Текст книги "Ковчег (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 45 страниц)

Она перехватила поудобнее ворох тряпок, который несла, и улыбнулась. Ямочка, нарисовавшаяся на ее щеке, добила меня окончательно.

Отвести взгляд я не мог, выдавить хоть что-то – тоже. Поэтому стоял и угрюмо на нее таращился. Форменный идиот.

– Рада, – я вздрогнул, – может, ты уже пойдешь куда шла? – поблизости материализовался Невен, про которого я ухитрился совершенно забыть.

– Вообще-то, я шла к тебе, – она встряхнула волосами, переводя взгляд на него. – Надо отнести материал в мастерскую, и Грендель велел мне по пути тебя поторопить – у него скоро начнутся занятия, он хотел бы увидеть вас до них.

– Считай, поторопила. Уже идем.

Удивительно, как дылда мог так просто, даже небрежно с ней разговаривать?

– А еще я Лейна видела в столовой, и он...

– Давно? – дернувшись, тут же спросил Невен.

Понятно было, что девушку перед собой он уже почти и не замечает. Вот дурак-то – такую красоту игнорировать!

– Только что. И, думаю, еще какое-то время там проторчит. Он злится и мается, поэтому ввязался в Игру. Ты его чем-то обидел?

– Не твое дело, – буркнул дылда, и мне захотелось его немножко стукнуть. Совсем чуть-чуть – только для того, чтобы стал повежливее. Сильно бить – себе дороже…

– Было бы не мое – не спрашивала. Вы с ним ругаетесь, а достается мне. Не ты же ночуешь с ним в одном флате после ссоры.

Вот тебе и раз. Похоже, Лейн и есть психованный любовник дылды. Или обоих? Может, он везде успел? От подобной мысли сделалось как-то… неприятно.

– Мы сами разберемся, – нетерпеливо отмахнулся Невен и дернул меня за локоть. – Пошли.

Что за дурацкая привычка хватать руками живых людей!

Я высвободил локоть и зашагал рядом с внезапно заторопившимся дылдой. Но, отойдя, не утерпел и оглянулся. Светлое видение по имени Рада смотрело нам вслед. Она опять улыбнулась и даже подняла ладонь в прощальном жесте. А я не нашел ничего лучше, как просто скрыться за поворотом.

12

Даже не знаю, что меня больше встревожило: расползающиеся по клану слухи об Аденоре или то, что Лейн ввязался в Игру. Опять ввязался. А мне казалось, он уже закончил с этими подростковыми приключениями.

Если бы я мог – я бы пошел сразу в столовую, взял Лейна за шкирку и вытряс из него всю дурь. Но нас ждал Грендель. Да еще мелкий прицепился с вопросами, на которые я вынужден был отвечать.

– Это кто?

– Кто? – я оглянулся убедиться, что он не отстает. – Рада? Сестра.

У него опять глаза стали, как фонарики.

– Твоя? Вы не похожи.

– Моя, – я притормозил, сообразив, что бегу по коридору. – И Лейна тоже. Ему по матери, мне по отцу.

– Это как?

– Как везде, – если бы я не чувствовал, что мелкий действительно не понимает, я бы разозлился. – Я у своей матери последний ребенок. А у отца, кроме меня, еще трое, в том числе и Рада. От матери Лейна. Когда он не у меня – живет с ними. Лейн, в смысле. А у вас что, как-то иначе? Или у каждого мужчины есть своя женщина?

– Нет, – Аденор запнулся. – Но у нас… У нас ценятся только старшие. И дети не живут вместе с матерями. Ну, с какого-то возраста.

– Бред, – решительно сказал я. – А помогать? Матери, сестрам и братьям? Вот если бы нам с мамой старшие не помогли, когда голод был…

Тут уже я замолчал. Не люблю вспоминать те времена. И рассказывать об этом тоже не люблю. Стыдно.

За разговором я чуть не проскочил каюту Гренделя. Стукнул для приличия, и дверь тут же отъехала в сторону. А я вспомнил, что так и не выяснил у мелкого, куда делась рана на моей голове.

