Текст книги "Наваждение (СИ)"
Автор книги: Drugogomira
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 39 страниц)
Комиссарова вздохнула:
– Я помню, Ксюх… Просто это всё сложно для меня, я в этом бизнесе-шмизнесе ничего не понимаю. Твоё волнение за отца – вот это понимаю. Но… А как же… Врач?
– А что врач? Что врач, Юль!? – и голос задрожал. Вот где, на самом деле, её агония! Рыжая понимала, что наступила сейчас на больную мозоль, уже корила себя за то, что задала вопрос, хорошо перед этим не подумав, но не узнать, что подруга чувствует за два дня до его увольнения, не могла.
– Извини. Мне просто казалось, у тебя там серьезно к нему, и…
– А какое это имеет значение? – она вспыхнула как спичка, взорвалась как атомная бомба, в глазах тут же встали слезы, – Он завтра увольняется. Завтра, Юль! Увольняется, получает остаток и улетает в свои чёртовы Штаты! Через четыре дня он будет отсюда в восьми тысячах километров! Я ему не нужна! Была бы нужна, чувствовал бы что-то, дал бы, наверное, как-нибудь понять! А? Как ты думаешь? Знаешь, сколько таких возможностей у него было? Я у него в квартире ночевала! Я в сантиметрах от него руку ему бинтовала! – голос сорвался фактически на крик, кажется, тема их с врачом странных отношений для Ксюши была даже не то, что больной мозолью: кажется, мысли об этом её заживо сжирали, – На крыше под его гитару танцевала! Он меня под ливнем на руках до отеля тащил – что, думаешь, не подходящий момент? Растереть спину разогревающей мазью – не момент!? Когда его чуть машина во дворе не сбила, я в него так вцепилась, что пальцы онемели – не момент? Я ему звонила и говорила прямым текстом, что мне кажется, я совершаю ошибку! Я к нему пришла и все свои чувства по поводу этой свадьбы как на духу выложила! – она запнулась, чтобы перевести дух и успокоиться, и добавила уже намного тише, – Да, он поддерживает меня, он гораздо человечнее, чем перед вами прикидывается, он борется с отцом за мою свободу, ты этого просто не знаешь, но и всё на этом. Ни к чему выдавать желаемое за действительное. А задачу свою он выполнил: я слышу себя, понимаю, что не осталось ничего от моей любви к Ване, я больше не завишу от него. Но отца я не подведу. Отель пойдет компенсацией за причиненный моральный ущерб. Выйду не по любви – все же так делают. Разведусь потом. Как-нибудь.
Слушая Ксюшу, рыжая в задумчивости разглядывала пол. У её подруги дела обстоят гораздо хуже, чем она предполагала. А если точнее, дело – труба. Если быть предельно точной – это катастрофа.
Наступившая в комнате тишина была для Комиссаровой пыткой похлеще физических. Сказать или не сказать ей – вот в чем вопрос.
Если она сейчас промолчит, Ксюха так и останется уверенной в том, что никому, кроме своего жениха недоделанного, она не нужна; не положит на весы своих сомнений пудовую гирю, которая сотрет все её нынешние убеждения в порошок, не пойдет и не спросит напрямую, языком.
Если она сейчас скажет – что с подругой вообще будет? За два дня до увольнения, за пять – до свадьбы? Эти заблуждения помогают ей держаться на плаву, уверяют в правильности сделанного выбора.
– Юль, что у тебя с лицом? – усмехнулась Ксюша криво. – Слава Богу, это всего лишь свадьба, а не чьи-то похороны…
«Вот именно, что похороны… Коммиссарова, не делай этого, ты пожалеешь… Может, ты сама заблуждаешься!»
Не выдержав ее взгляда, рыжая отвела глаза в сторону:
– Ксюх, ты просто не всё знаешь…
«Балда! Кто тянет тебя за язык!?»
Девушка медленно распрямилась над шкатулкой с украшениями и непонимающим взглядом уставилась на горничную. «Ну давай, удиви меня! Давай сюда свои аргументы!» – вот, что в нем читалось.
– Чего я не знаю? – прошептала она еле слышно.
– Нууууу.., – «Пары вещей точно…», – Юлька не знала, куда деть глаза, проклинала себя за собственную несдержанность. Что она сейчас творит вообще? Зачем!? – Наверное, это уже не важно. Я уже пожалела, что ляпнула, но ты же знаешь, что у меня язык без костей.
