Текст книги "Чужого поля ягодка"

Автор книги: Карри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 40 страниц)

40. Как аукнется

Который день изводимый неопределённым нытьём «сторожа» и мучимый всякими дурными предположениями, Бен, чтобы быть поближе к жене, устроился на временное жильё недалеко от клиники – прямо в своём «Призраке», на стоянке. И, когда «курьер», выполняя приказ, позвонил ему, то ничего и сообщить-то толком не успел: едва увидев на экране смятенное выражение лица посланца, Бен сорвался с места и бегом примчался в клинику. «Курьер» встретил его в приёмном покое и, понизив голос и постоянно оглядываясь, выложил ему всё, чему оказался свидетелем. Бен, не ощутив присутствия Миль, развернулся – искать её, он уже чуял направление… Но тут пожаловал Патруль, и Бена, как он ни уверял, что должен спешить, задержали. А там подоспел и Десант… и Медсовет. И Бен понял, что застрял.

Отлично выдрессированные для подобных ситуаций крепкие пареньки ловко похватали разбушевавшихся дамочек, надёжно их угомонили и отправили всю компашку в «управу», то бишь Центр Контроля Города. Бен видел, как их увозили, и знал: дальнейшей судьбе преступных красавиц не позавидуешь, но сочувствия к ним в себе почему-то не обнаружил. А ведь прекрасно знал, что ждёт их и Следствие, и Перевоспитание, и что оба процесса в случае отказа от добровольного согласия помогать Следствию без такового легко и непринуждённо обходятся – для благополучия Города ну совершенно необязательна целостность личности подследственных, вполне достаточно сохранности телесной… последняя даже предпочтительней: необременённое сознанием собственной уникальности тело не возражает, когда у него регулярно стимулируют деятельность яичников, а впоследствии, когда эти органы становятся более неспособны производить ценнейшие клеточки, бывшая женщина ещё долго в силах вынашивать по пять-шесть плодов одновременно… примерно дважды в год… пока тело напрочь не износится… что при хорошем уходе случается очень нескоро. И не беда, что эти многоплодные беременности не донашивались до полного срока, такой цели пренатологи и педиатры и не ставили – маловесных новорождённых благополучно доращивали до нормального веса в инкубаторах и выпускали в жизнь.

«Зачерствел я совсем, что ли?» – отстранённо думал Бен, провожая взглядом уже более чем спокойных и послушных девиц, слегка заторможенно и почти добровольно грузящихся в медицинские флайеры… Его гораздо больше волновало всё ещё живое тело их подруги, Лауры, которую Миль малодушно не добила. Знай Миль, что натворила, оставив её в живых, она, возможно, и нашла б в себе силы добить противницу, сейчас Медсовет увозил бы просто ещё один труп, и неудобных вопросов к Миль у него было бы гораздо меньше… А так у него, Медсовета, имелось уже целых два аналогично немёртвых и не очень живых тела, а это, как известно, уже тенденция… Почему-то любознательные специалисты-медики связывали оба случая именно со сбежавшей пациенткой, хотя Хейлу приговорил Бен – и свидетельства тому имелись неопровержимые…

…Медсовет, воодушевлённый результатами всяческих анализов тканей нерождённого ребёнка Регхазов и самой Миль, видеозаписями последних событий в клинике и недавнего инцидента с участием Хейлы, заинтересовался и несостоявшимся отцом. Бена обследовали едва ли не более плотно, чем его жену, но обследование лишь подтвердило показания индикатора, и Медсовет нехотя признал, что этот след – ложный.

Однако Бену снова и снова пришлось рассказывать намертво вбитую в память историю о том, как он познакомился со своей будущей женой, как и где они встретились в первый раз… И Бен не раз поблагодарил про себя дотошность Джея, всю эту легенду сочинившего, наполнившего её достоверными деталями, до мелочей проработавшего каждый шаг и заставившего его эти факты и фактики затвердить так, что он уже и сам верил: всё и было так, и никак иначе. Раз за разом, давя беспокойство и затыкая «сторожа», Бен старательно отвечал на все вопросы, сердцем чувствуя, как утекает каждая секунда, как в ожидании кружит по улицам Миль, как она мается и недоумевает… как удаляется от него.

