Текст книги "Чужого поля ягодка"

Автор книги: Карри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 40 страниц)

Он похолодел, взглянув на неё: бледное лицо затвердело и будто заострилось, сузившиеся, ярко зазеленевшие глаза словно льдом подёрнулись, руки, как когти, вцепились в подлокотники…

– Миль… – обречённо позвал он, ещё не зная, что сказать дальше, но чувствуя приближение чего-то жуткого. – Что ты делаешь?

«Если они все сядут… и не смогут взлететь… несколько минут… нам ведь всё равно не успеть уйти?» – глядя прямо перед собой, она говорила медленно, как-то через силу…

– Нет. Если они не навсегда сядут, – со страхом вглядываясь в её почужевшие черты, ответил он, вполглаза следя за дорогой. Она продолжила, не глядя на него:

«Пристегнись, милый, дальше поведу я. Сейчас будет плохо. Всем. Понимаешь, я не смогу долго удерживать их всех. Меня хватит только на один приказ – всем сразу. Но тогда… – её лицо дёрнулось и скривилось. У Бена стало мутиться перед глазами, он безрезультатно поморгал, едва удерживая машину на полотне дороги. – Это значит, что мне придётся убить их…»

– Как? Может, я смогу… – с трудом спросил он, непослушными пальцами нажимая на замки фиксаторов, и обнаружил, что пелена перед глазами стала плотнее. Машина, тем не менее, по-прежнему шла ровно. Он чувствовал, что Миль очень боится… даже не боится – обмирает от ужаса.

Ей было так страшно, что немело и покалывало лицо… и пальцы… сердце стучало где-то в глотке… Чтобы не позволить страху совсем подмять её волю, она заговорила с мужем, стараясь изъясняться ровно и обстоятельно:

«Нет, милый. Ты – нет. Слушай. Они ведь все сейчас в воздухе. Если я прикажу всем киберам: «Вниз!» – они подчинятся. Пилоты не успеют сообразить, в чём дело, потому что флайеры будут не просто падать на землю – а врежутся в неё с ускорением. А если кто-то и сообразит, то им всё равно станет не до нас. Но тогда ты уходи отсюда очень быстро, не тратя времени на меня. Ты понял?»

Он понял. Приказ такой мощности отнимет у неё все силы, и он боялся, что напряжение её убьёт. Намереваясь помешать ей так изощрённо покончить с собой, он потянулся к её менто, вступая в двуединство – и обнаружил, что давно втянут в него, блокирован и не может ни двигаться, ни решать что-либо.

«Не надо, Миль…» – попытался он перехватить у неё инициативу, но опоздал: она предвидела такую попытку, и заранее надёжно сковала не только его тело, но и волю.

«Прости меня, сердце моё… Но не мешай, иначе они мне не подчинятся!» – и будто мягкая тяжесть легла на его мозг, окутала, оглушила… Он не оставлял попыток выпутаться из мягкого плена:

«Не делай этого!» – тяжесть придавила, едва не гася сознание, он ничего уже не видел и не слышал, не чувствуя даже своего тела… Но знал: Миль плачет.

«Я не могу!! – кричала она сквозь слёзы. – Их слишком много, они хотят жить!.. Уходите!!! Все уходите!!!.. – и после долгой паузы: – …Ну, вы сами виноваты!!!»

61

…Несколько взрывов почти одновременно сотрясли землю, машину подбросило и швырнуло вниз – зубы его клацнули, чудом не оттяпав язык… Флайер стоял косо, слегка завалившись на нос и набок, фиксаторы впивались в грудь и живот.

Тяжесть в голове исчезла, муть рассеялась. Освободившееся от ментальных оковов тело трясло мелкой дрожью. Сперва он увидел свои побелевшие пальцы, намертво вцепившиеся в штурвал, потом поднял голову – впереди и по сторонам от их флайера метались люди, проносились, подскакивая на неровностях, машины; вокруг и поодаль что-то, ужасно чадя, горело, с неба со свистом сыпались обломки, врезаясь куда попало, повсюду падали какие-то лохмотья, горящие куски чего-то… Бен предпочёл не задумываться об этих кусках.

А Миль?!

