Текст книги "Ковчег (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 45 страниц)

Не думаю, будто он намеренно меня ждал, чтобы провоцировать. Никто ведь и правда не ожидал, что я вернусь так рано. Наткнулся случайно – и решил не упустить возможности зацепить. Драться с ним я не собирался: слишком вымотался, да и на честный бой один на один рассчитывать не стоило. А переругиваться в коридоре можно было до бесконечности, поэтому я повторил:

– Я не собираюсь ничего тебе докладывать и обсуждать свою жизнь.

– Хорошо придумали, – подал голос кто-то из-за широкой спины Марципана. – Один саботирует работу, второй устраивает диверсии на фермах.

Так я и знал, что неспроста Нора позвали на фермы «помочь». Какую-то гадость Дорсет с отцом там точно устроили.

– Твой мальчишка пытался загубить всю оставшуюся у нас клетчатку, – Марципан кивнул. – Подкинул отвертку в лоток поддона сброса.

Все-таки они были идиоты – что отец, что его мерзкий сынок. Или рассчитывали на то, что большинство предпочитает верить слухам и сплетням, а не фактам. Я прекрасно чувствовал, что за злорадством Марципана прячется страх. Не опаска, не недоумение, не злость – страх. Что-то у них с Дорсетом пошло на фермах не по плану, и теперь Марци боялся, вдруг правда вылезет наружу.

– Если Нор виноват, Грендель разберется, – ответил я и сделал шаг вперед. – Дай пройти, Марципан. У меня нет желания слушать твои домыслы, делись ими с более благодарными слушателями.

Наверное, он так и не вспомнил, что я чувствую его эмоции. И на мгновение продемонстрировал – не внешне, разумеется – свое истинное отношение ко мне и Нору. Ненависть была ослепительно-горькой, как голодный спазм в пустом желудке. Затем Марци посторонился, и я направился дальше, чувствуя спиной чужие неприязнь и разочарование.

Полночь пробили, когда я проходил мимо кают-компании. Там еще кто-то разговаривал, щелкали, стукаясь друг о друга, бильярдные шары, негромко играла музыка. Я подумал, что неплохо бы заглянуть в столовую и поесть, но желание увидеть Нора пересилило голод.

Он спал, уткнувшись носом в подушку и обняв ее обеими руками. Еле-еле справившись с первым порывом – подойти, обнять, прижаться, – я нырнул в душевую, отцепил с пояса термос, вылил жидкость в преобразователь, саму емкость опустил в утилизатор, разделся и полез смывать грязь и пот.

Нор не проснулся, даже когда я случайно уронил один из стоявших на столе термосов. Видимо, совсем умаялся, если не поужинал. Я не собирался его будить, к тому же сам очень устал. Поэтому решил просто лечь рядом, обнять – и все. Но организм на близость Нора отреагировал самым недвусмысленным образом.

Конечно, мелкий проснулся, когда я обнял его и начал целовать. Даже испугался спросонья, но быстро успокоился и расслабился. Я касался губами теплой и чуть солоноватой кожи, гладил податливое тело и чувствовал какой-то удивительный восторг, граничивший с экстазом. Мне хотелось так много сразу: носить Нора на руках, доставлять удовольствие в постели, избавить от голода и неизбежных неприятностей от местной дряни, беречь, защищать, целовать с ног до головы, трогать во всех местах – и часть из этого была мне сейчас вполне доступна.

Добравшись губами до мягких расслабленных ягодиц, я осторожно их раздвинул и принялся целовать между, спускаясь все ниже и с наслаждением слушая тихие поскуливания Нора в подушку. От этих звуков у меня голова шла кругом, а в яйцах, казалось, гудело от напряжения.

Вытащив из-под матраса любрикант, я густо намазал пальцы и аккуратно ввел сразу два, пользуясь тем, что Нор был совершенно расслаблен. Он слегка дернулся – но не от боли, а от того, что подушечки прошлись по напрягшейся простате, – и выпятил зад сильнее. Я поводил пальцами туда-сюда, еще больше приоткрывая анус, и не выдержал.

