Текст книги "Ковчег (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 45 страниц)

Но Нор, видимо, ужасно переживал – мне показалось, что от смущения у него даже слезы навернулись. Я снова поцеловал его в живот, погладил мошонку, чуть надавил на упругую выступающую железку. Поцеловал самый кончик подрагивающего члена. И опять встал на колени, отпихнув от себя что-то липкое, просунул под Нора руки, приподнял бедра выше и провел языком там, где совсем недавно были мои пальцы – по ложбинке между ягодиц и по вспотевшей то ли от страха, то ли от возбуждения промежности.

Нор захлебнулся воздухом, когда я взял губами его яички и осторожно втянул в рот мягкую нежную кожицу. От этого жалобного всхлипа внутри меня опять все сладко сжалось. Я положил ладони на его ягодицы, растянул их пошире и коснулся языком темного отверстия. Раз, другой, третий – толкаясь туда все сильнее, вылизывая и лаская мелкие складки, заставляя Нора стонать и ерзать спиной по постели.

Кровь гремела в висках, сердце колотилось где-то в горле – и больше всего на свете мне сейчас хотелось распрямиться, закинуть ноги Нора себе на плечи, прижаться головкой к медленно раскрывающемуся анусу и войти одним рывком.

Если бы только я не осознавал, что это будет нашим последним разом.

***

О!.. Нет, я, конечно, ждал, чтобы началось, но даже не подозревал, что может начаться такое… такое…

Сначала я не поверил своим ощущениям. Милостивые угодники, это же задница! Пусть и мытая. А Вен туда языком…

И тут же забыл обо всем. Кажется, спроси меня в тот момент, как меня зовут – и то не ответил бы. Метался по кровати, как умалишенный, стонал и чуть не плакал. Было и много, и мало в одно и то же время. Мошонка подобралась, яйца начали ныть, член готов был лопнуть, а я – насадиться на что угодно, лишь бы глубже.

– Ве-е-ен, – простонал я, не узнавая свой голос и с трудом вспоминая, где нахожусь. – Ве-е-ен!

Он понял, опустил меня на постель, подтянулся повыше, чтобы поцеловать, одновременно шаря вокруг. Я не сообразил, что он ищет, судорожно вцепившись в его плечи и пытаясь поцелуем передать то, для чего не находилось слов – как я хочу, как я жажду, как мне надо…

А Вен уже высвободился и опять сдвинулся вниз, запахло лимоном и мятой, и в мой пульсирующий анус толкнулся скользкий палец.

***

Я все же дождался его просьбы. Хотя Пространство свидетель, чуть не сошел с ума от этой пытки: видеть, чувствовать, касаться – и не иметь возможности двинуться дальше.

Сначала я хотел обойтись слюной, но вовремя сообразил, что этого будет совершенно недостаточно. Целуя Нора, вспомнил о мази, которую дал мне Блич. Эта баночка все время мешалась в кровати, попадая то под колено, то под спину. Я понятия не имел, как она оказалась в постели, но оказалась очень кстати.

Конечно, мазь имела мало общего с нормальным любрикантом. Но она была достаточно жирной, чтобы максимально облегчить Нору его первый раз. А еще – заживляющей, что тоже являлось немаловажным. Как бы я ни старался, как бы ни аккуратничал – вряд ли удастся обойтись без трещин.

Почувствовав мой палец, Нор немедленно зажался – больше от неожиданности. Он ничего уже не боялся, я это чувствовал, просто сработали рефлексы. Я осторожно водил рукой вперед-назад, лаская мышцы изнутри, и очень скоро почувствовал, что могу ввести и второй палец тоже.

Больше всего я опасался, что кто-то из нас – я или Нор – не выдержит. У меня голова шла кругом от своих ощущений и от эмоций моего любовника, все это вместе превращалось в совершенно невообразимую смесь различных чувств, и я уже плохо соображал, пытаясь сосредоточиться только на том, чтобы не кончить.

Надо было благословлять тех, кто проектировал и строил когда-то наш Корабль, за то, что переборки сделали звуконепроницаемыми. Иначе проходящие мимо люди решили бы, что в моей каюте кого-то убивают или мучают.

Я и сам готов был стонать от восторга, видя, как Нор мотает головой, кусает губы и с силой насаживается на мои пальцы, уже совершенно не контролируя себя. Прекрасно, удивительно, восхитительно – в моей голове крутились только такие, глупо-восторженные, определения. Я готов был смотреть на это бесконечно, если бы не дикое, практически непереносимое желание взять Нора не пальцами и не языком. Сделать его своим окончательно, бесповоротно, навсегда!

Я торопливо соскреб со стенок баночки остатки мази, размазал ее по члену. Приподнялся, упираясь одной ладонью под коленку Нора, почти прижимая ее к постели, раскрывая его максимально возможно. Другой рукой взялся сразу за крайней плотью и надавил головкой на приоткрытый порозовевший анус.

Она вошла с легким усилием, я двинулся еще чуть вперед. Нор вздрогнул, закусил губу и в первый раз за все это время попытался дернуться прочь.

– Потерпи, – срывающимся голосом попросил я, на последних остатках воли удерживаясь от того, чтобы не вогнать в Нора член сразу на всю длину. – Пожалуйста, потерпи чуть-чуть.

***

Все-таки хотеть чего-то внутрь и иметь это там – две разные вещи.

Нет, к пальцам я привык достаточно быстро, особенно когда Вен при каждом движении вперед наладился мимолетно задевать место, от прикосновения к которому по телу разбегались стада мурашек. И пусть в заднице слегка саднило, в конце концов даже это неприятное ощущение исчезло. Маленький сфинктер и опытные пальцы прошли соединение весьма успешно, заставив меня поверить в то, что все получится.

С членом дело оказалось хуже. Он был больше, ощутимее, и организм не желал осваиваться не с выходящим, а входящим в него крупным инородным телом. Стало больно, и я попытался дернуться, инстинктивно уходя от неприятных ощущений.

– Потерпи, – услышал я умоляющий голос Вена и поднял на него глаза. – Пожалуйста, потерпи чуть-чуть.

Ради него я мог потерпеть не только это. Ради страдальческой гримасы из последних сил сдерживающегося человека, ради сумасшедшего выражения его глаз, ради капелек пота на лбу и между сошедшимися бровями, ради искривленного от усилия рта. Как же он меня хотел! И умудрялся все еще держать свое желание в узде.

Только от осознания этого от восторга и нежности становилось тесно в груди, и я кивнул, завороженно глядя на него снизу.

Одну мою ногу Вен прижал к кровати, другую поднял на плечо, и в иной ситуации я чувствовал бы неудобство от позы, но не сейчас. Я был глиной в его руках, и он лепил меня под себя – как нужно, как удобно, как правильно.

Вен медленно-медленно продвигался вперед. Мне казалось, я сейчас похож на змею, которая, раздирая рот, заглатывает свою добычу. Было неясно, по какой причине люди занимаются подобным. Змея – та хотя бы насыщается, женщина заводит ребенка, а мужчины?..

Но это был Вен – единственный, кого я хотел. Единственный, кто оказался мне настолько нужен. Единственный, кому я мог позволить делать с собой что угодно.

Я чувствовал, как наполняюсь им – до краев. Смотрел на складку между белесых бровей и держался за его предплечья, стискивая на них пальцы каждый раз, когда делалось особенно некомфортно.

Но я бы просто умер, наверное, если бы Вен остановился. И никогда не позволил больше ни ему, ни, тем более, кому-либо другому добраться так далеко.

И когда он, наконец, втиснулся на полную глубину и замер, я длинно выдохнул, затем так же вдохнул, еще раз, а потом повелительно произнес, задрав к нему подбородок:

– Давай!

***

Нор замечательно держался – молчал, жмурился и только иногда стискивал мои руки горячими пальцами, наверное, когда становилось совсем невмоготу. Я в свой первый раз орал и дрался с Беном. Пока силы не кончились.

А Нор терпел. Он вообще был очень терпеливый, я это уже понял. Кусал губы и изо всех сил пытался не сжиматься, чтобы впустить меня целиком. Потом распахнул глаза, выпятил челюсть, длинно вздохнул и приказал:

– Давай!

Это было ужасно забавно: его мрачная решительность, совершенно мальчишечья отчаянная отвага и уверенность, что ничего лучше не будет, поэтому надо просто переждать неприятное и болезненное соитие.

Улыбнувшись, я наклонился, поцеловал в горло, оставив на нем алое пятнышко – как знак того, что Нор теперь принадлежит мне. Затем сказал, касаясь губами нежной кожи:

– Командовать будешь потом. Когда станешь руководителем клана. Расслабься.

Отпустив его ногу, которую прижимал к постели, я подался чуть назад, придерживая Нора за бедра, давая возможность принять более удобную позу. Он тут же уперся мне пяткой в плечо. Я повернул голову, провел губами по лодыжке, затем чуть вверх – по сильной и довольно мускулистой икре с темными волосками.

Мне до черных пятен перед глазами хотелось двигаться – в тесном, горячем, пульсирующем, – но я прекрасно видел, насколько ослабла эрекция Нора. Член вяло лежал в темных слипшихся кудряшках, мошонка поджалась, но не от возбуждения, а от боли.

Я собрал силу воли в кулак, чуть-чуть двинулся вперед-назад, приспосабливаясь, и положил руку на лобок Нора, лаская пальцами мягкую головку. Другой рукой погладил напрягшееся бедро, провел по нему ладонью вниз, к ягодице. Еще раз поцеловал косточку на лодыжке, лизнул солоноватую кожу и начал осторожно и несильно двигаться, придерживая Нора за бедро и лаская его член в такт фрикциям.

***

Наверное, он был прав, когда не послушался… Да точно прав! Теперь действительно сделалось лучше.

Я перестал терпеть и начал прислушиваться к себе.

Все равно было странно, конечно. Но боль уходила, а поглаживания позабытого члена дали свои плоды – он оживился и начал восставать.

На одно короткое мгновение мне захотелось, чтобы свет все-таки был потушен. Чтобы можно было ничего не видеть, а только чувствовать – как пальцы Вена сжимаются на моей просыпающейся плоти, как его язык скользит по лодыжке (никогда не думал, что ласка там так приятна), а член – в моем растянутом анусе.

С каждым новым движением толчки становились все сильнее, размашистее. Раскрасневшийся Вен закусил губу и дышал с легким присвистом, стараясь не торопиться, но невольно все равно ускоряя темп.

Я попробовал напрячь сфинктер и был вознагражден широко распахнутыми глазами и коротким вскриком. И мне это настолько понравилось, что я сделал так снова.

Возбуждение стремительно возвращалось, заставляя дергаться, чтобы плотнее вбиться в руку Вена. В то же время получалось, что я двигаюсь навстречу его бедрам, а это уже нравилось ему, и наши колебания становились все резче, все смелее. Он немного нагнулся, я закинул руки ему на шею, опять напрягся внизу, подумав, что зря не хотел видеть его темных-темных глаз, в которых отражался только я, его кривящихся зацелованных губ, и как он уже не может сдерживать стоны.

***

Иногда я считал эмпатию злом. Возбуждение Нора накладывалось на мое собственное – я слишком хорошо все чувствовал. Так, как никогда и ни с кем. И это удвоенное, усиленное наслаждение почти не давало мне шансов продержаться достаточно долго. Да еще Нор неожиданно сжался… Он и так-то был тесным, жарким – а усилие сделало его еще теснее и жарче. У меня голова пошла кругом, я застонал, а Нору это, очевидно, понравилось. Во всяком случае, добавило возбуждения. И он сжался опять. И опять. И еще раз…

Он уже окончательно освоился, подаваясь мне навстречу, обнимая за шею, заглядывая в глаза. Дрожал и вскрикивал с каждым моим движением – от острого наслаждения, которое отдавалось во мне таким же острым наслаждением…

Конечно, я не выдержал раньше. Захлебнувшись лимонным запахом, утонув в глазах, ставших практически черными. За несколько мгновений до того, как горячая душная волна оргазма накрыла меня с головой, я подхватил Нора обеими руками под спину, откинулся назад, опускаясь на колени и сажая его на себя. Притиснул к себе одной рукой – да он и сам цеплялся за мою шею, – прижался к его раскрытым губам, а пальцами другой обхватил возбужденный влажный пенис, обводя большим уздечку, отверстие на головке, повел пальцы вниз, сдвигая кожицу, лаская, подталкивая к финалу. Оглаживая языком изнанку щеки и небо, проводя ладонью вдоль позвоночника, толчками изливаясь внутри, чувствуя, как отчаянно там все пульсирует и подрагивает.

***

Чего я никак не ожидал – что внезапно окажусь верхом на Вене. Ноги съехали с его плеч, под действием силы тяжести я плюхнулся вниз, и его член вдвинулся в меня на немыслимую глубину. Меня прошило от макушки до пяток не меньше, чем электрическим разрядом, язык Вена бесцеремонно ворвался в мой рот, а пальцы – контрастом – нежно пробежались по члену. Я почувствовал, как он кончает, стремясь последними толчками доставить мне удовольствие, и это меня добило. Мутные струйки спермы рванулись из меня на волю, заливая наши животы.

– Ох, Ве-ен! – жалобно простонал я ему в губы, и, не в силах больше ничего сделать или сказать, повторил: – Ох!

Он поддержал меня, когда я чуть не свалился, бережно уложил на постель. Его обмякший член мягко выскользнул, и смятые простыни наверняка украсились живописными пятнами. Подушка, сбившаяся в невнятный комок, осталась где-то в ногах. Один из леденцов тут же радостно прилепился к моей спине в районе лопатки, но мне на это было совершенно начхать – я даже пошевелиться не мог, пытаясь поймать очередной глоток отчего-то горячего воздуха.

Вен хлопнулся рядом. Он тоже дышал так, словно поднялся по шахте до самого Полиса. И жмурился, глядя на меня.

***

Я смотрел на него – зацелованного, замученного, ошеломленного произошедшим – и думал, что никогда не видел никого красивее в своей жизни. И что таких потрясающих оргазмов, когда сердце выскакивает из груди, а в глазах вспыхивают звезды, у меня тоже никогда ни с кем не было.

Руки не хотели слушаться, язык тоже, но я превозмог сам себя, подтянул Нора поближе, нащупал на его спине прилипший мокрый и грязный леденец. Осторожно отлепил, покрутил в пальцах, вздохнул.

– Тебе нес тогда, угостить, – голос у меня был хриплый, словно я орал сутки кряду. – А ты с Радой целовался.

Сказал – и тут же вспомнил про Раду, про Тора и вообще все, что случилось этой ночью. Но рассказывать об этом Нору сейчас было нельзя. Потом, вечером, или даже завтра утром, но не сейчас.

Я обнял его крепче, уткнулся носом во влажные волосы на макушке. Опять хотелось говорить нежности, разные ласковые слова, пусть и сиплым голосом. Я осторожно приподнял лицо Нора за подбородок. Коснулся опухших потрескавшихся губ.

– Никому тебя не отдам, никогда, так и знай. Захочешь уйти – придется сначала меня убить. Потому что иначе не отпущу.

***

А моя личная звезда, оказывается, никуда не делась. Просто затаилась внутри. Она вообще оказалась живучая и готовая возродиться в любой момент. Похоже, момент настал, потому что с каждым словом Вена в груди становилось все теплее и теплее. Усталость, делающую бессильным и неповоротливым, смывало этим теплом, оставляя усталость приятную, нежную, сдобренную толикой смущения. Это он мне говорит, правда? Это меня не отдаст?

– Можно подумать, за дверями флата стоит очередь из желающих взять, – проворчал я, пряча за бурчанием распирающее счастье. – Вот тоже нашел сокровище…

Светлый Путь! Мы только что творили с ним в постели такие вещи, о которых я вслух разговаривать стесняюсь, я все еще ощущаю, как из моего заднего прохода, ставшего гораздо шире, чем его запланировала природа, стекает на простыни известная жидкость, а он во мне сомневается.

– Мое сокровище, – подтвердил Вен, оглаживая пальцами ямочку на моем подбородке.

– Тогда ты будешь моим сейфом, – предложил я и не выдержал – разулыбался.

Сразу захотелось стать еще ближе. Я придвинулся, потянулся обнять, зарываясь лицом в шею и в окончательно распустившиеся волосы. Вен повел рукой, откидывая их назад, обхватил меня покрепче, как раньше, когда мы спали рядом. Но старое «рядом» сильно отличалось от нового «вместе». Теперь прибавилось что-то невероятно важное, делавшее меня цельным, а мое место в этой кровати – правильным.

Правильными были и леденцы, которые все-таки действительно предназначались мне, и витающий по комнате запах лимонно-мятного секса и пота, и даже пятна, которые теперь останутся на наших простынях…

Вспомнив о предыдущих следах подобного рода, я встрепенулся и потребовал:

– И чтобы никакого Лейна!.. И Бена!.. И… и… – вместе с Лейном припомнились и его слова: «Что, здесь уже всех перетрахал, теперь любовников сверху таскаешь?», но больше никаких имен я не знал, так что категорически отвадить мне было некого. – И порно! – нашелся я.

Вен мелко затрясся, хихикая. Я даже не знал, что он так умеет, и чуть не расслабился от удивительного зрелища – как он давится смехом, пытаясь не обидеть меня. Но вовремя спохватился и требовательно стукнул его кулаком по голой груди.

– А порно-то за что? – веселясь, поинтересовался Вен.

– Там маленький на Лейна похож, – посопев, признался я. Еще вчера Вен ни за что не вырвал бы из меня правду. – А второй – здоровый. Я подумал, ты наверняка представляешь, как будто это вы, и… – нет, дальше я точно не мог произнести вслух. – В общем, никого больше. Только я! Слышишь?

Он ухватил меня за плечи, уронил на себя, прижал и сказал в макушку:

– «Только ты» мне вполне подойдешь.

Я удовлетворенно вздохнул, облапил его, устраиваясь поудобнее, успел услышать смешок, раскатившийся в его груди прямо под моим ухом, а потом позволил себе провалиться в умиротворенную негу.

У меня была ночь просто бессонная, у него – еще и тяжелая, и хотя, вроде бы, пока и полуденная рында не била, мы стали засыпать, не собираясь отпускать друг друга даже на время сна.

40

Больше всего я боялся просыпаться. Мне кажется, даже во сне боялся. Потому что вдруг все неправда? Вдруг наяву ничего не было? Только яркий эротический сон, который, уходя, оставит за собой шлейф сожаления. Ведь Вен должен был вернуться из рейда только сегодня…

И вдруг в тягуче-беспокойной дремоте передо мной встал мрачноватый незнакомый парнишка с темно-русой косой: «Убили наверху одного, говорят. Который первым шел», и меня буквально подкинуло на кровати, окатив приступом такого горя, что я чуть не задохнулся. Я распахнул глаза, сердце грозило выскочить из грудной клетки, мысли путались.

– Ты чего? – хрипло спросил рядом Вен, и я резко развернулся к нему. – Кошмар приснился?

Он сонно моргал, пытаясь прийти в себя. Ужасно родной и настоящий – раздетый, всклокоченный, со светлой щетиной на щеках. Я забыл, что он чувствует эмоции, и, значит, наверняка разбудил всплеском своего страха. Но Вен не сердился – напротив, протянул руку и подгреб меня к себе поближе.

– Кошмар, – признался я, с облегчением прижимаясь к нему, утыкаясь носом в любимую ложбинку между ключицами. – Мне утром сказали, что ты погиб.

Помолчав, Вен обнял меня крепче и ответил:

– Не я. Тор...

Я медленно поднял на него взгляд. Он смотрел куда-то поверх моей головы, и по лицу становилось понятно – вспоминал. Может быть, то, каким Тор был. Может быть, как он умер. А, может быть, что-то еще.

– Наверху шахты поставили датчики движения. Они сработали, Тор попал под излучение.

Я мало знал Тора, но и мне стало не по себе. Я представил на долю секунды, как рейдеры смотрели снизу на гибель товарища и ничем не могли ему помочь. И подумал о Фиалке, оставшейся без сына. И о Раде тоже подумал.

– Я ничего не почувствовал. Я чую только людей. Датчики не излучают эмоций, – голос у Невена был уставший.

И все-таки, все-таки, невзирая на окутавшую печаль, на тягостные мысли о родных Тора, я был эгоистически рад. Мне не хватало слов, чтобы объяснить свою радость Вену, чтобы сказать, не задевая его чувств, какое я испытываю счастье, что он жив. «Мне повезло!» – всплыл в памяти его утренний крик перед тем, как захлопнулась дверь в душевую.

– Мне повезло, – негромко повторил я его слова, закинул на него ногу, запустил руку в волосы на затылке и притянул для поцелуя.

И оказалось, что ничего не приснилось. Что все было по правде. Его губы с готовностью раскрылись мне навстречу, пропуская, позволяя хозяйничать внутри, и я закрыл глаза, наслаждаясь его покорной властностью. Именно так, да. Я прекрасно ощущал, кто доминант в нашей паре, но сейчас он разрешал мне вести, и я пользовался предоставленной возможностью.

Нет, я не был бесчувственным чурбаном, я очень жалел Тора, я считал его замечательным человеком, но мне необходимо было убедиться, что Вен – не плод моей фантазии. И то, что «мы» – есть. А беспощадно убегающее время пока еще ничего не успело изменить.

Наверное, надо было сходить в душ. И перестелить белье на постели не помешало бы. Но я не мог оторваться, не мог добровольно лишить себя удовольствия ощущать, как синхронно изменяется наше дыхание, как начинает частить пульс. Казалось, это еще один вид транса, в который я входил с готовностью и легкой душой, потому что там мы оказывались вместе, а весь мир оставался снаружи, за пределами не то что каюты – постели. Наша кровать сама была Кораблем, летящим в Пространстве, и имело значение только то, что творилось на ней.

Вен стиснул меня покрепче и одним рывком перевернулся, перехватывая инициативу. Теперь он нависал надо мной, одно его бедро вклинилось между моих ног, соприкасаясь с быстро наливающимся пенисом. Он оторвался от моих губ и принялся целовать лицо – быстрыми, короткими поцелуями. Виски, закрытые веки, скулы, подбородок. Добравшись до уха, он легонько укусил меня за мочку, от чего я вздрогнул и открыл глаза, прошептал:

– Хочешь меня?

И я закивал отчаянно, скользя ладонями по его груди к плечам, чтобы погладить ключицы и крепкую шею, обнять и подчиниться. Вен облизал мое ухо и направился ниже, мое сердце замирало в предвкушении предстоящего, а низ живота захватывала жаркая истома.

Неужели это всегда – так? Или так только когда все начинается, а потом привыкаешь и теряешь это неповторимое чувство восторга от того, что любимый человек с тобой рядом, что ты ему нужен и желанен?.. Я надеялся, что нет. И решительно собирался проверить, смогу ли привыкнуть.

Вен творил что-то невообразимое с моей шеей, я с готовностью подставлялся под его губы и язык, он положил горячие пальцы на мою грудь, а я опустил ладони по его спине ниже, оглаживая волосы и стремясь добраться до ягодиц.

Но тут в дверь постучали.

Мы замерли, глядя друг на друга.

Кажется, мир отказывался забывать о нашем существовании, в отличие от нас, почти забывших о нем.

И тем нестерпимее, тем острее стала моя жажда снова отдаться Вену, снова принадлежать ему и чувствовать в себе бесспорное доказательство принадлежности. Отнять у мира еще кусочек счастья – скорее, пока не стало поздно.

Похоже, Вен уловил резкий всплеск моего желания, потому что его зрачки расширились, закрывая половину светло-голубой радужки, и он с готовностью и страстью вернулся к моему рту. Я толкнулся бедрами вверх, одновременно удерживая его за ягодицы, чтобы усилить соприкосновение.

И мы бы благополучно опять забыли обо всем, но в дверь постучали снова.

– Подожди, – прошептал Вен, с трудом отрываясь от меня, – лежи так, я сейчас их прогоню, и мы продолжим.

Лежать «так» я не мог – меня укрывало только его тело, а поскольку Невен поднимался, я оставался совершенно обнаженным. Пришлось срочно распутывать скрутившееся в жгут одеяло и накидывать на себя, глядя, как Вен достает из шкафа трусы, натягивает их и прямо так, практически голый, идет к двери.

Я поймал себя на том, что облизываю губы, неотрывно следя за ним.

Вен не был потрясающе сложен – тому же Бену он, конечно, проигрывал. Слишком большой, слишком резкий, как будто, лепя его, природа поленилась тщательно обработать материал. И ничуть не походил ни на одну из двух девушек, которые нравились мне – в Невене не было абсолютно ничего женского. Широкие плечи, играющие мускулы, плоский жесткий живот, узкая талия… ну и, разумеется, все то, что находилось ниже – я никак не мог перепутать. Но, как ни удивительно, именно от Вена мне сносило крышу.

Честное слово, я ничуть не жалел, наоборот – был упоительно счастлив, что первым моим партнером в постели стал Вен. Я всегда думал, что сексуальная привлекательность идет впереди влюбленности. То есть сначала тебя притягивает к человеку потому, что ты его хочешь, и уже только потом ты начинаешь к нему присматриваться и тянуться по другим мотивам. Оказывается, может быть и наоборот – влюбленность делает сексуально привлекательным того, на кого изначально ты даже не думал положить глаз.

Черт… Пожалуй, я бы не отказался, если бы Вен поскорее прогнал непрошеных визитеров. А то такие мысли как-то не способствуют утихомириванию либидо…

– Да, хорошо, Лео, – сказал Вен. – Он сейчас придет, – и закрыл дверь.

Лео? Я приподнялся:

– Что-то случилось?

– Блич зовет тебя в лазарет, – слегка виновато проговорил Вен.

Я кивнул и начал выбираться из кровати, стараясь на него не смотреть, поскольку эрекция никуда не делась, но не закутываться же мне в покрывало, правда? Теперь собственное возбуждение казалось неуместным, и даже перед его объектом было неловко. Наверное, Вен понял, потому что отвернулся.

– Я схожу за ужином, – предложил он. – Поедим, когда вернешься.

Я кивнул, встав на ноги. Поморщившись, направился к душевой.

Ох!.. Да уж, с дамой Вена точно не перепутаешь, особенно когда понимаешь, что твоя походка претерпела изменения. Пожалуй, я поторопился, когда хотел повторить… Вот угораздило же выбрать себе Лауру с таким солидным органом.

Я хмыкнул, залезая под слабую водяную струйку и намыливаясь.

Ну правда, все еще безумно странно было понимать, что мои чувства по отношению к лохматому белобрысому дылде (я сообразил, что мечтательно пялюсь в стену и срочно занялся отмыванием нижней, наиболее испачканной части тела) имеют одну природу с теми, что поэты воспевали в стихах. Обалдеть как странно.

С другой стороны – а незачем было столько читать и ждать непонятно чего. Какой-то потрясающей красивой любви и героического меня-штурмана, ведущего возлюбленную в зеленый парк под восхищенные вздохи завидующих соперников. На деле-то что получилось? Я – изгой, мой любовник – мутант, Дубадам в роли сопутствующих декораций… И никакого разочарования по поводу.

Я на секунду представил, как мы с Веном под руку приходим в парк, где офицеры прогуливаются с дамами, как он порывисто притягивает меня к себе, жадно целует… И негромко засмеялся, представив обалдевшие лица добропорядочных скайпольцев.

Потом выключил воду, вылез, вытерся… И понял, что одеться мне не во что. Хотя, кажется, в каюте еще оставалась та одежда, которую принесла со склада Рада.

Я выбрался из душевой, по-прежнему ощущая своеобразность своей походки, отыскал старую рубашку и штаны, надел и подумал, какая это несправедливость – в нашем шкафу до сих пор лежат пакеты с одеждой для Лейна, но совершенно ничего не запасено для меня. Вздохнул, причесался, глянул на Вена, который уже перестелил постель и тоже собирался в душ.

– Я пойду?

– Иди, – согласился он, подходя и проводя ладонью по моей щеке. – Я тоже пойду. Надо еще к родным заглянуть. К маме. Она наверняка с ума сходит.

– Ага, – кивнул я, потеревшись об его ладонь.

– Иди! – внезапно строго сказал Вен. – Иначе… – и отвернулся.

Я покраснел и поковылял к дверям, стараясь ступать осторожно, но не слишком выдавать свое состояние. Между прочим, в лазарете еще и Бен до сих пор обретается. Не хватало мне его похабных комментариев!

– Ты меня звал? – спросил я, едва вошел в приемную.

Блич возился у анализатора.

– Да, – сказал он. – У Рады угроза выкидыша, открылось кровотечение. У нее отрицательный резус. Это опасно, потому что у Тора был… – он обернулся и замер, глядя на меня.

– …положительный, верно? – договорил я, подбираясь.

Выходит, Рада здесь. Известие о Торе все-таки ее подкосило.

– А? Да-да… – его явно во мне что-то смутило, но он старался не обращать внимания. – Я боюсь, эмбрион тоже резус-положителен и может возникнуть конфликт. Хотя при первой беременности это чаще всего не критично, но наложившийся стресс…

– Я понял, – кивнул я. – Мне можно посмотреть?

– Для того и позвал, пойдем.

Блич прошел в палату, я – за ним.

Рада беспокойно спала, что-то беззвучно бормоча. Рядом с ее кроватью на стуле расположился Бен, завернувшийся в простыню. Он поднял на нас взгляд, но тут же снова перевел его на Раду.

– Бен, нам нужно побольше места, – мягко попросил Блич.

Тот молча встал и вернулся к своей постели, Блич отодвинул стул.

Я аккуратно присел на край кровати, положил руку Раде на лоб, где тревожно билась синяя жилка.

– У нее температура, – подтвердил Блич. – Я подумал – может, ты сможешь что-то сделать, прежде чем я превышу дозу жаропонижающего и прогестерона.

Рада больше не светилась. Она казалась совсем маленькой, прекрасные волосы потускнели и взмокли от пота, лицо осунулось и подурнело. Даже не зная ничего, я бы понял, что она перенесла какое-то большое горе. Но знание ударило по мне особенно сильно – утром я чувствовал себя так же, как она. А вечером был счастлив, что подобная участь меня миновала. «Нам повезло», – сказал я себе еще раз. Только наше с Веном везение не отменяло чужого горя.

В нужное состояние я погрузился быстро, но ничего не видел – темно, темно, темно… Я уговаривал эту темноту расступиться, пропустить меня, я настойчиво давил ее и толкал – мне нужно, нужно было прорваться туда, где совсем недавно светилось пятнышко, делающее Раду счастливой. И оно в конце концов затеплилось еле видимым огоньком, готовым вот-вот погаснуть. «Не уходи, – попросил я его, – останься. Ты ей очень-очень нужен. Она совсем пропадет без тебя, понимаешь? Ей нужно кого-то любить и ждать, нужно найти, ради кого жить. И, кроме тебя, она сейчас больше ни на кого не согласится. Ты будешь обожаемым ребенком. Может быть, даже избалованным. Тебя будут носить на руках и целовать пяточки… Ну куда ты собрался, глупый? Разве где-нибудь еще тебя ждут так?».

Я чувствовал, как рваная пульсация обретает ритм, как сходят на нет беспокойство и отрицание, а когда огонек снова разгорелся с постоянной силой, шепнул ему «Спасибо!» и выскользнул из транса.

Рада в себя не пришла, но дыхание стало ровнее, пульс стабилизировался и, кажется, она перестала быть такой горячей.

– У нее мальчик, – с усилием сказал я.

Горло сдавливало от сочувствия и мысли, что мне бы в подобной ситуации не за что было держаться – я-то никак не мог забеременеть от любимого человека.

– Чудеса, – вздохнул Блич. – Вот верь – не верь, а они случаются на глазах, – и тут же спохватился, – но я все-таки посмотрю ее диагностом.

– Конечно, – согласился я. – Это не повредит.

Я поднялся и не успел сделать нескольких шагов, как непривычно мрачный Бен занял прежнее место. Надеюсь, ему удастся ее поддержать, когда Рада придет в себя. В конце концов, он знал Тора лучше, чем я.