Она была рядом, в своём кресле, обвиснув в фиксаторах. Если бы он не знал, что там должна быть именно она, он бы её не узнал. Посиневшее исказившееся лицо с потёками крови из носа и прокушенной губы, в щелях приоткрытых век – остановившиеся, невидящие зрачки… Обращённый к нему левый висок украсился седой прядью… Угнездившийся в основании косы Гребень сверкал ярко и, показалось Бену, неуместно празднично…

Он дёрнулся к ней… и с удивлением уставился на свои руки – они по-прежнему держали штурвал. Она хотела, чтобы он улетел тотчас, нет, даже сей миг, не тратя на неё времени…

– Кибер… – прохрипел он. Прокашлялся и закончил: – Прими управление. Курс…

Флайер послушно взлетел, развернулся, ложась на курс. Но пальцы всё равно не желали разжиматься. По одному, огромным усилием, покрываясь потом и помогая себе зубами, он заставил их разогнуться. Долго расстёгивал фиксаторы, вообще-то обычно срабатывающие от одного-единственного нажатия – а тут онемевшие пальцы скрючило, они утратили чувствительность…

Добравшись, наконец, до неподвижного тела жены, приник ухом к её груди… но в ушах шумело от пережитого напряжения. Тогда он губами стал ловить дыхание у губ, искать пульс на её шее… Наткнулся на жёсткость Гребня, отчего-то тёплого, с раздражением вытащил его всё ещё непослушными пальцами и отшвырнул куда-то… Убедился-таки: жива. Правда, чуть… И бросился в багажное за аптечкой. Нашёл компактный биосканер, подключил к нему Миль, и на время смог вернуться к управлению. Кибер кибером, но ситуация-то кризисная, мало ли что…

Поначалу в небе было тесно – десятки машин бестолково метались, улепётывая во всех направлениях. «Фишка» то и дело рыскала, избегая столкновений с ошалевшими от страха горе-пилотами. Потом стало посвободней, и скоро Бен обнаружил, что этим курсом летит он один. Прижимая машину к самой земле, он следовал рельефу местности, покуда не пересёк береговую линию. А дальше просто пошёл над водой, почти срывая верхушки волн… Погода стояла ясная, ветер дул ровно, лететь стало проще. Даже если Периметр засёк его в числе других, беспорядочно кувыркавшихся машин, то стараниями Миль немедленно перехватить улизнувший флайер на этом участке оказалось просто некому. И Бен наконец-то смог полностью сосредоточиться на оказании помощи своей жене, так дорого заплатившей за их свободу…

62. В пути

Миль уже который день была не то жива, не то нет, и Бен ничего не мог сделать – только дышать вместе с ней, а порой и вместо неё: не ведая, каким образом, но мучительным усилием собственного сердца он заставлял биться её замирающее сердце, а потом и сам подолгу приходил в себя, потому что, особенно поначалу, это было довольно-таки больно, и лишь много позже, когда её сердце вновь входило в ритм, боль отступала… Никакие знания, даже впитанные вместе с двуединством, никакой прежний опыт не подсказали ему, как действовать… Хотя он, конечно, делал ей поддерживающие инъекции, и эти инъекции явно не были лишними – а только недостаточными… Он пытался если не накормить, то хоть напоить практически оставшееся без хозяйки едва живое тело, а также спустя время заставить это тело помочиться – и ему это вполне удавалось.

А ещё, ни за что не соглашаясь гадать, очнётся она или нет, он постоянно звал её, окликал, просил и требовал вернуться, держал перед мысленным взором её весёлый смеющийся образ, и ждал, ждал, ждал, оставляя открытой дверь в тот освещённый и тёплый уголок своей души, в котором без неё было бы так пусто и одиноко…

Но Миль всё равно будто висела между небом и землёй, и он больше не знал, чем помочь. Пока однажды не заметил – попав под солнечные лучи, кожа у неё оживает, розовея и чуть светясь… И наконец-то сообразил, что надо делать. Опустив флайер днищем на воду, он открыл бортовой люк, раздел Миль донага, умостился так, чтобы она вся оказалась на свету и, машинально баюкая, зашептал ей на ухо:

– Давай, девочка, возвращайся ко мне… – а дальше оставалось ждать. Если это не поможет, то не поможет уже ничто…

В результате от тепла и усталости его самого сморило, что и неудивительно… Даже короткий сон приснился, хотя и странный: голенький, смутно знакомый светловолосый мальчик стоял рядом и гладил Миль по голове маленькими ручками. «Если ты не вернёшься, мама, я снова умру…» – грустно сказал малыш… Бен, вздрогнув всем телом, резко проснулся, стиснул Миль покрепче. И невольно оглянулся. «Приснится же», – подумалось с тоской…

Дело, однако, пусть не сразу, но пошло на лад. В свете солнца Миль постепенно перестала походить на залежавшийся без погребения труп и начала напоминать погружённого в крепкий сон человека… Или не совсем человека, но кого-то определённо живого… хрупкого… и чарующе красивого некой удивительно простой красой, дышащей покоем и обещанием чего-то очень хорошего, подобно виду из окна на летний утренний луг, весь в птичьем щебете, сверкающей росе и нехотя тающем тумане… Ровно и сильно забилось, заторопилось, навёрстывая упущенное, упрямое маленькое сердечко… нагое тело, столько дней пролежавшее безвольным пластом, по-кошачьи привычно свернулось плотным калачиком у мужа под мышкой…

Неожиданно возвратился и нахлынул наполнившийся свежестью рассветного ветра её совсем пропавший было ментозапах…

И Бен вдруг успокоился, расслабился, нутром ощутив: теперь с ней, а значит, и с ним, всё будет в порядке… снова задремал, забылся на солнышке, и во сне крепко её обнимая, вконец утомлённый неопределённостью и странностью их положения, измученный долгим страхом за неё и просто – зверски уставший…

На этот раз ему снилось, что это не он, а его обнимают, покачивая, баюкают в больших, таких тёплых и ласковых, родных ладонях…

Она не стала его окликать – он так долго не спал… Убедилась, что всё спокойно, Бен цел и невредим, вокруг, кроме беспечных рыб, никого – и заснула настоящим, целебным сном.

Повинуясь приказу, кибер захлопнул люк, и ещё целых три дня флайер болтался на поверхности океана, вверенный воле ветра и волн.

63. Джей

Никогда прежде Джей не замечал, какими, оказывается, выматывающе долгими и мучительно пустыми могут быть дни, не говоря о ночах, если они отравлены ожиданием и неизвестностью. Его жизнь отродясь была если не весёлой, то увлекательной, времени вечно не хватало, годы учёбы оправдались востребованностью на лучшей в мире, рискованной, но захватывающе интересной и потому любимой работе (недурно, к тому же, оплачиваемой), периодически – вовремя – прерываемой отдыхом, пусть иногда и на госпитальной койке… будущее всегда было приблизительно распланировано и обеспечено продвижением по службе, женщины его любили, друзья дарили верностью и искренней привязанностью… Начальство и то жаловало.

Нет, он не сожалел, что встретил Миль – жизнь попросту наполнилась её присутствием, расцветилась невозможным, не став ни в тягость, ни в досаду. Он научился баюкать и холить свою печаль, находя радость в осознании того факта, что Миль где-то есть, что ей хорошо, и что он всегда может её увидеть, поговорить, сделать для неё что-то, чему она обрадуется… даже обнять её – может. Не говоря о том, что бывал допущен в триединство – а это лучше всякого секса. Даже если забыть, что Миль вывернула наизнанку его представления о том, что в этом мире нормально, а что странно – теперь он смотрел на окружающее, помня, как поражалась она дивно окрашенным лепесткам вот этих цветов… Что вот этот узор ей бы точно понравился… что в такой дождь она любит бегать босяком по лужам… Что платье вон на той девушке сделано по её эскизам…

Он быстро смирился с тем безжалостным фактом, что она проводит ночи не в его постели. Подумаешь… Лишь бы ей было хорошо. Он ведь тоже спит не с ней. Хотя уже и не раз получал по морде, в самый неподходящий момент забывшись и назвав млевшую в его объятиях женщину совершенно неподходящим той именем… Зато эти пощёчины быстро отучили его звать своих кисок вообще какими-то именами – а только феями, лапочками, солнышками и конфетками…

Он не загадывал далеко – просто жил. Пока с ней всё было хорошо. И только когда этот мир перестал быть для неё хорош, для него всё стало плохо.

