Текст книги "Чужого поля ягодка"

Автор книги: Карри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 40 страниц)

Карри
Чужого поля ягодка

Город
1. Призыв

Сначала вообще ничего не было. Или было – ничто?…

Потом стало: и вокруг – ничего, и внутри – ничего. И то, что внутри, долго маялось своей неопределённостью и ничегошностью.

Наконец, вокруг что-то стало происходить. Возник шум, но его невозможно было понять. Добавились цветные пятна, много-много мелких пятен, они, сбившись в стаи, толклись и дрожали… проносились мимо – но ухитрялись оставаться на месте… группами… роем… выворачиваясь наружу – и проваливаясь сами в себя… Шум разделился на отдельные звуки, звуки дробились и отражались, повторялись, то затухая, то усиливаясь…

Эта невнятица ничего не давала, ни осознания того, что происходит, ни возможности определить – с кем или с чем, и что такое оно само – то, что видит и слышит эту самую невнятицу. Не было верха и низа… Не было ничего… кроме тягостного чувства потерянности, бессмыслицы, беспомощности… которое всё длилось, длилось… длилось…

…«Это я? – возникла, наконец, первая мысль. – А что такое – я? И что это всё такое?»

…«Что происходит?» – понимание не наступало. Но наступило привыкание и смирение:

«Наверное, так и должно быть… Наверное, это и есть моя жизнь».

Если это была жизнь, то довольно противная.

…Цветные кусочки перестали выворачиваться сами из себя, теперь они мелко подёргивались на своих местах, пытаясь с этих мест сорваться – но стало понятно, что никуда они не денутся. Со временем они слились в большие пятна, пятна обрели объёмы, формы… Но всё оставалось бессмыслицей. Ни до чего нельзя было дотянуться, дотронуться – потому что не было тела, а мысль металась немощно, суматошно. Появилось подозрение, что всё это как-то неправильно, всё должно быть не так… Но как?

Ни малейшего понятия…

…Позднее добавились ощущения холода и боли. И определение границ этой боли. Все звуки и цветные формы оставались за пределами боли, снаружи. Одновременно пришло понимание: болит то, что живёт и думает, и видит, и слышит:

«Это – я. Это моя боль. Мне больно. У меня есть, чему болеть. Моё тело болит».

Боли было слишком много, и на какое-то время наступил перерыв в ощущениях и попытках думать.

Ещё позже удалось понять: больно не всегда одинаково, если шевелишься – болит сильнее. Но зато теперь возникло осознание себя, удалось увидеть и узнать собственные руки, ноги, торс, всё это располагалось, где и обычно, без возражений подчинялось воле, значит, хоть кости остались целы…

«Жива, надо же», – удивление что-то сдвинуло в сознании, и память вступила в свои права. Облегчение оказалось временным. Теперь она знала, кто она, но не имела понятия, где, и что произошло.

Стараясь не потревожить боль, осторожно подвигалась, ощупала себя… Да, всё при ней.

И всё болит. Что такое сделал Проклятый? Что он натворил? Ну, что бы это ни было, а уж он постарался… Она только надеялась, что не осталась в долгу. И что дядьку удалось отстоять.

Отчётливо помнилось, как рушилась, распадаясь, гостиная. И как гадко Гор копался у неё в сознании… Её передёрнуло – и напрасно: боль радостно вгрызлась во всё, что посмело дёрнуться. На некоторое время пришлось забыться…

…привела в себя гроза. Разряды били часто и близко, слепящие вспышки сливались в одну, и грохот почти не разделялся на составляющие его отдельные удары, почва содрогалась, воздух, напоённый влагой и насыщеный электричеством, покалывал кожу… Миль даже сквозь плотно зажмуренные веки видела этот яркий, холодный свет. Съёжившись в комок, она всем телом тряслась крупной мучительной дрожью, от которой ноющее тело болело ещё сильнее. Поняв, что недалеко до судорог, постаралась расслабить сведённые мышцы. Сразу не получилось, расслабляться пришлось поэтапно, долго. Не скоро, но удалось собрать себя в единое целое и как-то встать.

