Текст книги "Чужого поля ягодка"

Автор книги: Карри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 40 страниц)

80. Ужин с сюрпризом

Чужих касаний, пусть и случайных, Миль не любила, хотя и давно научилась сносить. Прикосновения же Бена были чем-то особенным, причащением ли, посвящением, сопричастностью… Ничьи другие прикосновения, даже ласковые, не приводили к такому эффекту, как его – хотя бы он и просто поглаживал её ладошку, щёку или перебирал волосы. Потому что, дотрагиваясь, он всякий раз как бы подтверждал: это – я, ты – моя, я – твой… А уж если он касался её губами…

…Когда Бен касался её губ, в них возникало сначало щёкотное покалывание, потом – сладостное онемение, распространявшееся тем дальше, чем дольше длилось касание – по щекам, по шее, по груди, по животу… и вглубь – закрывались сами собой глаза, всякие мысли прекращались совершенно и насовсем, а в голове начиналось позвякивание и кружение; ещё вроде бы помнилось, как слабели руки и подгибались ноги, частило и замирало сердце, сбивалось дыхание, а потом – наступало забвение… Полный наркоз достигался примерно секунд через тридцать. Так что Миль даже не могла потом сказать, как именно вела себя в такие мгновенья.

Поэтому Бен прерывался раньше, давал отдышаться жене, дожидался, когда она утвердится на ногах, и возвращал к суровой действительности.

Ибо она, действительность, чаще оказывалась именно суровой.

На сей раз «сторож» не побеспокоил хозяина – просто обозначил своё присутствие, как вредный младший братишка, подсматривавший за братом… но поцелуй таким соседством был безнадёжно испорчен, и Бен завершил его. Постоял, держа жену в объятиях, прислушался. Вроде ничего этакого не слыхать, но ехидный зверь Мурашка пробежался по позвоночнику мелкими холодными лапками, дохнул в затылок, и волосы у Бена на загривке встали дыбом…

«Говоришь, замок безопасен? Ой, что-то не верится…»

«Я сказала, что сам он не таит зла. Он просто спит. А что?»

«Да вот не нравится мне здесь…»

«А не нравится – пошли отсюда. Я уже, в общем-то, насмотрелась…»

И они пошли.

Но под открытым небом выяснилось, что погода намерена испортиться. Небо затягивалось пеленой, воздух стал тяжёл, влажен, одежда сразу прилипла к телу. Пока пробирались к палатке, поднялся ветер. Надежда на то, что вдруг этот ветер разгонит непогодь, не оправдалась – напротив, он принялся мотать деревья, обламывая ветки, поднялись тучи пыли и всякого невесть откуда взявшегося мусора, лес зашумел…

«Однако, придётся нам довериться этим стенам, – вынес решение Бен. – Сворачиваем лагерь, пока всё не унесло».

Ветер, будто задавшись целью отнять палатку, мешал им изо всех сил, но ещё не был достаточно силён, и под крышей прихожей они оказались раньше, чем во дворе упали первые тяжёлые капли. Редкие и крупные, капли принялись пятнать всё, на что попадали, разбивались кляксами, под их ударами то тут, то там вздрагивали ветки и листья… Но вот откуда-то со стороны, шурша, примчалась и заняла весь двор стена дождя… Где-то глухо громыхнуло раз, другой… В небе сверкнуло, и оно тут же с оглушительным треском разорвалось до самого горизонта, и от удара земля под ногами испуганно взрогнула. Дождь припустил, превращаясь в шумный ливень.

«Да, похоже, это надолго… – Бен без удовольствия оглядел приютившее их пространство. – И, если мы тут застряли, я хочу найти что-то более скромное по размерам. Ты успела больше осмотреть – ничего не посоветуешь?»

Миль привела его в небольшую клетушку совсем рядом с прихожей. Сквозь затянутое зелёными плетьми маленькое окошко под низким, по здешним меркам, потолком, даже свет молний не пробивался, и сразу стало заметно знакомое голубоватое свечение на руках и ногах. Взгляд на Бена подтвердил, что тот тоже опять обзавёлся признаками святости, вплоть до сияющего нимба над белобрысой головой.