Друзья-соратники превратились в её потенциальных обидчиков. Любимая работа стала обузой и наказанием. Родной Город превратился в угрозу и ловушку… Дни шли, а Джей всё ещё ничего не знал ни о Бене, ни о Миль. Ходил на службу, выполнял обязанности – просто по инерции, не видя смысла в своих действиях. Получив перевод из диспетчеров в адьюданты, искренне удивился, как будто не знал, что дело давно к тому и шло.

Так что, оказавшись перед выбором – мучиться дальше безвестностью или использовать служебное положение в своё личное благо и получить всю возможную информацию о Миль и Бене, он недолго колебался.

Порой, если некто нас хранящий не дремлет, толика неудачи оборачивается своей противоположностью. Когда Джей уже увяз по уши в системе, началась внеочередная проверка, и выйти совсем бесследно и быстро не получалось. Выходишь быстро – остаются следы. На то, чтоб выйти, всё аккуратно за собой подчищая – требуется немного больше времени, чем у него имелось… почти впритык. Выбрав средний вариант, он едва успел выскользнуть незамеченным, наследив совсем немножко… и только потом задумался, почему, собственно, позволил себе такую небрежность. Несколько минут углублённого самокопания – и вывод удивил его самого. Не иначе, где-то в душе он желал, чтобы его схватили за руку. Или не прямо за руку, неважно – но чтобы непременно со всеми вытекающими…

Обычно на следы его неряшливости никто бы и внимания не обратил – до очередной проверки как минимум. Но времена были не те, что прежде, проверки следовали одна за другой не только по расписанию, а и по велению параноидально чуткой натуры Шефа Отдела Информации, который не чурался принимать личное участие в рутинной работе своего отдела. Так что, если б даже кто-то и не то, чтобы схалтурил, но просто упустил некий почти несущественный нюанс, отклонение от протокола, сочтя его допустимой девиацией в пределах нормы, то в этот раз Джею просто не повезло, и начальственное око его шефа оказалось не только бдительным, но и соколиным. В тот же час весь не такой уж многочисленный личный состав смены подвергся проверкам и допросам, в результате которых круг подозреваемых сузился до четырёх человек. А поскольку в их число входил Джей, то Стан, не колеблясь, отбросил остальные три кандидатуры. Слишком заинтересованным лицом был Джейвен Линоки. Кому и зариться на запретные сведения, как не ему.

А Джею стало совершенно уже наплевать, поймали его на несанкционированном проникновении или нет. Ну что ему сделают? Взыскание объявят? Понизят в должности? На год?! Да хоть совсем увольте. Зато он теперь знал, что с Миль всё более-менее в порядке, хоть и досталось ей, конечно… И Бена они благополучно потеряли, из чего Джей небезосновательно вывел, что тот находится не абы где, а рядом с женой. А если они-таки вместе, то скоро покинут Город…

Тут домашний кибер переслал ему долгожданную коротенькую шифровку без подписи – три заветные цифры: «братья» загодя договорились, что тот, кто найдёт Миль первым, увезёт её из Города, сообщив об этом другому простенькой шифровкой. Шифр действительно был прост: разделили карты пригодных для обитания земель на сектора, в которых можно было при необходимости укрыться, и пронумеровали в произвольном порядке. Полученный Джеем набор цифр извещал: вариант «0» – срочная эвакуация, для укрытия выбран район под номером 9, ну и «2» означало, что их было наконец-то двое…

И Джей сначала тихонько захихикал, а потом и захохотал в голос: он знал теперь больше Контроля и Десанта, вместе взятых. Знал, где искать бедовую парочку. Теперь главное было – сделать так, чтобы об этом не узнал, не к ночи будь помянут, его многомудрый шеф… На этой светлой мысли Джей и перестал ржать. Ибо получил от упомянутого шефа вызов и поспешил предстать пред ясные очи начальства.

