Текст книги "Ковчег (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 45 страниц)

Помпы казались нескончаемыми – не успевал я разобраться с одной, как на ее место прикатывали другую. К тому времени, когда они закончились, я был мокр как мышь. Десять готовых агрегатов стояли в ряд около меня. Поломки оказались самыми разнообразными – от элементарного заедания кнопки пуска до окончательно износившегося мотора. Помочь я смог не всем – из трех последних только одну удалось вернуть в рабочее состояние. Когда подошел Марципан в сопровождении мужчины среднего возраста, я пояснил ему, каких деталей не хватает и как две последние помпы можно все-таки наладить, хотя честно предупредил, что прослужат они недолго. И Марципан, и мужчина слушали внимательно, так что я даже подумал, а не принимать ли мою работу привел этого человека старший бригадир. Мои подозрения подтвердились, когда Марци сказал:

– Я понял. Познакомься – это один из наших ведущих техников. Я пригласил его помочь тебе с поддонами, одному там не справиться.

– Дик, – протянул руку мужчина. Глубоко посаженные серые глаза цепко охватили меня взглядом.

Я тоже представился и без охоты пожал протянутую ладонь.

– Третье микрополе, – напомнил Марципан, развернулся и крикнул: – Дор! Дор! Иди сюда, проводи людей на третье!

Увидев меня, Дорсет усмехнулся:

– Что, не оправдал доверие в синтезаторной – сюда сослали?

Дик перевел взгляд с него на меня. Я промолчал. И мы пошли.

Перед третьим микрополем мы натянули маски и перчатки, выданные Дорсетом. Откровенно говоря, его соседство меня нервировало, но я старался игнорировать любые усмешки и замечания. Кажется, поэтому Дик принял меня за неразговорчивого буку и бесед не заводил.

Клетчатки на поддоне не было – наверное, предыдущую все-таки удалось перебросить в барбатер, а закваску заливать не стали – свободных полей, к сожалению, имелось в достатке.

Пока мы лезли под бассейн, я поинтересовался, сколько вообще ферм в Даунтауне.

– Двенадцать, – ответил Дик. Сквозь маску голос звучал глухо. – А техников в смену всего пятеро – вот и не успеваем везде.

– А старший бригадир один, – не утерпел Дорсет, – и он успевает на все двенадцать.

– Старших бригадиров шестеро, – поправил Дик. – По одному на шестичасовую смену. Кстати, твой отец дежурил вчера ночью – он что, поменялся?

– Не знаю, – пожал плечами Дорсет, – может быть. Я не слежу за его расписанием.

Поменялся, – понял я. – Причем, скорее всего, из-за меня. Чтобы лично контролировать.

Стало еще неуютнее, но переживать оказалось уже некогда – мы добрались до механизма, и Дик, вытащив отвертку, принялся откручивать крышку.

– Держите поддон, – предупредил он, прежде чем обесточить привод.

Согнувшись, поскольку под бассейном оказалось невозможно выпрямиться в полный рост, я ощущал себя Атлантом, взвалившим на плечи небо. Дорсет предсказуемо отлынивал, подобравшись поближе к Дику и подавая ему инструменты. А я разглядывал титанитовую пластину над собой и раздумывал, какого черта меня вообще сюда позвали. Рано или поздно кто-то из техников все равно добрался бы и до помп, и до механизмов. Не нужно обладать особым талантом, чтобы сменить заедающую кнопку пуска… Впрочем, Марципан, кажется, и не верил в мои таланты. В чем-то он был прав, конечно – глядя, как четко и уверенно работает Дик, согласился я, – мне так никогда не суметь. Я бы по полчаса копался в инструментах и раздумывал над каждым реле и платой. Но уж точно мог принести еще какую-то пользу, кроме подпирания поддона.

– Нор, – окликнул Дик, – иди сюда. Дорсет, подержи там вместо него…

Дорсет нехотя послушался, а я направился к ведущему технику.

– Смотри – не могу понять, почему тут сгорело. Сейчас сменю поврежденный ограничитель, но толку-то, если не выяснена причина… Ты что-нибудь видишь?

