Текст книги "Вид на доверие (СИ)"

Автор книги: Daykiry

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 51 страниц)

– А еще в твоих мемуарах много незаконного, – вставил Хил. Кир покосился на приятеля, журил его одним взглядом.

– Это не я возил контрабанду, – приподнял Николсон бровь. Хил закатил глаза, снова прикладываясь к чашке с чаем, решив не продолжать спор, кто из них больше был виноват. Факт налицо, отпираться было бессмысленно, и Кир это знал.

– Ты еще и контрабанду провозил? – взметнулись вверх брови Эштона и он перевел взгляд на любовника. – И что же это было? Оружие, особые экземпляры Камасутры или различные сорта чая? – наркотики он специально не стал вставлять, чтобы не давить на больное.

– О, ты далек от истины, – проурчал Николсон. – Он возил кактусы, не поверишь.

– Вообще-то, мы оба возили, – отозвался Виктор. – Более того, ты был инициатором.

– Ты согласился, – пожал плечами Кир. – Какие ко мне вопросы?

– Никаких. Кроме того, что ты будто бы не при делах, – хмыкнул Виктор.

– Контрабанда кактусами? – влез до сих пор молчавший Мартин. – Это вообще как? И откуда вы их возили? Из Мексики? Или Техаса?

– А нормального заработка у тебя никогда не было? – со смешком уточнил у любовника Эш, утыкаясь носом в чашку кофе, чтобы заглушить в себе порыв рассмеяться.

Николсон поднял ладонь, затыкая раскрывшего было рот Виктора и мирно отмахнулся от Мартина.

– Э-эш? – позвал он, укладываясь локтями на стол и заглядывая в чашку парня, будто надеясь увидеть там его отражение. – Твой нормальный заработок сколько составлял? В месяц.

– Официальный или с откатами? Сегодняшний или прошлый? – Эштон ожидал нечто подобного, но не от Николсона, но не спешил отстраняться. Просто поднял лицо и его нос почти касался переносицы Кира, так как тот еще смотрел в его чашку.

– Составля-Л, – акцентировал Ник, поднимая глаза и встречаясь улыбающимся взглядом с Эштоном. – То есть тот… в фирме до кутузки. Давай и официальный, и с откатами.

– Официальный – пять тысяч в месяц. Плюс премия, тоже официальная – от трех до десяти тысяч, в зависимости от выполнения показателей. Плюс откат от каждого крупного клиента – тут уже от десяти тысяч и выше. Надо ли говорить, что я имел дело только с крупными клиентами?

– Прикольно, – растянулся в улыбке Николсон и выудил из кармана ключи с парой брелков, вместе с которыми болталась небольшая колбочка с пробкой снизу. На той стороне пробки, что была обращена внутрь, находился земляной слой, а в нем сидел маленький кактус – два зеленых шарика один на другом с ярко-красными иголками.

– Ты что, сдурел? – Виктор, кажется, едва не выронил челюсть.

– Сувенир, – поморщился Кир и снова обратился к Эштону:

– Вот эта малютка, зеленый недоделанный снеговик с красными коготками, гнездится семействами от пятидесяти особей. Одна вот такая особь стоит твою месячную зарплату вместе с максимальной премией. Иногда больше – смотря, кому и как срочно нужно.

Николсон протянул брелок-колбу с полуторасантиметровым кактусом Эшу, предполагая, что тому будет интересно рассмотреть растение ближе.

– Еще вопросы о нормальном заработке?

Виктор цокнул языком, явно не одобряя показухи Кира.

Эштон окинул взглядом брелок, потом хмыкнул и откинулся на спинку стула, складывая руки на груди.

– Между прочим, я не говорил, что на кактусах нельзя зарабатывать, это были его сомнения, – он кивнул в сторону Мартина, с интересом следящего за развитием событий. – Я говорил, что это ненормальный заработок. Потому что контрабанда. И не нужно сейчас заявлять, что у меня нет права так говорить, так как я принимал кокаин. Я его не перевозил через границу. Я был тем, кто покупал ваши кактусы.

– Кактусы не на наркоту переводят, – незаметно встрял Виктор. – Они ядовиты по большей части.

