Текст книги "Ковчег (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 45 страниц)

Я хотел промолчать, но бес дернул меня за язык, и я от всего сердца пожелал Нору место около общей душевой.

Мелкий оказался умнее меня – только глянул так, что я прикусил губу и отвернулся. Потом щелкнул пультом, включая визор, напрочь забыв, что в нем нет кристалла. Экран пошел серыми пятнами, я смотрел на него несколько секунд, не понимая, в чем дело. Потом чертыхнулся, встал, вытащил из ящика шкафа первую попавшуюся коробочку и сунул кристалл в приемник.

Только мне могло так повезти – это оказался давным-давно взятый мной в синематеке порнофильм. С парнишками, да. Без титров, без начала и без конца. Голый секс самого откровенного вида.

За спиной раздался задушенный всхлип, и я замер, боясь услышать, как снова хлопнет дверь. Надо было бы выключить, но меня словно заморозило, и я пялился в экран, плохо понимая, что там происходит.

Чего я не мог предвидеть – так это пролетевшего над моим плечом стакана, который врезался точно в центр визора, заляпав экран остатками тоника. Осколки и бурые капли напитка брызнули во все стороны, изображение мигнуло и погасло.

– Псих, – сказал я, когда ко мне вернулся голос. – Не нравится – не смотри. Зачем ломать-то?

– Это ты псих озабоченный! – заорал Нор, и меня окатило такой волной злости и растерянности, что я даже пригнулся. – Ни о чем другом думать не можешь, да? Только об этом? Как… как животное!

Очень хотелось заорать в ответ, что да – не могу. С того самого времени, как он поселился тут, у меня. Спит на полу, дышит, пахнет лимонными леденцами. Целуется с моей сестрой, влипает в разные неприятности. Касается теплыми пальцами, сопит в плечо, лечит без разрешения…

– Да, – сказал я, – как животное. Я мутант, урод, низшее существо для таких, как ты. Живу инстинктами, боюсь голода и хочу секса. Доволен? А теперь заткнись.

Пока собирал осколки, порезал палец. Машинально сунул его в рот, слизывая кровь. Мелкий забился в угол и оттуда угрюмо следил за мной. Я собрал с постели заляпанное тоником белье, запихал в утилизатор. Затем отсоединил от переборки погибший визор, с минуту размышлял, стоит ли доставать из его внутренностей кристалл, плюнул и отправил следом за бельем. Слава Пространству, в синематеке достаточно большая коллекция, а это все равно копия.

Перестелив постель, я забрался под одеяло. Спать не хотелось – я весь день сегодня дремал под действием микстуры Блича. Идти куда-то… тоже не хотелось. Ничего не хотелось, честно говоря. Особенно сейчас, когда Нор сердился, и на меня его состояние давило не хуже, чем мешок с клетчаткой – на плечи.

Я подумал, что мелкий, вообще-то, такой же мутант, как и я. Только разве его кто-то назовет низшим существом и животным? Аккуратный, подтянутый, образованный. Правильный со всех сторон. Знает и умеет в сто раз больше меня. Конечно, я не виноват, что родился в Даунтауне. Может быть, родись я наверху, тоже бы многое знал. Ходил бы коротко стриженый, учился в офицерской школе…

Мне даже смешно стало от подобных предположений. Не учился бы я там ни дня. Взяли бы меня верхние за шкирку и кинули вниз, в атриум, туда, где место таким, как я. Непонятно, каким образом там Нор столько времени продержался, но и его в конце концов вышвырнули.

Лежать и рассматривать потолок оказалось невыносимо скучно. Нор недовольно гремел какими-то болтиками и винтиками, а мне заняться было абсолютно нечем. Поэтому я встал, снова оделся и вышел из каюты, направляясь на склад. То, что уже вечер, меня не смутило – Фиалка жила при складе, так что я вполне мог у нее выпросить новый визор.

Конечно, она разворчалась. Обозвала меня разгильдяем и разрушителем, я только покаянно развел руками. Ну не мог я ей сказать, что это Нор разбил мой визор.

Выдав новый аппарат, Фи потащила меня к себе в каюту пить тоник с сухариками. Ну и сплетничать, само собой. Точнее, рассказывать мне последние новости кланов. Она всегда была в курсе всего, что происходило.