– Юля! Чего я не знаю такого, что знаешь ты? Говори!
– Я не уверена, что тебе нужно это знать, если уж он сам не счел нужным тебе сказать. А он не сказал, судя по всему…
«Что только лишний раз подтверждает…»
– Юля!!!
– Хорошо. Но ты только это… Не злись на меня, пожалуйста. Я хотела, как лучше… И до сих пор хочу. Из-за этого и ляпнула.
– Юля!!! Пожалуйста! – расширившимися, похожими на два блюдца глазами Ксюша смотрела на подругу в упор. Она в буквальном смысле перестала дышать: грудь не вздымалась больше. От лица схлынула кровь, и теперь – в этом виде – девушка стала напоминать рыжей какую-нибудь восковую фигуру из музея Мадам Тюссо.
– В общем… Ну… Только не злись… В деревню за тобой не таксист ездил. – Рыжая до сих пор не верит, что собирается вот сейчас, когда надежды на благополучный исход не осталось у нее самой, выложить Ксюше информацию, которая вызовет в её душе очередные страшные шторма, – Дохтор твой. Я ему позвонила и сказала, что ты попала в беду. И… Вот… А ночью я его видела в баре. Три стакана за десять минут он точно принял, а там может и больше. Ну и всё… Это всё.
«А про фитнес-зал я тебе не скажу под страхом смертной казни»
На Ксюшу, откровенно говоря, было больно смотреть. Юлька и не смотрела. Покаянно склонив голову, она изучала отделку дивана. И чувствовала себя отвратительно. Если бы можно было провалиться сквозь землю прямо в Преисподнюю, она бы предпочла это падение этому взгляду загнанного в угол, раненого зверя.
– Почему ты мне сама не сказала? – прошептала, наконец, Ксюша.
Рыжая подняла голову. Голос сел, подруга стала еще бледнее, чем за три минуты до этого. На лице отражалась такая растерянность, словно она всё это время видела черное, а сейчас сотня человек убеждает её, что это не черное вовсе, а самое что ни на есть белое… Но глаза же не обманывают! Как белое, когда черное! Юля видела, как все ее шаткие установки, все то, что помогало ей держать себя перед свадьбой в руках, летит в тартарары. С девушкой происходило ровно то, чего Комиссарова так боялась: полная потеря контроля над крайне зыбким внутренним балансом.
Набрав в грудь побольше воздуха, Юля затараторила как из пулемёта:
– Потому что это ваше с ним дело, не мое! Потому что боялась, что ты меня убьешь за эту подставу! Потому что я сама говорила тебе про дистанцию! – выпалила девушка, – Я не знаю, чем я думала, мне уже давно кажется, у него что-то есть к тебе, но ты же знаешь, как говорят: когда кажется, креститься надо! И я хотела использовать эту ситуацию и посмотреть. Тогда ты еще не была повязана по рукам и ногам этой сделкой, никто не знал, что твой отец так себя поведет. Не сказала, потому что не хотела давать тебе надежд, которые могут оказаться пустыми, ведь это всего лишь мои предположения, как ни крути, а чувства – твои. Хотела, чтобы он сам что-то сделал, – выложила как на духу все свои аргументы разом, – Но теперь уж что… Прости меня!
Ксюша спрятала лицо в ладони. У нее в голове не укладывалось, что её подруга за её спиной из лучших побуждений проворачивала такие схемы, что втягивала в них врача. Что Юлькиной милостью он потратил вечер на её бесплодные поиски, нервы себе потрепал… «Ксения, честно говоря, я волнуюсь…». Узнай она обо всем этом вовремя, набралась бы, может, смелости… Если бы Юлька призналась раньше.
– И с клубом… Ты специально устроила этот никому не нужный девичник, чтобы снова «посмотреть»? – упавшим голосом констатировала Ксюша. Нет, это не вопрос был: всё встало на свои места, разложилось по полочкам.
Рыжая вздрогнула, съежилась еще сильнее:
– Да. Но он ведь приехал, Ксюх! Примчался за полчаса! Я засекала!
Хорошая из Комиссаровой подруга. Правда, хорошая… И наивная. Всё из огромного желания помочь. Как на неё можно злиться?
