Текст книги "Вид на доверие (СИ)"

Автор книги: Daykiry

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 51 страниц)

Эштон сделал страшные глаза, но не успел даже ничего в ответ фыркнуть, как между ними снова повилось расстояние.

Маргарет обернулась и удивленно посмотрела на Виктора.

– Это виноград. Посмотри на его листья и там висят грозди, – она улыбнулась. – Жаль, что в нашем регионе поганый виноград – кислятина сплошная, иначе я бы вас угостила. А с той стороны, – женщина указала на другу сторону дома. – Там вьющиеся розы. Мы сажали их вместе с Эштоном несколько лет назад. Они еще так не разрослись, но я ни за что не дам им погибнуть. В конце концов, Эш слишком редко что-то делает своими руками.

– Да, бабушка, – согласился парень, подходя к женщине и обнимая ее за плечи. Тут же наклонился и поцеловал в щеку. – Я все делаю своим языком. – Он бросил хитрый взгляд на Вика, тут же отворачиваясь.

Виктор с удивлением приподнял бровь, рассматривая Эштона. Замечание показалось ему слишком не в тему, чтобы не вызвать хотя бы невинный вопрос: “что ты имеешь в виду”. Мужчина по взгляду смысл понял, но Маргарет?.. Потому что Вик понял пошлый смысл, перекликающийся с ранними разговорами, а что должна была понять под этим женщина?

Впрочем, Эштон мог отделаться репутацией знатного трепла, хотя Хил на месте бабушки и не поверил бы; не та формулировка.

Но кто он, чтобы судить человека, едва не ушедшего из дома со светящимися засосами…

– И при этом работает языком великолепно, – ввернул Виктор, смотря на Эштона, и добавил (спустя едва заметную паузу), – иначе не был бы настолько востребованным сотрудником.

– Спасибо, Вик, – Эштон поморщился. – Именно это я и имел ввиду.

Он слегка нахмурился, поняв, что, как обычно, сначала сказал, а потом подумал. На работе его спасало только то, что там он был гораздо более внимательнее к своим словам, чем в компании бабушки и любовника.

– Иногда он слишком востребован, – вставила свое слово Мег. – Раз даже времени на девушку нет. А представь, Эш, какие бы ты букеты ей тут собирал. Настоящие живые цветы, а не забальзамированные трупы, что продают в цветочных лавках в городе.

Эштон предпочел промолчать. Лучше на это вообще никак не реагировать, чтобы дальше не разводить дискуссию.

– Не каждая девушка выдержит его график работы, – отозвался вместо любовника Виктор, присев на корточки около одной из клумб и аккуратно поддев прибитый собратьями к земле цветок. – Прошла Великая Эпоха, в нынешнюю пору дамы иногда даже слишком требовательны и нетерпеливы, миссис Бонне, – с сожалением поведал Виктор. – Многие поверх лака покрывают ногти ядом – фигурально выражаясь, конечно – а отличить и не ошибиться сейчас слишком сложно. В позиции Эштона я с ним полностью солидарен: он подходит к этому вопросу более чем разумно.

Настолько разумно, что решил вообще не рисковать. Среди гомосексуалистов тоже достаточно сук и паскуд, ориентация тут не критерий, зато мужчин, не носящих маникюр, не в пример больше женщин даже в процентном соотношении. Так что в словах своих Виктор не соврал ни разу.

– Ох уж эта современная мода… – Маргарет качнула головой, вздыхая. – Мой муж в возрасте Эша уже был женат и имел двоих детей. Ценность семьи совершенно сошла на нет.

Эштон отвел взгляд и, замыкаясь в себе, как обычно, в этих разговорах, сложил руки на груди, отходя чуть в сторону.

– У тебя есть семья, Виктор? Девушка? – спросила тем временем Мег.

– Я был женат, но это было давно и неправда, – улыбнулся Виктор, поднимаясь. На Эштона он даже не покосился. – А на данный момент я один, и темное мое небо не освещает ни одна даже тусклая звездочка.

Он развел руками.