Под ногами был камень. Мечущийся неживой свет давал возможность разглядеть, что вокруг – довольно просторная пещера ли, грот ли, дальний конец которой скрывал тёмный зев провала, куда отсветы разрядов не доставали. Но Миль туда в любом случае не собиралась. Её больше интересовало, а что за пределами пещеры, и когда вся эта свистопляска закончится. А там, за пределами, не сказать, чтобы лило – там почти стояла стеной вода. Миль никогда не видела таких дождей. Выставив руку, убедилась, что идти под таким «дождём» невозможно: руку ударило напором воды и отбило вниз и назад… Если рискнуть и выйти под «дождь», поток просто собьёт с ног, придавит тело к земле и очень быстро утопит. Кстати, об «утопит»: вода понемногу прибывала, подползая к ногам.

Подставив ладони под стекающую со стены струйку, Миль напилась. И побрела выбирать местечко повыше и посуше…

Уснуть не уснуть, но как-то забыться ей удалось. Сколько времени прошло, понять не представлялось возможным. Гроза буянить перестала, и глаза больше не слепли от разрядов, но «дождь» всё так же заливал весь мир. И слух по-прежнему отказывался служить – монотонный шум вставшей «на попа» реки заполнял собой всё. Пол в пещере покрывал слой воды толщиной в полметра, не меньше. Ага! Раз это можно увидеть – значит, снаружи день! Да. И что нам это даёт?

Пробравшись к выходу, ещё раз напилась дождевой воды, залив подсасывание в желудке, и вновь забралась на свой насест. Присмотревшись, поняла, почему воды в пещере ровно столько, сколько есть, а не выше: достигая определённого уровня, вода сливалась в ту самую дыру в дальнем углу.

«Ну, и то хорошо, что не зальёт совсем…» – подумала Миль, впадая в оцепенение…

Было холодно… Так холодно, что пальцы не слушались и их не удавалось сдвинуть вместе. Ступни тоже утратили чувствительность. Тело опять скрутило, оно пыталось свернуться, согреться… Но тепла в нём оставалось всё меньше. Зубы не стучали – челюсти свело плотно. «Зато не больно,» – сонно подумалось ей. Да, тело уже не болело или ощущения просто притупились от холода.

«А ведь пропаду тут», – поняла как-то отстранённо. А что можно сделать? Разве что попробовать утопиться в дожде? Так это же ещё дойти надо… И вообще – какого чёрта… Вода… Что-то такое с водой можно сделать… Но цепенеющий мозг не желал думать.

…В пещере всё – слабо так – светилось. Странно. Вроде не должно. Взгляд на руки – руки тоже светились. Не сильно, и только самые кончики. Голубым таким… Ну, это как раз для неё обычно. Светящаяся вода напоминала лёд… Вода, вода… А! Ну да – если на воду дохнуть, как на зеркало – можно послать вызов. Бабуля научила.

Вызов. Кто-нибудь из своих должен же услышать – дядька, дед, да кто угодно…

Тело так скукожилось и оцепенело, что подняться на ноги было невозможно. Даже развернуть тот тугой узел, в какой оно свернулось – на это ушло столько сил, что куда там встать – доползти бы. Поставив цель, Миль запретила себе сомневаться в выполнимости её…

…и, ткнувшись лицом в ледяную влагу, поняла, что доползла, хотя совершенно не помнила, как. Неважно. Отдохнуть… чуть-чуть…

…едва не захлебнувшись, вынула лицо из воды – отдыхать было нельзя. Можно – сделать выдох, дли-и-инный… вместе с призывом из глубин естества: «Я здесь! Сюда! Сюда… Ко мне….»

Напряжённо прислушаться – ответят ли. Нет… Никого… ни-ко-го… Всё напрасно. И тогда она с облегчением разрешила себе наконец расслабиться. Всё зря… Можно уснуть.