Вот от нее-то я и узнал, как сильно ошибся. Новость о беременности Рады меня пришибла не хуже разряда шокера. Значит, она опять с Тором? И Нор тут совершенно ни при чем? А как тогда понимать их поцелуи? И вообще все?

– Мальчик такой хороший, – тем временем умилялась Фиалка. – Раз – и определил у Радочки беременность. И к Тору ее отвел сам, за руку буквально. Она, конечно, потом на всякий случай к Бличу сбегала, тест сделала. И все подтвердилось. Тор мой просто счастлив. Он же думал, Рада его разлюбила. Обижался очень. Эх, вы, молодые, все у вас тяп-ляп – легко сходитесь, легко расстаетесь…

Я слушал ее и чувствовал, как жизнь становится лучше прямо на глазах. Значит, Нор не с Радой. Свободен, сам по себе. И я могу… Нет, не сразу, конечно, но кто мне теперь помешает попытаться?

Бухнула полуночная рында, и я поднялся.

– Спасибо, Фи. За визор, за тоник. Мне пора, завтра в рейд.

– Опять! – охнула Фиалка. – И мальчик пойдет?

– Еще чего, – я взял в руки визор. – Маленький он пока в рейды ходить.

– Правильно, – она сунула мне в пальцы пакетик с сухариками. – Вот. Передай ему сладенького от меня.

В каюте горел ночник, мелкий – естественно – спал в своем мешке. Ладно, пусть спит. Вернусь из рейда – выкину к дьяволу этот меховой кошмар. А отцу завтра скажу, чтобы никакого места в общежитии Нору не искал. Нечего маяться дурью, будет жить у меня. Со мной.

Я поставил новый визор на стол, положил рядом сухарики. Осторожно разделся и лег, стараясь не разбудить Нора. Закрыл глаза и представил себе, как обнимаю мелкого, притягиваю его к себе, касаюсь губ…

По-моему, я так и заснул – улыбаясь от удовольствия.

Проснулся от пыхтения где-то в ногах: мелкий перебирался через кровать. Делал он это осторожно, но все же недостаточно. Настроение было таким же замечательным, как и вчера, мне захотелось сгрести мелкого в охапку, но я притворился, что сплю.

Нор ушел в душевую, я тихо встал, проворно оделся и побежал в столовую за кашей. Мне очень хотелось, чтобы мы позавтракали как раньше, в каюте. Четверть часа у меня точно было, а бегал я всегда быстро.

Возвращаясь с термосами, на минуту встал перед дверью, восстанавливая дыхание, и только потом открыл.

Как я и думал, Нор уже вышел из душевой. Он посмотрел на меня с удивлением, а я пожал плечами и поставил термосы на стол.

– Я собирался с тобой поговорить, но не уверен, что у нас сегодня будет для этого время. Так что позавтракаем здесь.

– О чем поговорить? – угрюмо поинтересовался мелкий, но за стол сел.

– Я сейчас умоюсь и приду, – пообещал я и торопливо пошел в душевую.

Когда вернулся, Нор уже разложил кашу по мисками и налил в стаканы тоник. Визор лежал на кровати, а вот пакетик с сухариками – рядом с термосами.

– Это тебе от Фи, – сказал я. – Помнишь ее? Она очень тебе благодарна.

– За что? – Нор посмотрел на меня с подозрением. – Я ей ничего не делал.

– Фиалка – мать Тора, – объяснил я и сел за стол. – Она очень переживала, когда Рада от него ушла. И сейчас счастлива, что они помирились благодаря тебе.

– Угу, – буркнул Нор и уткнулся в тарелку.

Я понимал: он наверняка расстроен тем, что Рада с другим. И не умеет, как я, оставлять вчера во вчера. А значит, злится. И вообще – я же старше, мне и мириться первому.

– Я вчера погорячился, – вдохнув, признал я. – Незачем тебе никуда уходить. Я не очень умею поддерживать порядок, но постараюсь, если тебя это так раздражает.

Нор упрямо молчал, размазывая кашу по тарелке. Я тоже помолчал, дожидаясь ответа. Потом сказал то, что собирался.

