Текст книги "Ковчег (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 45 страниц)

Мы целовались в зарослях каких-то сильно пахнувших кустов, когда ветви раздвинулись, и мне в бок ткнулся излучатель.

– Так, – сказал офицер, разглядывая нас с каким-то совершенно непередаваемым выражением лица. – А ну пошли с нами.

И мы пошли: Нор впереди, я сзади. Как ни странно, не под прицелом – офицер шел первым, а охранники по бокам. Я опасался, что у меня отберут украденный из парка фрукт, но на мои карманы никто не покушался. Остановились мы минут через пять – у какой-то двери.

– Здесь жди, – сказал мне офицер, взял Нора за локоть и подтолкнул вперед. – А ты ступай. Тебя ждут.

80

По поведению офицера Барка было понятно, что он-то нисколько не сердит, но вот впереди меня ждет нечто серьезное. По нему вообще легко было вычислять и его настроение, и настроение его начальника. По крайней мере, мне – может быть, потому, что я с детства к нему привык.

Офицер Престон Барк из-за своей фамилии имел немало прозвищ среди курсантов. Как только его в Школе не называли – и Бригантиной, и Клипером, и Галеоном, и Крейсером, – но исключительно шепотом и с уважением, поскольку в свое время он, по слухам, был непобедимым чемпионом в боях без правил, процветавших в Полисе. А еще все годы адмиральства моего отца Барк состоял начальником его личной охраны.

Так что когда нас подвели к дверям рабочего кабинета Адмирала – я был готов. А вот Вен, кажется, нет. Потому что немедленно собрался протестовать, едва Престон велел мне зайти внутрь.

– Все нормально, Вен, – предупреждающе сказал я, стиснув его ладонь. – Я в порядке. Это… это надо.

Кивнул Барку и вошел. Нам с отцом действительно нужно было поговорить.

Рабочий кабинет Адмирала не отличался роскошью – напротив, отдавал аскетизмом: самый простой интерьер и необходимый минимум мебели. Никаких тебе массирующих стопы ковров и улавливающих настроение светильников. Сам Адмирал сидел за столом, но поднялся и шагнул вперед, когда я закрыл за собой дверь.

Даже с порога было заметно, насколько он зол.

– Вы хотели меня видеть, Ваше Превосходительство? – спросил я, вытягиваясь в струнку.

– Что вы творите, Аденор Раду? – практически прошипел Адмирал. Я впервые видел, чтобы он позволил себе так откровенно показать свое состояние. – Я понимаю еще – мутант, нижний, но вы! Вы прекрасно осведомлены о законах Скайпола, и ваше предосудительное поведение… – он задохнулся.

– Приношу свои извинения, сэр, – четко сказал я, в самом деле ощущая некоторое раскаяние. Действительно, не дело терять над собой контроль в чужом, полном враждебно настроенных людей месте. – Больше подобного не повторится.

– Извольте демонстрировать свои распущенные нравы внизу, коли там так принято! А на вверенной мне территории я таких вещей не потреплю! Вам все ясно?

– Кристально, – согласился я, уловил очередную вспышку гнева в его глазах и торопливо добавил: – Сэр.

Не стоило доводить его до белого каления. Я и не собирался – просто немного отвык все время твердить этого «сэра».

Он отвернулся, судорожно сжимая и разжимая кулаки. Постоял так и снова посмотрел на меня только когда полностью взял себя в руки.

– Я позвал вас, Аденор Раду, чтобы предложить вам стать пилотом десантной шлюпки. Я не понаслышке знаю о ваших способностях и уверен, что в этом качестве для предстоящей высадки вы будете более ценны, чем… ну, чем вы там внизу занимаетесь.

– Лечу людей, сэр, – напомнил я. – Без медикаментов.

– На данный момент проблема с медикаментами в Даунтауне не стоит особенно остро, – проговорил Адмирал. Надо же, даже назвал правильно. – И, насколько мне удалось узнать, действующих медиков там достаточное количество. Причем более компе… опытных, чем вы.