…Показалось ли, приснилось ли – краешком остывающего сознания уловила тёплый отклик с лёгким таким эхом. И потянулась к нему всем своим существом, всем остатком сил… Чуть-чуть тепла…

Ещё хватило сил – отвернуться от воды. Чтобы дождаться…

Она не видела, как вода – вся разом – загустела, замерла. Замедлился, становясь вязким и прозрачным, поток, изливавшийся с небес снаружи, застыла вся вода на многие десятки метров. Вместе с ней застыли немногие живые существа, не сумевшие убраться подальше: рыбы в воде, насекомые под листьями и травинками, мелкие зверьки в дуплах…

И сияние, что голубело в пещере, разлилось на всю эту застылость, высвечивая мельчайшие детали, проникая внутрь всего живого. Деревья и травы стекленели до самой сердцевины, рыбы, зверьки и насекомые стали прозрачными, слоисто являя миру строение мышц, органов и костей.

И воцарилась тишина…

В тишине возник низкий рокочущий звук. Какой-то крупный предмет плыл – иначе не скажешь – через остановившийся дождь. Медленно, с натугой пробивался он сквозь плотную массу воды. Там, откуда он вдавился в поток, шёл обычный, хотя и сильный, дождик. Вода становилась плотнее постепенно, одновременно приобретая голубой отсвет.

Сопротивление было столь велико, что сжигавшая все запасы машина уже не могла бы вернуться. Человек, сидевший за штурвалом, выжимал из двигателя все резервы, надеясь, что прочный обтекаемый корпус выдержит нагрузку, на которую, в общем-то, рассчитан не был.

И машины прошла, протиснулась.

Скользнув над поверхностью озера, она вдвинулась в зев пещеры до половины, да так и застряла. Двигатель облегчённо сбавил обороты и затих. Человек за штурвалом всмотрелся сквозь переднее стекло: довольно обширная, высвеченная голубым сиянием полость с провалом в самом дальнем углу, ровная поверхность воды, залившая песчаный пол, несколько крупных валунов… За одним из которых и лежало скорчившееся тело. Видимо, это и был тот, ради кого человек в машине, услышавший отчаянный призыв, повернул и помчался на зов.

Боковая дверца, скользнув по пазам, спряталась в стенке, человек оставил кабину, спрыгнул в воду и передёрнулся, сразу продрогнув до костей. «Вода» под его ногами расступалась крайне медленно, неохотно, будто густое желе… или смола… она тянулась следом за ногами длинными светящимися нитями… чёрт его знает, что это было – но на воду оно не походило!

С трудом передвигая ноги, мужчина побрёл к неподвижному телу. Он быстро понял, что по берегу идти будет легче, чем по «воде», выбрел на сушу и припустил было, но сразу осадил себя: не хватало сломать ноги в этом диком месте и стать здесь второй жертвой. Осторожно обходя каменный хлам, он добрался, наконец, до лежащего, присел на корточки… И обнаружил, что это девушка. Подросток, если точнее. Худенькое тело в длинном тёмном платье лежало на боку, в позе эмбриона, сжавшись сколь могло плотно – видимо, в попытке согреться. Мужчину и самого уже потряхивало от невозможного в это время года холода, дыхание облачком срывалось с губ и тут же уплывало вверх. А вот её дыхания он не видел. Боясь, что опоздал, коснулся шеи девушки – и рука его сама собой отдёрнулась: тело было холодным, холоднее льда, и твёрдым! Но испугало другое: руку прошил разряд. Словно током. Всякое видевший на своём веку, мужчина почувствовал оторопь и ирреальный страх, как в детстве… Мысленно обругав себя, снова коснулся лежащей, уже готовый встретить удар, и принял второй разряд спокойней. Ток пронзил его с ног до головы и никуда не ушёл, напротив – вызвал в крови и костях неведомый отклик…

И всё-таки, изумлённо вскрикнув, он не выдержал – опять отдёрнул руку, а полученный заряд заметался, заколобродил в его теле, клетки отвечали вразнобой, голова кружилась и гудела… Но он знал теперь, что девушка жива. Вот знал и всё тут. И ещё понял – надо уходить отсюда.

Подсунув под неё руки, он получил очередной удар, но поднял лёгкое тело и, обходя камни, потащился к машине… Смог подняться в кабину, поместил по-прежнему неподвижную находку в соседнее кресло, пристегнул фиксаторами, зафиксировался сам… А вот как выводил машину под затихавший дождь и взлетал, он уже не помнил.

