Текст книги "Наваждение (СИ)"
Автор книги: Drugogomira
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 39 страниц)
– Хочу…
– Я так и думал.
Спустя четыре долгих часа она появилась, довольная, сияющая, едва слышно шуршащая защитной пленкой. Юра, успевший за это время извести администратора вопросами о соответствии салона санитарным нормам, безопасности процесса, заживлении и уходе, перебрать все до одного каталоги, сходить за кофе и сэндвичами, послушать восклицания девушки за дверью, позвонить Сереге, чтобы поблагодарить за помощь с поиском мастера, и даже вздремнуть, с удовлетворением наблюдал за результатом очередной своей воплотившейся в жизнь мысли. Её глаза горели, счастливая улыбка не сходила с лица, она даже голову держала выше и плечи расправила. От Ксении неуловимо веяло какой-то уверенностью. Новый уровень, который она храбро взяла.
«К счастью, не «рукав», – подумал врач, замечая, что кожа на обеих руках осталась девственно чистой, – Хотя и там было бы симпатично».
– Пленку не снимаем первые пять-шесть дней: она позволяет коже дышать, имеет паропроницаемую структуру, заживление происходит прямо под ней, – объяснял мастер девушке, – Через пять-шесть дней от пленки избавляемся – пусть вам помогут, – с этими словами мужчина покосился на навострившего уши Юру, – тату промываем с мылом, наносим заживляющую мазь. Можно купить у нас специальную или обычный «Бепантен» в любой аптеке. После того, как пленку удалите, тату начнет зудеть. Будет неприятно, Вам захочется ее расчесать, но делать этого ни в коем случае нельзя, чтобы не повредить рисунок. Тату может покрыться тонкой корочкой или начать шелушиться – в этот процесс не вмешивайтесь, просто наносите мазь. Полное заживление займет 2-3 недели, но достойный вид Вы получите практически сразу, как снимите защиту. В душ можно регулярно, но не дольше 10 минут. Звоните, если что забудете.
Ксения словно в облаках витала: врач был совсем не уверен, что она слышала хотя бы половину из ей сказанного. Выяснив, что за услугу уже расплатились, девушка абсолютно счастливо взглянула на врача и «прилипла» к витрине с тюбиками мазей и бальзамов и россыпью пирсингов на любой вкус и размер. Маленький кусочек пленки виднелся из-за ворота футболки, прикрывая шейные позвонки.
Ну ничего, у Юры рекомендации мастера на подкорке мозга записались. Напомнит, если понадобится.
«Интересно, что там…»
– Поверить не могу, что я это сделала! – воскликнула она, уже подходя к машине. Ксения то и дело поводила лопатками, прислушиваясь к шуршанию и ощущениям. – Не терпится посмотреть на результат!
– Странно. А я очень даже могу, – ухмыльнулся врач, – Вы себя недооцениваете. Сэндвич будете? Цельнозерновой хлеб и курица с дор-блю.
– Буду! Я ужасно голодная! С самого утра ничего не ела.
– Ксения, опять Вы за свое!? Я Вам что говорил? Небольшими порциями пять-шесть раз в день. Вы решили впасть в другую крайность?
Ксюша вдруг рассмеялась. Она была такая довольная и расслабленная, что Юра только диву давался. Надо же, как мало порой человеку надо для счастья… Очевидно же: всего ничего.
– Ой, Юрий Сергеевич, вот не надо изображать грозного врача! Я Вас больше не боюсь! Спасибо за заботу, сэндвич очень кстати!
С этими словами девушка, нетерпеливо развернув бутерброд, впилась в него зубами и с наслаждением начала жевать, параллельно набирая кому-то сообщение.
– Вот как? Мы можем легко это исправить, будете бояться, – прищурившись, попытался поправить свое реноме врач, скорее для порядка, чем всерьез. И это было безошибочно ею считано.
– Ох, да ладно Вам! Не занудствуйте! Юлька, конечно, будет в шоке…
«То есть, по-твоему, я еще и зануда!?»
В глубине души Юра буквально задохнулся от противоречивых эмоций, но вида постарался не подать:
– Думаю, не только она. Держитесь теперь. А можете свалить всё на меня. «Опоил, отвез, дальше все как в тумане…».
