Текст книги "Чужого поля ягодка"

Автор книги: Карри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 40 страниц)

36. Опустошённость

…сны были беспорядочной пёстрой колготнёй чего-то бессмысленного… скучного… бестолкового…

… потом стало сниться, что она рассматривает себя со стороны. Странно так, чужими глазами. Как будто она – мужчина, сидящий за пультом и его руками нажимает всякие кнопки, что-то регулирует, чем-то управляет… Ага – следит за пульсом и прочими показателями вон той неподвижной бледной куклы, спрятанной внутри сложной системы.

Видела сероватое лицо… собственно, это и было – её лицо.

Видимо, она вела себя как надо, эта кукла, потому что Миль внутри мужчины за пультом была за себя спокойна. Но вот на пульте что-то изменилось, руки мужчины запорхали над клавишами…

Миль открыла глаза, поморгала, глядя перед собой. Увиденное понять не получалось.

Где она находится, что происходит… Глаза моргают, значит, они есть. А кроме глаз? Тело есть? Если и есть, то никак не ощущается – ни дыхания, ни прикосновений к коже. Лежит она или сидит, а может, висит? Руки-ноги где, почему ничего не шевелится?

Перед глазами мелькнуло и пропало чьё-то лицо с внимательным взглядом. Эй, ты куда!

Зато ничего не болит. А если вздохнуть поглубже? Не выходит… Как так?! Это что – ей просто нечем дышать, что ли?! Паника подкатила волной…

В поле зрения опять появилось то лицо, губы на нём зашевелились, и Миль разобрала:

– Успокойтесь, пожалуйста, сейчас всё будет в порядке. Не надо волноваться. Вы немножко нездоровы и находитесь в клинике.

А, так это его глазами она смотрела на себя во сне. Или это был не сон? Почему она в клинике? Что значит «немного нездорова»? Ответов не было. «Придётся подождать», – вздохнула она и обрадовалась: ага, получилось! Значит, тело всё-таки имеется! А вот и мурашки по коже… вздрагивают руки и ноги… Всё на месте!

И в голове проясняется… Она даже хихикнула над своими страхами. Однако, как приятно ощущать, что твоё тело при тебе. Вот же, лежит, укрытое чем-то тёплым и мягким, дышит, можно потянуться, руками что-то сделать, пальцы на ногах поджать…

Головой повертеть… какое же всё вокруг слепяще-белое – просто сливается в неразличимый фон…

А над головой-то, оказывается, прозрачная крышка. Которая как раз сейчас разъехалась… знакомо так. И ложе под спиной приподнялось до положения полулёжа.

Белая комната и… Ну точно – тот самый пульт, а дальше прозрачная стена, но за ней темно, ничего не видно.

Большая штука, в которой Миль лежала, как в пенале, отодвигалась, открывая тело… А, ну да – большой диагностический биосканер это называется. Значит, точно клиника. Зачем она здесь? У неё ничего ведь не болит. Только какая-то слабость во всём теле, лёгкость… пустота. Поднять руку удаётся с трудом – рука странно так мотается из стороны в сторону… Белый кружок на запястье – индикатор… с красной каймой. Чего-то на руке не хватает… Браслета нет. Брачного браслета!

И сразу всё встало на место. «Весёлый Дракон», такси, сбитое чем-то, обрушившимся сверху, кувырок на тротуар через дыру в борту… цоканье каблучков… и пинки в живот…

Миль в страхе прижала руки к животу, позвала малыша и… с ужасом поняла – никого там больше нет. Тоска схватила сердце тяжёлой лапой, не давая дышать, потемнело в глазах… пропали все звуки, весь мир пропал. Напрасно окликал её медик – она смотрела на него, не видя.

…Ты меня больше не позовёшь, не спросишь, люблю ли я тебя… мой маленький, тебя больше нет, тебя убили. Ты так и не увидел солнышка, неба, тебе не дали родиться… Вот почему внутри так пусто. Ты ушёл из меня – и меня стало вдвое меньше. Бедный мой малыш…

А ведь и Бен вовсе не от радости плакал… Как же я не распознала, милый, какие это были слёзы. Верно, ты что-то понял ещё тогда, да сделать ничего не смог. И ты не виноват, что всё вышло так плохо…

Пациент скорее жив…

В руку кольнуло – она открыла глаза: инъектор на гибком шлаге что-то впрыснул в вену и уже уползал обратно в своё гнездо. Медик легонько, ласково похлопал её по руке – она руку отдёрнула… но тут же забыла, почему.