2. Находка

Ночное дежурство подходило к концу. Ещё час-полтора – и можно будет сдать вахту и отправиться спать. Все патрульные экипажи разлетелись по участкам – случай достаточно редкий, но не исключительный, время от времени такое случалось. Основное количество вылетов пришлось на первую половину дежурства, и сначала он даже хотел вызвать из казармы резерв, но ближе к утру успокоился, ведь вроде всё было тихо.

Тихо в диспетчерской. Так тихо, что начинаешь клевать носом над пультом. Чтоб встряхнуться, он встал, выполнил несколько танцующих, скользящих движений с неожиданными перетеканиями, поворотами и замираниями, и подошёл к широкому панорамному окну.

За окном темнела ночь, только на посадочном поле причальные огни горели зелёными звёздами, да габаритные рдели угольками. В тишине диспетчерской не слышно ни воя ветра, ни дробного стука дождя. Он посочувствовал ребятам из патруля. Плохо сейчас в рейде. Работка не для всякого, любой горожанин это знает, и всё же из года в год почти каждый в возрасте от двадцати одного до сорока пяти, не теряя надежды, заявляет о своей готовности принять участие в конкурсе. Обычно требуется тысяча-полторы, а претендентов набирается на порядок больше. И никого не смущает, что набирают чаще не в Десант или Патруль, а в отдел Порядка: система Контроля велика, попасть в неё – проблема, но уж попав, можно оказаться в любом отделе…

Он вернулся в кресло, посмотрел на мигающие часы – надо же, как тянется время… И, видимо, всё же задремал, потому что, когда снова увидел монитор, обнаружил, что один час куда-то делся.

…Тишину вспорол резкий сигнал экстренного вызова. Тычком выключив сирену, Джей взглянул в обведённое пульсирующей рамкой лицо одного из наблюдателей, – тот явно был встревожен больше, чем хотел показать, и сразу нервно затарахел:

– Джей, на северной границе моего участка появилось отчётливое световое пятно. Похоже на промышленный выход, хотя и не очень… Приборы ничего не показывают, то есть, они показывают, но лучше бы вообще ничего не показывали, чем то, что, они сейчас вытворяют… Я не знаю, что это может быть! Вышли кого-нибудь, пусть взглянут!

– Спокойно, Танди, что-нибудь придумаем, – рассеянно ответил Джей, выводя на свой экран показатели с его пульта. Приборы Танди, как и сам Танди, были в панике. И десант высылать надо было срочно. Вот только высылать-то было некого.

Джей затребовал сразу два канала: ангар и казарму. Ангар ответил раньше.

– Ребята, срочно подгоните к насесту «Черепаху», «Утюг» или лучше «Каплю». В полной готовности! Это всё.

– Привет, «наседка», зачем тебе «Капля», да ещё на взводе? – вахтенный резерва был бодр, хотя и немного растрёпан.

– Потом расскажу. Поднимай своих ребят, ориентировку получите у Танди. А, да – и мне высылай дублёра – «насест» пустой. Я пошёл!

За несколько секунд этих переговоров Джей успел натянуть средний десантный комбинезон, обычно от профилактики до профилактики пылившийся без употребления. Надевали его только на спор да в случае учебной тревоги – потому что до настоящей дело в диспетчерской ни разу не доходило. Несколько поколений диспетчеров и десантников тренировали на этом факте своё остроумие, «насест», кстати – тоже продукт их словотворчества. Старшее начальство жаргона не признавало и делало вид, что никогда его не слышало, как будто каждый из офицеров не прошёл в своё время через десант и все остальные подразделения…

Распахнув дверь, Джей зажмурился на пару секунд: как раз в этот момент ударила молния. Проморгавшись, сквозь пелену дождя разглядел, что «Капля» с номером 12 висит у самых перил – вниз сбегала мокрая лестница – и мысленно похвалил техников: учли, что спуск, да ещё в такую погоду, дело долгое и рискованное. Он перемахнул через перила, пролетел над нешироким тёмным провалом и мягко упал в кабину. Киберпилот закрыл люк и отчалил от диспетчерской.