– Приехал, да… И всё равно, Юль, ничего не было! Могло бы, наверное, быть, что ему мешало? Он на диване спал, я утром перед ним в одной рубашке предстала! Не было! Почему? Ни я, ни он же тогда про сделку были не в курсе…
– Ксюх, не знаю я, – покачала рыжая головой, – Или я совсем слепа и во всем ошибаюсь, или у него есть веские причины. Второе вернее.
– Ну да… Штаты… Например.
– Или твое очень шаткое, подруга, равновесие. Например. Или всё вместе.
.
.
.
Рыжая давно ушла, а Ксюша так и сидела, пустым взглядом следя за тем, как Мистер Дарси лазает по стенам и оттуда пикирует на мебель. Перед мысленным взором стояли картинки: он сидит на крыше, уткнувшись подбородком в коленку, не замечая ночного холода, не шевелясь. О чем-то думает. «Что Вам мешает? Танцуйте. Живите!». Резко распахивает дверь номера, прячет руку за спиной; она видит стену, осколки стекла на полу, кровь, чует запах виски, его шатает. Терпеливо стоит – расстояние маленькое неприлично – и сверху вниз смотрит, как она бинтует ему руку своим платком. В ушах снова звучат звуки гитары и строчки «прилипчивой» песни. «Нас двое…». Снова чувствует на себе гневный взгляд, которым он окатил ее в «Пропаганде». Слышит иронию в голосе: «Смею надеяться, такое Вы все же, как-нибудь, запомнили бы…».
«Ксения, честно говоря, я волнуюсь».
«Поверьте, мне было бы гораздо спокойнее, знай я, где Вы и что с Вами».
«А ночью я его видела в баре. Три стакана за десять минут он точно принял, а там может и больше».
«Или я совсем слепа и во всем ошибаюсь, или у него есть веские причины».
«Ксения, честно говоря, я волнуюсь».
Сам ездил. И не сказал, никак не дал ей этого понять. Волновался, а она ему на следующий день – про постороннего задвинула. Что он на самом деле чувствовал в тот момент, когда услышал?
«Где он? Почему до сих пор не объявился?»
Желание получить свой ответ немедленно не дает думать ни о чем вообще, в голове блок на любые посторонние мысли, дороги им не дает одна единственная, что захватила мозг и безраздельно правит: «Веские причины или действительно просто «это моя работа»? Что это!? А если…». Руки дрожат так, что телефон в них ходит ходуном. Напечатать сообщение без опечаток не выходит и с пятой попытки: раз за разом Ксюша промазывает мимо букв на сенсорной клавиатуре, проклинает себя за неоправданный психоз и переписывает. Перед глазами плывет, и такое простое, казалось бы, действие превращается в форменное издевательство над собой.
16:34 Кому: Юра: Юрий Сергеевич, а Вы где?
16:57 От кого: Юра: Ксения, я в отеле, закрываю дела, думаю, застрял тут до глубокого вечера. Что-то случилось?
«Да!!!»
17:05 Кому: Юра: Нет, всё в порядке. Работайте.
«Дыши…»
18:30
18:38
18:43
18:45
18:49
19:00
У него час, как всё готово. Две тонкие медкарты с подшитыми результатами анализов на всё, что можно и нельзя. По Федотову – еще и с показателями биоимпенданса, кардиограммами, таблицей замеров объемов тела, подробным описанием диеты. Сверху на каждой карте – по листу заключений уборным текстом без пробелов между абзацами. Подпись в нижней части на каждой странице. Дополнительно – опись закупленных для нужд семьи препаратов: наименование – заказанное и оставшееся количество. Подпись.
Отдельно, «рубашкой вверх», – три листа бумаги, исписанных от руки. От руки – принципиальный момент. Здесь не хватает только одного предмета. Оставит его завтра.
Личные вещи убраны в маленькую коробку и едва покрывают ее дно: медицинский фонарик, блокнот, любимая ручка, планшет, медицинский справочник, книга о булимии, небольшой пухлый крафтовый пакет. Остальное – в номере. Ему нужно подняться в 305-ый и собрать вещи. Юра тянет время, как может, по сотому кругу переставляя медикаменты в маленьком шкафу у стены, поправляя и без того идеальные стопки бумаги на рабочем столе; упершись лбом в откос стены, разглядывая пейзаж за окном; борясь с выжигающим нутро желанием услышать; пытаясь не думать о том, что наступит завтра. Что до «завтра» осталось жалких четыре часа и сорок три минуты. Тридцать секунд.