Медбрат мягко успокаивал:

– Это необходимо, госпожа, сейчас вам станет легче.

О чём это он?… Тяжёлая лапа, сдавливавшая сердце, разжалась, отпустила… Почему текут слёзы?

Медбрат вытер ей лицо, заставил высморкаться. Поднёс к губам чашку с чем-то тёплым, но жидкость не желала вливаться в глотку. Тогда он вставил ей в рот какую-то штуку, и жидкость потекла прямо в пищевод…

– Во-от та-ак, – приговаривал он, – а теперь поспим…

И она заснула. Приходили Бен и Джей, посидели у постели, подержали за руки. Они приходили каждый день. Но никак не могли застать её бодрствующей.

Нет, медики её не обижали. А тот, которого она увидела первым, так вообще дежурил, кажется, круглые сутки – как Миль ни проснётся, он всегда тут как тут, причёсывает, умывает, кормит. Катетеры вставляет, подмывает, подтирает. Ногти подстригает. Даже педикюр как-то ей сделал. А почему нет, когда пациентка лежит и не вякает. То есть, иногда вякает, но больше ничего не может.

Этот медбрат, наверное, был заботливей прочих. И уж точно разговорчивей. Введя ей утреннюю дозу, он болтал без умолку, и обычно об одном и том же. Миль даже сомневалась в его нормальности. Но местное начальство, кажется, было им довольно.

…– Вам теперь надо поправляться, госпожа, набираться сил. Старший врач велел сразу сообщить вам, что вы не должны отчаиваться: вы ещё можете иметь детей. Мы все рады, что вы не очень пострадали… Правда-правда, госпожа, это такое счастье! Вам так повезло! У вас очень крепкий организм, вы знаете это? Удивительный организм! Просто странно, что у Дикарей рождаются такие уникальные дети! Что вообще у них дети рождаются…

Как он ей надоел – не выразить. Ему неважно было, что с ним не разговаривают – главное, что его слушали. Он заливался соловьём и днём, и ночью. Увидев его, Миль закрывала глаза и отворачивалась – а что ей ещё оставалось.

Они, видите ли, рады… Проклятый Город.

Миль смутно понимала, что с нею поступают как-то неправильно, нехорошо. И начала противиться. Единственное время, когда она что-то могла – во сне, перед самым пробуждением. Отдохнувший и ещё незатуманенный снадобьями мозг был свободен, он легко проникал и в разум человека, и в потроха местного кибера, ответственного за работу биосканера, в котором уже который день жила Миль.

Единственное, что было во всей этой подлой ситуации хорошего – тоска по малышу не то, чтоб уменьшилась… но стала привычной, а значит – терпимой. И Миль научилась сдерживать её, особенно в присутствии здешних диктаторов в белом.

Первым делом она поставила себе задачу уменьшить дозу вводимого ей вещества. Как бы оно ни называлось, оно её не устраивало. Компьютер здесь оказался не чета домовому, и посложнее, и поупрямее – столько защиты в него понапихали, что он порой сам от себя шарахался, все команды проверял и перепроверял, протоколы постоянно сличал с эталоном. Миль отрастила совсем-совсем тонюсенькое ментощупальце, и ввела его в поле системы как могла невесомо… Но этот параноик немедленно заметался в поисках вторжения и устроил поголовную самопроверку, переключив пациента на резервное управление. А вот пока он занимался самокопанием, Миль вошла в мир дублёра, откуда и заставила его пересмотреть назначения и предписания. Для начала ненамного, чтобы дежурный медбрат не заметил, и не метнулся выяснять у лечащего врача, что да как. А кроме того, надо было выяснить, есть ли поблизости люди, с которыми можно «договориться»…

Поправки скоро сделали своё дело: Миль стала почти адекватной и смогла написать врачу – почему её держат в растительном состоянии?! Оказалось – кто-то напутал, врач такого указания не давал, и немедленно в всём этом разберётся. Присутствовавший болтливый медбрат – Миль так не узнала его имени – при этих словах заметно побледнел и как-то потерялся… Причём, потерялся буквально: пропал из пределов бокса, и больше Миль его не видела.

Вторым вопросом было – может ли она уже повидаться с мужем. Врач очень удивился: муж навещает её каждый день! Вот и сегодня он звонил сказать, что будет в обычное время. Миль от радости чуть не выскочила из обрыдлевшего биосканера. Радости не убавила даже угроза отменить посещение, если пациентка не станет кушать, как положено выздоравливающей.