Встал на колени, прижал головку к темному отверстию и надавил. Нор часто задышал, вцепился руками в подушку, уткнулся в нее лбом. Эти первые минуты меня всегда пугали. Я так боялся причинить ему боль, что у меня даже эрекция несколько ослабевала. Я просунул руку под живот Нора, положил ладонь на лобок и ласково погладил, успокаивая.

– Все хорошо, малыш? Не больно?

Он мотнул головой и слегка подался назад, стараясь самостоятельно принять меня. Я придержал его за бедра, взял в ладонь его потерявший упругость член, погладил мягкую головку. И осторожными толчками вошел до конца, прижавшись лобком к ягодицам.

Обнимая Нора, целуя его шею, плечи, двигаясь в нем, я думал – пока был способен думать, – что мне никогда не надоест обладание им. Никто другой мне не был нужен. Я пугался собственных чувств и в то же время радовался, что могу их испытывать. Наверное, я никогда не был настолько счастлив.

Я гладил руки Нора, проводил ладонями по напрягшимся мышцам, наваливался на спину, толкаясь в его горячее нутро, ласкал грудь, припухшие соски, снова возвращался к его члену и сжимал в пальцах возбужденную плоть – и понимал, что на все пойду и все сделаю, лишь бы это никогда не заканчивалось. Не секс, нет – наша близость.

Я читал в архивах, что раньше, очень давно, столетия назад, люди молились богу, считая его распорядителем своих жизней. Просили о счастье, о здоровье, о богатстве. Я не умел молиться и не знал, что это такое – молитва. Но готов был просить великое Пространство, звезды, космическую пыль, окружавшую наш Корабль – пусть Нор всегда будет со мной. Что бы ни случилось потом.

Мысли путались, наезжали одна на другую, обрывались на середине и с середины начинались, пока их окончательно не вымело возбуждением, и я не потерялся в Норе, в его коротких стонах, в его лимонных эмоциях и в собственных ощущениях. Мы бились друг о друга, а окружающая действительность то сжималась вокруг, то распухала подобно Сверхновой, пока не взорвалась криками, брызнувшей спермой и невыносимым жаром в груди.

Нор упал животом на постель, я опустился сверху, все еще оставаясь в нем, не в силах разжать руки и выпустить его из объятий. Нор повернул голову, я прижался губами к его влажной щеке, благодарно целуя, шепча какие-то глупости о том, что он самый лучший, невероятный, потрясающий. Что я никогда и никому его не отдам. Он терся об меня затылком, жмурился, облизывал губы. Я, подумав, что ему тяжело выдерживать мой вес, перевернулся на бок. Нор тут же развернулся, и я наконец-то смог начать целовать его губы, подбородок с упрямой ямочкой, тонкую шею и все, до чего мог дотянуться.

И смог сказать то, что не говорил никому и никогда до него:

– Я люблю тебя. Я безумно тебя люблю.

54

Было неловко. Потому что хотелось тоже – трогать и целовать. Я соскучился по нему – большому, длинноволосому, нежному и горячему – во всех смыслах. Но Вен считал, что соскучился больше. Поэтому трогал и целовал сам. Стащил с меня трусы, раздвинул ягодицы и принялся ласкать между ними, а я забыл про неловкость и заскулил в подушку – от предвкушения. Я вообще вел себя непозволительно нескромно. Кажется, в нашей узкой койке, где для двоих-то едва хватало места, скромность, которая была бы уже третьей, вообще не помещалась.

Откуда, ну откуда он брал силы? Ведь подъем по шахте выматывал до кровавого тумана в глазах. А Вен не спешил удовлетворить желание и бухнуться спать, он снова заводил меня так, что можно было кончить от одних только прикосновений – языка, губ, рук. И пальцы… ох, эти пальцы, которые точно знали, где отключаются мои мозги…

Я не помнил, когда оказался стоящим на коленях. Я не заметил, когда принялся прогибаться и подставляться. Но я отлично почувствовал, когда мою становящуюся нестерпимой жажду начали утолять.

– Не больно?

Какое больно? Что это такое вообще – больно? Какое оно имеет значение?!

И подался назад. Но Вен удержал и входил долго и понемногу. Я даже решил – он совсем хочет меня уморить. Успокаивали только сжимающие мой член пальцы – по их дрожи было понятно: вот сейчас, сейчас, ему тоже не терпится.

