Текст книги "Вид на доверие (СИ)"

Автор книги: Daykiry

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 51 страниц)

– …и он, говорит, будет щупальцами бутылками пива жонглировать. Джордж к тому моменту забился в угол и считал на листочке что-то, доказывающее невозможность всей этой затеи с физической точки зрения. Но потом к нему подсела эта, из клиенток Уильяма. Оставшееся время Джейк говорил спокойно, пока Джордж с барышней ржали над какими-то графиками. Ну я их понимаю, мы так же смеялись, когда балансы рассматривали и отчетность учебную.

– Сокращения? – уточнил Виктор, смотря, тем не менее, на любовника и кивая ему снова на кровать.

– Да не только, – Кир возвращение заметил, но не среагировал. – Помнишь, ты про координаты ржал. Про изометрию и угол между осями больше сто двадцати?

– А! – припомнил Хил и хмыкнул. – Ну?

– Ну вот такой же бред, только на бирже. Три дятла спарились и снесли одно яйцо, как поднимутся акции птицефабрики, торгующей курятиной? Да хуй их знает! Не, там мо-ожно найти логику и применить формулы, но почему бы не выбрать более адекватный пример из реальности? Я, может, хочу нефть черпать…

– Все, не заводись, – прервал Виктор, скорее, из необходимости обсудить с Эштоном их планы, чем от нежелания скуки. – Эш, Кир поедет в клинику, так что стоимость документов тебе он скажет.

– Скажу, – кивнул Николсон так, будто подтверждал правдивость какого-нибудь пошлого слуха о своей личной жизни – то есть, весьма самодовольно. – Даже договорюсь на два дня прикрытия, чтоб вы тут поворковали спокойно до выписки либо одного, либо другого. Все, – Кир хлопнул друга по животу, и тот зашипел, матерясь сквозь зубы и придерживая руку, – я тогда сваливаю, дел дохуя. Заеду завтра, отчитаюсь.

Мужчина поднялся, собираясь уйти. Виктор махнул рукой.

– Не надо, – сказал Эштон, садясь на соседнюю кровать. – Я останусь в клинике. Так будет лучше, – он мельком взглянул на Виктора, потом на Николсона, но следом направил взгляд в стену.

Обоим пока лучше ни о чем не знать. Николсон обязательно все растреплет. Другого от него и ожидать не приходилось.

– Тем более, – Эш сменил немного тон, возвращая в голос ехидство. – Если я потрачу сейчас все деньги мне не на что будет жить. Виктор-то в больнице, зарабатывать не может, – он скривился, указывая на то, что это шутка.

– Кому будет лучше? – выдохнул Виктор, развернувшись на кровати так, чтобы видеть Эштона.

– Мне будет лучше, тебе. Ты же будешь постоянно дергаться, если я буду на воле, – дернул плечами Эш.

– Я буду спокойнее, если на тебя не будут давить больничные стены, – выдохнул Вик. – И я буду иметь простую возможность до тебя доехать, потому что вести машину я не могу так. А тебе в больнице лучше точно не будет, ты сам говорил.

– Короче, два дня. А там разберетесь, – фыркнул Николсон и вышел. Виктор позвал Эштона к себе ближе.

Эштон пересел на его кровать и вздохнул.

– Мне будет спокойнее, если я буду там. Там не смогу сорваться в случае чего. И все-таки пара месяцев это не так уж и много. Тебе незачем ездить ко мне, на самом деле. Я сам буду приезжать на выходные. Можно ведь договориться, верно?

– По-моему, проще заплатить за все документы, – вздохнул Виктор, понимая, что с таким положением вещей ему не выиграть. Хотя внезапная перемена относительно клиники его насторожила.

– Эш, – спросил он, прихватывая его руку и косясь не заклеенным глазом, – почему ты вдруг? Ты ненавидишь клиники, сам сказал. То, что я попал в больницу, причина, скорее, ускорить процесс, чем отказываться и закрываться в ненавистном месте. Я могу работать. Отбели документы и иди работать тоже. Это ведь лучший вариант, разве нет?

