Текст книги "Ковчег (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 45 страниц)

– Да? Такой кнопка?

– Чего это – кнопка? – он обиделся. – Ему четырнадцать уже исполнилось в прошлом месяце. А с четырнадцати берут в Игру! Он у Дорсета записался.

– Ну и дурак, – вздохнул я.

– Ага, он, значит, дурак, что идет, а ты умный.

– И я дурак, – согласился я.

Лео помолчал немного, но, видно, эмоциям у него внутри было тесно, и чуть погодя он снова решил поделиться:

– Я бы тоже пошел, только меня пока не берут.

– Правильно делают.

– Чего это правильно, если ты сейчас только говорил, что там бояться нечего? – он подозрительно уставился на меня.

– Бояться нечего взрослым. А если робот наткнется на такого, как ты, – подумает, деталь какая отвалилась, да и приварит куда-нибудь.

– А я буду визжать! И кричать! Я знаешь как громко умею!

– У робота все равно ушей нет, – усмехнулся я. – Он не услышит.

– Ну… может, другие услышат… – Лео призадумался, потом поднял на меня карие глазенки, прищурился и наставил палец. – Ты обманываешь! Робот не может меня перепутать с деталью Корабля, потому что я не из того материала сделан!

Я хихикнул.

– Ну, когда он разберется, из какого ты материала, то просто отшлепает по мягкому месту. Чтобы не лазал, где не надо.

Наверное, про роботов он все-таки ни в чем не был уверен, потому что опять ненадолго замолчал. А потом заныл:

– Нет, тебе-то чего, тебе везет – ты вот в Лабиринт идешь, а еще тебя в рейд брали. А мне до рейда еще неизвестно сколько расти и расти! И что – так все время и сидеть около брата: «Туда не ходи, сюда не лезь, туда не смей!». Я тоже хочу чего-нибудь героического!

Ага, куда уж более героическое – с малолетками по заброшенным конструкциям ползать…

– Вот будет тебе героическое испытание, когда Тамир ремень возьмет, – пригрозил я. – И всыплет обоим: и тебе, и Михасю.

– Он не возьмет, он добрый, – улыбнулся Лео. – Отругает – может быть. Но меня не за что, потому что я тебя сейчас провожу – и домой побегу. А если ты не скажешь – он про Михася и не узнает даже. Тамир думает, Михась будет возле входа ждать – он сказал, его встречающим назначили.

– Кем?

– Встречающим. Когда все играющие прыгают в шахту, наверху, в операторском зале, остаются двое встречающих – они записывают, кто во сколько вернется. У нас все по-честному.

– Конечно, по-честному. Только кое-кто врет родным.

– Чуть-чуть не считается! – искренне возмутился Лео.

Я не выдержал и засмеялся. Забавный он был – штаны на лямках закатаны почти до колен, карманы топорщатся от разных, но, несомненно, нужных вещей, едва поспевающие за хозяином ботинки на толстой подошве, и торчащий на затылке вихор.

Мы дошли до шахты атриума, в которую Лео, не замедляя шага, тут же и нырнул. «У нас даже дети прыгают», – вспомнил я слова Вена. Облизал губы, вздохнул и прыгнул тоже. И приземлился на задницу.

– Ты неправильно делаешь, – деловито сообщил мне провожатый. – Надо сгруппироваться, тогда устоишь на ногах.

– Я не успеваю, – пожал я плечами.

– Дело привычки. Сначала все падают, а потом научаются. Нет, научиваются. А, неважно!.. Это спальный уровень. Тут все общежития расположены. Нам еще ниже, – и не успел я охнуть, как Лео опять пропал в шахте.

Пришлось отправляться следом. На этот раз я шлепнулся не сразу, а целых две секунды постоял на своих двоих.

– Уже лучше, – одобрил Лео. – Со временем у тебя обязательно получится. Пошли! – и он поскакал куда-то в сторону.

Я старался поспевать за ним, поскольку понял: «Сам найду» – это я погорячился. Ничего бы я сам в такой темноте, когда от лампы до лампы ярдов десять, не меньше, не нашел. Или нашел бы, но гораздо позже рынды. А, с другой стороны, может, и ладно?..