– Зато я вокруг смотрю, – доверительно сообщил он. – Несмотря на обесценивание семьи, современным рыцарям есть, за что бороться. По мне, вульгарность из моды выходит, и даже на совсем юных девушках под косметикой и слоем новомодных трендов все же можно разглядеть их красоту. А вы, Маргарет, – тут же словил и перевел тему Виктор, – весьма вовремя вышли замуж. Боюсь, иначе очень многие сложили бы голову в битвах за ваше расположение. Эштону очень повезло с вами.

Эштон замер. Он услышал из всего этого только одно слово. “Женат”. Женат? И почему он об этом узнет одновременно со своей бабушкой?!

– Так ты был женат? – Эш даже слова не дал вставить Маргарет, влезая в разговор моментально, не пожелав это откладывать. – И как давно? Почему не говорил? – парень старался не говорить слишком напряженно.

На самом деле, реакции Виктор удивился. Он был уверен, что Эмили, раз спрашивала про девушку, не упустила возможности и это пояснить. У Хила язык не поворачивался сказать “растрепать”, в конце концов, он знал ее натуру и знал беззлобный нрав; но уверен был – ибо та присутствовала на свадьбе и знала все доподлинно. И раз Эш промолчал…

…то, выходит, попросту был не в курсе.

– Ты не спрашивал, – весьма резонно заметил Виктор, все же бросив на любовника взгляд. – А сейчас немного не то время для неприятных подробностей.

В тот момент мужчина очень сильно надеялся на чуткость Маргарет, которая – Вик был уверен – не даст внуку продолжать терроризировать его друга на неприятную, как тот сам пояснил, тему, и переведет разговор в другое русло. Обсудить все они смогут потом.

Глаза Эша сузились, как обычно бывало, когда он злился. Маргарет мельком глянула на внука, начиная чувствовать повисшее напряжение.

– Давайте не будем бередить прошлое, – она негромко хлопнула в ладоши. – Не злись так, Эштон, ты же сам наверняка не все о себе рассказываешь друзьям, зная твою натуру. Пойдемте лучше покажу вам свой розарий.

Эштон прожег взглядом любовника и прошел мимо него вслед за бабушкой.

Виктор, выдохнув, покачал головой. Помассировав переносицу, выдохнул еще раз и только потом двинулся следом за процессией. По его мнению, Эш был не прав. Тот не упомянул не то что о самоубийстве (попытке, поправил себя Вик с усмешкой), но и об аллергии. А ведь знать об этом мужчине нужно было куда больше, чем Эштону – о бывшей жене: та, по крайней мере, не была смертельно опасна, а вот кормил Эша часто Виктор, и кто знает, чем однажды все могло закончиться.

Впрочем, с тем же успехом парень мог так злиться на себя. Например, потому что не догадался поинтересоваться, или чувствуя иррациональную в такой ситуации ревность.

Да и хуй с ним, раз уж так получилось. Скоро сам все вывалит. Зато вывалит уже остывшее, проще разгребать будет.

Шевельнув плечом, Виктор переключился на розы.

Розы Маргарет показывала долго. Эштон улыбался, в который раз хваля труд бабушки, но время от времени все-также убийственно смотрел на любовника, явно давая тому понять, что от предстоящего разговора никто не уйдет.

– Еще чай? – еще минут через пятнадцать спросила Маргарет, закончив с розами.

– Нет, спасибо, бабушка. Я уже наелся, – Эш запустил в волосы пальцы, выдохнул и подумал, что в следующий раз к бабушке будет приезжать точно один.

– А ты, Виктор? Будешь еще?

– Нет, спасибо вам, – вежливо отказался он. – Боюсь, это будет для меня перебором. И нам, наверное, пора? – покосился Виктор на Эштона.

– Да, – кивнул головой парень, в этот раз даже не смотря на любовника. – Прости, что в этот раз я был у тебя так мало. Но мне завтра на работу. Нужно еще многое успеть.

Маргарет улыбнулась ему.

– Конечно, приезжай чаще. Скоро День Благодарения. Я бы хотела, чтобы ты приехал.

Эштон вновь поцеловал ее в щеку и пошел в дом первым.

Виктор последовал за ним. К двери не спешил, еще раз поблагодарил женщину за гостеприимство и выдал пару комплиментов ее хозяйству, включая готовку и розарий. А потом напомнил об обещанных чайных сборах и лишь затем подошел к двери, где набросил на плечо ремень сумки.