– Я смогу за себя постоять, не сомневайтесь, Юрий Сергеевич.
Отчего-то тут же вспомнилось, как Ксения распекала Маргариту за нежелание думать над размещением в лобби десяти столов.
– Я уже своими глазами как-то видел – сможете. Ладно, поехали.
Всю дорогу Ксюша боялась опереться спиной на сидение, болтала без умолку, а когда не болтала – редактировала фото из салона, которые каким-то образом успела там отщёлкать. Врач краем глаза наблюдал за тем, как уверенно она управляется с настройками, выводит яркость и контраст, правит баланс белого и одним движением руки кадрирует, утверждая идеальный вариант. На одном фото – мужская рука с зажатой между пальцами татуировочной машинкой над чистой кожей, на другом – что-то вроде селфи, но снято интересно: захвачен приподнятый вверх уголок губы, подпирающая подбородок кисть руки, прядь волос, обнаженное плечо и все та же занесенная где-то в районе лопатки машинка на заднем плане. На третьем – хаотично разбросанные по столику маленькие одноразовые баночки с краской и выбранные цвета на палитре: зеленый, светло-зеленый, темно-коричневый, голубой, синий, фиолетовый и фуксия. Ну, по крайней мере, на вкус врача, это была именно фуксия. Есть в этой гамме что-то очень жизнеутверждающее.
«Что же она там набила?»
Спустя минут десять, вновь переведя взгляд на телефон, который девушка буквально не выпускала из рук, он заметил сетку фотографий в Instagram-аккаунте. Глаза выцепили несколько: тату-студию; собственный портрет, отчего его тут же бросило в жар, хотя она ведь еще тогда говорила: «Для аккаунта»; фото с воде в белом сарафане и пейзажные зарисовки; бетонную платформу и одинокого путника в солнечных лучах; багряный закат над озером и небо слилось с водой. Еще одно селфи без лица – поля сетчатой шляпки скрывают глаза и нос, тени сеточкой ложатся на кожу, зритель может видеть только губы, подбородок и тонкие пальцы, которые тянут эти поля вниз.
Что его глаза видеть наотрез отказывались, хотя при желании могли бы, так это имя профиля. Полный, намеренный расфокус в верхней части экрана.
– Кхм. Довольно талантливо, Ксения, – вновь сосредотачиваясь на дороге, пробормотал врач. Не удержался от комментария, – Вы бы могли попробовать себя в этом деле.
Девушка тут же вспыхнула, смутилась: перевернула телефон экраном вниз и искоса посмотрела на Юру:
– Вы это серьезно, Юрий Сергеевич?
– Абсолютно. На лавры Анри Картье-Брессона, возможно, претендовать рановато, но вообще кто знает – видение у Вас нетривиальное. Его еще никому не удалось затмить, это легенда в мире фотографии. А вот Энни Лейбовиц… Мэри Эллен Марк… Кто там у нас еще? Синди Шерман… Давайте купим Вам камеру? Leica из пленочных, Nikon, Canon, Pentax – в цифре. Мммм? Оптика тоже, конечно, важна. Просто ради своего удовольствия, а там и…
– Вы меня день ото дня всё больше поражаете, Юрий Сергеевич. Чем Вы вообще не увлекаетесь?
– В жизни надо пробовать всё, что нравится, я Вам уже говорил, – улыбнулся Юра, – Было дело по молодости. От моего отца мне досталась внушительная коллекция пленочных фотоаппаратов, и я снимал время от времени. Потом учеба поглотила и всё, как отрезало.
– И Вы и правда думаете, что мне стоит заняться этим серьезнее?
– Если бы не думал, то и воздух сотрясать не стал бы. Просто примите к сведению мнение постороннего. Иногда стоит и их брать на заметку.
Отвернувшись к окну, Ксюша закусила губу. Вот зачем она тогда именно так сказала?
«Ты не посторонний…»
.
.
Уже на подъезде к отелю Юра вспомнил вдруг:
– Если Вы планируете какое-то время скрывать от близких свою татуировку, советую Вам выбрать что-то с более высоким горлом: пленка виднеется из-под ворота. Но я бы на Вашем месте легализовал её сразу. Что сделано, то сделано. Поворчат и забудут.