«Нет худа без добра, зато хоть какое-то освещение, батарейки можно сэкономить…» – Миль прошлась вдоль стен, осматриваясь при свете своего сияния. Остатки растрескавшихся скамеек вдоль стен, небольшой очаг в углу… Пол завален обломками неясного происхождения…

«Ну как – устроит?»

«Палатка как раз поместится, – одобрил Бен. – Если немножко прибраться».

Пока прибирались, обнаружили в углу некую каменную плиту. Не иначе, столешница.

«Очень удачно, – плиту Бен привалил к дверному проёму, и она подошла почти вплотную. – Вот теперь мне здесь стало практически нравиться».

Расчистив середину комнаты, он подпёр импровизированную дверь тяжёлыми обломками, и зверь Мурашка на его загривке вроде задремал… В очаг на пробу сунули и подожгли несколько запасённых сучьев, коих предостаточно валялось у входа, и дымоход оказался не забит – заплясало, растолкав сонные тени, весёлое пламя, разбежались по стенам суматошные отсветы, повеяло теплом… Над огнём, на коротких шампурах, пристроили мясо, и скоро аппетитный запах жареной дичи напомнил древним камням, что когда-то они были жильём… Согретые временной людской суетой старые стены всё ещё стояли прочно, буйство грозы за ними не пугало – так, очередная сказка на ночь. Страшная, да – но сказка… Вот только до ночи было ещё далеко.

Да и сияние на руках и прочих участках тела не дало бы уснуть – каждый разряд за окном отзывался усилением пощипывания и потрескивания на коже и в волосах. Миль терпела, ёжилась, морщилась и с неудовольствием разглядывала свои светящиеся растопыренные пальцы. Пока Бен, обняв её сзади, не сказал, показывая и свои руки:

– Не так, девочка. Не воюй с тем, что является частью тебя. Прими. Пусть скапливаются – а ты их внутрь, как солнце… Смотри…

Его свечение было не слабее, но, померцав, впитывалось, будто таяло на коже.

– Спокойнее. У тебя внутри найдётся для этой энергии и место, и дело. А если понадобится, мы её назад – …ап! – и на широкой ладони его, в ловушке из полусогнутых пальцев, вырос синеватый шарик, и замерцал, «дыша».

«Ай! Колется же!» – соединив кисти, она встряхнула ими, голубое свечение сорвалось с пальцев, сплелось в шарик размером с вишню и повисло перед ней. Разумеется, Миль тут же попыталась поймать его – шарик отодвинулся от протянутой руки. Но из ладошек двух рук легко получилась такая же клетка, как у Бена – шарик плавал в серёдке, не касаясь пальцев, и колебался в поисках выхода. Срывавшиеся с пальцев новые искры поглощались им, и он светился всё интенсивнее…

«Держи-ка!» – вспомнив, как развлекались файерами старшекурсники в Лицее, Миль развернула «ловушку» от себя, вытолкнув шарик, и он отправился к Бену. Тот не растерялся, быстро подставил ладони и принял… но собранный и с его рук поверхностный потенциал заметно повысил мощность шарика, засиявшего совсем уж ослепительно, и в руках удержать его стало нелегко – он давил изнутри, и пальцы раздвигались фактически сами…

– Отпустить или схавать? – спросил Бен задумчиво.

«А как хочешь…» – Миль не очень нравилось носить на себе щекочущий и покалывавший кожу заряд – она продолжала время от времени встряхивать ладонями и наблюдать за бессистемно плавающими по всему помещению голубыми светлячками, звёздочками и бусинами… Вели они себя нелогично: иногда, натыкаясь на стены, вспыхивали и с треском лопались, а иногда – сворачивали и уплывали прочь, и при встречах с собратьями картина была примерно та же. Постепенно мелких зарядов не осталось – часть сгинула в столкновениях, а оставшиеся слились, и теперь в пахнущем озоном воздухе болталось не больше пяти-шести крупных, с апельсин, ярких голубых шаров, от которых стало светло, как в ясный полдень. Пока один из них не залетел в очаг…

…Очаг не разнесло, нет – только вынесло из него и разбросало по округе всё его содержимое, ослепив вспышкой присутствующих и засыпав золой, пеплом и углями. И вызвав цепную реакцию и целую серию взрывов по всей комнате…