За весь день Федотов больше не напомнил о себе ни разу. Зато от Ксении пришло сообщение. Врач двадцать минут потратил на ответ. Каждая буква – как гвоздь, вколоченный прямо в солнечное сплетение, в самое сердце. «Застрял до глубокого вечера». Что заслужил, то и получил в обратку. «Работайте».
Он не может не думать о том, что именно она хотела ему сообщить… Не может! Вполне вероятно, «застряв» здесь, отправив настолько сухой и скупой ответ, он отбил у нее это желание окончательно. Очередной день прошел, Лев молчит, не оставляя Юре ни малейшей надежды. Ни капли ее, ни тени от неё.
Он сказал себе, что падать будет один.
Выхода нет.
«Ксения, сбеги куда-нибудь, умоляю!»
19:49
20:01
20:11
20:15
20:30
«Интересно, может, он всё-таки уже закончил?
Ксюша сидит в номере, прислонившись спиной к двери и уткнувшись лбом в коленки, и в напряжении прислушивается к звукам в коридоре, точнее, к их полному отсутствию. Там, за стеной, стоит гробовая тишина: никто не приходит и не уходит, не говорит по телефону, не щелкают замки.
В голове такое непроглядное марево, что остается загадкой, как она вообще способна воспринимать реальность и осознавать что-то вокруг себя. Её тут нет. Она – там, в медкабинете, в двух шагах от него, задает ему вопрос и слышит предельно понятный ответ: «Ксения, мне жаль, но Вы истолковали всё неверно. Вы прекрасный человек, я искренне желаю Вам другой, счастливой, жизни и надеюсь, она начнется. Сожалею, что ввел Вас в заблуждение».
Так страшно, что под ложечкой сосет, так страшно, что нутро сжимается до каких-то микроскопических размеров, содрогается; нервы натянуты как струна; в ушах стоит ужасный звон, мешающий прислушиваться; голова, кажется, вот-вот треснет, как переспелый арбуз; руки обхватили коленки, ногти впились в кожу. По крупицам собираются остатки духа – собираются и уничтожаются очередной залётной мыслью. Чем дальше, тем холоднее ладошки, чем дальше, тем нестерпимее звон, чем дальше, тем безумнее шарашит сердце.
Ее самый лучший, самый чуткий, самый понимающий врач завтра увольняется, а она так и не скажет, так и не узнает, не поймет…
Невыносимо! Непомерно тяжело смириться с тем, что его больше не будет в её жизни. Невозможно об этом думать. От осознания тошнит, к горлу одна за одной вновь подкатывают холодные волны, ладони ледяные, влажные, грудину разрывают готовые вот-вот прорваться наружу рыдания; воздух становится ядовитым и колючим, вдыхать его – больно. Изо всех сил жмурясь и стискивая зубы, девушка пытается «удержаться на поверхности». Страшно, очень страшно узнать.
«А может, он вообще домой поедет собираться… Я его не увижу…»
Быстрые, еле слышные шаги… Или ей показалось? Затаив дыхание, Ксюша вслушивается в тишину. Едва различимый писк срабатывания замка где-то правее, в его стороне. Вернулся!? Может, это не он? Может, это в 304-ый или 303-й?
«Иди проверь… Какая уже разница, как это будет выглядеть? Завтра всё в любом случае кончится… Давай! Пожалуйста! Да иди же!!! Иди…»
Вдруг, следом – торопливый, уверенный стук каблуков по паркету: звук стремительно приближается и спустя несколько мгновений также стремительно отдаляется. Кто-то спешит в том же направлении. Но на этаже сегодня не живут постоялицы. Тогда кто? Кто это!? Кто туда пошел!? Неужели…?
«Нет! Пожалуйста, только не это!!!»
Вскочив с пола, Ксюша резким движением распахнула дверь: сейчас она должна все увидеть своими глазами! Должна сама это увидеть! И, видимо, все же прозреть.
305-ый находится в конце коридора, втоплен в небольшую выемку в стене. Она не знает, открыта ли его дверь, но четко видит платье-футляр нежно-лавандового цвета, стройные ноги с голыми коленями и бутылку вина в опущенной вниз руке; белоснежные кудри распущенных волос. Гостью ровно напротив его номера.
«Вот оно, твоё «Застрял до глубокого вечера» как выглядит, значит… Понятно…»
Управляющая. Пришла. К нему.