Джей поднялся, сел в кресло, развернул машину на север и погнал на максимуме. И только после набора высоты, оторвав от подлокотника потяжелевшую руку, включил связь. В эфире было шумно – дублёр ещё не добрался до диспетчерской, а десантники – до катеров, вахтенный докладывал по инстанции о срочном вызове, командиры пытались узнать подробности, и где-то едва слышно было, как Танди безуспешно старался связаться с Джеем, он вызывал диспетчерскую, а та, естественно, не отвечала…

Джей набрал в лёгкие побольше воздуха и гаркнул – индикатор записи зашкалило:

– Борт К-12 требует очистить эфир! Нахожусь в экстренном вылете. Повторяю: требую очистить волну! Давайте, ребята, заткнитесь уже!

Сразу стало относительно тихо, и Танди пробился, наконец:

– Алло, Джей, это Танди, рад тебя слышать!

– Привет, Танди, давай координаты по маяку.

– Понял, даю координаты…

По маяку идти быстрее и удобнее, киберпилот держал катер на курсе, «Капля» шла, как по струнке. До квадрата наблюдения, где сидел сейчас Танди, было минут десять на такой скорости. Оттуда Джей поведёт машину сам, не торопясь. Сейчас есть время ответить Стану – Стайнису Веншу, шефу отдела Информации, члену Совета Контроля.

– К-12, почему вы один в полёте?

– Виноват. Вся смена задействована, резерв ещё не подошёл, жаль было терять время.

– Дублёр уже на месте?

– Да, командир, – отозвался «насест».

– К-12, это действительно так интересно?

– Понятия не имею, шеф.

– А кто имеет?! – Стан явно медленно закипал.

– Танди имеет, шеф.

– Танди!

– Так точно, шеф. Приборы наблюдения и анализа вышли из подчинения и несут явную чушь! Такое впечатление, что на них взвалили непосильную задачу и они растерялись…

– По-моему, это вы там растерялись, Танди. Электронщиков мне!

– Здесь, командир!

– Срочно команду наладчиков на этот участок и медиков для дежурного наблюдателя!

– Но, шеф, я в порядке, это приборы…

– И сменщика ему пошлите.

– Извините, шеф, но моя смена ещё…

– Помолчи пока, Танди, не то огребёшь взыскание или загремишь на губу, – вмешался Джей. Если Стан разозлится окончательно, Танди могут снять с наблюдения, а он ещё нужен Джею, да и жаль парнишку – первый год на службе, а уже нахамил Стану, это ему может выйти боком. Хотя вряд ли Стан действительно так уж зол…

– Шеф, выхожу на маяк. К-12 вызывает Маяк – 989. Танди, как там дела?

– Смотри сам, тебе должно быть уже видно.

Джей пошарил взглядом – изредка бьют молнии, в перерывах – темень, ни горизонта, ни земли, ни неба. Ага, вот маяк. Он стремительно приближался, сейчас «Капля» пройдёт над ним.

– Пока ничего не вижу, кроме молний.

Промелькнул под днищем маяк. Джей напряжённо вглядывался вперёд. Ещё минута, и он увидел…

– Шеф, тут действительно что-то мерцает. Ещё далеко… Торможу помаленьку…

– К-12, что видите?

– Не могу понять, но какое-то свечение имеется. Приборы его не регистрируют, но мы с Танди его видим. Танди, видишь?

– Уже час, как вижу, – буркнул Танди.

– И оно не стало слабее?

– Ярче оно стало, особенно в последние пятнадцать минут, когда гроза затихать начала.

– Приборы, Танди? – голос Стана серьёзен.

– Врут приборы, на чём свет стоит.

– Что, все разом?

– Все, сколько есть! …Шеф, – подумав, добавил Танди.

– Танди, не хами начальству, – Джей взял управление в свои руки и ещё сбавил скорость. – Снижаюсь до двухсот метров. Скорость сто. Прямо по курсу отчётливо вижу световое пятно. Светятся джунгли.

– Что светится? Говори громче, что-то тебя плохо слышно.

– Лес светится! Джунгли!

– Слышу: джунгли.

– Снижаюсь до пятидесяти метров! Скорость двадцать!

– Повтори громче.

– Высота – пятьдесят!! Скорость двадцать!! – орал Джей.

– Понял. Что у тебя со связью?

– Вас слышу!! Хорошо!!

– Слушай, Джей, говори что-нибудь всё время, хоть считай, хоть стихи читай, можешь петь!

