Текст книги "Наваждение (СИ)"

Автор книги: Drugogomira

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 39 страниц)

Кажется, бокалы из тонкого стекла, симпатично расставленные в ряд на барной полке, начали позвякивать. Она срывалась, снова срывалась прямо сейчас, срывалась в пропасть, её начало трясти так, что пришлось усилить давление на плечи.

«Что ж это такое!?»

– Ксения, успокойтесь, все в порядке, я сам предложил. Вам следует немного расслабиться с этой подготовкой.., – начал врач, бросая косой взгляд на глазеющего на эту сцену постояльца, – Я…

Закончить мысль она Юре не дала. Резко сбросив с себя его руки, Ксюша отскочила на метр:

– Немного расслабиться!? Да вы меня с ума сведёте все! Идите помогайте ей сколько угодно! Хоть обпомогайтесь! А с меня довольно! Всё! Хватит!!!

Напоследок бросив в него взгляд, в котором явственно читалось: «Предатель!», девушка бросилась к выходу на улицу.

Маргарита смотрела на врача с плохо скрываемым ликованием: «Полюбуйся на эту истеричку, – говорила она глазами, – Как ты ее терпишь вообще? Уму не постижимо! Вот, например, я – совсем другое дело…»

«Да ты не понимаешь ровным счетом ни черта!»

Юра бы хотел ей ответить. Сказать что-то вроде: «Ты и мизинца её не стоишь, Рита. И управляющая из тебя и впрямь хреновая, раз тебе десять дней на простейшую задачу не хватило». Его разрывало на части здесь и сейчас, кто-то медленно пилил нутро на кусочки тупой стороной ножа. Но времени на отрезвляющую речь не было. Она опять сбегает!

– Ксения! А ну стойте! – резко обернувшись, рявкнул врач. Девушка, которой оставалось полметра до главных дверей, замерла в нерешительности, остановилась как вкопанная, – Если Вы думаете, что Вам удастся в очередной раз от меня сбежать, то Вы глубоко заблуждаетесь! Я Вас не отпускал!

Развернувшись на пятках, сжав кулаки, она с яростью взглянула на догнавшего её Юру:

– А Вы что, мне указ? – молнии за тяжелыми грозовыми тучами в её глазах, взвесь воды.

– Пока я Ваш врач, да, я Вам указ, – тихо, но твердо произнёс он, – Потерпите, пять дней осталось. Даже четыре, не считая сегодняшнего. Совсем скоро отпразднуете.

Кажется, она его ненавидит, сейчас она ненавидит всех и каждого. И он не может сдержаться, слова летят, жаля его самого. Юра считает эти чертовы дни, часы. Спроси у него кто, сколько осталось, он назовет с точностью до минуты.

«Ну как? Полегчало тебе от осознания, Ксения?»

Хотелось посмотреть – полегчало? Что!? Хотелось понять.

Девушка дернулась, словно от пощечины, что-то еле уловимо изменилось в её лице: на нём было уже столько боли, что прочесть что-либо еще получалось с огромным трудом.

– Идите Рите помогайте свадьбу мне организовывать! Вы же хотели! Даю добро! Вперёд!

– Ксения…

– Да что!? Что вы все хотите от меня? – вскричала Ксюша, в отчаянии запуская пальцы в волосы, – Что Вам от меня надо?

Какой хороший вопрос.

«Тебя»

Нарушить границы. Сделать всего один шаг вперед. Заключить в объятья, крепче прижать к себе, унять её безысходную истерику. Держать до тех пор, пока её не перестанет колотить. Гладить по волосам, подушечками пальцев вытирать готовые сорваться слезы. Шептать: «Чшшш…», уткнуться носом в макушку, обнимать крепко. Чувствовать, как она замирает, обмякает, вдыхает и выдыхает, как глухо отстукивает сердце.

Кто вообще её обнимал в последний раз? Когда?

Нарушить границы и…

Все смотрят. Бармен, управляющая, белл-бои, официанты, администраторы на стойке Reception. Будто бы ни у кого из них нет на свете дела интереснее.

