Текст книги "Чужого поля ягодка"
Автор книги: Карри
Жанр:
Детская фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 40 страниц)
24. Пробуждение спящего красавца
Джей спал долго. Миль и Бен давно выспались. Их день начался и закончился прекрасной ночью, и начался другой день, который уже пламенел закатом в половину небес, когда жуткий голод скрутил желудки им обоим. Причём – они всего полчаса тому как весело поужинали и проголодаться ну никак не могли. Переглянувшись, оба понимающе улыбнулись.
«У нас что-нибудь осталось?» – спросила Миль.
«Обижаешь. Даже если б я не ждал его пробуждения, от голода никто бы в этом доме не умер».
Миль встала с тёплого песка, отряхнулась, и, как была, голышом, побежала в дом, спеша успеть одеться до того, как Джей явится на кухню в поисках съестного. В отсутствие посторонних она частенько разгуливала по усадьбе в одном только загаре… что муж обычно никоим образом не осуждал. Легкомысленный короткий халатик, дежуривший в прихожей, на полноценный наряд не тянул, но это была хоть какая-то альтернатива… загару.
Сначала дом вдруг наполнился горчащей свежестью, органично влившейся в аромат вечернего цветущего луга, оттенённого ноткой горячего хлеба… и только следом в кухню полусонно пришлёпало босяком взъерошенное двухметровое дитя, безошибочно определившее по запаху горячей еды, что его тут ждут. Дитя протёрло заспанные синие очи, радостно улыбаясь, широко развело руки в стороны и – супруги дружно поморщились – проорало на менто:
«Ребя-а-та-а… как же я рад вас видеть! А ещё больше – слышать!» – бросившись вперёд, Джей крепко обхватил и стиснул сразу обоих, чмокнул в щёку не успевшего увернуться Бена и страстно впился Миль в шею совсем не братским поцелуем, за что и огрёб увесистый законный подзатыльник от её возмущённого мужа.
– А что это ты сегодня такой отчаянный? – удивился тот. – С голодухи, что ли?
«А откуда вы знаете, что я есть хочу?» – Джей шумно потянул носом и громко сглотнул.
– Оттуда. Ты ещё дрых, а уже вовсю это транслировал. Да так отчётливо. Мы с Миль там, на пляже, едва разобрались, кто же это у нас такой голодный. Н-ну, проспав два дня, можно проголодаться…
«Только два дня?! Хм… Но я и в самом деле готов сожрать… кого-нибудь из присутствующих!» – и хищно поглядел на хозяйку дома.
– Подозреваю, что это буду не я, – пробурчал Бен.
«А я вообще ядовитая и вдобавок – костлявая, – спокойно заявила Джею Миль, вручая ложку. – На-ка вот лучше, займись делом…»
И поставила перед ним наполненную «с горкой» глубокую тарелку, которая тут же начала стремительно пустеть.
«Эй, кидай пореже! Никто ж не отнимет. И жевать не забывай!»
– И поубавь громкость. А то ты почему-то орёшь, как терпящий бедствие… И, что интересно, Миль – всё на менто, ты заметила? Добровольно и с песней.
«Ещё бы я не заметила. Я уже чуть не оглохла. Это же надо, как благотворно на некоторых сказывается лунная лихорадка…»
Джей влюблённо глазел на них, безостановочно набивая рот и при этом умудрялся улыбаться от уха до уха. Зрелище было то ещё, и супруги, не выдержав, расхохотались.
«Знали бы вы, как же я по вам соскучился!» – Джей уже доедал угощение и тревожно шарил взглядом по столу в поисках ещё чего-нибудь съедобного.
«Это когда же ты успел соскучиться? Ты же спал?» – спросила Миль, придвигая к нему следующую порцию. Благодарно кивнув, он ответил:
«Так вы вспомните, сколько времени я маялся до приступа – дольше вас обоих! И потом, когда уснул, мне всё снилось, что я ищу вас и не нахожу, много-много лет ищу, а вас нет нигде… Я был один на всём свете… – он даже жевать перестал. Ненадолго. – Так что – можете себе представить, как я по вам соскучился».