А потом все вокруг сделалось каким-то ненастоящим. Прогнувшаяся под нашим весом кровать, полутемная маленькая каюта, недоброжелательные люди за ее дверью, Корабль, затерянный в пространстве, да и сама Вселенная – они были где-то, где не было ничего существенного. И, значит, не имели значения. Самое важное было сейчас со мной – обнимало, толкалось внутрь, гладило живот, сопело в ухо, задевало распустившимися волосами, а потом целовало в загривок, и билось тем же ритмом в сердце. Вен один был – настоящим. Он сам был – моим миром. И наше соединение было не просто соединением тел.

Поэтому движения становились резче, глубже, полноценнее. Точно переставая сдерживаться, теряя контроль, мы норовили впечататься друг в друга – навсегда. И я опять закусывал краешек наволочки, чтобы куда-то деть часть того, что требовало выхода, и жмурился, ненасытно вбирая Вена в себя, захватывая, словно собирался оставить навечно – там, внутри, во мне. Я впивался руками в матрас, шире расставлял колени, тыкался лбом в подушку, и не мог притянуть его ближе, еще ближе – мне было нечем. Оставалось глотать собственные стоны, упиваться хрипом из его горла где-то позади и выше, ощущать скользящие по моим потным бедрам жадные руки и смиряться с тем, что сам могу его стиснуть только мышцами сфинктера.

И мы всходили по невидимой лестнице, нет, взбегали – с каждым сильным толчком, тяжело дыша, рядом, вместе, до самого-самого верха, а потом сорвались вниз, выливаясь спермой. И упали на откуда-то взявшиеся простыни, на белую постель в полутемной комнате огромного Корабля, летящего посреди великого Пространства…

Я вскрикнул последний раз, обмяк и поплыл куда-то в неведомый край, где меня баюкали самые прекрасные руки на свете, сухие губы целовали мокрую щеку, а член по-прежнему укрывался во мне. И это было до умопомрачения уютно и правильно…

А потом Вен лег рядом, и я наконец-то смог повернуться, обнять его и целовать. Я млел и жался к нему, и слушал обжигающий словами шепот. И было совершенно волшебно и удивительно, под утихающий бешеный стук сердца, услышать:

– Я люблю тебя. Безумно тебя люблю.

– Нет, – сообщил я ему в шею.

– Что – нет? – его рука, поглаживающая мою спину, остановилась.

– Нет, не так, – я чуть-чуть отстранился, но не выполз из объятий, только поднял лицо, чтобы смотреть ему в глаза. – Ты просто любишь. А безумно люблю тебя я.

– Да? – белесые брови поползли вверх.

– Точно, – уверенно кивнул я. – Ты же не обнимаешься с моими ношеными рубашками, правда? И не нюхаешь подушку, когда меня нет рядом?

Вен не выдержал и ухмыльнулся.

– А ты, значит, обнимаешься и нюхаешь?

– Обнимаюсь и нюхаю, – признал я со вздохом и потерся носом о его плечо. – Я совсем-совсем чокнулся. Не могу без тебя. Мне нужно хотя бы так тебя ощущать…

– То есть я могу уйти, что ли? Тебе хватит подушки?

– Вот еще! – я вскинулся и притянул его за шею, как будто он и правда собирался вставать. – Никуда не пойдешь! Подушка – только для экстренных случаев. Когда ты здесь, я предпочитаю нюхать тебя!

Вен засмеялся мне в волосы, я слушал его смех, раскатывавшийся в груди, улыбался и думал, почему же мне не стыдно. Совсем-совсем. Ни за что.

Но думал недолго. Потому что Вен поднялся, сходил в душевую, принес оттуда мокрое полотенце, обтер меня, вертя по-всякому под мое хихиканье, потом себя и отбросил полотенце в угол каюты. Улегся, добыл с пола свалившееся туда одеяло, укрыл нас и уже привычно подгреб меня поближе, устроив голову у себя на плече, еще раз поцеловал в губы, упоенно лаская мой рот языком, и сказал:

– Спи, чудо мое.

И тогда я покрепче обхватил его поперек груди и закрыл глаза.