– До свидания, Маргарет, было очень приятно с вами познакомиться.

– Взаимно, приезжай вместе с Эштоном как-нибудь, – Мег ему тепло улыбнулась и обняла внука. – Не забудь про День Благодарения, Эш.

– Не забуду, – кивнул парень.

Он вышел за двери и тут же помрачнел, идя к машине.

Виктор настроение Эштона уловил почти сразу. Отчасти потому что предстоящий разговор не имел под собой ни единого даже по-токсикомански бензинового радужного пятна, не говоря уже о просто светлых моментах.

Что и говорить, мысль о том, что Эштон тактично промолчал, услышав все от Эмили, была куда более приятной.

Сняв автомобиль с сигнализации, мужчина уселся на водительское, против обыкновения перебросив сумку назад уже оттуда, а не открыв сначала заднюю дверь.

Первым начинать он не планировал.

Эштон молчал. Он смотрел прямо перед собой, плотно сжав губы и не выражая ни единой эмоции. Минуты через две он все же подал голос. Он звучал ровно, просто вопросительно.

– И как скоро ты собирался мне сказать о том, что был женат?

Его злило не наличии бывшей жены, а то, что Виктор об этом даже не подумал сказать.

– Как скоро ты планировал сказать мне, что пытался покончить с собой? – почти сразу отозвался Виктор, выворачивая руль и выезжая на трассу. – Нет, это не разные вещи, – не дав раскрыть парню рот, добавил мужчина. Говорил достаточно спокойно, но хмуро.

– Это не одно и то же! – воскликнул парень. – Я был идиотом, а свадьба с твоей стороны это явно было серьезным шагом, а не желанием почувствовать что-то новое.

– Когда хотят просто попробовать нечто новое – прыгают с парашютом. Или хотя бы озабочиваются матчастью, а не неумело кромсают вены, – рыкнул Виктор и надавил:

– Почему ты пытался это сделать?

– Потому что был идиотом, я же сказал, – Эштон не собирался это обсуждать. Тем более, он и не лгал – он был в самом деле идиотом.

– А я был отчаявшимся идиотом, – Виктор дернул плечом, продолжая следить за дорогой. В подобном требующем ответа тоне мужчина обсуждать свой брак явно не собирался. – Еще вопросы? – из-за этого зло поинтересовался он, явно не желая иных вопросов слышать. По крайней мере, в такой подаче.

– Ну и прекрасно, – Эштон уловил сразу настрой Виктора и отвернулся, не планируя продолжать разговор. Их отношения все больше походили на те, когда они просто спали друг с другом. И парень категорически не понимал, что катализатором большинства проблем является он сам.

– Ты осознаешь, насколько ты сейчас – эгоистичная свинья? – поинтересовался Виктор где-то через минуту, когда пауза уже превратилась в молчание, но не успела затянуться настолько, чтобы окончательно похоронить тему. Он продолжал смотреть на дорогу и одновременно задумчиво перекатывал во рту язык. Хотелось курить, но за рулем делать это мужчина не любил.

– А ты? – спосил Эштон. – Я тебе не хочу говорить, потому что это был глупый поступок, который ни к чему хорошему не привел. И я не хочу обсуждать это ни с кем.

– А тебе не пришло в голову, что моя свадьба могла относиться к той же категории событий? – Виктор не упустил возможности добавить в голос каплю сарказма. Мужчина дал Эштону время задуматься, но не ответить.

– Если я и готов это обсуждать, то точно не по приказу зарвавшегося янки, которого ты так любишь из себя строить, – отрезал он.

– Да плевать мне, каким ты меня воспринимаешь, – отозвался Эштон, не поворачивая головы в его сторону. – Можешь вообще никак не воспринимать. Может, за ответом на этот вопрос мне обратиться к кому-то из твоих друзей? Ты же любишь к ним отсылать.

Яда в его голосе было достать для убийства парочки людей.

– Можешь обратиться, – хмыкнув, кивнул Виктор. Слишком серьезно кивнул. – К твоим услугам Николсон и Эмили. Полагаю, с ними ты будешь гораздо более вежлив, чем с собственным любовником.