– Ксения, давайте поднимемся наверх, – тихо произнес Юра, – Попью еще немного Вашей крови и оставлю Вас в покое. Мне нужно взять анализ, отправить с курьером в лабораторию. Вчерашнюю легенду надо будет чем-то подтвердить, если понадобится. Это первое. Второе – я хочу, чтобы Вы успокоились. Знаю, как этого добиться. Возражений не принимаю. Третье и главное – Вы не одна против всех. Нас как минимум двое. Я бы хотел, чтобы Вы это знали.

Сказал.

Сказал то, что должен был ей сказать. Можно было бы продолжить в том духе, что нельзя себя хоронить, какой бы безвыходной не казалась ситуация, можно было бы жизнеутверждающую речь толкнуть, но всё это – пустое сотрясание воздуха, которое никак ей не поможет. Главное он сказал. Сделал всё, что сейчас мог.

И не знает, способно ли будет это знание как-то её утешить или нет, он не может позволить себе объятий, через которые можно внушить другому ощущение защищенности и поделиться собственными чувствами. Всё, что у Юры есть – язык и слова. И сердце тоже. Да, сердце. Оно качает кровь и кричит. И его сейчас, когда врач видит, как медленно меняется выражение её лица, в лохмотья кто-то превращает.

– Двое? – эхом отзывается девушка, словно желая еще раз услышать, убедиться, что ей не почудилось в бреду истерики.

– Двое.

Разлепив тяжелые веки, Ксюша уставилась в потолок. В комнате было темно, то ли глубокий вечер, то ли уже ночь. Не поймешь.

Наверное, Юра ушел сразу, как только она выключилась. Девушка точно помнит, что билась в истерике, помнит «Нас двое» и это «Нас двое» до сих пор рефреном повторяется в голове, помнит иглу – он и впрямь не пошутил, что крови попьет – взял анализ, чтобы было, чем прикрыть ее пятую точку, если Ивану или отцу вдруг станет интересно, есть ли за месяц прогресс. Помнит: «Ксения, успокоительное сильное, Вас, скорее всего, сморит на какое-то время. Лучше помогите организму: ложитесь спать сами». Помнит, как, уже зарывшись в плед и вырубаясь, просила его не уходить, побыть с ней еще «пять минуточек». И он остался: уселся в кресло – он всегда выбирает кресло – и рассказывал ей что-то про фотографию, а Мистер Дарси излазил его за это время вдоль и поперек, даже за воротник попробовал заглянуть. Она смотрела на них двоих сквозь прикрытые ресницы, веки слипались. «Вам стоит попробовать. Давайте съездим, пока я здесь», – последнее отдаленное, что она помнит.

Сейчас Дарси шебуршал в клетке, а Юры не было. Если бы он был здесь, Ксюша бы это ощутила даже в полной темноте. Его присутствие она чувствует всегда и везде. Комната абсолютно пуста.

Вновь закрывая глаза, она представляет мир, в котором нет обязательств и мечты, данного слова, чужих ожиданий, прошлого и будущего, многомиллионных сделок и билетов на самолет в Штаты. Есть он и она, здесь и сейчас. Он её очень терпеливый, очень чуткий, понимающий врач. Он – только её, хотя и ничего про это не знает. Сидя в кресле, рассказывает про фотографию в ожидании, когда она уснет. Он – только её, она больше не хочет, не может и не будет об этом молчать. Откидывает плед, поднимается, устремляется прямо к нему, игнорируя удивленное: «Ксения, зачем Вы вскочили?». «Я тебе сейчас покажу, зачем». Он следит внимательно – за тем, как она молчаливо сокращает расстояние, как решительно снимает с его колен свернувшегося клубком мистера белку и отпускает его на пол. Не сводит с неё глаз. Ещё несколько мгновений – и, заняв место Дарси, сжимая коленями его бедра, притягивая к себе за ворот рубашки, касаясь лбом лба, шепчет: «С меня довольно, Юрий Сергеевич». Чувствует его тёплые руки на талии, чувствует дыхание на шее, чувствует его лишающий остатков воли запах, смотрит в его широко распахнутые темные глаза, на приоткрывшиеся губы, ощущает накатывающие горячие волны и медленно сходит с ума от осознания, что он её не отталкивает. «Вам ясно?». Ему всё ясно, куда уж яснее?

