Текст книги "Ковчег (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 45 страниц)

Я улыбнулся ей, до боли остро ощущая разницу, как Рада и Невен произносили это слово.

– Увидимся, – пообещала она и сама подтолкнула меня. – Иди уже.

И я пошел. Потому что Грендель действительно ждал.

24

Лейн угомонился только ко вторым склянкам. Уснул, упершись лбом мне в плечо и закинув на меня ногу. А я лежал – уставший после двух оргазмов, но ни черта не удовлетворенный, – обнимал его и пялился в темноту, пытаясь понять, что со мной происходит.

Бен стал моим первым любовником. Мне тогда только-только исполнилось семнадцать, и я собирался всем подряд доказывать, какой я взрослый и самостоятельный. Совершеннолетний – по законам кланов.

Бен мне нравился: он был взрослый, веселый, беззаботный и готовый трахать все, что шевелилось и имело подходящие отверстия. Мы встречались два месяца чуть ли не ежедневно, благо, рейдов не было, а затем спокойно и без сцен разошлись. Просто устали друг от друга: я от его вечной озабоченности, а он от моих постоянных попыток перехватить инициативу в постели. Да и моя влюбленность к тому времени сама собой прошла.

После Бена у меня была Хильда. Долго, года три. Но в постели мы оказывались не чаще одного раза в два-три месяца. Связь вылилась в мучение для нас обоих, однако почему-то ее никак не удавалось прекратить. Два телепата, мы в койке сосредотачивались на том, чтобы не дать партнеру считать свои эмоции, а в итоге дело заканчивалось усталостью, головной болью и раздражением. Кроме того, за Хильдой уже тогда ухаживал Пол, мы с ним несколько раз очень серьезно поговорили, и в конце концов она все-таки ушла от меня к нему. Нельзя сказать, что я сильно по этому поводу расстроился.

Потом… Потом я довольно долго оставался один. Нет, у меня имелись возможности найти себе партнера – на раз или надолго. К рейдерам в кланах всегда относились с уважением: не так уж нас много, а профессия, если так можно назвать умение украсть нужную вещь сверху, довольно рисковая. Но мне хотелось… не знаю чего, каких-то чувств, не просто секса. Хотя бы симпатии.

Полгода назад мне показалось, что Лейн – именно тот человек, которого я искал. Мне с ним было спокойно и уютно, пусть и предсказуемо. Я знал: он хвастался приятелям, что живет с рейдером, к тому же с эмпатом. Это придавало Лейну веса в собственных глазах, хотя я решительно не понимал, каким образом. Он ведь был очень хорошим специалистом-синтезаторщиком, его и так ценили в клане, независимо от того, в чьей каюте Лейн ночевал.

И вот сейчас все вдруг встало с ног на голову. Мелкий Нор так прочно поселился в моих мозгах, что даже кончить я смог только после того, как представил его на месте своего любовника. Дважды, да – и без малейшего раскаяния. Потому что Лейн моих мыслей прочитать не мог, а Нор…

Я вздохнул, осторожно выбрался из постели, прихватил чистое белье и отправился в душ.

В столовой никого не было. Ночная смена еще не пришла, а дневная спала без задних ног. Я взял у зевающей во весь рот Лики, сегодня стоящей на раздаче, миску с кашей, сдобрил ее подливой и уселся за стол.

Каши оказалось мало – половина от позавчерашней порции. Зато кофейного тоника Лика налила от души. Я выскреб миску дочиста, запил, постоял перед стойкой, размышляя, брать для мелкого сухарики или нет. А потом подумал, что лучше я возьму для него леденцы – те самые, лимонные.

Лика странно на меня посмотрела, но все же дала несколько конфеток на тоненьких пластиковых палочках.

– Вен, с каких пор ты стал любить карамель?

– Я не себе, – ответил я, засовывая конфеты в нагрудный карман рубашки. – Угостить.

– Девочку себе нашел? – зевота слетела с Лики мгновенно. – И кто она? Из твоего клана?

– Много будешь знать, – я придавил кончик ее курносого носа, – станешь старая и в морщинах. Тамир тебя бросит и найдет молодую и нелюбопытную.

