Текст книги "Ковчег (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 45 страниц)

Месяц назад я бы убил любого, посмей он проделать со мной нечто подобное. А с Веном только хихикал и брыкался, как мальчишка. Но я все равно должен был отплатить. Просто обязан. За то, как он со мной обращался. Как бесцеремонно взвалил на плечо и шлепнул по заду. Как бросил на постель. Как из неистово-страстного сделался вдруг нежно-осторожным, словно я стал до ужаса хрупким. Как не разрешил к себе притрагиваться, а сам забрался везде где можно… вернее, где нельзя – никому, кроме него. Как целую вечность мучил неспешной лаской, еле прикасаясь и вынудив просить. Как потом заставил кончить, сам даже не раздевшись. За то, как я кричал – я! кричал! – и за то, как мне все это нравилось.

Я категорически не намерен был такое спускать. И забывать, как даже после оргазма можно чувствовать себя неудовлетворенным и жаждать еще. Того, что вчера казалось немыслимым и неприличным. Того, что неожиданно сосредоточилось в мужчине, рядом с которым у меня замирало сердце. «Ничего больше нет. Никого нет. Ты и я – и все».

Только за эти слова я готов был отправиться в открытый космос ловить сачком мелкие звезды, если Вена позабавит моя выходка.

Он не боялся меня и не отталкивал, кем бы я ни был – пусть даже убийцей или сыном Адмирала. Несколько дней назад я бы снова про себя назвал его балбесом, который не беспокоится о собственной безопасности. Сейчас же мне до тех самых не пойманных пока звезд хотелось закрыть глаза, прижаться и поверить, что и в самом деле никого больше нет.

А еще больше хотелось, чтобы поверил он. И никогда, никогда не отпускал. И никуда не уходил от меня – просто потому, что не в силах оторваться.

Я все еще помнил, как больно слышать «Жил без тебя столько лет, и дальше проживу благополучно». Тем более, сам без Вена жить уже, кажется, не мог.

Я уперся ладонями ему в грудь и убедил лечь на спину. Вен подчинился без сопротивления, с интересом глядя сквозь полуопущенные пушистые ресницы и еле заметно улыбаясь. Но я решительно не собирался думать о том, кто и сколько раз до меня задавался целью доставить ему удовольствие. Сейчас он был со мной, и мне необходимо было доказать, что сокровище достойно своего сейфа. Или будет достойно – когда наберет достаточно опыта.

Я подтянулся к нему и начал с поцелуя, потому что мне показалось, что мы уже жуть как долго не целовались, и его губам пора вспомнить вкус моих. А когда поцелуй закончился, потребовал:

– Закрой глаза.

Так было проще – если Вен не подглядывал. Это случалось уже несколько раз, когда он спал, а я… а я мечтал, чтобы не спал. И, похоже, теперь сбывалось – все действительно происходило по-настоящему. В самом деле. Можно было трогать, и ласкать, и целовать, и облизывать, не боясь, что вот сейчас он пошевельнется, откроет глаза – и все закончится. И придется делать вид, что ничего подобного даже не намечалось.

Я прикоснулся к ямочке между ключицами, погладил ее, наслаждаясь, а потом повел ладони к плечам. Губами прильнул к шее Вена чуть в стороне от кадыка, оставляя маленькое розовое пятно – совсем такое, какими в прошлый раз наградил меня он, и про которые я совершенно не подумал, когда выходил из флата. Я не стеснялся их, нет. Просто оказался не готов к тому, что они так быстро разгласят общественности наличие у меня интимной жизни.

Я целовал и гладил, гладил и целовал бледное тело, облизывал и розовые сморщенные соски, и широкую грудь, и ребра, и подтянутый живот. Я добрался до золотистых волосков в паху, прошелся рукой по горячему члену, кинул опасливый взгляд вверх, проверяя, закрыты ли у Вена глаза, и только после этого взял головку в рот.