– Успокойся. Я преувеличил, когда говорил, что терпеть не могу клиники. Да, мне неприятно там находиться, но в рамках разумного. Это лучше, чем тратить все накопленные деньги на то, чтобы вылезти оттуда. Тем более, они могут еще понадобиться, – он смотрел прямо на Виктора, не чувствуя себя виноватым за ложь. Тем более, что он и не лгал, если рассматривать ситуацию с разных углов.

Виктор выдохнул, перебарывая то, что так хотелось в этот стон добавить. Дела шли через жопу, а он не мог на это повлиять. Если Эштон сам вернется в клинику и один встретится с Барри…

Впрочем, оставалась надежда, что Барри торчать осталось меньше, и уже сейчас он, в теории, может паковать чемоданы.

– Слышу рациональность, – кивнул Виктор, не имея аргументов против, а пальцы сплел с пальцами любовника. – Почему сейчас, Эш? – вопрос имел любопытствующий вид. – Что именно изменилось после аварии, что вместо побега ты захотел обратно? Стало сложно рядом со мной находиться?

– Я просто решил, что тебе так будет проще. Там за мной наблюдают, пока ты не сможешь этого сделать, а я от этого не особо обеднею, – пожал плечами парень. – Ко мне может приезжать Мартин. Ведь посещения разрешены? Тем более, отец тоже может заинтересоваться моим наличием в клинике и приехать. Ты сам все знаешь – я просто повторяю твои слова. Я наконец их услышал, – вот это было уже наглой ложью, но Эштона сейчас это совершенно не волновало.

Виктор сжал челюсти, уставившись на укрывающую его ноги простынь. В нем явно происходила борьба. Очень хотелось, чтобы Эштон услышал все это, но сейчас Хил ловил себя на мысли, что больше был бы рад прежнему упрямству любовника, потому что Барри… Да Господи, действительно ли там есть этот Барри, или Эш с Мартином сговорились, чтобы так вытащить парня из клиники? Версия хоть и пахла бредом, но была возможной. Виктор нервничал из-за неизвестности в отношении Барри. Где он, как долго, узнает ли Эштона, узнает ли он его и действительно ли последствия встречи окажутся такими плачевными, как говорил Мартин?

– Эш, – начал было Виктор, но только выдохнул, пытаясь собрать мысли относительно нового плана.

– Наклонись? Я с капельницей до волос не дотягиваюсь, – все же продолжил он фразу, хоть и не так, как хотел в начале.

– Я тебе как собачка, которую необходимо гладить? – хмыкнул парень, но все же вытянулся с краю кровати, чтобы Виктору было удобнее. – Почему тебя так это волнует?

– Не хочу терять контроль над ситуацией, – ответил Виктор, с хорошо скрытым наслаждением курильщика, затянувшегося впервые за долгий срок, зарываясь пальцами любовнику в волосы. Тем не менее, напряжение в голосе осталось. – А теперь слишком многое меняется из уже намеченного и почти решенного. Было бы странно, если бы меня это не волновало. Чертова рука. Лучше б совсем глаза лишился, но руку не ломал, – ощерился он с бессильной досадой.

Такие категоричные “лучше бы” очень редко мелькали в лексике Виктора и свидетельствовали как минимум о смятении и некой дезориентации в событиях. С собой было проще – Вик знал меру, понимал, когда идет к грани, и знал, как все исправить. На опыте, но уже знал. Теперь, когда к чертям летело почти все и разом, включая в действие кучу зависимостей Хила от сторонних людей, ему нужно было найти точку опоры для нового распорядка. Он щупал все вокруг, но пока не находил.

– Не стоит переживать, – сказал Эштон, ложась на сложенные руки в замок щекой. – Думаю, все будет в порядке. Максимум что мне светит -это впасть в депрессию из-за скуки. А ты уже в нее впал. Мне снова позвонить Николсону?

– О, не-ет, – Виктор все же позволил себе смешок, несмотря на общее состояние. – Его заботливое долбоебство быстро утомляет. Оставь мне номер Мартина. И езжай домой, – предложил Хил. – Торчать тут ночью тебе смысла нет.

– Дома мне тоже делать нечего, – пожал плечами парень. – Так что придется тебе меня терпеть.