Ясные-то ясные, но довольно суровые: узрев своего адъютант-секретаря, Стан оторвался от работы, молча выслушал его бравый рапорт, откинулся на спинку кресла, и довольно долго с явным неудовольствием разглядывал замершего у порога Джея. Обычно подчинённые под таким пристальным вниманием грозного Стана робели, начинали судорожно припоминать, в чём провинились, прикидывать, во что им обойдётся та или иная провинность – и в прогнозах своих ошибались редко. Но Джей сию традицию вполне удачно похоронил: он в ответ глазел на своё непосредственное начальство не только нахально, но даже и весело, прикидывая про себя, как бы так поудобнее выбрать момент для подачи рапорта об отставке.

Умные холодноватые глаза Стана вдруг чуть сощурились в усмешке, и он сказал:

– Не выйдет.

– Что… не выйдет?! – растерялся Джей – слишком уж созвучной его мыслишкам оказалась реплика Стана.

– Я говорю – ничего у тебя не выйдет, сынок, – снова, на этот раз пошире, усмехнулся Стан. – Ты ведь, держу пари, собрался уйти в отставку?

– Так точно, шеф. Как вы догадались? – изобразил крайнее изумление Джей. На самом деле от растерянности его давно не осталось следа: не надо быть семи пядей во лбу, чтобы, имея на руках все данные о Джее, сделать вывод о его намерениях.

– Ну, обижаешь, мальчик. Я всё же твой Шеф, не забыл? Что тебе остаётся после такой выходки?

– Какой именно?

– А, ну да – ты же не впервые безобразничал на рабочем месте… Но на этот раз ты был так груб и нерасторопен, что просто срам. И не огорчай меня враньём, что это не ты! Если тебя не застали на горячем, то это не значит, что ты этого не делал. Глупо было так попадаться, а, Джей?…

– Так точно, шеф!

– Рад слышать. Да ты присядь, разговор будет долгим… – подождал, пока Джей воспользуется приглашением. – А нельзя было просто обратиться ко мне… Разве что… ты нарочно подставился, да? – Стан склонил голову, глядя на Джея с интересом: – Чтобы уволили с гарантией. Остроумно, почти гениально.

– А что – вы бы мне рассказали всё, что я хочу знать, да? – усмехнувшись, перебил его Джей. – Вот так бы просто и выложили? – по Уставу он вёл себя недопустимо, но, и вправду твёрдо решив уйти в отставку, открыто напрашивался на неприятности.

Стан только брови поднял. Соединив пальцы рук в замок, подпёр ими подбородок. Взглянул укоризненно и одёрнул Джея:

– Не надо хамить. Отставки ты не получишь, даже если наделаешь ещё больше глупостей. …Но вернёмся к интересующей нас обоих теме. Конечно, всего я бы тебе не поведал. Но кое-что об этой твоей девушке ты бы узнал. Кое-что сверх того, что хранится в отчётах.

Джей замер. Стан, мстительно держа паузу, встал, прошёлся по кабинету, остановился у окна, глядя на расстилающиеся до горизонта заросли.

– Смею заметить – твой выбор делает тебе честь. Действительно, безупречной красавицей её не назовёшь, но малышка стоит того, чтобы за неё драться. Как это ты уступил такую?… Я говорил с ней несколько минут. Очень примечательный тип личности…

– Давно вы её видели? – осмелился спросить Джей.

– Не очень.

– А с ней… всё в порядке?

– Не знаю, как сейчас, а тогда она явно искала неприятностей. У неё отменная способность создавать сложности как себе, так и окружающим.

– Надо понимать, что сейчас сложности испытывает Контроль?

– В общем, да, – и впился взглядом в Джея: – А что тебе об этом известно?

– Мне? – Джей невесело усмехнулся. – Мне известно только, что вам об этом ничего неизвестно.

– Возможно, возможно, – Стан отвёл от Джея взгляд, вернулся в кресло, и оттуда принялся опять изучать своего адъютанта, так стремящегося стать бывшим. – Кстати, если что-нибудь о ней узнаешь, извести меня, хорошо?

– Я подумаю, – осторожно ответил Джей.