– Сон, значит, видел? – серьёзно-задумчиво уточнил Бен.
«Не просто сон, а жутко реальный сон… Я словно прожил эти годы. Какого чёрта вы меня не разбудили?!»
– Да это, видишь ли, не так просто сделать, – развёл руками Бен. – Этот сон необычайно крепок, прервать его, уж извини, невозможно, пока ты не проснёшься сам…
«Мы даже называем его спячкой», – виновато добавила Миль, обвив Бена за талию обеими руками.
– Но что характерно – ни у Миль, ни у меня сновидений не было.
«Не совсем так, милый – какие-то образы мелькали, но я ничего не запомнила… так, ерунда всякая …»
«А… ещё поесть… ничего не найдётся, а?» – немного смущённо, но с надеждой спросил Джей.
Миль усмехнулась и попыталась передать ему небольшую кастрюльку.
– А плохо не станет? – озаботился Бен, эту кастрюльку придерживая.
«Хорошо мне станет, хорошо, – заверил Джей, отнимая у него еду. – Лучше по-хорошему отдай, а то я сам!..»
– Вот-вот, давай-ка сам. Вся кухня в твоём распоряжении.
«Милый, он всё равно не сможет спать. И нам не даст. Вон как из него прёт».
Из Джея и в самом деле так и пёрло почти физически осязаемое менто радостного оживления, ликования, наслаждения простыми благами жизни.
«Прямо как ребёнок», – улыбнулась Миль.
– Скорее, как щенок, – уточнил Бен. – И за весь вечер – ни одного слова вслух.
«Извините, ребята, ничего не могу с собой поделать, – выскребая из кастрюльки «остатки сладки», винился Джей. – И спать точно не смогу, вы уж простите. И ещё мне очень хочется говорить на менто и слышать вас – это так здорово!!!»
Он и не пытался сдержать эйфорию – и от нового всплеска его радости Бена опять перекосило.
«Нет, я сейчас точно поубавлю ему восторга», – «закрывшись» от Джея, проворчал Бен.
«Попробуй, – усмехнулась Миль. – Мне это не представляется реальным».
«А вот сейчас увидишь. Нет ничего более хрупкого, нежели человеческая радость, – заверил её муж, подходя поближе. И задумался: – Но никогда не думал, что он может быть таким эмоциональным… или это результат лихорадки?»
Миль улыбнулась и пожала плечом:
«Возможно… или ты просто плоховато его знаешь. Так или иначе, но всё пройдёт само собой. Может, не стоит портить ему настроение? У бедняжки и без того не так много поводов для радости в последнее время».
«Я и не собираюсь этого делать! – заверил её супруг. – Я намерен только совсем чуточку понизить температуру его кипения – ему не повредит, а нам полегчает. Иначе я сейчас заблокируюсь. И надолго».
«Ни в коем случае! – Миль вдруг вздрогнула и судорожно прижалась к нему. – Не надо! Пожалуйста…»
Мерзкий холодок, с недавних пор таившийся у него в глубине, рядом с душой, дохнул морозцем, по коже пробежал озноб, забеспокоился и проснулся «сторож.» Замерев от противного предчувствия, Бен постарался не выпустить его наружу и усмирил «сторожа». Пытаясь отогреть, успокоить – и успокоиться самому – огладил большими своими ладонями подрагивающие плечики и напряжённую спину жены. Спросил тихонько:
«Эй… ты чего, маленькая?»
«Не знаю… что-то вдруг показалось… что больше не услышу твоего менто… совсем… Это так страшно! Я без тебя… я не могу…» – и не уточнила, чего не может. Но Бен прекрасно её понял.
«Глупости какие, – твёрдо сказал он, покачивая её и на самом деле не чувствуя никакой твёрдости. – Тихо, тихо… Вот он я. Не буду я закрываться, пошутил. Ну его – пусть себе кричит, потерпим. Зато он даже не заметил, что мы закрылись. А скажи-ка, я что – выглядел таким же идиотом, когда просыпался после приступа?»