Мне не снились кошмары, меня не беспокоил неяркий свет, мне было очень комфортно, и все-таки я проснулся с чувством неясного беспокойства. Лежал, ощущая прижимающую меня руку, упирающийся в затылок нос, и пытался понять, в чем же дело. Хронометр над дверью показывал только пять утра, вставать было рано – значит, дело не во времени. А в чем?..

И тут меня пришибло осознанием, какой же я эгоист. Получил удовлетворение, наслушался приятных слов и благополучно задрых, даже не подумав проверить состояние Вена. А еще считал, что я полезен, потому что умею лечить. Ну и толку-то с меня?

Вот теперь стало стыдно – в животе аж скрутилось что-то, может быть, совесть, и почему-то поджалась мошонка. Я, сопя, выбрался из-под руки Вена, он завозился, устраиваясь поудобнее, и я осторожно надавил ему на плечо, укладывая на спину. Будить не хотел – он и так вымотан, а сеансы лечения во сне я уже проводил.

Сидел на коленях и смотрел на него какое-то время – на лицо, освещенное синим ночником, в свете которого тени под глазами выделялись особенно четко, а опущенные уголки губ выглядели особенно печально, на первые робкие морщинки, прорезавшие лоб, на обтянувшую скулы кожу. И думал, насколько же он изменится, насколько все эти мелкие приметы беды станут четче, когда голод по-настоящему возьмется и за нас, и за всех дорогих Вену людей. Я еще не знал, удачной или нет оказалась его разведка, но по усталому лицу, по тому, как отчаянно он меня хотел и брал (только теперь до меня дошло, что отчаяния там было не меньше, чем страсти), понимал – вряд ли Вену удалось отыскать простой выход из ситуации.

А я наслаждался, стонал, кричал, упивался сексом, и мне даже в голову не пришло хоть на секунду вернуться на грешную палубу Корабля, чтобы подумать не о себе.

Я положил ладони Вену на плечи, закрыл глаза, медленно вдохнул, выдохнул и стал разбираться. Болели все мышцы, звенели от напряжения и гудели от утомления. Ныл позвоночник – весь, вплоть до самого верхнего шейного позвонка. Возмущались кровеносные сосуды, с натугой разносящие кровь по всему организму, особенно опасно покряхтывая где-то ближе к голове. Я удивлялся, как Вен этого не слышит. И уговаривал их успокоиться, утешал, расслаблял, обещая когда-нибудь в будущем настоящий отдых. Я ласкал их сквозь кожу так, как несколько часов назад Вен ласкал меня – нежно, тепло, заботливо, водил ладонями по телу. А когда уже заканчивал, наткнулся взглядом на красноречивый бугорок под тонким одеялом. Остановился, моргнул непонимающе и поднял глаза.

– Вот-вот, – хрипло сказал сонный Вен. – И что ты теперь намереваешься с этим делать, лекарь?

Я стащил одеяло прочь, полюбовался на возбужденную плоть, тут же радостно восставшую во всей красе, и задумчиво проговорил:

– Да вот даже и не знаю, пациент… Такие побочные реакции организма на лечебные сеансы не предусмотрены списком. В моей практике это впервые.

– Но у вас же индивидуальный подход к пациентам? – с наигранным беспокойством поинтересовался Вен.

– Безусловно, – кивнул я, придвигаясь к нему ближе и чувствуя, как у самого тяжелеет и дергается член. – Так что я попробую помочь, – протянул руку и легонько сжал обнажившуюся головку.

Когда все закончилось, я подтянулся и упал на него сверху. Вен впился в мои губы поцелуем, между нашими животами было мокро и липко, а я закрыл глаза и просто слушал, как бьется его сердце. Вен крепко притискивал меня к себе за ягодицы, и я уже не казался себе таким уж особенным эгоистом. Просто я его люблю – вот и все. Но иногда забываю думать. Со всяким бывает, ничего необычного.

55

Это было безумием на двоих – мы так и не уснули больше. А немногим позднее вторых склянок над кроватью пропищал зуммер вызова. Я не глядя ткнул в кнопку и услышал голос Гренделя:

– Невен, жду тебя через полчаса.

Я вздохнул и сел на кровати. Нор смотрел на меня вопросительно.