– Подумай, – согласился Стан. – А о твоём друге Беннаре Рэгхазе ты что-нибудь знаешь?

– Примерно столько же, сколько и вы, шеф. Пропал куда-то, не звонит, не приходит. Мало того, что Миль… Мэллин потерялась, так теперь и о нём беспокойся.

– Ну, о нём, я думаю, особых оснований беспокоиться нет, не так ли? Очень шустрый малый. Говоришь, даже не звонит?

– Нет, шеф. Не звонит, – почти честно ответил Джей. А что – не считать же полноценным звонком невразумительное сообщение из трёх цифр… которое бывшие коллеги, похоже, уже отследили… вот и пусть попробуют теперь разгадать. «И отставки мне не видать, да? – сохраняя спокойствие, зло думал Джей. – Ладно… только бы тут не заперли, только бы из здания выйти… оставлю я вам о моей особе самые тёплые воспоминания…»

– Да, кстати, как у тебя с планами на ближайшие дни? – осведомился Стан.

– Да знаете ли, отдохнуть собирался… по Городу прогуляться… Фестиваль скоро закончится, а я его ещё и не видел в этом году, – Джей уже понял, что метаться поздно. И оказался прав.

Стан утешил:

– Ничего и не потерял – неважный на этот раз Фестиваль. Посмотришь следующий. А в ближайшее время ты мне будешь очень нужен. Планируется одна крупномасштабная операция, каждый человек на счету…

– Но, шеф… как же моя отставка? – робко вякнул Джей.

– Подождёт твоя отставка неделю-другую, – отрезал шеф. – Никуда не денется. Я сказал – ты мне нужен, – голос Стана громыхнул металлом. И тут же металл тронула кислота язвительности: – А что – чувствуешь себя усталым? Странно – ты же недавно из отпуска. Ну хорошо – я сейчас распоряжусь, сегодня же заглянешь к медикам, быстренько пройдёшь ускоренный восстановительный курс… Ты мне нужен здоровым и полным сил.

И Стан вернулся к свои документам…

«Попался, – закипал Джей. – К медикам, значит. Ну-ну, пусть ещё разок осмотрят… Миль упустили, до Бена не добраться, на мне отыграться надеются… Ну, пусть…»

На самом деле спокоен он не был. Из уворованной отчётности он знал, что именно нашли и чего не сумели отыскать славные городские медики в организме Миль. Если они провели аналогии и теперь возьмутся теми же методами за него самого – кто знает, до чего они в конце концов докопаются…

И удрать ему, похоже, вряд ли удастся.

– Шеф, я могу идти? – поднялся Джей.

– М?… – Стан оторвал от работы взгляд. – Нет, дружок, посиди, подожди. Я вызвал для тебя сопровождающих из Медцентра. Они тебя и проводят.

Джей осел, как подрубленный. Руки сами сжались в кулаки. Арест, вот что это такое.

– Да нет, сынок, это вовсе не то, что ты думаешь, – успокоил его Стан. – Хотя тебя и стоит посадить под арест. И даже карцер бы не помешал. Но сейчас это не арест. Просто Медцентр сменил адрес, вот и всё. Расслабься, – и Стан с удовольствием пронаблюдал за реакцией Джея на эти слова.

Окоротив свою злость, и, скажем так – отложив её про запас, Джей смирно дождался «сопровождающих», отсалютовал Стану, чётко развернулся и вышел.

Он, разумеется, не мог знать, какие указания насчёт него получили медики, но относительно версии о «курсе восстановления», подброшенной ему Станом, не заблуждался. Что такое этот самый курс, он знал отлично, так как проходил его не единожды – а то, что делали с ним теперь, на «курс» ничуть не походило.