В мире без обязательств и будущего её пальцы ныряют под ворот рубашки, ведут линии по его шее вверх, зарываются в волосы, стремясь к затылку – она ощущает себя так свободно и уверенно в этом осознании: он – только её. Она – только его. Никто больше не смеет его касаться, она не позволит. Никто не смеет так бессовестно нагло на неё смотреть, он один. Всё это она сообщит ему прямо сейчас. …Прижимается крепче, прикрыв глаза, касается щекой щеки, проводит носом по скуле, ощущает зеркальное движение, чувствует его ладони на своих лопатках. Сходит, сходит, сходит с ума. …Срываясь, целует первой, прикусывая верхнюю губу, мгновенно получая свой ответ…

…В мире без билета на самолет в Штаты и чужих ожиданий. В мире её больных грёз.

«Нас двое». Юра вряд ли догадывается, что перевернул у неё внутри всё вверх дном, произнеся эту незамысловатую фразу. С тех пор, как он появился, она ощущает его поддержку постоянно, ежедневно, даже в моменты, когда он злится на неё за её непредсказуемое поведение. Удивительно, как всё это терпит вообще? Её срывы, истерики, нежелание идти навстречу, её побеги, выходки, отвратительные сообщения, звонки в выходные, траву и алкоголь. Она не припомнит, чтобы за эти двадцать четыре дня он хоть раз ее отчитал. Даже в этом сегодняшнем «Ксения, а ну стойте!» было больше беспокойства, чем недовольства. «Потерпите, пять дней осталось. Даже четыре, не считая сегодняшнего. Скоро отпразднуете», – вот что ранит больнее всего. Врач не знает ничего о том, что на самом деле происходит у неё внутри. Видимо, до сих пор полагает, что она спит и видит, как бы от его надзора поскорее избавиться. Она так и не сказала ему, что он ей вовсе не посторонний. Что ближе у неё никого и нет.

Он уедет, так и не услышав об этом.

Откинув плед, Ксюша садится в кровати и смотрит на экран телефона. 21:15, она и правда долго спала. Час назад Юлька прислала сообщение: «Ну ты как?». Виски начинает сдавливать. Никак.

Свет режет глаза, щурясь, девушка проводит пальцами по волосам, собирая их в низкий хвост, перехватывая платком. Красиво, но всё равно.

Двенадцать шагов отделяют её от 305-ого и еще четыре дня будет так. Двенадцать шагов сейчас и Атлантический океан меньше, чем через неделю. Голова раскалывается, она просто скажет и уйдет. Скажет, чтобы знал, что он ей не посторонний. Не так уж это и сложно, он же смог сказать – её холодный для остальных, равнодушный ко всему врач. Почему ей всё не даётся такая простая фраза?

.

.

Спустя три минуты Ксюша стоит у двери 305-ого, забыв, зачем пришла. Юра у себя, это совершенно точно, потому что она слышит бренчание гитары. Тихое, ненавязчивое, затихающее и прерывающееся, спустя время возобновляющееся и вновь набирающее силу. И так по кругу. Голоса нет, он просто перебирает струны.

Мелодия ей хорошо знакома. Эта песня сейчас играет из каждого утюга. Удивительно, разве он вообще такое слушает? Музыка ненавязчиво проникает в каждую клеточку тела, отзывается в ней, слова всплывают откуда-то из бог весть знает какого закоулка памяти. «...Скажу спасибо городам, что не разделили нас. Зачем мне быть отдельно от тебя? Ведь я так не хочу сейчас. Может эту песню никогда ты не услышишь. Но я вновь на нашей крыше, вспоминаю, как ты дышишь…».

Она стоит истуканом, боясь пошевелиться, замерла и не дышит, позволяя смыслу проникать в самое нутро. Раньше она никогда не вдумывалась в слова: песня и песня, слова – лишь дополнение к музыке, музыка всегда была для нее главным. Но отчего-то после того, как он тут стал работать, она стала слышать в песнях слова. Всегда.

Мелодия вновь оборвалась, коридор окутала полная тишина, в которой она слышала лишь биение своего сердца в ушах и отголоски строчек в голове. «Зачем мне быть отдельно от тебя? Ведь я так не хочу сейчас…». Смысл оседал внутри, и по мере того, как он оседал, стены начинали всё увереннее плыть, дыхание – учащаться, а пульс зашкаливать.

Почему именно эта песня..?