– Полагаю, я вообще не буду обращаться к кому-то. Я не собачка, которая бегает с места на место, чтобы спросить о косточках в шкафах своего хозяина.

– Если б ты _спрашивал_, я бы и не возникал даже, – снова дернул плечом Виктор. – А ты пока только предъявляешь, Эштон. Предъявляешь, что я тебе не рассказал, не озаботившись даже “неприятными подробностями”, о которых я говорил, между прочим. Мы с тобой на тот момент даже знакомы не были! А ты развел тут разборки, будто я вчера женился, а тебе не сказал нихера!

Виктор явно начинал заводиться, а Эштон явно умудрился всковырнуть нечто больное.

– Курить хочу, – плюнув, Хил свернул на обочину и, выключив двигатель и достав пачку сигарет, вышел из автомобиля. Дверью усилием воли не хлопнул.

– Ты тоже спрашиваешь, хотя я сказал, что не имею никакого желания обсуждать то, что произошло в то время.

Эштон тоже вышел из машины, но дверью хлопнул от души. Он достал из куртки сигареты и сразу закурил, в нарочито расслабленной позе опираясь о машину.

На хлопок двери Вик вскинулся, но говорить ничего не стал – молча затянулся, осторожно усевшись на капот.

– О том, как ты спрашивать будешь, ясно было еще в саду, – Хил говорил глухо, но уже спокойнее. – Я решил, лучшая защита тут – нападение с переводом темы. Но ты никогда не сопоставляешь поведение других и свое, – мужчина снова затянулся. – Тебя бесполезно учить на чужом опыте. Ты и на своем-то не учишься, – хмыкнул. – Неудачно вышло. Извини.

– Блять, – Эштон все же не выдержал. Он резко развернулся к Виктору и с какой-то горькой, потухающей яростью посмотрел на него. – Что ты хочешь услышать, Вик? О том, как я по малолетству дико влюбился и на меня обращали внимания чуть больше, чем на стул, когда я надоел?

Эштон снова выругался, мотнул головой и откинул окурок, сразу же доставая новую сигарету.

– Вообще, я хотел услышать “извини, Виктор”. А потом, при наличии особого желания и попранной гордости, “расскажи, _пожалуйста_”, – выдохнул он очередную порцию дыма и продолжил. – Я тоже влюбился. Только надоесть не мог априори, ибо стулом был с самого начала.

Окурок полетел на землю.

– Зачем же она тогда вышла за тебя замуж? – Эштон не смотрел на любовника, все также предпочитая изучать пространство перед собой.

– Доказывала взбунтовавшемуся обществу, что не лесбиянка, – Виктор скривил губы в подобии улыбки и снова закурил. – Под одной крышей жили. Только супружеский долг ей отдавал вовсе не я. Я только прикрывал ее. Почти каждый день, полтора года.

Мужчина выпустил несколько колец.

– Ее винить не в чем. Она была в курсе, потому и пришла ко мне. Сам дурак, согласился. Тогда я не был так ревнив, конечно, но любил-то ее до болезненного. Думал… а вдруг?

Виктор ухмыльнулся.

– Развелись, как только все поутихло, а ее пассия обзавелась для них наследной квартирой. Я тогда вздохнул с облегчением. Все то время было… тяжко, – Виктор явно преуменьшил. – Не могу поэтично назвать это “трагедией всей жизни”: мы оба все отлично знали, брак был добровольным фиктивным соглашением, а я осознанно позволил собой воспользоваться. И потому, в общем, сам понимаешь, это далеко не самые радужные полтора года моей жизни.

Эштон долго молчал, переваривая информацию и обдумываю все это. Через несколько минут тягостной тишины, прерывающейся только на их глубокие вдохи никотинового дыма, он подал голос:

– Я подсел на наркотики из-за Барри. Он постоянно крутился во всей этой тусовке, а я хотел постоянно быть с ним. Потом втянулся и сам. Мне нравилось, как он воспринимает меня, когда я под кайфом. Сейчас я знаю, что мне тогда все это просто казалось – он воспринимал меня как всегда, – Эштон откинул очередную скуренную сигарету и потер лицо руками. – Через год, как я попытался покончить с собой, я узнал, что у него была передозировка. Но мне было уже все равно. Видимо, перерос.