Не то чтобы он сильно навязывал свое общество, но оставлять Виктора одного не хотел.

– Зачем тебе номер Мартина?

– Буду связь держать. Как с потенциальным визитером, – Виктор снова зарылся пальцами в волосы любовника. – Видео явно придется отложить, – хмыкнул Хил, припоминая, насколько прав был, сам того не зная, когда говорил это в клубе, – гипс в кадре не сексуален.

Эштон несколько подозрительно глянул на любовника. Что-то не так было с Мартином и Виктором, но лучше было выяснить у самого Мартина – тот более словоохотлив.

– На месяц, – хмыкнул Эш. – Там уже можно будет пробовать. Зато, – он улыбнулся и глянул на любовника с усмешкой. – Я теперь действительно могу быть ведущим в сексе.

– Номер мне все-таки дай, а? – покачал головой Виктор, повторяя усмешку. – И Эштон, – позвал он, ухмыляясь, – когда недотрах припрет, – мужчина качнул головой на свой гипс и пошловато продолжил, – будь нежен.

– А до этого я не был нежен? – выгнул брови Эш. Он достал телефоны – и свой, и Виктора, – и вбил в его контактный лист номер друга. – И все равно не понимаю, нахер он тебе сдался.

Вик только еще раз покачал головой.

– На тот же, на кой мне сдался бы любой другой более-менее близкий тебе друг. На всякий случай. Ты сам сказал, что он может приезжать к тебе. Буду интересоваться у него, как ты.

– А мне позвонить и спросить как я – никак? – Эш хмыкнул, снова кладя голову на руки. – Ладно, забей. Хочешь есть?

– Ты сам понимаешь, что это два разных вопроса. Естественно, тебя я этим тоже достану, – Хил выключил на телефоне звук во время просмотра новозаписанного контакта и убрал его под подушку – больше, в общем, было некуда.

– Если пакет с бутербродами подашь, буду благодарен, – кивнул согласно мужчина. – Вот и поменялись ролями, – хмыкнул он.

– Думаю, ты хотел этого, – сказал задумчиво Эштон, вставая. – Тебе ведь нравится, что я сейчас забочусь о тебе. Ну, или пытаюсь это делать.

Он достал из пакета бутерброды, повертел их в руках, потом глянул на любовника.

– Тут есть столовая. Может, мне сходить за чем-нибудь горячим?

Виктор мотнул головой, отказываясь от столовой.

– Я бы не сказал, – честно ответил он о заботе. – Не в этом случае. Не люблю быть беспомощным или ограниченным.

– Зато так у тебя есть шанс почувствовать все то, что ты бы не почувствовал, не лишившись временно руки. А в столовую я все же схожу. Не думаю, что больным можно есть одни бутерброды, – Эштон оставил на всякий случай на кровати бутылку с водой, предварительно открыв ее и поставив к спинке так ,чтобы та не пролилась.

– И одновременно чувствовать себя ущербным, да, – хмыкнул Виктор, смотря на бутылку. – Мог бы выбирать – выбрал бы отсутствие этой обязаловки. Уж воду-то я открыл бы сам.

– Я решил вжиться в роль, – усмехнулся Эш. – Мне это даже нравится, – он улыбнулся и вышел из палаты.

Вернулся парень достаточно скоро с подносом, на котором стояли одноразовые тарелки с такими же пластиковыми приборами.

– Бросай свои бутерброды.

На самом деле, более-менее приличная еда была очень кстати. Вик осознал это, когда бутерброд в глотку не полез. И мужчина как мог поднял руки, чтобы Эштон мог поставить специальный столик и водрузить туда еду.

– Спасибо, – кивнул Виктор, пытаясь устроиться удобнее. Не будь в руке капельницы, было бы гораздо легче.

Эштон расставил посуду с едой – он принес бульон, вареный картофель и кусок курицы. Рядом еще поставил стаканчик с чаем.

– Хочешь я тебя покормлю? – хмыкнул он.

Виктор перевел на Эштона взгляд – убийственный в возвращении метко задевшего мужчину предложения.