Однажды во время очередного допроса он с некоторой оторопью увидел: поверхность висевшего неподалёку зеркала туманится, покрываясь лёгкой изморозью, ощутил прилив тоски… и понял: это Миль пытается с ним связаться доступным только ей способом. Как он хотел ответить! И как боялся, что кто-нибудь обратит внимание на ни с того, ни с сего побелевшую поверхность… Обошлось: никто не заметил, и зеркало очень скоро оттаяло… То есть – Миль, спустя три дня после бегства из клиники, оставалась всё ещё жива-здорова, что уже было хорошо…

Наконец его, пусть и неохотно, всё-таки выпустили и даже подвезли туда, куда он попросил – до злополучной клиники. Чувствуя внутри опустошённость и сонливость, (не иначе, остаточный эффект каких-то подсунутых ему напоследок снадобий), Бен тупо постоял на краю стоянки, сделал несколько неуверенных шагов… И попал в зону внимания «Призрака», признавшего хозяина. Приветливо подмигнув бортовыми огнями, флайер гостеприимно открыл люк. Бен ещё поторчал столбом, соображая, чего хочет от него машина, потом вспомнил, добрёл до люка, сел в проёме, свесив голову… И, похоже, на время утратил контакт с реальностью.

Во всяком случае, он так и не заметил, откуда перед глазами возникла пара десантных ботинок, один из которых нетерпеливо притоптывал носком, явно ожидая, чтобы на них обратили внимание. Бен заставил себя поднять взгляд и тускло спросить севшим голосом:

– Ну?… Чего ещё?

Под носом у него появился листок с текстом:

– Читайте.

Бен вяло усмехнулся:

– Не могу. Сам читай.

Тип в ботинках вздохнул, но внял: ровным, чётким голосом зачитал постановление Контроля о помещении господина Рэгхаза под домашний арест – вплоть до особого распоряжения. В качестве особого же благоволения к его прежним заслугам арест разрешено отбывать в собственных владениях. Бен равнодушно кивнул, подписал подсунутый документ, принял вручённую копию. Ботинки не уходили.

– А теперь чего? – устало поинтересовался Бен.

– А теперь извольте следовать предписанию. Вы способны долететь сами или дать вам пилота?

– Сам. У меня кибер, – мотнул головой Бен. Перекинул ноги в салон, не давая себе труда подняться, окликнул кибера и приказал лететь домой. Даже не встал с пола, когда люк тихо чпокнул, становясь на место. Так и проспал до самой посадки.

Дома он первым делом завалился в биосканер и запустил полный анализ состояния. Результат был ожидаемый, и следом Бен прогнал себя через очистку крови, что заняло порядочно времени, но этого добра у него теперь было в избытке, а эффект того стоил: в голове наконец прояснилось, тело перестало быть тяжёлой малоподвижной обузой…

И Бен едва не пожалел, что очистил организм: теперь он мог только изо дня в день метаться по дому, не находя выхода беспокойству и ярости. Ментопоиск в его исполнении на таком расстоянии ничем помочь не смог… Джей на звонки не отвечал.

Администрация Контроля, которую Бен не стеснялся каждый день доставать запросами о судьбе своей жены и бомбардировать просьбами о снятии домашнего ареста – тоже.

Он прибрал и с глаз долой попрятал все разбросанные по дому детские вещички и игрушки. Хотел и комнатку, приготовленную под детскую, привести в обычный вид, но руки не поднялись. Пусть останется так… А потом занялся тем, что принялся набивать салон и багажник флайера некими вещами, о которых наблюдателям, усердно пасущим усадьбу опальных Рэгхазов, знать было совсем необязательно.