Мы вышли в огромный зал и направились к большой яме с неровными краями, Лео скользнул вдоль нее и вдруг нырк – и пропал внутри. Когда я добрался до места, где он скрылся из виду, то обнаружил что-то вроде лестницы, образованной расплавленным бронелитом. Вернее, когда-то от невыносимого жара он расплавился и потек, а потом застыл слоями, так что теперь многочисленные поколения мальчишек спускались по нему к своим опасным развлечениям. Спустился и я.

– Заставляешь себя ждать, верхний, – с ленцой протянул голос Дорсета.

Их там кучковалось человек семь или восемь – я не успел еще ни разглядеть, ни посчитать. И опять эти синюшные лампы…

– Брось, Дорсет, мы вовремя, – не смолчал Лео.

– Вот это и есть Лабиринт? – спросил я.

– Лабиринт внизу, где коллайдер, – ответил мне Лейн. – Это бывший операторский зал.

– Так, подобьем ставки, – вмешался Дорсет. Он, по-видимому, не мог не командовать. – Я, Генри, Пауль, Михась, Джей и верхний уходим в Игру. Джон и Сердж остаются в операторской. Ничего не забыл?

– Забыл, – сказал я. – Лейна.

– Я не… – начал Лейн.

– Верно, и Лейн, – кивнул Дорсет и наступил ему на ногу.

Затем чуть склонился к его уху и что-то быстро зашептал, поглядывая на меня. Лейн сначала неуверенно отказывался, мотал головой, потом пожимал плечами, но вскоре кивнул.

– Значит, семеро, – громко объявил Дорсет. – Повторяю правила для верхнего, потому что остальные их знают. По сигналу рынды все прыгают вниз, в шахту. Где кого сдует – неизвестно. Задача – за двенадцать часов выбраться обратно. Кто придет последним, а также кто поднимется позже полуденной рынды – проигравшие. Единственный прибор, который есть у каждого с собой – фонарик. Применять какие-либо вспомогательные страховочные материалы типа цепей с карабинами – запрещено. Сорвался вниз – сам виноват и лезешь вверх заново. Не трусь, Норичек, это не рейд – на дне не ждут твои злобные друзья с излучателями. И гравитация там пониженная, не разобьешься. Так что не ори слишком громко.

Я на выпад никак не отреагировал.

– Ну, про награду победителю и наказание побежденному я тебе уже озвучивал, – Дорсет обращался исключительно ко мне. – Кстати, можешь познакомиться: Джон и Сердж находятся в моем подчинении с прошлой и позапрошлой Игры… Тебе еще не страшно?

– Я не привык бояться хвастунов, – процедил я.

Надоел он мне со своими рисовками – ужас как.

Лео отчетливо хихикнул.

– Надеялся меня задеть? – Дорсет шагнул навстречу. – Мне плевать, что ты думаешь. Потому что я три раза выходил из Лабиринта первым. И сегодня выйду в четвертый. А каким придешь ты – большой вопрос.

– Значит, ты трижды был дураком. И сегодня станешь им в четвертый раз, – откликнулся я. – Потому что только дурак в твоем возрасте будет ползать по разломанным конструкциям наперегонки с малышней.

В синюшном свете лицо Дорсета показалось мне еще более неприятным, чем в нормальном. Неужели я мог посчитать его безобидным?

– Не забывай, ты тоже согласился ползти – вместе с дураком и малышней, – прошипел он.

– У меня случилось помутнение рассудка, – честно заявил я.

– Признайся – опять струсил? Так мы сразу запишем тебе проигрыш и не будем заставлять лезть вниз, – ехидно-великодушно проговорил Дорсет. – И будут у меня после Игры два раба вместо одного.

Лейн молчал. Остальных можно было вообще не брать в расчет – они все выглядели младше, лет по четырнадцать-пятнадцать, разве что Пауль был где-то моего возраста.

– Прислуживать тебе я не хочу еще больше, чем прослыть идиотом. Поэтому придется быть последовательным в идиотизме и дойти до конца, – сказал я.

– Что ж, мое дело предложить… – мне показалось, или в голосе Дорсета проскользнуло удовлетворение? – Итак!

Мальчишки зашевелились, собираясь у широкого раструба шахты. Замерли в напряженных позах. И едва по Кораблю разнесся удар рынды, дружно ухнули вниз. Я помахал на прощание Лео и тоже прыгнул. Интересно, я когда-нибудь привыкну к этому их способу спуска?..