Она улыбнулась – чего он и добивался – но ответить не успела: Джей, с сомненьем посмотрев на последний кусок, положил его обратно на блюдо и, отодвинувшись от стола,
выдохнул:
«Всё, спасибо, вы меня спасли. А… почему это вы закрылись?!»
– Чтобы не отвлекать тебя своими разговорами от столь серьёзного дела. Как самочувствие?
«О, всё отлично…! – и заподозрил насмешку: – Да ладно, брось издеваться – ну, что я мог поделать? А у тебя что – не так было после приступа?»
– Нет, иначе бы я давно перестал пролезать в дверной проём. И жена меня бы разлюбила. А скажи-ка, Джей, ты теперь всегда будешь говорить только на менто?
«По мере возможности. А что?»
– Ну, напрасно. Вдруг разучишься трепать языком попусту, как же ты будешь потом убалтывать своих красоток?
Джей начал было багроветь:
«Ну, ты… – и вдруг понял: – Хочешь сказать, что отпуск однажды закончится…?»
– Именно, – кивнул Бен. – Поэтому – хотя твои усилия, конечно, похвальны – не стоит слишком привыкать к менто, принудительный переход на обычную речь может стать мучительным. И вообще… будь там поосторожнее. Возможно, ты там не один такой. Нечаянно вступишь в ментобеседу со латентным мутантом, а он огорчится и побежит сдаваться: вот я, такой-сякой, нате меня, лечите, а то я с неким Джеем мысленно разговаривал…
Джей вздохнул, на этот раз, для разнообразия, вслух:
– Да-а… придётся проверить это дело…
– Только, умоляю, лего-онько… А то ведь сам знаешь – нашим медикам только попадись. Станешь пожизненно уникальным источником биоматериалов и отцом новой расы. А заодно и мы с Миль, если не подсуетимся…
– Поучи учёного… – помрачнел Джей.
«Почему «и мы заодно»?» – насторожилась Миль.
Бен попытался предостеречь Джея от откровений, но не успел, тот ответил со всей прямотой:
– Потому что рано или поздно они перестанут церемониться с подопытным и применят такие способы дознания, перед которыми ни одна личность устоять не способна. После чего она, правда, обычно перестаёт быть личностью, но всё равно остаётся источником всяческих биоматериалов и донором… а если это была женщина, то ещё и перманентной роженицей. Так что они в любом случае в выигрыше.
Миль, неосознанно напрямую обратившись к Джею за знанием, невольно считала у него сведения об этих методах – а он ещё не умел быстро «закрываться»… Испугалась она – не то слово. И «закрылась», даже можно сказать – «захлопнулась».
– Ну вот, – расстроился Бен, притягивая к себе Миль и привычно утыкаясь носом ей в макушку: – Разговорились мы тут… Одно хорошо, Джи – что ты больше не кричишь и не повизгиваешь от восторга… Пойдём-ка мы спать, да, малыш? Выбрось ты из головы эти страсти-мордасти, это лишь предположения да опасения…
«Я не виноват… – оправдывался им вслед Джей. – Она сама…»
«И не сомневайся, – заверил его Бен, уводя Миль. – Она просто сильнее – что хочет, то и получает. Даже я ей не могу отказать…»
«А…что мне теперь делать?»
«Ну, что хочешь… Искупайся, прогуляйся, машину возьми – уже можно…»
25. …До утра
Джей, оставшись один, некоторое время ещё растерянно держался в их менто, потом спохватился и сообразил выключиться. Это было не очень приятно, зато тактично. Чтобы не возникало соблазна снова влезть в их дуэт, он быстро прибрал в кухне и покинул дом.
Море слегка штормило, мощный ветер нёс облака, они шли в два яруса: нижний – с юга на север, верхний – с запада на восток. В разрывах иногда появлялась луна – яркая, чуть «недозрелая». Вести машину при таком ветре было трудно, но береговая линия служила прекрасным ориентиром. Отыскав удобный участок между скалами, Джей практически воткнул туда «Призрак» и выключил двигатель.