Почему этот незамысловатый попсовый мотивчик? Сколько приходилось вместе куда-то ездить, никогда ничего подобного из колонок не звучало. Он слушает совсем другую музыку…

Это что-то значит?

Глухой удар и громкий звон посыпавшегося на пол стекла, внезапно раздавшиеся в люксе, выдернули Ксюшу из состояния оцепенения. В ужасе, в полном смятении она отскочила от двери на метр, ошеломленно уставилась на неё, пытаясь расслышать что-либо еще. Но ответом ей была теперь вязкая, жуткая, лишающая кислорода в легких тишина. Гробовая.

Что там произошло? Что случилось?

«Открой!!!»

Не отдавая себе отчет в действиях, Ксюша начала молотить в дверь с такой силой, словно там за ней сейчас кто-то умирает. Сама она умирала точно – от охватившего ее липкого страха. Она слышала, как Юра негромко в сердцах выругался – «Твою мать!!!» – но открывать не торопился. Она не остановится! Если понадобится – она эту дверь сейчас вынесет к чертям собачьим!

– Юрий Сергеевич, откройте немедленно!

Из парочки соседних люксов высунулись головы постояльцев: кто с недовольством, кто с любопытством – все глаза уставились на нее. Ксюше было всё равно.

– Юрий Сергеевич! Юрий Сергеевич!!!

Почему он не открывает!?

– Откройте же!

– Что, Ксения? – дверь распахнулась так резко, что она чуть не влетела внутрь, в последний момент поймала баланс. Его голос звучал несколько раздраженно, нос учуял запах виски. Сведенные брови, всё выражение его лица в целом говорили о том, что сейчас он ей совсем не рад, – Что Вы хотели?

– Я… Я хотела попросить таблетку от головной боли. И услышала грохот, – запинаясь, прошептала она, – И испугалась!

– За кого?

– За Вас, представьте себе! – воскликнула девушка, опуская глаза и в ужасе застывая. На пол в сантиметрах от его кед падали капельки крови. Одна рука за спиной, второй он так и держит ручку двери, желая, кажется, скорее захлопнуть ее перед Ксюшиным носом.

– Мммм…, – усмехнулся врач одними уголками губ, – Не стоит беспокойства, всё в полном порядке. Стакан случайно разбил. Таблетку занесу минут через десять, идите к себе.

Ксюша переводит взгляд за его спину, в люкс. Там, на противоположной стене, расплылось огромное мокрое пятно, на полу поблескивают осколки прозрачного стекла. Она видит испорченную отделку. Это же с какой силой нужно было его «случайно» запустить, чтобы вот так?

Она не собирается его слушать! Кровь продолжает капать на пол, образовав уже небольшую лужицу, и ей страшно представить место и глубину пореза.

– Вы что, думаете, я слепая!? Пропустите!

Упершись ладонью ему в грудь, заставляя врача отступить на шаг, освобождает себе проход. Еще секунда – дверь хлопает, скрывая их от взглядов любопытных постояльцев из люкса по диагонали. Представление окончено! Еще две – заведя руку за его спину, нащупывает предплечье и резко тянет на себя. Еще три – и голова кружится, она плохо переносит вид глубоких ран. Ладонь рассечена поперек. Еще четыре – и, кажется, ей самой нужна помощь, она поднимает глаза и видит абсолютно равнодушное выражение его лица.

– Так вышло, – произносит Юра с таким спокойствием, словно речь идет о занозе.

– Я помогу перебинтовать, – реальность расплывается, Ксюша старается отвести взгляд и смотреть куда-нибудь еще, но глаза постоянно возвращаются к ладони, на которой продолжает собираться кровь, – Г-где Ваш чемоданчик?

– В медкабинете, – пожал врач плечами, – забыл там сегодня вечером. Неважно. Ксения, я сам справлюсь, это царапина. Можете идти.

– Знаете, что? С меня довольно, Юрий Сергеевич! Никуда я не пойду!

Произнеся это, девушка на не слушающихся ногах проследовала в сторону ванной. Там хотя бы полотенце есть. Сорвав его с крючка, намочила, отжала, и вернулась в комнату. Юра так и стоял в прихожей, облокотившись о стенку и наблюдая за её передвижениями.

– Идите сюда! На свет.

– Ксения, я сам все сделаю. Я же вижу, что Вам от одного вида дурно. Не надо геройствовать.