– Он не высказывал таких сомнений, – парировал Николсон, подсовывая брелок Мартину, если растением заинтересовался хотя бы он, но продолжая смотреть на Эштона. – Ты сказал “ненормальный”, я решил, что речь о цене. Но тогда чем тебя конюшня не устраивает? Почему этот заработок ненормальный?

– Потому что для меня занятие лошадьми скорее хобби, чем работа, – дернул плечами Эш, понимая, что сам себя загнал в угол. Виктор наверняка обидится, но не ответить Николсону не мог – дело принципа.

Мартин же внимательно рассматривал брелок, даже его в руки взял и покрутил.

– У моего отца такие есть. Случайно не ваш клиент?

– И что, – не унимался Николсон, показав жестом Мартину, что ответит чуть позже, – если на деньги, которое приносит хобби, можно вполне сносно жить, это ненормальный заработок? Скорее, наоборот: нихуя ж себе хобби, на которое жить можно! Вик прохлаждается и деньги получает, а ты, чтобы деньги получить, пашешь всю рабочую неделю.

– Сгущаешь краски, – прокомментировал Виктор.

– Отвянь, – отозвался Ник, и Хил замолчал. – Ну так?

– Скажем, не всю рабочую неделю. И получаю я больше, чем Виктор со своим нынешним хобби, – Эштон все же ввязался в спор, хотя заранее понимая, что это плохая идея. Но не защитить себя он не мог. Как и оставить Николсона правым.

– Ну так все-таки дело было в цене? – разулыбался Николсон. – Так и скажи: дохуя мало ты, Виктор, получаешь, и не верил я, что кактус стоит двадцать кусков.

– Не переворачивай с ног на голову, – поморщился Эштон, чувствуя, что начинает уже злиться. Эта манера Николсона выводить его из себя за считанные минуты порядком напрягала. – Я не говорил, что он мало зарабатывает. Я сказал, что меньше меня. Это разные вещи. Тем более, что сейчас я вообще безработный.

– Ты сказал, что у него не было нормального заработка среди тех, о которых ты знал. Попытался выкрутиться, что речь о незаконности, но кажется, дело все же было именно в количестве зелени. Так что, Виктор, – Ник повернул голову к Хилу, – дохуя мало ты получаешь на конюшне, – после паузы Кир добавил, ткнув пальцем в Эштона, – по сравнению с ним, конечно. Тем более, что он сейчас вообще безработный. Что там с твоим отцом, Мартин? Эти милашки идут в переработку, клиентам их нет смысла держать в таком виде.

Виктор слушал перепалку молча и мрачно, отлично зная умение Кира выводить истинные мысли, и еще лучше зная, что конюшня, в общем, действительно хобби. Больше всего, правда, он опасался, что сейчас всплывет фамилия отца Мартина, которая может совпасть с фамилией Барри.

Эштон нахмурился еще больше, сжал крепко губы, сцепил зубы и общаться дальше явно не планировал, считая, что Николсон его понял все-таки неправильно. И, что еще хуже, Виктор с подачи друга тоже. Все-таки ему было очень хорошо известно, насколько подвержен влиянию старого приятеля любовник.

– Не знаю на что они там идут, но у отца в кабинете я такие видел. Он вообще фанат всякой хрени – кактусы под нее очень даже подходят. бесполезно, дорого и подобным увлекается гораздо меньшее количество людей, чем тем же коллекционированием монет.

– Тогда сильно сомневаюсь, что клиент, – отозвался вместо Николсона Виктор. – По крайней мере, его или мой из давних. Потому что наши из этой редкой и дорогой растительности добывали либо лекарство, либо изысканный яд.

– Ну, для яда слишком дорогой и заметный, хотя для вендетты самое то, – хмыкнул Кир. – А вот лечиться – да.

– Да уж, не думаю, что мой отец травил конкурентов, – фыркнул Мартин, вытаскивая сигарету из пачки Эштона под его хмурым взглядом. – Впрочем, и лечить ему было нечего. По крайней мере, у себя. Так что мир не так уж тесен.

– Он мог купить еще у кого-то, – пожал плечами Виктор, – именно, чтобы было. Но сам факт, что у него такой кактус, уже говорит о некой тесноте. Они редкие даже на черном рынке.

– Возможно. Только я не буду лучше представлять себе, как этот кактус попал к моему отцу. Когда мне говорят про черный рынок я сразу вспоминаю нечто, что было в “Зене-Королеве Воинов”. То есть палатки на задворках современного города, люди с закрытыми лицами… Ну, вы понимаете?