Ксюшу шарашило так, словно через нее без остановки пропускали электрический ток. Весь вечер она металась из угла в угол по комнате, задевая мебель и пугая Мистера Дарси, который уже оставил последние попытки забраться к хозяйке на плечо и сидел теперь на стене, недоуменно на нее взирая.
Посторонний!
Как она могла вообще ляпнуть такое? Да этот посторонний для нее за три недели сделал больше, чем каждый из самых близких за несколько лет! Он сегодня в который раз ее по кирпичикам собирал, помог исполнить мечту, придал уверенности в себе, заставил в себя поверить – и всё это за жалкие полдня! И всё это несмотря на то, что был явно задет ее поведением накануне.
К черту её, эту грёбаную дистанцию, к черту все! Да, он уедет, да, будет невозможно больно, она выйдет замуж за нелюбимого уже человека ради своей мечты и планов отца, ради статуса, но почему сейчас она отказывает себе в счастливых минутах рядом с тем, кто ей по-настоящему дорог, почему она должна их терять, придумывая себе глупые оправдания? Болеть будет потом. А сейчас она хочет запомнить каждый момент вдвоем.
Приняв решение, Ксюша вылетела из номера в направлении 305-ого, ветер в голове. Эти двенадцать шагов превратились в сто двадцать. Все, что она должна до него донести: «Вы мне не посторонний!».
Вот сейчас Юра дверь откроет, и она выпалит, так и будет! И пусть думает, что хочет, ей плевать! Да!
Она в эту дверь стучала, наверное, минуты три, а то и все пять. Сначала робко, потом сильнее, а потом фактически молотила. Без толку: никто не открывал. Часы на телефоне показывали 22:03 – в это время врач точно не спит. Девушка озадаченно огляделась вокруг: где он может быть? Может, в лобби? Да нет, что ему там делать? У отца?
22:04 Кому: Папа: Пап, а ты где?
22:06 От кого: Папа: В сауне я, дочь. Чего стряслось?
22:07 Кому: Папа: Ничего, просто повидаться хотела. Тогда завтра) Спокойной ночи.
Где?
Взгляд упал на противоположную сторону коридора, где вчера она видела врача скрывающимся за дверью, ведущей на крышу. Опять на крыше?
Внезапно осенившая ее догадка вызвала волну мурашек по телу. Одно дело сказать планируемое, стоя на пороге номера, развернуться и убежать, а совсем другое – сделать то же самое на крыше, в совершенно особенной атмосфере, нарушив его уединение, разрушив момент.
Она чувствует это острое желание произнести важные лично для нее слова, осознавая, что к завтрашнему утру от него может не остаться и следа.
Она понимает – должна, надо, хочет.
И идет.
Тихое бренчание гитары сообщает о присутствии на крыше человека прежде, чем глаза успевают различить одинокий силуэт. Ксения замирает на полпути, у выхода на площадку. Это уже слишком для нее одной за единственный день. Гитара! Музыка льется и прерывается, снова льется: он подбирает аккорды и по мере того, как одна за другой тянутся мучительные для девушки минуты, мелодия обретает очертания, ритм, набирает силу и парит в ночном воздухе, уже не прерываясь. Ксюша точно знает, что с уровня земли их не видно: площадка углублена в скат крыши и просматривается лишь под определенным углом, который еще надо вычислить. А значит, для всех остальных над отелем сейчас звучит музыка из ниоткуда, буквально с небес.
Мелодия знакома: она слышала ее буквально несколько часов назад, когда завороженно следила за тем, как пальцы врача отбивают такт о кожаную обивку руля, как двигаются фактически беззвучно его губы.
Кажется, Юра и сейчас тихо напевает ее себе под нос, ей слышится текстовка:
I remember when
I remember, I remember when I lost my mind
There was something so pleasant about that place
Even your emotions have an echo in so much space…
А может это просто ветер балуется? Может, разыгралось ее воображение? Не в силах себе сопротивляться, девушка делает шаг: она должна быть уверена в том, что ей не мерещится.