Ощущения были… непривычные. Никогда не сосал таких больших и несладких леденцов. Но гладкая головка не была неприятной на вкус, а катать ее между языком и небом, стараясь не задеть зубами, оказалось даже интересно. Я пропустил ее глубже, чтобы захватить еще немного плоти, помогая себе правой рукой, а левой стал настойчиво поглаживать яички, перебирая их в пальцах. Нет, далеко в горло, как это делал Вен, я взять не сумел, к тому же упругие волоски лезли в нос, и их то и дело приходилось отодвигать, заодно прокатывая в ладони ствол, но я старался. И настолько увлекся, что забыл поглядывать вверх. А когда почувствовал движение и поднял глаза, то замер, не размыкая губ – Вен приподнялся на локтях и смотрел на меня так… так… ну, в общем, в первый раз он так смотрел. Даже утром смотрел по-другому – из тех взглядов, что я помнил, конечно.

– Иди сюда, – прошептал он.

И я, словно загипнотизированный, тут же пополз выше, ощущая, как мой уже вставший пенис мгновенно переходит в состояние полной заинтригованности.

Не дожидаясь, пока я доберусь, Вен ухватил меня и подтянул к себе, укладывая рядом и целуя. Пока я задыхался от бурно нахлынувшего возбуждения, согнул мою ногу в колене и вновь проник пальцами в анус. От неожиданности я задохнулся, едва они задвигались внутри, лаская. Когда он успел нанести смазку, я даже не понял.

– Держись, – шепнул мне в ухо Вен, еще немного поворачивая набок, и я послушно вцепился в матрас перед собой.

А он вытащил пальцы, приподнял мою согнутую ногу и вошел – сначала одной головкой. Той самой – гладкой и чуть солоноватой, которую я минуту назад пробовал на язык. Почему-то от осознания этого стало так жарко и мало, что я едва не заскулил, но вовремя прикусил губу.

А Вен, просунув одну руку мне под шею и обняв, осторожно двинулся вперед. Я нетерпеливо толкнулся навстречу, стараясь насадиться до конца. Вен ахнул, едва не выпустив мою ногу, и прижался губами к моему затылку.

Мы полежали немного так, пока я привыкал к тому, что он внутри, что я сумел его принять, что у меня нет никаких неприятных ощущений, а наоборот – одни только приятные. И вдруг Вен двинул бедрами, потом еще раз, туда-сюда, приноравливаясь. Я с готовностью откликнулся на эти движения, и тут меня прошило таким спазмом удовольствия, что я вскрикнул. Вен прижал меня к себе сильнее, я еще раз дернулся навстречу, получил новую вспышку внутри, и перестал соображать окончательно. Я рвался то к нему, то от него, наращивая темп, прогибаясь до сведенных лопаток. Отвернул голову и закусил подушку, чтобы не орать. Потом закинул руку назад и ухватил его за бедро, притягивая Вена ближе, побуждая входить еще сильнее и глубже, выколачивая из меня дух. Простыня под нами собралась складками, в моих отключившихся мозгах крутилось только «Да!» и «Еще!», а сердце готово было выскочить из груди. Я не выдержал, выпустил подушку и все-таки закричал, забрызгивая спермой пальцы и простыню, чувствуя, как позади меня Вен тоже содрогается в оргазме, напоследок входя мощно и глубоко. Чтобы я еще нескоро забыл, как это – быть с ним, принадлежать ему, отдаваться до самого последнего, самого тайного уголка.

Впрочем, с сегодняшнего утра у меня и так исчезло желание что-либо от него прятать.

45

Что-то я еще успевал ему шептать – какие-то глупости, абсолютно мне несвойственные. Какой он чудесный, замечательный, смелый мальчик. И как я его люблю и никогда никому не отдам, пусть хоть весь Корабль развалится на части. Что он мое счастье, моя радость, моя маленькая звездочка… Глупости, в общем. Которые я не мог не говорить, потому что так оно все и было на самом деле.

Лежать в обнимку после оргазма было очень приятно. Я целовал теплую макушку, гладил расслабленный живот липкими пальцами, а Нор тихонько и довольно посапывал, устроившись на моем плече. Я бы провел так целую вечность, но мне невыносимо хотелось пить и есть. Нору тоже хотелось, его зверский голод ощущался как что-то пряное и сладкое. Вроде миндальной эссенции.

Я приподнялся, коснулся губами розовеющей раковины уха, прошептал:

– Голодный?

– Да-а-а, – как-то очень томно протянул Нор.