Когда оба проморгались, прочихались, огляделись и пришли в себя, то обнаружили, что плевались, в общем-то, напрасно: ни на неё, ни на него не попало ни кусочка. Их «достали» только свет и звук. Всё прочее до сих пор опадало к ногам в виде мусора да пыли, скатываясь с поверхности окутавшего обоих с ног до головы голубого потенциала… Который, как только оба осознали себя в безопасности, немедленно всосался внутрь, как не был. А перепачкались-то они уже сами, чуть позже – как раз в машинальной попытке оттереться…

«Это что, получается – мы испугались и сразу сообразили, что надо делать со всем этим добром?!» – Миль не была бы собой, если бы первым делом не попыталась проверить границы своей власти над сиянием, и теперь вызывала его на ладонь и снова загоняла обратно…

– Получается, но не льсти себе – скорее всего, сообразительность тут ни при чём. Чистые инстинкты. Причём, не мои. Ты просто выставила вперёд руки и пожелала, чтобы всё это – тебя и меня миновало. Оно и миновало.

«О-ох…» – и она осела на пол. Прямо в кучу мусора. Что, впрочем, не сделало её намного грязнее.

– А я говорил – не воюй с этим, оно – часть тебя…

«А зато мы такое узнали!..»

Гроза опять разродилась молнией – и по угвазданным особам господ Рэгхазов тут же пробежали голубые искры.

«Не-не-не… кыш, кыш! Нафиг мне эти… спецэффекты…» – искры послушно пропали с глаз, найдя себе приют в казавшихся бездонными недрах маленькой вселенной её тела.

– Эх, плакал наш ужин… – с сожалением отковыривая от стены угольно-чёрный кусочек бывшего мяса, посокрушался Бен… – Хорошо ещё – палатку развернуть не успели…

81. Рой

…«Не суйся в нашу дырочку,

Не суйся в нашу щёлочку,

И в странное отверстьице

Для маленьких жучков!»…

(Юрий Коваль)

Ну, сокрушался он зря – есть ни один из двоих всё одно бы не смог. Не сегодня. А вот пить хотелось вдвойне. И, хотя гроза ещё бушевала, и молнии били едва ли реже – Бен пошёл за водой.

– Заодно умоюсь хоть… – проворчал он.

«Я с тобой…» – пискнула было Миль, но на неё прикрикнули: сидеть и ждать! – и она осталась.

Захватив фляги, Бен выбрался в коридор, не забыв привалить вход плитой.

«Натуральный Каменный век», – проворчала Миль.

Бен только улыбнулся, пробираясь в полумраке. Какая уж там темнота, когда вовсю сияешь – недовольная темнота только успевает расползаться по углам…

Выходить под косо хлещущий дождь и напористый ветер не хотелось, да и заросли вокруг колодца будто задались целью если не сбежать из-под грозы, так хоть поразмяться, и не жалели для этого ни своих, ни чужих ветвей – только успевай отскакивать. Но набрать воды было необходимо…

Одна за другой фляги, булькнув, потяжелели, можно было возвращаться. Наскоро повозив ладонью по всему, до чего дотянулся – лицо-шея-грудь-руки-ноги, Бен счёл себя умытым, обвешался сосудами, и торопливо отправился обратно. После вспышек молний под крышей показалось темнее обычного. Или не показалось? Он похлопал глазами, надеясь убедиться, что это ему мерещится – всё-таки периодически, в такт молниям, возобновлявшееся свечение иногда мешало всматриваться – но тьма определённо была местами пожиже, а местами – поплотнее, и она перемещалась! И в менто какая-то невнятица… Вроде бы и нет никого живого рядом, а временами вроде и есть…

Однако, когда между ударами молнии случился длительный промежуток, в сгустившейся полутьме Бен явственно различил множественное шевеление, хлопанье быстрых крыльев в сопровождении едва слышного посвиста, а через пару секунд на него с разных сторон посыпались удары – несильные, но с попытками щипков и укусов. Попытками потому, что первые же нападения он отбил, просто на автомате, стремительно вспоров руками тёмный воздух в годами отработанных блоках, ещё нескольким торопыгам душевно отвесил балетно-увесистых пинков, бесповоротно порушив все их дальнейшие планы, а для отражения последующих, спохватившись, уже не утруждал мускулов – хватило ментодиктата. Просто стоял, успокаивая дыхание, и рассматривал тяжёлые тушки, с тупым упорством бившиеся о невидимую преграду – каковое упорство говорило не в пользу их ума, но свидетельствовало о силе инстинктов.