– Зачем?!

– Кажется, там у тебя одностороннее нарушение связи, техники утверждают, что твоя «Капля» в полном порядке, особенно электроника и приборы связи…

– Да, Джей, я сегодня ночью эту «Каплю» лично тестировал! – вставил кто-то.

– Так что это не приборы виноваты, там в самом деле что-то творится! Доберёшься – держись, сколько сможешь, десантники сейчас вылетают! Джей, Джей!

– Слышу!! Высота пятнадцать!

– Повтори!

– Высота пятнадцать!!!

– Понял!

– Скорость – пятнадцать километров в час!!

– Понял! Что видишь?

– Джунгли светятся!!! – надрывался Джей. – Каждое дерево как… из прозрачного фосфора! Просвечивает!! Насквозь!!!

– Да, слышу, дальше!

– Я вас слышу уже хуже! Говорите громче!!

– Дальше говори!!

– Пока всё то же!! Джунгли светятся!! Ровным светом!! Свет тусклый, неживой!!

– Что?!

– Впереди – свечение ярче, иду туда!!

– Джей!!.. тебя… шим… эй…

– Вас не слышу, не слышу!! Алло!!

Динамик в ответ хрюкнул что-то и затих.

Джей помолчал, глядя вниз, и спокойно сказал, наблюдая, как мигает огонёк индикатора записи:

– Время – пять часов семь минут. Связь потеряна. Впереди – световое пятно повышенной яркости. Иду на него с минимальной скоростью. Высота десять метров. Крупные деревья постепенно сменяются низкорослым кустарником. Вижу внизу широкое водное пространство. Снижаюсь до трёх метров. Вода светится. Дно озера просматривается даже на большой глубине. Снижаюсь до полутора метров. Скорость пешехода.

Джей осмотрелся. Странно, только что он пролетал над мутантными джунглями, а здесь, вокруг озера, вполне нормальный смешанный лес. Если не считать свечения. Разве что по пропорциям чуть меньше обычного. И рыбы в воде вроде вполне нормальны, хоть и незнакомых пород. И совсем не двигаются.

Он понял, что его особенно настораживало – отсутствие какого-либо движения вокруг. Всё замерло. Даже листья на деревьях не колыхнутся. Он начал докладывать об этом и вдруг замолчал, одновременно бросил на пульт руку и выключил бортзапись и всю систему анализа.

«Капля» остановилась. Впереди светились скалы, а на их фоне тёмнел несветящийся силуэт спортивной машины…

Никогда потом он так и не сумел объяснить себе, почему он сделал то, что сделал. Выключил следящую систему. Извлёк из нагрудного кармашка маленький контейнер и, вытряхнув на ладонь горсть мельчайшей пыли, широким жестом рассеял эту пыль по салону, а остатками потёр крышу «Капли» снаружи. Следующим шагом было набрать на опустевшем контейнере ему одному ведомый код. В результате микроскопические механизмы быстро размножились, оплели все системы «Капли» и взяли их под диктат. Они скорректировали информацию, поступившую на борт за последние пять минут. Вполне достаточно, чтобы никто не узнал, что за машина выходила сейчас из провала пещеры задним ходом… Вполне достаточно, чтобы узнавший эту машину Джей сумел нагнать взмывшую в небо «Молнию» своего друга Бена, которому ну вот совершенно нечего было здесь делать – а он, тем не менее, сидел в пилотском кресле и пытался в полубессознательном состоянии куда-то улететь, да так шустро, что десантная «Капля» едва успела перехватить управление штатской машинки и мягко приземлить её рядом.

А уж когда Джей разглядел сквозь лобовое стекло «Молнии», кто пристёгнут к пассажирскому креслу возле Бена, то готов был ругаться и лупить своего приятеля, как злейшего врага. В кресле, свернувшись клубком, лежал подросток. Мало того – девочка. Старшего школьного возраста.

Поостыв, Джей уразумел, что ничего плохого Бен, насколько Джей его знал, сделать с ребёнком, конечно же, не пытался, скорее напротив, расшибся бы в лепёшку, чтобы помочь… Как девочка оказалась в этой пещере, что здесь же мог делать Бен… Ни у того, ни у другой не выяснишь: оба лежат без сознания, холодные и твёрдые. Оп-па! А девочка-то – не горожанка! Каждый горожанин с рождения носил на левом запястье вживлённый индикатор, только «дикари» их не имели. А у этой – пустая чистая кожа. Дикарка?

