Текст книги "Чужого поля ягодка"

Автор книги: Карри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 40 страниц)

44. Выйти из боя

Линией фронта это назвать было нельзя – бой рассыпался на несколько локальных схваток с перестрелкой и беготнёй, с ловушками, засадами и подставами. Если бы не распахнутый створ гигантских ворот, в ангаре давно нечем было бы дышать от на редкость едкого дыма… Но вот бой как-то поутих, створ начал закрываться… с потолка ударили прицельные струи почему-то вдруг ожившей противопожарки…

Нехорошее предчувствие не то чтоб кольнуло – оно кололо с самого момента пробуждения там, внизу – пронзило так, что последние сомнения и надежды на случай вовсе оставили Миль. В густеющей вонючей взвеси, в которую на глазах превращался воздух, Миль высмотрела на стене ближайшее вентиляционное отверстие, прикрытое решёткой и – хорошо, что решётка почти на уровне пола – подняла и нацелила тяжеленный лайтер. Красный луч, поплясав, устаканился, и Миль, зажмурившись, провела им слева направо и сверху вниз. Приоткрыв глаза, осталась почти довольна работой. Не тратя времени, опять зажмурилась и провела лучом справа налево и снизу вверх… Результат был не идеален, но доводка потребовалась совсем небольшая. А потом осталось только всей стопой хорошенько пнуть в решётку несколько раз – покрепче, покрепче! – и та выпала наружу, открыв неплохой проём, в который потянуло свежим воздухом. Вовремя потянуло, потому что в голове уже всё плыло и путалось, глаза закрывались… Миль ещё нашла в себе сил и терпения дождаться, чтобы хоть немного остыли на сквозняке оплавленные края, и аккуратно выбралась наружу. И даже проползла несколько метров по мокрой холодной почве до густого колючего кустарника, в который углублялась, углублялась… пока помнила, что надо… двигаться… надо…

Створ закрыли не зря. Выяснив, что всё не напрасно, и та, кого искали, где-то здесь, десантники наполнили объём здания усыпляющим газом. Доза была рассчитана так, чтобы нежно усыпить именно её. Прочим полагалось всего лишь ощутить очень сильную усталость и потерю всякого интереса к происходящему. Кроме десантников, упакованных в боевые доспехи – у тех на данный случай имелись дыхательные фильтры. Через несколько минут ворота вновь открыли, помещение быстро проветрилось, и всех, кого удалось найти, вывезли ожидавшим транспортом кого в клинику, кого в казематы и темницы, а кого и в морг. Операция по ликвидации очередного притона похитителей продолжилась своим чередом, а оперативники и начальство чесали в затылках: Мэллин Регхаз, которая просто обязана была оказаться в числе спящих, самым бессовестным образом опять куда-то делась. С тем, что приборы её не обнаруживали, десантники с трудом, но уже свыклись. Но вот тот факт, что и от визуального наблюдения она каким-то способом тоже уклонилась, расстроил их окончательно. А сообщение четырёх освобождённых девушек, что она была им отлично видна, прежде чем видимой быть перестала, и вовсе добило. Как, спрашивается, отчитываться перед Контролем?!

Проходили часы, подземный «улей» (он же на рабочем жаргоне десантников – «курятник») поэтажно поступал под юрисдикцию Десанта, а в перспективе – Медсовета. Нашли и спасли полузадохнувшихся бойцов, запертых в последней, обесточенной, секции. Из спальни, трясясь и шатаясь от слабости, выполз на свет и звук голый бледный мужчина, в котором боевики с трудом признали их потерянного было патрона… и который чуть не умер на месте, узнав последние новости о своём новом статусе арестованного и состоянии дел в «улье». Поскольку десантники обнаружили, что и его, бывшего владельца «улья», их приборы тоже загадочным образом не регистрируют, то пришибленного горем блондина тут же упаковали в герметичную капсулу, из которой сбежать было бы крайне затруднительно, и, как редкую диковину, под неусыпным присмотром отправили в лаборатории на исследование. Потрясённый и не вполне, на взгляд оперативников, адекватный, он не выказал абсолютно никакого интереса к своей судьбе и совершенно не сопротивлялся…

– Вы уверены, что это он? – переспросил у повязанных, едва отдышавшихся боевиков недоверчивый старший оперативник, и, получив подтверждение, надолго задумался: что же случилось с вторым по крутизне – после Толстого Пата – негодяем Города.