– Не бросит, – Лика расплылась в довольной улыбке, погладила себя по животу. – Маленькие у нас будут. Двойня.

Я тоже заулыбался. Потому что они были очень славной парой – Тамир и Лика, детей любили, а младшие Тамира в Лике души не чаяли.

Так, улыбаясь, я и отправился к Полу, хотя вряд ли меня там ждали с таким уж нетерпением.

Как я и думал, Пол встретил меня без приязни. Хорошее настроение, с которым я пришел в его клан, немедленно куда-то делось. Пол не считал нужным сдерживать свои эмоции, которые я, разумеется, тут же ловил. Разговаривал он вежливо, но это была вынужденная вежливость. Хильду Пол не простил мне до сих пор, хотя тут я был не виноват – женщина выбирает себе партнера, а не наоборот. И потом, рожать она все же решила от него. Так что на месте Пола я бы гордился, а не бесился.

Так или иначе, взять меня в рейд я его уломал. Хотя еще неизвестно, кто кого должен был уламывать. Но я не гордый, особенно когда речь идет об угрозе голода и неоправданном риске для рейдеров.

Когда пробили третьи склянки, мне пришло в голову, что Блич собирался отправить мелкого ко мне в каюту. Десять часов давно миновали… Ну, на ночь, допустим, Нор все же остался в медотсеке, однако сейчас он наверняка уже проснулся. А в моей каюте дрыхнет Лейн.

Я вспомнил, как Нор чуть его не придушил, и бросился бежать по коридору. Но, cвернув за очередной поворот, почти врезался в обнимавшуюся парочку. И понял, что могу никуда особо не торопиться. Потому что от моей сестренки еще никто не уходил раньше, чем она сама хотела.

– Поправился, я вижу? – сказал я Нору и сунул руки в карманы брюк. – Весело проводишь время? Очень хорошо. В таком случае хочу напомнить, что твоих занятий у Гренделя никто не отменял.

Повернулся и пошел прочь, чувствуя, как где-то в животе копошится обида.

Фермеры из перекисшей клетчатки гнали неплохую брагу. На дне опорожненных танков всегда оставался белок, который можно выбрать только вручную. В переработку его пускать медики запрещали из-за высокого содержания каких-то ферментов, зато выпивка получалась отменная.

Конечно, это дело было не слишком-то легальным. В большинстве кланов самогоноварение, мягко говоря, не поощрялось. Но только не у Реттисси. А поскольку фермы были общими для всего Даунтауна, то и дорогу к нужным каютам тоже все знали.

Само собой, за красивые глаза никто никому брагу не наливал. Тащили кто во что горазд, благо, крысята брали все, не брезгуя даже драными комбинезонами или перегоревшими лампами. Куда они девали приносимый им хлам, я не знал. Но всевозможные хитрые приспособления, собранные из чего попало, как правило, делали именно в клане Реттисси.

У хорошего рейдера всегда есть что-нибудь на обмен. Конечно, существует общий котел клана, но все же и мы должны хоть что-то иметь с нашего риска.

Излучатели, снятые с охранников в ту неудавшуюся разведку, я, разумеется, сдал Гренделю. Зато оставил себе хороший многофункциональный нож. Жаль было менять такую вещь на пару пинт самогона, но…

Хотелось выпить.

Я знал за собой эту слабость. Да и не только я знал – и Грендель, и Блич, и Лейн. От выпивки я не лез на рожон и во всевозможные разборки, не затевал драк, не приставал к кому попало, но все же в определенной мере терял контроль над собой. Например, не мог поставить ментальный блок. Или выделить чью-то волну из общего фона. А еще у меня, как правило, портилось настроение. То есть мне нравилось само состояние опьянения, легкость, которую дарил алкоголь, но вот внешне я почему-то становился очень мрачным и неразговорчивым.

Поэтому пить я предпочитал в одиночестве и никому не попадаясь на глаза. Особенно Гренделю, от которого получал такие ментальные оплеухи, что потом до ночи в голове гудело. Ну и Бличу, потому что он ломал мне кайф мощной дозой какой-то гадости, разлагающей спирт в крови быстрее, чем тот попадал в мозги.