– Не понимаем, – отозвался все еще недовольный и раздраженный Эштон. Отозвался просто из вредности и оттого, что не мог слишком долго молчать.

– Боже, что за дрянь ты смотришь? – гоготнул Николсон.

– Не смотрю, а смотрел, – поправил Мартин. – Но в этом что-то есть. Только представьте себя в плащах, с накинутыми капюшонами, выныривающими из-за поворота с фразой “эй, кактусы интересуют?”.

Тут даже Эштон фыркнул.

– Так палеными часами в фильмах барыжат, – снова гоготнул Кир. – Остается только распахнуть полы плаща, увешанные контрафактным товаром, и обнажить эксгибиционистские радости, чтобы, значит, клиенту жить веселее было.

Тут фыркнул Виктор. Не столько от сказанного, сколько от вызванных этим воспоминаний.

Мартин на мгновение задумался, а потом покачал головой.

– Нет, кактусами внутри плаща сильно не увесишься. Особенно, если планируешь обнажать эксгибиционистские прелести. С другой стороны, рай для тех, кто прется от иглоукалывания.

– Они все вот такие, – кивнул Николсон на брелок. – Не больше. Потому всегда в колбах. Ими можно увешаться круче, чем часами. И дороже, между прочим.

– Ребят, я задрался на работе и с керосином, а вы еще сомнительными фантазиями в сон клоните, – вклинился Виктор.

– И ты еще меня называешь занудой? – фыркнул Эштон, вновь подавая голос. Ему нравились такие обсуждения. По крайней мере, было забавно.

– Занудой обычно зовешь ты меня, – хмыкнул Виктор.

– И очень зря, – вклинился Николсон. – Эш, поверь, после его детских фотографий это действительно скукота.

Хил вскинулся, упираясь в Кира взглядом, но долго его не удержал, отводя глаза в сторону и качая головой.

– Нет там ничего такого. Вторая часть альбома вообще тебе посвящена.

– И вторая часть как раз самая скучная! – восторжествовал Николсон.

– И что на этих фотографиях? – спросил заинтересовавшийся Эштон. – Я, кстати, свои тебе показывал. Пора отдавать должок.

– О, это удачно темой попал, – снова гоготнул Николсон.

– Фраза о фотографиях была сарказмом, – пояснил Виктор.

– Я не использую сарказм…

– Да, – перебил Хил, – это ирония, подкол или шутка, потому что сарказм – злая насмешка, а ты зла не держал.

– Вот видишь, ты уже запомнил формулировку, – смешливо прокомментировал Кир. – Да, это тоже не сарказм.

– Если интересно, я покажу тебе потом, – Виктор переключился на любовника.

Эштон чуть повел бровями, едва скривив губы в как раз саркастической усмешке. Определение сарказма у него было совершенно другое, но влезать в очередной спор с Николсоном он не стал, несмотря на то, что очень хотелось.

========== Глава 22 ==========

– Что дарить собрался? – поинтересовался Виктор, нарезая себе бутерброд. В ожидании Эштона, чтобы отвезти его на день рождения Мартина, он заварил себе чай и теперь шинковал колбасу, пока парень собирал вещи.

– Как давно вы знакомы вообще?

Историю знакомства Хил уже слышал, теперь интересно было узнать еще и сроки.

– Года два примерно. Не помню точно, – пожал плечами Эштон, который пытался быстро высушить волосы полотенцем. – Я тогда только устроился работать к Робертсону. Мне двадцать пять исполнилось… Так что да, года два.

Отбросив полотенце, он весьма скептически глянул на себя в зеркало. Волосам явно придется сушиться в машине.

– А про подарок… Я иду к нему работать. Чем не подарок? – фыркнул он.

– О, какое самомнение, – хмыкнул Хил. – Ты такой подарок, что впору вешаться, даже с учетом рабочих способностей. Но думаю, ты в курсе. Так что рассказывай. Или у вас просто не принято?

– У меня не было времени купить подарок. Да и Мартину сложно что-то выбрать, как и мне. Проще подарить пятьсот баксов, и пусть покупает, что хочет, – Эштон застегнул верхнюю пуговицу на рубашке и удовлетворенно кивнул, довольный своим видом.

