Текст книги "Сдать экстерном, или Мой репетитор (СИ)"
Автор книги: Julia Shtal
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 42 страниц)
– Поедим сейчас или потом? – обернувшись, спросил он. Зеленоволосый, чувствуя, что пока не голоден, подошёл к возлюбленному поближе и, обвив руками его шею, прошептал: – Давай просто полежим вместе, м? Притом же, я не видел твою комнату.
Рокудо покачал головой в стороны и, также прижав к себе парня, тихо сказал: – Ну пошли…
Кёнэ уже не помнил точно, как оказался в комнате своего любимого. Она была, кстати, совсем небольшой, но, как и многое в этом доме, до жути уютной. Мукуро включил лишь светильник, чтобы неприятный резкий свет не бил в глаза, и от этого в комнате была какая-то своя даже загадочная атмосфера. Посередине неё стояла двуспальная кровать, неподалёку перед ней – телевизор и рядом – компьютер; несколько небольших шкафов жались по правому боку постели рядом с прикроватным столиком; далее за ними виднелось окно, слегка задёрнутое сине-прозрачным тюлем. На полу – мягкий коврик, изображавший какой-то весьма занимательный японский иероглиф. На подоконнике стояло два цветочных горшка с кактусом и ещё одним неизвестным Франу растением. Парень обошёл кровать и остановился около шкафа, чуть ли не с разинутым ртом разглядывая всё. На полках стояли разного рода книжки, интересные статуэтки, канцелярские приборы, ароматизированная лампа, а также фотографии с разных мест. Даже наушники и различные шнуры, находящиеся там, были свёрнуты аккуратно – только лишь порядок царствовал в этом шкафу, да и вообще во всей комнате. Пока Кёнэ всё это с интересом разглядывал, то даже не заметил, как Рокудо подошёл к нему сзади.
– Ну что ты так всё разглядываешь? Что здесь такого необычного? – раздался голос над самым ухом Франа, а руки его обвили тело парня, соединившись впереди. Тот, изловчившись, развернулся, не прервав объятие, и ответил:
– Здесь всё необычное. Потому что всё это связано с тобой. – В ответ зеленоволосый услышал по-доброму сказанное “Глупый ученик” и почувствовал, как сильные руки толкают его куда-то назад. Поддавшись этому движению, он упал на мягкую кровать, отпружинив от неё. Рокудо, ясное дело, залез сверху. Одной рукой прижал к себе возлюбленного, другой погладил его по щеке. Парень ощутил родное тепло, которое по-настоящему грело. Он позволил Мукуро увлечь себя в приятное спокойное состояние. Фран тихонько приобнял своего учителя. Так он готов был лежать вечно.
Лишь одним глазом он глянул за окно и увидел, что снег всё ещё медленно кружил в воздухе, будто вытанцовывая свой определённый, но такой красивый вальс. Ветер безжалостно гнал снежинки то в одну, то в другую сторону, но они не переставали радовать глаз. И это казалось действительно прекрасным!..
Сегодня Кёнэ весьма устал, ведь многое узнал и почувствовал на своём теле, однако это не значит, что лишь одно удовлетворение своих потребностей будет теперь у него на первом месте. Просто он понял, что главное – чувства, которые ты испытываешь к определённому человеку. Тогда и ощущения становятся намного приятнее.
Теперь об одном способе, как согреться зимой, Франу известно. Что же будет ожидать его дальше, ведь впереди – ещё далеко не конец зимы?..