Убивать его Контролю было абсолютно незачем, а применять методы дознания ещё рано – Джей не совершил ничего особенно непоправимого. Да и не было у начальства уверенности, что Джей знает о госпоже Рэгхаз нечто сверх выуженного им из её досье. Ну друг он Беннару, ну сохнет по его жене… Зато он находился под плотной опекой с самого момента побега Миль из клиники, и с тех пор они не виделись, все его переговоры с Беном фиксировались, и в них не нашлось ничего интересного… Правда, не удалось прослушать ни одного их разговора ни в доме Рэгхазов, ни в квартире Линоки, равно и в машинах обоих приятелей… Ну так то – вполне обычная, излюбленная мера предосторожности горожан, денно и нощно соревновавшихся с властями за право владеть тайной личной жизни… Своего рода ещё одна народная забава: правила неписаны, средства неизвестны, результат непредсказуем…

Короче – пока Контроль лишь условно связывал всех троих в один узел. Джей представлял собой особый интерес ещё и потому, что, как полагали, он единственный побывал в зоне оставшегося неизученным свечения, более покуда никак себя не проявившего. Изменения в его организме могли представлять определённую научную ценность, будь они обнаружены…

Поэтому Джей провёл немало неприятных часов в руках медиков. Само собой, его раздели донага, распяли на диагностическом ложе биосканера какой-то новой конструкции и со всем усердием принялись выжимать из него всё, что можно выжать из живого человеческого тела…

Джей сперва молча сносил эти надругательства, потом начал костерить, на чём свет стоит, всё своё начальство вкупе и поимённо, да так вдохновенно и изобретательно, что послушать его собрался весь свободный (и занятой тоже) медперсонал… а также и кое-кто из Десанта.

Наконец сквозь очарованную его словотворчеством толпу пробился Стан, послушал-послушал, зыркнул вокруг, как клинком резанул – народ мигом рассосался, будто ветром сдуло – и, дождавшись паузы, обратился к делавшему вдох для очередной тирады Джею:

– Ну ты смотри, как на пользу пошли тебе старания медиков! Какой дар красноречия прорезался лишь оттого, что они задержали тебя немного дольше, чем ты привык. Право, ты бы должен их благодарить…

– Я поблагодарю, – перевёл дыхание Джей. – Вот как только они меня отвяжут… Так и поблагодарю. И вас заодно… шеф. И – я подаю в отставку прямо с этой минуты! Тут полно приборов, способных зафиксировать мой устный рапорт! Вы не можете меня больше задерживать!

– Могу. С момента подачи рапорта ты по Закону должен мне ещё целую неделю. Чтобы я мог подыскать тебе достойную замену. И будь любезен отработать эту неделю добросовестно.

Джей взрыкнул:

– Хорошо – но не в качестве подопытной крысы! Ещё неделя и катитесь лесом к едреней фене! Вместе с Законом!

Уже повернувшийся, чтобы уйти, Стан обернулся:

– До чего всё же интересный оборот… Где только нахватался, – и с удовольствием повторил: – «К едреней фене», я правильно расслышал? Не потрудишься объяснить, что конкретно это значит?

– Как только отслужу последнюю неделю, Стан… так и быть, поделюсь с вами точным значением как этого, так и некоторых других адресов.

– Жду с нетерпением. Хотя я уже и так догадываюсь, что места дислокации у них окажутся общими…

Завершив экзекуцию, почитаемую ими исследованиями, медики, хотя и наскоро, но добросовестно протащили-таки Джея через обещанный курс восстановления, после чего, совершенно отупевшего и, от такого количества душевного к себе отношения, здорово измочаленного, одним едва забрезжившим, злющим с недосыпу утром возвратили адъютанта-секретаря его шефу. Отупение под действием закачанных в недра организма снадобий постепенно стаивало, обнажая непочатые залежи хорошо выдержанной здоровой злости. Порог кабинета Стана Джей переступил заметно вздрюченным. И тут же обнаружил перед собой нечто для этого кабинета новое: стол, накрытый, чтобы не соврать, самое малое на отделение крепких и неделю не кормленных бойцов… стульев, правда, наличествовало всего два.

Поджидавший адъютанта Стан приглашающе повёл рукой:

– Ну, вот и ты. Садись и ешь. Надеюсь, аппетита от общения с медиками ты не утратил.