– Я сегодня ухожу в рейд. Постарайся не лезть никуда, хорошо? Кроме Лабиринта, у нас тут еще много чего есть, для новичков малознакомое и неприятное. Снукер, например. Или карты. Почти в каждом случае проигравший попадает в зависимость к победителю. Ты по нашим законам совершеннолетний – значит, никакой защиты у тебя нет. Могут заставить делать все что угодно, даже по кругу пустить. Дорсет не самый мерзкий из тех, кто живет внизу. Есть и хуже.

По-моему, из всего сказанного он услышал только первую фразу. Вскинул на меня свои невозможные глазищи.

– Куда? В рейд? Ты что, совсем сумасшедший? Ты ведь только что из рейда. Ты же… ты же…

Он захлебнулся возмущением, и мне захотелось вытащить его из-за стола, прижать к себе… Я бы так и сделал, наверное, только Нор вдруг вскочил, отшвырнув в сторону стул.

А потом я уже не мог вставить ни слова. Мелкий орал, что я идиот, что таких, как я, надо запирать в лазарете и держать под наркозом, что если я опять вернусь скрюченный, он не будет больше меня лечить, и я могу загибаться хоть сутки…

Тут я тоже разозлился. И тоже вскочил из-за стола.

– Никто тебя не заставлял меня лечить! – голос срывался от обиды. – Никто не заставлял тебя ко мне лезть! Я в твоих услугах не нуждаюсь, понятно? Жил без тебя столько лет и одиннадцать лет в рейды без тебя ходил, слава Пространству, не умер. И дальше проживу благополучно!

Мы орали друг на друга еще минут пять. Пока не прозвенели третьи склянки. Нор замолчал, потом ойкнул, подхватился и заметался по каюте. Ну да – к Гренделю опаздывал.

В дверях он столкнулся с Лейном. На мгновение замер, смерил моего бывшего любовника взглядом – я даже испугался, вдруг опять придушит… дистанционно. Но обошлось: Нор вылетел в коридор, а Лейн, наоборот, просочился внутрь. Выражение лица у него было виноватое, но меня оно совершенно не тронуло. К тому же я все еще был зол – и на него, и на Нора, и на себя за свою неудавшуюся попытку помириться…

– Вен, – пробормотал Лейн и застыл у двери. – Я… поговорить.

– Не о чем говорить! – рявкнул я. – Я тебе уже все сказал.

У него был такой вид… Эмоции Лейна я ощущал очень четко – он был расстроен, перепуган, но при этом совершенно удовлетворен сексуально. По самую маковку. По розовые аккуратные уши под длинными волосами. Я представил, как он трахается с Дорсетом, и злость перешла в какое-то странное чувство гадливости.

– Вен! – снова пискнул Лейн.

А я, в три шага преодолев разделявшее нас пространство, схватил его за ворот:

– Что ты хочешь мне сказать? Что тебе плохо у Дорсета? Врешь. Тебе с ним хорошо, очень хорошо. Ты забыл, что меня нельзя обмануть? Я чувствую все, что чувствуешь ты. Хочешь усидеть одной задницей на двух стульях? Не выйдет, Лейн. Ты свой выбор сделал, когда полез в Лабиринт. Я свой выбор сделал, когда ты оттуда вернулся. Иди туда, откуда пришел.

– Я тебя люблю! – выкрикнул он, но я уже открыл дверь и выпихнул бывшего любовника наружу.

Он долбился с той стороны, а я защелкнул замок, привалился к двери и закрыл глаза. Мне было очень паршиво, но я не привык отступать от принятых решений. Да и не возникало у меня желания отступить.

33

Я был зол, как тысяча чертей. Нет, десять тысяч чертей. Никогда в жизни, кажется, так не злился. Даже на Перкса. А сейчас меня просто разрывало на миллион маленьких Норов и хотелось разорвать еще что-нибудь, куда-то деть одолевающие никому не нужные тревогу, страх, обиду и боль.