И хихикнул. Повернулся, обхватил меня, ткнулся носом в грудь. Жаль, что я не мог усилием воли перенести на кровать термосы с едой и тоником. Поэтому только вздохнул, высвободился из рук Нора, извиняюще поцеловал теплые сухие губы.

– Лежи, я сейчас принесу.

– Будем есть в постели? – он сделал круглые глаза. – Кошмар! Какое свинство. А заляпаем все?

– И так все заляпали, – я засмеялся. – Ляпом больше, ляпом меньше.

Я вытащил из-под него подушки, кинул так, чтобы можно было сидеть, опираясь на переборку. Хорошо, что спальник Нор убрал, и кровать стояла на прежнем месте. Так было намного удобнее.

Пока Нор прилаживался, как лучше сесть (зад у него все же слегка побаливал, хотя и не сильно), я встал, вытряхнул кашу из термоса в миски, налил в стаканы тоник, подтащил стол ближе к кровати и устроился рядом с Нором. Прикрыл одеялом его голые ноги, поправил подушку за спиной.

– Болит?

– Ну так, – Нор смущенно хмыкнул. – Немножко.

– Поедим, ты помоешься, и я тебе помажу там, – сказал я. – Хорошее лекарство, по себе знаю.

Он опять округлил глаза, и я улыбнулся его удивлению.

– А ты думал, я никогда снизу не бывал? Глупыш.

Наверное, он искренне считал, что так оно и было. Потому что неверяще покачал головой и ухватил ложку. Потом, наверное, вспомнил про Бена, свел брови к переносице и погрозил мне кулаком, чуть не уронив миску.

– Даже думать не хочу!

Я перехватил его кулак, поцеловал низ мгновенно разжавшейся ладошки.

– Это было давно, малыш. Восемь лет назад. Давно и недолго, так что забудь. Я и правда был тогда влюблен, но Бена невозможно долго любить. У него на уме один секс, а все остальное не имеет значения, в том числе и чувства.

– А для тебя имеет? – Нор облизал ложку. – Вот Лейн… Там были чувства?

– Не знаю, – я тоже взял со стола миску. – Какие-то были, наверное. Хотя больше привычки и желания, чтобы кто-то находился рядом. Тяжело возвращаться из рейда в пустую каюту. Хочется, чтобы кто-то ждал. С ним было неплохо, с Лейном.

Нор насупился, хмуро глядя на меня.

– Вен, а если бы не я… ты бы пустил Лейна обратно? Ну, после Дорсета?

– Нет, – я покачал головой. – Или мое, или чье угодно. Тем более, когда я знаю, что он сам этого хотел. Я ему казался слишком скучным.

– Но тебе же с ним было "неплохо"?

– Неплохо, малыш, – это не чувства. Всего лишь состояние, когда с кем-то вместе удобно, но вполне можно и обойтись. Он ведь не жил здесь постоянно. Приходил, когда я звал, или когда он сам хотел прийти. Иногда оставался надолго, иногда прибегал вечером и убегал утром. Иногда я сам его выставлял вон.

– Мне некуда уходить… вон, – сердито сказал Нор и отодвинул пустую миску.

И все же он сердился… не всерьез. Это тоже очень хорошо чувствовалось. Так что я просто обнял его одной рукой и притянул к себе.

– А кто тебя отпустит? Если бы я мог, я бы вообще никуда отсюда не выходил – остался бы тут навсегда. С тобой.

– Правда? – он вздохнул и потерся об меня щекой. – Жаль, что ты не можешь.

– Жаль, – я не глядя поставил свою миску на стол и обнял Нора уже двумя руками. – Но что поделать. Ты ведь сам знаешь – надо.

Мы посидели так какое-то время, я покачивал его, думая о том, как нам все-таки повезло. Ведь могли прожить всю жизнь – и никогда не встретиться. Даже не узнать о существовании друг друга. О том, как это – быть счастливыми. Хотя – кто знает? – может быть, Нор нашел бы себе кого-то там, наверху. И считал, что настоящее счастье с ним, а не со мной. А я жил бы с Лейном или с кем-то еще – и тоже думал бы, что счастлив.

Я не заметил, когда Нор уснул. Просто его тело в моих руках обмякло и потяжелело. С раскаянием подумал, что опять забыл про лекарство, и утром Нору будет больно и неприятно двигаться. Но будить его, сладко спавшего у меня на груди, совершенно не хотелось. Я улавливал какие-то отголоски его сна – полного неги и покоя, и мне казалось кощунством вырывать Нора из этого блаженного состояния.