Джей недоверчиво всмотрелся в лицо подростка, отметил ухоженный и здоровый вид… Не похожа она на дикарочку… хотя некоторая помятость и присутствует, а на плече – заметный ожог, ткань рукава опалена. И что за ткань?! А волосы?! Джей никогда не видел таких длинных волос ни у дикарок, ни у горожанок. Заплетённые в затейливо-сложную косу, они казались короче, реальная длина… да пониже пояса, это уж точно…

Хватит любоваться, одёрнул он себя. Аптечка нашлась где положено, сначала он протестировал девочку – вполне тянет на белый уровень – обработал поверхностные раны и ожог, заклеил биоклеем. Затем осмотрел и Бена, но у того никаких повреждений не оказалось. Что ж они такие холодные-то и твёрдые оба…

А теперь надо покинуть это очень нехорошее место. «Молнию» придётся вести в поводу… Окинув взглядом тучи, Джей отметил, что гроза, вроде, затихает… Хотя и льёт немилосердно.

Минуточку. И где же обещанная поддержка? Времени миновало явно больше десяти минут, коллеги просто обязаны уже давно быть здесь и принять ответственность над ситуацией, однако, увы!

И Джей понял, что не знает, а что же ему делать. По всем правилам ему следует сдать обоих – и Бена, и эту девочку – врачам. Но зачем-то же он стёр показания следящих систем и запустил дезу? Все дежурные диспетчеры, хотя это и не поощрялось, баловались на смене какой-нибудь безобидной забавой – кто стихи писал, кто украшения мастерил из проволоки, кто строил всякие модельки… да кто во что горазд! Джей обычно собирал и программировал мини-роботов из самых неподходящих для этого материалов. Нынешняя партия в контейнере была вообще из не пойми чего: он поставил себе целью использовать только инертные вещества, ни металлов, ни традиционных пластиков. Органика, немного минералов, несколько капель собственной крови… плюс некоторое количество личных литературных изысков в виде ругательств. К его немалому изумлению, мини-монстрики оказались удачными, их удалось надёжно зарядить на ограниченное воспроизводство и последующую за выполнением задания самоликвидацию. И теперь им предстоит довольно скоро раствориться в природе, «сбой» записи можно будет списать на естественные помехи – пропала же связь! – Бена и девочку примут под крыло медики…

И вот тут Джей осознал, что не желает сдавать девчонку родному Контролю. Он отлично знал, что её ждёт: слишком взрослая для натурализации, социализировать её, скорее всего, не удастся, с виду без заметных изъянов – стало быть, рожать и рожать… Всю жизнь. По три-четыре элитных младенца за раз. Это в пропагандистких передачах они такие все красивые-весёлые-довольные, эти вечные мамы. Джей бывал в родильных блоках Центра Здоровья. Видел он эти мягкие клетушки с прозрачными потолками, поверх которых расхаживают охранники, видел гуляющих по дорожкам между деревьями и цветами пузатых женщин с затуманенными взглядами, помнил их замедленные движения и блуждающие улыбки…

А что он может сделать-то?! Эта дикарочка – не первая и не последняя с такой судьбой.

Ну вот почему Бен без сознания?! Пусть бы и объяснил, что это за девочка, откуда, почему здесь?! А если девчонка адаптабельна? Подучится, закончит колледж, выйдет замуж… Детей родит. От кого пожелает. Да хоть от Бена… А почему не от него, Джея?…

Нет – что за мысли?!