Вот как. “В школе были не разлей вода”, значит. Виктор, обдумывая услышанное, молчал меньше, чем до этого Эштон. Очередная сигарета отправилась в траву недокуренной, а Хил сместился так, чтобы угол капота оказался между ног, и, упершись пяткой в бампер, отодвинулся глубже. Задницей пришлось проехаться по не чистой поверхности, но опираться на бампер всем весом Виктор не рискнул, да и плевал он – постирает.

Расположившись, Вик привлек внимание любовника кратким “хей”, а потом качнул головой и побарабанил пальцами по освободившемуся месту, зовя Эштона если не сесть, то хотя бы подойти.

Эштон посмотрел на него, дернул плечами и подошел. Жалость ему не нужна была, сочувствие тоже. Он просто рассказал то, как было. Сейчас ему было неприятно об этом вспоминать, но не было никаких слезливых воспоминаний.

– Только не нужно мне сочувствовать, ладно? – сказал он, вставая перед Виктором.

– Я похож на посмотревшую “Хатико” девочку? – осведомился Виктор, сочувствовать и не собиравшийся. По крайней мере в том смысле, в каком подразумевал вопрос. Эш был идиотом в своем решении и сам это признал, – иных вопросов к самому факту вскрытия вен (в иной ситуации Хил бы еще вернулся к теме неумелости каким-нибудь стёбом) у него не было. К факту подростковой неудачной влюбленности – тоже.

Мужчина еще раз постучал пальцами по капоту.

– Либо сядь, либо облокотись.

– Зачем? – брови Эштона приподнялись, а в глазах мелькнуло удивление. Когда Виктор делал такие странные предложения – приказами назвать Эш их не мог, иначе бы пришлось признать, что он их исполняет, а не принимает предложения, – то парень невольно напрягался.

Эш сделал шаг к машине и оперся на нее бедрами, все еще не сводя взгляда с любовника.

Виктор вцепился пальцами в пояс парня и втянул того на капот, тут же шикая и придерживая, чтобы Эш не начал бабские возмущения и не соскочил обратно.

– Мы взрослые люди, – напомнил он, крепче перехватывая любовника поперек тела, – пожалуйста, не устраивай детских истерик. Я просто хочу спросить. Постарайся не хамить и понять меня.

Виктор усиленно пытался балансировать на рациональном пояснении – с попытками логически расположить Эштона и дать ему понять, что на него никто не покушается – и не скатываться при этом на тон, каким говорят с детьми. Было сложно, но пока выходило.

– Я прошу тебя, – искренне добавил Вик.

Эштон сначала напрягся. Ему все-таки не слишком нравилось, когда его вот так вот таскали. И это не было детской реакцией – вполне себе взрослое нежелание.

От слов любовника он напрягся. Эш подозревал, что хочет спросить Виктор. Ему казалось, что наверняка снова про наркотики. И про то, собирается ли он бросать. И они снова поругаются, потому что Эш не собирается.

С кокаином ему было проще переносить давление, которое на него оказывали. Сам Виктор, в первую очередь. Да и все-таки можно было признать, что он зависим – Эш не представлял себя в ломке.

– Спрашивай, – сказал он, и можно было ощутить как от напряжения подрагивает его тело.

Виктор скользнул ладонью по телу, но напряжение чувствовалось и без этого. Не такой реакции хотел Вик, когда говорил “пожалуйста”; он рассчитывал на хоть какую-то открытость ему. Такое недоверие било сразу в несколько побаливающих мест.

– Так не пойдет, – выдохнул мужчина, уткнувшись лбом парню в спину. – Можно просто поговорить? _Нормально_ поговорить, доверительно и без ужимок.

– Я разве возражаю? – сказал парень. – Просто я не понимаю, что еще можно нам обсудить. Ты снова начнешь читать мне нотации, я вновь не буду их слушать. И мы снова поругаемся.

– Я не собирался обсуждать, – пояснил Виктор, – я ведь сразу сказал, что хочу только спросить.

Хил выдохнул и уложил подбородок Эштону на плечо.

– Я не буду в этот раз читать нотации, обещаю. Просто ответь на вопросы. Но для начала расслабься. Договорились?