И мы углубились в работу. Я исследовал терморегулятор, а Дик прозванивал контакты.

– Вы скоро там? – примерно через полчаса подал голос Дорсет, о котором мы едва не забыли. Я, во всяком случае, точно.

– Скоро, – хмуро откликнулся Дик, проверяя конденсатор, – потерпи.

Неполадку нашел он – неисправный транзистор, я бы в жизни не отыскал его, такой крохотный, в десятках одинаковых цепей. Мы еще убедились в том, что у третьего микрополя все в порядке с батареей, аккумуляторы полностью заряжены, и выбрались из-под бассейна. Наконец-то нормально выпрямившись, я ощутил себя человеком. Хотя и изрядно уставшим. Потянулся, снял маску, как и остальные. Не знаю, почему меня дернуло оглянуться, но я успел увидеть, как Дорсет что-то бросил на поддон.

– Стой! – крикнул я. – Ты что делаешь?

Дик, собиравшийся уже нажать на кнопку, чтобы проконтролировать результаты нашей работы, остановился. В несколько шагов я вернулся – на дне лежала моя отвертка. Та, которую я минуту назад положил в сундучок.

– Ты с ума сошел? – спросил я у Дорсета.

– В чем дело? – надменно осведомился он, но глаза забегали по сторонам.

– Ты понимаешь, что сейчас эта отвертка попала бы в барбатер? А оттуда ее втянуло по пневматике в танки? Полетела бы не только система перекачки, но и клетчатка погибла тоже!

– И при чем тут я? Ты оставил инструмент, а я отвечай? – визгливо закричал Дорсет.

– Я убрал отвертку в сундук, – твердо сказал я, глядя на него. – Ты видел.

– Ничего я не видел, – тут же отперся он.

– Что происходит? – прогудел Марципан, приближаясь к нам.

– Отец, он чуть было не угробил нашу клетчатку, а теперь пытается свалить на меня! – тут же взбодрился Дорсет.

– Правда? – Марципан перевел на меня тяжелый взгляд.

– Нет, – я старался говорить спокойно; наклонился, достал отвертку. – Я заметил, как Дорсет кинул инструмент и остановил Дика, чтобы он не перевернул поддон.

– Хочешь сказать, мой сын собирался навредить Даунтауну? – поинтересовался Марципан. – И зачем бы ему совершать преступление в собственном доме? Гибель клетчатки – беда для всех нас.

– Я не знаю, для чего совершают преступления. Но я тоже тут живу, и голод касается и меня тоже, – ответил я.

– А тебя, может, верхние подкармливают, а? – влез Дорсет.

Марципан на него шикнул и повернулся к Дику:

– Расскажи, что ты видел?

– Ничего, – Дик покачал головой, – я стоял спиной, пока Нор не крикнул «Стой».

– Слабоватый аргумент в твою защиту, верхний, – Марципан невзначай похрустел пальцами, сжимая кулаки. – Выходит, все, что у нас есть – твое слово против слова Дора… И, пожалуй, своему сыну я склонен доверять больше. Но все же, за неимением доказательств… Значит, сейчас мы решим так. Ты немедленно покидаешь территорию ферм и больше никогда сюда не приближаешься. И мы все молчим о данной истории.

– То есть Дорсет остается? Только я покидаю? – мне с трудом удавалось себя контролировать, но все-таки удавалось.

– Дор здесь работает, – напомнил Марципан. – И у меня раньше не было причин на него жаловаться. Да и не вижу выгоды от подобной диверсии. Для Дорсета, – как бы невзначай подчеркнул он.

Ну вот и прозвучало слово «диверсия». Теперь стало ясно, для чего меня сюда позвали. Прав был Вен – не стоило ходить на фермы.

– Предлагаю свой вариант, – проговорил я, в упор глядя на Марципана. – Утром мы все вместе идем к Гренделю и разбираемся у него.

– Стоит ли беспокоить главу клана? – с видимым добродушием развел руками Марципан. – Я же уже сказал: сведения о твоей халатности не выйдут за пределы этого помещения. Не правда ли, Дик?

Уже «халатности», надо же!