Менто их было монолитным. Отдельные особи излучали слабо, но вместе они составляли единое целое – стадное, или даже скорее роевое псевдосознание, наподобие тех, что управляют жизнью муравейников. И вот это общее сознание постоянно приближалось и – из-за хронически высокой смертности в стаде – никак не могло приблизиться к тому, чтобы стать вполне самостоятельной единицей, такой, как любое крупное, много дней голодавшее животное, сейчас возбуждённое близким соседством негаданно-нежданно пожаловавшей на обед еды. Но теперь еда почему-то не давалась, хотя была близко – крылом повести…

Бен поморщился: Рой вился и клубился так близко, что до обоняния долетал его запах, а если честно, вонь. Вонь больного, ослабленного, раздражённого зверя, тратившего остатки сил на охоту…

«Последнюю охоту», – пообещал Рою Бен. И Рой, ощутив нешуточную угрозу, чуть отодвинулся. Но не отступил – у него не было выбора: глубоко в подвалах замка ждал, слабея с каждым часом, другой Рой, Рой из самок и детёнышей… Рой-самка голодал уже много долгих, невыносимо светлых дней и лишь немногим менее светлых ночей с такой болезненно-яркой луной… Её мучительный свет тоже причиняет убийственную боль этим живущим в темноте созданиям, не позволяя охотиться даже ночью. Рой был привычен к недоеданию, но самки и детёныши должны есть, а в этих пещерах и в окрестностях давно не живёт добыча – слишком голоден Рой, чтобы позволить расплодиться тут кому-то другому… Ещё немного, и Рой-самец опять понемногу, по одной-две особи, примется убивать себя, начав с самых слабых… Глядишь – кто-то и доживёт до удачной охоты, и Рой вновь поднимется на крыло…

«Ну, тут я вам помог – вон сколько еды набил за вас. Так что всё, отвалите».

Выходит, вчера их с Миль спасло полнолуние. Рой не смог покинуть замок. А уж как хорошо, что при осмотре руин Миль не забрела в подвал! Вдруг да не справилась бы…

Рой, почуяв, что такая близкая еда ускользает, заволновался, усилив напор…

– Ну-ну, – попенял ему Бен. – Счас увидим, кто в замке хозяин…

И начал проникновение в Рой. Не обладая собственной волей, Рой принял высшую, хорошо организованную волю человека, как должно. Бен отозвал атаку – и крылатые охотники, экономя силы, попадали на пол, опять сбиваясь в копошащийся ком. Послышался писк, треск, возня, чавканье – это на зубок родственникам попались пострадавшие и погибшие.

«Приятного аппетита», – пожелал им Бен, теряя к Рою интерес. Милосерднее было бы поторопить конец затянувшейся агонии этого рода, но Бен, не собираясь делать за природу её работу, просто запретил Рою приближаться к ним с Миль. И Рой не смог нарушить наложенного запрета. Но и на поиски другой добычи уйти не сумел, демонстрируя свою обречённость. Бен чувствовал, что легко мог бы поправить дело, привив Рою большую гибкость в поведении, однако не видел необходимости пополнять мир ещё одним опасным хищником, раз уж природа сама отказывала тому в праве на существование…

Да… Если бы Рой находился в состоянии охоты вчера, при их первом знакомстве с замком, неладное почуяли бы оба, и, несмотря на живописность развалин, носа б сюда не сунули – больно уж неприятное менто у Роя… ну просто отвратное…

«…Так, простите, это что – у меня в мозгу двоится или…»

Додумать он не успел – по нервам полоснул отчаянный ментовизг Миль. Нерассуждающее, тело его само рванулось на её менто, и Бен впечатался в стену не только лбом, но и грудью, и плечом, и коленом… Да так, что натурально – искры из глаз… Аж фляги возмущённо взбулькнули. Сообразив, что пытался двигаться напрямик, внёс поправку, а чтобы не плутать, мобилизовал в проводники ближайшего крылатого самца. Тот послушно взмыл и потелепал впереди, обдавая ветерком от часто трепетавших крыльев – и неизбежной вонью…

Насчёт искр – они и в самом деле не замедлили воссиять. Очень кстати. Сам Бен в боевой своей ипостаси вряд ли вспомнил бы о новоприобретении.