Грендель сидел в своем любимом кресле и задумчиво разглядывал экран визора, по которому ползали нарисованные человечки. Если бы мы в клане не знали, что дед так расслабляется и отдыхает перед вечерними занятиями с малышами, считали бы его ненормальным. Но мы давно привыкли к его странностям, так что я даже внимания не обратил на визги и вопли из визора.

– Дед, мы пришли.

– Слышу, – Грендель даже головы не повернул. – Подойди-ка сюда, Аденор Раду.

Мелкий помялся за моей спиной. Чувствовалось, и очень отчетливо, что идти к деду он не хочет. Но я сделал шаг в сторону и подтолкнул его в спину. Мелкий возмущенно фыркнул, передернул плечами, но двинулся вперед.

Я остался на пороге, разрываясь между желанием послушать, о чем они будут говорить, и не менее сильным желанием бежать в столовую к Лейну. Потому что этот дурачок мог в любую минуту отправиться вниз, в Лабиринт, а уж оттуда я его не вытащу никак, пока рында не пробьет.

К счастью, Грендель все же обратил на меня внимание. Всмотрелся в мое лицо и махнул сухой ладошкой:

– Иди уже. Одни глупости в голове.

С этим я мог бы и поспорить: Пространство свидетель, в отличие от многих, я Игрой никогда не увлекался, по шахтам без страховки ради дурного риска не лазал и вообще развлечений наших молодых и безголовых не одобрял. Нас и так слишком мало, чтобы попусту жизнью рисковать. Но вот Лейн…

Додумывал я уже в коридоре. А еще через какое-то время совершенно отвлекся, потому что мне навстречу из столовой вывалились два десятка юнцов – и Лейн среди них. Чуть ли не в обнимку с Дорсетом.

Ну естественно, куда же без этого… оголтелого.

Я остановился, ухватил Лейна за плечо и выдернул его из возбужденной кучи.

– Куда направился? В Лабиринт опять? Заняться больше нечем?

Они все очень сильно пахли – азартом, страхом, предвкушением, – но я сразу выделил Лейна и сосредоточился на нем. Обида всегда пахнет иначе.

Разумеется, Дорсет встрял раньше, чем Лейн успел открыть рот.

– У нас назначена Дуэль, Веник. Не вмешивайся.

Ненавижу, когда меня называют Веником. Невен или – для самых близких – Вен. И никак иначе.

– Хочешь об этом поговорить, Дорсет? – я посмотрел на него сверху вниз. Иногда это преимущество – вымахать на голову выше любого из клана. – Я готов. Как только у меня найдется для тебя свободное время.

Тут Лейн, наконец, очухался, выкрутился из моих пальцев, развернулся и толкнул меня двумя руками в грудь.

– Твое какое дело? Куда хочу – туда и иду. А ты можешь дальше обниматься с этим верхним недоноском.

Мелочь вокруг заинтересованно замолчала. Еще бы – такая любопытная новость! А с новостями у нас не густо, какие могут быть новости в замкнутом пространстве?

Лучше бы эти недоросли так занятиями интересовались. Или работой.

– Я ни с кем не обнимался, – сказал я, стараясь сохранять самообладание, хотя больше всего мне хотелось взять Лейна за шиворот и отвести в свою каюту. – Я случайно наткнулся на него в рейде. Парня собирались убить, но он сбежал. Он сейчас разговаривает с Гренделем. И, наверное, останется в нашем клане.

О том, что Аденор Раду останется не только в нашем клане, но и жить пока будет у меня, я говорить не стал. К тому же мелкий мог предпочесть общежитие, чему я бы не огорчился. Хлопот он мне за двое суток доставил немало.

– Лейн, – я понадеялся, что в голосе не проскальзывает раздражение. – Пойдем ко мне и поговорим. Или ты собираешься выяснять отношения посреди коридора, среди…

– У нас Игра! – снова встрял Дорсет. – Отыграет – и разбирайтесь хоть две рынды подряд.

– У вас Игра, – согласился я. – Но без Лейна. Грендель будет очень сердиться, если с лучшим оператором синтеза в Лабиринте что-то случится. Ты Лейна у синтезатора заменишь, Дорсет?

– Побежишь дедушке доносить? – паршивец прищурился, и у меня возникло большое желание взять его за жидкую косичку и приложить курносым носом об стенку. – Ты же у него любимчик. Единственный мутант из двух десятков правнуков.

