Текст книги "Чужого поля ягодка"

Автор книги: Карри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 40 страниц)

75. Контрольный поцелуй

Бродягу теперь именовали «гонцом», и, в ожидании вызванных флайеров, двигались параллельным курсом, наблюдая очень издалека, километров с пяти. Парень, уверенный в своей безопасности и безлюдности окружения, бросил большую часть поклажи, отпустил лапонога и давно уже шёл открыто, делая лишь краткие остановки для сна и отдыха. Он теперь даже ел на ходу, если можно назвать едой маленькие капсулы спецпитания со стимуляторами и витаминами. Если бы «братьям» требовались ещё какие-нибудь подтверждения его статуса – то эти капсулы ставили в сомнениях точку.

Флайеры прибыли быстро. Что им пройденное людьми расстояние… Свистнул рассекаемый воздух, две стремительные тени пали с неба и – вот они, подзависли и плавно опустились на траву.

Загружаться на борт не спешили. Расставаться так скоро было больно, и Джей вообще закрылся от Миль – и Миль только взглядывала на него вопрошающе и виновато опускала глаза…

«…Может, сбить его с курса, и пусть себе кружит по континенту…»

«А смысл… Разве – чтобы дать парню пожить лишние дни… Если его ждут, если за ним следят, то его целенаправленное движение к месту встречи уже замечено и истолковано правильно: гонец возвращается с доброй вестью. Для них – доброй…»

«Быстро же нас накрыли…»

«Да уж…»

«Даже если мы теперь его ликвидируем… Да нет – если даже он просто повернёт и пойдёт назад ли, в сторону ли – в любом другом направлении… Это будет означать только одно: и гонец нами обнаружен, и вся их затея расшифрована. Значит, мы рядом. Тогда… Брат, у нас один выход…»

Долгий взгляд в глаза друг другу…

«А парень-то – герой…»

«Все мы по-своему герои…»

Долгое же молчание…

«Это будут ревуны. Парочки, я думаю, хватит».

«А потом вступят падальщики… Чтоб никаких следов…»

«Кстати, о следах… Лапоног где?… Ага, вот… счас приведу».

Вскоре в соседнем кустарнике послышались топот, хруст, фырканье, и – Миль от неожиданности шарахнулась под защиту к сидевшему рядом Джею – запыхавшийся, но жизнерадостный лапоног явил из ветвей сперва свою лохматую любопытную морду, а там, сокрушая кусты, и сам выбрался на поляну. Задрав голову, зверь, раздувая лепестки ноздрей, втянул воздух… направился прямо к оторопевшей Миль и безошибочно сунулся мокрым носом в карман её шортов. Невольно улыбнувшись, Миль извлекла из кармашка заныканный от завтрака кусочек сахару, и скормила лакомство гостю. И всё – взаимопонимание было достигнуто. Правда, пришлось пожертвовать почти всем имевшимся на борту сахаром, зато зверь стоял спокойно и позволил оснастить все свои шесть ног небольшими мешочками с несложным, но действенным составом, который на скорую руку нахимичил Бен.

«Это зачем?» – полюбопытствовала Миль, почёсывая лапонога за мохнатыми ушами и у основания лобной пластины, отчего тот блаженно жмурился, вздыхал и ежели и не мурлыкал, то утробно взмыкивал… Пока Бен на пару с Джеем ползали у него под ногами.

– Дождь, конечно, смыл большую часть наших следов, но в последние несколько дней мы натоптали новых. Зверь пройдёт по ним вспять, только и делов-то. Тот состав, что на его ногах, уничтожит все запахи, а вот этот, – Бен украсил шею лапонога ещё одним мешочком, – отпугнёт хищников… А теперь не мешайте мне, я постараюсь объяснить ему, чего мы от него хотим…

На поляне воцарилась относительная тишина. Бен прислонился лбом к лапоноговой голове, постоял так… довольно долго. Лапоног не выдержал первым: повернулся и пошёл, всё ускоряя бег, куда-то в заросли, оставляя на ветках клочья рыжеватой шерсти.

Все трое смотрели ему вслед, пока было слышно, как он ломится через кусты…

«Ревуны пришли, – прервал молчание Джей. – Вам пора».

«У него мини-лайтер».