Перекантоваться до утра? – Да легко.
Погода взбесилась окончательно, ветер выл и бился в ветровое стекло, от ударов прибоя скальная площадка под «Призраком» как будто даже подрагивала, потом хлынул дождь и вдобавок разразилась гроза… Маленький мирок внутри машины, залитой змеящимися по её поверхностям потоками, оставался тёпл и незыблем. И даже громовые раскаты, с треском рвущие атмосферу под ослепительные вспышки молний, не могли нарушить гарантированной производителем безопасности, а только подчёркивали уют и комфорт салона. В целом такая погода соответствовала смятению, поселившемуся в Джее. Распирающая щенячья радость, с которой он проснулся, давно растаяла, уступив место меланхолии, граничившей с равнодушием… В груди прочно засела ноющая тяжесть, так что ему даже нравилась бушующая снаружи непогодь…
Он включил маленький бортовой экран, и по салону, споря с грозой, смеясь, плача, лопоча что-то, заметались цветные сполохи и отсветы призрачной жизни, пытаясь увлечь Джея своей эфемерной игрой. В другое время их мелькание быстро усыпило бы его – но не сегодня. Спать не хотелось совершенно. Чего хотелось – так это избавиться от давления в груди… Зная по опыту, что для этого надо докопаться до его причин и честно себе во всём признаться, а потом сделать выводы и принять решение, он попытался разобраться, в чём, собственно, дело. Первое, что пришло на ум – рецидив ревности. Как ни крути, он их обоих любил… Но давно переболел той обидой, которая диктуется завистью, примитивным инстинктом собственничества, ущемлённой гордостью отвергнутого самца. Тем более, тогда, перед брачным обрядом, он с помощью Миль сам отсёк все подобные перекосы. Любовь осталась. Ревность – сгинула. Как это у них получилось – одни веды знают.
Так что – нет, это что-то другое. Одиночество? Джей улыбнулся. Благодаря той же любви – он не одинок и никогда одиноким не будет. Если только…
Тяжесть в груди вспыхнула и сгорела: он боится! Предчувствием называется этот страх! Боится, что Бен окажется прав, и однажды он, Джей, подведёт этих таких драгоценных для него людей. Брата… и любимую.
С одной стороны, ему полегчало: он нашёл источник терзаний. С другой стороны – возможная беда всё ещё маячила в перспективе, отравляя будущее. Ну, с этим можно бороться. Надо только быть очень внимательным, и не давать предчувствиям сбыться…
…Ничто не длится вечно: непогода к утру выдохлась. Отбуянил своё и утихомирился ветрище, выплакалась и, всхлипывая дождём, уплелась за горизонт обессилевшая гроза, успокоилось встрёпанное море, только ровный свежий бриз гнал к берегу измельчавшие волны. Луна почти прошла свой ночной путь и вместе с блёкнущей звёздной россыпью готовилась раствориться в светлеющем небе, уступая набухшему зарёй востоку.
На светящемся клочке маленького экрана перед глазами всё продолжалась эфемерная жизнь неугомонных телефантомов с их фантомными заботами и интригами. Протянув руку, он оборвал их потуги, и мир призраков умер. «Аминь», – подытожил Джей, со сладким стоном потянулся всем своим длинным пружинистым телом, насколько позволяли размеры салона, крепко провёл ладонями по лицу, сметая остатки прошедшей ночи и её тягостную нереальность, открыл левый бортовой люк, весело поёжился от свежести ворвавшегося бриза. С удовольствием, полной грудью, вдохнув влажные запахи моря и недавней грозы, спрыгнул на мокрый камень – ветер приветливо взлохматил ему волосы, шаловливым псом вцепился в одежду, и она затрепетала под ударами упругих прозрачных крыльев.