Видимо, чтобы как следует попрощаться…
Видимо, между ними действительно что-то есть. Ей не показалось.
Значит… Значит, «это моя работа», и… И…
Рита всегда получает своё.
Красивая пара…
Собственные коленки подкашиваются, и Ксения вынуждена искать опору в стене. Она не может сдвинуться с места, ступить и шага: ноги слабые, их к полу пригвоздило. Трясет так, что приходится вновь обнять себя руками, чтобы немного унять бьющую тело дрожь. Развернувшись торсом в сторону 305-ого, девушка стоит и ждет, когда Маргарита войдет внутрь. Добровольно продлевает свою агонию, это самоистязание.
…Nothing is as it seems / Nothing is as it seems…
Мазохистка. Мазохистка, каких днем с фонарем не сыщешь!
«Какая же ты все-таки дура, Завгородняя!»
Рита, конечно, дочь владельца отеля, личную свою головную боль, замечает: управляющая отклонилась чуть назад, чтобы выглянуть в основной коридор, а тут картина маслом – ей на радость. Сломленный вид «соперницы» приносит ей чувство глубокого морального удовлетворения – по глазам видно, по самодовольной улыбке, расплывшейся от уха до уха, по расправленным плечам и горделивой осанке.
– Добрый вечер, Ксения… Борисовна!
Во взгляде блондинки с расстояния двенадцати шагов читается: «Ты проиграла, мелкая. Жизнь такова, сорри!». Еще несколько секунд спустя Маргарита плавно поворачивает голову, обворожительно улыбается и делает шаг вперед, скрываясь из поля зрения.
«И они там сейчас… Они…»
…Nothing is as it seems / Caught in the in-between.
The shadow’s disguise / And I don’t know why
Nothing is as it seems…
Мир рушится, осыпается старой облупленной штукатуркой, шипит и растворяется в кислоте. Мира больше не существует, ее больше не существует, его для нее больше не существует – не существует ничего. Душа в мелкую стружку перекручена, в фарш; внутри месиво, живого места не осталось. Обесточенная, перегоревшая, пустая – просто оболочка. Как она вообще могла себе такое придумать, как мозгов-то хватило!? Опустилась на самое дно без запаса кислорода в баллоне. Надеялась успеть всплыть?
«На что. Ты. Рассчитывала? Идиотка!»
…Bent and broken / Left it wide open / Everything’s crashing down.
Standing in here frozen / Truth is showing / And I know now
Nothing is as it seems.
Все её набирающие силу ростки и побеги, всё, холимое и лелеемое, в один миг обратилось трухой. Всё – не то, чем кажется… Она пала жертвой собственного наваждения.
К себе! Запереться на семь замков, наглухо зашторить окна, выключить телефон, накрыться одеялом с головой и задохнуться в этом коконе – от слез или нехватки кислорода. Да, она слабачка, слабачки могут себе такое позволить, всё, что угодно, позволить себе могут! Никто и не услышит.
«Так и будешь стенку подпирать? Иди к себе! А может, пойти и выплюнуть ему в лицо всё, что я думаю по этому поводу?»
.
.
«Да иди же!!!»
.
.
Теплое дыхание обжигает кожу под мочкой уха; тихий, вкрадчивый, мягкий голос просачивается в нутро, обволакивает, парализует, погружает в состояние транса.
– Ксения, Вы что, до сих пор не удалили плёнку? Почему я вижу её край?
Комментарий к Глава 27.1 // «Ты проиграла» Спасибо, что читаете, народ! ❤️🥰❤️ Я знаю, что кормлю вас стеклищем, но вы храбро продолжаете этот путь вместе со мной. Мне сложно выразить своё признание! Спасибо!
•••••
Немного пояснений к новой фиче Фикбука: «Подписка» на работу в виде «Звёздочки» в нижней части «шапки» означает, что Фикбук будет вас уведомлять об обновлениях в работе (о выходе новых глав). В принципе, это удобно, думаю. У вас в меню профиля нет вкладки «Подписки», вы не можете открыть список подписок и там порыться: «Так-так-так, и что же я тут читаю?» 🧐 Такого списка не существует (или я не нашла). Для хранения любимых работ остаётся вкладка «Сборники», но функция уведомления об обновлениях в работах со «Сборников» теперь снята – теперь это просто библиотека (опять же, со слов Фикбука).