– Вообще-то я тоже считаю, что Гренделя надо поставить в известность, – неожиданно поддержал меня молчаливый техник. – Потому что если действительно диверсия, то это серьезно.

На скулах Марципана заходили желваки. Он мельком посмотрел на Дорсета, который слегка съежился под его взглядом. Кажется, их первоначальный план удалось нарушить.

– Что ж, в любом случае, все сейчас расходятся по… – он бросил взгляд на хронометр над входом, – домам, а позже я решу, как поступить.

И тут же затрезвонили вторые послеполуночные склянки – смена закончилась.

51

Подъем по провисающим, опасно гуляющим под ногами тросам и кабелям отличался от подъема по шахте так же, как… не мог я найти подходящего сравнения. Здесь даже закрепиться было не за что – на гладкой поверхности пластика не держался ни один карабин. В мешанине проводов застревали ноги, пальцы скользили, и я несколько раз просто срывался.

К счастью, эта же путаница тросов не давала свалиться далеко вниз, играя роль страховой сетки. И это был единственный плюс.

В вентиляционный ход, идущий вокруг кожуха реактора, я вылез намного позже, чем рассчитывал. С трудом втиснулся в узкую отдушину, тут же подумав о том, что придется выламывать как минимум одну пластину бронелита. Иначе мешки с клетчаткой не пролезут.

Растянувшись на керамическом покрытии, я трясущимися руками отцепил с пояса термос с водой и напился. Легкие горели от недостатка воздуха, сердце частило, и я подумал, что переоценил свои силы, отправившись в разведку сегодня. Надо было все-таки как следует отдохнуть перед рейдом.

Счетчик в кармане комбинезона тикал, отсчитывая дозу, пробивающуюся сквозь всю изоляцию. Я вытащил его, включил подсветку. Нет, фон не превышал естественного, слава Пространству. И тем неведомым строителям Корабля, которые обо всем позаботились.

Здесь не слышно было ни ударов рынды, ни боя склянок. И царила полная темнота. Единственным источником света оказалась шкала счетчика, слабо светившаяся зеленым. Постороннего присутствия поблизости я не ощущал. Да и странно было бы его ждать – на многие футы вокруг не имелось ни одного помещения, приспособленного для людей. Здесь бегали и ползали только роботы.

Я включил фонарь, достал карту, скопированную со схемы в синематеке. До того коридора, где я смог бы спуститься, оставалось не меньше полутора тысяч футов. Посветив вокруг, я обнаружил, что ход очень узкий. И ползти с клетчаткой здесь будет неимоверно трудно – разве что толкать мешки перед собой или подтаскивать их за лямки сзади. Не самый удобный способ передвижения, особенно учитывая опасность того, что нас может преследовать охрана. Да и как спускаться с полным мешком, я тоже пока не представлял.

Впрочем, мы могли все же рискнуть и прыгнуть в антигравитационные атриумы. Оставалось только придумать, как защитить клетчатку от гравитационного удара. Если бы имелась возможность отключить гравитаторы, то мы спустились бы в атриумах, заранее заготовив тросы соответствующей длины, от площадки до площадки. Но эти системы являлись абсолютно автономными. Насколько я изучил схемы Корабля, их не могли отключить даже наверху.

В темноте и тепле немедленно захотелось спать. Впрочем, я в любом случае собирался это сделать: сколько бы я ни потратил времени на подъем, сейчас на Корабле было либо позднее утро, либо день. Соваться в коридоры Фатланда в это время мы никогда не рисковали.

Перевернувшись на спину, я подложил под голову свернутый мешок, вытянулся и закрыл глаза. Тут же вспомнился Нор, и я подумал, где он сейчас, удалось ли ему отработать на фермах без проблем. Насколько я знал Марци и его сыночка – вряд ли. Наверняка попытались подстроить какую-нибудь подлянку. Так что оставалось надеяться на благоразумие и сообразительность Нора.

Странно было вот так лежать над реактором, думать о любовнике и улыбаться в темноте. Но наблюдать за мной здесь все равно некому. Так что я мог сколько угодно шептать имя, поглаживать себя в паху и воображать, чем мы займемся после моего возвращения. В голове роилась целая сотня планов, и все они включали в себя секс и постель.