День за днём мучительно-неторопливо складывались в неделю за неделей… Вот уже и флайер набит, и все его системы тщательно и не по разу подетально перебраны, насколько это позволяли условия домашней мастерской… Уже и собранное своими силами кое-какое оружие размещено по укромным уголкам на его борту. Подготовлен к консервации сам дом. Все инструкции Дому выданы. Делать стало совсем нечего. Связь с Городским информаторием ему ограничили телевизионными каналами. В новостях за слаженные совместные действия и самоотверженность, проявленные в операции по качественному захвату очередного «курятника», усердно нахваливали Десант и Патруль. Бен мрачно смотрел на хорошо знакомые героические физиономии бывших сослуживцев, взиравших на официалов, торжественно вручавших им награды, почему-то кисло, и ждал… ждал, чем же всё это кончится – ведь должно же оно было когда-нибудь уже закончиться…

Оно и закончилось – несмотря на ожидание, внезапно. Киб, нарушив ничем не разбавленную тишину, пробасил – Бен даже вздрогнул, в точности, как когда-то Миль:

– Оцепление снято, хозяин. Получено официальное разрешение на отмену домашнего ареста.

Вот так – ни извинений, ни объяснений…

– Подотритесь вы своими извинениями… – пробурчал Бен, запуская генератор помех и провожая взглядом улетавший в сторону моря «Призрак». Белое побережье – совсем рядом с северной границей Периметра Города. Оцепление снято, и, пока сообразят, куда улетел опальный гражданин, пока вышлют (если оно им надо) перехватчиков, пока (и если) догонят да выяснят, что флайер пуст – «Призрак» уже окажется далеко… Да и (Бен довольно ухмыльнулся) пусть ещё попробуют теперь флайер обнаружить: зря, что ли, Бен все эти бесконечные недели возился со своей машиной…

– Киб, вызывай для меня такси. А пока пишем сообщение для госпожи…

И, конечно, выпустил на близлежащую территорию целую рать миниатюрных роботов, которые, лавиной покатившись во все стороны, тут же принялись тщательно и безжалостно чистить округу от оставленных Контролем крошечных электронных шпионов. А чего вы ждали, господа… Как аукнется – так и откликнется. Он понимал, что вряд ли его минивояки вычистят всех и сразу, но и не сомневался, что Миль, в надежде встретиться с мужем, при первой возможности непременно попытается вернуться домой. И сделал всё, чтобы она тут не появлялась, а и появится – осталась бы необнаруженной.

41. «Улей». Белые начинают и… проигрывают

…Пробуждение напоминало стремительное всплытие со дна тёмного озера. Чувствуя во всём теле сразу и лёгкость, и оцепенение, Миль полежала, не желая ни двигаться, ни думать, то и дело ненадолго проваливаясь назад в лоскутно-пёстрое забытьё и снова просыпаясь. Потом попыталась сообразить, а где, собственно, находится, какой сегодня день, какое число… Безуспешно. Открыла глаза – это ничего не дало: вокруг плотной стеной стояла темнота… и полная тишина. В воздухе присутствовал приятный, явно цветочный, аромат… Пошевелилась – лежать было удобно, тепло и мягко, тело окутывало нечто невесомо-пушистое. Пощупала вокруг себя – под ней явно кровать… да широченная какая…

Как-то непривычно, с задержкой, отзываются руки-ноги… по всему телу – противные мурашки, тактильные ощущения – какие-то… неполноценные, что ли. Ничего не болит – ни внутри, ни на поверхности, даже напротив – немного не хватает чувствительности, наличествует некоторое онемение, притуплённость… Странные ощущения.

Странно всё это: во-первых, у неё никогда не было пушистого одеяла… а во-вторых, она никогда не спала абсолютно голой… разве что в биосканере…

И тут сразу вспомнилось – и битва в клинике, и побег из неё, и бессонные блуждания по Городу, и кафе, и Лит, и поездка в такси… А дальше? Или всё это – лишь глупый сон, и стоит только позвать Бена, как он отзовётся?

Позвала… понимая уже, что сама себя пытается обмануть, и никакой это не сон. Конечно, никто ей не отозвался… Хотя где-то неподалёку и жужжало множественное ментоэхо… правда, вовсе не такое густое, как обычно в Городе.