Поверхность под ногами незаметно пошла под уклон. Где-то в отдалении от крыш и башен замка приглушённо бабахнула молния, и летевший впереди «проводник» с жалобным писком припустил, мельтеша крыльями изо всех силёнок, уже не столько указывая путь, сколько пытаясь смыться: заряд на теле Бена, получив подкрепление, засиял слишком ярко для этого жителя темноты, вон – у него даже тень появилась. Потерпишь, не сгоришь ведь… Зато какой стимул поскорее достичь родного подземелья!

Да, Миль блажила откуда-то оттуда. За каким демоном её туда понесло – он выяснит после. Лишь бы успеть… Что там с ней…

Она забралась недалеко: сосредоточившись, Бен обнаружил её в соседнем просторном зале. А скоро, пометавшись и несколько раз свернув не туда, ворвался в этот зал и узрел воочию, не только ментально: сияя не меньше мужа, она вжалась спиной в стену и заходилась от ужаса, а перед ней – да, пожалуй, поторопился он записывать Рой в число вымирающих видов – перед ней плотным комом висел атакующий Рой. Пищал, теряя падающих от боли особей, но атаковал. Рой-Самка. Ну да – ей-то Бен ничего не запрещал… А вот это мы сейчас и поправим!

Но менто Миль зашкаливало на грани сознания, она уже сползала на пол, транслируя бесконечный ужас так, что Бен сам едва удерживался от крика. Перепрыгивая через завалы векового мусора и некие бесформенные комки, он доскакал до неё, схватил за плечи, встряхнул:

– Миль! Перестань, я здесь!

Голова её безвольно мотнулась, колени подогнулись – отключилась. И сиять она перестала.

Экранировав жену от Роя, Бен выпрямился, с ненавистью обернулся к безмозглой куче страха… И аж вздрогнул: бесформенный Рой принял форму. И от этой формы даже зверю Мурашке у Бена на загривке поплохело окончательно: взору предстал силуэт – человекообразный, с «головой», широкими «плечами» и вскинутыми «руками», которые совершали хватательные движения. От Роя явственно исходили угроза и желание вцепиться в жертву…

Силуэт постоял ещё несколько секунд и начал оплывать, сбиваться в привычный ком – видимо, форму ему придавало ментоизлучение терзаемой страхом жертвы. И, поскольку Миль пребывала без сознания, а Бен страха не испытывал и испытывать не собирался, ужасный силуэт потерял устойчивость.

Зато Бен испытывал ярость. «Убью», – почти спокойно пообещал он Рою – и тот отшатнулся, отступил, рассеялся даже…

Стало быть, кратковременные, незначительные вспышки света Рой переносить способен? Был способен всегда или только что научился? Ну, рыться в его коллективной памяти, если таковая имелась, Бену совершенно не хотелось. А чего ему хотелось, так это уничтожить Рой. И он решил больше себе в этом желании не отказывать.

…И всё же убивать разом такое большое количество живых было противно. Как босой ногой давить большое количество насекомых… Да и небезопасно для Миль. Преодолевая отвращение, не забыв о ныкавшихся в укромных закоулках полуживых от голода детёнышах, он собрал всех тварей до единой – и самцов тоже. Приговорённые, чуя его намерения, сползались крайне неохотно, медленно, не пользуясь крыльями…

Шорох бесчисленных тел наполнял воздух, а их страх – ментопространство, и Бен заторопился, пока ярость его не улеглась, поднял Рой-Самку в воздух. В отличие от Самца, эта сопротивлялась, мечась по всему подвалу. Бен холодно отметил сей факт: а твари-то сподобились, могли бы и выжить… Но не остановился. Объединившийся Рой нашёл выход наружу, и Бен выпихнул его туда, под дождь и грозу. Первая же ослепительная молния прибила Рой к земле, где он и остался, слабо копошась… Следующая резанула мощной вспышкой – и большинство особей тут же попередохло, вереща, корчась от боли… Но некоторые поползли – слепо, сами не зная, куда.

Нет уж, рисковать Бен не собирался.