Несмотря на усталость, заснуть не получалось. Я давно так не выматывался, да еще в голове мешались всякие мысли – о Норе, о том, как переправлять вниз клетчатку, о плите на входе, которую надо выломать, снова о Норе. И еще ужасно хотелось есть. До грызущей боли в желудке. Но из того, чем можно было хоть немного заглушить чувство голода, у меня имелся только шоколадный тоник. А меня от сладкого и так тошнило – по пути наверх я выпил половину термоса, чтобы хоть как-то восполнить силы.

В конце концов я кое-как заснул. И даже во сне видел бесконечные, уходящие в Пространство тросы с разноцветной оплеткой.

Не знаю, сколько я проспал. Открыл глаза в полной темноте, снова включил фонарик, подсветил себе дорогу и пополз дальше. Руки и ноги болели, но терпимо, и даже мерзкое ощущение в пустом желудке как-то поутихло. Хотелось отлить, но здесь было негде, и я уговорил себя потерпеть до преобразователя недалеко от Черного коридора. Не лопну, в конце концов, не в первый раз.

Над отдушинами я оказался неожиданно для себя. Ткнулся лбом в какую-то трубу, прополз сбоку от нее, свернул и увидел тусклые пятна света, пробивающиеся снизу. И почти сразу ощутил – правда, очень слабо – чье-то раздражение.

Над коридором коммуникации расходились. Вентиляционная шахта, по которой я полз, уходила под прямым углом вверх, к насосам. Я слышал ровный шум двигателей, подающих воду в систему дезактивации, а оттуда назад, в охлаждающий контур. Последняя отдушина на этом отрезке пути была в паре футов от поворота.

Извернувшись в тесноте воздуховода, я расшнуровал ботинки, с завистью вспомнив обувь на липучках, в которой щеголял Нор, сунул ботинки в мешок. Стараясь не греметь металлом, свинтил решетку и осторожно спустился вниз. Коридор перекрывала диафрагма в дальнем конце, свет из-под пола пробивался тускло-синий, ночной. Как и везде, где редко появлялись люди. А здесь они появлялись, похоже, только в случае каких-то проблем.

До диафрагмы я добежал достаточно быстро. Вот только открутить решетку мне не удалось – высота коридора превышала мой рост футов на пять. Я обескураженно потоптался у стены, пытаясь сообразить, что же теперь делать. Мы совершенно не подумали о том, что решетки на потолке – это не боковые выходы, которые можно вскрыть электронной отмычкой. Если бы по несчастливой случайности сейчас открылась диафрагма, меня взяли бы голыми руками.

Плазмопатрон с кошкой отпадал сразу – риск пробить не только решетку, но и какую-нибудь трубу и вызвать срабатывание аварийной системы был слишком велик. Попытаться добросить до решетки якорь? Мне это ничем не поможет – я не смогу висеть на веревке и отвинчивать одновременно.

Я прислонился к стене, озадаченно разглядывая злополучную решетку. Похоже, дальше мне не пройти. Открутить ее можно только сидя у кого-то на плечах. Значит, придется удовольствоваться тем, что уже известно, и возвращаться. А заодно выяснить, реально ли будет спускаться по тросам с клетчаткой. И идти потом уже с группой – от этого места вслепую, полагаясь только на мой дар. Скверно, но другого варианта на данный момент нет.

Из-за диафрагмы до меня доносились привычные, хорошо знакомые запахи: кто-то хотел спать, кто-то злился, кто-то испытывал голод. Там, в операторской, все было спокойно – никакой тревоги, никаких опасений. Никто нас с этой стороны не ждал.

Я вернулся к той части коридора, где спустился, и назвал себя трижды дураком. Я не мог допрыгнуть до отдушины, как ни пытался. Проклятые пять футов отделяли меня от лаза, и преодолеть их не было никакой возможности.

Я сел у стены, надел ботинки, зашнуровал и принялся думать. Диаметр решетки превышал диаметр отверстия – она свинчивалась внутрь. Если попытаться зацепить за нее якорь – решетка встанет на ребро, но застрянет в проеме. И тогда я смогу влезть наверх. Главное – чтобы лапа удачно ухватилась за секции.