Я одной рукой аккуратно вытащил из-за спины подушки, кинул их в изголовье кровати. Так же осторожно лег, не отпуская Нора, натянул на нас одеяло. Закрыл глаза и тоже провалился в сон.

Нор замечательно научился лазать по лифтовой шахте: быстро и ловко, как заправский рейдер. Повиснув на арматуре, я с улыбкой смотрел, как он, опередив меня на добрый десяток футов, поднимается все выше и выше, к последней площадке.

Воспоминание о ловушке всплыло в голове совершенно неожиданно. Я вцепился в железо и хотел крикнуть Нору, что дальше нельзя, дальше – смерть. Но не успел издать ни звука: вспыхнула невидимая до этой секунды лазерная сеть.

Нор падал, как и Тор, – согнувшись, прижав ладони к обожженной груди и сгоревшему лицу. Я вытянул руки, пытаясь его поймать, но тело проскользнуло в дюйме от моих пальцев и продолжило свой медленный полет в темноту. Я хотел прыгнуть следом, потому что жизнь без Нора не имела смысла, но никак не мог отстегнуть карабины. Они были запаяны на арматуре, а я рвал их изо всех сил и кричал, кричал…

– Вен! Вен! Ты что?

Я открыл глаза и увидел перед собой перепуганного Нора. Он тряс меня за плечо, пытаясь разбудить. Я так обрадовался тому, что он жив – не попал под удар лазеров, не сорвался, это только кошмар – что прижал к себе и принялся целовать, как сумасшедший. Молча, не отвечая на его вопросы – что случилось и почему я так кричу во сне.

46

Вен звал меня – стонущее, почти плача. Я испуганно подскочил и затряс его за плечо. Проснувшийся Вен, ничего не объясняя, принялся меня целовать. И через пять минут я забыл о том, как перепугался, когда услышал его крик.

Кажется, кошмары теперь обеспечены нам обоим. Поэтому здорово, что у нас есть замечательный способ избавляться от их последствий…

Впервые я чувствовал себя одновременно настолько потным, грязным, липким, оттраханным и счастливым. Прижимался к плечу заснувшего Вена и думал, что теперь он не посмеет сказать, будто со мной ему «неплохо». Меньше, чем на «очень хорошо», я ни за что не соглашусь. А ждать умею не хуже, чем все остальные. Может, даже и получше кое-кого. И пользы от меня больше – я, к примеру, лечить умею. Уж Вена-то точно…

Его волосы щекотали мне шею, дыхание согревало щеку, и даже во сне он меня не отпускал. А я размышлял, что за то состояние блаженства, которое я сейчас испытываю, можно простить дылде даже «чудесного мальчика» и «маленькую звездочку». Если он думал, что я ничего не слышал и не запомнил из его откровений, то глубоко заблуждался.

Он меня и старше-то всего лет на семь, а то подростком обзывается и вводит в печальные размышления о невозможном, то вот теперь низвел до уровня несмышленого малолетки… С другой стороны – «малыша» я пережил, к «мелкому» привык, может, и «мальчика» стоит спустить на тормозах?.. Если дылда, конечно, не станет им злоупотреблять.

Я потерся об него щекой, убрал волосы с лица, чуть-чуть полюбовался на очертания припухших губ, резкие высокие скулы, открытый широкий лоб и решил, что хватит упиваться приятными глупостями, пора вставать. Мне еще предстояло хорошенько отмыться, провести лечебный сеанс наедине с волшебной мазью Блича, проследить за засосами, заглянуть в лазарет и только потом попасть к Гренделю.

Я осторожно выбрался из рук Вена и из смятой постели, печально посмотрел на свою рубашку и брюки на полу… Похоже, они пришли в совершеннейшую негодность. Вот и еще одно дело – успеть добраться до склада и переодеться во что-нибудь более приемлемое для визита к главе клана. Тут же вспомнилось, что приличный внешний вид меня ни от чего не спасет – ведь Грендель заберется ко мне в голову, – и я покраснел, на секунду вообразив, какие картинки его там ждут.