– Я с тобой и без Гренделя разобраться могу, – ответил я, чувствуя, как в груди закипает злость. – Тебе давно уже надо мозги на место поставить, Дорсет. За все твои выходки. И за то, что к Раде пристаешь, и за то, что мальчишек на глупости подбиваешь.

Я успел сделать пару шагов вперед, но на мне повис Лейн, а Дорсет, пока я отцеплял от себя любовника, отбежал в другой конец коридора.

– Ты не в том клане родился, – сказал я. – Тебе к Реттисси надо, Дорсет. Там любят пакостников.

Он еще выкрикнул мне в спину что-то об альбиносах-переростках, но я уже не слушал. Взял Лейна за кисть, отвернулся и пошел к себе. Не то чтобы мне было обидно...

Я и правда очень белокожий, даже по нашим меркам. Ультрафиолет моя кожа переносит плохо – малышей у нас два раза в день специальными лампами облучают, чтобы кости крепче были, а меня всю жизнь таблетками кормили, потому что под лампой я покрывался волдырями.

И волосы у меня неестественно белые. У Рады вот золотистые, у Лейна тоже, мама у меня… ну, мама седая, я ее другой не видел. Блич рыжий, Дорсет шатен. Светловолосых у нас много, но таких, как я – больше нет. А глаза у меня слишком светлые, настолько бледно-голубые, словно в ведро белил последнюю каплю чернил добавили.

Зато у меня нюх. Как совершенно правильно сказал Дорсет – я единственный унаследовал от Гренделя способности к телепатии. Конечно, до деда мне далеко. Он не просто чувствует и передает – он еще и заставить может кого угодно что угодно делать. А я только ощущаю чужие эмоции. Но в рейдах это очень важно и очень нужно. И те, с кем я хожу наверх, плевать хотели на цвет моей кожи и моих волос.

Вот так я сам себя успокаивал, пока шел к каюте, крепко держа Лейна за руку, чтобы он снова к Дорсету не сбежал. Правда, он и не вырывался. Сопел только тихо, а у двери ткнулся мне носом куда-то в плечо. Я его обнял не глядя, прижал к себе.

– Не обижайся. Ну правда, куда я должен был парня деть? В душевую кабинку? Он в отключке был, когда мы спустились. В себя пришел только через две склянки.

– Он меня чуть не задушил, – обиженно пробормотал Лейн. – А ты сразу к нему кинулся. Что я должен был думать?

– Я просто растерялся, – честно ответил я и открыл дверь. – Побоялся, что пришиб, вот и кинулся. Ты-то дышал, я же слышал. И не лезь ты больше в Игру, я тебя прошу. Зачем тебе оно надо? Ну я еще понимаю – малышня глупая, безголовая. Им друг перед другом выпендриться хочется. Или Дорсет, у которого в мозгах больше одной мысли не помещается. А ты там что забыл, в Лабиринте? Опасно ведь и бессмысленно.

– Ты ничего не понимаешь! – Лейн зашел в каюту, придирчиво огляделся и уселся на кровать. – Это интересно. Азартно. Непредсказуемо. Когда лезешь в темноте по этим погнутым и покореженным фермам и не знаешь, какой ты – первый, последний или в серединке. Не все же могут как ты: рейд, поесть, поспать, потрахаться. Скучно.

Скучно ему…

Я после рейдов иногда еле до постели доползаю, особенно когда назад иду нагруженный, как робот-грузчик. Да с этими мешками еще вниз не прыгнешь, клетчатка не любит гравитационных рывков, приходится по лифтовой шахте спускаться. Или когда лежишь в какой-нибудь щели, согнувшись в три погибели, а за бронелитом – охрана Фатланда с излучателями. Или к плантациям ползешь, а обслуга полей в это время воздуходувки включает, тебя потоком от поверхности отрывает, и зацепиться не за что. А в конце трубы вентилятор на полную мощность работает, и лопасти у него острые, как ножи – за минуту в кашу изрубят. Да, очень скучно.

– Глупость это, – сказал я, чувствуя себя не двадцатипятилетним здоровым рейдером, а каким-то древним стариком вроде Гренделя. – И безответственность. И эгоизм. Если ты с ферм сорвешься и покалечишься, в синтезаторную придется нового человека брать. Отец на тебя столько сил угробил, все снова начинать?