– Не делай из меня инвалида, – попросил он с холодной отстраненностью, означавшей, что Хил предпринял все средства, чтобы не начать пустую разборку, хотя слишком хотелось. Взяв в руку ложку, Вик задумчиво повертел ее в пальцах.

– Хорошее поле для болезненных подъебов, – мужчина сжал челюсти, явно приоткрывая этим признанием реальные ощущения. В основном, по поводу руки, ибо в понимании Виктора она носила бОльшую функциональность, чем глаз, хотя ограничение поля зрения тоже сулило неприятную адаптацию, – но если ты планируешь его использовать – езжай лучше домой. Я вполне справлюсь сам.

– Я не делаю из тебя инвалида. Я просто хотел помочь. Ты же сам никогда о помощи не попросишь, – пожал плечами Эштон. – Но если ты считаешь, что справишься – хорошо, – он вздохнул и во вздохе явственно чувствовалось “началось”. Эш на самом деле даже не думал подъебывать и как-то насмехаться над Виктором – просто другим образом выражать заботу он не умел.

Сев на кровать, парень глянул на Виктора и подал ему ложку – такую же пластиковую, – не делая больше никаких жестов помощи.

– Я ценю твою заботу, – выдохнул Виктор после некоторой паузы, посчитав, что перегнул палку с обвинениями. – Ценю, – повторил он убедительнее и принялся есть, решив, что причины расписывать сейчас точно не станет. Да и так уже все сказал по этому поводу.

Эштон промолчал. Потом переместился с кровати Виктора к окну и глянул вниз. Окна выходили во внутренний двор, внизу гуляла какая-то пожилая пара. Эш хмыкнул, потом стал серьезнее.

– Мой отец знает хороших врачей. Они могут осмотреть тебя. Я не слишком доверяю врачам из государственных клиник.

– Пришьют мне здоровую руку? – полюбопытствовал Виктор снова после паузы, успев за нее съесть две ложки супа.

– Нет, Виктор, – Эш повернулся к любовнику. – Они посмотрят, что с твоим глазом. Рука срастется через месяц, а вот зрение есть еще шанс восстановить.

– Без одного глаза я могу сидеть на лошади, а вот без руки это будет проблематично, – парировал Хил. Он совсем без руки мог бы держаться, но пока она в гипсе, рисковать не хотел совершенно. Одна ошибка с непривычки – и выздоровление затянется на неопределенный срок.

– Виктор, – Эш снова сел на кровать. Сейчас требовалось применить все свои ораторские способности, так помогавшие ему в работе. – Я понимаю, что рука тебе важнее, но ведь и зрение тоже важно. Сейчас ты этого не понимаешь до конца, так как твои мысли больше заняты рукой, но ведь в дальнейшем тебе нужно будет смотреть в оба глаза – никогда не знаешь, откуда может прилететь стрела бледнолицых.

– Эш, – Виктор отставил ложку в тарелке и повернулся к любовнику. – Ты ведь понимаешь, что зрение вернуть можно только с операцией? Иначе бы мне назначили медикаменты или… не важно. Я ведь прав?

– Прав. Я говорил с врачом, который проводил твое обследование, – не стал скрывать Эштон.

– Вот и все, – пожал плечами Виктор, отворачиваясь обратно к тарелке.

– В чем проблема? Операцию можно сделать, – Эштон чуть наклонился, чтобы взглянуть в лицо Виктора. – Я не могу тебя уверять, что она пройдет удачно, но всегда есть надежда.

– Вот именно, – кивнул Вик, мерно поедая суп и немного нервно поясняя:

– Не можешь уверять. Ладно, что у меня на нее попросту не хватит денег сейчас – можно смотреть в перспективу. Но нет уверенности, что вернется зрение. Причем, Эштон, при негативном исходе, то, что все останется на нынешнем уровне, имеет малую вероятность. Скорее всего, будет хуже. И хорошо, если коснется только внешнего вида. Заражение? Осложнения? Мозг, который в сантиметрах от глаза? Вечные лекарства? Я не хочу платить за то, чтобы лишиться глаза в физическом смысле или заработать что-то хроническое. И не позволю никому буквально копаться в моем черепе.