And when you’re out there without care
Yeah, I was out of touch
But it wasn’t because I didn’t know enough
I just knew too much
Ближе. Еще немного ближе. Ксюша двигается, словно под гипнозом – ближе к этой музыке, к гитаре, к нему… Ветер треплет волосы, они лезут в лицо, в рот и глаза, ветер сносит звуки, ей хочется сесть напротив и слушать, следить, как пальцы перебирают струны; нет, хочется танцевать. Хочется жить.
Does that make me crazy?
Does that make me crazy?
Does that make me crazy?
Possibly
Вдруг складная мелодия сбилась, эхо последнего боя раскатисто разнеслось над отелем, и врач, чуть повернув голову, склонив ее на бок, замер.
«Я чувствую, что ты тут. Выходи»
Ксюша застыла, боясь пошевелиться и выдать себя. Все её намерения в эту секунду испарились, словно их никогда и не было. Все, что её заботило, так это то, как вся эта картина будет выглядеть в его глазах.
«О чем я только думала? Что я тут делаю?»
– Ксения, мне не надо оборачиваться, чтобы знать, что Вы стоите у меня за спиной, – наконец, донеслось его глухое, брошенное через плечо.
Тень! Её еле заметная тень от огромной, полной луны! Или… Может, ветер донес до него запах ее туалетной воды?
Хотелось исчезнуть. Хотелось смело выйти вперед и усесться перед ним, как ни в чем не бывало, в ожидании продолжения. Хотелось сбежать. Хотелось взять за руку и вовлечь в танец под эту самую мелодию. Как тогда, в «Пропаганде»… Какое счастье, что он не помнит! Танцевать прямо здесь, на крыше! На спрятанной от чужих глаз площадке, под ночным небом.
«Боже…»
– Кхм, – пытаясь вернуть себе мгновенно пропавший куда-то голос, начала она. Обошла врача, раскрывая, наконец, себя, – Прекрасная игра, Юрий Сергеевич. Извините, что нарушила Ваше уединение. Я гитару в открытое окно услышала, решила посмотреть, не отсюда ли мелодия доносится. Словно с высоты…
«Неубедительно…»
– Не думал, что кто-то, кроме инженеров и меня, знает про это место.
– Я здесь знаю каждый угол, – хмыкнула Ксюша. – За год всё облазила. И на эту крышу раньше частенько приходила. Что-то в этом есть…
Юра задумчиво рассматривал девушку. Пальцы вновь легли на струны, взяли первые аккорды, зажали баре и замерли.
– Сыграйте её снова, пожалуйста, – внезапно осмелела Ксюша, – Она такая… Под неё почему-то хочется танцевать… И петь. И жить.
– И что же Вам мешает? – удивленно спросил врач; мелодия зазвучала явственнее, окрепла, – Танцуйте… Живите.
– И станцую! Если Вы споёте.., – заулыбалась она.
.
.
Бой. Этот гитарный бой, этот день, этот вечер сохранятся в ее памяти на всю жизнь.
В его памяти навсегда останется танцующая на крыше девушка с разметанными ветром волосами.
I remember when
I remember, I remember when I lost my mind
There was something so pleasant about that place
Even your emotions have an echo in so much space
«Я точно помню, когда и как сошел с ума. В этом состоянии и правда есть даже что-то приятное»
And when you’re out there without care. Yeah, I was out of touch.
But it wasn’t because I didn’t know enough. I just knew too much.
Does that make me crazy?
Does that make me crazy?
Does that make me crazy?
Possibly
«Заботы далеко, и я выпала из реальности. Не потому, что ничего не знаю. Наоборот, я знаю слишком много…
Разве это делает меня чудачкой? Возможно…»
Запрокинув голову, она кружилась, мир кружился, небо кружилось, реальность кружилась, и над всем этим кружилась гитара и негромкий голос:
And I hope that you are having the time of your life
But think twice, that’s my only advice
«Мой тебе совет, не принимай скоропалительных решений! Подумай дважды, трижды, сколько понадобится. Думай!»
Come on now, who do you, who do you, who do you
Who do you think you are?
Ha ha ha, bless your soul!
You really think you’re in control?