И Лейн этот еще – специально притащился, когда меня уже точно не должно быть во флате. Хотя, вроде, на этой неделе он работает в первую смену, а Дар утверждал, будто Дорсет его пасет тщательнее некуда. Не исключено, что сцена у Лабиринта с пощечинами и расставанием разыгрывалась исключительно для нового «хозяина», а на самом деле…

Я подумал о Невене с Лейном – вместе, в нашей каюте, – о пятнах на простыне, которые они оставят, и мне стало еще паршивее. За свои вчерашние мысли, за их позорную сладость, за крохотную надежду, за свою выходку со стаканом. Все это было недостойно офицера, никак недостойно! Но стыд, тоску и желание перекрывало главное: белобрысый балбес опять шел в рейд! Они там точно все рехнулись, с Гренделем во главе!

Я так ему и заявил – прямо с порога, кипя от возмущения.

Он приподнял брови, не вставая из своего любимого кресла:

– Вот как?

– Да! Нельзя так обращаться с людьми! Вы же ничего не знаете! – я кричал ему прямо в лицо, а он оставался невероятно спокоен, точно не к нему ворвался наглый чужой мальчишка и качает права самым бесцеремонным образом.

– И чего же я не знаю?

Я зажмурился, подышал носом и продолжил уже тише, хотя внутри все клокотало:

– Вы не знаете, какой он вернулся в прошлый раз. Не вы его лечили ночью. Ему нужен отдых.

– А фермам нужна клетчатка, – спокойно напомнил старик.

– Но Вен же не железный, в конце-то концов, чего бы он там сам о себе не думал! – снова не выдержал я. – Вы понимаете, что он себя убивает?

– Он гораздо крепче, чем тебе кажется, мальчик, – мягко произнес Грендель.

– Мне ничего не кажется! Я знаю! Понимаете, знаю! Я чувствую!

– Ну-ну, ты еще недостаточно компетентный лекарь, чтобы утверждать настолько уверенно, – негромко проговорил старик.

Мне начинало чудиться, что чем больше я нервничаю, тем невозмутимее становится Грендель. Я опять постарался взять себя в руки.

– Тогда я пойду с ним. С ними, – тут же поправился я.

– Нет, – Грендель даже головой покачал, – не пойдешь.

– Почему? – я очень, очень старался не сорваться.

– Потому что, как показала практика, ты-то как раз гораздо слабее, чем тебе кажется. Прошлый рейд закончился для тебя в лазарете, если я не ошибаюсь.

– Плевать, – решительно возразил я, – я тогда не знал, что именно меня ожидает наверху. Теперь знаю. И буду более осторожен.

– Не знаешь, – Грендель продолжал сидеть передо мной, откинувшись в кресле, глаза излучали безмятежную уверенность, – никто не знает, что и где его ожидает. И дело тут не только в личной осторожности. Хотя я перестал доверять твоей личной осторожности – после Лабиринта.

Я вспыхнул:

– Вы хотите сказать, это наказание такое за участие в Игре?

– Почему наказание? – удивился Грендель. – Это закономерность. Ты продемонстрировал, что недостаточно зрел для серьезного задания. Из-за бессмысленного куража и желания что-то кому-то доказать подверг себя ненужному риску. Как я могу теперь доверить тебе участие в таком важном деле, как спасение Даунтауна?

– Из-за одной глупости… – начал я.

– Одной глупости достаточно, – отрезал Грендель. – Кроме того, ты по-прежнему не слишком полезен как лекарь: твои успехи в лечении невелики, и повторись наверху нечто похожее на случай с Беном – нет гарантии, что рейдеры не вернутся с двумя трупами на руках.

– Бен жив! – выкрикнул я. – И я тоже!

– Случайность, – пожал плечами старик. – Кроме того, ты сам вчера признался мне: любой верхний житель может узнать тебя в лицо, немедленно убить и поднять тревогу. Выходит, с твоим участием опасность для рейдеров повышается. Я не собираюсь добавлять риска в и так рискованное предприятие – я берегу и уважаю своих людей, что бы ты там ни навыдумывал, Аденор Раду. И я не сумасшедший – сумасшествием как раз было бы отпускать с рейдерами неуравновешенного подростка, который врывается в мою каюту и вопит на человека во много раз старше него – и по годам, и по положению.

У меня оставался последний довод:

– Если я не пойду в этот рейд, любой сможет сказать, что я действительно трус. Все решат, будто вы не пустили меня из-за того случая… ну, из-за кордегардии.