И, разумеется, я прятался от отца с мамой. Они ничего мне не говорили, но смотрели так, что от стыда хотелось проломить обшивку и лопнуть пузырем в Великом Пространстве.

До каюты я добирался окольными путями, избегая людных мест. Пластиковые мешочки с брагой в карман не засунешь, пришлось нести их в руках. А мне очень не хотелось вопросов и доносов деду. К счастью, большинство наших были еще на смене, и по дороге мне попалась только Маришка, понятия не имеющая, что я такое несу, прижимая к груди. Я кивнул ей, придержал мешки одной рукой и торопливо хлопнул по дактозамку.

В каюте уже никого не было: Лейн прекрасно понимал, что задерживаться у меня, рискуя столкнуться с Нором, не стоит. Мне это оказалось только на руку. А мелкого Грендель наверняка продержит у себя до первых послеполуденных склянок, если не дольше.

И хорошо, – подумал я. – Во всяком случае, у меня будет время выпить и лечь потом спать. Вряд ли он подозревает, чем и как мы тут расслабляемся.

Я вспомнил, как Нор обнимался с Радой, торопливо открутил крышку на горловине мешка и щедро плеснул в стакан, стоящий на столике, мутной бурой жидкости. Пахла брага отвратительно. Зато вкус был довольно приятный, карамельный, и для разгона я выпил полпинты сразу.

В голове тут же стало легко и пусто. Я оглядел каюту, внезапно потерявшую четкие очертания. Лампочка над столом тоже, вроде бы, замерцала. Вот этот эффект мне нравился больше всего – потеря резкости. Начинало казаться, что не ходишь, а плывешь в воздухе, и все вокруг колышется и искажается.

– И пусть, – сказал я лампочке. – Пусть он с ней целуется, подумаешь. Он в своем праве, в конце концов, а что? Симпатичный паренек, неглупый. Ну трусоват – так он не рейдер. А кто бы не струсил на его месте-то? Конечно, страшно – безоружным под излучатели. То, что Бен пошел… Ну, Бен вообще по жизни рисковый. Зато мелкий выдержал весь путь, да. Не всякий выдержит…

Договаривал я уже не лампочке, а темному экрану визора. Голову задирать сделалось неудобно – все начинало плыть еще сильнее, и ощущения становились неприятными. А если смотреть прямо – ничего.

Вторые полпинты пошли еще легче. Я выпил их не залпом, а медленными мелкими глотками, салютуя визору. Мутное отражение в стекле экрана тоже поднимало стакан – и тогда казалось, что я в каюте не один.

– Смешно будет, – сказал я своему призрачному собеседнику. – Он придет, а я тут пьяный. Испугается, наверное. А, может, не испугается, может, посмеется. Или рассердится и пойдет в каюту к Раде. Пусть идет, что? Не больно он мне тут и нужен, такой мелкий. Одному спокойнее, точно. Хочу – молчу, хочу – дрочу. Никто не мешает. И в душевую прятаться не надо.

Я расстегнул брюки, сунул внутрь руку, ощупал член. Нихрена дрочить не хотелось – хотелось подтащить к себе мелкого, вдохнуть его запах, почувствовать под пальцами теплую кожу…

Я вздохнул, приподнял мешок, потряс, взбаламучивая коричневый осадок. Что они туда добавляли, эти крысята? Наверняка какую-нибудь гадость. С них станется и дерьмо в брагу кинуть, смеху ради.

Фыркнув, я вылил остатки в стакан. Ткнул пальцем второй мешок. Тот тихо булькнул и завалился набок. Выглядело забавно – как он лежал, а внутри волнами перекатывалась жидкость. Я еще раз ткнул мешок и засмеялся.

До шкафа я добрался, стараясь идти вдоль стенки, потому что пол норовил встать дыбом. Хорошо, что у меня каюта небольшая – от стола до шкафа каких-то пять шагов. Просто наклониться не получалось – я все время заваливался куда-то назад. Сначала это было весело, а потом я разозлился. Рванул дверцу так, что она задребезжала и отъехала в сторону с каким-то странным звуком – наверное, слетела с роликов.

Опустившись на четвереньки, я закопал мешок в шмотки, накидал сверху какого-то барахла, подвернувшегося под руку. Настроение стремительно ухудшалось.