– Да что ты все пугаешь! – Лейн вскочил. – У Дара, кроме меня, еще три полноценных оператора и шесть учеников. Есть кому заменить, если что. А тебе все равно? Вот тебе – все равно?

– Было бы все равно, – буркнул я, – плюнул бы и мимо прошел. И не связывался бы снова с Дорсетом.

Вот откуда в Лейне эта дурость? И ведь умница: все книги, какие в клане есть, прочитал, все сто восемь кодов к синтезаторам назубок знает, ночью разбуди – не открывая глаз любой наберет. Но вот как начал с четырнадцати лет в Лабиринт лазать, так до сих пор остановиться не в состоянии. Кому и что доказывает – понять не могу.

Полгода назад мы так с ним и сошлись. Я пришел в столовую после рейда, уставший до такой степени, что спал на ходу. Сел за столик в углу, Тамир мне миску с кашей принес, тоник. А вокруг шум, гам, ор – в ушах звенит. Я особо не прислушивался – а к чему там прислушиваться-то? – но почувствовал сквозь волны чужих эмоций одну, очень мощную. Кто-то в этой толпе дико боялся. Так, что у меня голова заболела от напора.

Оказалось, Лейн. Он каким-то образом напросился в Дуэль с Дорсетом, отчаянно трусил, но вида не показывал. Хорохорился, нос задирал – мол, да я уже семь лет в Игре, да мне пространство по щиколотку, звезды по колено…

Я на него до этого никогда внимания не обращал – ну сводный брат Рады, ну отец о нем хорошо отзывается, мне-то что. А тут всмотрелся: смешной, маленький, вихрастый. Чем-то он меня зацепил тогда. То ли этой детскостью своей, то ли отчаянием, которое прятал за бравадой.

В общем, я его тогда точно таким же образом из столовой к себе увел, не слушая воплей Дорсета и его прилипал. И Лейн остался жить со мной. Просто взял и поселился. А я за полгода как-то очень привык к тому, что он часто спит у меня под боком, ждет из рейдов, рассказывает последние сплетни о кланах. Уютно мне с ним было и совсем не хотелось терять обыденный уют ради никому неизвестного парня сверху.

Я никогда не любил тратить слишком много слов на объяснения и доказательства. Поэтому опустился на кровать, поймал бегающего передо мной Лейна за рукав, усадил к себе на колени, прижал покрепче.

Не знаю, чего он от меня ждал, каких слов. Но поцелуи его вполне успокоили.

Сказать Лейну, что парень сверху будет жить в моей каюте, я не успел. Мы слишком увлеклись – я расстегнул на нем комбинезон, стащил до пояса и уже предвкушал все остальное, когда на двери щелкнул фиксатор, и она отъехала в сторону.

– В следующий раз запоминай дорогу назад, Нор. Я не смогу каждый раз тебя провожать.

Вот несносная девчонка! Лучше бы она ему общие отсеки клана показала, а не сразу сюда привела. Да я и сам хорош – забыл замок закрыть.

Лейна сразу как заморозили. Он слез с моих коленей, снова надел на плечи лямки комбинезона, застегнулся, поправил одежду – так тщательно, словно на Праздник клана собирался идти.

Аденор торчал в дверях, таращился на нас и краснел, словно девица. А Рада за его плечом хихикала. И – на мой взгляд – как-то слишком уж прижималась к мелкому грудью. Она с детства такая вредная, а выросла – еще вреднее стала. Хотя тому, что она раз за разом отшивает того же Дорсета, я, честно признаться, только рад. Не пара он ей. В голове сквозняк от вентилятора, делать ничего не умеет толком, зато в Игре первый.

– Ну, я пошел, – мертвым голосом сказал Лейн. – Как я понял, этот тут жить будет теперь. С тобой.

Я успел схватить его за руку.

– Погоди. Поговорить надо.

Очень меня бесило, что мелкий Аденор стоял с таким видом, точно оказался в загоне с крысами. У него на лице было написано, как ему все это противно, как он возмущен, и как низко мы все пали в его глазах. Хотя и до того невысоко стояли. Что с нас взять, с мутантов нижних.