Юра не двигался с места. Поджав губы, внимательно следил за ней из-под полуприкрытых ресниц, раненая рука сжата в кулак. Кровь продолжала просачиваться и капать, уже испачкав брючину.

– Я сама решу, ясно Вам? – голос дрогнул. Врач вёл себя так отстранено, будто между ними километры. Это всё виски. Под действием алкоголя люди порой становятся сами на себя не похожи. Зачем он вообще пил? Он же не пьет! У него-то что стряслось?

– Ну… Хорошо, – с этими словами Юра, наконец, отлип от стены в прихожей и прошел в комнату, – В противном случае мы до полуночи будем препираться. А у Вас голова болит.

– Уже прошла, – огрызнулась Ксюша: его упрямство её раздражало, из себя выводило! Строит тут из себя не пойми кого, истекая при этом кровью! Виски в мозг ударил, что ли? А голова и впрямь прошла. Точнее, про свою головную боль девушка забыла, стоило увидеть эту «царапину». Да и не за таблеткой она сюда пришла, что уж.., – Давайте сюда Вашу ладонь. Как Вы вообще умудрились!?

– Вы постучали, я решил прибрать осколки. Торопился, чтобы.., – врач замер, наблюдая за тем, как Ксения аккуратно берет протянутую руку в свою, раскрывает ладонь, осторожно касается влажным полотенцем краев раны, явно боясь причинить боль. Пальцы подрагивают, она молчит и, склонив голову, прикусив губу, сосредоточенно обрабатывает порез.

«Чшшш…»

– Аптечки, значит, нет? – тихо спрашивает.

– Нет…

Юра как завороженный следит за ее действиями: стягивает с волос тонкий хлопковый платок, освобождая их, и копна рассыпается по спине. Передние пряди тут же падают на лицо. Как назло, вспоминается квартира: она спит в его рубашке, поджав голые ноги, и эта самая прядь ей мешает. Свободной рукой заправив волосы за ухо, девушка продолжает: осторожно вкладывает платок в ладонь и, слегка расправив края, перехватывает в несколько оборотов, завязывает кончики в узел. Не поднимая глаз, произносит:

– Он чистый. Только что из прачечной.

– Вы только что безнадежно испортили свою вещь, Ксения. Спасибо.

«Плевать…»

Теперь, когда дело сделано и у неё нет ни малейшей причины прятать взгляд, придется всё же поднять глаза и на него посмотреть. Наверное, сдать себя с потрохами… Это в своих фантазиях она такая смелая, берет врача за воротник рубашки, притягивает к себе и шепчет: «С меня довольно, Юрий Сергеевич, Вам ясно?». Это она под алкоголем такая прямолинейная: может схватить незнакомого человека за руку и увести на танцпол, спрятаться от всех в темном углу и заявить свои намерения. Это в своих снах она такая дикая и с такой готовностью отвечает ему, отдается. А в жизни…

Если бы всё было иначе…

– Я слышала, Вы что-то наигрывали. Что-то знакомое. Я точно её раньше слышала, на языке вертится, но вспомнить не могу.., – цепляясь взглядом за лежащую на кровати гитару, произносит Ксюша неуверенно, непонятно на что надеясь. На ответ.

Юра молчит некоторое время.

«Хватит с тебя потрясений, Ксения. Выбора нам с тобой всё равно не оставили»

– Наигрывал? А… Да. Слышал по радио, мелодия одна прицепилась. Очень навязчивая оказалась. Что-то там про планеты и города.

.

.

.

Чшшш, Ксюша, чшшш….

Комментарий к Глава 24 // «Чшшш…» Кто смотрел, увидят отсылку к «Постучись в мою дверь».

Никто не смеет к тебе прикасаться…

Я тут ширнулась дозой Спутника вчера и сегодня немного не аллё. Могу тупить с ответами. Прошу понять и простить.

В тексте: Ваня Дмитриенко – Венера–Юпитер

Этический Кодекс Российского Психологического Общества (Санкт-Петербург, РФ, 2003 г.) http://www.yuriev.spb.ru/science/eticheskiy-kodes-psy

====== Глава 25 // Её врач ======

«Мы с тобой… Еще немного – и взорвемся…»

26 июля

– Мама? Что ты тут делаешь? Разве ты не завтра должна была приехать?