Так что же произошло? Да уж вряд ли что-то хорошее, несмотря на покой и вроде бы комфорт… Ну, позволила она себе уснуть. Но кибер же непременно должен был разбудить… Что ж, наверное, он и будил, да она, видимо, устала сильнее, чем думала… А дальше-то что было?!

Села. Пушистое соскользнуло. Спустила вниз ноги – пол оказался неожиданно близко, стало быть, ложе совсем невысокое. Несколько неуверенно, покачиваясь, встала с постели – коса, щекотнув, прильнула к спине. Темнота дезориентировала, голова кружилась, во рту – вязкая гадость и сухость…. Почему так темно-то?! – топнула она в раздражении босой ногой по тёплому полу. И вздрогнула – пол засветился. Мягко, неярко. Скорее полумрак, чем свет, но можно различить, что невысокое обши-ирное ложе стоит посреди просторной комнаты, одна из стен которой – сплошное зеркало, в котором Миль видела своё подсвеченное снизу отражение, а остальные три – увитый цветами камень. Потолок тёмен и лишь угадывается.

В одной из стен обнаружился арочный проём, ведущий в соседнюю комнату – дверь среагировала на касание, отъехала в сторону и… Миль прижмурилась – вспыхнул свет. Знакомо: значит, управляет всем здесь кибер. Это обнадёживает… даже очень.

Щурясь, Миль шагнула в освещённое помещение – шкаф, кресло, туалетный столик с выставкой косметики перед подсвеченным зеркалом. В шкафу – уйма красивой и дорогой одежды, полка с коллекцией изящной обуви, а с краю (не иначе, для контраста) висит её затёрханный стандартный комплект из синтезатора – типа: обратите внимание, нам чужого не надо… Ну-ну. И даже… ха, даже в карманах всё, как было: в хлам растрёпанная и уже нерабочая «Недотрога», вполне ещё годная «Путалка», флакон с бактерицидкой, тюбик с биоклеем, несколько саморазогревающихся упаковок с едой из автоматов готовой пищи. Так… мясные брикеты, овощное пюре, сырная масса… всё длительного хранения, непортящееся. Миль игнорировала предложенную роскошь гардероба, но накинула халатик – точно по её размеру – не дома всё же, чтоб голой расхаживать… и продолжила экскурсию.

Дальше – маленькая, обычная такая городская кухонька, где Миль, углядев прозрачный кувшин, полный чистой воды, первым делом припала к горлышку, и долго жадно пила, не вспомнив о стакане, не обращая внимания на наличие привкуса – для неё вода в этом мире всегда имела некий привкус… а потом уже огляделась: кресло, стол-плита, холодильник, мойка, небольшой монитор – напротив стола… а вот ванная – так та даже с бассейном… санузел стандарной комплектации.

Ни окон, ни дверей. И людей не видно – пока?

Странное гостеприимство. Ну, блага цивилизации – они для всех. Гигиена прежде всего. М-да… смотри-ка, индикатор по-прежнему с красным ободочком по краю. А вот порезы-ожоги давно зажили … Сколько же времени-то прошло?

Монитор – приятный сюрприз – оказался подключён. И пульт обнаружился рядом..

…Четыре недели?! Как корова языком! То-то тело так сковано было по пробуждении… Да и до сих пор будто не своё… Не могла она по-доброму столько проспать. Значит… Извините, но здешнее гостеприимство пахнет очень плохо. Неужели… Так это что же, Рольд был прав – похитители вовсю крадут женщин! Из-под самого носа Медсовета, Десанта и Патруля.

Но есть и положительный момент: ей дали проснуться, а не упекли сразу в натальный инкубатор – надо полагать, кому-то она, что называется, приглянулась. И уж этот кто-то небось скоро явится.