А Миль всё это время провалялась в двух шагах от потрошимого Десантом «улья». Ночи были сырые и холодные. Полный ресурс позволял ей бороться с холодом довольно долго, но обездвиженный организм охлаждался всё сильнее, сказывались уже и обезвоживание, и голод, и застой крови, обмен веществ замедлялся, в лёгких скапливалась слизь… Если бы не её кашель, часовой, охранявший периметр операции, ещё долго не замечал бы чётких следов под ногами. И даже глядя прямо на неё, он далеко не сразу сообразил, что видит очертания лежащего в траве девичьего тела. Тело, слава Богу, кашляло, не переставая… Вызвав подмогу, проинструктированный десантник как поднял девушку на руки, так и держал до подхода подкрепления, боясь, что, если выпустит из рук, то видеть её тотчас же снова перестанет…

Помощь ей начали оказывать сразу, уже во время перелёта, и столь эффективно, что она смогла прийти в себя и оглядеться. Увиденное долго не укладывалось в глючащей голове, а когда улеглось… Наверное, это было даже неплохо, что Миль оказалась не в том состоянии, чтобы совершать активные действия… Всё-таки высота птичьего полёта – сомнительное для выяснения отношений расстояние над землёй.

Летели долго. Накачанная лекарствами, Миль впадала в дремоту и просыпалась, видя в иллюминаторе тёмное небо с яркими звёздами и по большей части тёмную землю… Значит, черту Города миновали, иначе засветка любоваться звёздами вряд ли бы позволила… Со звёздами конкурировали движущиеся параллельным курсом бортовые огни ещё нескольких машин.

Изредка переводя взгляд в салон, видела сидящих рядами молчаливых десантников. Что-то вы, ребятки, напряжены. Угрюмы вы как-то. Вроде рейд закончился хорошо, задача-минимум и задача-максимум небось выполнены, возвращаетесь с уловом… Награды и поощрения небось воспоследуют – сверлите дырочки в мундирах. Потери? Может, из-за потерь вид у вас не самый радостный? Только не надо винить в этих потерях меня – я никого из ваших и пальцем не тронула…

И вообще – была паинькой. Девок вон из-под земли на свет вывела – аж четыре суки… Па-ардон – четыре штуки… И никого не убила. Даже вроде не покалечила… А если кто и пострадал, то это я нечаянно…

Стайнис Венш, ненавязчиво наблюдавший со своего места за не то спасённой, но то арестованной госпожой Регхаз, видел и её недоумение, и настроение своих парней, и вполне их понимал…

Ещё бы у десантников вид был радостный… Трудно, знаете ли, радоваться, когда приходится делать подлость хорошему другу. Даже если тебе приходится делать её по долгу службы и во имя светлого будущего родного Города и во благо его… Подразделение, задействованное в захвате и ликвидации нелегального натального комплекса (как именовался в документах «улей»), было то самое, в котором доблестно отслужил своё Беннар Регхаз, и добрая половина этих бравых, но мрачных ребят, на которых то и дело посматривала Миль, была обязана упомянутому Беннару жизнью, а некоторые – и не по разу… То ли начальство выпустило из виду этот момент, а то ли ему, начальству, момент этот был попросту безразличен… А ведь Регхазы жили и правили на земле проплывавшего сейчас внизу континента задолго до того, как он стал в своё время Континентом и дал пристанище выжившим. Собственно, фамилия Регхаз являлась, можно сказать, местным эндемиком… Что не было отражено в его, Беннара Регхаза, личном деле. Во всяком случае, не в том, которое хранилось в отделе кадров… В нём много чего не было отражено. Например, как погибли родители Бена. Не приведи ему Бог это узнать, думал Стан, в древности войны начинались свихнувшимися от горя людьми и по меньшим поводам, нежели похищение и убийство любимых родителей в таких прозаических целях, как любопытство высокопоставленных псевдоучёных, заигравшихся в собственную гениальность и величие… И ведь хоть бы толк был от этих «исследований», горько размышлял Стан… А то попросту осиротили мальчишку. А теперь собираются сломать его жизнь окончательно. Хорошо, что он, Стан, в те годы был слишком молод, чтобы оказаться причастным к этим событиям, и совесть его осталась хоть в этом чиста… В общем, если вверенное его заботам подразделение утратит долю лояльности и додумается чего-нибудь… неожиданное, скажем так… по непонятным причинам вытворить, Стан в тот миг был намерен внимательно и увлечённо смотреть куда-нибудь в сторону… или вообще отсутствовать на месте…