Меня сдуло в сторону достаточно быстро и выкинуло в какие-то перекрытия – опять на задницу, разумеется, поскольку я забыл сгруппироваться, но стоит ли обращать внимание на мелочи?.. В общем, до самого дна я не долетел. И это, судя по всему, считалось неплохим стартом, поскольку упрощало задачу.

Здесь было темно. По-настоящему. Только вверху синел кружок света, к которому мне, собственно, и надо было добраться.

И еще здесь не было тихо. Что-то шуршало, скрипело, постанывало и трещало. Старый металл не желал смириться с тем, что уже никому не нужен, и разрушаться в тишине и покое.

Тут, в дышащей звуками темноте, я готов был поверить, что старые роботы действительно все еще бродят среди ржавых конструкций, не в силах залатать то, что ремонту не подлежит. Если здесь сохранился хоть какой-то источник энергии, не исключено, что роботы по-прежнему функционируют. Другой вопрос – их техническое состояние и как на них подействовало разрушение здешнего центра управления. Ведь некоторые автоматы изначально были достаточно автономны, а некоторые – завязаны на пульт. Разумеется, по всем правилам сразу после разрушения управляющего центра роботы второго типа должны были отключиться, а первого – не воспринимать людей в качестве объектов. Поэтому я, собственно, так убежденно и разглагольствовал с Лео. Но когда топчешься в темноте на разваливающихся конструкциях, отовсюду доносятся подозрительные шумы, а до спасительного синего кружка света ползти и ползти… М-да, пожалуй, я понимаю, откуда взялись страшные мальчишечьи истории.

Я потрогал ближайшую стену, достал фонарик и тихонько присвистнул. Задача оказалась труднее, чем я предполагал. Покореженные фермы, уходящие вверх, были покрыты слоями расплавленного бронелита и застывшей пены, которой тушили пожар. Я взялся за один из выступов, дернул, и он обломился под пальцами. Печально. Выходит, положиться тут почти ни на что нельзя.

Ну, сам виноват, нечего было соглашаться. Я подумал, выбрал самый надежный на вид край, засунул фонарик в карман комбинезона и полез, осторожно нащупывая, за что ухватиться и куда наступить. Хорошо хоть ботинки переодел – рейдерские все же были менее скользкими.

Когда удалось выбраться на участок, свободный от потеков – дело пошло живее. Очень помогала пониженная гравитация – лезть вверх оказалось несравнимо легче, чем в лифтовой шахте. Так что особых трудностей я не испытывал, только не слишком удобно было останавливаться, включать свой осветительный прибор, запоминать дальнейший путь, после чего его выключать, прятать и идти на ощупь. Но пристроить фонарик так, чтобы он все время светил наверх, не получилось. Я продвигался довольно споро, и поскольку физическая нагрузка не была сверхъестественной, даже начал потихоньку усмехаться. Вот эту глупость и считают Игрой, опасной для жизни? В ней соревнуются и даже гордятся победами? Нет, ну я еще понимаю – четырнадцатилетние пацаны, им действительно может приходиться трудно, но Лейн и Дорсет совсем упали в моих глазах.

Сорвался я совершенно неожиданно – и так и не понял, почему. Приглядел подходящую арматурину, за которую можно уцепиться, выключил фонарь, нащупал, ухватился, переступил ногами – и вдруг полетел вниз. Правда, почти тут же совершенно случайно пальцы проехались по железяке, на которой я их судорожно сжал, так что свалился не слишком глубоко. Ладонь ободрал, конечно, зато боль отрезвила и заставила относиться к испытанию серьезнее. К тому же я обнаружил, что оказался среди наплывов затвердевшего бронелита, и теперь придется ползти с еще большей осторожностью.

К первым склянкам я был весь мокрый и думал, что синий кружок света наверху вообще недостижим. Ко вторым съехал вниз еще раз, на этот раз расцарапав пузо – все-таки, как я ни старался проверять, под ногой что-то хрустнуло и обломилось. Но опять удалось задержаться. От бравой удали остались одни ошметки, и опору для ног и рук я теперь выбирал так, точно мне на ней предстояло жить. Или вить гнездо. Уж очень не хотелось подняться последним. И не только из-за боязни попасть в распоряжение Дорсета. Стоило представить презрительную гримасу на лице Вена – эх ты, мелкий, в детской-то забаве не преуспел, а ко взрослым лезешь, – как внутри все вскипало, и кровь начинала бежать по венам быстрее.