А руки уже доставали из бардачка «Молнии» инструменты, и вот панель вскрыта, навигационный блок раскурочен и наспех переделан и доукомплектован – на живую нитку… холодеющими руками… Обогрев комбинезона включился, из рукавов и из-за пазухи веет тёплым воздухом, но руки всё равно еле удерживают универсальный ключ… лишь бы не сорвалось жало… А, и так сойдёт, не до красоты… Наскоро протестировать – один рейс выдержит… Так, теперь маршрут и конечный пункт загнать в память… готово. Ух, как же холодно-то! Скотина Бен – выбрал спортивную модель без автоматики. Любит он скорость и маневренность, видите ли. А ещё девчонок… Впрочем, нет, это Джей уже наговаривает на друга – от злости. По девушкам как раз сам Джей специалист, они и без Лицензии на него пачками вешаются… А Бен у нас спец по рыбалке…

Всё. От души пнув на прощание в изогнутую плоскость, он закрыл люк, и «Молния», снабжённая самодельным подобием автопилота, взвилась в тучи. Джей с гордостью проводил её, плюнув вслед на удачу. Рассказать – не поверят: за пять минут, практически на коленке, из ничего…

А уж как вовремя… Минимонстрики принялись дохнуть буквально через пять минут после напутственного плевка в небо… Джей сложился в попытке сберечь тепло ещё через три… А спасатели смогли до него добраться только через сутки – когда отбушевала гроза, восстановилась связь, и когда перестал существовать непонятный феномен, не подпускавший к светящемуся району ни машины, ни людей.

По показаниям спасателей, некоторое время настойчиво бодавших невидимую стену, пейзаж за стеной менялся прямо на их глазах, и симпатичные, но нетипичные лесные заросли, обрамлявшие район светящегося озера, замещались привычными для этой местности мутантными джунглями, появлялась всякая местная живность… Джей, свернувшись, всё это время неподвижно пролежал возле «Капли», и десантники нервничали, боясь увидеть, как им поужинает какая-нибудь местная зверюга – а они смогут только попереживать, наблюдая за процессом. Но животные к человеку и близко не подходили. А когда он, наконец, вяло завозился на траве, оказалось, что барьера уже нет, и коллеги эвакуировали Джея со всей возможной поспешностью.

Однако он оклемался по дороге, и своим ходом, наплевав на требования «белых комбинезонов», добрался от машины до медцентра. Понимая, что у медиков работа такая, он целый день позволял им над собой изгаляться, попутно отвечая на вопросы следователей, начальства, коллег по службе – если рот у него не был занят: почему-то на него напал такой жор, что все диву давались. Медики не препятствовали ему сами – и запретили вмешиваться даже непосредственному начальству пациента. В итоге Джей около суток переводил в своё нутро всё съестное, до которого успевал дотянуться. А также извёл всю питьевую жидкость в автоматах, установленных поблизости для удобства персонала. Он ел и пил даже ночью – и, соответственно, не давал простаивать обрудованию санузла… И всё это безобразие добросовестно фиксировалось обслуживающей автоматикой, которая и контролировала его температуру, давление и прочее. Ровно через сутки показатели пришли в норму. Жор и жажда прошли. Всё, что мог, Джей уже не по одному разу рассказал всем, кто этого желал. Его оставили в покое. От службы его тоже – «Временно, временно!» – освободили, и Джей загрустил. Ну, не умел он «болеть», особенно, будучи здоровым.

Сколько мог, он дремал. Сжигал избытки энергии в спортзале. Болтался по корпусу и прилегающей территории. Путался под ногами у дежурных диспетчеров. Смотрел развлекательные передачи. Разбирал на части игрушки, которые создал до этого. Наконец, подал рапорт на отпуск. Медики предпочитали, чтобы он оставался у них под рукой, но он очень убедительно поклялся, что явится, как только они по нему соскучатся, и что каждый день станет ложиться в диагностическое медицинское киберустройство – в просторечии биосканер – чтобы у них были самые свежие его анализы… и его отпустили.

Для начала – на три с половиной месяца, честно накопившихся вместе с неиспользованными отгулами за три последних года. Он возмутился и помчался разбираться – за что?!

– Что вы, это вовсе не увольнение! – успокоили его в отделе кадров. – Руководство хочет, чтобы вы отдохнули, как следует, восстановились и вернулись на службу. Попутно оно желает, чтобы вы использовали-таки свои отпуска и выходные. Стану тут нагорело, – шепнули ему по секрету, – за такое вопиющее нарушение Служебного Уложения. И в самое ближайшее время в свои отпуска отправятся все, у кого их накопились непозволительно много… Просто вы первым попали под раздачу.