45. Юс и другие

Состояние, несмотря на явный прогресс, было препротивное. Бред перемежался с полудрёмой, озноб, как водится – с жаром. Запомнилось огромное, продуваемое свежим ветром взлётно-посадочное поле с изумрудными (значит, свободно) и карминными (занято) квадратами… Потом ещё – проплывавший над ней светящийся потолок… Цветочный аромат… Гул голосов… Чужие бережные руки на плавящемся от жара теле, ловко раздевшие и нежно отмывшие, прохлада полотенец и простыней, и, наконец, блаженный покой в удобной постели…

…Приглушённый разговор – как сквозь вату, бу-бу-бу-бу… ничего не понять… Но вот мужчина в белом подносит к её руке блестящий металлом и стеклом инъектор… И изумлённо шарахается от взвившего в прыжке тела.

– Эт-то ещё что такое?! – возмутился он, глядя на забившуюся в угол девушку. Та, пригнувшись, затравленно озиралась расширенными, лихорадочно блестящими глазищами, и вряд ли они с доктором видели сейчас одно и то же… – Идите сюда, деточка, я не сделаю вам ничего плохого, – уговаривал он. Та помотала растрёпанной головой.

Он улыбнулся:

– Ну, право же, я не кусаюсь, а вам необходима следующая инъекция. Вы серьёзно простужены. Вы что – так боитесь уколов? Да бросьте, это не будет больно, у меня такой хороший инъектор… обычный укольчик – и вам станет легче…

Миль, как назло, закашлялась, кашель раздирал грудь, горло саднило, будто исцарапанное. Он вкатит обычную дозу… а я обещала Бену, что выживу…

– Ну во-от, а я про что… – увещевал врач. – Вот и индикатор ваш подтверждает, что вам плохо, видите?… – Миль скосила глаза на своё запястье, и доктор попытался воспользоваться моментом, но она совершенно автоматически увернулась и чуть не достала его костяшками пальцев в горло – на миг раньше доктора успел оттащить назад здоровенный парень в десантном комбезе, заинтересованно следивший за передвижениями Миль. Аккуратно поставив врача на ноги, парень отодвинул его в сторонку и сказал:

– Извините, доктор, кажется, эти танцы больше по моей специальности.

Врач, не споря, отошёл от греха подальше, а десантник, ступая легко, по-кошачьи вкрадчиво, замаячил перед Миль. Та, хоть в голове и шумело, сообразила, что этот человек прекрасно знаком с исполняемым ею видом «танца», и тем более полна была решимости защищаться. Однако в самый неподходящий момент новый приступ кашля согнул её пополам и лишил сил.

Десантник тенью скользнул вперёд и, несмотря на её отчаянные усилия вывернуться, мигом оплёл содрогавшееся от кашля тело так ловко и надёжно, что ей оставалось только смириться. Холодящее прикосновение инъектора, лёгкий толчок – и правда, совсем не больно – тесные объятия разжались. Ослабевшее тело, казалось, лишилось костей и просто рухнуло на постель, и одеяло словно само вспорхнуло и заботливо накрыло его, источающее жар…

«Ну и пусть, – подумалось отрешённо, – не могу я больше…»

И перед самым провалом в сон вспомнилось: да ведь знает уже врач, какая доза ей нужна… все они всё знают… ай-яй-яй, как глупо было сопротивляться…

– Вот и хорошо… – откуда-то издалека шелестел голос доктора. – Теперь вы поспите и к утру вам станет лучше…

Сквозь сон ей слышались и другие голоса, они вели себя, как её родители в спальне, когда думали, что их никто не слышит, а если и слышит, то не понимает – то есть явно ссорились. Одна сторона что-то приглушённо доказывала другой, а та обвиняла в чём-то первую, и обе пытались обвинить одна другую в некомпетентности и настаивали на своём праве… В итоге кто-то третий не очень вежливо попросил их обсудить свои нестыковки в другом месте, и стало тише. Миль приоткрыла глаза – знакомый уже десантник чуть ли не за шкирки выставлял за дверь сразу нескольких возмущённых таким обращением людей в белом…