– Ты ведь не потащишься на улицу с мокрой головой? – спросил Виктор.

– Только до машины, – пожал плечами Эштон. – У меня нет шапки, так что выбора уже нет.

– Нужно было раньше беспокоиться о прическе, – хмыкнул Хил, запомнив на будущее напоминать парню и о таких вещах. – Перекусить не хочешь?

– Нет, я ел за полчаса до твоего приезда. И когда готовил, даже ничего не сжег, – фыркнул парень, поворачиваясь к мужчине. – Я готов. Ты допил чай?

Виктор изобразил удивленную улыбку и качнул головой.

– Еще пара месяцев, и ты тоже сможешь встречать меня ужином, – прокомментировал он, поднимаясь. – Допил. Пошли.

Натягивая куртку, Эштон весьма выразительно посмотрел на любовника.

– Да, конечно. Именно из-за этого я трахаюсь с плитой уже почти два месяца. Чтобы готовить тебе ужин. Может, еще и фартук мне купишь? Хотя нет, фартук – это моя эротическая фантазия, – он закончил очередным фырканьем, взял сигареты со стола, телефон и первым пошел к двери.

– И именно поэтому я тебе его куплю, – отозвался Виктор, следуя за любовником. – Не забудь накинуть капюшон.

– Ну, мааам, – закатил глаза Эштон и протянул свой ключ Виктору. – Возьми, могу потерять.

Хил фыркнул, но без особого энтузиазма.

– Окей. Что еще взять?

– Меня, – нагло улыбнулся Эштон, хлопая по плечу любовника. – Не переживай. Я не собираюсь упиваться в хлам, просто принимаю меры предосторожности на всякий случай.

– Я тебе это устрою, – скопировал улыбку Виктор, но хлопнул не по плечу, а гораздо ниже.

– Буду дома. Ты позвони мне, сам не садись за руль, хорошо?

– Мы едем на моей машине и она потом будет у тебя. За рулем какой машины ты меня представляешь? И раньше от подобного ты меня не предостерегал, – хмыкнул Эштон.

– На любой машине дружков Мартина, например. С фразой “дай порулить, я отлично вожу”.

Вы ведь планируете потом в Руно. И не факт, что додумаетесь до такси. Не умаляю твоих способностей, – сразу пояснил Хил, – просто хочу быть уверен, что ты не вляпаешься без меня. Ты ведь уже отдал мне карту, предосторожность без моего напоминания, я приятно удивлен. Прояви еще немного предупредительности – позвони мне или вызови такси.

– Ты слишком много переживаешь. И думаешь, – поморщился Эштон, выходя на улицу и набрасывая на голову капюшон. Было действительно холодно и парень поежился. – Там не все такие отморозки, как я. Есть более адекватные люди. И я позвоню, – он подошел к машине и положил ладонь на ручку, ожидая, когда Виктор разблокирует двери.

– Странно, что ты еще не привык к этому, – пожал плечами мужчина, принимая обещание, и вместо того, чтобы разблокировать дверь, кинул ключи Эштону.

– Сам.

– Отлично, – просиял тот. У него были мысли в голове по поводу просьбы самому вести, но просить не стал. Объяснить причину не мог. В конце концов, это была его машина.

И, сев, он понял, как скучал по ней. За рулем машины Виктора было совершенно не так.

Хил ключи отдал по двум причинам. Первой была память о том, как парень любит водить, и о том, что в последнее время сделать ему этого не доводилось. А второй причиной был глаз, с которым водить действительно было много сложнее, и раз есть возможность сплавить руль, то Виктор хотел этим воспользоваться.

– Хорошо, что ты рад, – прокомментировал мужчина, пристегиваясь и прикрывая глаза. – Трогай, родной.

– Откуда у вас с Николсоном любовь к этому обращению? – спросил Эштон, заводя машину и ожидая около минуты, пока двигатель хоть немного прогреется. Конечно, машина не простояла на морозе полночи, да и мороза как такового не было, но Эштон слишком любил машину, чтобы хоть как-то измываться над ней.

Виктор пожал плечами, а потом протянул руку, чтобы взъерошить парню волосы и немного потянуть пряди – давно так не делал и теперь с удовольствием прогнулся под привычку, когда выпала возможность. Словно затянулся после перерыва.