«Кем ты себя возомнила? Аха-ха! Господь с тобой! Ты и правда думаешь, что всё у тебя под контролем? А я думаю, ты сумасшедшая. Да, ты сумасшедшая. Ты точно сумасшедшая. Совсем как я»
I think you’re crazy
I think you’re crazy
I think you’re crazy
Just like me*
«За кого ты себя принимаешь? Думаешь, всё в твоих руках? А я считаю, ты сумасшедший. Прямо как я»
Комментарий к Глава 21 // Не посторонний *Gnarls Barkley – Crazy
https://music.youtube.com/watch?v=-N4jf6rtyuw&list=RDAMVM-N4jf6rtyuw
Перевод несколько вольный, созвучный их состояниям и перемежающийся с их собственными мыслями
====== Глава 22 // Дежавю ======
23 июля
Сухие ладони скользят по покрытой мурашками обнаженной коже, она дрожит, отзываясь на касания, подставляет шею горячим губам, шепот в ухо обжигает, сводит с ума, одурманивает.
Серый мир, в котором нет никого, кроме него и неё, обретает краски, оттенки, запахи, вьется молодыми побегами, проклевывается ростками, звучит весенним дождем.
В этом мире нет ни обязательств, ни мечты, ни разбитых надежд, ни прошлого, ни будущего, в нем совершенно никого и ничего нет – он и она.
Он её к себе прижимает так бережно, накрывает собой так осторожно, словно какую-то высшую, но очень хрупкую ценность, и внутри все плавится от осознания, что она и впрямь может ею быть.
Вдыхает запах, явственно слышит собственное дыхание, ощущает пальцами жесткость волос, тонкая кожа груди чувствует колкую щетину; живот к животу, губы в губы, ладони в ладони. Проводит щекой по его скуле к уху и назад, ласкаясь, как маленький котенок, то ли шепчет, то ли стонет, нутро наливается жаром, горит, стягивается узлом, сводит, немеет.
Она его бедра сжимает своими так крепко, словно не отпустит никогда, никуда. Он – её, дольше вечности, так было и так будет, он в ней пророс и рассеялся, поселился в каждой клеточке, в самом черном углу души, в сердцевине; стал её шепотом, её вектором, маяком.
И за это она ему всю себя отдаст, он чувствует это инстинктивно, она прямо сейчас читает это в его распахнутых глазах…
…И падает, падает, падает…
И сквозь вязкий, тягучий, густой туман кричит, содрогаясь, хватает ртом холодный ночной воздух.
И резко садится в кровати, и вглядывается в темноту, и ощущает, как полыхает и пульсирует нутро.
Его здесь, в этой холодной постели, в этой звенящей тишине, на этих смятых простынях – нет. Он – гораздо глубже. Там.
«Как наяву…»
Голова наутро, что с похмелья.
Ему кажется, его опоили, подсунули что-то в вечерний чай, какое-то колдовское зелье исподтишка накапали. Иначе как объяснить не желающий рассеиваться дурман? Всё как в тумане с момента её «полета» на крыше. Он запомнил каждое раскованное движение, они на сетчатке глаза отпечатывались, он следил неотрывно, не боясь быть застигнутым врасплох: в этом парении она была целиком в себе. Следил внимательно, напрочь забыв об аккордах, перебирая их пальцами на автомате, а в голове набатом звучала текстовка: «Come on now, who do you, who do you, who do you who do you think you are? Ha ha ha, bless your soul! You really think you’re in control?», но считывалась она теперь иначе: «Да кем я себя возомнил? Аха-ха, смешно! Я до сих пор думаю, что все в моих руках?». Разум его предупреждал, срываясь на крик, а сердце над ним заливисто смеялось.
Она потом уселась перед ним по-турецки и как ни в чем не бывало начала расспрашивать, как давно он играет. Выяснила все, вплоть до фирмы-производителя его гитары. Её шумное, прерывистое дыхание постепенно успокаивалось, выравнивалось и в конце концов перестало улавливаться ухом, но мозг запечатлел всё, каждую, самую незначительную деталь её образа. И дыхание. Он что-то отвечал, вроде даже более или менее связно, на ходу осознавая, что еще чуть-чуть – и его этике, его принципам, его слову настанет конец. Потому что еще одна жалкая минута под этим пронзительным, горящим взглядом – и он не выдержит. Шкуру Юрину спас начавший накрапывать дождик, а вовсе не самообладание. Самообладанию вслед за рассудком пришла, словами Сереги, кабзда.