«В чехле. Это раз. Ревуны здесь не водятся, и он не ждёт нападения – это два. В-третьих, я выпущу их так, чтобы он их не обнаружил до самого конца. И ещё кое-что… В последний момент я попробую остановить его сердце. Тогда он даже не заметит, что умер».

«Ты это сможешь?» – испытующе взглянул в глаза Бен.

«Должен суметь. А вы уходите куда-нибудь, хоть на соседний континент, хоть на Архипелаг, и не высовывайтесь. В эфир не выходите. Однажды, рано или поздно, я найду вас по ментоэху…»

И окликнул Миль:

– Госпожа моя! У меня для тебя маленький подарок!

«Да?» – повернулась к нему Миль.

– Посмотри-ка, что я нашёл! – на протянутой ладони уютно отсвечивал округлым бочком камешек, прозрачный, тёплого оранжево-коричневого оттенка, с искоркой внутри. – Нравится?

«Краси-ивый…» – камешек оранжево отразился в зеленоватой влаге её глаз.

– Сможешь оправить его и носить. Но за это я требую один ма-аленький поцелуй! Бен, не возражаешь?

– Да нет… – пожал тот плечом, завершая проверку флайера перед полётом. – Если один. И маленький.

– Тогда… – Джей приглашающе развёл руки, а когда Миль подняла к нему лицо, подставляя, как всегда, щёку, изловчился и поцеловал – в губы, с нежностью и страстью, отчего Миль покраснела и совершенно растерялась.

«Что ты, Джей?… – глядя на него снизу вверх сквозь выступившие слёзы, спросила она. – Ты… что?…»

– А что такое?! Уж и поцеловать нельзя. Бен, между прочим, разрешил. Ну, не обижайся уже, солнышко моё…

Взяв под мышки, он подсадил её в салон флайера и захлопнул за ней люк. Затем отвернулся и пошёл к своей расписной машине, на ходу послав Бену:

«Улетай, брат. Пожалуйста».

Миль, спотыкаясь, добралась до своего кресла, где и сжалась, пряча глаза от неловкости. Сработали фиксаторы, Бен поднял флайер над поляной, развернул носом на юго-восток и повёл его низко-низко, порой задевая кроны, постепенно наращивая скорость, прижимаясь, где можно, к земле, старательно следуя рельефу местности… Летели молча, Миль всё ещё была смущена, смотрела в строну и ни о чём не спрашивала. Внизу долго проносились верхушки деревьев и россыпи скал, потом мелькнула кромка берега в белой оторочке прибоя, и флайер помчался над зеленой водой, срезая верхушки волн…

76. Финита ля… трагедия

Джей остался один. То есть не просто проводил глазами улетающую «Фишку», но и, зная за собой склонность до последнего «держаться» за их опять (и, хотелось бы, верить – временно) распадающийся тройственный эгрегор, приложил усилие, чтобы не тянуться за отбывающими мыслью. Для чего-то же он выставил себя идиотом, вводя Миль в смятение тем краденым поцелуем… не столько сладким, сколько горьким… Это любая из горожанок на её месте наградила бы нахала или пощёчиной, или, по обстоятельствам, улыбкой, да и думать забыла б о таком пустяке. Но не Миль – с её-то отношением к супружеской верности…

Джей криво улыбнулся. Что ж, теперь она, насколько он успел её изучить, достаточно долго просто не сможет заставить себя снять блокировку… По крайней мере, сможет не сразу. Вот и славно, ни к чему ей видеть предстоящее непотребство… А уж он за это время такого тут успеет наворотить… Ну и, попозже – расстояние опять ляжет между ними надёжной преградой, и даже отголоски не долетят до неё…