Он и так аж четыре недели ожидал. Что ж, надо подготовиться к встрече…

Но времени на подготовку ей не дали. Только что она была в кухне одна – и вот за спиной уже кто-то стоит. Мужчина – определила она по его менто, быстро увеличивая расстояние между собой и гостем, и только затем оборачиваясь: высокий – как и большинство из них здесь, в Городе, красивый – тоже в лучших местных традициях, стройный – несмотря на возраст слегка за сорок. Белое, почти обтягивающее, одеяние только подчёркивало фигуру и моложавость. Серебристо-светлый, практически белый, блондин с совершенно незагорелой кожей и очень светлыми серебристо-серыми – как две монетки – глазами. И на таком красивом лице с резковатыми, несколько даже острыми чертами – такое нехорошее выражение… Миль, во всяком случае, крайне не понравилось, как он на неё смотрел. Мужчины Города на неё так ещё не смотрели. Только некоторые местные дамы.

С неудовольствием – это бы ладно. По-хозяйски – ну, это понятно. С досадой – что уже не так вразумительно, но пофиг. С любопытством: ну-ка, ну-ка, а теперь что скажешь-сделаешь?… И с лёгкой угрозой, что и вовсе неудивительно. Ни поклона тебе, ни приветствия…

Их разделял стол. Миль под насмешливым взглядом гостя – или хозяина? – отступала, пока было, куда. Она не стала принимать гордых поз, свойственных горожанкам – напротив, слегка пригнулась, чуть пружиня на пальцах ног, и поискала взглядом хоть что-нибудь твёрже собственных рук… Но в пределах досягаемости имелся лишь почти ополовиненный кувшин, взглянув на который, вошедший хмыкнул, скорчив ещё одну непонятную гримаску.

– И что ж вам дома-то не сиделось, а, Мэллин? – вдруг брюзгливо-досадливо спросил он. – Или в клинике, если точнее?

Миль обмерла. А мужчина, довольный её замешательством, не то скривился, не то улыбнулся и пояснил:

– Да ведь с вашей востребованностью в Городе трудно оставаться инкогнито. Как, вы не знали, что вас ищут все службы Города, фэймен? Вы же сами включили монитор, как же вы это пропустили? – он подошёл к столу, взял пульт и принялся не глядя переключать новостные каналы.

Миль, краем глаза держа его белый силуэт в поле зрения, покосилась вверх, на экран. И чуть не забыла обо всякой осторожности: дикторы, декорации, студии, каналы – всё сменялось в согласии с нажатием на кнопку пульта, неизменным на экране оставалась только одна деталь. Портрет Мэллин Регхаз. Крупно и на втором плане… Вперемешку с рекламой и вместо неё. За спинами дикторов, на фасадах домов… На каждом углу…

– Ах, если бы они удосужились разместить ваши портреты сразу, как вы сбежали из своей палаты… Кстати, если это вас хоть как-то утешит: всех ваших обидчиц взяли прямо на месте преступления.

Он положил пульт, оперся о стол ладонями и холодно уставился на ошарашенную Миль.

– Обычно мы не трогаем замужних, так меньше хлопот. Но с вами получился прокол. Нас ввела в заблуждение ваша внешность – вы выглядели… да и сейчас выглядите заплутавшим подростком, браслета на вас не было, и никто не догадался там же, на месте, сразу взглянуть на индикатор… Впрочем, сейчас это уже неважно. Вы не поверите, госпожа, – издевательски подчеркнул он обращение, – но на вас, невзирая на ваш инфантильный облик и временное, как надеются медики, бесплодие, тоже есть спрос. Я получил предложения, и не одно. Никогда бы не подумал… Что – вы и этого не знали?! – он, кажется, получал удовольствие, сообщая ей такие известия. – А вы взгляните на свой индикатор – видите эту симпатичную красную каёмочку, так эффектно оттеняющую его белизну? Мы не смогли получить ни одной яйцеклетки, госпожа. Ну, не расстраивайтесь так. Хотя… и я, признаюсь, тоже был разочарован – представьте мои убытки.

Он внимательно следил за её реакцией. Потом, сказала себе Миль, попереживаю об этом как-нибудь после… Если будет такая возможность. А сейчас – даже порадуюсь: моим детям не расти в этом кошмарном месте. Это – очень хорошо. Поэтому она ему тоже не то улыбнулась, не то оскалилась.