========== Глава 26. “Не мечтай, а то сбудется!” ==========
Утро выдалось замечательным. Но, если уж быть честным, то не совсем. Фран, потягиваясь и зевая, со сладостным замиранием сердца вспоминал то удовольствие, которое испытал вчера вечером. Мукуро же спал беспробудным сном, отвернувшись от своего любовника на другой бок. Кёнэ в это утро казалось всё таким прекрасным и хорошим, что даже пасмурная погода за окном не могла испортить его настроения. Он выспался, чувствовал себя замечательно, а простая кровать его любимого показалась ему на удивление мягкой и удобной, в отличие от его собственной. Парень, по-доброму усмехнувшись, вспомнил, как вчера они, упав на кровать, так и заснули в этом положении, напрочь забыв про ужин. Всё это и кое-что другое вспоминал он с блаженной улыбкой, пока не взглянул на календарь… Когда Фран увидел, какой сегодня день недели, то мгновенно кинулся искать телефон или часы. Наконец отыскал и с ужасом осознал, что сейчас было пол-одиннадцатого. Сегодня суббота. Сегодня занятия в художественной школе. Они начнутся уже через полчаса, а Кёнэ даже не знал, как идти от дома Рокудо до туда. Паника вмиг охватила зеленоволосого, да и понял он, что ему придётся забежать ещё и домой – взять художественные принадлежности и папку с листами. Именно поэтому утро стало для него не совсем хорошим…
Вспомните себя во время лихорадочного сбора куда-нибудь, куда вы определённо опаздываете. Тогда вы без труда поймёте состояние Франа, теперь пытающегося разыскать по всему дому свою одежду, которая, как ни странно, валялась не только в ванной… Кёнэ уже пятый раз пытался разбудить своего учителя; удалось это сделать только на сто пятый.
– Мукуро-сенсей, я опаздываю! – наконец увидев полуоткрытый глаз синеволосого, заявил парень. Мужчина же, лениво зевнув, медленно приподнялся на локтях.
– Ну и чего ты так раскричался? – взгляд разноцветных глаз с интересом прошёлся по открытому телу Франа – тот успел одеться лишь наполовину, надев на себя пока одни только брюки. Парень судорожно выдохнул, тряхнув головой – этот чёртов взгляд его так и манил. Собственно, особенно противиться этому он не смог, поэтому покорно подошёл к репетитору; тот победоносно улыбнулся. Его руки вмиг обвили тело, и Рокудо, слегка потянув на себя любовника, заставил его упасть на кровать. Кёнэ вроде и не хотел – всё-таки, опаздывать он не любил, особенно в художку – но ему пришлось поддаться этому, ощущая сильное тело над собой. Уже неосознанно он обнял Мукуро за плечи, тот уткнулся носом в плечо, остановив свои руки где-то на уровне пояса. Так они лежали несколько секунд молча, потом же мужчина немного отстранился и, проведя пальцами по щеке своего возлюбленного, неожиданно коснулся его губ. Только вот на этот раз поцелуй был мягким и спокойным, не то что вчера… От тогдашней страсти после него не осталось и следа. Фран податливо приоткрыл свои губы навстречу языку Рокудо, и его вновь будто бы куда-то унесло – даже от этого лёгкого поцелуя Кёнэ действительно получал наслаждение, правда, немного другого вида, чем, конечно, вчера. Да и что уж говорить, вчерашнее событие было куда более фееричным!.. И зеленоволосому уж точно не казалось это чем-то стыдливым сейчас – это было естественно, красиво, чувственно и очень даже в порядке вещей. Так что по этому поводу он и не переживал. Когда мужчина оторвался от губ своего ученика, то, не прерывая объятие, прошёлся дорожкой поцелуев от подбородка до шеи парня. Тот, прикрыв глаза от удовольствия, тихо проговорил:
– Учитель, я же опаздываю… – тон намного отличался от того, с каким это было сказано тогда, в первый раз, теперь Кёнэ будто бы осторожно напоминал об этом, а не надменно заявлял. Мукуро лишь улыбнулся, наконец взглянув на любимого – его взгляд опять выражал хитрость, значит, он сам уже что-то придумал.
– Хорошо, я тебя отпускаю, только с одним условием… – Рокудо наклонился над его ушком и что-то прошептал. Фран возмутился: – Но… как ты себе это представляешь?!.. Что скажут?..