Хорошо, что ему есть, чем заняться. Пора делать дело, ради которого он здесь и остался… Парящая над лесом зоркоглазая птица чуть накренилась в полёте, заложив виток по нисходящей, и – вот он, «гонец», по-прежнему спокойно и уверенно продвигается к побережью, не особо торопясь, но и не медля, временами сверяя путь по сигналу комма; что ж, иди, иди… А вот и голодная, сорванная с привычной территории и оттого раздражённая более обычного пара ревунов со свитой падальщиков – ревуны уже почуяли запах добычи, встали на свежий след «гонца» и теперь следуют за ним, как привязанные… Все участники находились ещё далеко от точки рандеву, идеально укладываясь в график расписанных событий, и пока можно было не вмешиваться. А не прибыл ли вдруг кто из встречающих «гонца» – встревожился Джей и потянулся, «полетел», перескакивая из сознания одного зверька в сознание другого, вдоль по линии продвижения «гонца» – до самого берега… Нет, никто покуда не прибыл. Какая непростительная нерасторопность, господа… – укоризненно покачал головой Джей и…

…взглянул на монитор: «Фишка» благополучно пересекла береговую черту, с похвальной скоростью уходя к юго-востоку – сигнал маячил по-над самой водой. Никаких других машин в интересующей зоне не наблюдалось, и Джей, поудобнее устроившись на солнышке, сбросил майку, уселся в дверном проёме и свесил ноги…

…Он всё ещё то перепархивал из зверюшки в зверюшку, то воспарял вместе с птицей, то слегка придерживал ревунов, не подпуская их к «гонцу» раньше срока, когда контролируемое им пространство – немалое, с гордостью отметил он про себя, пространство! – со стороны моря пополнилось сразу множественным ментоэхом. Да никак это зрители из партера к началу спектакля подтягиваются…

Спикировав, Джей взглянул на устье залива острым птичьим зрением и обнаружил входящие в залив машины легко узнаваемых, до боли родных очертаний. Ну, наконец-то, господа почтеннейшая публика… Опаздывать изволите. Милости просим, представление вот-вот начнётся. Сегодня мы даём кровавую драму… О, уверяю, вам понравится – вы же вроде большие ценители подобных постановок.

Ага, спешат… Волнуются за «гонца». Проходите, господа, проходите… Что ж, так и будете на берегу топтаться? Нет, углубились в заросли.

Сейчас-сейчас… Вот только солист подойдёт ещё чуток поближе к авансцене. Ну, вот теперь – твой выход, парень… Увертюра… Занавес!

Где там наша голодная парочка? Вперёд, вперёд, поживее! Иначе так и останетесь без обеда!

Ревуны стремительно покрывали расстояние между собой и добычей, чей запах, раздражая обоняние, всё усиливался, обещая требовательным пустым желудкам вдоволь горячего, нежного мяса… Сзади поспевали маленькие шустрые падальщики – о, эти всегда превосходно точно знали, когда на их долю тоже что-то перепадёт. Они рассядутся вокруг и не будут вмешиваться: их черёд наступит потом, их добыча – то, что не пригодится ревунам…

Джей уже видел зрением ревунов спину «гонца», его непокрытую чернокудрую голову – он собран и деловит, он не ждёт опасности, не чует беды…

Джей проверил – встречающие безнадёжно опаздывали. Нет бы флайером добраться, но – осторожничают, и – тоже не знают о ревунах…

…Первым напал самец. Взревев, набросился сзади. «Гонец» всё же успел обернуться и выхватить оружие, на остатках воли он даже сумел дважды нажать на спуск – хотя сердце его уже секунды две как не билось, и сознание меркло… Конечно, он ни в кого не попал – и ревун обрушился на его обмякшее, уже опустевшее тело всей своей тяжестью, и вцепился ему в горло, и драл когтями его грудь…

Джей видел всё это глазами самки. Она не спешила – её самец управился сам, жертва быстро затихла, ревун задрал окровавленную морду и издал свой знаменитый рёв – рёв хищника, настигшего добычу. Этот рёв услышала и группа спешивших навстречу «гонцу» десантников – они прибавили ходу.

А Джея, убивавшего далеко не впервые и прежде вообще-то всегда делавшего это своими руками, совершенно неожиданно накрыла отдача. На краткий, но тоскливо-нескончаемый миг погасло солнце, кончился воздух, остановилось время и весь мир почернел, скукожился и умер…

Вот теперь Джей остался действительно один – настолько, насколько становится одиноким всякий умирающий. И рядом – никого, ни одной живой души, чтобы сказать: живи, ты мне нужен! А небытие уже неотвратимо-ласково поманило, потянуло в мягко-цепкие объятия: хватит метаться, иди, иди ко мне, уж МНЕ-ТО – ты нужен…

Но скользнул между ним и жадным зевом пустоты знакомый горьковатый запах и невесомо коснулся обмирающей души: это я, я с тобой…

…И он упёрся – а вот хрен! Он вспомнил, что Миль ведь тоже прошла через это – и выжила; а он-то всё-таки – мужчина, воин. И что он делает это – для неё. И что самое-то главное – ещё не сделано!