Выпроводив их, десантник повернулся и, поймав её взгляд, покачал головой, прижал палец к губам, а ладонь к щеке и на секунду прикрыл глаза… Уговаривать Миль необходимости не было – её глаза закрывались и безо всякой пантомимы…

…Сквозь сон она ещё не раз чувствовала прикосновения – и ладоней, и инъектора, и ещё чего-то, её переворачивали, меняли бельё, но она даже глаз не открывала: знала, что вреда ей сейчас не причинят, а подвиги совершать было ещё не по силам. Организм хотел покоя, и возражать ему никак не стоило.

…Ей действительно полегчало, и значительно. Настолько, что сознание очистилось, и она смогла спокойно обдумать все последние события и собственные действия, подчас настолько нелогичные и бестолковые, что становилось стыдно за себя перед собой же. Вот, к примеру – ну почему она тогда, при штурме «улья» просто не задержала дыхание, а позволила себе так бездарно надышаться этого их газа? Они же и пустили его только в конце, когда девчонки сдали её тому десантнику! Ведь и энергоресурс был значителен, легко бы потерпела без воздуха несколько минут, пока решётку выжигала! Ничем другим, кроме как паникой и растерянностью этого не объяснишь. А значит – довольно позволять себе быть такой дурой… Думать надо, думать и не паниковать. А то раз за разом так и будешь наступать на одни и те же любимые грабли… Или это просто цикличность судьбы сказывается, когда ты, не выполнив её урок, оказываешься снова и снова в сходных условиях, и, пока не сделаешь всё, как следует – не выберешься из кольца, так и будешь совершать ошибки – глупые, бестолковые, смертельно опасные. Ты же уже выбралась из «улья», ты же была уже за кольцом оцепления – ну как можно было свалиться так близко от периметра?! Тебя уже второй раз в жизни захватывают в беспомощном состоянии. Какой тебе ещё нужен намёк? Третьего раза просто не должно быть – он будет фатальным!

А сейчас? Ты что – действительно столь беспомощна, как кажется? Раз Узлы здесь так хорошо работают, значит, и вооружайся ими! Бабушка же показывала, как! Найти бы только, из чего их связать… Да, и ещё – десантник, что выпроваживал вон толпу явившихся за нею людей, вроде бы к ней расположен… Впрочем, от него толку может и не быть – они же должны сменяться…

Она открыла глаза: точно, сегодня у её постели сидит уже другой. Но ростом, статью и комплекцией на прежнего похож, как родной брат, разве что тот был светлорус, а этот – шатен и лицо другого типа… А, да все они тут более или менее братья…

– Привет, – тихо сказал шатен, заметив, что она проснулась. – Ну, как спалось?

Миль слегка кивнула – нормально. И, обнаружив, что одеяло сползло с голой груди, натянула его как можно выше…

Шатен не особенно смутился, только забавно сморщил и почесал нос:

– Ты это… извини, нам тут пришлось тебя немножко раздеть… Кстати, откуда у тебя парализатор? Неужто боевой трофей? В самом деле?! Уважаю… Значит, так: прослушки здесь нет, то есть она гонит ту картинку, которую мы велели. Так что можешь болтать, сколько душе угодно.

Миль даже усмехнулась и головой качнула: ага, если бы…

– Для всех – ты очень больна и пока нетранспортабельна. Если кто чужой придёт – лежи и страдай, – продолжал он. – Они тут чуть не передрались вчера из-за твоей персоны. Ну, ты вроде видела? Вот. А пока они там воюют за право первой ночи, лечить тебя будут наши медики, и ты здесь в безопасности. Есть будешь? – без перехода спросил он. – Или сперва в туалет? Не стесняйся, я тебя мигом туда-обратно отнесу. Ага, ну, тогда кушать.

Вот это сервис. Только какая, блин, еда в таких декорациях…

– Будешь-будешь, – заявил он в ответ на её гримасу. – Понимаю, что не хочется. А придётся. Иначе засуну тебя в биосканер, он тут рядом, а уж он тебя накормит… ну, ты в курсе. Да брось, я же не предлагаю сразу мясо – смотри, есть отличный супчик, он лё-ёгкий, вот так… Меня, кстати, Юстисом звать, можно просто – Юс.