А поскольку ради чистоты эксперимента дотошные медики пациента предусмотрительно не кормили, упрашивать Джея дважды не пришлось. Злость его сговорчиво посторонилась, пропуская пищу… и сторониться ей пришлось долго и все дальше…

Стан, мелкими глоточками прихлёбывая что-то горячее из крошечной полупрозрачной чашечки, наблюдал за ним с явным одобрением. Еда исчезала с тарелок с немыслимой скоростью и в угрожающих количествах, заставляя заподозрить, что Джей вознамерился создать в глубинах организма стратегический запас, и начало сему благому делу решил положить прямо тотчас. Злость его, задавленная такой массой еды, пребывала в глубокой коме и опомниться скоро не обещала. Оно и хорошо – без неё делать глупости и совершать сомнительные подвиги стало как-то несподручно…

– Жаль, что ты нас покидаешь, Джей, – вздохнул Стан, крутя в руках хрупкую на вид чашечку. – Честное слово. Мне казалось, мы хорошо сработались. Тебя ожидала неплохая карьера.

– Благодарю, но почему-то это вдруг перестало меня интересовать, Стан, – откровенно ответил Джей. – Сам удивляюсь. Но я молод, здоров, а мир велик. Осталось понять, чего мне хочется.

– Боюсь, ты нигде не будешь так точно ощущать себя на своём месте, как в Десанте, парень. Уж поверь – я-то тебя знаю лучше, чем ты сам…

Джей пожал плечами. А почему он должен был не верить своему Шефу. Тот действительно с самого колледжа вёл его по ступеням служебной лестницы едва не за ручку. Но иногда приходит время для собственных, пусть невыверенных, поступков с неоднозначными последствиями.

– Я благодарен вам, Стан. Это были хорошие годы.

Он был, наконец, сыт. Деликатно спрятав отрыжку в салфеточку, благовоспитанно промокнул губы, и только тогда обратил внимание на посуду, которой был сервирован стол. Тихонько стукнул кончиком ножа по опустевшей чашке – в воздухе надолго повис нежнейший звон…

– Удивительно… Из чего это сделано? – спросил он, разглядывая изящную роспись – золотом по глубокому синему тону.

– Древний фарфор, – гордо, с удовольствием коллекционера, пояснил Стан. – Этот сервиз ещё до Удара был большой ценностью. Фарфор, Джей, изготовлялся из белой глины пополам с кварцевым песком и полевым шпатом в равных долях. Технология изготовления сохранилась в документах, но живое искусство, тайна его создания – утрачена: человечество более не чувствует в нём особой нужды, – Стан с грустью наблюдал за Джеем, восхищённо рассматривавшим тонюсенькую стенку чашки на свет – та просвечивала просто волшебно. – Ныне всё заменили синтетики и композиты.

Джей осторожно вернул чашку на блюдце и молвил тихо, будто про себя:

– Ей бы определённо – очень понравилось…

– Не сомневаюсь, – кивнул Стан, будучи в курсе, для кого Джей одно время вдруг бросился скупать древние предметы искусства, сейчас понемногу покрывавшиеся пылью в его квартире… – Однако, нам пора. Самое время занять пост.

Джей, не спросив, что за пост, чувствовал общее нарастающее напряжение, утренним холодком понемногу проникавшее и в его душу. Всё-таки эти люди и эта система долгое время были его семьёй. От молчаливой расторопности затянутых в боевые доспехи серьёзных парней вокруг, их спокойной готовности выполнять взятые на себя обязанности, мелькания почти родных эмблем, краткой чёткости приказов, строгой красоты готовых к старту боевых машин, от сдерживаемой до поры мощи в общем рокоте их прогреваемых двигателей – против воли от всего этого в крови знакомо взбурлил адреналин, и тело почти на автомате подчинилось царившему вокруг ритму, как боевой конь, привычно следуя зову долга, въевшемуся в клетки.

А потом он увидел, сколько людей и машин участвует в операции, и отчего-то сердце его нехорошо ёкнуло: таких ресурсов на его памяти не задействовали ещё ни разу. Даже когда на Периметр поползла непонятно с чего расплодившаяся масса ядовитых насекомых. Даже когда очередная буза в Городе вышла из-под контроля Патруля и тот запросил поддержки… Даже когда Дикари одного из Племён, возмущённые полной ликвидацией своей школы, санкционированной Медсоветом под надуманным предлогом, не желая отдать детей, набросились на десантников – и тогда обошлись гораздо меньшими силами.