Тут я не мог не согласиться, поэтому коротко кивнул. Заодно оценив сделанную на ходу замену. Интересно, это нужно расценивать как комплимент или политкорректность?

– В свете сложившихся обстоятельств мы собираемся готовить группу пилотов, в состав которой я и предлагаю вам войти. Занятия будут проводиться здесь, в Скайполе. Начало – с третьими склянками. Будете подниматься вместе с первой сменой мутантов. Мы только что закончили согласовывать расписание с главами кланов, – он кивнул на стоящую на столе видеорацию. – Кстати, там тоже не возражают против вашего обучения.

– Спасибо, сэр, – искренне сказал я.

Приятно, что он позаботился и вынес данный вопрос на обсуждение с Советом. Потому что если бы я пришел с таким предложением сам – пришлось бы, наверное, наслушаться всякого разного. Пусть Трент уже не мог мутить воду во время собраний, но обязательно нашелся бы кто-то еще, кто припомнил мне, откуда я родом и почему ко мне особое отношение.

– Так вы согласны?

Я был удивлен. Нехарактерный вопрос для человека, привыкшего отдавать приказы.

– Думаю, что могу дать только предварительное согласие, сэр, – меня привлекает данная идея. Но мне еще нужно посоветоваться. Только после этого я смогу ответить окончательно.

Я намеренно не стал говорить, с кем посоветоваться – Адмирал и так понял, судя по заходившим на скулах желвакам. Но ему удалось сдержаться.

– Хорошо, – кивнул он. И прошелся туда-сюда несколько раз.

Поскольку меня еще не отпустили, я продолжал стоять, держа руки по швам. И снова подумал – как легко и привычно встраивается человеческий терминал в старую систему, даже если ему казалось, что он исключен из нее навсегда. Как все знакомо и отработано – до автоматизма.

– Наверное, ты ждешь, что я стану перед тобой извиняться? – внезапно остановившись напротив меня, Адмирал резко повернулся.

– Никак нет, Ваше Превосходительство, – с ходу выпалил я, хотя и слегка растерялся.

Но я правда этого не ждал – с чего бы ему передо мной извиняться? Он, наверное, этого никогда не делал и вообще не умеет.

– Это хорошо, – задумчиво кивнул он. – Потому что я не стану. Я выполнял свой долг. А он, в первую очередь, состоит в том, чтобы наказывать тех, кто нарушил закон. Наказывать в соответствии с тем же законом. Невзирая на личное отношение к преступнику.

– Да, Ваше Превосходительство, – согласился я.

Он действительно все и всегда делал так – в соответствии с законом. Без поблажек для кого-либо. За это в том числе его и ценили низшие офицеры. За справедливость.

Единственное, в чем мне удалось его уличить – что в нарушение правил он приходил по ночам к маме. Но я не собирался об этом упоминать. Пусть считает себя непогрешимым в глазах всех окружающих.

Он не понимал только одного: мне совершенно не требовалось, чтобы ради меня поступались принципами. Мне хватило бы малости – чтобы он пришел ко мне в камеру. И не в качестве Адмирала, а в качестве отца, переживающего за судьбу своего сына. Но, наверное, подобное только мне казалось малостью. Для него же было чем-то нереальным.

Это безбашенный Вен мог ворваться на заседание глав кланов и орать «Где Нор? Почему вы его бросили наверху одного?», ни на секунду не задумавшись о последствиях такого поступка для себя. Господин Адмирал просчитывал свои ходы до последнего миллиметра. И, наверное, зайти ко мне, арестованному, равнялось какой-нибудь катастрофе в виде упрека от Первого Офицера: «Что, Адмирал, пожалели своего отпрыска? Вытерли слезки?». При этом сам Первый Офицер в свое время всеми силами и совершенно открыто продвигал Базиля на теплое интендантское местечко в Школе. Предыдущий интендант, говорят, в результате беспочвенных придирок свалился с инфарктом…

– Надеюсь, ты все понимаешь правильно и не сердишься на меня, Норик, – сказал Адмирал почти мягко.