– Мне не удалось пройти дальше коридора операторской, – неохотно сказал я. – В одиночку там никак, слишком высоко решетки воздуховодов.

– А откуда Грендель знает, что ты вернулся? – подозрительно поинтересовался Нор и тоже сел. – Ты к нему заходил?

– Нет, – я коснулся губами его щеки с розовым следом от подушки, поднялся и пошел к шкафу. – Меня просто видели, когда я возвращался. Ложись досыпать, тебе ведь еще надо на занятия к третьим склянкам. Или сразу в лазарет?

– В лазарет, – ответил Нор и лег, натянув одеяло до самого носа. – А когда ты вернешься? Я тебя увижу до ухода?

– Не знаю, малыш, – я вытащил одежду из пакета и принялся одеваться. – Но у тебя же еще есть подушка – для экстренных случаев.

Нор смущенно улыбнулся, и я не смог удержаться от того, чтобы не поцеловать его снова.

В результате к Гренделю я попал не через полчаса, а через час. Но виноватым себя не чувствовал. Даже заготовил речь по поводу того, что я не железный и мне тоже нужен отдых. Впрочем, дед ничего не сказал. Коротко взглянул на меня, кивнул каким-то своим мыслям и приказал:

– Идем.

Я почти сразу понял, что Грендель ведет меня к Базилю. Значит, Совет кланов уже знает о моем раннем возвращении. Упрекнуть мне себя было не в чем, так что я совершенно спокойно зашел в каюту, где собрался Совет, пожелал всем доброго утра и скромно сел в угол.

– Вот, пожалуйста, – Трент ткнул в мою сторону рукой. – Я же вам говорил – вместо рейда он всю ночь кувыркался со своим любовником!

– А ты с фонариком стоял, – огрызнулся Сван, глава Четвертого клана. Они граничили с Реттисси и вечно воевали за свободные каюты. – Мы знаем, что Невен уходил в рейд.

– Недалеко ушел, – точно так же огрызнулся Трент. – Если еще до полуночи вернулся.

– Хватит! – негромко оборвал их Базиль и повернулся ко мне. – Невен, мы тебя слушаем.

Честно говоря, мне не приходилось до этого объясняться перед Советом по поводу неудачных рейдов. Всякое бывало, но отчетов с меня не требовали. Сейчас, наверное, ситуация на фермах стала совсем катастрофической.

– По шахте сброса можно подняться наверх, – сказал я. – Но спуститься с клетчаткой не получится – чисто физически. Так что назад путь один – через атриумы.

– Гравитационный удар свернет белок, – Трент пожал плечами. – Это общеизвестно.

– Свернется внешний слой, – не согласился Сван. – Внутренняя часть не пострадает.

– Сколько той внутренней части? – хмуро сказала Лу. – От силы треть.

– Значит, две трети пойдет в утилизаторы, остальное на фермы, – упрямо мотнул головой Сван.

– Тихо! – Базиль хлопнул ладонью по столу, и все снова замолчали. – Продолжай, мы слушаем.

– Пройти в Фатланд можно через воздуховоды и коридор перед операторским залом внутреннего реактора, – я не удержался и зевнул, прикрыв рот ладонью. – Извините. Но в коридоре высокий потолок, я не смог добраться до нужной решетки. Дальше там можно только вдвоем.

– Насколько высокий? – миниатюрная Лу всегда болезненно воспринимала такие вопросы.

Я пожал плечами.

– Футов на пять выше, чем я. При желании, конечно, добраться можно. Но свинтить решетку все равно в одиночку не выйдет, нет опоры.

– А у тебя и желания не было, – ядовито встрял Трент. – Торопился в нагретую постельку.

– А ты предлагаешь ему спать в коридоре? – не менее ядовито поинтересовался Сван.

– Я предлагаю разобраться, что происходит, – Трент уперся кулаками в стол. – Пока Невен – по его словам – не может добраться до решетки, его мальчишка устраивает на ферме диверсию, подбросив отвертку в лоток сброса. И если бы не Марципан…

– Марципан тут не при делах, – буркнул Бартоломью, до сих пор угрюмо молчавший и вертевший в руках какую-то штуковину из пластика. – Отвертку как раз верхний мальчик и заметил. И он же крикнул Дику, чтобы тот не включал механизм сброса.