– Твои трудности, – оборвал меня Грендель, – тебе с ними и справляться. Учись разбираться с людьми и добиваться их уважения без кулаков, Лабиринтов и рейдов. И отвечать за свои поступки, разумеется.

– Разве я не отвечаю? – спросил я, глядя в сторону. – Но можно, я буду отвечать после того, как схожу в рейд с Невеном?

– Нет. И я не собираюсь повторять и объяснять что-то дважды. Ты и так отнял много времени от своего урока, Аденор Раду. Приступай к обучению. Я уже говорил: здесь твоя задача – договориться со своими способностями и приносить пользу клану. Поэтому работай, мальчик. Ты знаешь, что делать, – а потом добавил чуть мягче: – У каждого из нас своя работа.

Следовало признать, что ума у меня не больше, чем у дылды, который в прошлый раз побежал спорить с Гренделем. Надо было заткнуться после первого же его «Нет». Начальство везде одинаковое, и я это знал. Какого дьявола меня потянуло возражать и уговаривать – неясно абсолютно.

И все-таки старик, конечно, поступил на самом деле мудро, до последнего не реагируя ни на мой тон, ни на поведение. В Скайполе старший офицер – да тот же Паскаль, случись мне так вести себя при нем, – немедленно отправил бы меня на гауптвахту или сразу в карцер, не слушая ни минуты. Чтобы остыл и вспомнил, как надо разговаривать со старшими по званию. Впрочем, в Даунтауне, наверное, не было карцеров. И весь мой гнев бился о хладнокровие деда, как космическое излучение в титанит – настойчиво, но бесполезно. А когда я сам осознал бесполезность этого бития, Грендель быстро и точно поставил меня на место, и ярость куда-то схлынула, оставляя вместо себя чувство опустошенности и вины.

Не могу судить, удалось ли мне в своем обучении продвинуться вперед хоть на дюйм, потому что мне оно было безразлично настолько, насколько я заранее волновался о дылде. Он ведь хоть и здоровый, а неуклюжий… Я нечаянно вспомнил, как Вен порезал себе палец, пока собирал осколки разбитого стакана, а потом сунул этот палец в рот, и внезапно покраснел. Покосился на Гренделя, но тот оставался совершенно невозмутим и вообще казался занятым своими мыслями. Хотя его присутствие в голове я ощущал, пусть и не так остро, как раньше – не то старик на меня не давил, не то я стал привыкать к подобным сеансам…

Я постарался сосредоточиться и отделить личный эмоциональный фон от необходимости нащупать чужое биополе, но надолго не получилось.

Потому что дело было не в том, что Вен неуклюжий физически, нет – в конце концов, в рейде он выглядел ловким и умелым. А в том, что он был… ну… какой-то беззащитно-искренний. И совершенно не умеющий налаживать отношения. Вот хоть вспомнить его давешнюю попытку примирения с Лейном, когда мы с Радой вломились в один из самых неподходящих для чужих глаз моментов. Скажем, попади я в такое положение: когда человек, который мне дорог, приревновал меня к другому. И только у нас с ним после двусмысленной ситуации хоть как-то оказался налажен контакт, как в дверях появляется… да вот, предположим, Лейн… Нихрена у меня не вышло предположить подобное, поскольку я моментально ощутил возвращающееся раздражение. Да вышвырнул бы я его ко всем чертям – и все, этого треклятого Лейна!

Тут зазвенели первые склянки, Грендель кивнул, разрешая мне прерваться, выскользнул из моей головы, а когда я уже был на пороге, обронил непонятное:

– Думаю, тебе не повредит сходить вечером на танцы, Нор. Ты знаешь, у нас много молодежи тут, внизу. И она неплохо проводит свободное от работы время.

Я растерянно кивнул и закрыл за собой дверь.

И он еще утверждает, будто не сумасшедший. То рассказывает истории сомнительной приличности из своей личной жизни, теперь вот на какие-то танцы посылает… Обалдеть, я – танцор, ага. На минуту мне привиделось, как я топчусь на сверкающем огнями танцполе среди потных тел пришедших оторваться парней и девушек, и меня перекосило. Спасибо, дедушка, за заботу, но мне не подходит либо понятие «молодежь», либо «много». И никогда не подходило, даже наверху.