Чёрное солнце вспыхнуло в чёрном небе…

И он вернулся. Словно вынырнув из тёмных глубин, сделал болезненно-долгий вдох, закашлялся…

Это сколько времени он потерял?!

Оказалось – немного. А мнилось – время и вовсе скончалось…

…Он покрутил головой, крепко протёр ладонями слегка занемевшее лицо… Ну что, Джейвен Линоки, поздравь себя: теперь у тебя на руках кровь одного из тех, для кого ты ещё вчера был своим. И как тебе это нравится – быть на другой стороне? Быть чужим? Впрочем, если разобраться, быть для них «своим» ты давно перестал. Так что это всё лирика и рефлексирование. А на лирику времени нет. Что там у нас дальше…

А, ну да – пора заняться самкой. Где ты есть, клыкастая красавица… Ага, вот. Ну, давай-ка, поработай. Перегрызи этот плотный кусок шкуры, и ты доберёшься до нежной печени… А твой супруг тебе поможет… – подтолкнул он самца.

Большая часть имевшегося времени у ревунов ушла именно на этот пояс. Правда, потом они быстро наверстали упущенное, и, когда десантники подоспели, на залитой кровью траве вовсю пировали падальщики…

Джей видел лица десантников снизу – глазами притаившегося в зарослях маленького зверька, но смотрел он недолго: этому зверьку ещё предстояло утащить в ближайшую нору броненосной землеройки изгрызенный пояс погибшего «гонца» – пояс, под завязку набитый очень ценными для Контроля сведениями…

Падальщик, дрожа и приседая со страху, скользнул в чернеющее отверстие и побежал по тёмному земляному тоннелю. Он не понимал, какая сила заставляет его тащить вглубь подземных переходов совершенно ненужный ему, бесполезный предмет, но противиться этой силе не мог, и потому мчался со всех своих лапок, крепко сжимая в зубах длинный и плоский, пахнущий свежей кровью кусок шкуры с убитой ревунами добычи.

Падальщик боялся не зря: землеройки не любили запаха крови в своих жилищах. И вот одна из этих мощных зверюг уже выдвинулась из-за только что пройденного падальщиком поворота и недовольно потянула ноздрями воздух. Падальщик в панике пискнул, выпустил пояс и драпанул прочь, отыскивая выход наверх…

Джей перенёс диктат на бронированную громадину. И понял, что с этим зверем будет труднее, чем с другими: землеройка обладала известной долей интеллекта и независимым нравом, воздействию подчиниться может, но если оное воздействие не противоречит её естественным склонностям или противоречит им незначительно.

В этот раз её потребности почти совпадали с тем, чего хотел от неё человек: уничтожить ненавистный запах смерти, очистить от него жилище. Вот только Джею нужно было, чтобы эту пахнущую кровью вещь землеройка не выбросила наружу, а обязательно утащила вглубь переходов и похоронила там. И поскорее, колючку бы ей под хвост, пока десантники не поняли, где искать всё ещё сигналящий о себе пояс.

Давай, дорогуша, хватай эту дрянь и тащи её куда подальше… Вот так, милая, вот отлично!

Когда убитая до каменистой твёрдости поверхность туннеля сменилась действительно камнем, броненосец очень удачно уронил ношу себе под ноги и, сопя, принялся усердно её топтать стальной твёрдости копытами, и топтал до тех пор, пока от пояса не осталась лишь жалкая измочаленная ветошь. Теперь можно было надеяться, что ничего не сохранилось ни от маячка, ни от встроенной камеры, ни от зафиксированных материалов.

Однако для большей уверенности давай-ка спрячем этот вонючий лоскут ещё глубже, так глубоко, как это только возможно. Ну, трогайся, умница моя!

Джей загнал землеройку настолько далеко в глубины земли, что едва мог её контролировать. Толща земли, хотя и незначительно, тоже гасила менто.

Наконец он был уверен – сделал всё возможное. Броненосец, довольный, что больше ничем противным не пахнет, утопал по своим делам. Десантники разделились: часть из них собрала останки товарища, упаковала и понесла к берегу, на борт флайера. Другая часть по сигналу маячка, встроенного в пояс, прошла до входа в нору землеройки. Дальше они не полезли – пояс перестал подавать сигнал и искать его в недрах теперь стало невозможно. Третья часть пошла вспять по ещё горячему следу погибшего «гонца».

Тут Джей, пожелав удачи, их оставил – извините, господа, на поклон не выйду… – вернулся к «Сундуку», и осторожно повёл флайер прочь. Он не станет искать «Фишку», нет. Он полетит в другом направлении. Если хватит ресурса батарей, он облетит хоть всю планету вокруг и подойдёт к Бену и Миль с другой стороны… Тяжко будет одному, да – но впереди ждёт встреча, и он не улетает от них, а возвращается к ним. А ради этого можно и потерпеть немного.

…Бен вёл флайер, поглядывал на жену, и усмехался про себя, поражаясь мудрости Джея: Мокрый Континент давно позади, а девочка по-прежнему сидит, насупившись, и не смеет ни глаз поднять, ни поискать Джея поблизости… Наконец, обнаружив отсутствие Джея, она решилась робко взглянуть на мужа, встретила его ободряющую улыбку, и, конечно же, озаботилась – а куда это Джей, собственно, подевался. Но теперь, оставив часть проблем далеко за горизонтом, объясняться Бену было легче.

– Кому-то ведь надо было разобраться с тем парнем. И прикрыть нас с тобой.

«Разобраться… – Миль закрыла глаза, пережидая острый приступ вины… – Хочешь сказать – он остался, чтобы его убить. И прощание устроил именно такое… чтобы я не вмешивалась… – она грустно улыбнулась: – Вот же хитрюга…. А я, наивная дурочка – повелась».

– Миль, он остался, чтобы ты была свободна. Он – мужчина и сам выбрал сторону, за которую воюет. И – не мы начали эту войну… И потом – Джей обещал, что парень умрёт, не страдая.

«Ты ничего не понял, – покачала она головой. – Не столь важно, как умрёт парень – важно, что по воле Джея. А Джей там остался один на один с отдачей. А если он не справится?! Он же о ней даже не подозревает…» – она нащупала в кармане подаренный камушек, стиснула его в кулачке и, собрав себя в точку, выпала из мгновенья, всеми силами пытаясь достать, дотянуться, убедиться… в чём угодно, но – чтобы знать точно… Неопределённость непреносима.

Бен, увидев, как запрокидывается её вмиг побелевшее лицо – а в салоне от нестерпимого холода всё покрывается инеем – гаркнул:

– Кибер!! Принять управление!!!

Фиксаторы то ли отскочили сами, а то ли он просто из них выдрался… Принялся отстёгивать и её, схватил, прижал… Но Миль уже возвращалась, слабо улыбаясь, благодарно прислонилась лицом к его груди:

«Он жив, милый. Всё в порядке. Я… посплю, ладно?»

И безмятежно забылась. А он так и сел в её кресло, держа на руках потяжелевшее тёплое тело и беспомощно глядя, как стремительно добавляется седины в прядке, что на левом её виске…

Дикий Континент
77. Забавы барские и не барские

Архипелаг состоял из великого множества островов, островков и просто отдельно выпиравших из вод каменных осколков. Несколько месяцев они жили там, выбирая всякий день новый остров, и это было вовсе неплохо – главное, что погода стояла солнечная, и Миль только и делала, что заряжалась, сколько влезет – на пару с «Фишкой», кстати, потому что батареи флайера тоже лучше подзаряжать при всяком удобном случае… Но потом Бену пришла в голову мысль, что прятаться в Архипелаге – самое очевидное дело, и, если что, то искать их здесь станут в первую очередь. И пояснил Миль, что петляет и останавливается не просто так, а ловит «окно» в графике движения спутников. Может, конечно, никто их «Фишку» и не высматривает, но если вдруг высматривает, то пусть ему служба праздником не кажется…