– Да, ревную, – сказал я и сел на пол. – А чего он? Пять суток как сверху, а туда же. Раду ему подавай, ничего себе! Да Рада у нас… Она себе и получше может выбрать. Вот Тор – самый для нее подходящий. Ну поссорились, всякое бывает. Сейчас пойду и помирю их. Она моя младшая сестра – обязана слушаться. Так и скажу: мирись немедленно, дура, а Нора оставь в покое. Все равно тебе от него никакого прока не будет.

Я хотел встать и немедленно идти к Раде, но ноги совсем не подчинялись. Так что я смог доползти только до кровати. Подтянулся, завалился на нее, чувствуя, как все стремительнее кружится голова. Подумал, что надо бы раздеться.

Как ни странно, сил расшнуровать ботинки и стащить рубашку с брюками у меня хватило. Хотя к горлу все время подкатывала тошнота – все же я слишком быстро выпил эту поганую пинту, надо было хотя бы галеты взять для закуски.

Потом лег, попытался вытащить из-под себя одеяло, но не успел. Уснул – как в черную дыру провалился.

25

– Проходи, садись, – предложил Грендель, и я направился к нему.

Сегодня он опять принимал в кресле возле визора. Но на этот раз рядом стоял стул, на который я и примостился. Неуютно мне тут было. Очень. И в голове закопошились сразу тысячи мыслей – все грешки свои, кажется, припомнил, пока глядел в синие глаза Гренделя.

– Ну как, нарейдерствовался? – усмехнулся он.

Я промолчал.

Если будет спрашивать, почему я не спустился в кордегардию, совру. И никакой телепатией меня не взять. Пусть он даже почувствует, что я вру, все равно из меня ничего не вытащит.

Разумеется, решить было проще, чем сделать. Но я твердо намеревался приложить все усилия к тому, чтобы удержать правду при себе.

– Я слышал, тебе довелось применить свой дар даже дважды, – внезапно приступил Грендель к делу. – Расскажи.

Тут мне скрывать оказалось особо нечего, да и не в моих интересах было молчать, поэтому я приступил к повествованию. О том, как чуть не придушил Бена, и о том, как не смог ему помочь, а потом – как смог и как мне стало плохо, и о том, как, спустившись, еще лечил ногу Якоба. Но последнее я помнил совсем смутно, в чем тоже честно признался.

Грендель даже глаза прикрыл, пока слушал. Будто я ему сказку какую рассказывал. В конце я уже подумал, что он уснул, поэтому на той же ноте, совершенно обыденно, сообщил:

– …А теперь, поскольку вы заснули, я пойду себе…

– Ничего подобного, – тут же отреагировал старик. – Я с тобой еще не закончил. Давай еще раз – сначала про то, как вылечить не получилось, потом – про то, как получилось.

Я покорно повторил.

– Почему-то мне кажется, ты о чем-то умалчиваешь, – задумчиво проговорил Грендель, не открывая глаз. – Ну что ж, скажи мне главное: когда ты лечил Якоба, ты уже понял, в чем твоя ошибка?

– А у меня были ошибки? – изумился я.

– Разумеется, – старик выпрямился и взглянул на меня. – Если бы ошибки не было, тебя бы потом не выворачивало. Дар, если с ним правильно управляться, не приносит таких неудобств. Да, случается, устаешь, но дар обычно не вредит своему носителю. Еще можно понять, по какой причине ты ослаб несколько дней назад, когда пришел сверху – ты тогда впервые позволил себе убить, причем дважды – вот организм и требовал с тебя хорошего отдыха. Но чтобы вот так…

– Скажите, Грендель, – медленно начал я, – когда я лечил Маришку, вы ведь чувствовали, как я это делаю. Так что же, по-вашему, я делаю не так?

– Я чувствовал? – он усмехнулся. – А не ты ли бесцеремонно выпихнул меня прочь и отгородился таким ментальным блоком, который я и близко преодолеть не смог?

– Отгородился? Ментальным блоком? – искренне удивился я. – Да я его ставить-то не умею.

– Умеешь, мальчик мой, еще как умеешь, поверь мне.

Я почесал затылок, и в памяти действительно всплыло: мне что-то ужасно мешало, я отпихнул это и постарался больше не давать шанса вмешиваться.