К третьим склянкам я старался не смотреть ни вверх, ни вниз – ни то, ни другое мне не помогало и не вдохновляло. Руки все-таки устали, предплечья затекли, и тупо хотелось присесть и никуда не двигаться. Часа два. Я даже фонарик перестал включать так часто – уже на ощупь получалось определить, за что держаться можно, а за что лучше не стоит.

Вдруг прямо надо мной что-то страшно зашуршало, потом послышался тихий вскрик. Я инстинктивно вцепился в ферму, на которой стоял, и вытянул в сторону руку – как раз, чтобы цапнуть кого-то за одежду и притянуть к арматуре.

– Спасибо, – сдавленно проговорили рядом.

– Держишься? – поинтересовался я.

– Ага.

Я отпустил парня и включил фонарик. Рядом со мной, щурясь от света, тяжело дышал Михась. Он тоже был мокрый – пот блестел на лице.

– Там, повыше, робот. Пихается, – пожаловался он. – Я хорошо шел.

– Я верю, – через силу улыбнулся я. – Ладно, вдвоем прорвемся… Передохнул? Тогда вперед.

И мы стали пробираться наверх вместе. Михась и правда шел очень неплохо. Мне сразу стало веселее, а заодно и напряженнее. В конце концов, не мог же я позволить вообразить четырнадцатилетнему мальчишке, будто мне подъем дается труднее, чем ему? Разговаривать мы почти не разговаривали – все-таки Михась оказался молчаливым пареньком, не сравнить с Лео, да и мне не хотелось тратить силы и дыхание на праздную болтовню, – но я то и дело посматривал на него, а он, если вдруг вырывался вперед, оглядывался на меня.

– Вот тут, – указал Михась, когда мы забрались на очередной выступ, – где-то здесь он был, робот… Такой… с кучей ног.

Мы оба включили фонарики, посветили в разные стороны – тишина и покой. Никаких роботов. Только металл скрежещет и покряхтывает.

– Убрался уже, – успокаивающе проговорил я, – давай дальше.

Он все-таки нам попался – почти у самого выхода. Выскользнул из темноты, сверкнул фосфоресцирующими датчиками, поймавшими луч фонарика Михася, и деловито засучил ногами – крупный, примерно до колена, похожий на гигантского паука. Из тех ремонтников, чье функционирование менее всего зависело от общего пульта – они только получали сигналы, приходящие электронному мозгу от неисправного оборудования, а дальше действовали самостоятельно, консультируясь с управляющим центром лишь в случае нештатных ситуаций. С тех пор, как они лишились сигналов, а их призывы на пульт оставались без ответа, несчастным роботам оставалось только потерянно бродить по разоренному хозяйству и время от времени браться за безнадежное дело починки: ни один кабель не давал нужного напряжения, ни один датчик не показывал верных параметров, все было разрушено и мертво. Но понять тщетность своих усилий и выбраться наружу могли только люди. Роботы были не способны принимать решения подобного рода, а вытаскивать их отсюда, чтобы перепрограммировать и прикрепить к другому управляющему центру – слишком много мороки.

– Обходи его справа, а я пойду слева, – предложил я. – Может, он растеряется.

Не знаю уж, растерялся робот или вообще не собирался нас трогать, но с места он так и не сдвинулся. Только щелкал чем-то внутри.

В операторский зал мы с Михасем выбрались друг за другом.

– Еще двое! – тут же объявил один из встречающих. – Теперь вернулись четверо.

Надо же, мы даже не в последних рядах, – удивился я и опустился на пол – ноги почему-то не вовремя задрожали. Впрочем, лучше сейчас, чем в Лабиринте, конечно.

Михась подошел к встречающим и тихо заговорил о чем-то с Джоном.

Дорсет ожидаемо болтался здесь. Но ко мне приближаться не стал, чему я, разумеется, нисколько не огорчился.