Перед ней во всем своем великолепии, сияя и ослепляя, стояла Ирина Ренатовна Завгородняя собственной персоной. Её мать.

Ксюша растерялась настолько, что даже забыла пригласить её войти: так и «тормозила» на пороге своего люкса, перекрывая проход, и заспанными глазами разглядывала гостью. Она была уверена, что мама приедет 27-ого числа, ведь та же говорила: «Через неделю». По подсчетам девушки, через неделю – это завтра, 27-ого.

– Ты так рада меня видеть? Да, я сказала, что через неделю. Подумаешь, на денек округлила! Так и будем на пороге стоять?

– А, да, проходи, конечно.

Нехотя сделав шаг назад, девушка освободила проход.

Мать выглядела прекрасно, впрочем, она всегда за собой следила. Но за то время, что они не виделись, в её образе добавилось лоска. Дорогие шмотки, уколы ботокса, на вкус девушки, абсолютно излишние, превращающие лицо в маску, горделивая осанка: было видно – эта женщина делает все, чтобы «наладить свою жизнь». Ксюша надеется, что она преуспела. Нет, Ксюше уже всё равно.

Небрежным движением бросив сумочку на столик, мама приземлилась на диван, грациозно перекинула ногу на ногу, ну ни дать ни взять Шерон Стоун в «Основном инстинкте», оценивающим взглядом оглядела номер, задержалась на клетке с Мистером Дарси, удивленно вскинула брови и вернулась к дочери.

– Не знала, что ты интересуешься грызунами. Лучше бы шпица себе завела. Это, по крайней мере, модно.

– Ты вообще многого обо мне не знаешь, мам, – пытаясь унять поднимающееся раздражение, парировала Ксюша холодно. – Как жизнь? Наладилась?

– Как видишь, – мать удовлетворенно взмахнула руками в пространстве вокруг себя. Жест, который можно было бы считать, пожалуй, как: «Взгляни на меня. Цвету и пахну». – Встретила француза, шеф-повара одного небезызвестного ресторана, он увез меня в Париж. Всё неплохо! Но давай не будем обо мне. Расскажи, как твои дела? Я хочу знать всё про твоего избранника, всё!

Эти разговоры разговаривать девушка не хотела абсолютно. Она уже набросала матери схематичный портрет жениха по телефону, и возвращаться к теме не собиралась. Но на лице мамы плескался неподдельный интерес. Ранее всех её ухажеров она методично в пух и прах разносила, все они были, в ее понимании, недостаточно хороши, не достойны ее дочери. Но Ваня… Она его видела-то один раз, и тот – мельком, но уже повесила ярлык: «Годен!».

– Мам, я же тебе уже все рассказала, – начала девушка устало, – Мы встречаемся больше трех лет, ты его даже как-то видела, он на чай к нам заходил, забыла? Я просто тогда наши отношения не афишировала особо, не хотела потом опять твои нотации слушать. Он сын известной в определенных кругах семьи, помогает своему отцу вести дела. Александр Петрович близок к высшим чинушам, вертится среди сильных мира сего. Ну и сына своего тепло пристроил, ввел в это общество. Ну и всё.

Женщина одобрительно закивала головой. Хитро взглянув на дочь, задала вопрос:

– И какая же теперь у тебя будет фамилия?

Ксюша косо посмотрела на мать: ну, начинается! Девушку не проведешь: новая фамилия дочки интересовала её лишь отчасти. Мама, конечно же, собиралась сама навести справки о Ванином семействе. Да какая теперь разница?

– Нестерова, – нехотя ответила Ксения. – Стану Нестеровой. Завгородняя мне, честно говоря, как-то больше по душе. Не хочу менять. Но меня там не поймут.

«Я бы на другую фамилию согласилась…»

Даже сейчас она умудрялась думать о ком-то другом – совершенно недоступном для нее человеке, об отношениях, которым не суждено даже начаться!

– Погоди! Уж не тот ли это Александр Нестеров, который.., – с придыханием прошептала мама, в предвкушении подтверждающей информации заулыбавшись и широко распахнутыми глазами уставившись на дочь.

– Он самый.

– Ну что ж, доченька, поздравляю! Наконец-то я могу быть за тебя спокойна! Обеспечила себе достойное будущее, статус, имя! Вся в меня!