Охватив диктатом поляну, жестоким спазмом он сковал, стиснул всякую ещё живую плоть на ней, каждую ещё трепетавшую мышцу, всё, что могло дышать… Подержал, дожидаясь очередной вспышки. Отпустил и проверил – более ни одна тварь не дышала. И никакого тебе некроследа. Ну, почти никакого. Привыкание, что ли?…

…Потом его всё-таки вывернуло – тут же, на пол подвала. Отдышавшись и отплевавшись, он поднял Миль, повернулся, чтобы покинуть это место… Но, к большому своему удивлению, почувствовал, что где-то в темноте пульсирует ещё одно живое тело.

И как же это, интересно, он смог не заметить почти у себя под боком столь крупное существо, с таким ярким излучением? А только в одном случае: если это существо старательно пряталось за блокировкой. Пока было в сознании.

Несмотря на ношу у себя на руках – он не решился оставить Миль – Бен нашёл его быстро, и теперь стоял над зарывшимся в камни неподвижным телом, бессильно ругаясь. Вот, значит, почему девочка ослушалась и отважилась на эту вылазку…

От родного тепла Миль, наконец, шевельнулась, выходя из обморока, и, едва опомнившись, сразу принялась виниться…

«Он так звал…»

«А почему я-то его не слышал?!» – он сунул ей флягу – пей…

«У него не очень сильное менто… а ещё гады эти – они шумели…»

«А мне вот кажется, что он нарочно дождался, чтобы ты осталась одна».

«Не-а… на него вампиры напали… он отбиться не мог…»

«Как ты их назвала? А что – подходит. То есть, подходило… И ты, значит, храбро отправилась спасать невесть кого невесть от чего?!»

«Я думала – справлюсь… Только… там было так темно и страшно… Этот вампир… он такой огромный… он тебя не…?!»

Бен не выдержал, засмеялся и стиснул её в объятиях. Маленькая… Дурочка…

«Не было никакого вампира. То есть был – но не один большой, а много малюсеньких вампирчиков… и ты сама заставила их принять тот страшный облик. Когда же ты уже забудешь детские страхи…»

«Бен… я в порядке… Посмотри, что там с ним…»

Незнакомец успел неплохо закопаться в обломки и мусор, но Рой начхал на его старания, и, воплощая в жизнь его же опасения, завал этот уже начал вполне успешно растаскивать. И ведь растащил бы, не прибеги на помощь Миль со своим более сильным менто и не переключи она внимание Роя на себя…

«Если бы не позволила себе так испугаться, с тобой вообще ничего бы не случилось, это ты понимаешь?» – раскидать ненадёжное укрытие – пара минут…

«Теперь-то понимаю», – покаянно вздохнула она.

" И что тут… понадобилось… этому идиоту… – кряхтел Бен, взваливая на плечи откопанное тело. Скользкое от крови… Миль он доверил нести только фляги с водой. – Он же местный. Не мог же он про вампиров не знать!»

" А может, и не знал, или просто – от грозы прятался… день же вроде… Очнётся – спросим».

Сначала Бен потащил его к колодцу – кровь из множества мелких ранок сочилась и сочилась, не сворачиваясь, надо ж было хоть как-то отмыть бедолагу. В сером полусвете стало видно, что пострадали только открытые части тела, среди них – и лицо, молодое, слегка бородатое.

" Жаль, останутся отметины…»

" Ничего… шрамы украшают мужчину – ты сама это говорила!»

" Шрам шраму рознь… У тебя шрамы красивые… а у него…» – она выразительно скривилась.

" Ну, если тебе так его жаль – можешь потратить на него немножко своего Дара.»

«Нет уж. Он мне никто. И раны эти – заработал честно, пусть теперь носит. Мы и без того сделали для него больше, чем следовало».

«Смотри-ка, – удивился её муж. – А я-то думал…»

«Я не должна никому помогать, если меня не попросят. Иначе окажусь ответственной за него. Ну, Закон такой… Он попросил о помощи – я сочла возможным прийти. Вообще-то я и лечить его не обязана, но ещё немножко помочь могу… просто чтобы совесть была спокойна. Это допустимо».