– В общем, милый мой, если действительно хочешь знать свои ошибки, придется тебе в следующий раз меня потерпеть… Итак, вернемся к Якобу. Когда ты лечил его – что ты чувствовал?

– Ничего, – признался я. – Я вообще уже плохо соображал к тому моменту.

– То есть симпатии ты к нему никакой не испытывал?

Я честно постарался вспомнить.

– Наверное, нет. Я тогда, кажется, был ни на что не способен – ни на симпатии, ни на антипатии. Просто знал, что Якобу нужна помощь.

– Надеюсь, ты запомнил это состояние, – проворчал Грендель. – Потому что оно и есть ключ к правильному владению твоими способностями. Ты не должен ни любить того, кого собираешься излечить, ни ненавидеть того, кого хочешь убить. Дар должен работать, как руки и голова: необходимо выполнить задачу – и одновременно включаются мозг и тело. Эмоции – слишком ненадежно, Аденор. Давай-ка попробуем – сумеешь ли ты прийти в нужное состояние. Ничего делать больше не надо – нам сейчас главное закрепить механизм вхождения в рабочую зону, понял?

Нет, на словах-то я прекрасно все понял – чего же не понять-то? А вот на деле…

Прозвенела рында, а мы по-прежнему бились над тем, чтобы ввести меня в правильный транс. Еще через час я чувствовал себя преодолевшим половину пути до Полиса, не меньше. Не сомневаюсь, Грендель запросто мог насильно загнать меня в нужное состояние, но задача-то была иная: научить входить в него самостоятельно и сознательно. Без жалости и ненависти, без злобы и симпатии.

– Давай передохнем, – наконец предложил Грендель.

Сам он, кстати, выглядел так же бодро, словно только что встал с постели. Хотя я ощущал, что и он вкладывает немало сил, погружаясь в мое сознание и стараясь помочь.

Я благодарно плюхнулся обратно на стул и откинулся на спинку. В голове гудело, точно она превратилась в громадный колокол. И я все еще ощущал присутствие в ней Гренделя.

– Блич утверждает, ты спас Бену жизнь, – вдруг сказал он.

Я пожал плечами. Ничего толкового все равно ведь ответить не мог. Потому что скорее всего – да, спас. По крайней мере, тогда я почувствовал четко и однозначно: минут через десять будет поздно. И когда он лежал передо мной – большой, беспомощный, бледный, и белые волосы, рассыпавшиеся по полу, казались совсем…

– Стой! – вдруг приказал Грендель, не отрывая глаз от меня. – Ты кого лечил-то, мальчик мой? Бена или Невена?

Невена, – понял я, – конечно же, я лечил Невена.

– Вот и разгадка, – Грендель пристукнул кулаком по подлокотнику. – Потому тебя так отдачей и накрыло. Ты пытался обмануть свой дар. А он такого не прощает. Пользоваться способностями в своих интересах – да, это нам позволено, но никогда, слышишь, глупый ты мальчишка, никогда больше не пытайся обмануть сам себя! Скорее всего, тебе повезло, что ты остался жив. Могло ведь и не повезти.

Могло, – отчетливо осознал я, – недаром же так скручивало. И сердце билось в горле, и грудную клетку сдавливало, и в глазах темнело, и ноги подкашивались…

Видимо, вид у меня стал какой-то не совсем нормальный, потому что Грендель неожиданно поднялся, сделал пару шагов и притянул меня к себе.

– Ничего, ничего, – ласково шептал он у меня над головой, – все уже прошло. Только не делай так больше, ладно? – маленькие руки Гренделя были теплыми, и его запах чуть-чуть напоминал запах Невена.

Я кивнул, не в силах выдавить из себя ни звука. Наверное, потому, что передо мной все еще стояло лицо дылды с ползущей по щеке слезинкой. Пусть даже я его себе и придумал.

Потом я, конечно, высвободился. Вернее, пошевелился – и Грендель отступил сам. Вернулся в кресло.