Причем я очень хорошо чувствовал: на самом-то деле он в смятении, что бы ни пытался при этом изобразить. Там была такая куча эмоций, что я даже не стал разбираться, в чем дело – оно мне надо? Да и разозлился, откровенно говоря. Только уловил, как все остальное очень быстро подавила непонятная мне обида.

– О чем? – все тем же замороженным голосом спросил Лейн. – О нем, что ли? Не хочу я о нем разговаривать.

– Придется, – хмуро ответил я. – Иначе мы все это добро будем еще долго разгребать. Он действительно поживет пока у меня. Недолго, я надеюсь. Пока не привыкнет. А потом куда-нибудь переберется.

– Я бы уже сегодня перебрался, – заявил от двери мелкий. – Но ваш Грендель велел передать, чтобы ты за мной присматривал. Учти, что я этого хочу так же, как ты. Поэтому постараюсь как можно быстрее освоиться и отселиться отсюда. Подальше.

Рада опять захихикала, и у меня руки зачесались кинуть в нее чем-нибудь. От Аденора сквозило таким ледяным негодованием, что мне показалось – температура в каюте градуса на два упала. Ну, дед, дал ты мне поручение, спасибо. Я бы еще согласился, что мелкий поживет у меня пару дней. Но с чего я должен за ним еще и присматривать? Только потому, что вытащил его сверху?

– Знаешь, – неожиданно сказал Лейн. – А вот теперь я верю, что он тебе нахрен не нужен. Видел бы ты свое лицо, Вен.

Он выдернул запястье из моих пальцев и направился к двери. Аденор посторонился, пропуская его. Уже за порогом Лейн обернулся.

– Не дергайся. Не пойду я в Лабиринт. К себе пойду. У тебя и без меня забот на ближайшие дни хватит… с этим.

Я угрюмо смотрел ему вслед. Нет, если Лейн сказал, что в Лабиринт не пойдет – значит, не пойдет. Но он очень хорошо умеет обижаться – долго и со вкусом. И неважно, что я тут ни при делах, что мне Грендель поручил. Я виноват уже в том, что привел сюда мелкого. Вот теперь и расхлебываю эту кашу.

Когда ушла Рада, я не заметил. Она хоть и любопытная, но у нее много дел в мастерской, некогда под дверями торчать. А мелкий с независимым видом сел на стул, сложил перед собой руки и с вызовом уставился на меня.

Я устало вздохнул и завалился на постель, уставившись в осточертевший за много лет потолок.

13

Невен уснул совершенно внезапно. Вот только что лежал – злой, взъерошенный, наверное, еще возбужденный – и пытался взглядом просверлить потолок, а вот уже и засопел совершенно по-детски и, за неимением никого другого, облапил подушку своими огромными ручищами. А я тихо встал, пошел в ионную кабинку и разделся – очень меня эта их грубая одежда раздражала. В паху, подмышками и в районе лопаток уже довольно чувствительно саднило – натер я там, что ли?..

Я забрался в душ, помылся (что при столь малом количестве воды можно считать подвигом), поискал по полкам какой-нибудь смягчающий лосьон, ожидаемо ничего не нашел и плюнул – в общем-то, жить все равно стало легче. Я даже нормально влез в трусы – не нырять же под бок к дылде голым, верно? Но представлять, как завтра опять придется натягивать на себя эти ужасающие штаны и рубаху, мне совершенно не хотелось.

Кстати об одежде. Я снял вещи с крючка, подумал-подумал и понес в спальню – черт знает, как у них тут с новыми комплектами, но, судя по тому, что я видел – негусто. Вряд ли нижние так уж бездумно каждый день отправляют в утилизатор ношеное.

Поймав себя на подобной бережливости, даже усмехнулся: еще немного, и я начну заботиться о благе и процветании Дубадама, раз уже начал задумываться об их ресурсах.

Впрочем, судя по всему, мне и правда предстоит тут прожить продолжительное время, если я по-настоящему не хочу отправиться в космос без шлюпки и скафандра. Грендель ясно дал понять, что остаться в клане я смогу только если начну приносить какую-то пользу.

– Ты ведь можешь лечить, мальчик, – напомнил он, – я видел. Это очень ценная способность.

– У меня далеко не каждый раз получается, – возразил я. – Так же, как и убивать.

– Неудивительно. Тебя ведь никто не учил, не правда ли? – он откинулся в кресле. На этот раз старик не сверлил меня глазами, но нажим я ощущал и едва преодолевал желание втянуть голову в плечи. – Скорее, твой дар старались скрыть, подавить. Если бы он проявился раньше – ты бы давно оказался у нас. Наверху не жалуют мутантов. Значит, до какого-то времени твой дар заставляли спать. Я помогу тебе с ним справиться, а ты станешь помогать моему клану.

Оно все-таки прозвучало – это страшное слово. Мутант. Я – мутант. Я такой же, как они. И если бы не усилия мамы, давно уже валандался здесь, в грязи и отбросах, и считал это нормальным…

Тогда, в каюте у Гренделя, на меня сразу волной накатил страх, что ли.

А вот теперь, стоя в трусах перед креслом, на котором аккуратно складывал выделенную мне одежду, я трезво размышлял, что, может, оно было бы и лучше.

Потому как выросший в нищете, привыкший к едва писающей из крана воде, к невкусной пище, к плохому освещению и отсутствию лифтов, проведший жизнь среди безумных стариков со страшными глазами, обожающих мультики, среди девушек в мешковинах с кипами грубой ткани в руках, среди белобрысых лапающих тебя дылд, которых слово «голод» заставляет напряженно замолкать, и их истерящих на пустом месте любовников, играющих в какие-то опасные Игры, среди отморозков, готовых продать тебя за несколько приличных тряпок, я бы ничего не замечал. Не мучился и не сравнивал – мне бы просто не с чем было сравнить. Я бы знал свое место и никогда не слышал, как тот, кто называл меня «сынком», отправляет на верную смерть.

Не ваша вина, Адмирал, что смерть все-таки оказалась не такой уж верной особой. Вот он – сопящий в обнимку с подушкой дылда – заставил ее изменить.

Я посмотрел на Невена и ощутил в груди тепло – примерно такое же чувство у меня возникало и рядом с Маем, и рядом с Крисом… Совершенно чужой мне человек, при этом довольно грубый и бесцеремонный, который полчаса назад ясно дал понять, насколько я ему в тягость, меньше чем за двое суток встал на одну ступень с дорогими мне людьми. Не вязалось это ни с чем – ни с моим характером, ни с привычками, ни с выработанной практикой ко всему подходить прежде всего рассудочно. Но утренний инцидент без всяких слов подтвердил – все именно так. Сколько бы я ни пытался спорить с самим собой, факт оставался фактом: я вылечил Невена.

Не удивлюсь, если Грендель именно поэтому поручил меня дылде – старикан он хитрый и умный. Отмолчаться не получилось, а додумать он сумел без проблем.

– Дело не только в том, что меня не учили, – рот раскрывался сам, ему невыносимо хотелось разболтать всю правду. – Эмоции. Я должен испытывать к человеку… симпатию. Тогда я могу его лечить.

Предводитель клана бросил на меня пытливый взгляд и сказал, как отрезал:

– Глупости! Если есть дар – ты сможешь им управлять сознательно. Без всяких там… эмоций, – он явно передразнил мое замешательство. – К третьей утренней склянке чтоб был у меня, начнем разбираться с твоими способностями. А сейчас брысь отсюда, у меня осталось совсем мало времени перед началом занятия. И скажи Невену, что я поручаю тебя ему, пусть помогает осваиваться, – и он снова откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и максимально расслабился. Медитировал, что ли?

А я, послушно перебирая ногами, вымелся в коридор, и только тут меня отпустило. Да так отпустило, что пришлось к стенке привалиться – аж шатнуло, а с плеч словно камень свалился. Вот ведь чертов дед! И мне к нему каждый день ходить, пока лекарем не стану, что ли? И каждый день чувствовать себя так, точно всю ночь клетчатку грузил?

– Эй, дикий, с тобой все в порядке?

Я дернулся и отлепился от стены.

Интересно, она под дверями ждала?

Я опять обреченно и молча на нее уставился – все-таки Рада была фантастически красива, а я никогда не умел толком вести беседы с женщинами.