– Не знаю, – ответил Хил, спустив кисть и чуть помассировав шею, и убрал руку, вытирая влагу с волос о салфетку из бардачка. – Не помню, кто первый использовал и кто от кого набрался. Но Николсон так именует всех, используя как универсальное обращение, вместо, например, “приятель” или “чувак”; а я – более узко. Даже совсем узко, можно сказать.

Эштон чуть опустил голову, давая больший простор для массажа, но когда рука с его шеи исчезла, то выпрямился, более внимательно следя за дорогой – слишком помнилась еще авария.

– Меня от этого “родной” из-за Николсона передергивает, – сказал он, поворачивая на трассу. – Да и вообще, я до сих пор не могу понять, с чего вдруг _ты_ используешь _такие_ слова в речи.

– “Такие” это какие? – уточнил Виктор. – Почему тебе так странно это?

– Это уменьшительно-ласкательные, – ответил Эштон. – Просто ты на первый взгляд не казался человеком, который употребляет подобные словечки. Когда я с тобой знакомился, ты казался мне крайне мрачным типом. Впрочем, я не сильно ошибся. Но я тебе уже, кажется, об этом говорил.

– Уменьшительно-ласкательные – это “котенок”, “милый” и прочая ересь слюнявого типа, – отозвался Хил почти беспристрастно, но с каплей затаенности – не любил пояснять такие вещи и приближал этот процесс к чему-то интимному по неловкости целенаправленного обучения. Но рассказывал, не отмахиваясь – хотел рассказать.

– Я такие действительно не использую и не люблю слышать в свою сторону. “Родной” – мое единственное обращение кроме имени, и я не считаю его уменьшительным. Это категория людей среди окружения, не меньше, а то и больше. У Николсона – уменьшительное (по большей части), у меня – не в общепринятом смысле. Или не только в нем.

– Николсона ты тоже “родным” называешь? Он-то для тебя явно самый близкий человек, – это было сказано с каплей ревности, но Эш понимал, что его отношения и отношения Виктора с Николсоном совершенно разные. И сравнивать их по меньшей мере глупо.

– Язык не поворачивается, – вполне честно ответил Виктор, тем не менее скрыв за сказанным специфику их с Киром отношений. При дружбе и открытости, назвать Николсона близким – если брать душевные категории – Хил вряд ли бы смог. Эштон был близким, но зато до Кира ему все равно было очень далеко. Обращение, конечно, проскальзывало, но уже в чисто Николсоновских обращениях, без подтекстов.

– Кир, кстати, некоторое время говорил “радость моя”, а не “родной”.

– Я уже представляю, как это от него звучало, – проговорил Эш, достав сигареты из кармана, привычно закуривая. Проблем за рулем от этого никогда не возникало. – У него все звучит специфично. И все его эти байки… Сколько в них правды, а сколько утрированности, боюсь, даже он не знает, слишком сильно увлекается. Но мне нравится в нем одно – он знает хорошо тебя, – пришла его очередь для честных признаний.

– От него это звучало язвительно обычно, – хмыкнул Виктор, а потом покосился на Эштона:

– То есть у меня спросить нельзя? Нужно у него уточнять?

– О некоторых вещах тебя нельзя спрашивать – лучше сразу идти к твоим друзьям. Сам же отправлял меня, когда мы были на вашей войне краснокожих, – поджал губы Эштон. – Правда, от Николсона тоже толку не так уж много. Он говорит слишком размыто, что приходится рыться во всем том, что он сказал, чтобы понять суть сказанного. Как с его фразой о том, что ты любишь меня или о кактусах. В общем, думаю, тебе меня не понять. Но защищать ты его все равно будешь.

Они уже въехали в черту города – Эштон гнал, как обычно, превышая все разумные пределы допустимых скоростей.

– Отправлял, – кивнул Виктор с легким недоумением, – где сам не мог объяснить. Но это не повод спрашивать у него обо всем остальном. Тем более, если от него не так много толку. Зачем?

– Потому что мне кажется, что на те вопросы, которые мне иногда хочется задать, ты не ответишь, – пожал плечами Эштон.

– Когда кажется… – начал Виктор, но только фыркнул, не закончив фразу, и покачал головой. – На какие, например?