Он нянчился с ней, как заправская сиделка! Миль покорно открывала рот, пока посуда не опустела. И гадала, с чего это такая забота. Понимая, что объяснения дать необходимо, он вздохнул:

– Не могу же я спокойно смотреть, как жена моего бывшего сослуживца морит себя голодом… Что бы она там ни натворила… Ты уж давай, поправляйся, сестрёнка, не заставляй нас с ребятами со стыда гореть… Нам и так хоть застрелись от таких дел… Представляешь – всем Городом охотиться на одну непонятно в чём виноватую девчонку, потом отбить её у похитителей, и вовсе не затем, чтобы вернуть законному супругу, который по совместительству ещё и твой друг… А чем ты так властям насолила?

46. Визит Стана

Ответить Миль не пришлось – дверь бесшумно отъехала, и «сиделка» вскочил и вытянулся. Вошедший только бровью повёл – «сиделка» исчез за дверью вместе с подносом. Проводив его взглядом, Миль, передразнивая вошедшего, иронично приподняла бровь и вопрошающе уставилась на визитёра. Тот ответил изучающим взором. Ну вот не делают в Городе некрасивых мужчин, только не с белым статусом… Этот высокий старик – явно из тех, кто с возрастом становятся всё мужественней, с совершенно седой, густой шевелюрой – необъяснимым образом был молод! Худощавое лицо с высоким лбом, отмеченное всего несколькими – правда, глубокими и резкими – морщинами, освещалось ясными серыми глазами, смотревшими из-под широких седых бровей прямо и проницательно. Нос с лёгкой горбинкой имел резко очерченные ноздри, линия рта с тонкими, плотно сжатыми губами – чёткая и упрямая, подбородок крупный и острый… Череп красивой лепки, сильная шея, гордо водружённая на широко развёрнутые плечи, спина прямая, талия – узкая, движения плавные, экономные и точные… такие же, как у Джея и Бена. А уж кисти рук – пальцы длинные, цепкие, тонкие, с чуть выпуклыми подушечками… руки музыканта… или скульптора. «Наверняка до сих пор нравится женщинам… хотя, кто их поймёт, местных-то… нашим бы нравился…» – подумала Миль.

Игра в гляделки продолжалась, пока Миль не указала ему на освободившееся кресло и не изобразила всем видом ожидание.

Он усмехнулся, благодарно кивнул и как-то очень удобно – не сел даже, а именно расположился в кресле, сплетя пальцы на животе. И только затем открыл, наконец, рот:

– Позвольте представиться – Стайнис Венш. Третий Командор Десанта. Я правильно понимаю – вы не говорите?

«Увы», – развела руками Миль. Но могу писать – показала она пальцем по ладошке.

– Неболтливая жена… – усмехнулся он опять. – Редкое достоинство. Полагаю, не врождённое?

«Нет», – качнула Миль головой.

– Какая жалость. Ну, нашим генетикам вы интересны и без него… Хотя в ближайшие пару дней они до вас пока не доберутся. Болейте, фэймен, на здоровье. А там, уж извините, либо Медсовет вас под крылышко приберёт, либо сразу – Контроль…

Миль, наверное, побледнела – он сочувственно кивнул:

– Вполне вас понимаю. Но не стоит так расстраиваться. Относитесь к своему положению, как к поездке в гости. Или на отдых. Условия вам создадут, какие пожелаете. Проведёте там… некоторое время, подлечитесь. Обследуетесь подробно.

Миль против воли фыркнула. Опять «обследования»… Целовал ястреб курочку… до последнего, знаете ли, пёрышка…

– Медиков можно понять, у них давненько… да, очень давно… не было такой возможности. У них к вам предложение, фэймен. Ваш организм уникален – так они полагают. Они считают, что с вашей помощью… со временем… смогут вернуть здоровье всему Городу, и тогда не будет деления на классы, бесчисленных преступлений из-за недостатка женщин… Вы можете стать национальной героиней, обожаемой матерью целой расы новых, полноценных людей… Подумайте, фэймен. Весь Город будет работать ради исполнения малейшей вашей прихоти, любого вашего каприза, у вас будет всё, чего бы вы ни пожелали… Кстати, если вам этого захочется, они смогут, мне думается, избавить вас от этой вашей очаровательной молчаливости, вы могли бы даже петь, если бы захотели…

Он говорил, глядя мимо неё, лишь бы не видеть, с каким ужасом она смотрит ему в лицо.