Чуть погодя поднялся Пауль. Затем еще один паренек – Генри, кажется. Не хватало только Лейна. Тот появился уже с ударом рынды; выбрался в зал и тут же растянулся на полу. Вид у бравого фаната Игры был настолько измученным, точно он бежал вверх, а не полз, осторожно нащупывая опору.

– Пять раз срывался, – прохрипел он. – В пятый – футов за тридцать до верха.

– Не повезло, – равнодушно бросил Дорсет, – ты последний, Лейн. Можешь собирать вещи и переезжать в мою каюту.

– Как? – вскинулся тот. – Почему? Ты же говорил…

– Все уже здесь, Лейн, – сказал Джон, – ты и правда последний.

Лейн встал, оглядел всех, пересчитывая. Его взгляд задержался на мне, но я не стал отвечать на вызов, просто поднялся и направился к выходу из ямы. В принципе, мне тут делать больше было нечего.

Не успел я выбраться в коридор, как увидел – навстречу бежит Рада. Жаль, не в своем балахоне, а в штанах и рубахе. Но я все равно обрадовался – теперь и искать не придется. А она, добежав, стукнула меня кулаком по плечу и напустилась:

– Какого черта ты там делал, Нор? Мне сказали – я ушам не поверила! Тебе что, заняться нечем?!

– Прости, – попросил я, поймав ее руку, – свалял дурака. Больше не повторится, – потянул ее ладонь к себе и поцеловал запястье.

Сзади присвистнули. Рада еще хмурила брови, но смотрела уже поласковее и исключительно на меня.

– Я думала, ты серьезнее! Полезть в Лабиринт с мелюзгой…

– И со мной, между прочим, – лениво напомнил о себе Дорсет. – Меня ты тоже за мелюзгу держишь?

– Тебя я держу за неудачника, которому больше нечем похвастаться, – огрызнулась Рада, даже не взглянув на него. – А Лейна – за полного идиота, раз он водится с тобой.

– А верхний, значит, не идиот и не неудачник? – зло поинтересовался Дорсет.

Я начал разворачиваться к нему, но Рада успела первой.

– Нор – отец моего будущего ребенка, а остальное вас не касается! – пылко заявила она, и пока я, открыв рот, хлопал глазами, поцеловала меня в щеку.

– Что-о? – ахнул Лейн. – Ты беременна?

– А хоть бы и так! Я взрослая женщина и делаю, что считаю нужным, – Рада ухватила меня за рукав и потянула за собой. – Пойдем, Нор.

Как раз в этот момент из-за угла показался Невен. Он решительным шагом приблизился к Лейну и вдруг абсолютно неожиданно размахнулся и врезал ему – так, что тот кувыркнулся на пол.

– Вен, ты чего? – выдохнул Лейн, не пытаясь подняться.

– Ничего. Я тебя предупреждал по поводу Игр. Раз тебе дороже Лабиринт и Дорсет – трахайся с ними, а ко мне больше не приближайся.

Если бы я не видел Невена перед собой, ни за что бы не узнал по голосу: он звучал гораздо ниже и страшнее.

Невен шагнул вперед еще раз – не то к упавшему Лейну, не то к попятившемуся Дорсету. Рада метнулась и встала перед ним, раскинув руки:

– Вен, прекрати! Они, конечно, дураки, но бить их за это… не стоит, Вен. Успокойся, пожалуйста.

Невен постоял, глядя на нее, потом обвел тяжелым взглядом остальных, жмущихся к стенам, и развернулся ко мне. Он находился как раз под одной из редких коридорных ламп, поэтому мне хорошо было видно, насколько Вен уставший, даже белки глаз покрылись красной сеточкой лопнувших сосудов.

– В рейде, значит, трусим, а в Игру с малышней не боимся, да? – он усмехнулся презрительно. – Молодец, Аденор Раду, показал себя, – сплюнул и пошел по коридору обратно.

Я с тоской смотрел ему вслед.

30

Если бы я не был таким уставшим, то врезал бы всем троим – и Лейну, и Нору, и особенно Дорсету. Но пока я бежал к залу, где начинался и заканчивался Лабиринт, силы оставили меня окончательно. Все мышцы ломало и выкручивало, а в венах, казалось, текла не кровь, а расплавленный бронелит. Или даже титанит, один черт.