– Многие. Не знаю, сейчас не вспомню. Про те же фобии, например, – Эш завернул в сторону дома Мартина, остановился возле подъезда. Глушить двигатель не стал. – Давай не сейчас, не хочу грузить себя перед весельем, – он кивнул в сторону подъезда.

– Хорошо, – кивнул Виктор, вполне принимая неуместность темы.

– Давай, удачи, постарайся не вляпаться ни во что, – занимать водительское сидение Хил не спешил.

– Хорошо, мам, – фыркнул Эш. Подумав, он быстро потянулся к Виктору, тронул губами его губы и также быстро отстранился. – Я позвоню, как соберемся ехать в Руно.

Он выскользнул из машины и бодрой походкой направился к подъезду.

Веселье в квартире Мартина было уже в полном разгаре. Конечно, официально вечеринка начиналась только сейчас, но все знали, что приходить можно и раньше – Мартин против не был, считая, что веселье откладывать нельзя. Особенно, в свой день рождения.

– О, какие люди вышли из плена белых палат, – Мартин встретил его на самом входе, с коктейлем в руке и сигаретой в пальцах той же руки. Приобняв в явно не слишком трезвом порыве приятеля за плечи, он подтолкнул его в сторону бара. – У нас сегодня за барной стойкой сам Джексон. Помнишь Джексона?

Эштон пересекся взглядом с прошлым барменом Руно, успевшего стать легендой в определенных кругах. От него люди всегда уходили с пустым кошельком и счастливые.

– Рад видеть, – улыбнулся Эш, пожимая руку еще одному знакомому. – А ты что тут делаешь да еще и за барной стойкой? Разве Мартин сюда не развлекаться приглашал?

– Работа – праздник для меня. Ну что, твой любимый маракеш или что по-убойнее? – Джексон подмигнул Эшу, припоминая его вкусы.

– Давай маракеш, – кивнул тот. – Как Вегас? Слышал, что тебя туда переманили за очень крупную сумму.

– Пока такую машину, как у тебя, я позволить себе не могу, – фыркнул Джексон, колдуя с напитками. А когда закончил то протянул две рюмки Мартину с Эшем, третью взял себе. – Ну что, за юбилей? – подмигнул он хозяину вечеринки и виновнику торжеству в одном лице.

– Юбилей? – повернулся к другу Эштон. – Я слишком мало о тебе знаю. Сколько тебе? Двадцать пять? Тридцать?

– Расслабься. Мой возраст не самое главное, что тебе стоит обо мне знать, – Мартин стукнулся с ним своей стопкой и опрокинул в себе.

Эштон нахмурился. Впрочем, после еще пары стопок, его раздражение совсем ушло на нет.

Подобные вечеринки действительно были тем, что он любил больше всего, чувствуя на них себя рыбой в воде. Много знакомых, почти все знакомые. Хоть он и говорил Виктору, что людей будет немного, но человек тридцать насчитать в не слишком-то и тесной квартире Мартина можно было. В основном, тусовка с Руно – бывшая и нынешняя. Самые близкие, так сказать, для Мартина. Тех, кого он развлекает каждый день. И на чьи деньги живет.

Впрочем, это никого не волновало.

Прошла уже пара часов с тех пор, как Эш приехал. Трезвым его уже назвать нельзя было. Да и о какой трезвости можно говорить, когда баром заведовал Джексон?

На столе уже можно было заметить следы от порошка, но Эштон старался не обращать внимания. Это было не тем, ради чего он приехал сюда. Развлекаться можно было и без кокса, а расслабляться не было нужды – напряжение за время проведенное в большие исчезло. За исключением, конечно, ряда факторов. Например, когда Виктор выносил мозг. Но к этому быстро привыкаешь, как оказалось.

.

В какой момент все перевернулось с ног на голову Эштон не знал. Просто в один момент он разговаривал с Майком, а в следующий просто смотрел в дверной проем, через головы присутствующих, и видел Барри. Сначала ему показалось, что он чокнулся, потому что Барри не мог быть на вечеринке Мартина. Но с каждой секундой он узнавал во все таком же высоком, еще более высоком, чем раньше, кудрявом парне с абсолютно наглой рожей того-самого-Барри.

– Эй, – Майк его пихнул локтем. – Ты чего?