Идти на это было сложно, но Виктор хотел выяснить всю картину целиком, потому мог пожертвовать парой сотен тысяч нервных клеток, сдерживаясь. Или одной сотней, если Эш не будет нарываться в процессе.

Эштон глубоко вздохнул. Это было сложно сделать – расслабиться. Но потом он кивнул и сказал.

– Хорошо, я тебя слушаю.

Он не верил, что Вик опустит нотации, но готов был выслушать. Когда-то это надо было сделать.

– Хорошо, – в ответ отозвался Виктор, чуть плотнее прижимая к себе любовника – так было проще себя контролировать. О сроках спрашивать было бессмысленно: годом раньше – годом позже, разницы никакой. Наркотики начались еще в школе, и этого было достаточно для соответствующих выводов.

– За все время ты когда-нибудь прерывал прием наркотиков на длительный срок? Какой самый большой перерыв был? И когда?

Выравниваясь, Виктор рефлекторно зарылся носом в волосы Эштона.

Эштон сразу напрягся еще сильнее. Он сглотнул. Вопрос был из тех, на которые он предпочитал не отвечать.

– Месяц, – сказал он негромко. – Тот месяц, что я пролежал в больнице.

Хотя вряд ли это можно назвать временем без наркотиков. Эштона пичкали кучей лекарств. В том числе и обезболивающими.

Да и сразу как он вышел, он направился в старую компанию, где обдолбался по самое не хочу от переизбытка негативных эмоций.

Виктор продолжил не сразу, сначала мерно дыша парню в затылок.

– Когда принимал в последний раз?

Одновременно Хил прикидывал эту цифру самостоятельно.

– В ту ночь, когда выключил телефон, – отозвался Эштон. – Уже неделя прошла. Я же говорил, что редко принимаю.

По тону выдоха Виктора было ясно, что ответ ему не очень понравился. Тем не менее, он промолчал.

– Это не редко, – прокомментировал он. – Это не нотация, не дергайся. Прекратить не хочешь?

– Меня все устраивает, – покачал головой Эштон. – Наркотики помогают мне расслабиться. Всегда помогали. И я так и не нашел что-то, что могло мне равноценно их заменить.

– А какие рассматривались альтернативы? – поинтересовался Виктор со смешком. Смешок вышел нервным, но вполне нейтральным.

– Секс, работа, алкоголь, – пожал плечами Эш. – Ничего сверхъестественного. Думаешь, почему я раньше трахался как кролик?

– Ух ты, новые подробности, – хмыкнул Виктор, снова укладывая подбородок парню на плечо.

– Дай угадаю, – пальцы прошлись по телу, как в предыдущий раз, будто снова прощупывая напряженные мышцы, – я расслаблению никоим образом не способствую.

Безосновательным предположение назвать нельзя было. Вспомнить хоть… всё. Виктор никогда бы не признался, но ему все эти встряски были даже нужны – чтобы не упускать любовника из виду, чтобы не терять концентрацию, чтобы своим чувствовать.

Но если именно они провоцировали лишний прием, Виктор не мог себе этого позволить.

– Угадал?

– Ты тут ни при чем, – покачал головой Эштон . На самом деле сейчас он не мог сказать, что его что-то сильно напрягало. Может, иногда Виктор своими агрессорскими замашками, но не настолько, чтобы бежать к любой стеклянной поверхности и нюхать кокаин. И работа сейчас не так уж сильно напрягала. Пожалуй, себе Эш был готов признаться, что он все-таки зависим. Но не кому-то. Способом расслабиться это было раньше. Теперь просто прикрытие.

– Просто не бери в голову, Виктор. Я же говорил, что это мои проблемы. Тем более, проблемой я это не считаю.

– Проблемой это считаю я, – отозвался мужчина. – Это не шутки, Эштон. Не мне тебе об этом рассказывать. Не брать это в голову я не могу.

– Я не колюсь, не употребляю синтетику. Это просто время от времени кокаин, ничего серьезного, – Эштон сам не слишком верил в то, что говорил. – Прекрати. Я не тот парень, что выстрелил в себя по глупости.