И ведь как воодушевлённо вещает. Но в глаза, тем не менее, смотреть почему-то избегает – отлично понимая, чем для неё обернётся осуществление этой их золотой мечты… Жизнь королевы – но королевы улья. Или муравейника. Ага, ещё и песни бы распевала при этом, а почему бы и нет…

– Вам нужно только согласиться на исследования и донорство. И вы уже сегодня могли бы увидеться с мужем – вы ведь хотите его видеть, правда?

Он таки взглянул ей в глаза. И сейчас же снова опустил взгляд.

Запрещённый приём. Подлый удар. И не последний, надо думать… Вроде она была готова к чему-то подобному, но сердце сдавило так, что на какое-то время реальность перестала что-то значить…

Он продолжал шевелить губами, но Миль его ещё долго не слышала… Ничего, впрочем, и не потеряла:

– …ваш прямой долг перед Городом, фэймен. Или вы не патриотка?

Это было так… ненатурально, что ли… пафосно-беспомощно и жалко, что она не выдержала и начала смеяться, почти беззвучно, но от души. И никак не могла остановиться, хотя уже и щёки болели, и живот… «Опять истерика», – дошло до неё. Фу… стыдно как… Стан её не прерывал, но в какой-то момент она увидела перед собой стакан с водой. И смех вдруг прекратился.

– Вам виднее, фэймен. Наверное, это смешно. Но тогда это наиболее весёлая часть того, что я должен вам передать. А вторая часть состоит в следующем: в случае вашего отказа вы должны знать, что ввергаете себя в неприятности.

«Ага, нам не привыкать», – покивала Миль и длинно вздохнула, пытаясь сбросить с души хоть часть придавившей её тяжести.

Стан на долгую минуту умолк… и продолжил:

– Мало того, что вы никогда не увидите мужа. Без вашего согласия вполне обойдутся. Вас просто и небольно заставят делать всё, что нужно…

Миль понятливо кивнула. Обойдутся, конечно, а кто сомневается…

– И ваши способности к гипнозу, которыми вы, видимо, обладаете, и с помощью которых, как полагают, вы разрушили личность женщины, стрелявшей в вас в клинике, вам не помогут…

Ха – гипноз! Надо же. Но – а что они, в самом деле, ещё-то могли подумать?…

– …Вас не винят в её гибели – вы защищались как умели, голыми руками, тут любые средства годились. Но вам не советуют пытаться делать подобное впредь, меры будут приняты. От себя добавлю, – сказал он вдруг, – напрасно вы её просто не убили… И, надеюсь, вы не станете пробовать свои способности на мне, к примеру?

А что – идея подкинута неплохая. Вот только вряд ли что получится со столь подрастраченным запасом энергии… то есть почти с полным её отсутствием. Миль оценивающе взглянула на Стана – и тот поёжился под её взглядом. Ладно тебе, не трусь. Одного человека всё равно мало…

– Так что выбор у вас невелик, фэймен, – сказал он, вставая – сбегает, что ли? – Вижу, мне не удалось вас убедить. Ну, я, собственно, на это и не надеялся… Очень сожалею, что ничем не могу быть вам полезен.

…Ну, кое-чем можешь… да не стану я отнимать у тебя всю твою энергию, не тот случай… так, самую малость чувства вины позаимствую… ты и не заметишь… даже напротив – полегчает на душе…

– Поправляйтесь. А затем, – он пожал плечами, – за вами придут. Вас всё равно передадут медикам – не из Медсовета, так из Контроля. И… для вас будет лучше, если вы пойдёте сами, не станете кричать… кхм… – он кашлянул, – и драться. Не то они вас просто усыпят и…

Он замолчал.

Миль закрыла лицо руками. Скверно, ох, как всё скверно…

– Желаю здравствовать, фэймен. И… простите.

Он поклонился – коротко, с достоинством – и ушёл.