– Ну, в целом, общее направление тебе понятно, я думаю. Ты отбрасываешь все ненужные чувства, и в результате тебя больше не придется нести в лазарет, если только ты не станешь перенапрягаться, – он снова устроился поудобнее, но из моей головы так и не вылез – что его там интересовало, мне было уже совершенно непонятно. Судя по всему, про кордегардию спрашивать он не собирался. – Кстати, – вдруг поменял он тему разговора, – как там Бен?

– Нормально, – сдержав себя, сказал я. – Только сильно переживает по поводу предстоящей клизмы. Он, видите ли, отвык.

Грендель фыркнул. Совершенно по-мальчишески. И сразу будто помолодел.

– Эх, была у меня в юности одна история… Мы с моим парнем решили заняться настоящим сексом. А спросить-то язык не поворачивался, как и что надо делать. Ну и, конечно, никаких процедур не проводили. И вот запустил он в меня пальцы, подготавливая, а там такое… – он захихикал в одиночестве, потому как мне смешно не стало. Я попросту молча на него таращился. С какой стати Грендель рассказывает такие вещи мне? – В общем, стыдно было – ужас как, – неожиданно завершил он.

– Э-э… – выдавил я. – Извините, мы на сегодня закончили?

– Пожалуй, да, – легко согласился старик, и давление ослабло: он наконец-то оставил мои мозги в покое. Тут же на смену пришла ноющая боль в висках. – Завтра жду тебя в это же время… И еще, – окликнул он, когда я уже был в дверях, – Дариус просил выделить ему тебя хотя бы на несколько дней. Так что завтра после занятий отправишься в синтезаторную – он как раз будет на дежурстве.

– Хорошо, – согласился я. Отец Невена мне понравился, да и мутантскими способностями, по его словам, не обладал. А это, с моей точки зрения, был несомненный плюс.

Выйдя из флата, я немного постоял, размышляя, что делать теперь. Хотелось есть, и я решил наведаться в столовую. Если Невену там выдают порции на двоих – значит, уже знают, что меня приняли во временные члены клана? Наверное, дадут чего-нибудь пожевать?..

У раздаточного стола обретался Тамир, а больше никого не было – столики стояли пустые. Ничем особенно съедобным, правда, не пахло. Впрочем, каша из клетчатки и не должна пахнуть, раз ароматизаторов и вкусовых добавок здесь синтезировать не умели.

– Привет! – обрадовался Тамир. Наверное, скучно ему было одному. – Вовремя ты! А то скоро дневная смена работу заканчивает, здесь будет не протолкнуться. Давай, я тебе с собой положу? Вы с Невеном последнее время чаще у себя едите, чем здесь. А он тоже еще не заходил.

– Положи, – согласился я и поинтересовался: – Как здоровье Маришки?

– Отлично, – Тамир просиял, – больше приступов не случалось, спасибо тебе.

– Вряд ли это моя заслуга, – честно признался я.

Но он, кажется, не услышал, увлеченно накладывая кашу – правда, даже на двоих термос получился не полный. Тамир вздохнул, как будто виноват был в чем-то, а потом щедро налил тоника в другую флягу.

– Держи, – он протянул посуду. – И заходи, когда будешь свободен – поболтаем. Я тебя со всеми своими младшими познакомлю. Их и Вен, кстати, любит – часто к нам заглядывает, возится с ними.

Представить себе дылду под грудой малышни оказалось на удивление просто. Я даже улыбнулся.

– Хорошо, зайду, – пообещал я. – До свидания.

– Счастливо! – Тамир помахал мне вслед поварешкой.

А в коридоре я наткнулся на Лейна. Он шел навстречу и, размахивая руками, обсуждал что-то с другим парнем. Как назло, свернуть было некуда. Я собирался кивнуть и пройти мимо, но Лейн остановился сам:

– Привет.

– Здравствуй, – неохотно ответил я.

– Познакомься, это Дорсет, – представил своего собеседника Лейн.

Дорсет был выше и шире в плечах, круглое лицо с курносым носом выглядело совершенно безобидным. А еще он оказался самым темным из всех, кого я пока тут видел.

– Аденор, – представился и я.

– Он верхний, – пояснил Лейн парню.

– Да я уже по-онял, – слегка насмешливо протянул Дорсет. – Вот о ком последнее время все разговоры… Я представлял тебя другим.