Кажется, он был не в себе. Нет, не кажется, точно. Хорошо помнит только своё фальшиво спокойное «Спокойной ночи» у 301-ого и её лукавое «Спасибо за прекрасный день». Откровенно говоря, он еле спасся.
Кажется, ночь не принесла облегчения, и врач не в себе до сих пор.
Осталось всего семь дней.
Так сходят с ума.
12:17 От кого: Ксюха: Я схожу с ума!
12:20 Кому: Ксюха: А вот с этого момента поподробнее, подруга!
12:22 От кого: Ксюха: Мне сегодня такой сон снился! И я, представляешь, не видела лица, не видела, с кем я, но точно знала, я всё чувствовала, как наяву! Проснулась от вскрика и до рассвета не могла уснуть. У меня прямо чтобы во сне вот так, еще не было… Ну…. Ты понимаешь!
12:23 Кому: Ксюха: Человек, тебе хоть кол на голове теши! Я тебе про дистанцию, а ты мне в ответ про сны свои эротишные!
12:24 От кого: Ксюха: Ой, Юлька… Не выходит у меня дистанции. Что я могу сделать? Могу я счастливой побыть хоть недельку последнюю? Мне так хорошо, как вчера, сто лет не было уже!
12:27 Кому: Ксюха [голосовое]: Тааааааааак!!! Мать, очнись! Не знаю я, чем вы там таким вчера занимались, что потом тебе такие сны снятся, но ты, блин, по краю ходишь! И доходишься! Ну да ладно, мое дело предупредить. Ты мне лучше скажи, у нас девичник планируется? Выйдешь ты замуж там или не выйдешь, сама решишь, а я требую веселья! Погнали уже в клуб, а то меня Валентина без выходных на две недели вперед поставила: наши все по отпускам разбежались. Работать ей, видите ли, некому!
12:28 От кого: Ксюха [голосовое]: Блин, Юлька, твою мышь!!! Какой еще девичник? Я совсем об этом не думала… Нууууу… Ну хорошо, давай. Но только без фаты вот этой бутафорской и прочей дребедени и приблуд! Не хочу я этого всего, просто затусим, соблюдем формальности. Можно вечерком в «Пропаганду» тогда. Или куда ты хочешь?
12:30 Кому: Ксюха: Да пофиг, куда, ты меня в прошлый раз прокатила, так что за тобой должок. Забились!
Желание Комиссаровой уберечь Ксюху от падения в пропасть вылилось в очередные предостережения в переписке. Хорошо бы подруге сохранять голову на плечах, пока ничего там с врачом толком не ясно. Юрчик, судя по всему, сам ничего предпринимать не намерен, хоть рыжая своими глазами видела всеееее эмоции на лице холодного семейного врача после поездки за Ксюхой в глухую деревню. Уууууу! Три стакана виски хлопнул наш блюститель правильного образа жизни! Это ж и ежику понятно, что там любовь любовная или что-то вроде.
Но что бы там не было, врач, похоже, на шаги не «разродится». А раз так…
Мысль о том, как сделать так, чтобы таки «разродился», потихоньку начала раскручиваться в рыжей голове.
Маргарита сидела за барной стойкой и нервно отстукивала ноготками по столешнице, исподтишка наблюдая, как Юрий Сергеевич Симонов с особенной изощренностью распекает Льва Глебовича Федотова за заказанную на обед свиную рульку. Строгость, с которой молодой врач читал нотации собственному видавшему жизнь начальнику, провинившийся вид последнего – всё это Риту будоражило, дразнило, распаляло фантазию.
Часики тикали, осталась всего неделя, а он все еще строил из себя неприступную крепость. Но так же не бывает! Ни один мужчина еще перед ней устоять не смог, так чем, спрашивается, этот отличается от остальных? Может, она чего не знает? Может, у него с потенцией проблемы, может, он религиозный фанатик, по мальчикам спец или вообще асексуал, и плотские утехи его в принципе не интересуют? Какие тут еще варианты? Был бы нормальным, эти недели они бы провели куда как приятнее! Куда как!