– Деньги есть у меня, – Эштон стоял на своем. Тут упрямство ему играло только на руку. – У моего отца знакомства. Уверен, он найдет специалиста, который успешно справится. Пойми ты, – он запустил в волосы пальцы, взлохмачивая их окончательно и становясь похожим на взъерошенного воробья. – Это хороший шанс. Ты реагируешь слишком критично.

Виктор открыл было рот, но надолго замолчал, с каким-то совсем упертым упрямством рассматривая курицу.

– Это не те ли деньги, которые ты хотел потратить на свои документы? – медленно проговорил Виктор, упершись в памяти в отказ от ускорения оформления, когда планировал обосновать свой отказ от денег Эштона нежеланием грузить его после крупной оплаты наркоклинике.

– Даже если те, то что? – с вызовом спросил Эштон. Он не мог объяснить откуда взялся подобный тон, но ему не нравился настрой Виктора. – Это мои деньги. На что захочу – на то и потрачу, – несколько по-детски звучало, но кого это сейчас волновало. – С клиникой я уже определился – я остаюсь. Так что или деньги лежат без дела, или ты все-таки соглашаешься на операцию.

Виктор начал смеяться. Негромко, сдерживая мимику из-за швов на скуле. Он придерживая пальцами трубку капельницы, оперся локтем о столик и, продолжая смеяться, помассировал лоб. До него как-то разом дошла причина невероятной сознательности парня.

– Услышал мои слова, говоришь, – хмыкнул он посмеиваясь и качая головой. – А я-то думаю, с чего вдруг именно сейчас и так резко…

Хил не сдержал улыбки и охнул сквозь тихий смех, потревожив движением мышц раны.

– Что, родной, – посмотрел он на любовника с тем сочувствующим и ностальгичным пониманием, с каким более опытные в каком-либо ощущении люди смотрят на тех, кто сам еще не понял, что именно испытал, – чувство вины жрет?

Эштон не выдержал и вскочил на ноги, пытаясь сдержать себя, но выходило очень плохо.

– Знаешь что, _родной_, – намерено повторил он обращение Виктора. – Делай что хочешь. Нравится тебе строить из себя доблестного и отважного рыцаря, страдающего из-за потери руки и не желающего принимать помощь – пожалуйста. Делай, что хочешь, – повторил он. – Страдай тут, устрой панихиду по руке, которая уже через месяц будет целой, или по глазу, который без операции не будет видеть – это твои уже забавы. Я внес свои предложения, не нравятся – отказывайся, но из клиники я не уеду, так что Николсон может не заморачиваться документами.

Виктор только с улыбкой покачал головой.

– Очень хочется исправить то, что произошло, как ты считаешь, по твоей вине? – спросил Хил, совершенно не задетый резкими выпадами парня. Хотелось поинтересоваться, не купит ли тогда Эштон ему и новую машину, потому как ехали они на автомобиле Виктора, но Хил сдержался, понимая, что шутка будет воспринята в штыки.

– Я знаю, что так. Ты не ради меня стараешься. Потому что будь это ради только меня, ты бы не был сейчас таким. Операция не к спеху (ты бы воспользовался аргументом “сейчас, или будет поздно”, если бы мог), стрелы бледнолицых полетят не скоро. Можно спокойно залечить руку, взвесить все реальные “за” и “против” операции, накопить, найти врача, внести свою лепту, предварительно выкупив документы… А ты не объективен, потому что сильно заинтересован в скорейшем моем лечении, и тот факт, что операция может быть неоправданно рискованной, тебя мало занимает, потому что ты почти слепо вцепился в шанс все исправить.

Виктор выдохнул и взял с подноса чай. Чувство вины и все сопутствующее было знакомо ему давно и сопровождало любую ответственность, взятую за другого. Потому Хил отлично умел контролировать свое желание что-то исправить и сопоставлять выгоду от исправления с последствиями попыток что-либо исправить. И отделять, когда вело желание сделать лучше пострадавшему, а когда – желание загладить вину именно перед самим собой. И взгляд, каким смотрел парень на него в начале, был Виктору знаком. Потому он и не любил “грубую” заботу как недавно предложенное кормление. Зная, что иногда чувствует виновный, Хил очень не любил оказываться на месте пострадавшего. И считал себя правым в описании чувств Эштона.