– Каким? – ожидаемо спросил я. Термосы в руках почему-то показались ужасно нелепыми.

– Более внушительным. Ты там наверху чем занимался-то? – судя по всему, деликатность не была сильной стороной Дорсета.

– Учился, – коротко ответил я и понял, что мне в нем активно не нравится – глаза. Серо-голубые, чуть раскосые, они лучились неприятной хитростью. – А вы здесь чем занимаетесь?

– Работаем, в отличие от. Нам, знаете ли, некогда изучать основы всего сущего, когда надо думать о хлебе насущном, – Дорсет явно гордился произнесенной фразой, по лицу даже самодовольная ухмылочка проскользнула, и оно перестало казаться безобидным.

Я пожал плечами и не стал отвечать.

– Ну, я оператор синтеза, ты знаешь, – решил сгладить неловкость Лейн, – а Дорсет работает на фермах.

Честно говоря, я удивился – чем же Дорсет там занимается? Смотрит на клетчатку, пока она зреет, что ли? Или охраняет? Остальное ведь делает автоматика. Но потом, поразмышляв, решил, что, может, у них тут и техники подходящей нет, а, значит, все делается вручную.

– А еще, – с непонятной мне гордостью продолжил Лейн, – Дорсет – победитель последних трех Игр подряд!

– Поздравляю, – равнодушно сказал я и сделал шаг вперед, намекая, что собираюсь пойти своей дорогой. Но Лейн, похоже, еще не наговорился:

– Да, трех подряд! И у него уже трое мальцов в подчинении.

– У тебя тоже могли бы быть, – с ленцой протянул Дорсет, – если бы ты пошел в последний раз в Лабиринт.

Лейн виновато улыбнулся ему и снова обернулся ко мне – словно ждал чего-то. А я никак не мог понять – чего. Ни в какие игры я с тринадцати лет не играю – с тех пор, как меня приняли на подготовительные курсы. Некогда стало, да и незачем. Не вижу в них никакого смысла. Вырос, наверное.

– Я сейчас как раз иду в общую каюту клана – там все наши собираются, хотят обсудить последнюю игру. Ты со мной? – поинтересовался Дорсет у Лейна, и будто невзначай положил руку ему на шею, а не на плечо.

Лейн сразу как-то сжался и опять виновато улыбнулся:

– Извини, мне на смену пора…

– Может, тогда ты, Аденор? – вроде бы радушно предложил Дорсет, но взгляд у него стал каким-то нехорошим.

– Не могу, – я пожал плечами, – куда мне с плошками этими, – вот термосы и пригодились, надо же! – Как-нибудь в другой раз. Счастливо!

И благополучно миновав их, я отправился дальше. Еще успел мысленно позлорадствовать, что сегодня Лейн у Вена ночевать не будет, потому как место занято.

Подойдя к флату, я добропорядочно постучал. Не потому, что боялся опять нарваться на демонстрацию обнаженных тел – в конце концов, Лейна я только что встретил, а у нижних полигамия, судя по всему, не поощрялась, – а потому, что не был хозяином каюты.

Тишина. Я растерянно уставился на дверь. Ну и что мне, спрашивается, делать? Таскаться как полный идиот с двумя термосами по всему Даунтауну и выпытывать у каждого встречного: «Вы Вена не видели?». Или сидеть у стены с несчастным видом «Так хочется домой, но двери на запоре»? Вариант поговорить с дактозамком на тему «Пусти меня, я здесь теперь живу» тоже не показался мне перспективным.

Минут десять я переминался с ноги на ногу, безуспешно постукивая по пластику – может, как-нибудь все образуется? А потом в отчаянии стукнул покрепче – дверь и отъехала.

– Дерни за веревочку… – пробормотал я, перешагнул порог и чуть не уронил свои плошки.

Нас, похоже, ограбили. Об этом говорила не только незапертая дверь, но и полный бардак в каюте: дверь шкафа сорвана, кругом раскидано какое-то барахло… А чуть погодя я увидел на кровати недвижимого Невена. Первая мысль – грабители застали его врасплох и двинули по голове чем-нибудь тяжелым. Тут уж я, позабыв про все на свете, вместе с термосами рванулся к нему, но почти сразу в ноздри ударил тяжелый алкогольный запах.