– Зубки у вас хороши, согласен, – отметил он. – И вообще с вами всё не так плохо, как казалось сначала… За эти долгие недели карантина мои медики многое о вас выяснили… Дикая кровь, да? Что ж, немножко странная реакция на лекарства не портит общей картины вашего здоровья. И… это… волосатость ваша многим нравится… и даже немота. Да понял я уже, что это не простуда. Вот ведь какая штука, фэймен: вы хлопотная добыча и очень неудобный, опасный товар. Держать вас у себя – накликать беду, а выпустить из рук, расстаться с вами – невозможно… Можно было бы, конечно, отпустить вас, – он подождал, пока в её глазах против воли вспыхнет надежда, а затем с удовольствием эту надежду погасил: – но вы же всё равно достанетесь Патрулю, и будете ли вы тогда так же молчаливы, как сейчас? Не захочется ли вам наказать нас, коварных похитителей женщин? Скажите мне вот что, фэймен… Вы очень привязаны к мужу?

Вопрос почему-то вызвал жестокий спазм в груди. Миль даже губу прикусила. Ответ был очевиден, и вопрошавший кивнул, констатируя:

– И очень скучаете. Жа-аль… – он усмехнулся, прошёлся по кухне, посверкивая в её сторону серебристыми бликами глаз. – Ну, я понимаю – первый мужчина часто кажется самым лучшим, но на деле-то это далеко не всегда так… Знаете, мы могли бы предложить вам кое-кого и получше.

Теперь уж Миль пренебрежительно усмехнулась в ответ: не себя ли имеешь в виду? Эх, ты, «получше». Да, Бен, возможно – не лучший. Он просто, как это ни банально – единственный… А кстати – ей показалось или… Она осторожно потянулась мыслью в сторону блондина… и тот сейчас же чуть заметно дёрнул головой в её сторону. Не показалось! И даже некоторую защиту он тут же выставил – бессознательно, но добротно. Заня-атно…. А вот любопытно – сам-то он понимает, что практически мутант?

А если прощупать тебя с твоей защитой чуть поглубже?..

Не успела: коронарный спазм повторился, а следом волны болезненных спазмов прокатились от сердца и до кончиков пальцев рук и ног… и целая серия микроспазмов в черепе на несколько оглушительно звенящих секунд затмила зрение, а едва свет прояснился, как с головы до ног обдало таким безжалостным жаром, что Миль разом и задохнулась, и потеряла твёрдость в ногах. Она навалилась на стол и потянулась к кувшину – напиться! Сейчас она легко, в один глоток бы выхлебала тот немалый остаток воды, что в нём оставался…

Но длинная белая рука быстро перехватила кувшин и решительно вылила остатки воды в раковину.

– Я, конечно, подлец и всё такое, – пояснил он, отставив опустевший сосуд и сбрасывая куртку, – но не садист. Хватит с тебя и того, что ты уже употребила. Сама виновата, кто ж знал, что ты так любишь воду… Хотя… Похоже, с дозой они всё-таки опять не угадали, – недовольно добавил он, оказываясь рядом и принимая на себя невеликую тяжесть её горячего, как тлеющий уголь, тела. – И вводить антидот смысла уже нет. Не так я это планировал, но выбора не остаётся. Зато передоз нейтрализуем быстро… Тем более, что беременность нам не грозит…

Миль в её сумеречном состоянии плохо его понимала, с телом творилось кое-что похуже лунной лихорадки – оно дрожало и выгибалось навстречу его прикосновениям, бесстыдно подставляя под его ладони и губы самые интимные, самые чувствительные свои местечки, кажется, она даже рычала и мурлыкала, кусалась и царапалась, а он только удивлённо-довольно посмеивался, входя в неё снова и снова…

…Впрочем, вскоре он уже перестал посмеиваться. Вскоре он уже хрипло, запалённо дышал, но всё не мог остановиться. И Миль, до этого не владевшая ни своим телом, ни разумом, понемногу возвращаясь из-за сумеречной пелены, уже получила возможность с мучительным стыдом наблюдать за собственными выкрутасами… но ещё нескоро, очень нескоро смогла она взять под контроль свою извивавшуюся, безумствующую, неспособную насытиться плоть…

И прекратить, наконец, мучения истязаемого ею бледного до синевы мужчины.