Есть хотелось зверски. Последнее время и так «легкое чувство голода», с которым, якобы, человек должен вставать из-за стола, преследовало постоянно – что за столом, что вне его, а сегодня я еще и не позавтракал. Ну а злость, судя по всему, отбирала много энергии. Нет, прав Невен – не дело это, «фонить».

В столовой снова дежурила Лика, которая безмолвно наложила мне каши – наверное, все еще сердилась. Я махом проглотил свою порцию, вытащил таблетки от головной боли, запил (на этот раз одну) тоником и направился в синтезаторную, подивившись, насколько мне стало привычным окружающее. Как будто я никогда ничего другого и не знал – ни Скайпола, ни подготовительных классов, ни Школы. Как будто не я совсем недавно корпел над звездными картами, рассчитывал баллистические траектории, стрелял на полигоне, маршировал на плацу и пыхтел в спортивном зале. Не я млел от внимания Адмирала, мечтал об Аделине и не видел себе иной судьбы, кроме образцового отряда Блейда Паскаля. Как-то отодвинулось оно в тень, осталось рассказанной когда-то на ночь историей, или, скорее, ярким сновидением. А настоящая жизнь всегда существовала только здесь. И каждый день я приходил домой, перемазанный машинной смазкой, насквозь провонявший синтезаторным духом, по утрам занимался с Гренделем, по вечерам чинил фонарики, а по ночам…

Тут я споткнулся, поскольку мимо независимо прошагал Дорсет, обнимающий за плечи Лейна. Я прищурился им вслед, а потом стукнул по сенсору.

– Знаете, Дар, – начал я с порога, чтобы не забыть и не перерешить, – вы мне лучше пока не подыскивайте место в общежитии.

– Передумал? – с легким любопытством взглянул на меня он.

Я кивнул, не собираясь объяснять, что не намерен освобождать территорию для Лейна и тем самым облегчать ему жизнь слуги двух господ, которую тот, похоже, вознамерился вести. А будет возражать дылда – напомню, что он сам мне утром говорил «Не надо никуда переезжать». Может, после нашей ссоры такой аргумент будет выглядеть жалко, но плевать – все равно аргумент. И пусть, зараза, отступается тогда от своих слов и выгоняет. Сам выгоняет. И зовет своего Лейна. Или Дорсета. Или вообще обоих сразу.

Я сердито уставился во внутренности очередного капризного агрегата – мне уже начинало мерещиться, будто они специально один за другим выкидывают фортели, лишь бы возле них постоянно плясали люди. Хотя, конечно же, дело было только в том, что синтезаторы здесь стояли старые, послужившие уже не одному поколению даунтаунцев. А новых, разумеется, взять было неоткуда. Сменить детали – пожалуйста (их тут, кажется, уже все поменяли, и не по разу), но саму сущность машины, ее мозги, заменить было нечем. Да и то, что называлось «усталостью металла», наверняка имело место.

– Малыш, поаккуратнее там с блоками – ты их так дергаешь, что сейчас отлетят крепления, – послышался голос всевидящего Дара, и я постарался обуздать невольную агрессивность – в конце концов, если крепления действительно отлетят, мне же их потом и чинить.

Кстати, надо бы извиниться перед Даром за вчерашнее беспокойство – все-таки я выдернул его из флата, когда он уже собирался ложиться.

Нет, я не соврал Вену, говоря, что свободной койки нет. Потому что ее действительно не было – в третьем боксе четвертого сектора. А в соседнем боксе… вот, собственно, тогда я и узнал, что внизу не всегда не делятся партнерами.

– В пятом комната на четверых, и одно место там, насколько я знаю, не занято, – признался Дар, уступив моим взвинченности и настойчивости, – но, боюсь, оно тебе не подойдет.

– Мне подойдет что угодно! – резко заявил я. – У меня есть спальник, и меня абсолютно не интересует, кем будут мои соседи. Если они не пожелают со мной разговаривать, потому что я… не из вашего клана – я тоже готов молчать. Лишь бы был угол, где можно переночевать… Или они тоже мутанты-эмпаты, и им мешают чужие эмоции? – вдруг осенило меня.