Миль только пожала плечами, обозвала мужа «мой обожаемый параноик» и покорно полезла в своё кресло – пристёгиваться…

Следующую остановку Бен сделал в пределах континента, который представил Миль, как Дикий. Они добрались до него уже тогда, когда дольше тянуть было нельзя: батареи требовали подзарядки, да и всем прочим системам не помешала бы профилактика. Всё-таки флайер был им и домом, и транспортом, и крепостью, обеспечивая такую замечательную мобильность…

…На вопрос – почему континент Дикий – он ответил, что именно здесь и проживает основная часть Диких Племён. И их тоже нужно опасаться, потому что никакой особой нежности к горожанам, даже бывшим, эти племена не питают. Город в лице Десанта немало для этого потрудился. И всё же, если выбирать между Контролем и Племенами…

«Согласна рискнуть. С этими хоть есть надежда в случае чего как-то договориться…»

– Полагаешь, есть? – усомнился Бен. – Ну да, тебе-то по-любому ничего страшного не грозит. Всё-таки женщин и у них недостаёт. Тем более, таких молоденьких да хорошеньких.

«Да поняла я уже, поняла, – фыркнула Миль в ответ на такие прозрачные намёки, – обещаю вести себя хорошо, слушаться старших, и бедных дикарей зря не обижать».

– Точно что ли поняла? Хотелось бы верить. Смотри – я тебя за язык не тянул… Но вообще-то они не дикари. Название «Дикие» в их случае синоним скорее слову «свободные»… или «вольные»… или даже – «своевольные»… нежели «дикие»… Просто так уж привилось… Да, техникой и промышленностью они похвастать не могут. Зато умеют жить в ладу с природой… – из недр двигательного отсека, куда Бен погрузился с головой – только филейная часть бодро торчала кверху – голос его звучал глухо.

Миль, гадавшая, как он, далеко не мелких габаритов мужчина, умудрился поместиться в таком тесном объёме считай – наполовину, взглянула на мужа внимательней: просто ли болтает за работой или с конкретной целью… Но по доступной обзору части тела определить ничего конкретного не удалось, и она спросила напрямик:

«А чего это, мой господин и супруг, ты так мне их рекламируешь? Что – опять обострение паранойи?»

Тяжёлый вздох прозвучал прологом к неприятностям, и Бен, вынырнув из машинных глубин, подтвердил её догадку:

– Паранойя не паранойя, но вот кажется мне, что без такой груды металлолома, – он похлопал по ближайшей панели, – нам с тобой в местных просторах затеряться будет попроще. Совсем за своих, конечно, вряд ли сойдём, – но внимания, надеюсь, привлечём всё же поменьше. Опять же, Контролю задачу усложним максимально… если удастся эту железяку как-нибудь спрятать. А пока я ей, бедолаге, профилактику проведу… а потом консервацию… – он опять нырнул в машинное нутро и деятельно там чем-то забрякал…

«И сколько, интересно, нам удастся от него бегать…»

Бряканье на миг затихло. И продолжилось с удвоенным энтузиазмом:

– Сколько нужно… Если понадобится – всю жизнь.

«Оптимист ты мой ненаглядный, – Миль шлёпнула мужа по тому, что торчало. Тот от неожиданности обо что-то стукнулся, судя по звуку – головой, и зашипел. – И куда мы двинемся?»

«Куда-нибудь, где нас меньше всего ждут».

«Если подумать, то меньше всего нас ждут в Городе. Но по доброй воле я туда не вернусь».

Бен выбрался на свет, осторожно, тыльной стороной испачканной кисти, потрогал ушиб, и глянул на жену с укоризной:

– Полностью с тобой согласен – экскурсию нашу мы ещё не закончили. Но драться-то зачем?

«А кто дрался? – распахнула она невинно-ясные глазки, повелительно поманила мужа, чтобы пригнулся, и милостиво приложила руку к его пострадавшей макушке, где нахально набухала шишка… Он блаженно зажмурился от немедленного облегчения – что-что, а исцелять она умела… но тут же, спохватившись, отстранился – тратить силы ей всё ещё следовало с осторожностью. – Может, я тебя просто и без затей домогаюсь?»

– Я же весь грязный… – озадачился он, оглядывая себя.