Просыпающийся мир, такой яркий, просторный и чисто вымытый, казался совсем новеньким, как монетка… с высоким сводом, наполненным песней и каким-то знакомым, сладким, самым сладким, пронзительным запахом… От этого запаха кружилась голова и радостно заходилось и ёкало сердце, и верилось, что можешь подпрыгнуть и полететь… И хотелось скакать и беспричинно смеяться, и кричать невесть что во всё горло… И дышать, дышать…! До предела, до боли в лёгких впитывать это утро, этот ветер, весь этот мир…
…А он-то думал, что испытывал счастье там, в Городе, когда до него докатывались отголоски отсюда…
Жмурясь на небо и ветер, он бездумно брёл вдоль линии несильного прибоя, уворачиваясь и отпрыгивая от волн, с шипением пытавшихся добраться до его ног. Штормом на берег набросало завалы водорослей, они резко пахли, в них копошилась какая-то живая мелочь, торопясь выбраться и вернуться в море – через эти завалы ему тоже приходилось перепрыгивать, попадая иногда в воду…
…Нечаянно вспугнул большую белую птицу, стоявшую на камне плоскими оранжевыми лапками. Птица неспешно отлетела и опустилась недалеко, на другой камень, найдя его ничем не хуже прежнего, повернула тонкоклювую голову и уставилась блестящими круглыми глазами в сторону моря. Проследив, куда она смотрит, тоже замер: всходило солнце.
Небо, глубокое, без облаков, сияло ясным зеркалом, отражаясь в море, по которому рябью блёсток, обещанием чего-то вечного и прекрасного – пролегла к ногам Джея сверкающая огненная дорожка… И, благодарен за то, что это утро – не последнее, любя каждую песчинку на берегу, каждый камень, каждую волну, огромное небо, воспетое ветром – он признал себя неотъемлемой частицей этого юного утра, его свежести и покоя – и растворился в нём …
26. Солнечная диета
Машину он поднял в своих лучших традициях – закладывая крутой вираж, что с открытым-то люком выглядело несомненным самоубийством… Бен вскинулся было – вразумить – но Миль мягко запретила:
«Не мешай, разве ты не слышишь – ему хорошо. Пусть мальчик немножко побезумствует».
И Бен отступился. В самом деле – да не разобьёт Джей ненаглядный «Призрак», не та выучка! Приземление состоялось ничуть не хуже: кибер едва успел распахнуть диафрагму крыши, и Миль ехидно улыбнулась, чувствуя возмущённое кипение его электронных мозгов, и то, с каким трудом он сдерживается, страстно желая – и не смея пожаловаться хозяину на выходки непутёвого гостя… А ещё прежде Джея в дом визитной карточкой, свежим ветром ворвался его личный ментозапах с незнакомым, лёгким таким, нюансом, которого не было накануне. Миль, насторожившись, «принюхалась». Но нюанс был хорошим, и она успокоилась и не стала обращать на него внимание Бена.
Обдав супругов волной искренней приязни, Джей на ходу ухитрился чмокнуть хозяйку в щёчку, увернуться от скорого на расправу Бена и скользнуть на свободное место подальше от него, поближе к чайнику.
– Как всегда, прямо к столу, – проворчал хозяин дома вместо приветствия, ставя ещё один прибор и наполняя тарелку и чашку Джея. – Только попробуй заявить, что ты не голоден.
Тот лишь ноздрями повёл, вдыхая горячий аромат, и вгрызся в поданное угощение, не прибегая к помощи рук. Перемазался, естественно. Увлечённый экспериментами, не сразу обратил внимание, что у хозяев тарелки наполнены более чем скромно. Причём у Бена еда ещё туда-сюда уходит, а Миль свою порцию больше смакует, нежели ест.
– Это что такое? – удивился он, отлично помнивший её прежний аппетит. – Ты что, приболела? Да и ты, братец… Это что – такой тонкий намёк на то, что я обжора?
Супруги с улыбками переглянулись.
– Ни в коем случае, брат. Продолжай, продолжай, всё в порядке, мы оба здоровы и рады твоему хорошему аппетиту, – поспешил успокоить его Бен, подкладывая ему угощения. Но, видя, что объяснения не подействовали, вздохнул и добавил подробностей: – Просто мы ещё сыты. И сейчас только составляем тебе компанию, чтобы ты не скучал. Ешь, ешь.