– Ну, мы договорились? Вы будете кушать?

Миль закивала так, что голова едва не заболела. А аппетит, надо сказать, после отмены всей той дури вернулся, и просто зверский – молодой, сильный организм наперекор всем горестям хотел жить и требовал своё…

Ну и напоследок она спросила о выписке – когда уже она сможет покинуть сие заведение?

Лечащий врач, упорно глядя куда-то в сторону, на приборы, принялся убеждать, что выписываться ей ещё рано, она ещё слаба, и надо бы понаблюдаться, окрепнуть, и разве дома ей смогут обеспечить такой замечательный уход, как здесь, вот прямо с завтрашнего утра начнутся назначенные ей восстановительные физиопроцедуры, укрепляющие упражнения и прогулки, и уже можно пользоваться компьютером, вы ведь любите играть? Работаете? Вот и пожалуйста, сколько угодно.

А до сего дня гулять и развлекаться, было, видимо, необязательно, мрачно думала Миль, глядя, как врёт и выкручивается медик. В общем, выписывать её явно не собирались.

Не помогла даже просьба мужа – Бен страшно обрадовался, застав её, наконец, бодрствующей. Двуединство (Джей уже вышел на службу и больше не мог навещать её каждый день) помогло выздоровлению больше, чем все процедуры, а кроме того, разделённое на двоих горе переносить всё-таки не так тяжко…

Обещанные прогулки оказались идиотской болтанкой от стены к стене по дорожкам небольшого зимнего сада, и Миль чувствовала себя ужасно глупо, статуей восседая в медленно ползущем робокресле под присмотром медбрата… Свой телкомм она никогда с собой не носила – да и зачем, когда Бен всегда был рядом, а другого ей никто здесь не предложил – «дабы не создавать помех оборудованию»… Работать ей не работалось, пустые здешние телепередачи шли в записи и в лучшем случае просто создавали некий фон, вообще никак не цепляя внимание, а новости ей смотреть не разрешали – «чтобы вы не расстраивались», процедуры проводились под какой-то анестезией, разве что массаж на что-то годился…

Извините, но от такой жизни начинаешь как минимум тупеть. А Миль, например, заводилась всё больше.

Экскурсии врачей к её ложу стали подозрительно частыми. Шёл пятый день выздоровления. Она теперь больше бодрствовала, её только два раза в день принудительно усыпляли (причём – не медикаментами) – после обеда и рано вечером, будили поздним утром… Миль копила раздражение, дав себе задание разобраться, как они это делают. И на шестое утро проснулась сама. Рано, часов в шесть утра, она открыла глаза и узрела вокруг себя целый консилиум.

На серьёзных ликах медиков отразилось замешательство.

– Почему её разбудили так рано? – спросил кто-то. Ему ответили:

– Никто и не будил, по графику ей положено спать ещё четыре часа. Что случилось, госпожа? Почему вам не спится? – обратились к ней.

Миль пожала плечами, едва сдерживая ликование – что, не по-вашему, да?! – как бы с перепугу не усыпили опять. Чтобы не отвлекаться, закрыла глаза, сосредоточилась. …Ну точно: что-то извне опять вторгалось, давило на сознание, затормаживало, подстраивало под свой ритм…

«Ну не сволочь?!» – возмутилась она. Проверилась – самочувствие было отличным, дурью её больше не травили, внутренний резерв достаточно полон – и встряхнулась внутренне, мобилизовала волю, расправила свою дремавшую силу, которой до поры не давала раздышаться из опасения начудесить и быть обнаруженной. А ещё – она втайне надеялась, что, если будет паинькой, то ей позволят просто жить в этом мире, как все здесь живут… но не вышло – и с гибелью малыша таких наивных иллюзий у неё больше не осталось. Этот мир оказался слишком кровожадным и трусливым. Что ж, я старалась быть белой-пушистой…

Теперь можно и открыть глаза.

А рожи-то у вас, господа, шкодливые… Ишь, жадность и нездоровый интерес написаны просто открытым текстом. Ну-ка, ну-ка…

…Ничего человеческого вы ко мне не испытываете, только любопытство исследователя. И жалости в вас нет. И уважения не заметно.