Да, пострадали в этой нечестной схватке оба. И неизвестно ещё, кто больше – истощённый блондин, впавший в неизбежную после такого неистовства спячку, больше похожую на кому, или Миль, проснувшаяся легко, вполне отдохнувшей и с ясной головой, хотя и с болезненными ощущениями в некоторых местах… а также с укусами и синяками… и тем, что называется засосами – по всему враз похудевшему телу, как она смогла убедиться, глядя на своё отражение в ванной.

Она долго мылась. Пока не поняла, что безуспешно пытается смыть с себя память об этих часах – да, это длилось несколько часов. Миль вообще не могла сказать, когда она сообразила, что происходит нечто жуткое, в какой момент изгнанная во тьму беспамятства суть оскорблённой насилием веды вернулась и принялась мстить – прежде, чем сама Миль смогла вмешаться.

Разглядев в зеркале свои распухшие алые губы, недобро мерцающие, запавшие, в тёмных кругах, но сияющие избытком силы ярко зеленеющие глаза, под взглядом которых исчезали один за другим синяки и засосы, она заподозрила неладное, обратила внутренний взор к своему сокровенному потенциалу… и, ахнув, побежала в спальню.

Там, на широком низком ложе, раскинулось прекрасное в своей скульптурной обнажённости бледное тело. Нет-нет, он был ещё жив – и будет жить довольно долго. Всё-таки Миль сумела окоротить разбушевавшуюся свою суть, в отсутствие хозяйки не только практически ограбившую беззащитного перед нею насильника, но и навек поработившую его так неудачно подставившуюся мужественность…

Миль читала об этом в учебнике, но никогда не думала, что это может произойти с ней, что в ней самой живёт так много от её предков, и из всего рода именно у её ведьминой сути хватит тёмной силы, чтобы в момент, когда личность окажется подавленной, бессильной и униженной, всплыть из глубин, вступить в поединок и переломить ситуацию. Мужчина, рискнувший изнасиловать веду, рискует нарваться на проснувшегося суккуба – так было написано в учебнике. Он никогда не сможет больше жить, как прежде. Фактически этот человек, отдавший сегодня ей свою силу, стал её рабом, рабом преданным, искренне её обожающим всеми остатками души – и мечтающим отдать ей даже эти остатки. Особенно противно было сознавать это потому, что он был почти ровней ей, Изменённым. По местному – мутантом. И он не пытался её убить…

Ну вот что теперь с ним делать?! Может, добить?… – подкралась неожиданная мысль. Это же будет так просто и так… сладко…?

И Миль окончательно ужаснулась произошедшей в ней перемене… Может быть, он и не заслуживал милосердия. Но она ещё не была готова убивать – только не вот так, запросто, хладнокровно, тем более, абсолютно беспомощного… Она со страхом чувствовала: каждое убийство, даже вынужденное, что-то необратимо меняло в ней… всё дальше уводя по пути изменений… Ах, бабуля, об этом ты ничего мне не говорила… Может быть, ты об этом и не знала?…

…Поэтому она протянула руки и вернула на место часть его энергии, формируя кокон биополей. Пусть с ним разбираются те, кому положено…

…С сожалением отказавшись от бесполезных дамских красивостей, соблазнявших не надеть, так хоть примерить, Миль, позарившись лишь на новое бельё, облачилась в свою одёжку, более-менее привела в порядок косу и принялась за поиски входной двери. Так, скорее всего, это где-то в кухне…

Кажется, где-то здесь… А на вид и не скажешь, что тут имеется дверь. Обратясь лицом к единственной свободной стене, Миль прикрыла глаза, сосредоточилась и перестроилась в более скоростной, второй уровень, как некогда обозначил его Бен. Из этого состояния легче было погрузиться в мир электронных ритмов. Да и ментоизлучения живых существ воспринимались лучше.