– Для отвода глаз, – Трент пренебрежительно махнул рукой. – Понял, что его обнаружили, вот и…

– Чушь, – сказал я и поднялся. – Чушь и клевета, Трентон. Если бы Нор хотел навредить, он бы мог успешно делать это в синтезаторной.

– А надо еще проверить, не вредил ли, – Трент прищурился, и у меня зачесались кулаки. – Если я не ошибаюсь, в синтезаторной командует Дар. А он тебе не совсем чужой человек. Может, молчит ради любимого сыночка? Покрывает твоего любовничка?

В общем-то, меня немногие могли остановить. Мама, отец, Рада. Но их не было на Совете, а Грендель не вмешивался. Так что на мне повисло сразу трое – Сван, Бартоломью и Кори, самый молодой из всех глав, занявший свой пост всего пару лет назад. Но мне бы и они не помешали свернуть шею Тренту, просто я в последний момент подумал, что единственная дорога наверх – через территорию его клана. И если я его сейчас убью, Реттисси не успокоятся, пока не пристукнут меня или Нора. За себя я не боялся, а вот Нор понятия не имел, на какие подлости были способны эти крысы. Рисковать его жизнью я не хотел.

– Видите?! – торжествующе крикнул Трент. – Он же взбесился! Он с ума сошел из-за этого мальчишки – на людей кидается!

Я глубоко вздохнул, пытаясь подавить гнев, и отступил на шаг. В голове бурлила мешанина из чужих и собственных эмоций. А еще меня удивляло, что молчит дед. Впрочем, Грендель всегда молчал, когда другие орали. И начинал говорить, когда все уставали ругаться, и ссора прекращалась сама собой. Но сейчас, на мой взгляд, создалась не та ситуация, чтобы отсиживаться в углу. Фактически, Трент обвинял меня и Нора в предательстве. И почти сразу, как я об этом подумал, раздался голос Гренделя.

– На людей Вен не кидается. Так что если ты будешь вести себя по-человечески, Трентон, то и угрожать тебе никто не будет.

Грендель встал, легко прошелся по каюте, словно ему не сто лет, а вполовину меньше. Затем остановился перед Базилем.

– Я могу поручиться за Аденора – никаких задних мыслей и тайных заданий у него нет. Мальчик тяжело переживает разрыв с привычной средой. Тем не менее, он искренен, готов работать внизу наравне с остальными. Он мутант, изгнанник и прекрасно понимает, что в Дансити вернуться не сможет ни при каких условиях. Поэтому обвинения Трента я считаю голословными, а историю с подброшенной в лоток отверткой – элементарной провокацией. Мы собрались здесь не для того, чтобы обвинять кого-то в изменах, а для выработки промежуточного решения по доставке клетчатки. Невен не смог пройти дальше коридора операторского зала по объективным причинам. Значит, либо в следующую разведку он идет с кем-то еще, либо рейдеры идут всей группой, решая проблемы по мере возникновения. Тянуть мы не можем – запасы клетчатки у нас ограничены. Если в ближайшее время не будет засеяна хотя бы треть полей, мы столкнемся не только с голодом, но и с нехваткой самого необходимого, включая воду.

Базиль согласно кивнул и повернулся ко мне.

– Как ты считаешь – стоит продолжить разведку или идти сразу группой?

Если я и задумался, то только для того, чтобы четче выразить свою мысль.

– Фактически, дорогу до операторского зала я прошел. Воздуховод, в который я не смог попасть, идет над залом к Черному коридору и дальше. Это тот самый воздуховод, куда мы забираемся, если поднимаемся обычным путем. Так что я считаю – нет необходимости еще в одной разведке. Решать нужно только вопрос с обратной дорогой. По шахте сброса рейдеры с мешками не спустятся.

– Значит, остаются атриумы, – Базиль покачал головой. – Плохо. Очень плохо. Такими темпами потери клетчатки на фермах мы не восполним. Ты ведь не сможешь вернуться и тут же пойти со второй группой.

– Не смогу, – согласился я. – Но я предлагаю другой вариант – идти обеим группам вместе. И взять с собой всех, кто ходит в подмены, как тот же Йозеф. И забрать из Фатланда не по сто фунтов на человека, а по сто пятьдесят – раз уж мы будем прыгать в антигравитационные атриумы, а не лезть по шахте вниз.