А что так-то, а?…

…Внешнее воздействие усиливалось, стараясь пробиться, проникнуть, подчинить… Глаза у господ медиков прямо на лоб лезут – «пациентка» имеет наглость сопротивляться, и сопротивляться успешно!

Это уже не воздействие, это пресс… Давит без оглядки… А если раздавит, а, господа?!

Ну, хоть кто-то! Остановите этот процесс! …Вдавливается по-хозяйски, командует, замедляет пульс, уреживает дыхание… То есть должно уреживать, замедлять, подавлять.

Аж нехорошо как-то. Сознание аж плывёт… Ну, почти.

Миль локализовала в себе чужое, отделила от себя и вышвырнула прочь. Да с силой, с таким напором, что в приборах вокруг что-то затрещало, защёлкало, затлело – резко запахло плавящейся изоляцией, с разных направлений поплыл едкий дымок.

Добрых докторов охватили разброд и метания. Всем стало как-то не до неё.

– Замыкание в трёх ведущих блоках! Ведущий компьютер сдох… э-э… отключился!

…Освободившееся из-под гнёта сердце Миль на целую минуту заторопилось, сбилось с ритма; её попеременно бросало то в жар, то в озноб, пробило обильным потом… Очень неприятно. Но терпимо. Это всё настройки биосканера. А ну – отключить всё!!

Перехватив управление аппаратами, оставшимися без присмотра компьютера, заставила биосканер открыть крышку, отсоединить все службы, отвести блоки… Чувствуя себя ракетой на стартовом столе… Медленно, медленно, не спеша – это и так не самая приятная процедура, а если её ускорить, то будет ещё хуже.

Ну вот, руки… торс… ноги… свободна. И нага. Некоторые датчики были вживлены, и остались маленькие кровоточащие ранки. Плевать, мелочи… Зато уже можно выпростаться из тесного чрева этого гроба на колёсиках.

Миль села, с удовольствием озирая суету, и промакивая покрывалом пот и пятна крови. Собственная нагота её почему-то больше не смущала.

…Так, что там, на чём мы остановились? А, да: за что ж вы меня, господа так… э, недолюбливаете? Я ж вроде ничего плохого не сделала? Ну-у? Кто ответит?

В ментополе царили лёгкая паника и недоумение.

Кто-то, наконец, обратил внимание, что она сидит почти голышом, кутаясь в лёгкое покрывальце, и заметно мёрзнет. И, пожалев её, нарыл в стенном шкафу пакет, разорвал упаковку и протянул пациентке стерильный форменный комбинезон:

– Наденьте хоть это, пока тут всё не починят…

Обращение он опустил, отметила Миль. Но одним комбинезоном благодетель не ограничился, проявил если не человечность, то профессионализм: отыскал набор первой помощи и молча обработал её ранки. После чего помог залезть и упаковаться в явно великоватую для неё одёжку, подогнал рукава и штанины. Оглядел критически:

– Пока сойдёт.

«Спасибо, – поблагодарила Миль. – Ты на сегодня единственный, кто действительно оказал мне какую-то помощь».

Мужчина рассеянно кивнул.

Это что – он услышал её?! А ведь и правда – услышал! Но, занятый своими невесёлыми мыслями, не обратил внимания, что ему ответили не обычным способом. Как интересно…

Миль быстро его проверила: менто в зачаточном состоянии, никогда раньше парень им не пользовался, да и не мог, он и её бы не услышал, не будь она так взбудоражена, что транслировала менто излишне энергично. А голова у тебя, парень, не болит? Ага, есть такое: вон, и лоб трёт, и морщится, и в шкафчике что-то ищет… Медики – они вообще люди грамотные, головную боль не терпят сами и другим не советуют.

Учтём. И проверим остальных… Полагающих себя непогрешимо нормальными.

Результат прощупывания не порадовал: излучать-то они все помаленьку излучали, но вот восприимчивых нашлось только парочка, включая первого. Что ж, и то хлеб. Зато уж эти двое примут её волю как свою, причём, не заподозрят ничего странного. Следует только приказ отдавать помощнее и впечатывать его чуть поглубже, а не на поверхность – чтобы исходил как бы изнутри… Значит, ты: доставишь мне нормальный завтрак – без добавок и прочих сюрпризов! – и приличную одёжку-обувку… А ты: сообщишь Бену, что меня можно и нужно отсюда забрать. Немедленно!! И потом просто будь пока поблизости!!