…Она увидела такое, что просто обалдела. Да любой бы обалдел: Город со всеми коммуникациями жил своей обычной жизнью где-то высоко-о вверху. А то место, где сейчас находилась Миль – глубоко под ним. Хорошо оборудованное, тщательно обустроенное подземное гнёздышко в несколько десятков соединённых лифтами этажей, плотно заселённое, битком набитое электроникой…

Ну, дверь она обнаружила. А вот договориться с ней – не вышло! Это было бы смешно, не будь оно так серьёзно: оказывается с огромными компьютерными комплексами договориться легче, чем с простым электрическим замком – просто в силу того, что тут не с кем-не с чем договариться! Простенькая микросхемка тупо ожидала ключа как необходимого элемента, при наличии которого система соглашалась срабатывать.

Чувствуя, что решение есть, оно рядом и совсем несложное, Миль – нет, чтобы успокоиться и подумать – в бессильной ярости пнула дверь, понапрасну зашибив ногу, и от досады на себя разнесла полкухни… Легче не стало, наоборот – ожидание очередных близких неприятностей дополнилось ощущением цейтнота, и она заметалась по комнатам, торопливо собирая и обыскивая одежду своего гостя-хозяина – где-то в этих белых складках должен же быть ключ! Только бы ключом не оказался узор его сетчатки или ещё что-нибудь в этом роде… Господи, пусть это будет что-нибудь простое. Она спешила – ко всему прочему ни за что на свете ей не хотелось бы увидеть, какими глазами он посмотрит на неё после пробуждения…

В карманах белых одежд не нашлось никакого оружия и ничего другого, что могло бы оказаться ей полезным, так – платочек, упаковка мелких карамелек да коробочка с единственной кнопкой. Учитывая специфику его «работы», кнопочка, скорее всего, «тревожная».

Ну-ка, а на запястье у него это… ага, телекоммчик. Заряженный, оплаченный. Красть, конечно, нехорошо… Но мы же с его владельцем вроде бы в состоянии войны… да и вдруг пригодится? Будем считать трофеем. И не в него ли встроен ключ – ведь этот телекоммчик куда навороченней и умнее той схемы, что отпирает-запирает дверь…

Но нет, телефон с замком никак не сопрягался… а вот реквизированная коробочка с кнопкой оказалась-таки ключом, да не простым, а универсальным – её параметры совпадали с параметрами всех замков! Ну, ещё бы у хозяина этого улья – или всё-таки курятника? – да не было бы доступа в соты с медком… Наверное, трудится без отдыха, и на поверхности, судя по его белокожести, если и бывает, то не днём. Если вообще бывает…

Итак – можно покинуть это воплощение избыточного гостепримства? Но сначала – сплести новую «Недотрогу». Вот только из чего бы? Платок не совсем подходит: чужой. Пропитай она его хоть собственной кровью – нет гарантии, что узел станет работать только на неё одну… А вообще-то… Почему нет? Жертва суккуба, хозяин платка, конечно, нуждается в заботе, но он всё равно ещё долго проваляется в блаженном забытьи… Если на него ненароком не набредут. А Миль тем временем, глядишь, и выберется на свободу, а уж после обратит Узел, и все дела.

Она ещё додумывала эту мысль, а руки уже теребили платок, дербанили на полоски, связывая их в одну, скручивая в жгутик, привычно вывязывали петли, протягивали, закрепляли… И вот Узел практически готов. Выглядит – Миль фыркнула – опять совершенно непритязательно. Просто клубок лоскутов. Поскольку платок был чужой, одних клеток эпителия с поверхности её ладоней, потожировых выделений и эманаций души недостаточно. Подумав, Миль вдобавок старательно поплевала на лохматую «Недотрогу». Оставалось произнести про себя спусковую формулу…

И можно отвлечься на ментальный шум, беспокоивший уже некоторое время. То есть Миль с самого пробуждения отметила его наличие где-то не очень далеко, за стенами, но, как и обычно в людной среде, отсекала его от себя, пропуская мимо внимания, как всякий постоянный фон. Но сейчас этот фон как-то изменился. Стал активнее, что ли. Да и определённо ближе. Завозились, забегали… Блин, это ж они патрона своего потеряли, вот и зашевелились! Значит, по-любому скоро объявятся.