Так что досталось только Лейну – он стоял ближе всех. Меня хватило бы еще прибить Дорсета, но между ним и мной встала Рада.

У нее нет никаких особых талантов, кроме удивительной красоты. Зато она обладает замечательной способностью приводить меня в чувство, как бы зол я ни был. Вот и в этот раз стоило ей на меня посмотреть и сказать несколько слов, как злость и желание убивать отхлынули, оставив одну невыносимую усталость. Я обвел взглядом подростков, теснившихся у стен, заметил потного и встрепанного Михася, пообещал себе рассказать Тамиру о том, что его брат ходил в Лабиринт… И увидел мелкого.

Нет, он не проиграл, иначе стоял бы рядом с Дорсетом, а не в стороне. Но одного взгляда на его порванный комбинезон, перепачканную физиономию и торчавшие иголками слипшиеся от пота волосы мне хватило, чтобы злость вспыхнула с новой силой.

Герой. В рейде бы такую смелость проявлял.

Я так ему и сказал, а потом развернулся и пошел по коридору, думая только о том, как бы добраться до своей каюты.

Пол был прав – ломало меня так, что уснуть я не мог. Крутился на кровати, пытаясь лечь удобнее, чтобы хоть чуть-чуть отпустило сведенные мышцы. Стоило закрыть глаза, как я начинал плыть и кружиться, с одной стороны теряя ощущение собственного тела, а с другой – чувствуя тяжесть, прижимающую меня к постели. Даже если бы я решил пойти к Бличу, все равно не добрался бы до лазарета – ноги не держали.

В какой-то момент я малодушно пожалел, что разругался с мелким – наверное, он бы смог мне помочь. Но Нор в каюте не появлялся, и я перестал об этом думать.

Все же каким-то непостижимым образом я уснул. Однако даже во сне чувствовал боль, избавить от которой могла только доза тримата. Но я слишком хорошо знал, чем это закончится.

Проснулся глубокой ночью. Мышцы отпустило, но слабость была ужасная. Судя по сопению где-то внизу, Нор дрых в своем дурацком мешке. Я устало подумал, что оно и к лучшему – постель была сбита в невнятный ком: я все время вертелся, пытаясь найти удобную позу. Окажись мелкий у меня под боком, вряд ли бы он смог нормально заснуть.

Хотелось в туалет, и я заставил себя подняться. По стенке добрел до кабинки, дверь захлопывать не стал, тихо прикрыл, чтобы не разбудить Нора вспыхнувшим светом. Пока облегчался, с тоской думал о том, что скоро опять в рейд, уже со своими, а силы закончились. И непонятно, отчего я так умотался. Наверное, Блич прав – нельзя все время жить под нагрузкой. И уж совершенно точно нельзя использовать стимуляторы.

Очень хотелось есть – истраченную энергию требовалось восполнить. Было полное ощущение, что я голодал несколько дней, хотя в действительности плотно поел после рейда.

Я опять вспомнил Игру, Лабиринт, Нора у стены. Но на этот раз не разозлился – стало обидно. Почему их всех тянет заниматься глупостями? Всех мальчишек? Рвутся в эти руины, демонстрируют друг другу царапины и ссадины, распускают хвосты перед девчонками.

Или я просто им завидую? Мне не довелось ни лазать в Лабиринт, ни хвастаться победами. Я ушел в рейд чуть ли не на следующий день после того, как Грендель решил, что я способен управлять даром и, значит, мое обучение закончено. В четырнадцать, да. А между рейдами помогал там, где были нужны люди: то на фермах, то на складах, то в пищеблоке.

И близких друзей у меня никогда не было – только приятели. Оно и понятно: кому нужен друг, от которого невозможно скрыть эмоции? Ни страх, ни злость, ни обиду. Я бы тоже с собой дружить не стал, наверное…

Когда я сообразил, что сижу на стульчаке и жалею себя, то даже устыдиться не смог. Просто стало противно, до чего же расклеился. Поднялся, включил душ, залез под холодную воду и принялся растираться жесткой мочалкой. Когда кожу начало жечь, смыл пену, вытерся и вышел голым в каюту. Все равно мелкий спал, да еще и за моей кроватью. Поправил постель, стараясь делать это бесшумно, залез под одеяло, подумал о том, что до завтрака еще часов пять.