– Эш? – позвал Виктор, предлагая подтвердить или опровергнуть его слова.

– Мне все равно, что ты говоришь, – упрямо сказал парень, скрещивая руки на груди. – Я не собираюсь это обсуждать и ругаться с тобой тоже не собираюсь. Не хочешь – не надо. Я не буду тебя уговаривать, но и из клиники я не уеду. Это все, – отрезал он, подходя к двери. – Можешь позвонить Николсону и сказать, чтобы не стал заморачиваться ни с чем – я еду прямо туда. Тем более, почему нет? Там кормят, поют, халявный вай-фай и куча знакомств.

Парень напоследок фыркнул и вышел за дверь, не став для драматизма ситуации хлопать – это было лишнее, а свое решение он считал взвешенным.

И сложившуюся ситуацию можно было бы считать очень даже удачной, если бы не чертов мифический Барри.

Виктор, не тронув курицу, нащупал под подушкой телефон. Николсон в смс сообщал, что будет на месте через 20 минут. Написал он это 10 минут назад, и Вик набрал ему ответ, попросив пока отложить разговор о левом оформлении документов как и об оплате отсрочки, а вместо этого договориться о возможности такой отсрочки и выяснить наличие в клинике некоего Барри. Хил написал, что тот должен находиться среди реабилитантов и на тех же условиях, что и Эш, а потому вопрос о конфиденциальности легко может быть куплен. Тем более, что Рональд сам предлагал назвать некоторых людей, кто проводил те или иные мероприятия, и уж на просьбу припомнить фамилию Барри ответить должен был точно. В следующей смс Хил предупредил, что Эштон едет в клинику, и если парня не получится остановить, то Киру надлежит его встретить. Ехать тому придется на такси, так как ключи от автомобиля Эша – стоящего, как тот и просил, на платной стоянке, – были у Виктора дома, а таксист правила нарушать будет вряд ли, так что Нику Хил обозначил примерные полтора часа, а время на выяснение фамилии и заодно палаты парня – 15 минут.

Все же, как рассудил Виктор, предупредить, если этот Барри все еще в клинике, будет правильнее, чем ждать, когда они столкнутся нос к носу.

Третьей смс Хил предупредил прислать все фамилии, если Барри будет несколько, и вежливо пригрозить, если что, серьезным рецидивом одного из пациентов, который повлечет ненужную шумиху внутри заведения.

Николсон ласково ответил, что для вынужденного леворукого Виктор слишком талантливо доебывает сообщениями, но добавил, что все выяснит и вышлет фамилии в ответном смс.

Хил удалил исходящие на всякий паранойный случай и включил на телефоне звук, дожидаясь ответа.

Невозможность действовать нервировала.

Эш и правда поймал такси, очень надеясь, что водитель не будет слишком болтливым, а лучше и вовсе немым. Парню требовалось успокоиться, обдумать всю ситуацию и план действий. Но ему не повезло – мужчина, сидевший за рулем был на редкость разговорчив, то и дело спрашивающий что-то. Погода, новости, отношение к политике. На каждый вопрос Эштон переводил на него уничтожающий взгляд и недоуменно выгибал брови позже, дивясь, что на водителя это нисколько не действует. После Эш понял, что тому просто неважно отвечают ему или нет – главное, самому говорить.

Тогда можно было уходить в свои мысли. Вестись на слова Виктора он не собирался. Любовнику просто удобно было думать таким образом. И его совершенно резко потерпевшее изменение мнение о нахождении в клинике Эштона… Что-то в этом было совершенно не так. Это больше всего напрягало парня, ибо он знал, что просто так своих решений Виктор не меняет.

Деньги Эш и в самом деле решил оставить на всякий случай. В клинике было не так уж и плохо, если не думать о том, где именно он находится. И не акцентировать на этом внимание, утрируя, как он делал до этого.

В чем-то, конечно. Виктор был прав. Но Эштон не только из-за чувства вины хотел помочь, он в самом деле считал, чем быстрее они возьмутся за эту проблему, тем лучше будет для всех.