«Не дай Бог…»

Словно бы в статусе и деньгах счастье!

Может, пора уже завязывать с этими детскими представлениями о том, в чем на самом деле счастье, и прислушиваться к пожившим жизнь? Нет, Ксюша по-прежнему не готова это сделать.

– Есть одно маленькое обстоятельство, мама. Я его больше не люблю. Даже отменить всё хотела, готова была от всего вообще отказаться, от карьеры в отельном деле, но отец… Папа два дня назад подписал документы о слиянии бизнесов, они запускают огромный проект с Александром Петровичем и теперь повязаны, а у меня просто нет выбора. Нестеров – страшный человек. Если он его к себе приблизил, то в случае чего просто зароет.

– Так разве в любви дело? – воскликнула мать, – Доченька, послушай меня, я на этом уже собаку съела и знаю, о чем говорю! Любовь рано или поздно проходит, а рядом должен быть надежный человек. С которым ты будешь чувствовать себя уверенно в завтрашнем дне! Который будет тебя на руках носить, всем обеспечивать. Рядом с которым ты и сама станешь выше!

«Про на руках носить – это большой вопрос»

Ксюша уставилась в пол. Пора маме узнать, что ее дочь до сих пор живет в мире розовых пони.

– Я всегда думала, что любовь – это главное в отношениях, – прошептала она, силясь справиться с накатывающим разочарованием.

– На мой взгляд – это просто приятный бонус. Она может быть, а может и не быть. Раньше браки вообще заключались исключительно по расчету, иначе и быть не могло, – нравоучительным тоном произнесла мама, – Очень редко так бывает, чтобы всё и сразу. Может быть, стерпится – слюбится, как народная мудрость гласит. А если нет – в конце концов, если семейная жизнь совсем не заладится, можно развестись через пару-тройку годиков, когда они сработаются и в прибыль выйдут. К этому моменту оба успокоятся, появится доверие друг к другу. А может, наоборот, не сработаются и Нестеров будет спать и видеть, как бы разбежаться. Может, и удастся без потерь выпутаться. Но отца сейчас не подставляй. Такие, как Александр Петрович, могут быть опасны.

«Я знаю…»

– Мам, я совсем не дура, всё понимаю, – воскликнула Ксюша в сердцах. Ничего другого она от неё и не ждала. Чего ждать? Предложения еще раз хорошенько всё взвесить? Если бы партия не была выгодной, вполне можно было бы что-то такое услышать. Но – нет, в представлении мамы этот кусок пирога слишком жирный, чтобы от него отказываться. Да и было бы, что взвешивать… Совсем недавно, недели не прошло, она и сама пришла к мысли о том, что жизнь совсем не похожа на сказку: в ней люди женятся не только по любви.

Мать удовлетворенно кивнула:

– Вот и умница. Правильный выбор. А теперь… Покажи-ка мне свое платье! Ты должна затмить всех!

.

.

На этом разговор о важном был закончен. Мама заставила ее примерить платье и туфли, и пока Ксюша, проклиная все на свете, возилась с нарядом, в подробностях расспрашивала о выбранных украшениях, прическе, макияже и букете невесты. То есть, обо всем том, о чем Ксения даже не думала и не собиралась думать. Она планировала попросить Юльку помочь с укладкой и мейком: никаких там приглашенных стиллистов-визажистов, упаси Боже, никакой суеты вокруг себя. Букет ей подготовят флористы, которые будут украшать зал. Серьги и подвеску достанет первые попавшиеся. Всё.

Услышав план, мама всплеснула руками и раскритиковала такой подход в пух и прах. От её проникновенной, пламенной речи о том, насколько важно проработать каждую деталь образа невесты, у Ксюши начала раскалываться голова.

– Мама, давай лучше спустимся в ресторан. Ты отца видела хоть?

– Нет, Лёва на утренней прогулке с каким-то Юрием, мне администратор доложил. Так что заселилась и прямиком сюда.

«С каким-то…»

– С Юрием Сергеевичем, – Ксюша старалась, чтобы голос звучал ровно, хотя давался ей этот номер с огромным трудом: он ей опять снился всю ночь, рассказывал что-то про планеты и города, – Это наш семейный врач. Ну значит папа скоро появится. И какие у тебя планы на неделю? Будешь в отеле сычем сидеть?