Через пару минут я влез в воздуховод и облегченно выдохнул. Затем поставил решетку на место, прилепил рядом тепловую метку и пополз назад, к шахте.

52

Уснуть я не смог даже на час. Сначала шагал из угла в угол флата, снедаемый беспокойством. Причем нервничал из-за всего сразу – и из-за Вена, сейчас уже добравшегося до Полиса, и из-за происшествия на фермах. Если спустить случившееся на тормозах, клянусь фуражкой Первого Адмирала, и суток не пройдет – весь Даунтаун заговорит о том, как я чуть не угробил половину микрополей на ферме. Доверять марципановскому «все останется между нами» я не собирался.

Не то чтобы я чего-то боялся, но я видел, как изменилось отношение к Вену. Ведь совсем недавно его с охотой приветствовали, окликали, жали руки, хлопали по плечу – к нему тянулись. А вчера, когда мы зашли в столовую… Не знаю, что почувствовал Вен, а только складка на его лбу стала явственней, и брови поползли к переносице, и еще он шагнул вперед, точно мог загородить меня от неприязненных взглядов. Но не надо было быть эмпатом, чтобы ощутить общее напряжение – клан неприязненно присматривался, оценивал, обсуждал, осуждал и ждал. Ему было непонятно, зачем такой парень, как Невен, связался с чужаком. Со мной.

Я сбросил ботинки и лег на кровать, уткнувшись носом в подушку, вдыхая запах Вена. Лежал и думал, насколько это ненормально – вот так вот сходить с ума, цепляясь за иллюзию его присутствия. Никогда со мной такого не было – чтобы я скучал постоянно, чтобы боялся думать о плохом, а при мыслях о хорошем в животе разом восторженно ухало, точно в начинающем спуск лифте.

Я знал, что должен бы прекратить. Вернее, не так – я знал, что не должен был начинать. Потому что самостоятельно закончить у меня теперь духу не хватит.

Конечно, Вен сказал «никого нет, только ты и я», и я не сомневался – он говорит искренне. Но правильно ли это было – для него? Я-то всегда оставался одиночкой – не умел и боялся сближаться с людьми. А тут, внизу, жили совсем по-другому. Они были роднее друг другу, и пусть среди прочих попадались такие типы, как Дорсет, все равно общая атмосфера казалась какой-то… домашней, что ли. Они были близкими друг другу людьми, знали друг про друга все, переживали и выручали, каждый был на своем месте. А я стал песчинкой, попавшей в хорошо смазанный и исправно функционирующий механизм. Если бы не голод – кто знает, может, меня бы и перемололо в общих жерновах, пристроив где-то на задворках общественного устройства. Но на фоне обострившейся неприязни к верхним малой кровью обойтись не получалось – история на ферме это подтвердила. Обидно, что из-за меня и Вен будет теперь отторгаться остальными.

Да, думал я, обнимая подушку, конечно, Вен сильный, он справится, и ему даже хватит благородства ни в чем меня не упрекать. Но я не смогу заменить ему всех – родных, друзей, знакомых, – и рано или поздно он оглянется вокруг и поймет, что из-за меня оказался отгорожен от тех, кто ему дорог.

Поэтому я решил настоять на разбирательстве у Гренделя. Сейчас еще рано – я кинул взгляд на хронометр, – но часов в восемь надо к нему наведаться, иначе потом неизвестно, смогу ли вырваться из лазарета.

Я никогда не был доносчиком, но мне не оставляли иного выхода. Если я не пойду к Гренделю сам, то есть фактически не предложу главе клана исследовать себя на правдивость – у каждого появится право считать, что я лгу о своей непричастности к диверсии. А мне этого было не надо. Совершенно.

Следовало поступиться принципами, если я хотел оставаться с Веном. А я хотел. До дрожи, до судорожно стискивающих подушку пальцев. С ним я мог быть самим собой, а без него… а без него мне и быть-то не хотелось.