Фикбук обещал автоматом подписать на работы всех, когда-то добавивших их себе в сборники, но пока тупит 😂
Лайки остаются лайками – это ваше признание, что вам нравится ❤️
В тексте: Земфира – Абъюз
https://music.youtube.com/watch?v=o75K85GXqUY&feature=share
Hidden Citizens feat. Ruelle – Nothing Is As It Seems:
Всё не то, чем кажется / Застряла в чистилище.
Сумрака вуаль укрывает меня / И я не знаю, почему,
Но все не то, чем кажется.
Искорежена, сломана / Брошена с распахнутой настежь душой.
Мир рушится.
Я застыла на месте / Правда всплывает, проявляясь.
Теперь я знаю: всё не то, чем кажется.
====== Глава 27.2 // Полюса. Северный и Южный ======
Комментарий к Глава 27.2 // Полюса. Северный и Южный Музыка в настроение первой части главы [прямо очень советую]
Ruelle – Deep End [Омут]
https://music.youtube.com/watch?v=hvlDjqdwc2Y&list=RDAMVMhvlDjqdwc2Y
«Её звали мечтой. Он хотел убежать. Да – не сумел.И звонили звонки через все позвонки.Да – так он хотел…»
«… … …»
Бархатистый негромкий голос звучит над самым ухом, и девушка цепенеет, помутнение рассудка случается мгновенно и теперь уже точно бесповоротно. Смысл фразы не доходит до её сознания, рассыпаясь на бессвязные отдельные слова где-то на полдороги к мозгу. Перед глазами плывут круги и точки.
«Дыши…»
Это же не может быть он… У неё просто галлюцинации на нервной почве начались, это все плод её истерзанного воображения – ей слышатся голоса. Врач ведь не может стоять сейчас прямо за спиной: она только что своими глазами видела, как Рита вошла в 305-ый, значит, ей открыли…
– Ксения? – теперь голос над ухом звучит громче и немного строже. – Вы меня слышите? Кого Вы там караулите, интересно?
«Он же там… У себя, в 305-ом… Как он может быть здесь? Я же видела, он там – с управляющей, они сейчас…»
Тонкий древесно-травяной запах через ноздри проникает прямиком в мозг и щекочет нервы. Она словно снова в его куртке, под проливным дождем. Тогда она ощущала этот дурманящий сознание аромат явственнее всего, растворялась в нем. Язык отказывается ей подчиняться, и девушка – до сих пор не в силах заставить себя повернуться – наконец, отчетливо чувствует присутствие врача в десяти сантиметрах позади себя.
«Ты правда – здесь? А там тогда кто..?»
Ей не кажется – он и впрямь очень близко. Просто преступление так близко стоять! Как немилосердно, бесчеловечно по отношению к ней!
– Ксения!
«Да..?»
– Что..? – она маленький крольчонок, повстречавшийся с удавом и попавший под его гипноз. Как может единственный человек вызывать в душе такие шторма? Быть причиной этой не утихающей бури эмоций и противоречивых состояний? Доводить до эйфории одним своим присутствием в моменте? День за днем перетряхивать всё в её нутре вверх дном, даже не находясь рядом, живя в снах и мыслях.
Всё – он.
– Ксения, просыпайтесь, – она не видит, но отчетливо слышит Юрину ухмылку, – Я спрашиваю, почему Вы до сих пор с плёнкой ходите?
«Какая плёнка? О чём ты? А, точно… Плёнка…»
– А что, разве уже пора снимать? – шепчет.
Это всё, на что Ксюша сейчас способна. Комментария глупее в этой ситуации прозвучать, наверное, и не могло. Воздуха не хватает. Воздуха…
.
.
.
«Дыши!»
Юра планировал проследовать в номер мимо её люкса бесшумно, не отрывая взгляда от пола, делая вид, что в этом коридоре существует всего одна дверь – в самом его конце. Словом, поступая, как распоследний слабак. Он требовал от себя невозможного – не останавливаться у 301-ого. Нельзя останавливаться! Если он затормозит там, у 301-ого, если у него будет хоть малейший повод подозревать, что она – у себя, что он в одном шаге, он не сдюжит. Он эту дверь вынесет! Не будет никаких требований, он не будет ничего от неё ждать, не будет искать новых подтверждений догадкам – сам признается. Это невыносимо! Не по силам ему! Он всего лишь человек! Всё же так просто! Человеку нужен человек! Ему нужна она!