Ах ты, сто тысяч черных дыр тебе по курсу! Да он же просто мертвецки пьян!

Приблизившись к столу, я водрузил на него термосы, осторожно понюхал оставленную Веном кружку – воняло гадостно, и на вид тоже было не мед, – и, скривившись, отправил ее в утилизатор. Как и емкость, из которой, судя по всему, содержимое наливалось в кружку.

Потом прикрыл оставленную распахнутой дверь, решительно влез в программу дактозамка и к двум хранившимся в памяти наборам отпечатков пальцев добавил свои. Нет, ну поскольку я тут пока вынужден жить – разве нормально попадать в подобные ситуации? Как только у меня будет своя каюта – Невен сотрет лишний отпечаток.

Мысль мне не очень понравилась – как будто часть меня сотрут из памяти, – но я не стал на ней задерживаться, ведь каждый день оттуда что-то стирается, надо просто привыкнуть и не думать об этом.

В общем, дверь я запер, еще раз повел носом, поморщился. Подошел к сломанному шкафу, подергал дверцу, понял, что мне ее не починить – тут требовался рост посолиднее моего. В кое-как набросанном тряпье обнаружил вторую емкость с гадостью, еще полную, но трогать не стал – мало ли, что мне потом дылда скажет? И почувствовал, как возвращается головная боль, о которой я успел совсем забыть.

Сделал пару шагов до кровати, на которой непривычно раскинулся Невен. Обычно он весь подбирается, когда спит, и все вокруг словно хочет укрыть собой, а тут раскинулся на спине, руки-ноги в стороны, в одних трусах, на лицо упали волосы… Как он под ними там дышит?

Я склонился к нему, отводя длинные патлы, убирая за уши. И застыл.

У Невена было какое-то по-детски обиженное выражение лица. А еле заметные брови нахмурены. Я не удержался, провел по ним пальцем. Кожа на лбу дернулась, а у меня в груди придурочно заколотилось сердце. И внезапно захотелось – чтобы открыл глаза, чтобы можно было – на самом деле, откровенно и всерьез, а не тайком…

Ладонь уже скользила дальше – по щеке к колючему подбородку (а у меня пока даже и намека на щетину нет). По твердо сжатым губам, на которых задержалась, потому что исследовала более подробно – какие они сухие и горячие, как дыхание опаляет пальцы, пока они двигаются по верхней кромке (может, это все-таки у меня холодные руки?). По мощной шее к кадыку и ямке между ключицами (ужасно привлекательная ямка, всегда любил ее трогать, что Аделину почему-то страшно бесило). По ключицам – к израненным плечам (надо будет предложить ему полечить натертости – той подозрительной мазью, а, впрочем, можно и так). Потом – по предплечьям, по вздутым бицепсам (вот ведь зараза, не отдыхает совсем – даже во сне мышцы напряжены), к крупным кистям и большим ладоням (кулаки сжаты, точно кого-то бить собрался, даже во сне воюет). Вернулась на грудь (и волос совсем немного, а те, что есть – светлые-светлые), проехалась по бледно-розовой ареоле (мягкой и нежной), спустилась ниже, на ребра, потом к мерно вздымавшемуся животу, пощекотала пупок. И только там, где полоска золотистых волосков убегала все более густеющей дорожкой в трусы, моя ладонь замерла. Я поймал себя на том, что затаил дыхание и закусил нижнюю губу, тут ударили вторые склянки, а Невен пошевелился.

Я отпрянул, в три шага оказался около стола, не глядя схватил миску, плеснул туда из термоса, плюхнулся на стул и понял, что забыл ложку. Позади раздавалось шуршание, точно Вен возился и никак не мог справиться с чем-то. Я торопливо нашел ложку и погрузил ее в кашу. Есть уже не хотелось. Совсем. Наоборот, пока я глядел в варево перед собой, боль в висках усилилась, и мне даже показалось – возьми я в рот хоть капельку, придется немедленно бежать в кабинку возвращать съеденное преобразователю.

Вен все возился и возился, потом застонал.

Я подумал, как ему, наверное, сейчас несладко и не выдержал – кинул взгляд. Помятый, потерянный, Вен сидел, держась за голову.