– Кажется, ты еще и немой, да?

Я отрицательно помотал головой.

Ее обнаженные – Великое Пространство, обнаженные! – руки сводили меня с ума. Почему-то видеть эти аккуратные кисти, локотки, плечи казалось ужасно интимным. Наши женщины всегда прятали руки в рукавах, а ноги – в длинных подолах. Взгляду оставалось доступно лишь лицо.

Конечно, ни одна не оставалась одетой за закрытыми дверями флата, если вступала туда с мужчиной. Но в иной обстановке никто не демонстрировал себя. Даже мама никогда не переодевалась при нас. То есть время от времени я видел ее тело – когда лечил спину, да и то сквозь рубашку, – но это же не в счет.

Я и мужских-то обнаженных тел, честно говоря, давно не помню. Разве что на подготовительных курсах – там у нас была общая раздевалка перед душевой, откуда мы в трусах разбредались по кабинкам. А в Школе у каждого во флате имелась собственная ванная. И эта откровенность Рады, она… ну да, заводила, чего скрывать.

Рада подошла ближе, снова улыбнулась, и опять расцвела эта ее потрясающая ямочка на щеке. И глаза… Я такого открытого, такого сияющего выражения отродясь не видел. Если сравнивать с вечно недовольным и капризным лицом Аделины, то моя скайпольская пассия и впрямь сейчас казалась манерной куклой.

– Если ты не немой, то, может, и имя у тебя есть?

Я почувствовал себя так, как будто снова оказался перед Гренделем – по крайней мере, рот открылся без всякого, кажется, моего участия.

– Аденор, – прохрипел я, – можно Нор.

– А я Рада, – она легко дотронулась до моей судорожно стиснутой ладони, до меня донесся ее ни с чем не сравнимый запах – никогда не слышал такого парфюма, – и я совсем поплыл. – Ты почему тут стоишь?

– Заблудился, – не задумываясь, ляпнул я, и голос неожиданно и тонко сорвался, чего у меня лет с четырнадцати не наблюдалось.

Да что ж я за идиот-то такой, Пространство меня забери? Заблудился – ну надо же! Это я-то, ага. Именно потому, что я всегда и везде, при любых обстоятельствах, помнил дорогу и легко прокладывал верный маршрут, Блейд и выделял меня из толпы остальных курсантов.

– Что ж, я могу тебя отвести, – предложила Рада, – у меня как раз перерыв. Хочешь?

Еще бы я не хотел! Пусть она станет считать меня невозможным болваном, зато еще какое-то время пробудет рядом. И, может быть, снова прикоснется…

Мы пошли по коридору, и Рада все щебетала – кажется, объясняла, где находятся общие комнаты клана, указывала на них, а я только и делал, что следил за ее руками и кивал, как заведенный.

Возле флата Невена ее тон вдруг резко изменился, из добродушного став наставительным:

– В следующий раз запоминай дорогу назад, Нор. Я не смогу каждый раз тебя провожать.

Я на автомате кивнул, сделал шаг в открывшуюся дверь и увидел их – слипшихся в объятии любовников.

Честное слово, это уже был перебор. Я про обнаженные тела, разумеется. Нельзя столько сразу на неподготовленного меня вываливать.

А тут еще Рада прижалась ко мне сзади, и я, кажется, весь покраснел. И даже не от ее действий, хотя грудь у нее, оказалось, очень даже есть, пусть за балахоном и не видно.

Но у Лейна было такое лицо… не знаю. Как будто Невен у него в штанах нащупал, по меньшей мере, как вернуть управление Кораблю. А потом белесая голова оторвалась от его груди, и я увидел глаза Невена – мама моя, они были темными, как Космос, и мерцало в них что-то, как в Космосе, и на щеках даже румянец появился…

Пока Лейн возился и срочно делал вид, что ничему особенному мы не помешали, я все не мог отойти от зрелища – как они друг за друга цеплялись, как большие руки Невена тискали этого вихрастого, и с какой готовностью тот этим рукам поддавался…

И затапливала обида. Вот если оно и есть – просто секс, то почему я не могу – так? Почему никогда не смогу? Потому что я – другой?.. И никогда у меня не будет – без сомнений, без раздумий, с другим человеком, только ты и он – чистое наслаждение. И дотрагиваться, не боясь, не думая о последствиях и рассудочности действий. О том, что в любую минуту может прорваться твой проклятый дар. Чтобы только горячие пальцы на твоем теле, а губы…

– …Он действительно поживет пока у меня. Недолго, я надеюсь. Пока не привыкнет. А потом куда-нибудь переберется, – донесся до меня голос Невена.