Но меня уже опять тянуло в сон, так что я повернулся набок, глянул вниз, на спальник, из которого торчала темноволосая голова, вздохнул и закрыл глаза.

Проснулся я рано, около семи утра. Потянулся всем телом, чувствуя, как ноют мышцы – но не вчерашней тяжелой усталостью, а как после обычной нагрузки. По-прежнему очень хотелось есть, кажется, мне даже снился обед – много-много мяса и совсем мало каши. И еще хотелось секса. Ленивого неторопливого утреннего секса.

Я скосил глаза влево, прислушался к мерному дыханию Нора и осторожно сунул руку под одеяло. Греметь шкафчиком ночью я не стал, так и завалился голышом, и теперь было очень приятно лежать и осторожно поглаживать себя, представляя, что это делают чужие ладони – маленькие, теплые, с длинными ровными пальцами и аккуратными ногтями.

Хотя нет, совсем у него сейчас не аккуратные ногти. Отросли, пообломались. Надо его к Фи отвести, она нашим девчонкам руки в порядок приводит. Блич специально ей всякие мази делает для кожи.

Все же под одеялом и рядом со спящим Нором мне было неудобно. Я опять покосился на спальник, осторожно встал и смылся в душевую. А когда вернулся – мелкий, уже одетый, скатывал свой мешок в плотный рулон. На меня он не смотрел – понятно, обиделся после вчерашнего.

Я нашел в шкафу трусы и носки, достал брюки с рубашкой, оделся и молча вышел из каюты. Не хотелось мне с Нором разговаривать: во-первых, я по-прежнему сердился на него за Лабиринт, во-вторых, не очень хорошо себя чувствовал, а в третьих – желудок в узел скручивало от голода, и мне было не до разговоров.

Первым делом я сообщил Тамиру, что Михась ходил в Лабиринт. У него даже поварешка из пальцев вывалилась.

– Потом разберешься, – я пододвинул к нему миску. – Сначала положи мне поесть, переживать уже поздно.

– Выдеру, – сдавленным голосом пообещал Тамир. – Вернется с занятий – выдеру!

– Обязательно, – согласился я. – С оттягом, чтобы ближайшую неделю он занимался в школе стоя.

– С ума сошел? – испугался Тамир. – Я его в жизни пальцем не тронул.

– А как тогда драть собираешься? – поинтересовался я, вынимая из котла утонувшую там поварешку и накладывая себе кашу. – Хочешь, ты за дверью постоишь, а я драть буду?

Тамир засопел, отнял у меня свое орудие труда и добавил еще порцию.

– Задабриваешь? – хмыкнул я. – Подкупаешь кашей?

Он не сдержался и фыркнул, я тоже улыбнулся и пошел за стол.

Нор появился в столовой, когда я уже почти доел. Впрочем, к этому времени в зал набилось довольно много людей – после третьих склянок начиналась первая смена в мастерских и синтезаторных, люди торопились позавтракать, чтобы успеть на работу. Кто мог – забирал завтрак в каюты, кто-то тащил термосы на рабочее место, но большинство садилось за столы. Я поэтому и предпочитал приходить раньше или есть у себя. Не особенно люблю, когда смотрят в рот.

Сегодняшний день я собирался провести в каюте. Спать, пялиться в визор – и все. Надо было только зайти к Бену, узнать, как он себя чувствует. Заодно попросить у Норы укрепляющее, оно мне точно перед завтрашним рейдом не помешает.

Я видел, как торопливо Нор выскребает миску, и вспоминал, с каким недоумением он разглядывал белковую кашу в первый день. Вот уж точно – человек ко всему привыкает, причем очень быстро.

К моему удивлению, в лазарете дежурила не Нора, а Блич. Я так растерялся, что даже возражать не стал, когда он напустился на меня. Опомнился только минут через пять, уже облепленный датчиками.

– Слушай, ну чего ты вопишь? Я же не тайком в рейд сбежал. И к Гренделю накануне заходил, мы часа два с ним сидели, обсуждали, как можно в обход добраться до ферм. И с Айваном тоже.

Больше всего я боялся, что диагност зафиксирует мышечное истощение – первый признак употребления тримата. Но анализатор спокойно попискивал, экран мерцал ровным зеленым светом. Ни красных вспышек, ни взвизгов следящей системы.