Я встал, сходил в душ, сменил одежду, надел ботинки, посмотрел на хронометр и отправился – сначала к Гренделю, а потом в лазарет. Пожалуй, там мне тоже придется расстараться – не думаю, что любой член клана с радостью доверит мне свое здоровье.

Грендель выслушал меня молча, задал пару вопросов и отпустил. Я даже не понял – поверил или нет. Так что в лазарет пришел ничуть не успокоенный. Хотя там нервничать оказалось некогда – Блич моментально задействовал меня помогать ему делать профилактический осмотр.

Разумеется, я только заносил данные в систему, с остальным старший брат Вена управлялся сам. За три с половиной часа через его руки прошло человек сто, наверное – от малышей до пожилых людей, и он почти не заглядывал в предыдущие записи. Как он все про них помнил, я представлял смутно. Сам бы в жизни не разобрался. Хорошо еще, у всех посетителей имелись электронные карты.

Пока Блич работал, меня посетила мысль, что и лекарем-то я буду неполноценным – ну что я могу? Залечить открытую рану? Снять приступ? Облегчить боль? А все остальное, из чего складывается профессия врача? Я ведь даже диагност никакой, не говоря о прочем – поставить капельницу, сделать укол, назначить лечение…

Здесь, в Даунтауне, я действительно был никчемным придатком без места, и встроиться в жизненный уклад мне по-прежнему не грозило.

К полуденной рынде Блич решил, что пора пообедать, и я отправился в столовую. Откровенно говоря, у меня в желудке уже голодно урчало – я забыл позавтракать.

Тамир выдал мне два термоса, и мы с Бличем поели в лазарете. Молча, потому что он одним глазом вглядывался в какие-то записи на экране. Он вообще, как я заметил, старался на меня смотреть поменьше. Похоже, даже ему я стал не слишком приятен, хотя изначально мне показалось, что он неплохо ко мне относился. Я огорчился, конечно, но виду старался не подавать.

После еды потянуло в сон. Тем более что с осмотрами на сегодня, похоже, было покончено, а в палате никого не оказалось. Видимо, и Раду, и Бена действительно отпустили. Я выбросил использованную посуду в утилизатор, уселся в уголке и начал клевать носом.

– Блич, – спросил я, чтобы хоть немного развеяться, – а вы вдвоем с Норой дежурите, да? Вдвоем тяжело.

– Есть еще Роб, но Катерину, его мать, разбил инсульт. Он сейчас за ней ухаживает, так что мы пока вдвоем, – Блич все также не отрывался от экрана. – Ты пробовал лечить простуды?

Я подумал.

– Кажется, нет. А разве надо? В Скайполе при первых симптомах давали выпить какую-то таблетку – и все проходило… Или у вас таких нет?

– Есть. Я спросил на случай, если с сырьем для синтезаторов станет совсем плохо. От каких лекарств мы можем отказаться и положиться на тебя.

– Я не знаю, Блич, – серьезно сказал я. – Мне никогда не приходилось себя по-настоящему испытывать. Наверху я лечил только брата, маму… ну и девочку одну… нечаянно. А здесь – ты все сам видел.

– Грендель решил, что ты хорошо владеешь своим даром? – Блич наконец-то оторвался от записей и взглянул на меня.

– Скорее, что я не причиню вреда – ни себе, ни людям.

Блич задумчиво кивнул, потом снова бросил взгляд на экран и пробормотал словно для себя:

– Не пойму одну вещь… Тамир приводил Маришку, они сдали кровь – я не вижу признаков аллергии. Никаких специфических антител.

Я беспомощно пожал плечами. Тут я ему точно был не помощник.

Потом Блич разогнал мою дремоту, посадив перебирать лекарства в ящике. На каждом стояла обязательная пометка с датой изготовления, а моей задачей стало выкинуть все, у которых истек срок годности, и пометить в журнале, сколько и каких препаратов осталось. Невостребованного оказалось мало – не то лекари регулярно перебирали содержимое своего ящика, не то очень четко представляли, сколько и чего им может понадобиться.

Когда пробили первые склянки, я заволновался.

– Блич, я тебе еще нужен? Меня в синтезаторной Дар ждет – я там бросил разобранный агрегат, обещал сегодня собрать.