Эштон покачал головой. Оцепенения как в прошлый раз не было. Сейчас он чувствовал себя намного лучше, в себе, но неспокойно. Совершенно, мать его, неспокойно. Какого черта Барри вообще появился тут?

Взгляд не отрывался от парня, удивительно жадно поглощая все изменения в нем. На первый взгляд он почти не изменился, но Эш видел малейший штрих, отличавшийся от Барри-старшеклассника.

К незваному гостю подлетел Мартин и что-то яростно пытался ему доказать, ненавязчиво выталкивая в коридор. Барри улыбался, качал головой, потом кивал, но стоял на месте, не взирая на все попытки хозяина квартиры его выставить. Эштон словно фильм смотрел, чувствуя себя где-то за кадром.

Но потом, сам не зная как, оказался рядом с ними, растягивая губы в широкой улыбке и протягивая ладонь под взглядом округлившихся глазами Мартина, несколько испуганно смотрящего то на него, то на Барри.

– Привет. Эштон Нейтон, ты, наверное, меня не помнишь, – он не думал в этот момент. И, честно говоря, не хотел бы думать – тогда бы считал себя полным дебилом, добровольно идущего в лапы тигра. Точнее, змеи. Если бы у змеи были лапы.

Взгляд светлых глаз Барри задумчиво скользнул по нему, видимо, пытаясь припомнить, но потом кивнул, пожимая ладонь:

– Не помню, но буду рад познакомиться вновь.

Мартин стоял, словно оцепенев. Эштон на него не смотрел, не отрывая взгляда от Барри. С другом он позже разберется и спросит, что Барри забыл на его дне рождения . Впрочем, какая сейчас разница-то? Барри тут, а значит можно сразу решить все свои проблемы с прошлым, аукающимся до сих пор.

– Выпьем? – предложил парень.

– Эштон… – начал было Мартин, хватая его за запястье. – Нужно срочно поговорить.

– Потом. Давай разговоры оставим на более скучный день, чем твой день рождения, – послал приятелю улыбку Эш, стрельнув по привычке глазами в Барри. Тот вновь чуть нахмурил брови, улавливая в жесте нечто смутно знакомое.

Эштон словно погрузился в самого себя. Шестнадцатилетнего. Совершенно невольно погрузился, не понимая, что делает. И не желая понимать. Сейчас мозг преследовал одну цель, словно десять лет назад – Барри.

Все обещания Виктору вылетели из головы, да и при чем тут Виктор-то, когда объект школьной ненормальной страсти стоял прямо перед ним. А у самого Эштона было слишком много нерешенных вопросов с этим самым объектом. И чтобы их решить он явно не думал над адекватностью своих поступков.

Мартин, следя за удаляющейся парочкой, приложил ладонь к лицу – да уж, отличный двадцать пятый день рождения

.

Объявившийся брат и явно спятивший Эштон. Нет ничего лучше.

Но хуже быть могло. Это Мартин понимал лучше всех. Лучше самого Эштона. Потому рука рефлекторно полезла в задний карман джинсов, извлекая из него телефон и быстро набирая сообщение “Приезжай срочно. Барри тут.”

В списке контактов он выбрал Виктора. Больше помощи в случае чего было ждать неоткуда. А самому решить эту проблему Мартин не смог бы.

– Ты так меня и не вспомнил, да? – Эштон оперся бедрами о барную стойку, беря у Джексона очередную порцию алкоголя.

Барри еще раз внимательно на него посмотрел, на позу, на заигрывающую усмешку, получавшуюся у Эштона совершенно автоматически, а потом расплылся в понимающей улыбке:

– Ты тот чокнутый парень, резавший себе вены, верно? Эштон, кажется?

– Не кажется. Впрочем, я удивлен, что ты меня вспомнил. Десять лет прошло, – глоток виски перешел в выпитую порцию залпом. Эштон явно преследовал цель напиться до чертиков.

– Я тоже удивлен, – хмыкнул Барри. Он как раз пил медленно. А потом, оглянувшись, склонив голову набок, оценивающе глянул на собеседника:

– Ты изменился. Внешне. Повадки все те же блядские, – из уст бывшего секс-символа школы это можно было назвать даже комплиментом. – Балуешься еще?

– А ты? – Эш сразу понял о чем идет речь.