– Нет, что ты, Нор! Эмпатия – очень редкий дар. Сейчас в Даунтауне всего трое им владеют – Грендель, мой сын и Хильда из клана Бартоломью. Обитатели пятого бокса – самые обыкновенные парни, как и большинство из нас, кстати. Но, понимаешь, они живут втроем.

– В каком смысле? – насторожился я, видя нерешительность Дара.

– В том самом, – кивнул Дар. – И, знаешь, на свободную койку в их каюте уже пару раз претендовали, но ребята довольно настойчиво предлагают поселившемуся новичку присоединиться к ним – четвертым. В общем, пока там никто не задержался. Как, решишься попробовать?

– Нет уж, благодарю, – шокированно выдавил я. – Боюсь, мне действительно не годится такой вариант.

– Тогда сегодня я больше ничего не могу тебе предложить. Давай договоримся: в ближайшие дни я разузнаю у соседей, найду Стейна – нашего коменданта, – и мы утрясем вопрос с твоим переселением.

– Да, спасибо, – я кивнул, попрощался с Даром и потащился к платформе, поднявшей меня обратно на наш уровень.

Все-таки сложно оказалось уложить в голове их общественное устройство. Только я привык к мысли, что нижние тяготеют к моногамии, пусть при этом порой составляют и однополые пары, как свалилась новая информация: некоторые, оказывается, предпочитают жить втроем. Мало того, не против и четвертого принять в свою теплую компанию.

Я на секунду попытался вообразить, каким же образом они все вместе занимаются сексом. Не сумел, попытался еще раз, но воображения не хватало. Я устыдился, фыркнул и постарался отогнать непристойные мысли. Но вопрос все-таки будоражил мое любопытство – чисто с технической точки зрения. Однако после нескольких примеренных так и эдак положений абстрактные фигуры внезапно начали обретать реальные очертания, и я торопливо отказался смотреть подобные картинки.

Самым же странным было то, что, кажется, никто здесь никому ничего не запрещал, не осуждал, не презирал и не останавливал даже азартные игры, ведущие к постельному рабству. Как будто секс отдали на откуп самим жителям, вовсе не пытаясь контролировать их в подобных вопросах. А ведь с помощью этого инстинкта людей можно крепко держать на крючке.

Раздумывая, я добрался до флата, вошел, особенно остро ощущая, как не хочется и страшновато мне его покидать, поскольку я действительно не слишком готов к тому, что ждет за его дверями. Сказал Вену, что свободных коек не оказалось, и вернулся к столу. Дылда, видно, еще не отошел – пожелал мне место около общей душевой. Эх, Вен, знал бы ты, что пять минут назад мне было предложено место гораздо пикантнее. Подумаешь, сырость, толкотня и переступающие через тебя по утрам и вечерам люди…

Но тут мой сосед по комнате выкинул штуку, которую я от него никак не ожидал – врубил на визоре порно. Я бы, может, и не сразу заметил, занимаясь Маришкиным фонариком, если бы громкие характерные звуки не привлекли моего внимания. Минут пять я пялился то на визор, то на дылду, не в силах поверить в то, что происходит. А потом в моих руках неизвестно каким образом оказался стакан, и я запустил им в экран.

Не знаю, почему я так сделал – настолько это на меня не похоже.

Разумеется, Вен назвал меня психом. А я – его. К тому же озабоченным. И еще животным. Потому что оно не лезло уже ни в какие шлюзы – как, интересно мне знать, справляться с собственным «фоном» и гормонами, когда все вокруг буквально провоцируют тебя… да черт знает на что провоцируют!

…И мы опять перестали разговаривать.

– Нор, иди сюда, – позвал Дар, – подержи.

Я как раз поставил на место блоки у второго синтезатора, кивнул Паулю – мол, можешь приступать к работе, – и направился к своему начальству. Вооружившись отверткой, отец Невена полез в недра малого транспортера, а я держал ленту, чтобы она его не хлопала по спине, и периодически подавал инструменты. Умственных усилий это не требовало, и мысли продолжили бродить где попало. Свист работающих агрегатов давно стал привычным, запах тоже не вызывал отвращения, а время от времени выныривающие из пара фигуры приносящих сырье и уносящих продукцию парней с тележками уже не заставляли вздрагивать.