– Именно тот, – Виктор коснулся губами виска Эштона. – “Время от времени” и “три раза в неделю” – разные вещи. Ты сам понимаешь, что спорить с этим глупо.

Эштон вздохнул. Осуждать это было совершенно бесполезно.

– Все, прекрати, Вик. Кажется, ты обещал, что мы обойдемся без нотаций, – парень высвободился из его объятий. – Поехали в город. Я хочу забрать свою машину до того, как все поедут домой и увидят меня на парковке.

– Погоди, – Виктор придержал Эша за руку. – Когда собираешься в следующий раз?

– Я не знаю, – Эштон на него несколько удивленно посмотрел. – Я не планирую приемы, не записываю их в ежедневник. Когда я понимаю, что я хочу и мне сейчас это необходимо, тогда и принимаю.

– Клубы? – все же уточнил Виктор важную деталь. Это сквозило в словах и даже было ясно, но Хил хотел услышать точно. Не таскает же парень кокаин с собой на случай, когда “сейчас это необходимо”… Но вдруг.

– Но не на работе же я катаю дорожки, – Эштон скептически на него посмотрел. – И, Вик, даже не думай запрещать мне куда-то ходить. У нас был уговор, что я тебя предупреждаю – не более.

Виктор нервно дернул плечом. В теории, Эш мог катать их, например, дома.

– Я не стану запрещать ходить в клуб, – голос мужчины был глухим и сиплым. – Стриптиз – в присутствии моем, у нас тоже уговор. А вот наркотики я – запрещаю.

Он сел за руль, снова заводя автомобиль. Хил держался слишком прямо, в паузах сжимал челюсти до очерчивающихся желваков, костяшки вцепившихся в руль пальцев побелели.

Виктор понемногу спускал до этого державшееся внутри напряжение, и это было видно. Пойти против себя и не озвучить запрет он так и не смог.

Проблема вставала огромная. Выпустить Эштона сам Виктор теперь не мог: он находился в капкане данных обещаний и в клетке заклинившего скелета собственной личности.

И не мог почти ничего сделать.

Ранее озвученная Эштоном мысль об удержании в подвале уже не звучала таким уж крайним случаем.

И вместе с тем – звучала бредово донельзя.

Виктор крепче вцепился в руль, направляясь обратно в город.

Эштон тоже молчал. Он смотрел в окно, немного хмурился и поджимал губы. Сейчас это было больше знаками задумчивости, чем раздражения.

– Ты не можешь мне запретить делать что-то, что касается меня. Запрещать связывать тебя – пожалуйста, трахать тебя – сколько угодно, не нервировать по пустякам – в ту же корзину, но ты не в силах запретить мне хоть что-то из того ,что мне хочется в отношении себя, – он говорил, не отрывая взгляда от местности за окном. – Я понимаю, Вик, что ни к чему хорошему подобным образом жизни я себя не доведу. Но, может, мне и не нужно ничего хорошего? – он повернулся к любовнику и посмотрел ему в лицо слишком внимательно, слишком пронзительно, чтобы можно было подумать, что фраза брошена просто для поддержания темы. – Может, я хочу сдохнуть где-нибудь от передозировки, чтобы… – он замялся. Говорить истинное желание не слишком хотелось, он и не стал – слишком глупо и по-детски. – Неважно, – Эш мотнул головой. – Просто, раз ты такой ответственный, не бери на себя вину в случае любого исхода. Я трезво выбираю свой путь и отдаю себе отчет в этом выборе.

– Чтобы – что, Эштон? – сухо поинтересовался Виктор, продолжая упрямо следить за дорогой. – Лично плюнуть в лицо Барри? Или руку пожать этому призраку давно минувших дней?

– Какая разница? Ты вряд ли сможешь это понять, – фраза была настолько шаблонной, что было даже обидно ее говорить. – Не бери в голову, серьезно. Это моя просьба и совет.

Эштон накрыл его руку на руле своей ладонью и немного сжал, призывая к перемирию.

Виктор чуть разжал пальцы на руле, чтобы прихватить пальцы любовника.

– Это бред, а не совет, Эштон, – рыкнул он, поворачиваясь к парню. На дне глаз плескалось загнанное отчаяние – Вик искал выходы, и забыть, пустив на самотек, явно не входило в сколько-нибудь пригодные варианты.