Оба аж присели, получив такой ментопосыл. Но тут же очухались и бегом отправились выполнять – как им казалось – желание своей души. Вероятно, она немного перестаралась с силой приказов, но у неё были основания гневаться: оба участвовали в исследованиях… – Миль содрогнулась – …в исследованиях останков её нерождённого ребёнка…

Она стиснула зубы. Эти мужчины ни в чём не виноваты. Малыша убила Хейла. Держи себя в руках, не вымещай горе на этих… очень полезных сейчас людях. Ему всё равно уже не было больно… А тебе нужно быть в форме.

…Эти картинки она считала в их памяти, потому что они крутили их в своих мыслях почти постоянно. Исследования дали какой-то нестандартный результат, она не могла понять, какой: медик суеверно избегал думать об этом, а нажать на него посильнее она опасалась во избежание шока – он был полезен ей, пока оставался дееспособен. Да и так ясно было – все эти деятели смутно заподозрили нечто, чего сами толком не поняли, но во что они хотели бы и боялись верить… Поэтому и держали её в полусонном состоянии, и не выпускали из рук, дожидаясь результатов каких-то экспертиз.

А попутно они легко убедили себя, что пациентка уже почти объект, а не субъект, и лучше перестать относиться к ней, как к личности… чтобы не было так стыдно…

Хорошо ещё, что ничего они с ней пока сделать не могли, сначала ей надо было полностью восстановиться… А то ведь нормальной овуляции можно от неё и не дождаться. А стимуляция на таком фоне может и погубить ценный источник, что непростительно с точки зрения благополучия нации…

И все прочие мысли и впечатления крутились у них в том же неопределённом стиле.

Да не нужны ей эти их результаты, чтобы понять: ох и вли-ипла-а…

37. Лаура

Развороченная аппаратура быстро обретала нормальный вид, сгоревшие детали удалили, новые заняли свои места, но с компьютером беда была посерьёзнее, уничтоженная информация оказалась недублированной, программы не просто повреждены, а стёрты… Кондиционирование, тоже завязанное на местный терминал, до сих пор не работало, вонючая пластмассовая гарь в сизоватом воздухе то и дело заставляла кашлять то одного, то другого, то сразу нескольких. Миль тоже надышалась этой дряни и наладилась было выйти из бокса, но растерянные медбратья, не имевшие приказа выпускать её, встали стеной. Не драться же с ними. Тогда она села на пол тут, у входа – всё-таки воздух там был почище… Явная абсурдность отказа и собственных поступков – вверенная их заботам женщина страдает из-за некомпетентности вышестоящего – заставила «привратников» открыть дверь, и более чистый воздух наконец начал поступать из коридора.

А ещё в коридоре послышались приближавшиеся шаги, и вскоре на пороге появилось, судя по тому, как подтянулись «привратники», Большое Начальство. Начальство, морщась, обозрело задымлённый бокс, отыскало глазами пациентку – на полу – и не обрадовалось увиденному.

– Та-ак, господа медики… Ну, что ж, я теперь имею наглядное подтверждение тому, сколько у меня в подчинении идиотов и кандидатов на увольнение. Ну ладно – форс-мажор и всё такое, господа. Но почему больная у вас до сих пор здесь, да ещё сидит на полу, а не лежит в другом боксе, и почему она у вас в таком виде?!

Ему метнулись шептать на ухо нечто, от чего он отмахнулся и приглушённо рыкнул:

– Да будь она хоть… – он запнулся, – что – ей не нужна ваша помощь?! Или вы тут не в курсе, что ей ещё и вставать-то нельзя, не то, что на полу сидеть!

Вот это он напрасно. Миль прекрасно знала, что с ней уже всё в порядке, даже кровотечение давно прекратилось. Как-никак, она веда, и некоторые свои проблемы обучена решать с отрочества. Другое дело, этот Начальник хотел, чтобы она так думала… А может быть, даже сам верил в то, что говорил…

Во всяком случае, робокресло подкатило через пару секунд, и Миль, несмотря на попытку идти самостоятельно, в него водрузили и повезли по широкому пустому коридору. Эти поездки так и не стали её любимым видом развлечений, и от неловкости она мало смотрела по сторонам. Тем более, что там и не на что было смотреть…

Пока из какого-то бокового ответвления не вышла целая толпа красивых мрачных девиц, одетых во все оттенки тьмы. Миль невольно сжалась на своём постаменте: прямо в глаза ей смотрела Лаура собственной персоной. Девицы тут же отступили назад, давая дорогу процессии с Миль и её свитой в белом, но взгляды их обещали, как минимум, ещё одну встречу. И Миль как-то не была уверена, что бокс так уж неприступен. И ей даже показалось, что Большой Начальник не так уж неправ насчёт её состояния…