Я опять вспомнил утро. Фраза «нам надо поговорить» меня насторожила – я боялся, что Вен выпроводит меня из флата сразу после завтрака. Объявит, что сюда возвращается Лейн, как бы не вместе с Дорсетом. И они, как низшие существа, не могут себе позволить задерживать тут существо высшее, которое не приемлет их животных потребностей. То есть меня. Наверное, полученная вчера от Дара информация совсем выбила меня из равновесия. Я уже плохо понимал, во что верить и что на этом свете может быть, а что – нет.

Обнаруженные на столе сухарики, правда, меня немного вдохновили – раз дылда их притащил, может, он не так уж сильно и сердится? Я трусливо положил их в центр стола, надеясь на смягчение приговора. Но тут же испугался снова: а вдруг они – всего лишь средство подсластить пилюлю?.. Короче, пока Вен умывался, я весь издергался. Как нервная барышня, честное слово. И даже стал размышлять, а не стоит ли мне сходить к Бличу за какими-нибудь успокоительными каплями. Интересно знать, куда делась моя тщательно взращенная сдержанность?

Вен вернулся из душевой, но обстановку это не улучшило – оказалось, что сухарики вовсе не от него, а от той огромной женщины со склада – Фи. Вернее, Фиалки. Если бы я не был так напряжен, то посмеялся бы над ее полным именем. Уж больно габариты не соответствовали крохотному цветочку…

Сейчас мне сделалось неловко за разыгравшуюся потом сцену. Потому что только сию минуту дошло: дылда ведь действительно пытался помириться, уберечь от возможных неприятностей, а я… Меня вынесло сразу, на словах «иду сегодня в рейд», поскольку тут же заболело все – спина, ноги, руки; мышцы едва не скрутило судорогой от воспоминаний. И сердце почему-то заныло тоже.

А потом еще Лейн в дверях…

Придурок я, вот что. Криком от Вена ничего не добьешься. Зачем же я так часто на него ору? Злость выплескиваю? Свою сексуальную неудовлетворенность? Компенсирую отсутствие его тепла? Вроде, лучше пусть на меня злится, чем остается безучастным?..

– Все, Нор, спасибо, – Дар вынырнул из глубин транспортера.

Мы в четыре руки установили на место ленту, включили, проследили, как она ползет, вытерли испачканные ладони, и я посмотрел на Дара, ожидая новых заданий.

– Смена кончилась, – улыбнулся он. – Ты что, склянок не слышал? Иди домой.

Не слышал, да. А «домой» все-таки звучало здорово. Тем более, в животе неприятно бурчало и ныло.

Я направился во флат с твердым намерением извиниться, держать себя в руках и вообще… Вен, между прочим, в рейд уходит. Его, наверное, надо морально поддержать, а не вопить почем зря. Ему там ой как несладко каждый раз приходится. И ведь я знаю об этом не понаслышке, так чего, спрашивается, завожусь сам и завожу его?

Ситуация складывалась совершенно непонятно и тревожно – для меня. Странные молоточки стучали в мозгу по самым дальним колокольчикам, пытаясь обратить на себя внимание, но добраться туда и понять, в чем дело, у меня никак не получалось.

Извиняться, держать себя в руках и «вообще» оказалось не перед кем – Вена не было. Сначала, слоняясь из угла в угол, я надеялся, что он вот-вот придет. Потом – беспокоился, что прибежит всего на пять минут, и я не успею толком объясниться. И только когда до рынды оставалось всего ничего, я сообразил залезть в шкаф и проверить рейдерское снаряжение. Его на месте не оказалось. Выходит, Вен специально ушел пораньше и не планировал возвращаться.

«Не хотел меня видеть», – дошло наконец-то, и стало мне горько-горько, словно я проглотил что-то мерзкое. Даже живот заболел сильнее. Хотя с чего бы ему, кажется, болеть – я ведь не пошел на ужин, боясь пропустить Невена. «И фонарик не вернул», – понял я, растерянно глядя на стол, где лежала Маришкина радость. Но рыпаться было поздно – у Тамира уже наверняка все легли спать, ведь завтра или ему, или Лике предстоит ранний подъем – смотря по тому, у кого из них первая смена в столовой.