Хил дышал ровно и напряженно, с шумом выдыхая каждую новую порцию воздуха.

– Тебе это не нужно, – мужчина ткнул пальцем в небо и не надеялся, что это сработает. Ему необходимо было хоть что-то говорить, чтобы держать себя в руках.

Эштон улыбнулся. Как-то по-особенному мягко – за ним редко подобное водилось.

– Я не пытаюсь покончить с собой с помощью наркотиков. Если бы я хотел этого, я бы уже начал колоться. Пойми, Вик, я живу так, как мне хочется. Мне нравится это чувство легкой эйфории, ощущения, что я все могу, которое меня постигает, когда я под кайфом. И я не готов с ним прощаться. И я понимаю, что наркотики рано или поздно сведут меня или в больницу, или в морг. Но зато я не буду жить скучной пресной жизнью. Кстати, – улыбка стала пошлее. – Секс под кокаином гораздо более острый.

На последнюю фразу Виктор стрельнул таким убийственным взглядом, что ему позавидовала бы любая оскорбленная самка. Он почти сразу вернул взгляд автодороге, выпуская и сбрасывая с руки пальцы Эштона – боялся сломать тому кости или вывихнуть фаланги.

– Помолчи, – попросил он с интонацией, с какой мог бы сказать “заткнись”, – иначе врежу.

Снова не угроза, а предупреждение. Пошлую улыбку в этом контексте очень хотелось стереть наждачкой. Но как только Виктор сорвется – назад пути не будет у обоих. Хилу плевать на противозаконность мер, но они были бы слишком травматичны для Эштона, а мужчина дал обещание. И нарушить его мог только с обоюдного согласия. Согласия не было, и Виктор отдавал себе отчет, что когда априори не вечное заключение закончится, парень первым делом пойдет в клуб. По этой ветви тупик.

Если где-то в речи и содержались намеки на обратное, то Хил их не видел.

– Относись к этому проще, – Эш вновь улыбнулся. В этот раз более напряженно. Он отвернулся вновь к окну и молчание между ними стало совсем тягостным.

– Я не знаю, смогу ли я бросить совсем, – сказал наконец Эштон. – И если не смогу, то это будет значить, что я зависим. Я не хочу этого знать.

Виктор молчал до самого въезда в город, а потом до тех пор, пока не остановился за квартал до работы Эштона. Снимать блокировку и открывать двери мужчина не спешил – время у них все равно было.

– Эш, мы взрослые люди, – в очередной раз повторил Вик, – я разъясню тебе кое-что, а ты поговори сам с собой и прими решение.

Хил откинулся на сидение и закурил.

– Раз я такой ответственный, – повторил он недавнюю формулировку любовника, – я тебя в покое не оставлю. Не могу оставить. И однажды ты проснешься не в своей постели, а в палате или подвале, – Вик хмыкнул, стряхивая пепел, – зависит, договорюсь с руководством или только с парой врачей. И ты проторчишь там месяц-два-три-больше, пока тебя не переломает. Я договорюсь с родными и начальством, нигде это время отражено не будет, никто не узнает.

Мужчина затянулся, смотря сквозь лобовое, и коснулся насущного.

– Если ты узнаешь там, что зависим, тебе не нужно будет что-то решать, жить с этим или переступать через себя. Тебе уже некуда будет деться и придется пройти до конца. Но всегда есть вероятность, что зависимости попросту нет, тогда я отступлюсь.

Виктор лгал. Но он повторял то же, что говорил сам Эштон. Если парню легче верить, что он относится к тому крошечному проценту – пусть. Хил был негативистом, а для любовника, вероятно, это хорошее подспорье.

– Если ты категорически против… – Хил выдохнул сизую струю, – я прошу – откажись от меня. Иначе все дальнейшее пойдет во вред нам обоим.

Предлагать отказаться от себя было сложно, чертовски сложно, но это был единственный способ сбросить с себя необходимость заниматься этим вопросом.

Мужчина повернулся к Эштону. Взгляд был отрешенный, но полный просьбы. Какой из двух – отказаться и не трепать нервы или позволить помочь – было неясно.

– Времени на решение достаточно. Либо откажись, либо молчи.