– Я все понимаю, сэр.

Понимаю, потому что привык понимать. Мы же похожи, отец. Очень. Но вот не сержусь ли?.. Даже не за себя. За маму, которую ты отправил в Полис и лишь изредка к ней «заглядываешь». А она ведь ждет – каждый день, каждый час. И из-за тебя не хочет отправиться со мной вниз. За то, что ты не избавил ее от судьбы «как у всех». А ведь мог. Если уж смог Май, обычный врач, не наделенный такой властью, как ты…

– Тогда ответь мне еще на один вопрос, сын… Тебе не стыдно?

– Чего именно я должен стыдиться? – решил уточнить я.

– Того, что ты… ложишься под мужчину, и он своим членом… – Адмирал замолчал; его лицо исказила гримаса отвращения.

А я вытаращился на него. Ничего себе сменили тему! Сказать, что я был изумлен – ничего не сказать. Рассматривать наши отношения с Невеном с этой точки зрения мне до сих пор не приходило в голову.

– То есть ты хочешь сказать, – я старался тщательно выбирать слова, – что если бы я был сверху, ты бы возражал не так сильно?

– Пожалуй, – подумав, согласился он. – Тогда я бы мог тебя понять. Гормоны, малое количество женщин, необычная обстановка…

«Гормоны и прочие шалости. Стресс. Непривычная обстановка. Малознакомое окружение. Отсутствие поддержки. Недостаток человеческого тепла. Сублимация чувств. Необходимость выхода сексуальной энергии. Благодарность к спасителю. Гипервозбудимость, соответствующая моему возрасту. Обилие непривычных для тела стимулов в виде прикосновений другого лица…», – автоматически всплыла в памяти моя давняя попытка аутотренинга, и я рассмеялся.

Мы были похожи с отцом даже в этом – в стремлении найти и объяснить то, что нам не нравится, чем угодно, кроме настоящих причин.

Но сейчас мне это было не нужно. Совсем. Все умные слова звучали напыщенной глупостью, стоило представить Вена рядом – как он обнимает меня, целует, как прижимает к себе, и какое я ощущаю непомерное счастье, когда он берет меня – все равно где и в какой позе.

– Пап, – неожиданно даже для самого себя сказал я, впервые назвав его совершенно по-детски, – не имеет абсолютно никакого значения, кто из нас сверху. Я его просто люблю, понимаешь? Ну все равно, как если бы мама была мужчиной. Ты что, любил бы ее меньше, если бы при этом она ложилась под тебя? Или ты, хотя бы периодически, позволял ей себя трахать?

Отец скривился, словно съел ломтик лимона, и передернул плечами. Он не понимал. Совершенно. Ему было недоступно то, что мы переживали с Веном во время занятий любовью. Перед его мысленным взором всего лишь стояла непристойная картинка, в которой здоровенный мутант засовывает свой член в задницу его сына, а тот ему позволяет. И за ней он не видел ничего больше, считая сам факт бесконечно унизительным.

А мне до его вопроса вообще было невдомек, что все, происходившее между мной и Веном, можно впихнуть в такие узкие рамки, рассматривать таким убогим образом. Да я, откровенно говоря, даже не задумывался, почему я снизу, а он сверху. Какая, в сущности, разница, если начинаешь млеть от одного, даже самого невинного прикосновения? Если, взявшись за руки, нет сил их расцепить, а начав целовать – сил остановиться?

И разве, если бы мне довелось овладеть Веном, мое отношение к нему изменилось хоть на йоту? Стал бы я его любить меньше только оттого, что он мне отдался? Перестал уважать потому, что он подставился мне и даже, возможно, получил удовольствие?

Я на секунду представил, как бы оно могло быть, и меня окатило волной возбуждения, смешанного с нежностью и трепетом. Ох, Вен… Я бы в любом случае носил тебя на руках… если бы ты был немного поменьше и уже не делал этого со мной сам.

– Нет, отец, – ответил я на том уровне, на котором он способен был понять, – я не стыжусь. Ни себя, ни Вена, ни нашей связи. Извини, если разочаровал.

– Но это же… но ты же… все равно что баба! Это бабам природой предназначено раздвигать ноги!

– Что ж, значит, твой сын – баба. В какой-то мере, – не стал больше спорить я. – Потому что мне нравится все, что делает со мной мой любовник. Я с удовольствием раздвигаю перед ним ноги, а когда он меня трахает, кричу и прошу еще. И неизменно испытываю оргазм, – я намеренно озвучил такие интимные подробности, чтобы у отца не оставалось никаких иллюзий на мой счет. – И я не собираюсь это прекращать, если ты ведешь разговор именно к тому.

Покрасневший Адмирал шагнул ко мне, размахнулся и влепил хлесткую пощечину. Я резко замолчал, посмотрел на него, даже не пытаясь поднять руку к горевшей щеке, потом развернулся и вышел, печатая шаг.

Если он считал, что оплеуха способна что-то изменить, то глубоко ошибался.

За дверями Вен уже, кажется, готов был ломиться внутрь – по крайней мере, нервно кусал губы и сердито смотрел на невозмутимого Престона. Мне показалось, они успели слегка повздорить.

Когда Вен увидел меня, на его лице отразилось явное облегчение, а меня накрыло очередной волной нежности. Светлый Путь! Да этот балбес готов был вытаскивать меня даже от самого Адмирала, ни на секунду не задумавшись, что перед дверями стоит человек, уложивший в лазарет не одного обученного бойца.

Барк посторонился, давая мне дорогу.

– Спасибо, – машинально сказал я ему.

Он тихо хмыкнул у меня за спиной. Удивительный человек – всегда спокойный как Корабль, ко мне он относился даже с некоторой симпатией. Что еще более удивительно – кажется, его отношение не поменялось и теперь.

– Ты чего так долго? – нетерпеливо спросил Вен, потом присмотрелся внимательнее. – Тебя там что… били?

Наверное, заметил красный след на моей щеке.

– Нет, что ты! – искренне сказал я. – Это я неловко споткнулся. Наткнулся на адмиральскую ладонь, – и улыбнулся.

Вен застыл с совершенно непередаваемым выражением лица – смесь из целого букета чувств. Самое потрясающее, что все они имели отношение ко мне. Ко мне, который долгие годы боялся близко подходить к другим людям. А они в ответ держались на расстоянии от меня. И если что-то и испытывали – разве что зависть, как я совсем недавно выяснил.

Неужели отец и правда думал, что я смогу отказаться от Вена? От того, кто преодолел четыре с лишним тысячи футов подъема, лишь бы оказаться рядом? Просто потому что беспокоился. И, несмотря на усталость, готов был любить меня до умопомрачения. Адмирал серьезно верил, что я добровольно отвернусь от своего дылды, который пару часов назад довел меня до полного безумия в постели, бессовестно останавливаясь в самый последний момент?

…Он трижды ловил меня на самом краю, не давая выплеснуться, и в четвертый я готов был душу продать за оргазм. Мне кажется, на спинке кровати Мая остались вмятины от моих пальцев – так крепко я ее сжимал. А уж что вырывалось из моего рта – так это и вспомнить стыдно. Под конец я, кажется, просто изнемогающе скулил, с отчаянием пытаясь то глубже насадиться задницей, то ближе притереться пахом, к которому Вен не давал прикасаться мне и упорно не прикасался сам. И когда он вогнал в меня член до упора, а потом несколькими такими же сильными движениями завершил пытку – испытанное облегчение невозможно было передать никакими словами.

Я нужен ему. По-настоящему. Не меньше, чем он – мне. Это в чем-то сродни наркотической зависимости.

Со мной никогда такого не случалось.

А еще – рядом с Веном я переставал быть одним из тысяч обезличенных терминалов Скайпола. Нет, меня уже нельзя встроить в эту закостеневшую чопорную систему. Похоже, я научился быть собой и отвечать за себя сам. И теперь могу противостоять человеку, чье слово всю жизнь являлось для меня законом. Без Вена я бы никогда не посмел.

Я шагнул к нему – большому, с белой длинной косой и надежными руками, до сих пор пахнущему нашим сексом и этой вонючей дрянью из душевой Мая, – и понял, что сам его вид рушит во мне все чертовы настроенные кем-то барьеры и заставляет забыть обо всем, кроме…

– Пошли отсюда скорее, – сказал я, хватая его за руку.

– Куда? – спросил он.

– К атриуму. И бегом!

– Зачем бегом-то? – поинтересовался Вен, подчиняясь мне. – За тобой что, погоня?

– Нет, – замотал я головой. – Просто я несколько минут назад обещал Адмиралу, что не буду нарушать общественный порядок в Скайполе своим предосудительным поведением. А если мы не поторопимся, я его обязательно нарушу. Потому что поцелую тебя прямо под дверями адмиральского рабочего кабинета.

81

Планету неофициально назвали Гебой. Об этом мне в первый же вечер рассказал Нор, вернувшийся сверху после занятий. Она находилась еще слишком далеко, чтобы можно было делать какие-то выводы, но главное на Корабле уже знали. На Гебе имелись вода, кислородная атмосфера, и отсутствовала активная вулканическая деятельность. Мощные радиотелескопы Корабля – то немногое, что продолжало исправно работать, – непрерывно ощупывали пространство, пытаясь обнаружить чужой разум, но в системе Мелеты не было ничего, кроме планет, пояса космической пыли, астероидов и нескольких комет.

– У Гебы два крупных спутника, – рассказывал мне Нор, уминая ужин. – Значит, там очень высокие приливы и довольно светлые ночи. Если брать основные параметры, то Геба практически двойник Земли, вероятно, там выше сила тяжести, но ненамного. Пока сложно сказать, какое соотношение суши и воды, какие формы жизни существуют, но раз есть кислородная атмосфера – значит, есть растительность, есть фотосинтез. А процентное содержание углекислого газа позволяет с уверенностью говорить о наличии планетарной биомассы.

– А если там уже есть разумная жизнь? – осторожно спросил я. – Хотя бы самая примитивная? Что тогда?

Нор мотнул головой.

– Вен, у нас нет выбора. Если жизнь на зачаточно-разумном уровне, то это нам не помешает, пройдут тысячи лет, прежде чем она сможет конкурировать с нашим уровнем техники. Если там жизнь в стадии религиозных общин, станем для них богами, явившимися с небес. Но, скорее всего, там нет разумной жизни. Мы не фиксируем упорядоченных тепловых излучений, характерных для городов и больших поселений доэлектрической эпохи.

– А если там разумная жизнь сформировалась в океане? – я пододвинул Нору его любимые сахарные сухарики. – Нельзя же считать нашу форму жизни единственно возможной.

– А если в океане, – Нор кинул в рот лакомство и довольно улыбнулся, – то мы тем более друг другу не помешаем. Они в воде, мы на суше – все честно.

Конечно, я понимал, что у нас нет выбора. Нам нужна была эта планета – наверное, верхние давно уже шарили в пространстве радиотелескопами, разыскивая хоть что-то подходящее. Но землеподобные планеты – редкость. Слишком много факторов должны сложиться вместе, чтобы люди могли нормально жить. И хотя космос бесконечен, а, значит, бесконечно и количество подходящих нам планет, эта бесконечность очень относительная.

Способности мутантов могли позволить вернуть Кораблю маневренность. Я знал, что работы идут в три смены, круглые сутки. Мутанты проглядывали корпус, выискивая поврежденные участки электрических схем, двигали многотонные магнитные ловушки для антивещества, заставляя их встать на рабочие позиции, брали под контроль электронные системы, заменяя силой мысли нейроны искусственных интеллектов, управляющих Кораблем. И одновременно учились верхние – управлению десантными шлюпками.

Операторы уже просчитали, что Корабль не сможет приблизиться к Гебе достаточно близко и пройдет по касательной на расстоянии почти в миллион километров. На эвакуацию у нас имелось всего два часа – шлюпки должны были стартовать против хода, чтобы погасить нашу чудовищную скорость, затем сделать разворот на сто восемьдесят градусов и садиться по ходу вращения планеты. Место посадки придется выбирать уже на орбите: гипотетический материк мог быть сплошь покрыт лесами или скалами, или вообще материка могло не оказаться, одни острова в бесконечном океане.

– Синтезаторы демонтируются в последнюю очередь, – сообщил нам Базиль на собрании кланов через две недели после начала совместных работ. – Десантные шлюпы вмещают по тысяче человек и по двести с половиной тысяч фунтов груза. Сейчас их загружают консервированной закваской на случай каких-то неожиданностей, чтобы на первое время обеспечить колонию пищей. А также семенами и саженцами из оранжерей, лекарственными препаратами, медицинскими инструментами, предметами первой необходимости и оружием. Мы не знаем, есть ли на планете какие-то формы жизни, кроме растительной. Поэтому нам предлагается заняться отловом крыс – может случиться, что они станут для нас единственным доступным источником мяса, пока в инкубаторах не вырастят животных и птиц. Клетки-ловушки будут переданы нам в ближайшие дни.

Все то время, пока Нор учился наверху, я проводил на фермах. Грендель настоял, чтобы меня поставили в смену Марципана – после истории с «диверсией» тому не очень доверяли. И мои таланты могли пригодиться, если бы тот задумал какую-нибудь новую гадость. Конечно, никаких улик против Марци и его гнусного сыночка не нашли. Дорсет вообще сидел тише мыши, стараясь не попадаться мне лишний раз на глаза. Зато Марципан, пользуясь своей должностью начальника смены, отыгрывался на мне по полной программе. Все смены я проводил, занимаясь мытьем и стерилизацией освобождающихся танков. Тяжелая, грязная и однообразная работа выматывала почище любого рейда. До каюты я добирался еле живой, стабильно засыпая над миской каши. На секс сил не оставалось, хотя Нор честно каждый раз старался меня растормошить.

На фермах работали без выходных, и очень скоро я обнаружил, что могу с чистой совестью заказать у Фиалки комбинезон на размер меньше. Марципан явно не собирался давать мне ни минуты отдыха, громко рассказывая всем желающим его послушать – а такие всегда находились, – что пора бы уже и рейдерам поработать на благо кланов. Я сжимал зубы и лез в очередной танк отскребать засохшую клетчатку, сцеживать ферментированный остаток и обрабатывать все антибиотиками.

Напрямую Марци не пытался меня доставать – это можно было прекрасно сделать в процессе работы. Несколько раз меня «забывали» предупредить, что в танк начинает подаваться антисептик под давлением, – я выбирался из емкости со слезящимися от едкой жидкости глазами, а потом меня долго и мучительно рвало. Несколько раз внезапно включались ультрафиолетовые лампы – я возвращался в каюту с покрытым волдырями лицом и отекшими веками. Нор лечил мои ожоги, клал ладонь на воспаленные места и клялся придушить Марципана. А я гладил его руки и убеждал не влезать в разборки с мерзавцем.

Дурацкая гордость не позволяла мне жаловаться не только Гренделю, но даже отцу с матерью. Когда мне удавалось выбрать время и навестить родителей, мы больше говорили о том, как будем жить на Гебе. Отец пытался объяснить мне, каким образом планируется использовать солнечные батареи для поддержания стабильной работы синтезаторов, рассказывал о кодах, которые нам передали верхние, и восторгался новой продукцией. Мама ужасно боялась полета через Пространство на десантной шлюпке, волновалась за малышей и сетовала, что у нас нет никакого выбора. Я успокаивал ее в меру своих знаний о том, как будет проходить эвакуация – рассказывал все, что слышал от Нора, и немного привирал о полной безопасности прыжка через миллион километров пустоты.

В конце концов о происходящем на фермах Гренделю рассказал Дик. Он не являлся членом нашего клана, по большому счету его не должны были волновать издевательства Марципана, тем более Дик работал техником, а не простым чернорабочим, как я. Но один из мальчишек, вытащенных из Лабиринта и прошедших через волшебные руки Нора, приходился Дику сводным братом. Да и во время родов Ирмы Нор здорово помог. Так что Дик чувствовал себя в некотором долгу. Ну и с Марци они не особенно ладили.

Расследование главы кланов провели быстрое и негласное. А результаты, оглашенные на одном из общих собраний, оказались ошеломляющими. Честно говоря, я представления не имел о махинациях, которые проворачивались на фермах. Одним из самых главных обвинений в адрес Марципана и его компании был нелегальный сбыт клетчатки в клан Реттисси – бражникам. Если бы речь шла о ферментированном остатке, который так или иначе уходил во вторичную переработку, никто бы не стал возмущаться. Но Марципан намеренно допускал перегнивание основной массы белка в некоторых танках, отправляя в синтезаторные только тонкий верхний слой. Все остальное использовалось для перегонки в брагу – и это происходило даже во времена угрозы голода.

После громкого скандала, в результате которого Марципана сослали на грязные работы по восстановлению рухнувших над коллайдером конструкций, Дик сказал мне, что ничего подобного не ожидал. Но в эмоциях отчетливо просвечивали самодовольство и радость, поэтому мне не очень верилось в его искренность. Дика назначили начальником смены, и я не без оснований решил, что происки Марципана против меня стали для техника только поводом.

Смена власти на фермах оказалась единственным позитивным событием за месяц моей работы на фермах. Я все так же мыл танки, приползая в каюту с закрытыми глазами. Честно говоря, я не предполагал, какой тяжелой может быть эта работа, если плантации работают с полной загрузкой.

Верхние держали свое слово – контейнеры с клетчаткой спускались к нам до тех пор, пока фермы не оказались засеяны полностью. Плесень – бич наших полей – как по волшебству исчезла после обработки специальными растворами. Из Фатланда протянули дополнительные кабели, чтобы максимально обеспечить светом плантации. С водой было сложнее, но даже на привычном сухом пайке с полноценным энергетическим режимом клетчатка перла, как сумасшедшая. За всю мою жизнь у нас не было такого изобилия, и очень скоро смены перестали справляться.

Тогда по решению Совета кланов на фермы прислали всех подростков старше двенадцати лет, остановив занятия в классах. Треть урожая отправляли на консервацию, а затем поднимали наверх, загружая в десантные шлюпки. То же самое происходило в синтезаторной: треть продукции, – в основном, одежда, лекарства, инструменты – паковалась в вакуумные пакеты со специальным маркером «колония» и складировалась на площадке у внешнего лифта. Каждая смена, поднимавшаяся в Дансити, забирала их и передавала командам снабженцев.

Я никогда не предполагал, что мы сможем работать с верхними, и только удивлялся тому, как четко все оказалось организовано. Умное слово «логистика» я услышал от Дика, и он же растолковал мне, что оно значит.

За общей суетой как-то незаметно место главы клана Реттисси вместо Трента, о котором вряд ли кто-то пожалел, занял Максимилиан, старший брат Йозефа. Я плохо его знал, но, по словам Бена, работавшего сейчас на складе, Макс был далеко не самым подлым и хитрым из крысят. Может быть, Реттисси надоело находиться в вечной оппозиции к остальным. Или на этот раз – в виде исключения – они решили поиграть в порядочных людей. Однако, скорее всего, клану просто было сейчас не до интриг и провокаций. Подготовка к эвакуации с Корабля захватила всех без исключения, а в такой ситуации руководить должен тот, кому доверяют остальные главы кланов.

День Поворота настал неожиданно. Мы все знали, что это должно произойти сразу же, как будет восстановлен контроль над основными системами Корабля. Но никто не мог сказать, когда точно это случится. Просто в одно прекрасное утро вдруг ожили селекторы в каютах, и мы с Нором услышали голос Базиля.

На час останавливались все работы, в том числе на фермах. Людям предлагалось вернуться в койки и пристегнуться к ним ремнями. Детей нужно было уложить рядом и обязательно придерживать, а также по возможности закрепить все тяжелые предметы, которые могли сдвинуться со своего места.

Я взглянул на Нора и почувствовал, как пересохло в горле.

– Начинаем? – внезапно осипшим голосом спросил я, и Нор кивнул. – С ума сойти, неужели начинаем?

– Если получится, – так же хрипло ответил он и вскочил. – Помнишь, как обучали все закреплять?

Я кивнул и тоже встал. Нам всем раздали схемы – как обезопасить себя на время поворота, – и сейчас требовалось прикрепить стол цепью к ручке двери, засунуть под него стулья, снять и положить на пол визор, заблокировать дверцы шкафа. Теоретически, поворот должен был оказаться плавным и без особой тряски, но никто не мог предвидеть, что случится, когда заработают маневровые двигатели.

– Если они вообще заработают, – пробормотал Нор, отвечая моим невысказанным мыслям.

Управились мы довольно быстро, залезли в постель, я щелкнул пряжкой ремня, пропущенного вокруг кровати, повернулся к Нору и обнял его. Он прижался ко мне, уткнувшись носом в плечо и часто дыша.

По селектору слышался ровный стук метронома – за минуту до начала он сменится на сирену.

Я чувствовал страх Нора, да и сам боялся не меньше. Мы мчались в Пространстве сотни лет, никто не знал, насколько вакуумная коррозия повредила маневровые двигатели. Запускать их должны были пирокинетики – в том числе и Маришка. Отец рассказал мне, что один из синтезаторов работал только на производство детонирующих стержней, которые в специальных связках загружались в топливные баки. При горении они выделяли чистый кислород, которому предстояло вступить в реакцию с сухим горючим. Дело осложнялось тем, что пять из шестнадцати корабельных двигателей были разрушены во времена Катастрофы. Можно ли управлять Кораблем с оставшимися – не знал никто. На такой скорости он мог закувыркаться вокруг своей оси, и тогда центробежные силы просто разрушат титанитовый корпус.

– Аналитики все просчитали, – дрожащим голосом сказал мне Нор. – Одновременно запустят коллайдер, он скомпенсирует вращающий момент.

А если не скомпенсирует, подумал я, мы все умрем так быстро, что не успеем испугаться. Наверное, и не почувствуем ничего – просто мгновенно лопнем в вакууме.

Вслух я ничего говорить не стал. Крепче обнял Нора, нашел его губы и прижался к ним в тот момент, когда в динамике негромко взвыла сирена.

А затем по Кораблю прошла долгая мучительная дрожь. Раздался отвратительный скрип – казалось, бронелитовые плиты трутся друг о друга, теряя прочность, сжимаясь и расходясь. Скрип становился невыносимым, хотелось зажать уши руками, спрятать голову под подушку – лишь бы не слышать этот пронзительный визг металла. Я вцепился в Нора, чувствуя, как меня с головой захлестывает его ужас, усиливая мой собственный, сводя с ума.

Наверное, в каждой каюте сейчас кричали от страха – дети, взрослые, мужчины и женщины, мутанты и офицеры. Невозможно было не кричать – усиливающаяся вибрация Корабля передавалась каждой клетке тела, выжигая разум, разрушая любой, самый жесткий самоконтроль…

И вдруг все закончилось. Корабль перестал дрожать и дергаться, сирена выключилась, в динамике снова защелкал метроном. Я попытался приподняться, совсем забыв про то, что мы пристегнуты к кровати. И тут из селектора раздался голос Адмирала.

– Корректировка курса прошла успешно. Планируемое время начала эвакуации на Гебу – через двенадцать корабельных суток. Все могут вернуться к своим обязанностям.

– Получилось! – завопил Нор, обхватил меня за шею и снова опрокинул на кровать. – У них получилось!!!