Её доставили в новый бокс, где безуспешно попытались подключить новый «саркофаг». Миль, разумеется, проследила, чтобы он у них не заработал. Как и другой. И третий тоже… Тогда (вполне справедливо!), списав неполадки на неисправность центрального компьютера, который почему-то не желал обслуживать это крыло, её перевезли в другое здание. Но и там ни один «саркофаг» не заработал. В полной прострации медики временно прекратили свои попытки, предоставив решение вышестоящим лицам, но на этот раз проявили максимум заботы к пациентке. Ей прикатили простую кровать, никак не посягавшую на свободу воли, устроили со всем мыслимым комфортом – даже телевидение он-лайн работало! – и оставили на попечение единственного медбрата. Того самого «курьера». Можно было бы и позавтракать. Но аппетит пропал напрочь. Вскоре под дверями обозначилось присутствие второго «курьера». «Сообщил?» – нетерпеливо спросила Миль, не утруждаясь открыть ему дверь. И немного расслабилась, получив уверения: муж в курсе. Если он поторопится… А впрочем, нет, по-любому никак не успевает: там, за стеной, уже скапливается угроза… Лаура и компания ещё не отыскали, куда поместили Миль – даже в приёмном покое ещё нет этой инфрмации, но уж они-то её отыщут, и поэтому их намерения сплетаются в тёмный клубок у её двери… И что с того, что лично Лауре она вообще ничего не сделала… Хейлу она ведь тоже не трогала.

Из бокса Миль ни за что не выпустят: для этого на посту за дверью достаточно медбратьев, уже довольно сердитых на неё. Но вряд ли их окажется достаточно, чтобы не впустить в бокс Лауру и компанию. Значит, надо управляться самой…

Миль быстро надела то, что принёс «курьер»: её старая одежда, полностью утратившая пригодность, была давно утилизирована, и он просто ввёл в синтезатор параметры пациентки, а тот выдал вполне стандарный комплект: трусы-майка-куртка-брюки-туфли. А вот про заколки не подумали ни «курьер», ни заказчица. Даже Гребня и брачного браслета нет – сразу при поступлении пострадавшей в клинику их вернули мужу, как особо ценные вещи. На скорую руку заплетя косу, Миль перехватила её какой-то гибкой полоской, выдранной на глазах у изумлённого «курьера» из недр «саркофага», и скомандовала:

«Вызывай подкрепление. И не медиков, а Патруль».

– А… – начал было он и схватился за голову:

«Вызывай, тебе сказано! И сам – вон отсюда!» – какой смысл ему тут оставаться, эти куклы и его размажут и не заметят. Он даже не воин, он всего лишь бестолковый, ничему другому не обученный медик. Только путаться будет под ногами…

«Курьер» вылетел из бокса пулей. Миль начала воздвигать баррикаду – плана спасения у неё никакого не имелось, но что-то делать было надо… Она как раз подкатила к незапирающейся двери бокса «саркофаг» и старательно, с помощью принципа рычага, переворачивала его набок, когда предчувствия подтвердились: в коридоре раздались возмущённые голоса, неопределёный шум и наступила нехорошая такая тишина… В груди метнулся мгновенный страх, который она тут же задавила злостью, но который, однако, придал сил, и «саркофаг» очень удачно тяжело рухнул поперёк входа. Миль занялась пультом управления, который тоже был на роликах. Его удалось завалить поверх «саркофага». Какое-то время Миль отдыхала, отдувая прилипшую к мокрому лбу чёлку, но в дверь толкнулись, а потом постучали, и хрустальный голосок весело прозвенел:

– Эй, крошка! Ты как там? Не скучно одной?

– Хейла передаёт тебе привет! – вступила ещё одна.

– И приглашает в гости! – поддержала её третья.

– Ага! Ждёт с нетерпением! – добавила четвёртая, заливаясь возбуждённым злым хохотом.

Это подстегнуло, Миль с удвоенным усердием принялась перетаскивать к двери всё, что смогла сдвинуть. Баррикада росла, надёжно блокируя вход.