«Ну, положим, я-то тебя всякого люблю… Но – нет, так нет, – поймала она его на слове, – была бы честь предложена».

И ускользнула на кухню, оставив его, как ей казалось, в дураках… однако вслед донеслось:

– Вообще-то, госпожа провокаторша, вокруг полно воды, и к подвигам я буду готов довольно скоро… А вот тебе, голубушка моя, деться просто некуда… – он был прав: флайер он не приземлил, а приводнил, и тот, заякоренный, ввиду хорошей погоды смирно, слегка покачиваясь, возлежал на спокойной водной глади посреди широчайшего речного устья – чтобы хоть с берегов до него непросто было добраться. Спутников у Города было недостаточно, и именно здесь в зонах их мониторинга досадной прорехой очень кстати зияло ма-аленькое такое слепое пятно…

Очень скоро во флайере стало тесно: Бен вскрыл все доступные панели и кожухи, и жить теперь приходилось в окружении вывороченных блоков, клубков кабелей, мотков проволоки, стопок каких-то плат и прочей электронной начинки. С утра до вечера он что-то протирал, проверял, осматривал, перебирал, менял, смазывал, тестировал… То и дело в самых разных местах трещало, вспыхивало, тянуло дымком… И в салоне, и от Бена крепко пахло смазкой, горячим пластиком, озоном и паяльным зельем…

Вокруг флайера, на поверхности воды, колыхались, широко раскинувшись, дополнительные плёночные секции энергонакопителя, подсоединённые к батареям. К ночи Бен, правда, немного расчищал внутреннее пространство, чтобы было, где прилечь, но с утра опять разворачивал свои работы, и так – уже целую неделю…

Миль, накапливая энергию не хуже флайера, спасалась снаружи, на крыловидных выступах корпуса – но и оттуда её между делом периодически сгоняли:

– Старайся не перегреваться, ты и так слишком мало ешь.

«Сам лопай эту свою рыбу, я её уже видеть не могу…»

– Чего это она моя? Ты же сама её каждый день притаскиваешь!

«А чем прикажешь ещё заниматься?!»

– Ну, потерпи пока, ладно? Вот управлюсь и пойдём на охоту.

Миль не упиралась. Купалась, загорала, слушала ментопространство – кому-то же надо присматривать за окружением. И делилась наблюдениями с мужем:

«Здешняя фауна совсем не такая, как на Мокром, даже растения здесь… будто неодушевлённые. Там я слышала, как живут деревья, и они меня чувствовали, а эти… какие-то безмозглые. Просто растут, и всё. Может, это оттого, что я далеко от них… Или я чего-то не понимаю».

– Это я чего-то не понимаю. Деревьям вроде бы и положено быть безмозглыми, не так ли?

«Не так! Мозгов у них, конечно, нет, но чувствовать они способны. Они же тоже живые! Вспомни хоть бродячий кустарник».

– Так то кустарник, мутантная форма… Ладно… А кроме флоры да фауны… ты ничего не слышала?

«Например?»

– Да так, раз не слышала, то и хорошо… – он повернулся уходить, но Миль окликнула:

«Кстати, о фауне. Взгляни-ка, что покажу…»

Пришлось вернуться. Но жалеть не пришлось: вода на глубине зарябила, засверкала цветными бликами: это, спасаясь от кого-то, врассыпную бросились рыбьи стаи, вечно отиравшиеся поблизости от Миль. Из зеленоватой толщи воды всплывало что-то тёмное, удлинённых очертаний, от губастой головы до кончика хвоста – около метра. Его чуть сплюснутое с боков туловище имело вдоль спины и по бокам полосы бахромы из тонких полосатых шипов, а глаза этот шедевр торжественно нёс впереди себя на изящных, подвижных телескопических стебельках, причём, каждый из восьми стебельков двигался без согласования с другими…

«Ах ты, чудо-юдо… – Миль ласково провела по зеркальным чешуйкам кончиками пальцев – шипы при этом чутко отодвигались, стараясь не задеть нежных пальчиков. – Ну, разве не хорош?»

– Н-не знаю, – с сомнением произнёс Бен. – Я бы не рискнул до него дотронуться.