– Приехали! – радостно возвестил водитель. Эштон вздрогнул, глянул за окно и глубоко вздохнул. Что ж, все зависело от того ,как воспринимать реальность. Если воспринимать в более положительном ключе, то можно было даже порадоваться – все-таки он вернулся в дом родной. По крайней мере, на ближайшие месяцы.

– Держи, – протянул таксисту деньги Эш, выходя из машины. На чай не оставил – из-за болтовни.

– Эштон, – позвал Николсон, отлепившись от входа и подходя ближе. Около уха он держал телефон, явно с кем-то разговаривая. Барри в клинике был только один, жил в другом крыле корпуса и на втором этаже, “лечиться” ему оставалось всего месяц, а главное, он уехал утром на три дня, пользуясь правом выходных у сопровождающего. Это давало некую фору Виктору, позволяя приехать после выписки, то есть завтра вечером, как объявила ему сестра, забравшая мужчину на процедуры, пока он ждал вестей от Николсона.

Теперь, когда Кир, не дождавшись отзыва, сам позвонил Виктору, все еще ожидая парня, Хил заодно попросил Эша к телефону, решив не перезванивать ему, раз тот весьма кстати рядом.

– Привет, – хмыкнул Николсон, подходя ближе и протягивая телефон. – Это Виктор. Забей на сложности, что он через мой мобильный… так, короче, вышло. Поговори с ним, он попросил к телефону.

– Что? – спросил в телефон Эштон, показывая, что явно не остыл еще. Взгляд переместился на Николсона и Эш с трудом удержал себя от вздоха – наличие вездесущего друга любовника его напрягало и заранее утомляло.

– Я завтра приеду, – сообщил Виктор и выдохнул, готовясь продолжить. – И есть основания считать, что вести я принесу не самые утешительные, если оказался прав. Доброй ночи заранее, – попрощался он и сразу отключился, не планируя по телефону обсуждать подробности.

Николсон почти безмятежно ожидал возвращения аппарата рядом.

Эштон нахмурился, но решил пока не грузиться лишний раз. Он отдал телефон Николсону, потом задумчиво посмотрел на него и подумал внезапно о том, что можно заручиться поддержкой друга любовника.

– Я хочу отправить Виктора на операцию, – сказал он, глядя на мужчину. – Возможно, ему удастся восстановить зрение.

Николсон с недоумением посмотрел на Эштона, от которого не ожидал никакого разговора, тем более такого.

– Возможно? – переспросил он, вертя в пальцах мобильный, и хмыкнул, покачав головой. – Виктор на “возможно” не клюнет; с такой формулировкой к нему соваться бесполезно. Точнее, клюнул бы, если бы ничего не терял в случае неудачи, а операции для него априори в эту категорию не входят.

Кир подбросил и поймал мобильный и все же продолжил, понимая, что за более конкретными сведениями парень пришел.

– Хочешь его убедить – обожди, пока не поймет все проблемы узкого обзора, и подбери материалы по операции, по которым видно все вероятные последствия и методы борьбы с ними. Что-то вроде статистики удачных, нейтральных и проблемных случаев и лечение в этих проблемных случаях. Как только его “за” возвращение зрения перевесят возможные “против” и последствия неудачного исхода, Виктор согласится. Только не делай подлогов, – предупредил Николсон. – Если слишком велик риск осложнений, подумай, а _тебе_ нужен такой риск Виктора? Я бы не стал настаивать тогда на его согласии. О, я могу по нему инструкции писать!

Кир гоготнул, веселясь над всем сказанным, потом пожал плечами и спросил со все еще веселой улыбкой:

– Я исчерпывающе ответил?

Эштон повел плечами, но потом кивнул:

– Да, ответил. Только я не понимаю почему бы не рискнуть всем ради чего-то важного? Меня бы не смущали возможные осложнения и неудачи, если есть шанс полного выздоровления. Ладно, – Эш махнул рукой. – Не буду тебя задерживать. Спасибо за консультацию.