Бен покрутил головой. Он довольно давно знаком с этой странной маленькой женщиной, даже женат на ней не первый день – и всё равно так мало о ней знает…

Парня устроили у очага, Миль отмыла от крови и его замшево-кожанную одёжку, и упачканную майку мужа – Бен и не знал, что она это умеет… Пока она у колодца возилась с замшей да кожей, Бен, ворча – «Ну вот, ещё лекарства трать на кого попало…» – вводил Дикарю инъектором какие-то препараты – один в сонную артерию, другой – распределив по всему пострадавшему телу, и принялся обрабатывать стериллом и коагулянтом каждую из бесчисленных ранок. Миль, присодинившись чуть позже, при этом забавно морщилась… В воздухе резко пахло сохнущими вещами и медикаментами…

– Что, так противно? Ну, не хочешь, не надо, я и сам управлюсь.

«Да не то, чтобы… Просто он такой волосатый… Я и забыла, как это выглядит…»

– Что да, то да, – усмехнулся Бен. – Это тебе не горожанин… Ну-с… Можно считать, закончили, – и, упреждая её вопрос: – А вот приводить его в сознание я бы не спешил. Пусть полежит, помолчит. Не надо, чтобы он нас… а конкретно – тебя… видел. Тем более, что это так хорошо сочетается с твоим Законом Об Оказании… Или О Неоказании помощи?

«Ка-ак так?! А поговорить?» – она покрутила в руках пустые ножны, пристёгнутые к нарядному наборному поясу. Примерила пояс на себя – безнадёжно велик – и пристроила поближе к остальным его вещам.

– Да о чём тебе говорить с этим юным Дикарём? Что ты у него узнать хочешь? Примут ли нас в его племя? Так тебя – примут. Меня, правда – вряд ли.

«Почему сразу – примут, не примут… Может, он что-то интересное бы рассказал… Должен же он нам что-то за спасение».

– И ты, значит, так дёшево ценишь свои труды? Всего лишь – хочешь услышать новости?

«Я уже ничего не хочу!» – рассердилась она.

– А раз так, то собираем манатки и уходим.

«Ку-уда-а?! Прямо сейчас? Там же дождь…» – мокнуть снова ей не хотелось…

– Ну, во-первых, не прямо сейчас, а когда дождик немножко поутихнет. Во-вторых, он уже заканчивается. А в-третьих, что такое дождь? Вода… А ты такая горячая, что она на тебе чуть ли не шипит…

Это была правда, и ворчала Миль не оттого, что промокнуть боялась: с некоторых пор это ей ничем не грозило – а просто потому, что не желала брести по грязи. Однако Бен говорил дело. Раз уж парень их не разглядел, то оно и к лучшему.

«Ну вот почему ты всегда прав?! Самому-то не противно? – разворчалась она, и, перешагивая во время сборов через неподвижного парня: – У…Так и пнула бы… Мало того, что я из-за него чуть не влипла, так теперь ещё и хавчиком с ним поделись… и замок свой, у вампиров честно отвоёванный, ему отдай… Захватчик бессовестный!»

– Ну, не огорчайся, моя госпожа. А как ты хотела? Или забыла – «Ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным?» Зато подумай – ему остаётся вся эта пыль и рухлядь, а нас впереди ждёт много нового и интересного!

«Это-то и пугает… Как представлю – оно меня ждёт… и его – много… Ужас какой!»

Дождь в самом деле закончился. Вдалеке ещё погромыхивал гром, кожу ещё покалывало, но солнце, протискивая свои лучи там и тут, уже нетерпеливо расталкивало толстые мохнатые тучи, и ветер подгонял их – прочь, прочь!

Подставив лицо солнышку, Миль заулыбалась, и у Бена потеплело на душе. Но вот они отошли чуть подальше, и взорам предстала поляна, усеянная множеством скрюченных трупиков… Борясь с тошнотой, Миль прижала к губам ладошку… Но взгляда не отвела.

«Это они? Вампиры?»

– Они, – кивнул Бен. – Извини, не подумал… Забыл».

«Наоборот – теперь я вижу, и какими они были, и что их больше нет. И нет того страха… А… как ты их…?»

– Диктатом. Точно так, как ты и сама можешь, – и без слов передал ей ментосрез памяти – как он задавил Рой.

Тошноту Миль сдержала, но личиком посерела…