– Две с лишним тысячи фунтов? – Бартоломью хмыкнул. – Невен, это половина полного танка. Верхние озвереют окончательно.

– Не будем брать с одной фермы, обычно зреют две-три одновременно.

– Тогда после двухсуточного отдыха снова можно будет пойти всем вместе, – Лу прижала палец к губам, как всегда делала в задумчивости. – А если верхние перекроют и шахту сброса?

– В шахте сброса лазеры не поставить.

– Можно перекрыть коридор, в который выходит воздуховод шахты, Сван, – Лу сдвинула брови. – Теми же лазерами.

– Вот если перекроют, тогда будем думать, – заключил Базиль. – Пока что у нас нет иного выхода. Невен, когда ты сможешь пойти наверх с группой? Например, сегодня вечером?

Я уже хотел согласиться, но Грендель хлопнул ладонью по столу.

– Базиль, опомнись. Он вернулся в полночь. Дай Невену восстановиться. Неужели ты сам не видишь – он же спит на ходу. Потеряем последнего эмпата – рейдерам придется уходить наверх вслепую.

– Хорошо, – кивнул глава Совета. – Но я требую, чтобы Невен отдыхал не у себя, а в лазарете, под присмотром Блича и Норы.

Я хотел возмутиться, но Грендель так на меня посмотрел, что я закрыл рот. Толку-то возмущаться – только лишний раз нарвусь на скандал и ехидные реплики Трента. Проще сбежать молча.

Но сбежать мне не удалось. Грендель со Сваном проводили меня в медотсек чуть ли не под конвоем, а там уже Блич вцепился в меня мертвой хваткой, обвешал датчиками, уложил в койку и, не слушая моих возражений, ввел в вену какое-то лекарство. Я даже не успел сказать ему, что надо предупредить Нора – провалился в сон.

56

Спать я не стал – до подъема оставалось не так уж долго. Включил визор, наугад вытащил один из кристаллов и в течение получаса слушал о всевозможных излучениях, влияющих на психику. Откуда только такая штука завалялась у Вена? Он не очень похож на человека, который будет интересоваться подобными вещами.

Отогнав логичную мысль, что ими мог интересоваться кто-то из его предыдущих любовников, я сосредоточился на голосе лектора, хотя и ненадолго – мысли быстро унесло в ту сторону, куда они последнее время все время норовили ускользнуть. Переживать свою сексуальную жизнь, уже в воспоминаниях, оказалось ужасно увлекательно и возбуждающе. Восстанавливать в памяти то один, то другой момент – слова, интонации, хрип или нечаянный стон, прикосновения, а, главное, свои ощущения… Это было не просто кино, а чувственное порно с моим участием. Я сконфуженно хмыкнул. Любопытно, так со всеми бывает? Или только мне повезло стать таким озабоченным? А, вроде, совсем недавно о сексе с парнем и думать боялся.

Со вздохом я вылез из постели, поднял валяющееся в углу полотенце, бросил его в утилизатор и направился мыться. Позавтракать мы с Веном успели принесенной с вечера кашей, так что идти в столовую я не собирался. Выбравшись из душевой, оделся, заправил кровать, выключил визор и потопал в лазарет.

Там уже хозяйничала Нора.

– Привет, – сказал я.

– Привет, заходи, – она прихорашивалась у зеркала, готовясь начать прием. – Блич уже сменился.

– Ага, я понял.

– Включай систему и готовься. В коридоре еще никого?

– Пока никого.

Но минут через пять народ начал подтягиваться, и нам стало не до разговоров не по делу. Нора тоже работала быстро, хотя все же не настолько, как Блич. И иногда просила меня свериться с записями в электронной карте. Но примерно к двум часам мы с ней тоже закончили.

– Ф-фух! – выдохнула Нора, опускаясь на кушетку. – Кажется, все… Страшно хочется есть.

– Давай принесу обед? – предложил я. Она ни на секунду не присела за все это время, пусть отдохнет.

– Было бы здорово, – улыбнулась она, поправляя выбившуюся из прически прядь. – И скажи Тамиру, что у нас пациент.