Он безнадежен.
Всё, чего врач от себя сейчас просит – дойти до 305-ого, собрать вещи и так же бесшумно спуститься с ними вниз, к машине. Повернуть ключ зажигания, педаль вдавить в пол, завезти всё в квартиру и поехать ночевать к Серёге, потому что дома в одиночестве он просто сдохнет, уже понял. Пережить еще одну, последнюю, ночь. Подальше отсюда, от неё.
Что заставило Юру все же поднять глаза, неизвестно. Неведомая сила, не иначе. Интуиция, животное чутье, первобытный инстинкт. И нахлынувшие воспоминания. Поднял и замер на месте: девушка стояла у своей двери, прислонившись к стене, – к нему спиной. Коридор был абсолютно пуст, секунды шли, а она так и стояла, не двигаясь, обняв себя руками, словно чего-то ждала. Словно о чем-то думала. По тому, как поднимались и опускались ее плечи, по положению головы, которую она уронила на грудь, можно было предположить, что мысли эти явно тревожат ее, что худо-бедно, но она пытается с собой совладать.
«Или собирается с духом… Нет! Никуда она не собирается!»
Врач не мог оторвать от маленькой одинокой фигуры глаз. Мозг вопил: «Отступай!», а сердце нашептывало: «Иди…». Волосы собраны в небрежный хвост, изящная тонкая шея притягивает взгляд. Ворот свободной льняной рубашки слегка съехал на спину, открывая шейные позвонки. Один, второй, третий, четвертый – хочется провести по ним пальцем… – что-то блестящее… Пленка. До сих пор не сняла пленку. Всё забыла…
Хрупкая, уязвимая… Зачем она здесь стоит так долго? Чего ждет? О чём таком думает?
Голоса внутри орали, перекрикивая друг друга, разум вступил в ожесточенную схватку с сердцем. Эта война, эта бойня между чувством и долгом велась не на жизнь – насмерть. Поле боя – душа.
«...Подойди и спроси… Не подходи! Стой, где стоишь! Отходи назад! Ты не должен! ...Иди… Нет! ...Давай… Ты не готов! Ты пожалеешь! ...И никогда не узнаешь… Юра, отступай, пока не поздно! Не дури!!! Иди назад! Назад!!!»
«Что это…? Всхлип!?».
.
.
«Пора ли!? Женщина…»
– Уже день, как пора, – силясь изобразить хладнокровие, негромко ответил врач. Он помнил рекомендации дословно. Она ожидаемо забыла их все. Впрочем… Не плёнка ему сейчас не дает покоя, не плёнка с ума его сводит! Снова приходится притворяться… Как он от этого устал! Да она в нём живого места не оставила!
Обойдя Ксению, встал напротив, перегораживая вид на коридор. Сложив руки на груди и прислонившись к стене, невольно отзеркалил её позу.
«Посмотри на меня…»
«Господи…»
– Точно… Спасибо за напоминание, Юрий Сергеевич, – делая судорожный вдох, Ксюша закрыла глаза, опустила голову еще ниже, крепче сжала вокруг себя кольцо рук. Меж бровями пролегла глубокая складка. – Совсем вылетело из головы. Юле наберу…
«Что. Ты. Тут. Делаешь?»
Напрасно он приблизился, интуиция же предупреждала… Эта ошибка стала роковой! Теперь, находясь в десятке сантиметров от неё, явственно улавливая носом запах кожи, считывая нутром её на грани возможного напряжение, он чувствует себя, словно под глубоким гипнозом. Здесь никого нет – он и она. И сердце шепчет: «Это последняя возможность… Другой уже не представится. Ты не узнаешь…». А разум он просто не слышит – поставил на mute.
Врач сутки прятался по углам, сутки потратил на то, чтобы убедить себя, что не должен искать ответ на свой вопрос. Она сделала свой выбор, всё решено, он не может её осуждать, не разрушит её дышащий на ладан баланс!