Подобрал с пола наши вещи, и тут заметил в углу, возле входа, несколько пакетов. Точно, Вен же вечером зашел с ними в руках, а я, пришибленный находкой радара, даже не поинтересовался содержимым. Распаковав стопку, я обнаружил, что на склад мне уже не надо – Вен позаботился о моей одежде.

«Плазмопатрон мне в задницу! – как наяву прозвучал в моих ушах голос Бена. – Да ты, никак, за ним ухаживаешь?». Ухаживает, – улыбнулся я в полутьму каюты, – еще как ухаживает! – показал воображаемому Бену язык и отправился мыться.

Я тихонько постучал в дверь лазарета, ожидая, что на пороге появится Блич. Однако за отъехавшей створкой стояла женщина в белом халате, накинутом поверх легкого комбинезона.

– Здравствуйте, – немного растерялся я. – Я… навестить. Раду. Можно?

– Заходи, – согласилась она. – Рада уже проснулась. Ты Нор, да?

– Угу, – кивнул я и шагнул через порог.

– А я Нора, – она протянула мне руку. – Будем знакомы, почти-тезка.

Не знаю, научусь ли я пожимать женские руки. Когда я аккуратно беру в ладонь тонкие пальцы, тянет поднести их к губам и легко прикоснуться – как привык. А женщины в ответ смотрят так потрясенно… Вот и Нора немного растерялась.

– Вы подруга Айвана, да? – решил я сгладить неловкий момент. – Он про вас рассказывал.

– Правда? – она удивленно улыбнулась. – Все мужчины – страшные сплетники. Делился трудностями семейной жизни?

– Нет, что вы, – пошел я на попятную. – У нас просто разговор зашел… о различиях в отношениях, – я покраснел. Только бы не спросила, о каких именно различиях. Как мне тогда ей объяснять?

Но Нора, слава Пространству, заговорила о другом.

– А почему ты обращаешься ко мне на «вы»? Я не настолько старая. Вроде, с Айваном у вас разница в возрасте даже больше, а его, насколько я в курсе, ты не стеснялся называть на «ты».

– Не знаю, – пожал я плечами. – От уважения, наверное. Вы красивая. И доктор.

Она правда была красивая – палевые кудрявые волосы собраны в пучок на затылке, только пара прядок завивалась на висках. А миндалевидная форма глаз придавала круглому лицу загадочность, которую, впрочем, периодически рассеивала добродушная улыбка. То, что Нора в положении, было уже заметно – небольшой круглый животик натягивал халат, и в облике сквозила непередаваемая мягкость, свойственная будущим матерям.

– Ну, как я понимаю, ты тоже имеешь отношение к врачеванию. Так что давай переходить на «ты», коллега.

– Давай… те, – согласился я. Все-таки сразу не получалось.

– Ладно, проходи в палату, только не шуми – Бен еще спит.

Я направился через приемную к знакомой комнате.

Рада лежала на той же кровати и, кажется, в той же позе – разве что глаза теперь были открыты.

– Привет, – прошептал я, устраиваясь на стуле рядом. – Ты как?

Я не ожидал, что она ответит. Но Рада разлепила сухие губы и произнесла:

– Никак. Как будто у меня вынули сердце. Ты бы смог жить без сердца, Нор?

В когда-то сияющих, а теперь тусклых зеленых глазах не отражалось ничего. Только больничный потолок.

– Не смог бы, – честно ответил я. – Но тебе дали второе сердце. И оно не сможет жить без тебя.

– Ты о ребенке? – равнодушно спросила Рада. – Мне все кругом только о нем и твердят: «Думай о ребенке, думай о ребенке». А чего о нем думать? Его еще нет. А Тор был, и он… – она резко замолчала.

Я боялся увидеть, как обращенные к потолку глаза заблестят, наполняясь слезами, поэтому торопливо зашептал:

– Как это нет? Кто тебе сказал, что нет? Я вчера с ним, между прочим, разговаривал! Неужели ты думаешь, я настолько идиот, что стану разговаривать с тем, кого нет?

– С ним? Разговаривал? – она чуть повернулась ко мне, машинально положив ладонь на живот.

– Ага, – довольный успехом, продолжал я. – Поговорили с ним по-мужски. И, вообще-то, я обещал, что его тут будут носить на руках и целовать пяточки. Это мне что теперь – забирать свои слова обратно?