– У меня есть немного порошка. Могу поделиться. Не за бесплатно, как ты понимаешь.

– Я помню твою монету, Барри, – в очередной раз улыбнулся Эштон. – Пойдем в ванную. Я не хочу нюхать кокаин у всех на виду.

– Раньше тебя это не смущало.

– Я изменился, ты сам сказал. Но в одном ошибся, я изменился не только внешне.

Барри поймал его улыбку и смысл в ней заключавшийся, хмыкнул и кивнул, отходя к ванной.

Мартин стоял у двери, сосредоточенно куря, следя за ними и постоянно смотря на дисплей телефона. Все его усилия шли коту под хвост. Кто знал, что Барри станет скучно и он решит заглянуть на праздник к сводному братцу, которого, кстати, терпеть не мог.

Виктор несся через город так, как не ездил с момента передозировки Эштона. Сказать, что от полученного сообщения он охуел – не сказать вообще ничего. Сердце, пропускавшее в таких случаях удар, теперь пропустило два; по позвоночнику прошелся холод, каким веет из-за края пропасти. В голове мужчины разворачивались вероятности: начиная от истерики Эштона, через его месть путем соблазнения и откусывания хера и заканчивая полнейшим согласием на все.

К и так хуевому ощущению прибавилось осознание, что там вряд ли обойдется без наркотиков.

Руль Виктор сжимал до побелевших костяшек, действуя, однако, достаточно расчетливо, чтобы не терять времени в процессе. Он помнил все, связанное с чертовым Барри, злость на этого ублюдка клубилась под диафрагмой, и Хил на полном серьезе продумывал, куда сбагрить труп, потому что не менее серьезно собирался расквасить парню рожу и вполне предполагал, что переборщит.

Лишь бы Эштон ни во что не успел вляпаться.

– Где Эштон?

Голос звучал глухо и рычаще, Хил выглядел до невероятного спокойно, но во взгляде, который он обратил на встретившего его Мартина, ярость буквально светилась и выплескивалась. Николсон сравнивал это с состоянием самки, защищающей детеныша. И это было бы весело, если бы не было действительно опасно для виновных. Виктор вспыхивал как спичка. А потом терял контроль.

Мартин кивнул в сторону закрытой двери ванной комнаты.

– Они там уже минут двадцать. И у Барри наверняка есть с собой кокаин. И еще, – Мартин очень серьезно глянул на Виктора. Он уже был полностью трезвым, ситуация не способствовала опьянению. – Я не знаю, что в голове у Эша, но вел он себя в точности, как раньше.

У Виктора заиграли желваки, зубы он стиснул сильнее, подавляя утробное рычание. Он покосился на Мартина.

– Извини, парень, – проронил он, осознавая, что сейчас сильно подпортит веселье, – потом сочтемся.

А затем, сжав кулаки и прикинув расположение петель, подошел к двери в ванную и снес ее выверенным пинком тяжелого ботинка на уровне замка, фыркая и оглядывая помещение, чтобы оценить происходящее. Дверь, распахнувшись, врезалась боковиной в стену. За то, что выступающая ручка не ударилась и не расколола плитку, Хил не ручался.

В ванной поднялся грохот, Эштон, сидевший на бортике ванной, подскочил, а Барри, нависающий до этого над парнем, резко повернулся. Оба были немного растрепанны и испуганны, опять же от внезапного грохота.

На стеклянной полке были рассыпаны остатки порошка, но Эш не выглядел обдолбанным. Просто крайне нетрезвым и явно немного не в себе.

Узнав в нарушителе их атмосферы ностальгии любовника, Эштон чуть отошел назад. Кого-кого, а Виктора он сейчас меньше всего ожидал увидеть.

– Что… – начал было он, но Барри его перебил:

– Какого черта?! Стучаться не учили?

Виктор не удостоил парня ответом и даже толком не дал договорить. Ему хватило двух шагов, чтобы дотянуться и вцепиться Барри в ворот, а потом дернуть на себя, встречая коленом в пах. Согнувшегося в три погибели и опешившего до беспомощности парня мужчина подсек под колени, подтаскивая за шиворот к унитазу и следом опуская в него головой. Этот трюк Хил проделывал в школе как минимум раз в месяц. С тех пор прошло много времени, но у Виктора заодно прибавилось силы. И гнева.