«Он до тебя, между прочим, тоже, – сообщила она мужу. – Не нравится этот – как насчёт других? Помнишь, ты перекрыл решёткой нашу бухту – там, возле дома…»

– Здесь?! Такие же?

«Или очень похожие. Сам послушай – там… в море… кто-то большой… Видишь? Они давно там».

Бен прислушался. За пределами пресной воды действительно резвились большие сильные животные.

«У них мощное менто, – заметил он. – И они нас не боятся».

«Ничуть не боятся, – согласилась Миль. – Как и те, что приплывали к решётке. Они нечто большее, чем просто животные, Бен. Они думают, желают, планируют…»

«С чего ты взяла?»

«А ты что – не слышишь? Или не хочешь слышать? Разверни менто, как при контакте с человеком, не сужай – тогда услышишь».

И Бен услышал… Не сразу, но – смог. Услышанное поразило. Эти создания в самом деле думали, помнили, мечтали, сопоставляли. Не так, как люди, без слов, приходилось перестраиваться, чтобы понять их визуальные, вкусовые и тактильные образы-понятия, образы-чувства, образы-желания… Что-то похожее на менто Миль, каким оно было поначалу.

«Конечно. Они же не говорят. Но всё понятно, вот послушай… Ну, чего они хотят? Не зажимайся, держись свободнее. Отвлекись».

Бен постарался расслабиться, отпустил свою насторожённость и предубеждение… Потянулся навстречу…

И оказался в кругу приветливости, весёлья, удивления, любопытства. Он не мог различить, кто именно о чём думает, как среди людей, и это дезориентировало. Здесь думали вместе, только желания чуть отличались.

Его приняли, хотя и с иронией – из-за его осторожной недоверчивости. Кто-то посоветовал ему оставаться на месте и думать одному, если он не любит компаний, но на насмешника тут же «шикнули» и пригласили Бена в круг. Приглашение было доброжелательным, наполнено вниманием и интересом к новому собеседнику. От него ждали в ответ новых впечатлений, которые он нёс в себе.

Бену вдруг почудилось, что он резвится в чудесной тёплой воде, просвеченной солнцем и наполненной вкусным угощением. Его звали присоединиться к игре и лакомству… Он растерянно ощутил во рту дивный сладкий вкус нежной, свежей рыбки… и вмиг оказался рядом с Миль, на твёрдой тёплой поверхности пластикового пола.

Тряхнул головой, уловив отголоски весёлого смеха, и сплюнул за борт, чтобы избавиться от вкуса сырой рыбы во рту.

– Надо же… надо же! – повторял он, не находя других слов.

Миль посмеивалась, глядя в сторону.

«Ну что – они вполне разумные, не правда ли?»

Он опять нашёл веселящуюся группу в море, острожно прислушался… Кто-то постарше пригласил его приходить ещё и сожалел, что не может подплыть, чтобы познакомиться поближе – пресная вода неблагоприятна для его здоровья. А ещё кто-то едко заметил, что поближе старику всё равно не подойти – пугалка не даст.

Бену почему-то стало стыдно и он отключился от разговора. Он понял, что за «пугалка» не даёт подойти поближе этим созданиям…

«Да-да, милый, они имеют в виду блокадор».

– Вот почему они всегда пытались приблизиться вплотную к купающимся людям… Просто поговорить, поиграть. Ну кто бы мог подумать, что эти шипастые чудища не едят ничего крупнее рыбы! Надо им объяснить, что люди обычно не слышат менто…

«Я сказала. Но они утверждают, что слышат всех! И не сердятся за то, что их прогоняют. Они знают, что их вид внушает другим существам известные опасения. Я бы поиграла с ними… если можно…»

– Нет уж, дорогая. Поскучай здесь. Я совсем не знаю их повадок. Некоторые люди, знаешь ли, тоже выглядят добрыми и так далее…

«Ты забываешь, что они не люди, – резко перебила она. – И им не присущи людские пороки. Им нет нужды лгать и лицемерить».

– Э-э… Ты, наверное, права. Не надо злиться. Я не имел в виду… Просто мне надо в этом разобраться. " Да не хватало нам ещё поссориться, Миль! – перешёл он на менто. – Загляни и поймёшь, почему я запретил тебе сейчас играть с ними!»