Управляющая чувствовала, что ее искренний поначалу интерес превращается уже в чисто спортивный, а затащить его в постель становится делом принципа. Что тут говорить – Юра весьма и весьма привлекателен. Складно сложен с головы до пят, атлетичен, от него веет силой, мужской энергией, уверенностью, а руки эти, а скулы… Да он буквально ходячее обещание недурственного секса, такому хочется отдаться. Его наглость, дерзость и неподатливость лишь больше ее распаляют, одного взгляда на него – вот как сейчас – хватает для того, чтобы взбудораженное воображение начинало подкидывать картинки одну красочнее другой. Одного взгляда хватает, чтобы в жар бросало, чтобы дыхание учащалось, чтобы пульс становился неровным, а голова пустела, атакованная мыслями ясно, о чем! Чтобы по телу начинала разливаться сладкая истома, какая бывает от предвкушения чего-то… Чего-то… Умопомрачительного.
А у нее уже давно никого не было. С тех пор, как ее бросил Лёша, в светлое и прекрасное она верить перестала и теперь мужчин не любит, а использует. Все просто. «Сделай хорошо мне, я сделаю хорошо тебе, свободен. Может быть, наберу». Но такого, с кем бы хотелось покувыркаться, с ее работой еще найти надо, а тут – вот он, фактически идеальный вариант (она питает слабость к брюнетам), и нос воротит! Еще и мелкая эта вокруг постоянно вьется, внимание на себя перетягивает!
«Уймись, Ксюшка, у тебя свадьба на носу! Наконец-то ты свалишь отсюда со своим бабником! А этот – мой!»
Еще раз украдкой посмотрев на врача, оценив его широкие плечи и красивые пальцы, представив, что именно он ими мог бы с ней вытворять, девушка томно прикусила губу и вновь «поплыла». Нет, сдаваться рано: впереди целая неделя!
«Мы еще посмотрим, кто кого!»
Взгляд Риты упал на помощника главного инженера Айбека, что-то озадаченно высматривающего на панели главного лифта. План в голове созрел просто мгновенно! Что ни говори, а должность управляющей дает ей прямо-таки безграничную власть над этими мелкими людишками.
Изящно спустившись с барного стула, вальяжной походкой от бедра – а вдруг смотрит! – с самой сладкой улыбкой на губах Маргарита направилась прямо к миньону, который, заприметив приближающуюся начальницу, тут же нахохлился и приготовился к страшному. Ничего хорошего эта улыбка никому и никогда не обещала.
– Айбек, окажи мне услугу, – пропела управляющая, стряхивая невидимую пылинку с куртки сотрудника. – Плохо окажешь – уволю.
– Ээээ! Зачем уволите? У меня знаете какая большая семья? Там. Всем кушать хочется, – воскликнул Айбек то ли испуганно, то ли возмущенно.
Рита снисходительно улыбнулась:
– Разумеется. Все, что от тебя требуется – быть в нужном месте в нужное время и ждать моего сигнала. Слушай внимательно…
Сегодняшний день снова пошел слегка не по плану, но впервые врач был этому рад. Он не доглядел за Федотовым, и тот, пока надзор ослаб, решил полакомиться жирной свининой. Конечно же, на фоне трехнедельной диеты, в основе которой лежала исключительно здоровая, постная пища, Льва тут же скрутило в бараний рог. Желудок отреагировал мгновенно, и так же мгновенно пришлось реагировать и врачу.
Происшествие с Львом Глебовичем не стало чем-то из ряда вон выходящим в его практике, но оно на несколько часов отсрочило момент. Закончив с первым клиентом, пообедав и переведя дух, он традиционно переключался на второго, точнее, на вторую. Если, конечно, она не сбегала: такие сюрпризы девушка устраивала врачу регулярно. И вот настал тот день, когда Юра, и ему было стыдно это признавать перед самим собой, сам не отказался бы от передышки.
Ночной дурман, ползучим туманом перетекший в утренний, только-только начал потихоньку рассеиваться. Юра давно не чувствовал себя настолько беспомощным. Надежды на то, что кто-то там свыше над ним смилостивится и пощадит, что его отпустит и больше не возьмет, не было никакой. Да и как может отпустить? Спустя полчаса-час он все-таки увидит её, и они снова проведут рядом несколько мучительных часов. Он должен будет что-то делать, говорить, доносить, направлять. Быть в метре, держать себя в руках, изображать спокойствие, излучать уверенность и передавать ее ей.