– Ну-у, тогда не моя вина, – слегка расстроено проговорил мужчина, придавив тело под собой ещё больше и как бы намекнув этим самым, что отпускать не собирается, кроме как тем путём, который он сейчас предложил. Парень, с волнением взглянув на время и с грустью подумав о том, как мало осталось до занятий, нетерпеливо сказал:
– Ладно-ладно, делай что хочешь. Только давай быстрее, мне уходить уже надо. – Синеволосый кивнул, поняв намёк. Он опустился на шею любовника и, некоторое время побыв там, вскоре поднялся, давая возможность парню встать, что тот и поспешил сделать. Фран ощущал, что что-то странное происходит с его кожей именно на том самом месте, к которому прикоснулся его учитель. Но у него уже не было времени на раздумья, поэтому он побежал в ванную за своей кофтой. Быстро натягивая её на себя, Кёнэ вдруг в зеркале, совершенно случайно, заметил что-то совсем необычное… Через пару секунд он уже проклинал своего возлюбленного и про себя, и вслух, не стесняясь красочных слов и выражений в таком случае. На его бледной коже, на шее, над тем самым местом, где обычно бывает воротник, весьма неожиданно появился ярко выделяющийся на светлом фоне… засос! И ладно бы, где-нибудь там под волосами или там, где можно закрыть одеждой, но ведь нет – ровно посередине. Теперь было ясно, как божий день, чем занимался зеленоволосый. Ну, это в представлении других людей, конечно. А обычно они думают что-нибудь самое пошлое из всех вариантов.
Мукуро ещё долго не мог успокоиться – его смех звонко звучал по всей квартире. Его забавляло выражение лица Франа, которое говорило о том, что он был взбешён, что случалось с ним крайне редко, точнее, ещё никогда в жизни не было. Кёнэ чаще всего был спокоен и отвечал лишь сарказмом на какую-нибудь издёвку, в чём был победителем всегда, но в этом случае… он не мог поступить иначе, чем просто по-нормальному взбеситься. Словесные перепалки учителя и его ученика, верно, описывать так подробно не стоит – увы, бегая по комнатам и собирая свои вещи, зеленоволосый не имел возможности дать хороший подзатыльник своему возлюбленному, чего так пламенно желал.
Мужчина стал одеваться вместе со своим учеником – не мог же он пустить бедолагу самостоятельно искать путь до дома? Перекусить им не удалось, потому как времени не было вообще и в принципе. Выходя из квартиры, Кёнэ быстро нахлобучил на себя шапку и побежал к лифту, нажав на кнопку выхода. Мукуро вскоре подошёл сзади. Пока лифт ехал, синеволосый, немного мечтательно улыбнувшись, произнёс:
– Знаешь, теперь каждый раз, входя в лифт, я буду вспоминать о том, каким чувственным ты был тогда… как сладко выгибался… – мужчина добавил чуть тише, согнувшись над ухом Франа и одной рукой слегка приобняв его. Парень покраснел лишь немного, пытаясь не выдавать себя.
– Прекрати! Вовсе я не был таким! – пытался отнекиваться зеленоволосый, шумно выдыхая и стараясь не вспоминать то, что было вчера, дабы не возбудиться снова. Чего стоили тогда одни лишь прикосновения!.. Кёнэ резко-резко замотал головой, отгоняя мешающие сейчас воспоминания. Он, даже не видя – чувствуя, мог сказать, что его учитель сейчас улыбался. Рокудо же подобрался ещё ближе к ученику и тихо проговорил:
– Но всё равно… вчера ты был молодец… Я такого от тебя не ожидал. – Невесомый поцелуй, коснувшийся щеки. Фран, тщетно пытаясь сжать губы, всё же улыбнулся. Как раз и лифт приехал.
Выйдя уже на улицу, Кёнэ пожалел, что не взял зонт или просто не остался дома – погода сегодня была просто “замечательной”. Снег, вместе с сильными порывами ветра, заставлял ёжиться и дрожать во всех случаях и независимо от того, какую одежду ты надел. Крыши домов, ограды, деревья – всё было покрыто белёсой пылью и выглядело вполне красиво и мило, если бы не одно но… Франу разглядеть это хорошенько так и не удалось – ветер дунул прямо ему в лицо, залепив глаза снежинками. Парень по инстинкту схватил учителя за руку – так было спокойнее даже при том обстоятельстве, что и Мукуро был в таком же положении. Так и пошли вместе – зеленоволосый думал стопроцентно, что его любимый знает, куда идти, в то время как Рокудо шёл просто наугад, однако, как оказалось в дальнейшем, правильно. По пути им попадались такие же бедолаги, которым, как и Кёнэ, пришлось встать с утра пораньше в первый выходной день и идти куда-то, чтобы что-то делать. Всех малость припорошило снегом. Точнее, не малость, некоторых вообще от сугроба нельзя было отличить. Фран диву давался нынешней зиме – за всю свою недолгую жизнь, которую он провёл здесь, такого никогда не было. Действительно, странная зима. Наверное, именно сейчас она мало чем отличалась от зимы в более северных странах. Только вот парень искренне надеялся на то, что она не станет затяжной, как это бывает там, хотя в Италии и в конце марта порой мог вывалить снег, как это ни странно. Когда они подошли к дому зеленоволосого, то ветер слегка поутих, а снег же, наоборот, усилился.
Фран забежал домой. Он быстро стал собирать свои принадлежности для рисования – взяв сразу целую стопку листов с мольберта, он засунул их в папку, далее покидал в боковые карманы кисти вперемешку с красками и, нечаянно взглянув на таймер, взвыл от понимания того, что он уже опоздал, а добираться надо было ещё минут двадцать. Но, решив не отчаиваться, Кёнэ выбежал в коридор, где его ждал репетитор, и жестом попросил того остаться.
– Но почему, мой милый? – внимательно на него глядя, спросил Мукуро. Парень, понимая, что может обидеть таким образом своего возлюбленного, быстро подошёл к нему и, осторожно коснувшись губами его губ, тихо ответил:
– Не стоит. Лучше останься. Можешь, например, приготовить что-нибудь, – зеленоволосый подмигнул ему. На лице мужчины мгновенно появилась лучезарная улыбка, и он, нежно потрепав ученика по его зелёным волосам, усмехнулся:
– Ладно-ладно, иди. Удачи. – Фран кивнул и бросился в коридор надевать ботинки и шапку – куртка была на нём. Он стремглав вылетел из квартиры и бросился на выход.
Парень вновь пожалел о том, что вышел на улицу. Куда лучше при такой погоде остаться дома, в тепле-добре, чем идти куда-то на занятия. Но Кёнэ поборол свою лень – всё-таки, ходить в художественную школу он любил, что уж и говорить. Рисование стало для него всем, единственной отрадой, кроме его учителя, конечно. Да и желание показать миру нечто действительно достойное сильно мотивировало Франа, заставляя идти к поставленной цели. Ведь он может же так же, как и другие художники, чьи картины висели на той выставке? Зеленоволосый хотел верить, что да, хотя не страдал завышенной самооценкой; от его же неуверенности в своих способностях не осталось и следа – с какого-то определённого времени он стал ценить свои навыки куда более лучше и не принижал своих достоинств. Главное в таком деле – золотая середина. И кажется, Фран её нашёл. Ему осталось лишь воплотить старую задумку в линии и узоры на листе белой бумаги, и вуаля – этот мир может встретить новый шедевр. Или может не встретить, тут уж как парень постарается – если не полениться и сделает всё, как нужно, и не забьёт на свою идею, то может что-то из этого и выйти. Но стоит лишь хоть чуть-чуть поддаться лени, как… Ни о каких венках славы и речи не может идти, добиваться всего нужно только упорным трудом. Раздумывая над всем этим, Кёнэ решил, что не отступится – слишком не привык он сдаваться в такого рода делах. Он понял, что, наверное, это отчасти его задача – оказать миру нечто прекрасное. Он это чувствовал. Может, и ошибался, но да задумываемся ли мы когда-нибудь над этим? Верно, нет. И это иногда приводит к весьма хорошим последствиям.
Как пробежал за десять минут то расстояние, которое обычно проходил за двадцать, Фран так и не понял. Тяжело дыша, он ворвался в холл художки. Быстро сдал свою одежду в гардероб и побежал на третий этаж. Запыхавшийся, растрёпанный, раскрасневшийся из-за мороза на улице, он влетел в класс, громко хлопнув за собой дверью. Все взгляды в одну секунду уставились на него. Парень на одном выдохе проговорил “Здравствуйте!..”
– О, Фран! Я уж стал волноваться, где ты! Проходи-проходи, мне надо многое тебе сказать… – Луссурия, как и всегда, светился счастьем и радостью, и, ласково это проговорив, сложил руки вместе и будто бы с умилением (хотя того не было видно сквозь его очки) посмотрел на вошедшего. Кёнэ, кивнув ему, отыскал глазами свободное место – как раз рядом с окном – и направился к нему. Сзади этой парты он увидел и Розетту – та, мило улыбаясь, махала ему ручкой. Фран улыбнулся ей в ответ и сел на своё место. Вздохнув полной грудью только сейчас и полностью избавившись от отдышки, парень подумал, что сегодня отличный день для того, чтобы творить, как…
– Ой, смотрите-ка, кто пришёл! – раздался до жути узнаваемый шелестящий голос. В этот миг зеленоволосый проклял весь мир, и единственный вопрос, который у него крутился в голове, был “Какого чёрта этот псих здесь?”. Где-то позади раздался противный смех, и вскоре взору парня предстал Бельфегор – как всегда, с очаровательной улыбкой безумного гения и нестриженой чёлкой где-то лет десять, наверное. “Хотя нет, чтобы отрастить такое, нужен не один десяток лет”, – усмехнулся про себя Фран. Ему сразу стало интересно, почему этот тип стал заявляться в их школу так часто. Однако ответ сидел у него прямо за спиной; он обернулся – Розетта, вся сжавшись, виновато глядела на него своими серо-голубыми глазами. Убрав русую кудряшку с лица, она тихонько, одними лишь губами, произнесла: “Извини!”. Кёнэ лишь тяжко вздохнул, выразил взглядом, что ничего страшного, и обернулся. Если судить по светящемуся от радости лицу Каваллини, то ожидать чего-то хорошего от него не следовало, во всяком случае, сейчас.
– Эй, лягушка, почему ты опоздал? – через пару секунд Бел, будто бы до него самого только что дошёл ответ, внезапно выдал: – А-а, знаю. То-то я посмотрю, у тебя вид такой взбалмошный – наверняка опоздал потому, что со своим репетитором развлекался.
Благо, в классе стояла не гробовая тишина, поэтому услышать могли не все, но всё равно Фран был разозлён – за такую свободу слова и принц мог получить по башке. Да и сказал-то, гад эдакий, это с таким подтекстом, что щёки парня немного зарделись. Но, собравшись с мыслями, Кёнэ решил в долгу не оставаться.
– А вы-то, Бел-семпай, наверное и не развлекались ни с кем, раз так завидуете! – Мужчина недобро зашишикал, что не предвещало ничего хорошего. Он, нервно улыбнувшись, упёрся о стол рукой, и Кёнэ показалось, что сейчас он его точно прибьёт на месте – уж такой зловещей аурой от него веяло. Но он не боялся – да и смысл бояться таких, как он? Такие люди, как правильно говорил Мукуро, давят психологически, но сами из себя ничего особенного не представляют.
– Да как ты смеешь, лягушонок? – Бел с силой сжал кулак и негромко ударил им по столу. – Развлекался я, только вот не с мужиками, в отличие от тебя. Да и что ты в своём ананасе нашёл?
Вот тут терпение Франа кончилось. Он, дабы не смотреть на семпая снизу, резко поднялся со стула и так маханул рукой, что, кажется, что-то с его стола слетело на пол. Парень, пытаясь тщетно сдержать свой горячий характер, сквозь зубы медленно и угрожающе проговорил:
– Не… смей… так… говорить… о нём… болонка… – раздельно он сказал это для пущей важности. На самом деле, зеленоволосый был разозлён не на шутку – ярость вскипела в нём, как вода в чайнике, а чувствовал он себя так, будто сейчас Каваллини обозвал не Рокудо, а его самого. Хотя Кёнэ и полюбил учителя ровно так же, как и себя, может, даже больше, поэтому было глупо говорить о том, что испытал Фран тогда. Бельфегора же, видимо, взбесила слово “болонка”, потому как он едва сдержал себя при публике, чтобы не треснуть острого на язык парня. Кёнэ с ненавистью глядел на густую чёлку мужчины, а тот, даже сквозь волосы, кажется, прожигал взглядом не меньше его. Они были в любую секунду готовы сцепиться друг с другом, но положение спасла весьма неожиданная случайность…
– Оу, Фран, это ты нарисовал? – раздался певучий голос Луссурии. – Это же действительно очень хорошо! Может, эту работу на выставку отправим? Ой, кстати, я забыл тебе сказать насчёт неё!..
Зеленоволосый и его противничек разом обернулись в сторону разрядившего атмосферу Лусса, который, пока происходили разборки, подобрался к столу поближе и отыскал какой-то листок, которым сейчас тряс в воздухе. Фран пригляделся – оказывается, это была его картина. В тот момент, разозлившись, парень скинул, оказывается, свою же папку с работами, которые вмиг рассыпались. А среди них была та, ещё немного недоработанная, правда, зато самая любимая для Кёнэ; он захватил её совершенно случайно, когда быстро-быстро собирался в художку. Почему любимая, спросите вы? Да потому что эта картина была той самой, на которой Фран начал выводить до боли знакомые очертания ночного города, до боли знакомые силуэты на фоне всего этого великолепия, но никак не мог вспомнить, где же и когда он это видел. Эти внезапные слова Луссурии сильно ослабили атмосферу негодования между двумя давними недоброжелателями, поэтому Бел, гневно шепнув пару ругательств в сторону своего “любимого” кохая, отошёл куда-то, оставив Лусса наедине с парнем. Учитель рисования, по ходу дела даже не понявший, что только что помешал смертоносной схватке, улыбаясь так же беспечно, как и всегда, подошёл к Кёнэ и, удобно упершись в стол, начал:
– Так вот, Фран, меньше, чем через месяц, будет проводиться выставка. Но не на какую-то определённую тему, то есть картину можно отправлять любую. Я считаю, что вот эта хоть и немного не дорисованная, но зато очень необычная и яркая, такого ты в последнее время и не рисовал. Так что если ты не против, то, когда доработаешь её, можешь дать мне, а я отправлю её на рассмотрение. Если так называемым жюри понравится, то она попадёт на выставку. Видеть свою картину там для каждого художника честь. Если ты понимаешь, что я имею в виду… – Луссурия даже сквозь очки будто бы многозначительно взглянул на Кёнэ. Того же словно осенило после нескольких секунд раздумий, о которой выставке говорил его учитель по рисованию. О той самой, на которой они были вместе с Мукуро. На той самой, куда парень так пламенно желал попасть с какой-нибудь из своей картин… Его лицо вмиг изменилось, а сердце начало греть будто бы некая надежда на то, что его давнее желание наконец исполниться. Фран сразу забыл про Бельфегора и то, что недавно здесь произошло, главное – у него появилась возможность. И он не собирался её упускать.
– А когда нужно отправлять картину? – решил поинтересоваться Кёнэ. Луссурия, довольный результатом, потому как лицо юноши преобразилось в один миг, ответил:
– Ну… тебе же осталось немного, так что если доделаешь сегодня, можем и сегодня. – Фран же уже раскрывал краски и готовил кисти. Лусс, поняв, что теперь дело остаётся лишь за ним, поставил картину на мольберт и ещё некоторое время постоял рядом со столом зеленоволосого, любуясь на неё. Парень совершенно неожиданно, и для себя в том числе, чувствовал, как энергия наполняет его тело, давая силы на завершение начатого. В его глазах заплясали огоньки, которые говорили об его исключительной заинтересованности в этом деле. Кёнэ вновь оглядел свою картину критически, поняв, что теперь будет доводить её до идеала, и потому высматривал все недочёты. Его напряжённый взгляд без труда расшифровал Луссурия, вдруг сказав:
– Я думаю, нужно лишь прорисовать человечков, которые стоят на этой крыше. Они так близко у тебя получились… хм… – он задумался, приложив пальцы к подбородку. – Можешь нарисовать, будто они целуются. Хотя ничего другого здесь у тебя и не получится… уж слишком близко они развёрнуты друг к другу. Решено: рисуешь их влюбленной парочкой. Поверь, так картина будет смотреться намного живее и неординарнее. – Луссурия, окончив речь, ободрительно похлопал парня по плечу, будто делая знак, что он на верном пути.
– Если честно, мне тоже так казалось, – Фран склонил голову в один бок, потом в другой, рассматривая картину под разными ракурсами. – Что ещё посоветуете?
Луссурия улыбнулся, радуясь, что его идея понравилась парню, и продолжил:
– Ну… кхм… Вообще, очень живо, ярко и красиво получилось, да и задумка весьма романтична – нет, ты точно влюбился, – мужчина усмехнулся, легонько толкнув Франа в бок и заставив того слегка смутиться. – Но если смотреть так, то… Можешь, к примеру, фейерверки на заднем плане сделать чуть поярче и по разнообразней, а то они получаются у тебя одной яркости со звёздами. Сделай снега побольше и по белее, но не переборщи с краской – у тебя всё-таки ночь, а не день, поэтому не забывай и про серые тона. Ну, пока всё. Как закончишь с этим, подойди, посмотрим, что ещё можно доделать, – закончив на этом, Луссурия, пожелав удачи, пошёл по классу, вновь сменив свой ставший во время разговора голос с серьёзного на обыденный – слегка писклявый и приторный. Фран, вдохновившись поддержкой учителя по рисованию, принялся за работу. И всё-таки это странное здание, эти яркие фейерверки, этот горящий огнями ночной город и падавший хлопьями снег… что-то они всё же напоминали парню… А эти два человека, один пониже, другой повыше, так преданно взявшись за руки, касались губ друг друга ещё невинно и будто бы пробуя это счастье на вкус… А Кёнэ чувствовал, как погружался в атмосферу картины, прикрыв глаза от удовольствия, и на своих губах ощутил будто бы другие губы… такие родные, тонкие, сухие и непреодолимо желанные…
Однако парень, как ни старался, так и не смог вспомнить, где же такое могло произойти с ним. Но решив, что ответ вскоре должен найтись, он всё же приступил к работе. Своей картиной он был на удивление доволен. Или просто настроение было хорошим? Наверное, и то, и то так действовало на Франа. Но зеленоволосый решил не тратить времени зря, поэтому приступил, обмакнув кисточку в краску и начиная совершенствовать свой собственный мир, который он создал.
Во время работы он отвлекался раз или два, чтобы поговорить со своей подругой – та ещё долго извинялась за то, что Бел попёрся за ней в школу искусств. Но в основном день выдался хорошим, продуктивным – Кёнэ сумел исправить все свои ошибки в работе, поэтому считал, что сегодня, наверное, отдаст её Луссурии, чтобы он отправил её на рассмотрение. Во всей группе набралось только четыре человека, готовых поучаствовать и отправить свою картину. Среди них был тот самый парень, который внешностью походил на европейца, а по национальности был японцем – Тсунаёши Савада. На его картине, как успел разглядеть Фран, было что-то похожее на средневековую деревню – гордо проезжавшие мимо ветхих домишек рыцари, с восхищением и одновременно страхом глядящие на них крестьяне и грязные улочки, на которые, как помнил Фран из истории, тогда выбрасывали весь мусор и помои. В общем получилось очень интересно и реалистично. Зеленоволосый понял, что у него будут достойные противники… Хотя ведь там не выбирают из нескольких… или всё же выбирают? Парень не знал всех тонкостей выбора картин на выставки, поэтому предпочёл досовершенствовать свою, нежели чем раздумывать о других.
Ближе к концу занятий Кёнэ понял, что сделал всё, что ему подсказал Лусс, а также добавил своих исправлений, где считал нужным. Все остальные ученики стали понемногу расходиться, устало собирая свои вещи в сумки; Бельфегор не показывался с того самого момента, как вмешался Луссурия, а за окном повалил снег с двойной силой, правда, что радовало, так это отсутствие урагана – снежинки плавно и размеренно кружились в воздухе, не сбиваемые потоками ветра. Было пока ещё не темно, но сумерки уже начинали сгущаться в тёмных уголках улиц; где-то начинали зажигаться фонари, вспыхивавшие, словно пламя зажигалки в темноте. Небо становилось серее и тяжелее с каждым часом, но Франа это вовсе не угнетало. Он, с некоторой гордостью глянув на картину, взял её с мольберта и подошёл к столу Лусса. Губы того сразу распылились в улыбке, словно он ждал этого момента.
– Ты доделал, Фран? Давай-ка посмотрим, что у тебя получилось… – мужчина взял в руки лист и удивлённо ахнул. – О, не ожидал, не ожидал, что получится так хорошо! Однозначно отправлю на выставку, это даже не обсуждается! – Луссурия осторожно взял у него листок и положил на свой стол, доверительно положив руку на плечо к парню. – Не волнуйся, я буду аккуратен с ней! Я когда-нибудь не выполнял обещания?
Видимо, заметив некий страх в зелёных глазах Кёнэ, он и решил это сказать, чтобы уверить его в том, что с его картиной всё будет в порядке. Парень же отрицательно помотал головой, отвечая тем самым на вопрос учителя по рисованию. Ещё раз взглянув на картину, он мысленно пожелал себе самому, а особенно ей в том числе удачи – она действительно понадобится им обоим. Тогда Фран подумал, что постарался на славу, ведь чувствовал он себя так, словно сделал всё, что хотел, – некое чувство удовлетворения поглотило его полностью, заставляя быть довольным проделанной работой. “Вскоре и узнаю, насколько хорошо я поработал…” – подумал зеленоволосый, собирая свои принадлежности для рисования и листы в папку. Неожиданно кто-то положил руку ему на плечо. Фран развернулся и увидел Розетту – та, опустив руку обратно, стояла, виновато наклонив голову.
– Что такое? – мягко спросил парень у неё, видя её весьма расстроенный и смущённый вид. Девушка тихо начала:
– Ты уж извини, Фран, за то, что испортила настроение своим Белом. Он действительно ужасен!.. – тяжело и на выдохе произнесла она последнюю фразу, прикрыв глаза. Кёнэ было непривычно видеть подругу такой расстроенной, ведь она была ни в чём не виновата. Он правда не знал, как, но решил скорее успокоить девушку, ведь не хотел видеть её такой. Парень осторожно положил руку на её плечо и тихо сказал:
– Я вовсе не обижен. Всё в порядке. Порой мне необходимо вот такое вот общение. Знаешь, я даже уже как-то не обижаюсь на его острые словечки, а наоборот, ищу, придумываю, как бы ему ответить, – Фран улыбнулся Розетте. Та, видя искренность своего друга, подняла голову и улыбнулась ему также в ответ. Зеленоволосый, заметив положительную перемену в лице девушки, добавил: – То-то же. И да, кстати, не так уж он и ужасен…
– Ага-ага! – поспешила не согласиться Розетта, скрестив руки на груди. – Вот сам с ним и встречайся тогда!
– Ого, а вы уже вместе? А так-то и не скажешь… – Кёнэ лишь усмехнулся той фразе, которую произнесла его подруга на эмоциях. Та же, тяжко вздохнув, поправила на плече сумку и уставилась взглядом куда-то в пол. Фран понял, что ляпнул лишнего.
– Не знаю, Фран, сама ничего не знаю. Белиберда какая-то у нас с ним… – лицо Розетты вновь погрустнело. Парень ругал себя за то, что сказанул, как всегда, ненужного. Только-только он хотел было ответить ей, как откуда-то сбоку раздался усталый голос их учителя по рисованию: – Ребята, собирайте вещи и уходите, пожалуйста. Домо-о-ой хочется…
Это было произнесено с такой интонацией, что Франу даже стало жаль Луссурию. Поэтому он, собрав свои вещи окончательно, вышел вместе с подругой из класса в пустой тёмный коридор, который был слегка освещён лишь отблеском фонарей с улицы. Световые блики странно расползались по полу, создавая чудную атмосферу в помещении. Лампы, конечно, здесь были, но каждый, наверное, согласился бы, что без яркого искусственного света там было лучше. Парень и девушка молча дошли до раздевалки и, взяв оттуда свои куртки и надев их, вышли из холла на улицу. Снег не переставал падать, постепенно белой, пушистой, правда, нетёплой шалью укутав и Франа с Розеттой. Кёнэ всё же удалось разговорить девушку и отвлечь её на другую тему, но видел он, как та переживала и страдала. Увы, чем-то особенным ей он помочь не мог. Или пока не мог?