– Эээ…? – Джей усомнился, но придраться ни к чему не смог. День покатился своим весёлым чередом – мелкие хлопоты по хозяйству, пляж, купание, игры… в которых он, помня наставления медиков поберечь подвергшиеся лечению ноги, участия не принял. А вот и Миль, и Бен с визгом и хохотом носились по берегу почти нагишом. Но когда подошло время обеда, их тарелки опять были скорее слегка испачканы, чем наполнены – а выглядели супруги вполне сытыми и довольными. Бен так даже попытался вздремнуть в уголке.
– Нет уж, – толкнув его ногой, возмутился ненароком объевшийся Джей, – вы мне всё-таки расскажете, в чём тут дело!..
– А?… – сонно отозвался Бен и проныл: – Ну что такое… Лежу смирно, никого ведь не трогаю… почему мне не дают жирок завязать…
– Жирок?! Откуда он у тебя завяжется, когда ты моришь себя голодом? И жена у тебя стала совсем тощей! Ты почему её не кормишь, негодяище!
«Чего-о?! – обиделась Миль. – Кто тощий?!»
Бен довольно хихикнул – «братец» сам подставился – и под шумок опять смежил веки.
«Я не виновата, что у вас тут другие каноны, и наличие жирных боков приветствуется! А у нас быть пампушкой считается нездоровым и вообще – признаком дурного вкуса! Так что я останусь стройной, как завещано предками! Надо же! «Тощая»! – фыркнула она, оглядываясь в поисках снарядов. – Что бы пони… – мал!! "
И запустила в «братца» тем, что под руку подвернулось. Подвернулась кастрюлька, и хорошо ещё – пустая. Поймать её он не сподобился, пришлось шустро уворачиваться, что на полный желудок вышло плохо. Тихо охнув:
– И тут дежа вю! – Джей поискал, куда поставить кастрюльку, не нашёл, и напялил её на голову бессовестно дрыхнущего Бена. Тем более, что на подлёте был уже следующий снаряд…
От которого он на этот раз благополучно увернулся – а Бен нет… Резко приняв вертикальное положение, тот снял импровизированный «шлем», об который и брякнулся второй «снаряд», укоризненно взглянул на жену, которая вины, однако, не признала, и что-то ей сказал на менто. Та, пожав плечом, с независимым видом развернулась и вышла прочь. Тяжело вздохнув, Бен вручил оба «снаряда» Джею и обречённо сказал:
– Ладно. Ты ведь обратил внимание, как мы оба загорели?… Ну вот. Догадываешься, почему? Праальна… потому что много времени проводим на солнце. Причём некоторые, – повысил он голос, – этим явно злоупотребляют!! А я говорил, что он заметит, и всё равно придётся объясняться! – из соседней комнаты донеслось тихое «фырк!»
И уже нормальным голосом продолжил:
– Ну не могу я её уговорить, что нельзя так много заряжаться – нравится ей это. А когда в клетках столько энергии, принятой напрямую, аппетит, само собой, падает – это же так естественно, – и посетовал: – Знал бы ты, как долго мне пришлось её убеждать не пытаться переходить на одну только воду и солнечную подзарядку! – и он опять повысил голос: – Не может это добром кончиться!! Нормальный организм… ну хорошо – пусть даже и мутировавший – организм нуждается не только в кислороде, воде и глюкозе, ему нужны и все остальные элементы, которые он пока ещё не умеет синтезировать сам! – и переведя дух, закончил: – Так что извини, но едим мы теперь меньше. И остаёмся сытыми дольше. И – да, да – я думаю, что с тобой, рано или поздно, но будет точно так же! Всё. Теперь ты знаешь. Могу я, наконец, вздремнуть?
И опять лёг, предоставив обалдевшему Джею переваривать информацию. Тот посидел, обдумывая новость. Потом встал и побрёл, неодобрительно крутя головой. По всей видимости, на кухню.
– Ну вы… мутазавры… – послышалось оттуда вперемешку с глотками. Бен, хмыкнув, посоветовал, не открывая глаз:
– На себя посмотри.