Женщина искренне рассмеялась:

– Когда это я так бездарно проводила время? О нет, у меня насыщенная программа! Надо со всеми подругами повидаться, на шоппинг сходить, туда-сюда – круговерть!

«Я так и думала»

Минуты ожидания отца за столиком в ресторане тянулись мучительно. Скинув папе сообщение о том, что приехала мама, и прося его по этому поводу поторопиться с прогулки, Ксюша нервно отстукивала ногтями по поверхности стола и озиралась по сторонам, делая вид, что происходящее вокруг ее страшно интересует. Темы для разговора с матерью иссякли еще в номере, и она совершенно не представляла, что теперь. Поэтому, когда в лобби наконец раздался папин недовольный окрик, девушка воздала хвалу небесам.

– Узнаю Лёву, – усмехнулась мама, делая глоток кофе, – Время идет, люди не меняются!

Спустя минуту гроза отеля появился в ресторане – конечно же, в сопровождении врача, иначе и быть не могло. Последнее время Юра вообще не спускал с него глаз, словно не доверяя. Быстрым шагом подойдя к столику, отец раскинул объятия навстречу бывшей жене:

– Ириша, ты прекрасно выглядишь!

– Спасибо! – мама обворожительно улыбнулась, – Надо сказать, и ты тоже. Похудел, посвежел лицом… Ты меня приятно удивил!

– Всё стараниями вот этого вот гаврика, – воссияв, папа развернулся к Юрию Сергеевичу, – Семь потов с меня ежедневно спускает!

Мама кинула заинтересованный взгляд на Юру, скромно стоящего чуть позади – руки за спиной. От этого взгляда Ксюшу невольно передернуло: ее мать никогда не упускала возможности покрасоваться перед привлекательными мужчинами, даже если в ее личной жизни все было, как говорит папа, чикипибарум.

– Юрец, знакомься, это Ирина Ренатовна – моя бывшая жена, мать Ксении. Иришка – а это Юрец, наш врач.

– Юрий Сергеевич, – равнодушно поправил тот. – Приятно познакомиться. Лев Глебович, разрешите я пойду?

Улыбка спала с папиного лица, взгляд стал колючим и пронзительным.

– А куда тебе торопиться? Все семейство здесь. Присаживайся, расслабься, а то ты последнее время напряженный больно.

– А что у Вас с рукой, Юрий Сергеевич? – игриво поинтересовалась мама. – Боевое ранение?

Заметила-таки.

Ксюша опустила глаза, не зная, куда их спрятать. Картинка настолько яркая, словно всё случилось двадцать минут назад, а не вчера вечером. Она стоически бинтует его руку собственным платком для волос, он смотрит на неё сверху вниз, молчит и терпеливо ждет, когда она закончит. В воздухе витает запах виски, и время от времени врач еле заметно покачивается, подаваясь к ней и тут же возвращая себя в состояние равновесия. Между ними сантиметров двадцать-тридцать, не больше. Напряжение настолько осязаемо, что, кажется, его можно коснуться рукой. Или это всё плод её воспаленного воображения, следствие безрезультатного поиска ответов на раздирающие нутро вопросы. В голове по сотому уже кругу звучат строчки из той песни. «Зачем мне быть отдельно от тебя, ведь я так не хочу сейчас…». Она еле смогла взять себя в руки.

О чем она думала, стоя под его дверью и прислушиваясь к раздающейся за ней знакомой мелодии, боясь принять на свой счет смысл текста, как она ломилась к нему, перепугавшись грохота, – даже стыдно вспоминать. Всех соседей на уши поставила, сама чуть не кончилась, сердце готово было выпрыгнуть из груди. А оказалось, он просто что-то «навязчивое» бренчал. Сколько раз она призывала себя переставать выдавать желаемое за действительное, а всё туда же.

Сегодня ладонь перехвачена свежим бинтом, а лицо – вновь непроницаемо. Будто боялся, что накануне лишнего себе при ней позволил, будто пытался сделать вид, что ей приснилось. Будто и не было ничего, будто не он вчера виски хлестал – впервые на её памяти здесь, а потом этот стакан в стену запустил так, что там выбоина осталась. Будто не он сказал ей, что она не одна против всех, что их двое. Будто не хотел её к себе подпускать.