– Закончишь с ящиком и иди, – откликнулся Блич. – Понадобишься – позову… А завтра приходи с утра, Норе тоже нужна помощь с осмотром.

– Хорошо, – согласился я.

Когда я с опозданием явился работать техником, синтезатор ждал меня, как мы и договаривались. Я с порога помахал Дару сквозь пар, сигнализируя, что пришел, и направился прямиком к машине. В дальнем углу приветственно вскинул ладонь Пауль, я даже немного удивился – мне казалось, он должен разделять взгляды клана на мою персону. Хотя, с другой стороны, знакомство со мной не считалось пока преступлением, а здороваться со знакомыми людьми – это нормально…

В общем, я не стал забивать голову, а решил занять руки. И занял. Правда, к исходу второго часа поймал себя на том, что пялюсь на очередную деталь, которую держу, и совершенно не помню, куда следует ее прикрепить. Соображалось как-то неважно.

– Спишь на ходу? – послышался голос Дара, и он сам объявился в поле зрения, опустился на пол рядом со мной. – Давай помогу.

В общем, в результате работу за меня заканчивал он. Я только подавал детали, держал, закручивал и смазывал то, что нуждалось в смазке.

Мы как раз ставили на место лоток для готовой продукции, когда прозвучала вторая склянка. Я душераздирающе зевнул. И тут же – еще раз. А потом как будто прорвало – глаза заслезились, заболела спина, и зевать хотелось не переставая. Я пытался прикрывать рот рукой и делать это незаметно, но то, как я ерзал, выгибался, пытаясь устроиться поудобнее на жестком полу, и вытирал глаза, не могло остаться незамеченным.

– Ладно, все, иди, Нор, – приказал Дар. – Я сам проверю, стал ли второй работать лучше.

– Дар, я теперь в лазарете, – поднимаясь, сообщил я. – Еще не знаю, как мне поручат дежурить. Заходить буду, когда смогу.

– Договорились. Мы с тобой неплохо поработали за эти дни, так что пока острой необходимости в тебе нет. Но если мне понадобится помощник – приду тебя отпрашивать, – Дар улыбнулся мне своей потрясающей улыбкой.

– Буду рад помочь, – я протянул ему руку, и Дар ее пожал.

На том мы и расстались.

Я завернул в столовую, где меня снова молча проводили настороженными взглядами, взял у Лики термосы и, ни на кого не глядя, отправился во флат. Сил на то, чтобы переживать, уже не осталось. Дотащиться бы до каюты и рухнуть…

Так я, в общем-то, и сделал.

Только в душ еще зашел, потому как если хоть немного не расслабиться – я опять долго не смогу уснуть. Да и от переживаний о Вене никто меня избавить не мог. Я теперь даже приблизительно не представлял, где он может быть. Но плохие мысли отгонял старательно, а за навалившейся усталостью – даже успешно.

Ужин не смог пересилить обаяние постели, я оставил термосы на столе нетронутыми, натянул свежие трусы и упал в кровать. Обнял подушку, еще раз вдохнул запах Вена… а больше ничего не помню.

До тех пор, пока меня не прижали к постели. Я дернулся и попытался вскочить, выдираясь из темной бездны сна без сновидений, но меня поцеловали сзади в шею и прошептали:

– Все хорошо, малыш. Не пугайся.

– Вен! Вернулся, – выдохнул я, собираясь развернуться, обнять.

Но он, по-прежнему прижимаясь к моей спине, – раздетый, влажный, горячий, и когда успел помыться? – велел:

– Не переворачивайся. Очень хорошо лежишь, – и принялся покрывать поцелуями мою шею, плечи, спину, потом его язык заскользил по позвоночнику.

А я вспомнил, как перед расставанием настоял на том, чтобы мы хоть немного поспали. И как мы все равно ни черта не спали, потому что безумно трудно закрыть глаза и отключиться, когда рядом с тобой лежит человек, от одного присутствия которого напрягается член. И потом мы все-таки подрочили друг другу и оставшееся время просто валялись в постели, время от времени целуясь – медленно, нежно, – до тех пор, пока не прогудел хронометр.

Все эти сутки я жалел, что не позволил Вену сделать со мной все, чего ему хотелось. Но, кажется, теперь у меня появился шанс исправиться.

– Ты ведь устал, наверное, – попытался я сопротивляться хотя бы для приличия.

– Вот сразу после и отдохну, – невнятно сообщил он куда-то мне в поясницу.

Я прерывисто вздохнул, ощутив его руки на своих боках, и с радостью сдался. Потому что и сам хотел, конечно. А еще, раз Вен был способен на возбуждение, значит, все с ним в порядке. Ну а подробности я мог узнать и позже.

53

Спуск оказался намного сложнее подъема. Когда я лез вверх, то хотя бы видел, за что можно зацепиться и куда поставить ногу. Скудный свет укрепленного на предплечье фонарика рассеивался в темноте, и я полз в мешанине проводов буквально на ощупь. Но чем дольше полз, тем отчетливее понимал: с клетчаткой рейдеры тут не пройдут, придется прыгать в атриум. И какой процент добычи после этого останется жизнеспособным, а сколько белка отправится прямиком в утилизатор – неизвестно.

Я так сосредоточился на спуске, что едва не пропустил площадку с отметкой «минус 40», с которой вчера уходил наверх. Если бы не тепловые наклейки, слабо светящиеся в полной темноте шахты, я точно спустился бы еще ниже, в район заброшенных технических ярусов.

Перебравшись по арматуре на площадку, я сел и привалился спиной к ограждению. Ноги тряслись, словно мышцы превратились в желе, глаза заливал пот. Однозначно, этим путем добраться до ферм куда сложнее. Дорога по лифтовой шахте казалась по сравнению легкой прогулкой.

Пожалуй, теперь я намного лучше представлял себе, что чувствовал Нор, когда пошел с нами в рейд. При мысли о нем, спящем сейчас в нашей каюте, у меня даже прибавилось сил. Нор меня сегодня не ждет. Вернее, не ждет так рано. Я вернусь, быстренько помоюсь и…

Низ живота резко заломило – давал знать о себе переполненный мочевой пузырь. Где на территории Реттисси стояли преобразователи, я знал не очень хорошо. А мочиться вниз, в пустоту… Любая жидкость на Корабле была слишком большой ценностью, чтобы расходовать ее просто так. Я снял с пояса опустевший термос – в любом случае, одноразовой пластиковой колбе дорога в утилизатор.

Через пару минут мне стало ощутимо легче. Я плотно завинтил крышку, подвесил термос на пояс и встал. Ноги болели, но я уже мог идти по прямой, не ковыляя. Полуночную рынду еще не били, и в коридорах я несколько раз наткнулся на Реттисси, проводивших меня удивленными взглядами. Разумеется, далеко не все знали, что я ушел в разведку. Но мой комбинезон и усталый вид говорили больше, чем официальное объявление.

Почти на самой границе территории клана я наткнулся на Марци. Живет он с женой в нашем клане, но его брат женился на одной из Реттисси, так что Марципан частенько заходит к родственнику выпить браги. Он вообще любитель выпить и пожрать.

Наверное, у него есть какие-то достоинства, просто я их не знаю, поскольку с ними не сталкивался. Руководители кланов, например, ценят его за умение заставить работать самого ленивого и за профессионализм. А дурной характер – это уже личное дело.

Увидев меня, Марципан остановился, сунул руки в карманы рабочей робы. Он был не один, но его спутников я знал плохо. Да и не было мне до них никакого дела, я бы мимо прошел, однако Марци загородил мне дорогу.

– Что-то ты рано вернулся, Невен. Тебя ждали завтра к вечеру, если я не ошибаюсь.

– Не ошибаешься, – я прикинул, смогу ли его обойти, но Марципан стоял так, что мне оставалось только протискиваться между ним и перегородкой. – Но отчитываться я буду не перед тобой, разумеется. И не сейчас.

– Торопишься, – он прищурился, оглядел меня с ног до головы. – К верхнему мальчишке. Может, ты поэтому и вернулся, рейдер, что его задница привлекает тебя больше, чем работа? И тебе плевать, что в кланах скоро начнется голод.