Я стиснул зубы и выступил вперед – такое меня разобрало зло. А пусть не радуется – меня действительно ему поручили. Пусть вот тоже, зараза, помучается…

Сейчас, глядя на него спящего, никакой злости или обиды я не испытывал – их вообще очень трудно испытывать к спящему. Иногда, после ссоры с Крисом, ночью я шел к нему мириться, заставал мирно сопящим в кровати и думал, что людям, если они хотят меньше друг на друга раздражаться, надо почаще спать. Тогда твоя неприязнь как бы разбивается о расслабленное и совершенно беззащитное лицо твоего недруга.

Нет, Невен, конечно, недругом не был. Но и другом пока не стал. А, может, и не станет, если нам придется прожить вместе долгое время. Поскольку совместное топтание на ограниченном пространстве, знаете ли, не способствует налаживанию приятельских отношений, даже наоборот. Вот взять сегодняшний инцидент – если в этой каморке поселюсь я, а в том флате с Лейном живут еще его мать и Рада, – где эти двое будут встречаться? И кто, получается, виноват?..

Вряд ли такое положение вещей Невена – взрослого самостоятельного мужчину, явно не привыкшего ограничивать естественные нужды организма, – сильно обрадует и расположит ко мне. Тем более только что получилось такое красочное подтверждение, что их тет-а-тету в любое удобное время пришел конец.

Я вздохнул и стал думать о Лейне. Потому как свою неприязнь к нему должен был обосновать. Я привык, что всегда знаю, почему мне человек нравится или не нравится. Слишком плохо я схожусь с людьми и слишком мало могу себе с ними позволить, чтобы допустить неожиданные для самого себя проявления чувств.

Логических обоснований поселившемуся в груди раздражению я не нашел. Ну ляпнул парень не то, вломившись в каюту любовника и увидев меня в его постели – так кто бы тут выражения выбирал? Ну обиделся – так в основном на Невена, а на меня уже так, заодно. А в целом ничего плохого он мне не сделал. Да и Невену тоже.

Короче, не за что мне к Лейну плохо относиться, – твердо постановил я. Тем более, он брат Рады.

Надо будет как-то так с Гренделем занятия распланировать, чтобы Невен точно знал, во сколько я уйду и когда приду – тогда и он свою сексуальную жизнь под график подгонит. Может, оно и некомфортно, а что делать-то?..

Пробили третьи склянки. Я взглянул на ноги Невена, нахмурился, подобрался поближе и стал расшнуровывать ботинки, подумав, что раздевать его сегодня не буду – пусть себе спит в одежде, вот еще. Мне же лучше – одеялом можно не делиться. Но едва я осторожно стащил правый башмак, как над кроватью пискнул зуммер.

Невен вскочил тут же, как и не спал. Надавил на красный огонек – тот потух, – вырвал у меня, сидящего на полу, ботинок, скомандовал:

– Давай в постель, тебя это не касается, – и принялся обуваться.

– Почему это не касается? – обиделся я.

– Ты не член Клана, – он встал и потер лицо ладонями, прогоняя остатки сна, – это нас созывают.

– Так поздно? – поинтересовался я.

– Значит, что-то важное, – отрезал он. – Ложись, – и вышел.

Я и правда забрался в кровать. Выключил свет, долго лежал, но сон не шел. Потом встал, зажег мерцающую лампу и принялся расхаживать по флату. Только особо и расхаживать-то было негде, и, устав натыкаться на углы, я сел в кресло. От нечего делать потянулся к визору, но вспомнил, что тот сломан. Быстренько его разобрал – там, если знаешь, куда нажать, ничего сложного нет, – и осмотрел. Выяснил, что сам аппарат почти не пострадал, выходит, дело все-таки было в видеокристалле – может, треснул от старости, может, еще что. Прикрутил пару проводов, собрал аппарат обратно и включил.