– Пациент? – удивился я. – Такой тихий?

– Спит, – пояснила Нора. – Иначе бы не был тихим.

– И не проснулся, несмотря на толпу людей поблизости? – усомнился я. – Дети же некоторые плакали.

– Снотворное, – отозвалась она. – Так ты идешь за обедом?

– О! – я покраснел. – Конечно, иду. Извини, – и вылетел за дверь.

В столовой было пока малолюдно, но в коридорах уже чувствовалось движение – для тех, кто начинал работу после первой послеполуденной склянки, наступало время обеда. Поэтому я не стал задерживаться и дожидаться наплыва посетителей. Тамир без лишних слов наполнил термосы на троих, и я отправился обратно. За одним из поворотов встретил Маришку, раскланялся, а она в ответ помахала мне своим фонариком. Судя по тому, что она с ним практически не расставалась, сестренка у Тамира была такая же непоседливая, как и братишка – наверняка частенько забиралась в плохо освещенные места Даунтауна. Только, в отличие от Лео, пообщаться с ней, к сожалению, я не мог – не знал языка жестов. Заодно припомнилось, что я обещал к ним зайти. И пусть последнее время и Тамир, и Лика смотрят на меня с сомнением, обещание надо бы выполнить.

Когда я вернулся, мы пообедали, а термос с оставшейся кашей Нора поставила в рефрижератор. То есть пациент наш явно проснется еще не скоро. Кстати, я ведь даже не спросил…

– Нора, а что с ним?

– С кем? – поинтересовалась она, распуская волосы.

– С тем, кто в палате. Может, я могу помочь?

– С Веном-то? Ничего, просто переутомление, – она взялась за расческу.

– С Веном?! – я подскочил со стула и сам не понял, как оказался в соседней комнате.

Там и правда оказался Вен – лежал на дальней кровати, опутанный проводами. На панели диагноста помаргивали зеленые огоньки. Я помнил – это хорошо, но также помнил, что когда заходил к Раде, рядом с ней ничего подобного не наблюдалось. Поэтому приблизился к постели и проверил. С Веном все было в порядке, он действительно просто спал. Я осторожно выдохнул, только сейчас осознав, что перепугался до смерти. Теперь отпустило – да так, что пришлось присесть. К Вену же на кровать. И пока приходил в себя, чуть не забыл, где нахожусь – залюбовался бесконечно родным лицом. Я словно не две недели был с ним знаком, а целую вечность. Когда вспомнил, что, вообще-то, на работе, наклонился, поцеловал теплую щеку, получше укрыл и вернулся в процедурную.

– Насмотрелся? – Нора, давно закрепившая волосы в пучок, даже не обернулась.

– Почему? – спросил я прямо с порога.

Она оторвалась от экрана, где что-то читала.

– Что почему?

– Почему Вен спит здесь, а не в каюте?

– Не знаю, – пожала она плечами. – Базиль так решил. Невена привели к Бличу прямо с Совета.

– А мне, выходит, никто не собирался сообщать?

– Прости, я думала, ты знаешь, – пожала плечами она. – А почему другие не сообщили… ну, возможно, это связано с тем, что ты теперь диверсант? Мало ли – вдруг у тебя есть злобные замыслы по выведению Вена из строя?

Вот так вот. Я знал, что слухи обязательно пойдут, но не ожидал, что они распространятся так быстро.

– Хорошо, я понимаю – Марципан. Но Грендель, получается, мне тоже не доверяет?

– Понятия не имею. Мне никто ничего не докладывает. Тем более, Грендель.

– Но о диверсии, выходит, ты уже знаешь?

– А как же, – усмехнулась она. – Братик утром прибежал, не погнушался…

– Что значит – не погнушался?

– То и значит. Моя семья не часто радует нас визитами, но тут, видимо, очень надо было побыстрее информацию распространить, даже про нас вспомнили, – Нора тряхнула головой. – И отец, и Дор очень не любят Айвана. А мама не хочет с ними конфликтовать.

– То есть ты… – начал я.

– …не поверила ни единому слову. Уж кому как не мне знать моих родственников. А Дор так яростно подпрыгивал и суетился, что издалека понятно – врет. Айван его выставил из нашей каюты.