Сгорая.
Он должен, но он действительно не готов. Впервые.
Перед глазами крыша и ее танец, картинка настолько явственна, словно все произошло с полчаса назад. Она в том танце была свободна, как птица, парящая в небе, и высота лишь это подчеркивала.
Он должен протягивать ей руку помощи, но помощь нужна ему самому.
«Ты ей сказал, что выход есть всегда. А сам тыкаешься, как слепой котенок. Ищи!»
Отстраниться – предательство, приблизиться – самоубийство.
Остается только одно – не двигаться.
.
.
Входя в лифт, Юра знал точно: Он замрет в этом положении и как-то протянет семь дней, всего семь. Он уже так близко к поставленной цели, нельзя отступать в последний момент, на финальном рубеже! Нельзя бежать, трусливо поджав хвост! Свадьбы не будет, а что до всего остального… Возможно, решение все-таки придет, выход – он всё же есть всегда.
Уже нажимая кнопку третьего этажа, врач заметил спешащую в сторону лифта управляющую. Она только что закончила телефонный разговор и теперь, сердитая, сверкая глазами, стремительным шагом приближалась. Очевидно, двери стоило попридержать.
– Спасибо, что подождал, – бросила девушка, влетая внутрь и на ходу нажимая кнопку закрывания дверей, – Что ж за день-то такой!? Проблема на проблеме!
– Что случилось? – скорее, ради вежливости поинтересовался Юра. Ему, честно говоря, было абсолютно не интересно, что там у нее за трудности: у каждого своя работа и свои задачи. Каждый знает, на что идет. Ну, в идеале знает… Ей платят деньги за то, чтобы этот отель функционировал, ему – за «выбивание дури» из головы дочери владельца этого самого отеля. Врачу, честное слово, уже никаких денег не надо, лишь бы ее вытащить и при этом самому остаться в живых.
– Да представляешь, в 214-ом второй раз за два дня трубу… – начала негодующим тоном Маргарита и не закончила свою мысль. Лифт дернулся и встал между этажами, свет тут же погас, оставив двоих в кромешной темноте и полнейшей тишине.
– Кажется, мы застряли, – несколько удивленно произнес врач: неожиданно, конечно, но ничего не поделать, всякое бывает, даже самая современная техника выходит из строя. Другое дело, что теперь какое-то время им придется провести вдвоем в замкнутом пространстве. Мысль о том, чтобы сместить фокус, вновь слабо замерцала в голове.
«Это не поможет, дурная твоя башка!»
– Мамочки.., – пискнула управляющая, начав метаться по железной коробке туда-сюда и лупить по стенам ладонями, – Вы издеваетесь!? Выпустите нас отсюда!
Голос срывался на крик, в истерику, а еще спустя несколько секунд Юра услышал шуршание ткани по стенке: Рита сползла на пол.
«У тебя что, клаустрофобия!?»
Достав смартфон из кармана и включив фонарик, врач положил его на пол экраном вниз: нужно было осветить лифт и увидеть, что происходит с девушкой. Та сидела на полу, уткнувшись лбом в коленки, которые обхватила руками, и шумно дышала.
«Паническая атака. Переключить внимание нужно!»
– Маргарита, успокойся! – присел он перед ней на корточки. – Смотри на меня. Сейчас нас отсюда вытащат, лифт поедет, двери откроются. Все будет хорошо. Дыши глубоко.
Рита вскинула голову и широко распахнутыми от ужаса глазами, в которых уже блестели слезы, уставилась на Юру.
– Сделай что-нибудь, – прошептала она. – Я боюсь! Не могу находиться в замкнутом пространстве дольше минуты!
– Смотри на меня. Дыши… Давай на четыре счета. Раз-два-три-четыре-вдох, раз-два-три-четыре-выыыыдох. Раз-два-три-четыре-вдоооох, раз-два-три-четыре-выыыыдох.
Не прекращая счет, врач поднялся и, оказавшись у панели, нажал кнопку вызова диспетчера. На том конце раздалось еле слышное потрескивание и спустя пару секунд мужской голос произнес:
