. Прибывает скорый поезд номер N, следующий из Каракуры в Токио...

«Фу-у-ух!» – Выдохнул с огромным облегчением Гриммджоу и не заметил сам, как вдруг улыбнулся, представляя перед собой любимое лицо, которое он – о, ужас! – не видел целых два дня! «Плевать, – осклабился Секста, – да, я люблю ее, а кто сказал, что любовь это не безумие?» За эти полтора года он реально так сильно привязался к своей рыжей синигами, что был одержим ею и уже не представлял без нее своего существования… Не мог спать нормально, дышать спокойно, ступать уверенно, думать ясно, все время упираясь в голове в ее карамель, а на деле – не находя ее перед собой… «Дурак, ты, Гриммджоу», – пожурил он себя за излишнюю эмоциональность для Эспады. Ну, вот, кто мог подумать из арранкаров, что бесстрашный и бессердечный Джагерджак станет изнывать от тревоги и тоски по рыжеволосой соплячке, отдавая себя ей без остатка и мучаясь, когда он не был ей нужен... пускай и на каких-то пару дней, ведь он любил ее до неприличия сильно, бесконечно и самоотверженно.

– Гриммджоу!!! – Громкий требовательный голос Куросаки оглушил всех встречавших приближавшийся поезд на платформе, но они ее совершенно не волновали. Лишь один из этой толпы заботил ее – статный и яркий, преданный и встревоженный, ее любимый арранкар с глазами цвета неба и улыбкой, разгоняющей грозовые тучи. – Гриммджоу! Я здесь! – Нетерпеливо помахала рукой девушка ему, чтобы он наверняка заметил ее и увидел, что она вернулась, чтобы снова быть с ним рядом!

«Вот дуреха, чего ты так кричишь? Разве я могу тебя не заметить?!» – Усмехнулся все же не без удовольствия Пантера: то, что она переживала за него, всегда приятно грело душу, точно она все еще хотела защитить его, пускай и не имея для этого никаких сверхсил.

Джагерджак стал рьяно протискиваться сквозь уплотнившийся поток людей к нужному вагону, из которого виднелась огненно-рыжая макушка Куросаки. Она сама, вся в белом – в длинном пальто, объемном шарфе и высоких сапожках – походила на приехавшую с юга в Токио зиму, у которой были бесподобно живые, яркие не по сезону, длинные волосы, искрящиеся теплом карамельные глаза и искренняя улыбка, растапливающая все вокруг себя, даже тревогу Сексты Эспада.

Ему показалось или в гигае он только что сподобился пуститься в сонидо? Иначе как он так быстро смог оказаться рядом со своей любимой женщиной, хватая ее в плен своих крепких долгожданных объятий просто со ступеньки поезда?!

– Гриммджоу! – Улыбнулась Ичиго, обхватывая родную шею соскучившимися руками.

– Кур-р-росаки! – Удерживая ее над землей, обнимая за талию, Пантера мгновенно окунулся в клубничные губы обжигающим для зимы поцелуем, заставляя любимую девушку узнать, как же сильно он тосковал по ней все эти два долгих дня...

– ...Кхе-кхе, – раздалось тактичное покашливание сбоку от приклеившейся друг к другу парочки.

– Исида, – с трудом отлепившись от ягодного аромата, Джагерджак коротко и снисходительно кивнул нарисовавшемуся рядом с ними темноволосому парню. Под взгляд сконфузившихся от такой красноречивости чувств синих очей, Куросаки аккуратно вернули на землю.

– Гриммджоу-сан, – безучастно проронил благовоспитанный квинси, все же обращаясь, как положено к старшим, – вот, передаю, так сказать, из рук в руки. – Урюу окинул взглядом девушку, будто проверяя ее на целость и сохранность, а затем подставил под руку Пантеры ее чемодан.

– Надеюсь, все было хорошо? – Сузив глаза, спросил арранкар явно с каким-то подтекстом. Если с Ичиго было все в порядке, это вовсе не означало, что за эти два дня с ней ничего не случилось.

– Да, все нормально, – рассеянно кивнул Урюу, решив пока не рассказывать вспыльчивому Эспаде о появлении странной реяцу в Каракуре. Он поспешил отвернуться от колючих голубых звериных глаз и покосился на однокурсницу: – Э-м-м, Куросаки, надеюсь, ты помнишь, что у нас завтра зачет?

– О-о-о... – Признаться, отдаленно девушка что-то об этом все-таки помнила и даже честно брала с собой учебник домой, но всю ночь потратила на приготовление презента для Гриммджоу… – Эй, Исида, ну, сегодня же 14-е февраля, – привычно краснея, Ичиго покосилась на своего парня.

– А завтра – 15-е, – поправил очки на переносице ее однокурсник, – и вряд ли профессору будут интересны твои истории о шоколадных конфетах и голубоглазых арранкарах…

Джагерджак хмыкнул на последних словах: да он один в таком роде, единственный и неповторимый! Исида вопросительно вскинул брови на такую реакцию, но затем вновь взглянул на рыжую – та виновато пожала плечами и состроила такое лицо, по которому Урюу прочитал свое ближайшее будущее: в лучшем случае, завтра ему вновь писать две работы по зачету, а в худшем – подтягивать хвосты Ичиго на дополнительных занятиях. Последняя перспектива, признаться, радовала его больше – кажется, он, наконец, признался себе, что ему нравилось проводить время со своей однокурсницей... Но не более. Угрожающий вид Эспады координировал любые неподобающие чувства в адрес его девушки.

– Пока, лентяйка! – Синеглазый укоризненно выдохнул и скупо одарил улыбкой давнюю подругу.

– Я тебя тоже «люблю», Исида... – Махнула ему вслед рукой Куросаки и заметила, как теперь незащищенные свисавшими прядями волос бледные щеки юноши вспыхнули румянцем. Странный какой-то...

– И с чего это ты его тоже любишь? – Делано обижаясь, поддразнил Гриммджоу возлюбленную, когда они подходили к их машине: он все равно считал, что эти двое слишком вольно общались меж собой…

Секста старался выглядеть беззаботным и самоуверенным, но от Ичиго не ускользнули заплясавшие ревностные огоньки в голубых глазах. Эх, хорошо еще, что тот так и не знал о несостоявшейся ее помолвке с Урюу, собственно из-за которой она и притворялась столько времени парнем. Знай это, Пантера точно бы квинси на его же любимую звездочку порвал! Однако он и без этого злился, хоть и сам же понимал, что безосновательно. Куросаки умилилась этому чистой воды ребячеству:

– Джагерджак, брось страдать фигней! – Подмигнула она ему.– Я специально хотела завести тебя, мой милый ревнивец.

– Милый? – Усмехнулся тот, ведь Ичиго не привыкла сюсюкать с ним. – Это что-то новенькое. Для праздника придумала?..

– Хотя бы. А ты? Ты что-то приготовил мне?

– Не-а, – загадочно усмехнулся Эспада, – сегодня же женщины должны дарить подарки, насколько я помню... – Куросаки села внутрь авто и показала водителю язык: ревнивый Секста – вредный Секста. Но тот незамедлительно добавил: – Но это вовсе не значит, что мы не должны торопиться домой…

...Куросаки как-то враз притихла в машине. Та ехала плавно и бесшумно. Гриммджоу вел аккуратно, правда, ругая по ходу всех водителей и случавшиеся на дороге пробки. И все же привычная за полтора года атмосфера окутала ее спокойствием и уютом. Долгая дорога разморила ее, и девушка против своей воли прижалась отяжелевшей головой к спинке кресла, уставившись перед собой. За окном снежок припустился в новогодней погоде, и сказочные пушистые хлопья стали осыпаться на землю, быстро и густо, не иначе, как кто-то сыпал их прямо из бездонного мешка на землю. Ичиго усмехнулась столь глупой догадке, но, дернувшись с места, на всякий случай, сосредоточенно всмотрелась через лобовое окно наверх.

– Что-то не так? – Арранкар следом принялся встревожено вглядываться в белые низкие облака, ожидая непременно увидеть какого-нибудь очередного Пустого. В Токио их тоже хватало с лихвой: так что и квинси было с кем поразвлечься, и Эспаде оставалось еще об кого кулаки почесать. Однако не сейчас.

– Нет, – пожала плечами Куросаки и откинулась назад на сидение. – Показалось просто…

Она улыбнулась Гриммджоу, поджимая губы, и глядя на него рассеянно: про свои сказочные фантазии она уж точно не станет ему рассказывать, а о том, насколько остро ей не хватает ее силы, ему не нужно знать… Зачем волновать любимого человека понапрасну? Арранкар и так переживал за нее по любому пустяку, обращаясь со слабым человечком, как с хрустальной вазой. Иногда это умиляло, иногда страшно злило бывшую синигами, но она никогда не была против подобного участия в ее жизни ее спасителя, вот только... девушка тоже хотела его защищать от всех видимых и невидимых угроз.

Но Ичиго была слепа, глуха, беспомощна для другого мира и за эти полтора года надежды на «прозрение» не случилось. Разве что кроме... Куросаки сунула руку в карман и сжала в ладони глупый ненужный предмет. И как он сможет помочь ей вернуть силы? Но, если, правда, сможет? Если рискнуть? Ради силы и защиты дорогих ей людей Куросаки готова была ухватиться даже за самую призрачную возможность сделать это...