Блич озадаченно хмыкнул, рассматривая диаграммы, а я заподозрил, что кое-кто приложил руки к тому, чтобы медицинская машинка вела себя так спокойно. Те самые руки – маленькие, теплые и с поломанными ногтями. С ладонями, затянутыми молодой розовой кожицей после регенопластыря.

Сразу захотелось улыбаться, особенно глядя на недоумевающего Блича. Он пожимал плечами, бормотал что-то себе под нос и отслеживал пальцем линии графиков.

– Ну хватит, эскулап, – сказал я, когда брат в очередной раз переставил датчики у меня на шее и на груди. – Сам же видишь, все в порядке.

– Вижу, – согласился Блич. – И даже догадываюсь, кому ты должен сказать спасибо. Сядь сюда, кровь возьму.

Вот этого я терпеть не мог – жгут на плече и толстую иголку в вену. Меня каждый раз корежило при виде ампулы, в которую набиралась бурая жидкость. А Блич смеялся и говорил, что мужчины вообще нередко опасаются сдавать кровь. И что я не исключение.

Ну и сейчас я отвернулся, чтобы не видеть, как пластиковая трубочка со стальным навершием прокалывает кожу и уходит в плоть.

– В обморок еще хлопнись, – буркнул Блич. – Я тебе просто удивляюсь иногда – такой здоровый, а каждый раз трясешься.

– Да не люблю я это, – сказал я сквозь зубы, стараясь не дышать. – И зачем тебе? Диагност же подтверждает, что я в норме.

– На всякий случай, – ответил брат, распустил жгут и ловко вытащил иглу, прижав крохотную дырочку тампоном. – Все уже, можешь поворачиваться.

– Как Бен? – спросил я, глядя, как Блич вставляет ампулу с кровью в анализатор. – Отпустило его?

– Нормально Бен, – брат принялся отцеплять от меня липучки датчиков. – Еще два-три дня и выпишу его, будет как новенький. Я слышал, ты с Лейном поругался?

– Угу, – кивнул я, чувствуя, как портится настроение. – Он опять поперся в Лабиринт с Дорсетом.

– И проиграл, – подтвердил Блич, а я даже подпрыгнул от такой новости.

– Как проиграл?

– Так, – Блич пожал плечами. – Вылез последним. Ты что, не в курсе?

– Нет, – зло сказал я. – Был бы в курсе, врезал бы Дорсету, а не Лейну.

Вот, значит, кто проиграл. Ну, теперь Дорсет оторвется, можно не сомневаться. Он давно к Лейну подбирался. А раз так…

Я вдруг понял, что ощущаю странное облегчение. Теперь не надо объясняться и изворачиваться. Лейн сам выбрал, сам решил за нас двоих, когда согласился на Игру.

– Загляну к Бену, – я встал со стула. – Дай мне что-нибудь укрепляющее. Мне завтра в рейд с Айваном.

Блич закатил глаза, но все же достал из шкафчика склянку и вручил мне.

– Иди, горе ты мое. Будь осторожен, я тебя прошу.

– Ага, – ответил я, сунул склянку в карман и пошел к Бену.

С ним и правда было нормально. Он сидел в постели, уминал завтрак и пялился в визор, где две томные девицы обихаживали толстого унылого мужика.

– Вот везет некоторым, – кивнул Бен на визор и отставил пустую миску на тумбочку. – А он еще ломается, представь?

– Представляю, – я посмотрел на экран, где девицы удвоили усилия. – Не наскучило тебе?

– Возбуждает, – Бен ткнул пальцем в пульт и завалился на подушки. – А тебя нет, что ли?

Я пожал плечами. Мне больше нравились кристаллы с парнишками, Бен это знал, но поддразнивать меня ему не надоедало уже много лет.

– Как твои дела? – я присел на кровать рядом с Беном. Спина у него все еще болела, я чувствовал, но уже не так сильно, как двое суток назад.

– Отлично, – Бен закинул руки за голову и, крякнув, потянулся. – Не хочешь прилечь рядышком?

Я засмеялся, хлопнул его по коленке.

– Бен, мы это уже проходили. Если тебе совсем невмоготу, могу предложить минет. Мало, но лучше, чем ничего.