Но стоило лишь её увидеть, как все его шаткие, зыбкие установки рухнули, полетели в тартарары, к чертям собачьим! Все его неимоверные усилия оказались напрасны, все его намерения смыты мощным приливом – её потерянным, подавленным видом, спрятанным взглядом. С желанием узнать, что же все-таки она делает в коридоре в это время, зачем стоит, чего или кого ждет, более невозможно совладать; в глазах темнеет, голову застилает туман. В очередной раз он ощущает себя, словно в собственном сне. Не убежал, да – не сумел. Настигнут, сбит с ног огромной волной и тонет. Захлёбывается, мгла окутывает сознание, растекается вокруг, парализует… Сердце угрожающе часто и сильно бьется в ребра, и тело отзывается на его отчаянные удары физической болью. Если он не узнает, оно, не выдержав такой изощренной над собой пытки, просто остановится.
Юре страшно – не за себя, ведь с собой уже всё, за неё страшно. Он не может! Не должен! Он должен быть сильнее собственной слабости!
Его слабость оказалась сильнее его воли. Каких-то пять минут назад врач не смог ей противостоять, и этого оказалось достаточно: ничтожных секунд ей хватило, чтобы его поработить и начать править безраздельно. От воли не осталось и тени. Пшик.
И пшика не осталось.
– Уже поздно, Ксения, подруга Ваша, должно быть, устала и наслаждается законным отдыхом.
«Что ты несешь? Отойди от неё! Иди к себе!»
Не может.
Ксюша вскинула на врача полный отчаяния взгляд. Два бездонных омута, в глубине которых ему вновь чудится далекий манящий свет. Сопротивление бесполезно. Сложить оружие, выбросить белый флаг. Капитулировать.
Биться до последнего…
– И что Вы мне предлагаете? – дрогнувшим голосом поинтересовалась она, – Я не справлюсь сама, не дотянусь… А вдруг там уже кошмар под ней, я же даже не могу посмотреть!
«Юра, пока не поздно – остановись! Уходи!!!»
Бесполезно. Ни воли, ни сил! В этих глазах он тонет, камнем идет ко дну. Его черта пересечена, темная сторона в нем одолела светлую и начала свое гордое победоносное шествие. Готовность сопротивляться слабеет с каждой секундой. Пусть голова всё еще пытается это сопротивление оказывать, но силы не равны: сердце и душа встали на сторону тьмы. Это желание, что летящий под откос локомотив, что шапка снега, сорвавшаяся с вершины горы и теперь несущаяся вниз сметающей все на своем пути лавиной. «Да» или «нет», он встретит эту лавину лицом к лицу – у подножия. «Да» или «нет», он под этой лавиной останется.
Он должен узнать, что она хотела ему сказать!
Плечи беспечно взлетают вверх и опускаются:
– Раз уж я всё равно уже здесь… Могу помочь. Думаю, это быстро.
.
.
.
«Ты!? Прямо сейчас!? Я же не выдержу…»
Тело пронзает такая крупная дрожь, в голову бьет такая ударная волна кипятка, что девушка с утроенной силой вцепляется ногтями в собственные руки, пытаясь удержаться в реальности через боль. Все вокруг погружается в вакуум, лишая легкие последних драгоценных капель кислорода. Ведь другого шанса сказать, другого шанса понять уже не представится. Она не понимает, сейчас она не понимает, готова ли к этому осознанию, действительно ли хочет знать правду. Что с ней потом будет?
«Просто поможет снять и всё.
Убедишься, наконец, что всё себе придумала… Давай, убедись!»
– Л-ладно. Давайте…
«Что ты творишь!? Очнись! Скажи, что передумал! Не ходи за ней!!! Не делай этого!»
– Тогда пойдемте в Вашу ванную, Ксения. Снимем мы сейчас эту плёнку.
Пала.
Пал.
Расстегнув верхние пуговицы и скинув рубашку с плеч на локти, вцепившись в льняную ткань и сжимая её в районе груди левой рукой, Ксюша как загипнотизированная наблюдает в зеркало за тем, как прямо за ее спиной, буквально в пяти-десяти сантиметрах, Юра очень аккуратно поддевает пленку пальцами. Касается кожи то тут, то там. Прикосновения тактичны, но оставляют ожоги… Он полностью отдался процессу, упрямо не поднимает глаз, и она не видит выражения его лица – лишь хмурящиеся брови и разрезающие лоб морщинки. Теплое дыхание щекочет шею, пронзающие тело ощущения едва возможно терпеть, и девушка медленно сходит с ума; ей хочется закрыть глаза и так остаться. Остановиться в этом моменте. Замереть навсегда. Умереть в его руках.