– Любой риск Виктор предпочитает оправдывать, – все же пояснил Николсон. – Пока он не видит, что он оправдан, что все готово на случай неудачи, он на риск не пойдет. А рисковать ВСЕМ, как ты сказал, ради одного глаза – глупо как минимум и уж точно неоправданно. Охуенный принцип, на самом деле, – оценивающе и с задумчивостью сложил Кир губы, зажевывая верхнюю, – никогда не умел быть настолько дохуя предусмотрительным. Но если шанс вернуть зрение есть только в тридцати процентах, то я бы тоже не рискнул, например. Так что покажи ему на фактах – и это важно, чтобы на фактах – что его шансы – это те семьдесят. А лучше восемьдесят. Или даже девяносто. Ибо когда в жизни нет опасности, нет смысла под эту опасность подставляться… Ну да ладно, – прервался Николсон, явно имевший предрасположенность и дальше трепаться о восприятии Виктора и различиях его с восприятием самого Кира. – Я просьбу умирающего выполнил, все выяснил, завтра привезу его, а если что понадобится – ты говори: я за то, чтобы к Хилу вернулось все зрение и, если заупрямится, несмотря на факты, ебну так, что согласится.

Кир покачал в воздухе рукой, будто припоминая, все ли сказал.

– Вроде все, – махнул он. – У тебя вопросов нет? Вопросов нет, – сам ответил Николсон. – Покедова.

Эш вздохнул и махнул рукой. Он был не из тех людей, которые все просчитывали – действовал всегда быстро, стремительно, не задумываясь. И промахи у него были редко – удача зачастую была на его стороне.

В больницу он зашел без проблем, к своей палате также добрался без приключений. Звонить отцу пока не стал. Виктор еще не согласился, чтобы начинать разговоры с отцом.

========== Глава 16. ==========

Виктор успел по мобильному уточнить фамилию Барри у Мартина и, как ни хотелось прочесть обратное, парень в смс подтвердил фамилию сводного брата. Упоминать приятеля Эштона Хил не планировал, потому собирался опираться на случайно услышанное, но нечастое имя и малую вероятность, с которой два парня одного возраста, одного имени и одного города могли иметь еще и сходную историю длительного приема наркотиков. Шанс существования подобного “двойника” был невелик, и Виктор имел основания в такой ситуации беспокоиться о правдивости догадок о весьма неприятном совпадении.

В конце концов, в его личном опыте совпадения бывали и более внезапные.

Вечером убрали капельницу, на следующий день наложили аккуратную свежую повязку, снабдив указаниями и лекарствами, призванными быть профилактикой от какого-то синдрома, название которого Хил не запомнил. Потом нужно было вернуться для снятия швов с щеки и окончательного заключения по глазу, но это потом. Была суббота.

Николсон торжественно повязал покорившемуся Виктору поверх бинтов белую перевязь под крокодилью кожу, и мужчина лишь хмыкнул, одарив приятеля одноглазой усмешкой. К клинике они подъехали к семи часам. Не желая задерживать Николсона, и так сильно потратившего время, Хил с ним попрощался. Через несколько минут Виктор прошел контроль на входе, на выходе во внутренний двор и своей картой открыл дверь их с Эштоном блока.

Эштон резко остановился, едва не столкнувшись на пороге с Виктором. Он не так давно проснулся и теперь собирался все же выползти на поиски еды. Неприятные новости он хоть и ждал, но не слишком переживал о них – что ему мог сообщить любовник? Точнее, что может быть еще хуже одноглазого и однорукого любовника?

– Ты быстро, – сказал Эш, отходя чуть в сторону, пропуская мужчину. – Я собирался завтракать, – и его совсем не смущало время дня.

– Ночной зверь, – хмыкнул Виктор, здоровой рукой закрывая дверь и проводя по замку картой. – Я бы не отказался от чая. Устроишь?

– Устрою. Только пакетированного, – предупредил Эштон. – Вряд ли тут есть заварочный чайник. Что за новость, которую ты хотел мне сообщить? – парень достал из шкафа чашки и щелкнул на кнопку чайника.

Виктор опустился на тот стул, который расположением позволял свободно пользоваться для чаепития левой рукой, и поправил медицинскую перевязь, в которой покоился гипс.