– Целовать пяточки, – растерянно повторила Рада. – Он… он… мальчик?

– Ага, – обрадованно закивал я. – Боевой такой пацан. С хвостом, правда, пока, но это ерунда – позже отвалится.

Я нес какую-то невообразимую чушь, однако, похоже, она действовала, потому что Рада слушала и реагировала, а это было хорошо.

– Я ему прямо так и заявил вчера: его тут ждут и уже любят, а теперь что выходит? Родная мама считает, будто его нет! Я бы на его месте обиделся и ушел в глухую несознанку. И отказался бы расставаться с хвостом!

– Мама, – прошептала Рада, – я – мама, а Тор… – она вдруг посмотрела на меня совершенно больными глазами, приподнялась, потянулась ко мне, уткнулась в рубашку и тихо заплакала.

Я беспомощно поглядел на Нору, стоящую на пороге, но она сделала мне знак, мол, все в порядке, ободряюще кивнула и скрылась в приемной.

Я осторожно погладил Раду по волосам, обнял за плечи, вспоминая, как мы сидели в обнимку трое суток назад, после чего я отвел ее к Тору – счастливую и обнадеженную. Теперь все было иначе. Мне некуда было ее отвести и нечем обрадовать. Зато самому вдруг оказалось и куда идти, и кому радоваться, и из-за кого испытывать невероятные ощущения, когда в груди поет сердце… а сидеть приходится очень аккуратно, на одной половинке задницы.

– Мне очень, очень жаль, что ты не успела в полной мере порадоваться своему счастью, – глухо проговорил я. – Я тебе сочувствую, и если могу чем-то помочь… мы с Веном можем чем-то помочь, – тут же поправился я, – ты только скажи.

– Мы с Веном? – Рада подняла заплаканное лицо и отпустила мою рубашку. – Так это правда, что ты с ним?

Ну вот, и сюда уже донеслось. Зря я возился перед зеркалом, тщательно закрывая шею воротником. Но не врать же, когда она спрашивает.

– Да, – признался я и, понимая, как неуместно сейчас начну сиять, опустил глаза в пол.

– Дождался, значит, белоголовый своего часа, – раздался знакомый сонный голос с соседней койки. – Уже, небось, и соблазнить успел?

Я покраснел, бросив на Бена уничтожающий взгляд. Нашел тоже, о чем вести беседу при девушке!

– Значит, успел, – удовлетворенно протянул Бен. – Зря ты, мелкий, так быстро сдался. Надо было меня подождать, пока я окончательно поправлюсь. Я же говорил – лучше меня никто не справится с приобщением новичка к плотским утехам. Хоть Вен, конечно, и мой ученик, но ведь учитель всегда знает больше ученика, а?

– Меня все устроило, – процедил я, упрямо не поднимая головы.

Хотелось немедленно провалиться сквозь пол. Вот тебе и пришел к девушке, утешил… Черт бы побрал этого озабоченного типа.

И тут меня осенило. Я встал со стула, пристально вгляделся в ухмыляющуюся физиономию Бена, который по грудь оставался укрыт покрывалом, подошел и положил ладонь ему на голое плечо. Он дернулся, но я сжал пальцы сильнее, не выпуская, разворачивая набок, и едва он поддался, опустил вторую руку на шею сзади. Тыльную сторону ладони защекотали короткие рыжие лохмы. Больше Бен дергаться не стал, и я сумел его прощупать.

Конечно, как я и думал: повреждение спинного мозга привело к расстройству половой функции. То-то, верно, переживает, зар-раза!

– Знает – не значит «может», – негромко оповестил я Бена, не удержавшись от маленькой мести. – В таких вещах практика важнее теории.

И пока он захлебывался возмущением, провел по напряженной спине вниз, уговаривая мышцы расслабиться, уменьшая давление в межпозвоночных дисках, потом помог кровеносным сосудам немного расшириться, увеличивая снабжение паховой области. Даже удивительно, насколько легко у меня это получилось. Впрочем, я ведь привык лечить мамину больную спину. А здесь было немногим сложнее.

– Но если ты прекратишь меня подкалывать, – коварно продолжал я, даже сквозь полотно покрывала ощущая, как теплеют поясничный и крестцовый отделы, – думаю, тебе удастся подцепить еще пару-другую учеников. А вот если не перестанешь…

Бен явно почувствовал мои манипуляции, поскольку перестал выглядеть возмущенным, а когда я его отпустил, сел в кровати и, смиренно сложив руки перед грудью, пропел:

– Прости меня за неучтивость, о великий и несравненный целитель Нор! – потом встал, закутался в простыню и величественно удалился в сторону душевой.

Я обернулся и поймал отблеск улыбки на лице Рады. Кажется, ее забавлял этот великовозрастный ребенок.

– Мне пора, – виновато сказал я ей, боясь услышать что-нибудь вроде «Счастливый никогда не поймет несчастного».

Это, конечно, отчасти было правдой. Потому что мне оставалось доступно то, чего лишилась она – обнять любимого, прижаться, поцеловать. Но я испытал такую же боль – вчера, когда думал, что потерял Вена. И прекрасно понимал, как Рада себя чувствует.

– Иди, – согласилась она. – И попроси от меня прощения у Вена.

– За что? – вытаращился я.

– Он знает.

Она не стала откровенничать, а я не настаивал. Просто кивнул и вышел.

Сегодня в столовой очереди тоже не наблюдалось. Но я, кажется, просто рано пришел. Кроме Тамира, проворачивающего поварешку в большом чане, около стойки стоял только Лео. Я с грустью посмотрел, как мало каши в их двух термосах. А ведь это на троих детей и на беременную Лику. И сахарных сухариков на стойке лежало совсем немного. Я на них даже покушаться не стал. Может, кому-то из малышей больше достанется.

– Тебе на двоих? – хмуро поинтересовался Тамир.

– Да, – кивнул я.

И пока Тамир наполнял для меня емкости, поздоровался с Лео. Тот не спешил уходить со своей тарой, глядя на меня.

– Привет, – ответил он, и тут же поинтересовался: – А ты знаешь, что вчера Вен из-за тебя дрался?

– Дрался? – поразился я. – Когда?

– Да вечером, вот тут, в столовой, – с готовностью откликнулся Лео, не обращая внимания на знаки, которые подавал ему Тамир. – Лейн ляпнул, что ты лазутчик верхних, а Вен ему бац – и в морду. Тот повалился на Дорсета, шум, суета, все думали – сейчас ой чего начнется, но не началось. Знаешь, какой Вен страшный, когда разозлится?! Жуть! Но тут Дар как раз появился. И вся дорсетовская компашка сразу раз – и совсем хвосты прижала. А Михась как услышал про все это, говорит – не стану больше с Дорсетом в Лабиринт ходить, он противный. А ты тоже его считаешь противным?

– Лео! – не выдержав, оборвал мальчишку Тамир.

– А чего «Лео»? – тот возмущенно взмахнул рукой. – Вы, взрослые, всегда столько разных трудностей придумываете. А я знаю, что вам с Ликой интересно. И мне интересно. И Михасю интересно. Поэтому я не буду мучиться и спрошу – Нор, Вен же больше не любит Лейна, да?

Я в растерянности пожевал губу.

– Ну-у… наверное, нет.

– Он тебя любит, правда?

– Лео! – шокированно повторил Тамир.

– Да, – твердо ответил я. – Вен меня любит.

– А ты его? – тут же отреагировал въедливый мальчишка.

– И я его тоже, – вслух признал я перед почти посторонними людьми.

Тамир прерывисто выдохнул, непонятно уставившись на меня.

– Значит, ты его не будешь обижать? И на противного Дорсета не променяешь?

Я засмеялся, прижал приставале пальцем нос, от чего он возмущенно фыркнул, и пообещал:

– Я очень постараюсь не обижать Вена. И уж точно никогда не променяю на противного Дорсета. Можешь не переживать, кнопка.

– Вот видишь! – тут же обернулся Лео к брату. – А вы бы еще кучу времени гадали и мучились. А надо было просто спросить! Делов-то!.. Нор, а ты Вена будешь к нам иногда отпускать? Он меня учит разным приемам, чтобы я умел себя защищать, а с Михасем они все скучные схемы Корабля разглядывают, но Михасю нравится…

– Как только Вен найдет время и соберется – он весь ваш, – заверил я, взял со стойки свои термосы, поблагодарил Тамира и пошел к выходу.

– Нор, – окликнул меня Лео уже в дверях. Я оглянулся. – Ты тоже приходи, ладно? У меня есть одна штуковина, я ее у Лина выменял, потому что она не работает и ему уже не нужна. Раньше она моргала и поворачивалась, а теперь не моргает и не поворачивается.

– Лео, да что же это такое! – возмутился Тамир.

– Ладно, – сказал я, – приду. Посмотрим, почему больше не моргает.

– И не поворачивается! – уточнил Лео.

– И не поворачивается, – согласился я и вышел, улыбаясь.

Так и шел с улыбкой на лице. Редкие прохожие смотрели недоуменно, кое-кто – даже с опаской. И постепенно мои губы перестали глупо растягиваться. Наверное, это и правда было странно – улыбающийся чужой человек с термосами, про которого только вчера один из клана сказал, что он лазутчик верхних, а другой в ответ его ударил. И как понять – кто обманывает, а кто нет? Кому верить, если голод действительно пришел после того, как им на головы свалился я?..

Вот когда впору пожалеть, что уродился таким неконтактным и нелюдимым. Ведь и тут Грендель оказался прав, посылая меня общаться с молодежью. Чужое и неведомое пугает больше, чем примелькавшееся и понятное.

Но я абсолютно не представлял, о чем разговаривать и как себя вести с другими жителями Даунтауна. Скорее всего, если я начну тужиться и изображать из себя рубаху-парня, получится только хуже – люди от меня вообще шарахаться начнут, подозревая нехорошие цели, с которыми я пытаюсь пролезть к ним в доверие. Мне ведь даже с рейдерами не удалось наладить контакт, а мы больше суток провели бок о бок. Говорят, совместно пережитая опасность сближает. Но я не чувствовал никакой близости. Только с Веном, а с ним у меня и до рейда все было не так, как с прочими.

Я добрался до флата, вошел, поглядел на сопящего Вена, обнявшегося с подушкой, поставил термосы на стол и загляделся на своего… ну да, любовника.

Слово отдавало сладостью, желанием, взрослой жизнью и даже, почему-то, ответственностью. Может быть, потому, что раньше я никому и ничем не был обязан, жил сам по себе, сам о себе заботился, сам за себя отвечал и мог ни о ком не беспокоиться. А сейчас уже не мог.

Еще вчера утром, даже будучи влюблен, я оставался свободен. Это были мои личные чувства, пусть даже они делали меня несчастным. Но я один нес за них ответственность. Теперь, когда «я» превратилось в «мы», все изменилось. Это наверху я мог посещать женщин трижды в неделю, хоть каждый раз новую, заниматься сексом в целях пользы для здоровья и продолжать оставаться сам по себе. Даже Адмирал, в нарушение закона приходящий к маме по ночам, все равно не отвечал ни за нее, ни за… ни за кого из нас – только за себя.

А здесь, начиная (в нашем случае – продолжая в новом качестве) жить вместе, люди переходили на какой-то иной уровень отношений. Я не умел его достигать и с ним справляться, но точно собирался попробовать. Поскольку отпустить Вена и вернуться к прежнему состоянию, когда каждый из нас был сам по себе, страшно оказалось даже представить. Любовник – это не тот, кто услаждает твое тело… вернее, не только услаждает, поправил я сам себя, розовея от яркого утреннего воспоминания и ощущая, как приятно потянуло ниже спины… он еще проникает в душу.

Без вопросов, в Даунтауне тоже просто удовлетворяли сексуальные потребности, не имея никаких планов друг на друга, кроме того, чтобы переспать. Но у нас с Веном ведь было не так. Иначе он оставил бы себе Лейна, правда?.. И я не хотел отказываться ни от чего, что сулило мне наше постоянное «не так».

Впрочем, возможно, только мое? Это мне было в новинку любить. Это я был неопытен и неуклюж, не умея осознать и выразить свои чувства. Это у меня замирало сердце от того, что теперь не запрещалось трогать руками – все и везде, без ограничений. И это для меня стало откровением, что и ко мне можно прикасаться где угодно и делать со мной что угодно. У Вена такое случалось и до меня. Причем не один раз.