Но вот оказалось, что перетаскивать больше нечего. Осталось втиснуться куда поглубже и ждать, кто успеет добраться до неё раньше – эти взбесившиеся бабы или Патруль…

А где-то рядом – Миль только теперь смогла расслышать слабенькое полуобморочное менто за множественными всплесками злобы – трясся в каком-то углу забытый ею уцелевший «курьер», насмерть перепуганный: имея ментоприказ быть поблизости, он не мог уйти…

«Ты!» – окликнула его Миль.

«Здесь! – отозвался он. – Страшно!»

«А думаешь, мне хорошо… Встретишь моего мужа – расскажи ему всё… Иди уже».

Повторять не пришлось. Даже обернувшиеся на движение девицы не успели нажать на спуск – парня и след простыл…

– Быстрее, у нас времени нет! – прошипела одна из них.

В дверь ломанули чем-то тяжёлым, но баррикада выстояла.

– Не поддаётся. Завалено.

– А ну-ка, девочки, подвиньтесь… Сейчас мы её…

Грохнуло и полетели осколки – тяжёлый лайтер (где только добыли!) бьёт бесшумно, но удар, легко пробив полотно двери, пришёлся в начинку биосканера, и там что-то рвануло. Сразу завоняло горелым, тяжёлый дым заполнил помещение, заголосила пожарная сигнализация, сверху полилась вода, и к воздушно-дымной смеси добавился горячий пар.

Миль зашлась кашлем.

– А давайте на звук! – услышала она азартный голосок, и попыталась сдержать кашель. Но он вырывался, обдирая горло, и…

– Фиу! – Бамс! – следующий выстрел прошёл над самой её макушкой – жаром даже опалило волосы. Миль упала на пол и поползла по жиже не пойми чего не пойми куда…

Лучи били беспорядочно – надеялись зацепить вслепую, и где-то в стороне отчётливо лопнула и посыпалась кусками прозрачная перегородка. Миль сообразила, что самое безопасное место – это вплотную к подножию баррикады, там слепая зона, и перебралась туда, стараясь не кашлять и вообще дышать пореже…

Обстрел стих, с той стороны напряжённо прислушивались.

– Лаура, пора. Счас здесь Патруль нарисуется.

– Не пойду. Она здесь, я её чувствую.

Женщины вообще менточувствительнее, тут она права…

– Бьём все в одну точку – вот так, вниз.

«Достанут», – поняла Миль.

И решилась.

От Бена она знала, как он задавил Хейлу. Лаура сейчас открыта, как никогда, она жаждет найти Миль, она ищет её всей душой. Так пусть найдёт.

Менто Лауры обжигало ненавистью, пылало. Ах, сколько силы… Можно было бы выпить твою ненависть, и живи ты себе дальше, но – нет времени. Так что – иди сюда…

«Ну, вот я! – Лаура сначала радостно устремилась навстречу… но тут же, инстинктом почуяв свою гибель, рванулась прочь и задёргалась. Ку-у-да… – Что, боишься? – Миль встала и развернулась лицом к невидимой за изрезанной дверью противнице… – А правильно боишься. Напросилась – получай!»

И ударила её. Благо, было, чем. В смертном ужасе женщина завыла, выпустила оружие… подёргиваясь, повалилась на пол… кажется, обмочилась…

Миль давила её, гасила трепещущее менто, сжимала, как хрупкое насекомое, ломала… Но в последний миг не смогла задушить и брезгливо бросила. Не так уж это оказалось трудно, скорее, противно… аж тошнит… Да пусть дышит. Всё равно то, что осталось, больше уже не Лаура…

…На ногах удержались не все. В том числе и Миль – ей вовсе не понравилось… убивать. В коридоре стоял крик и плач, там воняло теперь не только пластиком да гарью…

В боксе всё ещё что-то тлело, но дым понемногу вытягивало.

Ну вот, про неё на время забыли. Однако скоро вспомнят, и вряд ли ей сойдёт с рук, что она жива, а Лаура – нет. Значит, через коридор не выбраться… А что там – за бывшей прозрачной перегородкой? Ух, какая лужа горячего пластика… А ведь там есть другой выход!

Баррикада быстро теряла в высоте, тропинка удлинялась, вскоре через расплавленную пластмассу уже стало можно перебраться… Несколько ожогов и порезов – прыжок – и здравствуй, свобода…

Облегчённая баррикада недолго сопротивлялась – но ворвавшиеся в разгромленный бокс девицы были разочарованы вдвойне, потому что там их, тёпленькими, и взял Патруль…